Покушение на Холмса

I

Как сейчас помню, необычайные события, о которых пойдет речь ниже и которые едва не стоили нам жизни, начали разворачиваться однажды ненастным вечером в ноябре 1894 года, через несколько месяцев после чудесного возвращения Шерлока Холмса, едва избежавшего смерти от руки своего заклятого врага профессора Мориарти.

После ужина мы уютно расположились в креслах у горящего камина. Холмс погрузился в чтение толстенного трактата о шифрах эпохи начала царствования Елизаветы, я же предпочел не столь глубокомысленную литературу и ограничился просмотром «Ивнинг стандард», радуясь, что мой друг не занимается сейчас расследованием какого-нибудь запутанного дела и ничто не может выманить нас из дома в такую отвратительную погоду.

Но стоило мелькнуть этой мысли, как Холмс прислушался и, отложив в сторону книгу, заметил:

— Только что подъехал кеб, Ватсон. Я полагаю, что к нам прибыл посетитель. Я сам впущу его.

— Его? — удивленно спросил я.

— Да, несомненно, это мужчина. Вы слышите, как захлопнулась дверца кеба? Ни одна женщина не станет действовать так решительно.

Я но слышал ничего, кроме воя ветра в печной трубе и громыхания ставень, но ничуть не удивился тому, что Холмс расслышал все далекие звуки, о которых он упомянул, так как слух у него был острее, чем у кого-либо из известных мне людей.

Холмс вышел из комнаты и вскоре ввел в гостиную коротенького, плотно сбитого человека с окладистой бородой и настолько широкого в плечах, что он казался квадратным. По гороховому пиджаку и фуражке с козырьком я принял его за моряка. Мое предположение подтвердилось, когда Холмс представил гостя:

— Ватсон, это капитан Ганс ван Вик.

И, повернувшись к нашему посетителю, Холмс предложил:

— Прошу вас, садитесь, сэр.

Ван Вик снял фуражку, обнажив седую шевелюру, такую же густую и всклокоченную, как и его борода. Добродушные морщинки у глаз, прорезавшие задубевшую от непогоды кожу, указывали на жизнерадостную натуру, хотя серьезность его манер свидетельствовала о том, что дело, которое привело его к Холмсу, было не из легких.

— Капитан голландского парохода «Фрисланд», — представился он, опускаясь в кресло, на которое ему указал Холмс; хотя гость говорил на превосходном английском, в его речи слышался все же какой-то гортанный акцент. — Прошу извинить меня за вторжение к вам в столь позднее время, джентльмены. Но леди настаивала, чтобы я обратился именно к вам, а не в официальную полицию.

— Я полагаю, — перебил Холмс, усаживаясь в свое кресло, — что будет лучше всего, если вы для начала расскажете, кто такая эта леди и почему ей столь срочно потребовалась моя помощь.

— Вы совершенно правы, мистер Холмс. Пожалуй, мне лучше всего начать с предварительных сведений. «Фрисланд» — небольшое паровое судно, совершающее плавания между побережьями Германии, Голландии и Юго-Восточной Англии. Мое судно грузовое, но мы берем и пассажиров, правда, немного, так как каюты могут вместить только двенадцать человек. Вчера мы вошли в док Свободной Торговой верфи[27]  в лондонском порту, разгрузились, взяли не борт новый груз и приготовились отправиться в обратный рейс на Роттердам. Мы должны были отплыть во время прилива.

Вечером на борт прибыло несколько пассажиров, в том числе пожилой джентльмен мистер Барнаби Пеннингтон и его дочь. Я сам не видел их, но знаю от стюарда, что они направились прямиком в свои каюты.

Через некоторое время мисс Пеннингтон поднялась на палубу и с некоторым беспокойством обратилась к моему помощнику. Из ее слов было ясно, что она хорошо устроилась и решила заглянуть в каюту, расположенную напротив: убедиться, что отец тоже устроился со всеми удобствами, и пожелать ему спокойной ночи. Постучав в дверь и не получив ответа, мисс Пеннингтон вошла в каюту и увидела, что та пуста, багаж отца перерыт, а крупная сумма денег и некоторые важные документы исчезли.

Помощник известил о происшествии меня, и я тотчас же приказал обыскать все судно, но никаких следов мистера Пеннингтона обнаружить не удалось. Я опросил команду. Никто не заметил ничего подозрительного, хотя это вполне объяснимо. Ночь темная, ненастная, а каждый на борту занят своим делом.

— Мисс Пеннингтон ничего не слышала?

— По-видимому, ничего, мистер Холмс, если не считать приглушенных ударов, которые, как показалось мисс Пеннингтон, доносились с палубы. Шторм бушевал не на шутку.

— А другие пассажиры? Вы говорили с ними?

— Я был слишком занят осмотром судна и опросом команды. Но стюард поговорил с пассажирами. Никто из них ничего не слышал и не видел ничего необычного. В этом рейсе на борту «Фрисланда» было только четверо пассажиров. Я принял, возможно, запоздалые меры предосторожности и приказал поставить вахтенного у трапа на случай, если кто-нибудь надумает искать мистера Пеннингтона на берегу. Впрочем, не исключено, что я, как говорят у вас, англичан, пытаюсь запереть конюшню после того, как лошадь украли.

— Вы хотите сказать, что кто-то мог подняться на борт и похитить незаметно для вас мистера Пеннингтона?

Капитан ван Вик поднял свои большие натруженные руки:

— В такую ночь возможно все, что угодно.

— Вы упоминали, что говорили с мисс Пеннингтон, — продолжал Холмс. — Есть ли у нее хотя бы малейшее представление о том, кто мог бы стать причиной исчезновения ее отца?

— Нет, сэр. Мисс Пеннингтон никого не подозревает. Правда, она предположила, что мотивом преступления могло быть ограбление.

В голосе капитана послышалась неуверенность, и Холмс сразу это почувствовал.

— Но вы сами в это не верите?

— Мне кажется, мистер Холмс, в данном случае речь может идти о чем-то более сложном, чем простое ограбление. Когда я заговорил с мисс Пеннингтон, она весьма неохотно стала обсуждать дела отца и особенно настаивала, чтобы я обратился за помощью только к вам и ни к кому другому. Она написала письмо, которое просила передать вам лично. Вот оно.

Вскрыв конверт, Холмс быстро оглядел вложенный в него лист бумаги и прочитал вслух, чтобы ознакомить с содержанием письма и посетителя и меня.

Дочитав до этого места, Холмс на мгновение остановился, чтобы спросить у капитана ван Вика:

— Не упоминала ли мисс Пеннингтон какие-нибудь подробности этого дела?

— О да, мистер Холмс! — с готовностью ответил капитан. — Она имела в виду дело Блэкмора.

— Вот оно что! — пробормотал мой старый друг. — Насколько я помню, дело было весьма деликатное.

Увидев мой вопросительный взгляд, Холмс пояснил:

— Я занимался его расследованием, когда вы приобрели частную практику в Паддингтоне, и не воспользовался тогда вашими услугами, так как вы лежали с приступом бронхита. Но продолжу чтение письма. Мисс Пеннингтон далее добавляет, причем эта фраза в письме подчеркнута дважды, чтобы я ни в коем случае не извещал об исчезновении ее отца Скотленд-Ярд. Письмо подписано Мод Пеннингтон. Итак, капитан ван Вик, — Холмс сложил письмо и вложил его в конверт, — я, безусловно, принимаю предложение юной леди. Вы прибыли к нам в четырехколесном кебе, которому приказали дожидаться вас, если я не ошибаюсь?

— Кеб ждет меня, мистер Холмс, — ответил капитан, несколько удивленный. — Но как вы узнали, что я приказал кучеру подождать меня?

— Очень просто. Я не слышал, чтобы кеб отъехал, — пояснил Холмс с невозмутимым видом. — Ватсон, не сочтите за труд проводить капитана ван Вика. Я последую за вами через минуту. Мне необходимо оставить миссис Хадсон записку на случай, если мы задержимся. А теперь в путь, мой дорогой друг, и позаботьтесь о вашей экипировке в такую промозглую погоду.

Следуя совету моего старого друга, я натянул длинный плащ и вышел вслед за капитаном ван Виком на улицу, где у кромки тротуара его поджидал четырехколесный кеб. В ожидании Холмса мы укрылись от проливного дождя под поднятым верхом экипажа. Мой друг появился через несколько минут, тяжело прихрамывая, и не без труда взобрался в кеб.

На мой вопрос о том, что случилось, Холмс нетерпеливо ответил, что в спешке подвернул ногу, когда спускался по лестнице, и ему пришлось вернуться, чтобы забинтовать лодыжку.

— Ну что, тронулись? — спросил он. — Все это пустяки. Мы и так потеряли драгоценное время из-за моей неловкости.

Мы отправились в доки по пустынным улицам, по которым вода бежала ручьями, превращая их в притоки Темзы, словно огромная река вышла из берегов и поглотила весь город.

За все время, пока мы ехали, Холмс не произнес ни слова. Он сидел закутавшись в плащ, опустив на уши отвороты своей кепки, и сквозь залитое потоками дождя окно смотрел на мелькавший городской пейзаж. Время от времени при свете уличных фонарей я видел его профиль, казавшийся мне очень суровым: плотно сжатые губы и нахмуренные брови.

Я отнес молчание Холмса за счет боли в лодыжке, но ничего не сказал, чтобы не усиливать его и без того плохое настроение напоминанием о приключившемся с ним досадным случаем.

Капитан ван Вик и я обменялись в дороге несколькими ни к чему не обязывающими репликами, но тоже вскоре умолкли, подавленные неразговорчивостью Холмса и меланхолией, которую навевал дождь, не переставая барабанивший по крыше кеба.

Наконец кеб свернул в конец узкой, плохо освещенной улицы, мы вышли и, предводительствуемые капитаном, отправились к Свободной Торговой верфи.

Не стесняемый более никакими препятствиями ветер, разгулявшийся на просторе реки, дул в полную силу, и его порывы грозили сбить нас с ног. Наклонив головы, мы упорно продвигались в темноте против разбушевавшейся стихии, и только капитан, возглавлявший шествие, казалось, чувствовал себя как дома среди не на шутку разгулявшейся стихии.

С трудом преодолевая могучие порывы ветра, полуослепший от дождя, я успевал мельком заметить только высокие здания складов, громоздившиеся, подобно стенам горного ущелья, справа и слева, высокие корпуса судов на якоре, их мачты и снасти, раскачивавшиеся во все стороны и издававшие громкие стоны.

Ни звезд, ни луны. Скудный свет от нескольких фонарей, бросавших дрожащий желтый свет на вздымающиеся борта судов, освещал их туши и черную, как нефть, воду между ними.

Наконец мы добрались до трапа, по которому капитан ван Вик проворно взобрался на палубу. Мы вскарабкались вслед за ним не столь быстро, крепко держась за натянутый леер. Особенно трудно было подниматься по наклонному трапу хромающему Холмсу.

На палубе у трапа нас встретил вахтенный матрос в непромокаемом плаще с капюшоном и фонарем в руке. Капитан ван Вик о чем-то коротко спросил его и, повернувшись к нам, прокричал сквозь вой ветра:

— Вахтенный говорит, что в мое отсутствие никто не покидал судна! Прошу вас следовать за мной! Я покажу каюту мистера Пеннингтона!

Взяв у вахтенного фонарь, ван Вик быстрыми шагами устремился к корме судна. Холмс и я на ощупь двинулись за ним, стараясь не упускать из виду желтый кружок света, прыгавший по палубе, которая тяжело покачивалась под ногами от начинавшегося прилива. Мы миновали рулевую рубку, и в кромешной тьме кормовой части судна перед нами тускло замерцала пассажирская надстройка с плоской крышей и рядом круглых иллюминаторов. За бортом на стрелах покачивались спасательные шлюпки. Нырнув в низкую дверь, мы оказались в крохотном помещении, от которого начинался освещенный свисавшими с потолка лампами коридор с несколькими дверями по обе стороны.

Капитан ван Вик открыл одну из них и объявил:

— Каюта мистера Пеннингтона.

Каюта была небольшой. Основную часть ее занимали две койки. Одна из них была завалена грудой разбросанных вещей. Рядом на полу валялся пустой кожаный чемодан. Судя по следам, в ограниченном пространстве каюты произошла борьба. Одна из занавесок на иллюминаторе была сорвана с колец, а таз под раковиной умывальника, закрепленный в специальном гнезде, был залит кровью.

Холмс остановился на пороге каюты. Голова его была поднята, как у охотничьей собаки, почуявшей след. Наконец он вошел, внимательно рассмотрел таз и чемодан, потом сосредоточил внимание на иллюминаторе и, отодвинув в сторону занавеску, принялся разглядывать массивный бронзовый винт, которым был закреплен иллюминатор. Винт был ввинчен до упора. Впрочем, отверстие иллюминатора было таким узким, что пролезть в него мог бы разве что ребенок, но никак не взрослый человек.

Капитан ван Вик с нескрываемым интересом наблюдал за действиями Холмса, пробормотав мне на ухо:

— Сердце радуется смотреть, как работает мастер! — И добавил уже громко: — Если вы уже закончили осмотр, мистер Холмс, я полагаю, что мы могли бы поговорить с мисс Пеннингтон. Насколько мне известно, она очень хочет встретиться с вами.

Холмс согласился, и мы вслед за капитаном прошли к каюте напротив, в дверь которой капитан ван Вик предварительно несколько раз постучал. Так и не получив ответа, он повернул ручку и, приоткрыв дверь, осторожно заглянул в каюту.

При свете лампы мы сразу увидели, что каюта пуста, хотя некоторые признаки свидетельствовали, что еще недавно она была занята. На крючке за дверью висел дамский плащ, а на подушке, тщательно сложенный, лежал ночной халат.

Никаких следов, которые указывали бы на то, что здесь происходила борьба, как в каюте мистера Пеннингтона, не было. И все же нам стало ясно, что мисс Пеннингтон покинула каюту не по своей воле: в воздухе витал сладковатый запах хлороформа. Этот запах был, несомненно, знаком и капитану. Едва ощутив его, он бросился на палубу, крикнув, чтобы мы следовали за ним.

Когда мы догнали его, капитан о чем-то оживленно беседовал на каком-то иностранном языке, который я принял за голландский, с широкоплечим бородатым человеком, который был его помощником Баккером, как я узнал позднее. Судя по выражению лица и жестам помощника, он был поражен ничуть не меньше нашего исчезновением мисс Пеннингтон, последовавшим так быстро за исчезновением ее отца.

Вин Вик энергично взмахнул рукой и пролаял помощнику какие-то приказания. Затем, кивнув, чтобы мы следовали за ним, стал спускаться по предательски скользким от дождя железным ступенькам в свою каюту, расположенную прямо под рубкой.

Каюта капитана была несколько просторнее, чем пассажирские. В ней была койка, на стене красовались полки с вахтенным журналом и лоциями, а широкий стол служил для заполнения различных документов. На стенах были развешаны карты, а рядом со столом к полу была привинчена бронзовая плевательница.

— Странная это история, джентльмены, — обратился к нам ван Вик, когда мы разделись. — Бесследно исчезают двое пассажиров! Такого не случалось за все годы, что я плаваю! Я приказал помощнику еще раз обыскать все судно. Он доложит, как только обыск закончится.

— А что, если не удастся обнаружить мисс Пеннингтон? — спросил Холмс.

— В таком случае я вынужден буду обратиться в полицию, несмотря на ее категорическую просьбу ни при каких обстоятельствах не делать этого. Другого выбора нет. Исчезновение юной леди заставляет меня просто теряться в догадках. Ее не могли увезти на берег. Вахтенный у трапа со всей определенностью утверждает, что никто не покидал судно. Можете ли вы как-то объяснить это загадочное происшествие, мистер Холмс?

— Должен признаться, я в полной растерянности, — произнес мой старый друг с виноватым выражением лица. — Исчезновение мистера Пеннингтона еще можно как-нибудь объяснить: его могли похитить. Но дочь! Это совершенно другое дело. Единственное логическое заключение, которое можно сделать, — мисс Пеннингтон где-то на судне.

— Совершенно с вами согласен, мистер Холмс. Но обыск займет по крайней мере два часа, ведь здесь есть немало местечек, где можно укрыться. Даже если мне придется отложить выход в море, обыск будет доведен до конца! — философски заметил ван Вик, пожав плечами. — А пока, джентльмены, не хотите ли выпить со мной по стаканчику шнапса? Очень помогает от простуды.

Я уже готов был отказаться, так как не очень люблю крепкие напитки и предпочитаю иметь ясную голову во время сложного расследования, но, когда Холмс согласился, почувствовал, что не принять гостеприимное приглашение было бы с моей стороны невежливо.

— Предлагаю выпить за успешный исход этого дела!— предложил наш хозяин.

Отвернувшись, он открыл небольшой сундучок, достал из него квадратную бутылку и три стакана, наполнил их и, вручив нам с Холмсом по стакану, поднял свой.

— Пьем до дна! — воскликнул он. Голубые глаза ван Вика блеснули, когда он, откинув назад голову, одним залпом проглотил свою порцию.

Я последовал его примеру и почувствовал, что шнапс обжег мне горло. Как средство от простуды в ту бурную ночь он был просто великолепен. Через какие-то мгновения я почувствовал, как приятное тепло разливается по всему телу.

Холмс со стаканом в руке расхаживал по капитанской каюте, потом стал рассеянно разглядывать одну из карт, приколотую к стене над столом. Мне неоднократно приходилось видеть Холмса в таком состоянии, когда расследуемое дело настолько захватывало его, что он забывал обо всем окружающем.

— Вы не выпили за наш тост, мистер Холмс, — напомнил капитан ван Вик.

— Прошу прощенья, — отозвался Холмс. — Я задумался. За наш успех, капитан!

И он уже поднял свой стакан, как вдруг покачнулся и упал бы, если бы не ухватился свободной рукой за стол. Но тут же выпрямился и, закинув голову, выпил шнапс.

Что именно заставило Холмса на миг потерять равновесие: особенно сильная волна, качнувшая судно, или вывихнутая лодыжка, я в тот момент не понял, так как почувствовал приступ необычайной слабости. Каюта стала качаться то вверх, то вниз, как будто «Фрисланд» уже вышел в открытое море.

Последнее, что я запомнил, это слова улыбающегося Холмса, который поставил пустой стакан на стол:

— Боюсь, что я плохой моряк, капитан ван Вик. Никак не могу приспособиться к качке. Но ваш шнапс превосходен, и я думаю, что все будет в полном порядке.

В следующий момент перед глазами у меня все закружилось, и я погрузился в пучину забвенья.