"Секретные дела Холмса" - читать интересную книгу автора (Томсон Джун)

IV

По сравнению с тем, что я проделал ночью, полученные мной от Холмса инструкции на утро выполнить было сравнительно несложно.

Позавтракав, я нанял двуколку, принадлежавшую хозяину гостиницы, и отправился в Гилфорд, чтобы вызвать инспектора Дэвидсона из полицейского управления графства Сюррей.

Холмс отзывался о нем как об умном, энергичном полицейском, и это описание было точным, в чем я имел возможность убедиться, когда меня провели в кабинет инспектора Дэвидсона и я увидел его настороженный взгляд и почувствовал крепкое рукопожатие.

Хотя инспектор Дэвидсон и ждал меня (Холмс предусмотрительно нанес ему визит еще во время своей первой поездки в Гилфорд), цель и характер расследования, по-видимому, оставались для него столь же неясными, как и для меня.

— Мне известно лишь, что речь может идти о предъявлении самых тяжелых обвинений, — сказал Дэвидсон. — Если бы меня об этом не попросил сам мистер Шерлок Холмс, я бы трижды подумал, прежде чем ввязываться в такое дело. Но как искренний почитатель методов мистера Шерлока Холмса, я готов выполнить его просьбу и сопроводить вас в «Айви-хаус», хотя мне было бы гораздо спокойнее, знай я заранее, какие улики обнаружил мистер Холмс и какие обвинения в связи с этим выдвинуты.

— Боюсь, что не могу ничем вам помочь, инспектор, — пробормотал я, испытывая чувство неловкости. — Мистер Холмс не счел возможным посвятить меня во все детали, подчеркнув лишь, что дело весьма срочное и не терпит отлагательств,

— Тогда нам лучше всего сразу же отправиться в путь, — решительно заявил Дэвидсон к моей великой радости, так как я уже стал опасаться, что он передумал и готов отказаться от данного ранее согласия.

Всю дорогу Дэвидсон продолжал засыпать меня вопросами, и мне стоило немалых усилий умолчать о тех беззаконных действиях, которые совершили накануне ночью Холмс и я. Вопросы прекратились, только когда мы подъехали к «Айви-хаус», где нас поджидал Холмс, все еще в роли пациента с унылым видом разгуливавший по террасе.

Но едва наша двуколка остановилась, как Холмс тут же перестал изображать меланхолика, расправил плечи и поспешил к нам навстречу.

— Видите ли, мистер Холмс, я хотел бы ознакомиться с уликами…— начал было инспектор Дэвидсон.

Но договорить он не успел. Холмс сразу же перехватил инициативу. Словно ревностная овчарка, которая гонит упирающееся стадо, он заставил нас промчаться в дом, отстранил онемевшую горничную и бесцеремонно распахнул кабинет Росса Кумбза.

Доктор, сидевший за письменным столом, при вашем вторжении встал. На его лице было странное, если учесть обстоятельства, выражение — одновременно нечто вроде страха и, как мне показалось, облегчения.

Но первой обратилась к нам миссис Роули. Она стояла возле доктора Росса Кумбза и, наклонившись, показывала ему что-то в лежавшей перед ним бухгалтерской книге. Когда мы ворвались в кабинет, она выпрямилась и бросила на нас испепеляющий взгляд блестящих черных глаз.

— Что означает это несанкционированное вторжение? — с негодованием вопросила она.

Я почувствовал, как стоявший рядом со мной инспектор Дэвидсон, хотя и был в мундире, съежился в ее царственном присутствии. Даже я, встречавшийся с миссис Роули не так давно, засомневался, мудро ли поступает Холмс, нарываясь на неизбежное столкновение со столь грозной особой: разве не лучше было бы решить дело более дипломатично, не доводя до скандала?

Однако Холмса подобные мысли, видимо, не посещали. С торжественным видом он извлек из кармана ту самую пачку бумаг, которую несколькими часами ранее похитил из конторки.

— Если не ошибаюсь, это ваше имущество, миссис Роули? — поинтересовался он. — Или вы предпочитаете, чтобы вас по мужу называли иначе — например, миссис Эдвард Синклер или миссис Гарольд Уорбертон?

Шок, который я испытал, услышав это имя, не шел ни в какое сравнение с тем эффектом, который произвел вопрос Холмса на миссис Роули.

Оскалив зубы, она, как тигрица, бросилась на Холмса и расцарапала бы ему лицо ногтями, если бы он крепко не схватил ее за кисти и не усадил в кресло. Она не сводила с Холмса ненавидящего взгляда. В чертах ее лица, все еще искаженного хищной гримасой и недавно столь миловидного, не осталось и следов утонченности или достоинства, приличествующих даме ее возраста и положения.

В короткой схватке ее волосы, уложенные в гладкий пучок, растрепались, и теперь локоны в беспорядке падали ей на лицо, отчего мне на память пришла иллюстрация из школьного учебника греческой мифологии с изображением Медузы Горгоны со змеями вместо волос и взглядом, обращавшим в камень даже самых отчаянных храбрецов.

Глядя на нее, корчащуюся в кресле, я, должен признаться, ощутил в сердце такой же холодок страха, какой почувствовал в детстве, когда впервые увидел портрет ужасной Медузы.

Другие участники этой сцены, должно быть, чувствовали себя ничуть не лучше. Доктор Росс Кумбз опустился в кресло и со стоном закрыл лицо руками. Инспектор Дэвидсон невольно попятился, как бы не желая видеть превращение респектабельной матроны в дикое существо, извивающееся в руках Холмса и исступленно выкрикивающее, что мой старый друг вор и лжец.

Только на Холмса эта тягостная сцена, казалось, не произвела ни малейшего впечатления. Продолжая держать руки миссис Роули и наклонившись к ней так, чтобы его лицо оказалось вровень с ее лицом, он тихо и вежливо произнес:

— Прошу вас, мадам, успокойтесь, или мне придется попросить инспектора надеть на вас наручники и вывести из комнаты. Я уверен, что вы не захотите предстать перед прислугой в столь унизительном виде.

Не могу сказать, что именно подействовало наконец на миссис Роули, угроза или обходительные манеры невозмутимого Холмса, только она стала успокаиваться. Мало-помалу истеричные крики затихли. Наконец, она умолкла и, закрыв глаза, откинулась в кресле: жалкая обессилевшая женщина.

— А теперь, — проговорил Холмс, поворачиваясь к инспектору Дэвидсону и протягивая ему пачку бумаг, — я передаю эти документы, чтобы вы их изучили. В них вы найдете достаточно оснований, чтобы предъявить миссис Роули обвинения в нескольких случаях двоемужества, а также шантаже и вымогательстве. Что касается роли доктора Росса Кумбза в этой печальной истории, то дело официальных полицейских властей решить вопрос о степени его виновности. Насколько я могу судить по этим документам, он скорее жертва заговора, чем его участник.

Услышав свое имя, доктор Росс Кумбз поднял голову и впервые за все время заговорил, обращаясь к Шерлоку Холмсу. С каждым словом голос его звучал все увереннее, и в нем уже слышались властные нотки.

— Не знаю, кто вы, сэр, но мне ясно одно: вы наверняка не мистер Джемс Эскотт, страдающий от меланхолии. Каково бы ни было ваше подлинное имя, я признателен вам за то, что вы разорвали эту чудовищную паутину, удерживавшую в своем плену в течение многих лет стольких мужчин и женщин. Я готов признать свою вину по всем пунктам обвинения, которые будут выдвинуты против меня, и приложу все усилия к тому, чтобы и миссис Роули сделала то же самое.

Прервав на мгновение свою речь, он бросил на нее взгляд, исполненный жалости и презрения, и продолжил:

— Я охотно предоставлю властям любую дополнительную информацию, которая может потребоваться для передачи дела в суд. Если сейчас вам необходима от меня какая-нибудь помощь, вам стоит только сказать мне об этом.

— Благодарю вас, доктор Кумбз, — мрачно произнес Холмс, слегка поклонившись в знак признательности. — Я хочу, чтобы вы безотлагательно послали за моим клиентом, полковником Уорбертоном, дабы мы могли немедленно увезти его из вашей клиники. Кстати, мое имя Шерлок Холмс, и это расследование я предпринял по просьбе жены полковника.

По выражению лица доктора я понял, что имя Холмса не было для него неизвестным, однако Кумбз воздержался от комментариев, а вместо этого встал, подошел к камину и позвонил в колокольчик. Он отдал краткое распоряжение через полуоткрытую дверь, и, вернувшись к письменному столу, захлопнул раскрытую бухгалтерскую книгу, записи в которой обсуждал с миссис Роули, когда мы ворвались в его кабинет. Доктор протянул книгу инспектору Дэвидсону.

— Вы, несомненно, захотите ознакомиться с финансовым положением клиники, — пояснил он. — Здесь все необходимые сведения о взносах, поступивших от пациентов, подлинных и мнимых, вроде полковника Уорбертона, помещенных в клинику незаконно, за что я несу частичную ответственность.

Тут я не выдержал. Сказались и треволнения ночи, и то, что я почти не спал, и бурные события этого утра, смысл которых я так до конца и не постиг.

— Но объясните, прошу вас, доктор Кумбз, вам-то зачем все это было нужно? — взорвался я. — До выхода на пенсию вы были одним из наиболее известных невропатологов Англии! Как вы дали себя вовлечь в столь чудовищную аферу?

— Об этом вам надо спросить у сидящей здесь леди, — тихо проговорил Кумбз. — Она объяснит все лучше меня.

Но миссис Роули продолжала хранить молчание, отвернувшись и прижав к губам платочек.

— Вижу, мне придется объясниться самому, — чуть подождав, промолвил доктор Росс Кумбз. — История эта постыдная, и излагать вам ее не доставляет мне никакого удовольствия. Но я расскажу все как есть, ничего не утаивая.

Еще в бытность мою практикующим врачом на Харли-стрит я нанял миссис Роули экономкой и домоправительницей. Она великолепно справлялась со своими обязанностями и казалась мне человеком честным и заслуживающим доверия, что было для меня очень важно, так как вскоре после того, как миссис Роули появилась в моем доме, я опрометчиво вступил в личные отношения с одной из моих пациенток, женщиной замужней. Если бы о наших отношениях стало известно в обществе, это погубило бы нас обоих.

Спешу уведомить вас, что в наших отношениях не было ничего предосудительного: мы лишь переписывались и изредка, в нерабочие часы, встречались в моей приемной, где моя приятельница поверяла мне некоторые свои личные проблемы. Она была несчастна в браке: муж ее, человек грубый, занимал высокое положение в обществе. Я к тому времени был вдовцом с многолетним стажем. Сблизило нас наше одиночество, взаимная симпатия и сочувствие. Больше ничего.

И все же мы вели себя глупо, так как наши отношения легко можно было истолковать превратно. Ей грозила унизительная процедура бракоразводного процесса с почти неизбежной перспективой потерять детей. Я рисковал лишиться врачебного диплома за непрофессиональное поведение.

Наивно я полагал, что могу полностью доверять миссис Роули. И только когда заговорил о своем намерении продать практику, выйти в отставку и поселиться где-нибудь в сельской местности, она показала свое истинное лицо. Эта женщина стала угрожать мне: если я не выполню ее требования, она поведает всем о моих отношениях с пациенткой, которые, должен заметить, давно прекратились, так как моя приятельница вместе с семьей уехала из Лондона. Миссис Роули сообщила мне, что сняла копии с ее писем, которые я неосмотрительно хранил в письменном столе как память о наших трогательных отношениях. Более того, оказалось, что она составила подробнейший перечень наших тайных свиданий. Выяснилось также, что наши разговоры миссис Роули подслушивала из соседней комнаты и записывала их. Если бы я отверг ее предложения, миссис Роули грозила переслать все эти записи мужу моей приятельницы.

— Но вам нечего было бояться огласки, коль скоро вы решили выйти в отставку, — заметил Холмс.

— Разумеется, мистер Холмс. Но я должен был заботиться не только о своем имени, но и о репутации дамы.

— А в чем, собственно, состояли предложения миссис Роули? Я полагаю, они каким-то образом связаны с вашим решением открыть частную лечебницу?

— Вы совершенно правы. Миссис Роули заявила, что ей надоело быть на вторых ролях, то есть домоправительницей. Мне предлагалось истратить капитал, вырученный от продажи места практикующего врача на покупку подходящей усадьбы и заняться поиском частных клиентов. Сама миссис Роули, имея некоторый опыт работы в качестве медицинской сестры, намеревалась взять на себя обязанности сестры-хозяйки и совладелицы клиники. Кроме того, она хотела вести все финансовые дела и общий надзор за повседневной работой клиники.

— Иными словами, она становилась полновластной хозяйкой лечебницы? — переспросил Холмс.

Доктор Росс Кумбз ничего не ответил, только утвердительно кивнул головой.

— А когда мистер Роули предложила помещать в клинику таких пациентов, как полковник Уорбертон? — поинтересовался Холмс. — Я полагаю, что это была ее идея?

— Да, миссис Холмс, хотя меня и сейчас мучает стыд за то, что я не сумел воспротивиться этому. В то время я мог лишь пробормотать в свою защиту, что мне не вполне ясны все последствия такого шага. Предложение последовало через несколько месяцев после открытия клиники, когда выяснилось, что несколько мест остаются вакантными. Миссис Роули сообщила мне, что одному из ее бывших пациентов, с которым она состоит в переписке, не повредило бы пройти курс лечения в течение нескольких недель. Не помню, о ком именно шла речь. Вы, несомненно, найдете имя этого пациента в бухгалтерской книге и в личных бумагах миссис Роули. Уже после его прибытия мне стало ясно, что пациент помещен в клинику против своей воли, ничем не болен и что речь идет просто о жертве вымогательства и шантажа. Взнос за него и за других подобных пациентов, мужчин и женщин, поступавших в клинику в течение следующих двух лет, был значительно выше, чем плата за обычный курс.

— Не думаю, чтобы миссис Роули руководствовалась только меркантильными соображениями, — тихо заметил Холмс, глядя на «экономку», которая сидела с каменным лицом. — Вам никогда не приходилось видеть, как кошка играет с мышью, доктор Кумбз? Вы бы увидели, с каким наслаждением кошка мучает свою жертву. Она то отпустит немного, то снова схватит когтями и подбросит в воздух. Деньги важны, но самое главное — это игра! Следить за страданиями жертвы — вот что главное, сэр! В этом главное наслаждение, которое, видимо, приносит ни с чем не сравнимое удовлетворение!

Едва Холмс произнес эти слова, как дверь отворилась, в кабинет вошел полковник Уорбертон. Если бы мы хотели получить подтверждение тому, до какого ужасного состояния доводит миссис Роули свои жертвы, то Гал Уорбертон был живым воплощением этих ее усилий.

Мне никогда не приходилось видеть человека, который изменился бы так сильно. Из высокого стройного мужчины с отменной выправкой он превратился в жалкое, горестно поникшее подобие самого себя, в нерешительности стоящее сейчас на пороге с чемоданом в руке, неуверенно оглядываясь по сторонам.

— Мой дорогой друг! — воскликнул я, бросаясь в нему и всеми силами пытаясь скрыть, как поразил меня его жалкий облик.

Мы обменялись рукопожатием, и я с облегчением увидел улыбку на изможденном лице полковника.

— Ватсон! — вскричал он. — Как я рад снова увидеть вас после стольких лет!

Затем выражение его лица внезапно изменилось, в он цепко ухватил меня за руку:

— Ради Бога, только не говорите мне, что вы тоже попали в лапы этой ужасной женщины!

— Нет, нет! — поспешил я успокоить его. — Наоборот, я здесь для того, чтобы забрать вас отсюда. Зловещим планам миссис Роули не суждено исполниться, и теперь вы, дорогой Гарольд, снова свободны.

При данных обстоятельствах длинные объяснения вряд ли были бы уместны, и я ограничился только тем, что представил Уорбертона Холмсу и инспектору Дэвидсону и кратко поведал ему о событиях, которые привели нас в «Айви-хаус».

Холмс и я отправились на станцию Гилфорд, прихватив с собой Уорбертона, а инспектор остался, чтобы предъявить миссис Роули и доктору Россу Кумбзу обвинения.

И только когда мы со всеми удобствами расположились в уютном купе первого класса, Гал Уорбертон смог поведать нам, как он стал жертвой шантажа со стороны миссис Роули. Как практикующий врач, я с радостью отметил, что он несколько оправился от того ужасного обращения, которому подвергался в «клинике» своей мучительницы, и начинает обретать свою обычную уверенность.

Гарольд познакомился с этой женщиной, когда был молодым субалтерном в Олдершоте[18]. Отец опасно заболел тяжелой формой пневмонии, и ему предоставили отпуск по уходу за родителем. Там-то Гал и увидел миссис Роули, которую семейный врач пригласил к отцу в качестве медицинской сестры. Тогда она носила имя мисс Хардинг.

— Должен признаться, — заметил Уорбертон, бросив на нас смущенный взгляд, — что я немедленно попал под влияние этой красавицы, что с ее стороны было, как я догадываюсь, чистым расчетом. В свою защиту могу лишь добавить, что забота о здоровье отца, а также молодость и неопытность делали меня особенно беззащитным против чар мисс Хардинг. Она была необычайно красивой женщиной, хотя старше меня, и казалась доброй и отзывчивой. За те семь дней, которые я провел в доме отца, между нами вспыхнула любовь, и после моего возвращения в Олдершот мы продолжали переписываться.

Через несколько недель мой отец умер, мне пришлось приехать на похороны и заняться приведением в порядок его финансовых дел. К тому времени мои чувства к мисс Хардинг несколько охладели, и я решил порвать наши отношения, как не приличествующие офицеру. Но когда я заговорил с ней об этом, мисс Хардинг страшно разгневалась. Выходило так, что я скомпрометировал ее доброе имя, и если я не соглашусь немедленно жениться, то она будет вынуждена обратиться к командиру моего полка и передать ему полученные от меня любовные письма.

После такого скандала моя военная карьера была бы погублена. Мне ничего не оставалось, как согласиться, и вскоре мы поженились. Свадебная церемония состоялась в Лондоне и была очень скромной. На ней присутствовали только два престарелых прихожанина, согласившиеся выступить в роли свидетелей.

По взаимному согласию мы решили держать наш брак в тайне и расстались сразу же после бракосочетания. Я вернулся в свой полк, а она — к себе в Стритэм, куда я ежемесячно посылал ей некоторую сумму денег на содержание. Больше я ее никогда не видел. Менее чем через год я получил письмо от её поверенного, в котором тот уведомлял меня, что в дальнейшем я должен буду переводить требуемую сумму через него.

— С годами эта сумма, несомненно, возрастала, и вы продолжали посылать деньги и после того, как отправились служить в Индию? — поинтересовался Холмс. — Это она неплохо придумала, полковник Уорбертон. Действуя через своего поверенного, мисс Хардинг, ваша так называемая жена, получала возможность скрывать от вас свое местонахождение на тот случай, если бы вам понадобилось установить, где она находится, и в то же время она могла неусыпно следить за всеми вашими передвижениями.

— Так называемая жена! — подпрыгнул на месте Гал Уорбертон.

— Разумеется, так называемая, — холодно повторил Холмс, извлекая из кармана записную книжку. — Просматривая документы, которые я извлек из конторки миссис Роули, я выписал даты выдачи нескольких свидетельств о браке, которые обнаружил среди бумаг. Если я не ошибаюсь, церемония вашего бракосочетания состоялась двадцать пятого ноября тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года? К этому времени миссис Роули уже состояла в двух браках: в первый она законно вступила с неким мистером Рэндольфом Фэйрбразером, во второй незаконно — еще находясь в первом, — с неким мистером Джеймсом Тиркеттлом! Оба мужа через разных поверенных выплачивали ей известные суммы на содержание и, подобно вам, имели веские причины для того, чтобы хранить свой брак в тайне. Были у миссис Роули мужья и после вас. Всего их было пятеро, впрочем, имена мужей в данный момент интереса не представляют.

— Значит, я теперь действительно свободный человек! — с облегчением вздохнул Уорбертон.

— И законно женаты на вашей нынешней супруге, — подтвердил Холмс.

Мой старый армейский друг молча пожал нам руки, не в силах вымолвить ни слова от переполнявших его чувств.