"Властелин колец" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Рональд Руэл)
Глава IX «ГАРЦУЮЩИЙ ПОНИ»
Пригорье было главным селением здешних мест, еще три ютились неподалеку: за горой — Подстенок, в глубокой теснине к востоку — Гребешок и Арчет у опушки Четбора — словом, жилой островок среди пустынного края. На две-три мили от подошвы горы простирались пашни и отступал лес.
Жили здесь темно-русые, ширококостные, приземистые люди веселого и независимого нрава; никаких властей они не признавали, зато с хоббитами, гномами и эльфами ладили не в пример лучше, чем тогдашние (да и теперешние) Громадины. Согласно их собственным преданьям явились они сюда раньше всех прочих: они, мол, прямые потомки первых западных поселенцев незапамятных времен. Уйму народу сгубили древнейшие усобицы, однако же, когда цари и князья возвратились из-за Великого Моря, пригоряне жили себе да поживали, где и прежде, и живут-поживают там до сих пор, а былые цари и князья давным-давно уж стали небывальщиной.
Во времена нашей повести иных людей и не водилось на дальнем Западе, во всяком случае на добрую сотню лиг вокруг Хоббитании. Только в глухомани за Пригорьем скитались какие-то странные бродяги: пригоряне прозвали их Следопытами, а откуда они взялись, было неизвестно. Они были не по-здешнему рослые и смуглые, видели будто бы чуть не сквозь стену, слышали, как трава растет, и понимали звериный и птичий язык. Бродяжили они где-то на юге, ходили и на восток — до самых Мглистых гор; правда, становилось их все меньше и появлялись они все реже. А когда появлялись — приносили новости из дальних земель, рассказывали чудные стародавние сказания, и слушать-то их слушали охотно, однако недолюбливали.
Местные хоббиты, довольно многочисленные, опять-таки обитали здесь якобы с наидревнейших времен, задолго до того, как их сородичи перешли Брендидуим и заселили Хоббитанию. Хоббиты облюбовали Подстенок, но строились и в Пригорье, особенно выше по склону, над людскими жилищами. Громадины и Коротышки (как они называли друг друга) жили по-соседски; со своими делами те и другие управлялись на свой лад, но считали, что они два сапога пара. Больше нигде в нашем мире такого необычного (и образцового) благоустройства не было.
Ни здешние Громадины, ни Коротышки были не охотники до путешествий: им и своих новостей хватало — как-никак четыре селения. Иной раз пригорянские хоббиты добирались до Забрендии, а то и до Восточного удела; да и до них было недалеко добираться: день езды от Брендидуимского моста, — но гостей из Хоббитании тоже наезжало маловато. Редкий Брендизаик или особо шустрый Крол гостил в трактире денек-другой; однако теперь и такого почти не случалось. Пригорян и всех прочих заграничных хоббитов в Хоббитании называли чужеродцами и чурались их: они, мол, тупые и неотесанные. Таких чужеродцев развелось в ту пору на Западе куда больше, чем думали в Хоббитании. Иные из них и правда были сущие бродяги: рыли норы где ни попадя и чуть что-снимались с места. Но как раз в Пригорье-то жили хоббиты основательные и зажиточные, ничуть не плоше своей дальней родни в Хоббитании. И не совсем еще забылись те времена, когда дорога между Пригорьем и Хоббитанией была торной. Многие Брендизайки, как ни считай, были родом из Пригорья.
Каменных людских домов было в Пригорье до сотни, мостились они большей частью на косогоре над Трактом, окнами на запад. С этой стороны гору огибал уходящий за склоны полукружием глубокий ров, а за ним тянулась надежная ограда. Тракт пересекал ров по гати и утыкался в добротные ворота. От южной окраины селения Тракт продолжался — за воротами такими же добротными. Под вечер те и другие накрепко запирались, и привратницкие будки стояли за ними.
Внутри селения дорога сворачивала направо, к подножию горы, и подводила к большому трактиру. Он был построен очень давно, когда эта дорога не пустовала. Ведь Пригорье строилось на древнем перекрестке, и старая-старая дорога пересекала Великий Тракт к западу от селения, и в былые дни не только люди, но и разный прочий народ хаживал тамошними путями. «Такого и в Пригорье не услышишь», — говорили в Восточном уделе, и говорили по старой памяти, с той поры когда в трактире обменивались новостями с юга, севера и востока, а хоббитанским хоббитам доводилось их выслушивать. Но северный край давно опустел, и северный путь зарос травой: пригоряне называли его Неторным Путем.
А трактир как стоял, так и стоит, и трактирщик по-прежнему важная персона. Там у него собираются лентяи, болтуны, завзятые сплетники всякого роста из всех четырех селений, находят приют Следопыты и прочие бродяги, останавливаются путники, почти что все гномы — а кому еще ездить по Великому Тракту, туда и сюда.
Совсем стемнело, когда Фродо и его спутники, уже при звездах, миновали Неторное Перепутье и наткнулись на запертые Западные Ворота. Впрочем, за воротами была сторожка, а в сторожке сидел человек. Он изумленно вскочил и с фонарем в руках поспешил им навстречу.
— Кто такие, откуда едете? — неприветливо спросил он.
— Хотим остановиться у вас в трактире, — ответил Фродо. — Едем на восток, а пока что приехали сюда.
— Хоббиты! Целых четыре хоббита! Судя по выговору, из самой Хоббитании, вот оно как! — пробормотал привратник.
Потом он не спеша растворил ворота и пропустил путников.
— Редко прибывают к нам ночью гости из Хоббитании! — продолжал он вслух, когда они задержались у ворот. — А чего это, простите, вам понадобилось ехать на восток, еще дальше Пригорья? И как вас величать прикажете, не сочтите за любопытство?
— Мало ли как нас величают и мало ли что нам понадобилось, — отрезал Фродо, — здесь не место об этом разговаривать. — Ему не понравился чересчур любознательный привратник.
— Да ведь с меня же спросят, кого я пропустил по ночному времени, — стал оправдываться тот.
— Мы — хоббиты из Забрендии, дела у нас у всех разные, добрались вот до вас, — сказал Мерри. — Я, например, Брендизайк. Чего еще-то? А нам говорили, что пригоряне всегда рады гостям.
— Да рады, еще бы не рады! — заверил их привратник. — Я-то ничего такого, а вы вот погодите, вас еще доймут расспросами! Уж подумаешь, старый Горри полюбопытствовал… К нам нынче кто только не забредает. В «Пони» придете, так сами удивитесь.
Привратник пожелал им доброй ночи, они кивнули и проехали; однако Фродо заметил, что он поднял фонарь и смотрит им вслед. Ворота лязгнули: хоть это хорошо — запираются. Почему это привратнику так интересно про хоббитов из Хоббитании? Может, Гэндальф про них спрашивал? Очень просто: они Лесом да Могильниками, а он уже здесь… Все равно, как-то подозрительно глядел привратник и неприятно разговаривал.
А привратник посмотрел-посмотрел вслед хоббитам и пошел в свою сторожку. Но едва он повернулся спиной к воротам, их перемахнул какой-то человек — и тут же растворился в уличной темноте.
Хоббиты ехали по улице и с удивлением оглядывали непривычно большие дома. Когда Сэм увидел трехэтажный многооконный трактир, у него даже сердце упало. Великаны выше деревьев и прочие чудища — ладно, это когда-нибудь потом; а тут кругом Громадины-люди и огромные людские дома — честное слово, хватит, на сегодня уж натерпелись. Может, вообще черные оседланные кони стоят во дворе трактира, а Черные Всадники глядят на подъезжающих из окон?
— Неужели же, сударь, здесь и остановимся? — спросил он у Фродо. — Лучше поспрошаем каких ни на есть хоббитов — все привычнее!
— А чем тебе плох трактир? — отозвался Фродо. — И Том Бомбадил нам сказал: сюда. Погоди, внутри небось поуютнее.
Трактир, если приглядеться, и снаружи обещал уют. Он стоял у самого Тракта, два крыла его упирались в склон холма, так что окна второго этажа были сзади вровень с землей. Широкие ворота вели во двор; вход в дом был слева, над шестью широкими ступеньками. Дверь украшала гордая вывеска:
«ГАРЦУЮЩИЙ ПОНИ», СОДЕРЖИТ ЛАВР НАРКИСС.
Многие окна первого этажа чуть светились из-за плотных штор.
Они оставили во дворе нерасседланных пони и поднялись по ступенькам, Фродо вошел первым и чуть не натолкнулся на лысого, краснолицего толстяка в белом переднике. Он мчался наперерез, из одной двери в другую, с подносом, заставленным пенистыми пивными кружками.
— Можно у вас… — начал Фродо.
— Мигом, я мигом! — крикнул тот через плечо и канул в табачный дым и гул голосов.
В самом деле, не успел Фродо опомниться, как он уже снова стоял перед ним.
— Добрый вечер, маленький мой господин! — сказал он. — Что угодно?
— Четыре постели и стойла для пятерых пони. А вы — господин Наркисс?
— Вот именно! — обрадовался толстяк. — А зовут меня Лавр. Лавр Наркисс к вашим услугам! Из Хоббитании? — спросил он и вдруг шлепнул себя ладонью по лбу, словно что-то припомнив. — Хоббиты! — воскликнул он. — Ах да, ведь хоббиты! Имечко позвольте?
— Господин Крол, господин Брендизайк, — представил спутников Фродо. — А это Сэм Скромби. А лично я — Накручинс.
— Ну что ты будешь делать! — вскрикнул Лавр Наркисс, щелкнув пальцами. — Забыл — и все тут! Ничего, вспомню, успеется. Я тут прямо с ног сбился: а про вас, значит, так. Дорогие гости из Хоббитании к нам редко жалуют-устроим, как не устроить. Правда, сегодня все забито, местечка свободного нет, яблоку негде упасть. У ворот невпроворот, как говорят у нас в Пригорье. Эй, Ноб! — заорал он. — Ах ты, телепень шерстолапый! Ноб!
— Иду, хозяин! Здесь я! — Шустрый круглолицый хоббит выскочил из какой-то двери; завидев сородичей, он так и разинул рот.
— А где Боб? — крикнул трактирщик. — Ах, не знаешь! Так найди! Ноги в руки! Не мне за вами следить, у меня глаз на затылке нет! Скажи Бобу: во дворе пять штук пони, пусть устраивает как знает!
Ноб ухмыльнулся, подмигнул и убежал.
— Да, так, значит, о чем я? — спохватился хозяин и хлопнул себя по лбу. — Как говорится, память дырявая, а заштопать некогда. И вечерочек еще тоже выдался: ни вздохнуть, ни охнуть. Голова кругом идет. Тут прошлой ночью странная компания с юга подвалила. Неторным Путем. Потом гномы — с востока, ясное дело, на запад. А теперь вы. Кабы вы не хоббиты, так и делать бы нечего: нет мест, хоть режьте, а нет! Ну а раз уж вы хоббиты, то я вам прямо скажу: есть для вас места! Еще когда трактир строили, нарочно отвели в северном флигеле комнатку-другую — вдруг хоббиты приедут! Там, конечно, пониже, чем тут, и все как вы любите: окна круглые, потолки низкие. Ужин вам — это само собой, еще бы, это сейчас. Пойдемте!
Он провел их покатым коридором и распахнул дверь.
— Ай да комнатушка! — сказал он. — Как, подойдет? Ну, я побежал, простите, слова сказать некогда. Две руки, две ноги — тут бы шести не хватило, звоните, Ноб все сделает, все принесет. А не услышит, телепень этакий, звоните, топайте и кричите!
Наконец он в самом деле убежал и дал им передохнуть. Хлопот у него, видно, и правда было поверх головы, но болтать он наловчился на ходу. Они осмотрелись: небольшая комнатка выглядела очень уютно. В камине пылал яркий огонь, перед камином стояли низкие кресла. Круглый стол был накрыт свежей скатертью, на столе — колокольчик. Звонить, однако, не пришлось, Ноб явился сам: в одной руке подсвечник, в другой — поднос, уставленный тарелками.
Ужин был подан в мгновение ока: горячий бульон, заливное мясо, ежевичный джем, свежевыпеченный хлеб, вдоволь масла и полголовы сыру. Словом, не хуже, чем в Хоббитании, даже Сэм перестал недоверчиво поглядывать по сторонам; он, впрочем, перестал, еще когда принесли свежайшее пиво.
Подоспел хозяин, погулял вокруг стола — и с извинениями откланялся.
— Вот поужинаете, захочется вам общества, — сказал он в дверях, — а может, и не захочется, может, сразу в постель, доброй ночи, спокойного сна, но если захочется, приходите в залу, все вам будут очень рады: как же, гости из Хоббитании, да еще наверняка с новостями! Может, порасскажете, может, споете — все хорошо! Словом, захотите — придете, не захотите — как хотите. Будет какая надобность, звоните в колокольчик!
За час с небольшим хоббиты наелись, напились и приободрились. Фродо с Пином, а заодно уж и Сэм решили пойти народ поглядеть и себя показать. Мерри сказал, что он им не компания — залы, дескать, в трактирах одинаковые: дым, шум и гам.
— Посижу лучше спокойно у огонька, потом, может, выйду прогуляться. Только вы там языки-то не распускайте, помните, что мы — тайные беглецы, а Хоббитания — рядом, нас любая собака учует, если обнюхает!
— Ладно, ладно! — сказал Пин. — Ты сам-то не потеряйся — и учти, что снаружи хорошо, а внутри — лучше!
В зале собрался самый разный и самый пестрый народ. Фродо разглядел их, когда глаза его привыкли к тамошнему свету, чтоб не сказать полутьме. Красноватые отблески сеял огромный камин, а три многосвечных светильника тонули в табачном дыму. Лавр Наркисс, стоя у огня, разговаривал одновременно с двумя гномами и тремя людьми странного вида. На скамьях сидели вперемешку пригоряне, местные хоббиты, гномы и еще всякие, в дыму не разобрать.
При виде хоббитанских хоббитов пригоряне захлопали в ладоши и радостно загомонили. Чужаки, особенно те, с Неторного Пути, оглядели их с головы до ног. Хозяину не терпелось представить пригорянам новоприбывших гостей, а тех — этим, так не терпелось, что хоббитов просто огорошил перечень имен. У пригорян фамилии все больше растительные: Тростняк, Верескор, Чертополокс, Осинник и тому подобные. Здешние хоббиты не отставали: самое частое имя у них было Стародуб. Норкинсы, Запескунсы, Прорытвинсы, Длинноноги — наверняка не без родни в Хоббитании. Оказались и настоящие Накручинсы: они живо смекнули, что Фродо не иначе как их новоявленный дядюшка!
Дружелюбие здешних хоббитов мешалось с любопытством, и вскоре Фродо понял, что без объяснений не обойдешься. Он сказал, что интересуется историей и географией (все закивали, хотя слова были диковинные), что собирается писать книгу (изумленное молчание было ему ответом), что он и его друзья собирают сведения о хоббитах, живущих за пределами Хоббитании, особенно о восточных хоббитах.
Все наперебой загалдели; если бы Фродо в самом деле собрался писать книгу и если бы у него была сотня ушей, он бы за несколько минут набрал материалу на десяток глав. Мало того, ему посоветовали обратиться к таким-то и таким-то, начиная «хоть бы с того же Наркисса». Потом стало ясно, что сию минуту Фродо ничего писать не будет, тогда хоббиты снова принялись выспрашивать о хоббитанских делах. Фродо, как всегда, цедил слова в час по чайной ложке и скоро оказался в одиночестве — сидел в уголочке, смотрел да слушал.
Люди и гномы обсуждали события на востоке и обменивались новостями — в общем-то, всем известными. Там, откуда пришли люди с Неторного, земля горела у них под ногами, и они искали новых мест. Пригоряне сочувствовали, но, видно, надеялись, что их эти поиски обойдут стороной. Один из пришельцев, косоглазый и уродливый, предсказал в ближайшем будущем нашествие с юго-востока.
— И место им лучше пусть приготовят заранее, а то они его сами найдут. Жить-то надо, и не только некоторым!
Сказано это было нарочито громко, и местные обменялись тревожными взглядами.
Хоббиты разговаривали в стороне; людские заботы их не слишком тревожили. Норы или даже домики хоббитов Большому Народу ни к чему. Все сгрудились вокруг Сэма и Пина, а те разливались соловьем, особенно Пин — за каждой его фразой следовал взрыв хохота. Последняя, самая смешная новость была про то, как в Землеройске рухнула крыша Ратушной Норы, и не кто-нибудь, а сам голова Вил Тополап еле успел выскочить, с головы до ног обсыпанный известкой, что твой пончик сахарной пудрой. Смех смехом, а некоторые вопросы Фродо очень не понравились. Один из здешних хоббитов, например, раз-другой-третий побывавший в Хоббитании, так-таки полюбопытствовал, где это там живут Накручинсы и с кем они в родне.
Вдруг Фродо заметил, что даже по здешним местам странный, суровый человек с обветренным лицом, сидя в полумраке у стены за кружкой пива, внимательно прислушивается к беззаботной болтовне хоббитов. Он курил длинную трубку, устало вытянув под столиком ноги в охотничьих сапогах, видавших виды и обляпанных грязью. Старый пятнистый темно-зеленый плащ он не снял и, несмотря на духоту, даже не откинул капюшон. Из-под капюшона глаза его жестко поблескивали, и видно было, что глядит он на хоббитов.
— Это кто? — спросил Фродо, улучив случай перешепнуться с хозяином. — Представлен, кажется, не был?
— Этот-то? — шепотом же отвечал хозяин, скосив глаз и не поворачивая головы. — Да как вам сказать. Непонятный народ, шляются туда-сюда… мы их для смеху Следопытами прозвали. Он и слово-то редко обронит, но вообще ему есть о чем порассказать. Пропадет на месяц, если не на год — а потом на тебе, тут как тут, сидит пиво пьет. Прошлой весной он частенько здесь бывал, потом пропал — и вот опять объявился. Не знаю, как его на самом деле зовут, а у нас-то называют Бродяжником. Странно, однако же, что вы про него спросили. — Но тут Лавра позвали — где-то кончилось пиво, — и последние его слова остались без объяснений.
Фродо заметил, что Бродяжник смотрит прямо на него, будто догадался, что о нем была речь. Потом он кивнул и сделал знак рукой, приглашая Фродо к себе. Фродо подошел, и Бродяжник откинул капюшон: густые черные волосы его уже пробила седина, на длинном скуластом лице сурово светились серые глаза.
— Меня зовут Бродяжником, — негромко сказал он. — А вы, кажется, господин Накручинс, если Лавр не перепутал?
— Он не перепутал, — сухо ответил Фродо. Что-то чересчур пристально его разглядывали.
— Разумеется, нет. Так вот, сударь мой Накручинс, — сказал Бродяжник, — я бы на вашем месте слегка урезонил своих молодых друзей. Погреться, выпить, закусить, поболтать — это все, конечно, прекрасно, но здесь вам не Хоббитания: мало ли кто слушает их болтовню. Не мое дело, разумеется, — прибавил он, улыбнувшись углом рта и не спуская глаз с Фродо, — но в Пригорье, знаете, нынче бывает самый разный народ!
Фродо выдержал пристальный взгляд и промолчал; а взгляд обратился на Пина, который под общий смех рассказывал об Угощении. Еще немного — и расскажет, как Бильбо исчез: про сказочного Торбинса ведь всем интересно, а некоторым — особенно!
Фродо рассердился. Вздор, конечно: здешние хоббиты ничего не поймут, посмеются и забудут — мало ли чего, мол, творится у них там за Рекой, — но есть и такие, кто выслушает в оба уха (тот же Лавр Наркисс!), кому и про Бильбо кое-что известно.
Он закусил губу, думая, что бы сделать. Пин услаждал слушателей и, видно, совсем забылся. Как бы он не упомянул Кольцо — ему недолго, а уж тогда…
— Быстро — прервать! — шепнул ему на ухо Бродяжник.
Фродо вспрыгнул на стол и начал громкую речь. От Пина отвернулись: хоббиты решили, что господин Накручинс наконец хлебнул пива и стал пословоохотливее.
Фродо почувствовал себя полным болваном и принялся, как это было у него в обычае, когда доходило до речей, копаться в кармане. Он нащупал цепочку. Кольцо — и ему вдруг до ужаса захотелось исчезнуть… правда, захотел он будто не сам, а по чьей-то подсказке. Он удержался от искушения и сжал Кольцо в горсти — словно затем, чтобы оно не ускользнуло и не наделало безобразий. Во всяком случае, оно ему вроде бы ничего не подсказало: попробовало, да не вышло. Для начала он произнес «приятственное слово», как сказали бы в Хоббитании:
— Все мы очень тронуты вашим теплым приемом, и смею надеяться, что мое краткое пребывание здесь обновит былые узы дружбы между Хоббитанией и Пригорьем, — потом замялся и закашлялся.
Теперь на него глядели все в зале.
— Песню! — крикнул кто-то из хоббитов.
— Песню! Песню! — подхватили другие. — Что-нибудь новенькое или из старенького, чего никто не слышал!
Фродо на миг растерялся. Потом припомнил смешную песню, которую очень любил Бильбо (и очень гордился ею — должно быть, потому, что сам ее сочинил). Вот она — целиком, а то нынче из нее помнят только отдельные строки:
Под горой стоит трактир,Но не в этом диво.Дивно то, что как-то встарьСоскочил с луны лунарь,Чтобы выпить пива.Вот зашел в трактир лунарь,Но не в этом дело.Там был пес, и этот песХохотал над ним до слез —Видимо, за дело.Вот лунарь спросил пивка,Но не это странно.Там был кот, и этот котНа дуде играл гавотВесело и рьяно.А корова у дверей,Подбочась вальяжно,Под дуду пустилась в плясИ плясала целый час,Но не это важно.И не важно, что ножи,Ложки и тарелкиСтали весело скакать,В огоньках свечей сверкатьДа играть в горелки.А корова поднялась,Гордо и отважно,Да как встанет на дыбы,Как пойдет бодать дубы! —Это все не страшно.Вот испил пивка лунарь,Но беда не в этом.Худо то, что он под стулЗакатился и уснулИ не встал с рассветом.Начал кот опять дудеть,Но не в этом штука.Он дудел что было сил,Тут и мертвый бы вскочил.А лунарь — ни звука.Спит лунарь — и ни гугу,Как в своей постели.Ну, подняли старину,Зашвырнули на луну —В самый раз успели.Дунул кот в свою дудуГулко и беспечно —Лопнула его дуда,А была ведь хоть куда!Но ничто не вечно.Тут корова вдруг взвиласьВ небо, будто птица.Долетела до луны,Поглядела с вышины —Ох, не воротиться!На луне она живет,Но не в том потеха.На заре веселый песЗубы скалить стал всерьез —Озверел от смеха.Убралась луна с небес,Быстро и устало:Дождалась богатыря,Выпивоху-лунаря, —Тут и солнце встало.Огляделось — день как день,Небо — голубое,Но в трактире не встает,А ложится спать народ —Это что ж такое?!
Хлопали громко и долго. У Фродо был неплохой голос, да и песня понравилась. Потребовали еще пива и захотели послушать песню заново. Подняли крик: «Еще разок! Просим!» Фродо пришлось выпить кружку-другую и спеть песню сначала. Ему подпевали: мотив был знакомый, слова подхватывали на лету. Теперь уж ликовал Фродо. Он беззаботно скакал по столу, а когда дошел до слов «Тут корова вдруг взвилась», подпрыгнул и сам, только чересчур высоко-так что угодил в поднос с пивными кружками, поскользнулся и хлопнулся со стола. Слушатели приготовились дружно захохотать во всю глотку — и замерли с разинутыми ртами: певец исчез. Как в подпол провалился и даже дырки не оставил!
Наконец местные хоббиты позакрывали рты, вскочили на ноги и во весь голос призвали Лавра к ответу. Вокруг Пина и Сэма мгновенно образовалась пустота; их оглядывали угрюмо и неприязненно. Из компанейских ребят они превратились в пособников приблудного колдуна, который пожаловал в Пригорье невесть зачем. Один чернявый пригорянин щурился на них так злорадно-понимающе, что им стало и вовсе не по себе. А тот кивнул косоглазому южанину, и они вышли вместе (Сэм вспомнил, что весь вечер они вполголоса переговаривались, поглядывая на хоббитов). Следом за ними поспешил и привратник Горри.
Фродо клял себя на чем свет стоит. Раздумывая, как бы загладить промах, он прополз под столом в темный угол к Бродяжнику, который сидел совершенно спокойно, будто ничего не случилось. Фродо откинулся к стене и снял Кольцо. Как оно оказалось у него на пальце — это была загадка. Разве что он во время песни держал руку в кармане, а когда падал, руку выдернул и случайно подхватил его — разве что так… Уж не само ли Кольцо, подумал он, сыграло с ним эту шутку и обнаружило себя по чьему-то желанию или велению — но по чьему? Те, которые сейчас вышли, были ему очень подозрительны.
— Так, — сказал Бродяжник, заметив его, но не поворачивая головы. — Ну зачем это вам понадобилось? Молодежь и та не могла бы навредить больше. Да, прямо ногой в капкан. Ногой — или, может, пальцем?
— Не понимаю, о чем вы толкуете, — раздраженно отозвался Фродо.
— Понимаете, как нельзя лучше понимаете, — усмехнулся Бродяжник, — только вот пусть шум уляжется. А тогда, если позволите, господин Торбинс, я с вами и правда хотел бы потолковать.
— О чем же это нам с вами толковать? — спросил Фродо, как бы не заметив, что его назвали настоящим именем.
— О делах довольно важных — и для вас, и для меня, — ответил Бродяжник, поймав взгляд Фродо. — Впрочем, не бойтесь, ничего страшного.
— Ну что ж, послушаем, — сказал Фродо, стараясь не поддаваться собеседнику. — Потом, попозже.
А у камина горячо пререкались. Лавр Наркисс, отлучившийся на кухню, подоспел к шапочному разбору и выслушивал теперь сбивчивые и несогласные между собою рассказы о диковинном деле.
— Я его своими глазами видел, господин Наркисс, — утверждал один хоббит. — Я своими глазами видел, как его видно не стало. Растворился в воздухе, да и все тут.
— Не скажите, господин Стародуб! — поспешно остерегал хозяин.
— А вот и скажу! — утверждал господин Стародуб. — И что скажу, на том стою!
— Нет, тут что-то не так! — говорил трактирщик, сомнительно качая головой. — Чтобы господин Накручинс, с его комплекцией, растворился в воздухе? Тем более какой уж здесь воздух!
— А тогда где же он? — крикнули несколько голосов.
— Мне-то почем знать? Его дело; по мне, лишь бы утром не забыл заплатить. А куда же он денется, если господин Крол — вот он, нигде не растворился.
— Ну а я сам видел, как его стало не видно! — упрямился господин Стародуб.
— Какая-то вышла ошибка, — не сдавался Лавр Наркисс, собирая на поднос разбитую посуду.
— Конечно, ошибка! — сказал Фродо. — Никуда я не исчез. Просто надо было перекинуться парой слов с Бродяжником.
Он шагнул вперед, и его озарило каминное пламя, но от него отпрянули, как от призрака. Напрасно он объяснял, что просто-напросто быстро отполз под столами. Оставшихся хоббитов и пригорян как ветром сдуло — ни пива, ни разговоров им больше не хотелось, а в дверях один-другой обернулись и мрачно поглядели на Фродо. Замешкались только гномы и два или три чужедальних человека: они распрощались с хозяином, даже не покосившись на Фродо и его друзей. Вскоре в зале остался один Бродяжник, почти незаметный у стены.
Однако трактирщик не слишком огорчился: должно быть, смекнул, что много еще вечеров будет собираться тот же народ — судить да рядить о диковинном происшествии.
— Что же это вы творите, господин Накручинс? — с веселой укоризной спросил он. — Завсегдатаев моих распугали, посуду перебили?
— Прошу прощенья, что причинил столько хлопот, — сказал Фродо. — Уверяю вас, это вышло совершенно ненамеренно. Прискорбный случай.
— Бывает, бывает, господин Накручинс! Однако же впредь, если вам вздумается исчезать или там колдовать, вы уж скажите загодя — и не кому-нибудь, а мне. Мы тут, знаете, не привыкши ко всяким чародейским штуковинам: сперва подготовить народ надо!
— Больше никаких штуковин, господин Наркисс, это я вам твердо обещаю. В общем, нам давно пора спать; мы ведь тронемся рано утром. Вы уж приглядите, чтобы наши пони были готовы к восьми, ладно?
— Хорошо, будут готовы! Только вот перед сном надо бы мне лично с вами поговорить. Я кой-чего припомнил важное — надеюсь, что никакого огорчения не выйдет. Сейчас пригляжу за тем, за сем — и к вам, с вашего позволения.
— Да, пожалуйста! — пролепетал Фродо упавшим голосом и подумал: сколько же ему еще разговаривать перед сном о важных делах? Неужели все они тут заодно? Даже добродушная круглая физиономия Лавра Наркисса показалась ему зловещей.