"Властелин колец" - читать интересную книгу автора (Толкин Джон Рональд Руэл)

Глава IV НАПРЯМИК ПО ГРИБЫ

Фродо пробудился на диво свеж и бодр. Он лежал под густой сенью склоненных почти до земли тяжелых ветвей, на постели из душистой травы и папоротника было мягко и уютно. Солнце просвечивало сквозь трепетную, еще зеленую листву. Он потянулся и проворно выпрыгнул из своего живого шалаша.

Сэм сидел на траве у лесной опушки. Пин разглядывал небо и соображал погоду. Эльфы ушли.

— Фрукты, питье и хлеб они нам оставили, — сказал Пин. — Давай завтракай. Хлеб еще совсем свежий. Я бы и без тебя все слопал, да Сэм прямо изо рта рвет.

Фродо уселся возле Сэма и принялся за еду.

— Ну и как же мы сегодня? — поинтересовался Пин.

— В Забрендию, да поживее, — отвечал Фродо, уписывая за обе щеки.

— А Всадников — побоку? — весело спросил Пин, к неудовольствию Фродо.

При утреннем солнце Черные Всадники стали казаться Пину просто страшной сказкой, безобидной нелепицей.

— Вряд ли так уж побоку, — сухо сказал Фродо. — Хорошо бы вот до реки добраться, чтоб они не заметили.

— Ну а Гаральд тебе про них что-нибудь объяснил?

— Так, кое-что, намеками да загадками, — уклонился Фродо.

— Ты спросил, почему они нюхают?

— Мы в подробности не входили, — сказал Фродо с набитым ртом.

— А надо было. По-моему, это самое главное.

— Ежели так, то Гаральд бы тебе слова лишнего не сказал, — отрезал Фродо. — И вообще, оставь ты меня в покое! Я, может, не хочу болтать за едой! Я, может, подумать хочу!

— Это за едой-то? — удивился Пин. — Много надумаешь! — Он встал и пошел поразмяться.

А Фродо и вправду думал, что утро яркое, даже чересчур яркое, в самый раз для погони. И о словах Гаральда… Но его невеселые думы разогнал звонкий галдеж Пина. Он бегал по опушке и радостно голосил.

«Нет, зачем же им! — решил про себя Фродо. — Одно дело позвать их с собой через Хоббитанию — ешь себе и пей, веселая прогулка. А на чужбину, голодать и мучиться — нет, не возьму я их, даже если и захотят. Мне оставлено, я и в ответе. Сэма и того нельзя…»

Он посмотрел на Сэма Скромби и встретил его взгляд.

— Ты что, Сэм? — спросил он. — Что смотришь? Я ведь ухожу из Хоббитании, далеко ухожу. И в Балке-то, пожалуй, ни дня не задержусь!

— Ну что ж, сударь!

— А ты со мной, что ли?

— Конечно.

— Опасное это дело, Сэм. Очень опасное. Вернуться живым почти и надежды нет.

— Тогда уж и я с вами не вернусь, сударь, чего там, — сказал Сэм. — Они мне: «Ты смотри, его не бросай!» А я им и говорю: как же, сейчас брошу, дожидайтесь. Да я с ним хоть на Луну отправлюсь, и пусть только эти, как их, Черные Всадники встанут поперек, будут иметь дело со Скромби, не обрадуются. А они в смех.

— Да кто они, ты о ком говоришь?

— Они-то? Эльфы, конечно. Ночью был разговор — все они про вас знают: куда, зачем да почему. Ну а спорить я не стал. Ох, сударь, что за народ! Ну и ну!

— Да, народ дивный, — согласился Фродо. — Ну вот ты на них теперь поглядел — понравились они тебе?

— Да как сказать, сударь, — задумчиво отвечал Сэм. — Я-то что, мне они и по рассказам нравились. Ну все-таки гадал: какие они будут? А они не такие — с тем и возьми. Древние, а притом совсем юные, веселые и вроде бы печальные — поди-ка разберись.

Фродо изумленно поглядел на Сэма, будто и в нем ждал странных перемен. Говорил не тот Сэм Скромби, которого он знал, — а с виду тот самый, только что лицо необычно задумчивое.

— Так зачем же тебе уходить из Хоббитании, раз ты их повидал? — спросил Фродо.

— Да понимаете, сударь, с этой ночи я какой-то другой. Знаю ведь — путь долгий, ведет в темноту… а назад нельзя. Эльфы, драконы, горы — это все, конечно, здорово… да мне-то не за этим надо с вами идти. Тут штука-то в чем? Я ведь обязательно вам пригожусь — и не здесь, не в Хоббитании… если вы понимаете, про что я толкую.

— Нет, не понимаю, Сэм. Но Гэндальф, кажется, выбрал мне хорошего спутника. Ладно, пойдем пока вместе.

Фродо молча покончил с завтраком. Потом встал, огляделся и позвал Пина. Тот прибежал немедля.

— Пора выходить, — объявил Фродо. — Заспались мы, а путь неблизкий.

— Это ты заспался, — сказал Пин. — Я-то давно проснулся; мы только и ждали, пока ты кончишь есть да размышлять.

— Вот и кончил. Нам надо как можно скорей к Зайгордному парому. Только не по дороге, а напрямик.

— Напрямик — это лететь надо, — отозвался Пин. — Пешком пути нет.

— Найдем, — сказал Фродо, — проберемся. Паром к востоку от Лесного Чертога, а дорога забирает влево — вон там, видите? Обходит Болотище с севера и со стороны Заводей выводит на плотину. Но это же сколько миль! Если пройдем прямо — срежем на четверть.

— Дольше едешь — дальше будешь, — возразил Пин. — Местность трудная: болота, бездорожье — уж кто-кто, а я-то знаю. А если ты насчет Черных Всадников, то с ними разницы нет — что на дороге, что в лесу или в поле.

— В лесу и в поле легче спрятаться, — возразил Фродо. — Ждут нас на дороге, а в стороне, глядишь, и разыскивать не будут.

— Ладно! — согласился Пин. — Пойдем прыгать по кочкам: ты впереди, мы за тобой. Только жалко все-таки. Могли бы успеть до закрытия в «Золотой шесток», там расчудесное пиво, лучшее в здешних местах. Давно я его не пробовал.

— Тогда и спорить не о чем! — решил Фродо. — Дольше едешь — дальше будешь, а в кабаке и вовсе застрянешь. Ишь ты, нацелился на «Золотой шесток». Нет, нам бы успеть до заката в Балку. А ты что думаешь, Сэм?

— Я-то что, я как вы скажете, — вздохнул Сэм, подумав о лучшем в Хоббитании пиве.

— Стало быть, договорились, пошли в болото и колючки! — заключил Пин.

Жарко было почти как вчера, облака с запада сулили грозу. Хоббиты спустились по крутому травянистому склону и нырнули в заросли. Им надо было оставить Лесной Чертог по левую руку и наискось пробраться через лес на восточной стороне холма, потом выйти на равнину. А уж там — напрямик к парому, благо препятствий нет никаких, кроме канав да изгородей. Фродо рассчитал, что им идти по прямой миль восемнадцать, не больше. Вблизи заросли оказались куда гуще, чем виделись издалека. Никакой тропы не было; пробирались наобум. Вышли к речке, на глинистый обрыв, поросший колючим кустарником. Речка преграждала путь: чтобы перейти через нее, надо было измызгаться, исцарапаться и вымокнуть.

— Для начала неплохо! — с мрачной ухмылкой заметил Пин.

Сэм поглядел назад — в просвет кустарника еще виден был зеленый гребень лесного холма.

— Смотрите! — шепнул он, схватив Фродо за руку. Путники обернулись и увидели на гребне черного коня, а рядом — черную ссутуленную фигуру.

Назад пути не было. Фродо первым съехал вниз по глине, к прибрежным кустам.

— Вот так! — сказал он Пину. — Что ты, что я — мы оба правы. Напрямик, может, и не ближе, но хороши бы мы были, если б задержались на дороге. У тебя лисьи уши, Сэм, крадется кто-нибудь за нами?

Они замерли и затаили дыхание: погони было не слышно.

— Такой спуск лошадь не одолеет, — объявил Сэм. — Но этот гад, видать, знает, что мы тут спустились. Давайте-ка поторопимся!

Поторопишься тут, как же, — с тяжелыми, громоздкими мешками за спиной сквозь колючую чащобу терновника и ежевики. Лесной гребень заслонял их от ветра, и стояла затхлая духота. Выбравшись наконец на открытое место, они пропотели хоть отжимай, еле передвигали ноги, а расцарапаны были, как разрисованы, и вдобавок потеряли направление. На равнине речка прибралась, сровняла с землей высокие берега и сделалась широкой и мелкой, сворачивая к Болотищу и большой реке.

— Здравствуйте, так это же Плавенка! — запоздало удивился Пин. — Если мы все-таки пойдем, как надумали, то надо сейчас же перейти и сильно податься вправо.

Перешли по мелководью и, спотыкаясь, затрусили по распахнувшейся равнине, огибая камыши. Потом их снова окружили деревья: высокий дубняк вперемешку с вязами и ясенем. Ровно стало идти, под ноги хоть и не смотри, но уж очень смыкались деревья, впереди ничего не разберешь. Ветер взметал палую листву, нависшее черное небо брызнуло дождем. Потом ветер улегся, и обрушился ливень. Они торопились что было мочи, прыгали с кочки на кочку, увязали в грудах прошлогодней листвы, а дождь никак не унимался. Шли молча, то и дело озираясь и поглядывая по сторонам.

Примерно через полчаса Пин сказал:

— Мы, пожалуй, слишком вправо забрали, к югу: давно бы должны были выйти в поле. Знаю я этот лес, он в ширину не больше мили, а мы чего-то все идем и идем.

— Нет уж, больше не будем петлять, — сказал Фродо, — а то совсем заплутаемся. Идем — и ладно. Боюсь я выходить на открытое место.

Минуло еще полчаса. Сквозь рваные тучи проглянуло солнце, и дождь поутих. Было за полдень, а голод не тетка. Они устроились под развесистым вязом, пожелтевшая листва его еще не осыпалась, и у корней было совсем сухо. Эльфы наполнили их фляги давешним бледно-золотистым напитком, свежим, чистым, медвяным. Вскоре они уже смеялись над моросившим дождем, а заодно и над Черными Всадниками. Идти-то оставалось всего ничего.

Фродо привалился спиной к стволу и закрыл глаза. Сэм с Пином, сидя возле, вполголоса завели:

— А ну! Во флягу загляну! — чуть громче пропели они — и осеклись.

Фродо вскочил на ноги. С ветром донесся протяжный вой, цепенящий, злобный и унылый. Он перекатывался из дола в дол, наливаясь холодною хищной яростью, и, как тупой бурав, сверлил уши. Они слушали, словно бы оледенев; а вою, не успел он прерваться, ответило дальнее завывание, такое же яростное и жуткое. Потом настала мертвая тишина.

— Странный какой крик, правда? — сказал Пин деланно бодрым, но слегка дрожащим голосом. — Птица, наверно. Правда, не слышал я у нас в Хоббитании таких птиц.

— Не зверь и не птица, — возразил Фродо. — Один позвал, другой ответил — и даже слова были в этом кличе, только жуткие и непонятные. На чужом языке.

Обсуждать не стали. На уме у всех были Черные Всадники, а про них лучше помалкивать, это они уже поняли. Идти — опасно, прятаться — еще опаснее, но куда же денешься, если надо как-то пробраться к парому — да поскорее, чтобы засветло. Они вскинули мешки на плечи и припустились вперед торопливой трусцой.

Вскоре лес кончился; дальше раскинулись луга. Видно, они и правда слишком забрали к югу: за равниной, далеко влево, смутно виднелась Косая Гора по ту сторону Брендидуима. Крадучись выбрались они из-под деревьев и побежали лугом.

Поначалу без лесного прикрытия было страшновато. Далеко позади возвышалось лесистое всхолмье, где они завтракали. Фродо оглядывался, не виден ли там — крохотной черною точкой — недвижный Всадник. Всадника не было. Солнце прожгло облака и опускалось за дальние холмы, яркими закатными вспышками озаряя равнину. Страх отпустил, но тоскливая неуверенность росла. Однако земля была уже не дикая: покосы, пажити. Потом потянулись изгороди с воротами, возделанные поля, оросительные протоки. Все было знакомо, надежно и мирно: обыкновенная Хоббитания. Путники, что ни шаг, успокаивались. Да и река была уже близко, а Черные Всадники остались где-то позади — лесными призраками.

Краем большого, заботливо ухоженного брюквенного поля они подошли к ровному частоколу. За широкой калиткой пролегла прямая колея; невдалеке виднелась рощица, за нею — усадьба. Пин остановился.

— Знаю я, чья это усадьба! — воскликнул он. — Это же хутор Бирюка!

— Из огня да в полымя! — сказал Фродо, отпрянув, будто ненароком оказался у драконьего логова.

Сэм и Пин изумленно уставились на него.

— А чем тебе не по душе старый Бирюк? — удивился Пин. — Всем Брендизайкам он друг. Бродяг не любит, псы у него злющие — ну так ведь и места какие, чуть ли не граница. Тут, знаешь, не зевай.

— Это все равно, — сказал Фродо и смущенно рассмеялся. — Да вот боюсь я Бирюка с его собаками — по старой памяти боюсь. Мальчишкой я к нему, бывало, лазил за грибами — и частенько попадался. А в последней раз он отлупил меня как следует, взял за шиворот и показал собакам. «Видите этого злыдня? — говорит. — Как он к нам снова пожалует, ешьте его с потрохами, я разрешаю. А пока — ну-ка проводите». И они шли за мной до самого парома, представляете? У меня душа в пятках трепыхалась, хотя собаки знали, что делали: шли за мной, рычали, но не трогали, раз не велено.

Пин захохотал.

— Ну вот и разберетесь, — сказал он. — Ты же тут вроде жить собрался. Бирюк мужик что надо, ежели к нему за грибами не лазить. Пойдем-ка от калитки напрямую, чтобы видно было, что мы не какие-нибудь бродяги. А встретим его, слово за мной. С Мерри они приятели, да и я с ним всегда ладил как нельзя лучше.

Путники шли гуськом вдоль колеи; вскоре показались тростниковые крыши усадьбы и приусадебных строений. Прочный, ладный, кирпичный дом был обнесен высокой крепкой оградой с дубовыми воротами.

Из-за ворот раздался звонкий дружный лай, потом окрик:

— Клык! Волк! Хват! Ко мне!

Фродо и Сэм замерли, а Пин сделал еще несколько шагов. Ворота приоткрылись, и три громадных пса кинулись к путникам с буйным лаем. На Пина они и внимания не обратили. Двое бросились к Сэму: прижали его к забору и обнюхивали. Третий, огромный и по виду самый свирепый, стал перед Фродо, следя за ним и глухо рыча.

Из ворот вышел толстый, коренастый и краснолицый хоббит.

— Здрасьте! Привет! А позвольте узнать, кто вы такие и чего вам тут надо? — спросил он.

— Привет и вам, господин Бирюк! — сказал Пин.

Тот пригляделся.

— Ба, да это никак Пин — господин Перегрин Крол, я хотел сказать! — Бирюк широко ухмыльнулся. — Давненько я вас не видел. Ну, вам повезло, что мы старые знакомые. Я как раз собирался спустить собак. Бродят тут всякие, а сегодня особенно. Ох, близковато к реке, — сказал он, покачав головой. — А этот и вообще невесть откуда пожаловал, чудо-юдо какое-то. Другой раз нипочем его не пропущу. Костьми лягу.

— Это вы о ком? — спросил Пин.

— Да он вам навстречу поехал. Как же вы разминулись? — удивился Бирюк. — Я же говорю — чудище, и вопросы чудные… Да вы бы зашли в дом, поговорим толком. Я как раз и пива наварил.

Ему, видно, хотелось порассказать о пришельце не спеша и подробно.

— А собаки? — спросил Фродо.

— Собаки вас не тронут, коли я им не велю, — рассмеялся хозяин. — Эй, Клык! Хват! К ноге! — позвал он. — К ноге, Волк!

— Это господин Фродо Торбинс, — представил Пин. — Вы его, поди, не помните, но он, было время, здесь жил.

При имени «Торбинс» Бирюк изумленно и пристально поглядел на Фродо. Тот подумал было, что припомнились ворованные грибы и что на него сейчас спустят собак. Но хозяин взял его под руку.

— Ну и дела, — сказал он. — Это же надо, а? О хоббите речь, а хоббит навстречь! Заходите, заходите! Есть разговор.

Все расселись у широкого камина. Хозяйка принесла пиво в корчаге' и разлила по четырем кружкам. Пиво было — вкуснее некуда, так что Пин даже застыдился своих слов про «Золотой шесток». Сэм прихлебывал осторожно: мало ли чего наварят в здешних местах. И хозяина его здесь обидели — давно, правда, а все-таки.

Поговорили о погоде, об урожае (вообще-то не хуже обычного); потом Бирюк грохнул кружкой по столу и оглядел гостей.

— Ну, господин Перегрин, — спросил он, — откуда идете, куда путь держите? Ежели ко мне, то чуть-чуть стороной не обошли.

— К вам, да не совсем, — отвечал Пин. — Правду сказать, коли уж вы все равно догадались, то мы к вам невзначай угодили. Заблудились в лесу по пути к парому.

— Торопились, так лучше бы дорогой, — заметил хозяин. — Хотя не в этом дело. Вы, господин Перегрин, ладно уж, гуляйте у меня туда-сюда невозбранно. И вы тоже, господин Торбинс… Хотя насчет грибов-то вы как? Все так же? — Он загоготал. — Да, вот видите, помню, помню мальчонку Фродо Торбинса. Ох и разбойник же был! Фамилию-то вашу я, правда, забыл — да мне напомнили. Сегодняшний, он, думаете, о чем выспрашивал?

Они ждали, сдерживая нетерпение.

— Да-а, — неторопливо и с удовольствием сказал Бирюк, — подъехал на вороном к воротам — незаперты были — и в двери суется. Черный, весь в черном, лица не видать, словно боится, что узнаю. Я думаю: «Ишь ты какой! Чего приперся-то к нам в Хоббитанию?» Граница рядом, разные шастают; таких, правда, отродясь не видывал. Выхожу к нему. «Ну, — говорю, — здрасьте, в чем дело? Это вы не туда заехали, давайте-ка обратно на дорогу».

Что-то он мне не понравился; тоже и Хват — выбежал, понюхал, хвост поджал и скулит. А тот, черный, сидит не шелохнется. «Я издалека, — говорит, глухо, будто без голоса, и кажет на запад, через мою, стало быть, землю. — Торбинс здесь?» А сам шипит, сопит и клонится на меня. Клонится, а лица-то нет — дырка под башлыком, и все, меня аж дрожь пробрала. Ну, дрожь дрожью, а чего он лезет куда не просят?

«Давай-давай отсюда! — говорю. — Какие тебе здесь Торбинсы! Не туда заехал. Торбинсы, они в Норгорде живут, заворачивай обратно, только не по моей земле, — говорю, — а дорогой».

«Торбинса там нет, — шепчет, а шепот у него с присвистом. — Торбинс сюда поехал. Он здесь, близко. Скажешь, когда он появится, — золота привезу».

«Вези, вези, — говорю, — только не мне. Убирайся-ка подобру-поздорову, а то, смотри, собак спущу».

Он зашипел, вроде как в насмешку, и на меня конем. Я еле успел отскочить, а он дал шпоры, выбрался на дорогу, и поминай как звали… Ну а вам-то куда надо?

Фродо глядел в огонь и думал: как же теперь до парома-то?

— Не знаю, что вам и сказать, — замялся он.

— Не знаешь — послушай, чего тебе скажут, — посоветовал Бирюк. — Эх, господин Фродо, господин Фродо, и что вас понесло в Норгорд? Дурной там народ! (Сэм заерзал на стуле и сурово поглядел на Бирюка.) Вот и всегда-то вы так — нет бы сначала рассудить да посоветоваться. Услышал я, помню, что вы отбились от прямой родни, от Брендизайков, и пристали к троюродному деду, — ну, говорю, добра не жди. Старый Бильбо кашу заварил, а расхлебывать вам. Он богатства-то, поди, не трудами праведными в дальних краях раздобыл. А теперь и нашлись такие тамошние, которым очень стало интересно: чьи это драгоценности зарыты у него в Норгорде?

Фродо смолчал: сварливый Бирюк угодил в самую точку.

— Так-то вот, господин Фродо, — продолжал тот. — Хорошо хоть, у вас ума хватило вернуться в родные края. Послушайте-ка доброго совета: вернулись — и живите себе тихо-мирно, с чужаками не якшайтесь. У вас и здесь друзей хватит, верно говорю. А коли тот черный снова заявится, я уж с ним разберусь — хотите, скажу, что вы навсегда уехали из Хоббитании, а то и вовсе померли. Да они и не за вами небось охотятся, а за господином Бильбо — незачем вам было фамилию-то менять!

— Пожалуй, что и так, — согласился Фродо, не отрывая глаз от огня.

Бирюк задумчиво глянул на него.

— Вы, я вижу, своей головой жить хотите, — заметил он. — И то сказать: пора уж. Да и про этого черного вы, поди, больше моего знаете, вряд ли я вас очень-то удивил. Знаете — и ладно, держите про себя, я не любопытный. А на душе у вас, видать, неспокойно. Думаете, как бы по-тихому добраться до парома, так?

— Думаю, — признался Фродо. — Только думать тут нечего, надо идти, и будь что будет. Спасибо вам за доброту вашу! Я ведь вас и ваших собак, не поверите, тридцать лет побаивался. Сдуру, конечно: был бы у меня надежный друг. Эх, жалко мне от вас уходить. Ну, может, еще наведаюсь, тогда и посидим.

— Милости просим, — сказал Бирюк. — А пока вот чего. Время к закату, нам пора ужинать, мы ведь ложимся и встаем вместе с солнцем. Может, поужинаете у нас?

— Большое спасибо, — отозвался Фродо. — Только, боюсь, медлить нам нельзя. Уж и так еле-еле к ночи доберемся до переправы.

— Та-та-та, ух, спешка, слова сказать не дадут. А я о чем: поужинаем, у меня есть крытая повозка, вот я вас и довезу. Оно и быстрее будет, и надежнее, а то мало ли что.

Это меняло дело, и Фродо согласился — к великому облегчению своих спутников. Солнце почти скрылось за холмами, сумерки густели. Явились двое сыновей и три дочери Бирюка; громадный стол накрыли мгновенно, еды хватило бы на добрую дюжину гостей. Принесли свечи, разожгли камин. Пива было сколько угодно, главное блюдо, тушеные грибы с ветчиной, подобрали дочиста. Собаки лежали у огня и обгладывали кости.

После ужина Бирюк и его сыновья ушли с фонарями готовить повозку. Когда гости вышли, на дворе было совсем темно. Они уложили мешки и пристроились сами. Бирюк хлопнул вожжами по бокам двух откормленных пони. Жена его стояла в освещенных дверях.

— Ты сам-то поосторожней! — крикнула она. — С чужими не задирайся, довезешь — и прямо домой.

— Ладно, — сказал он, и повозка выехала за ворота.

Ночь была тихая, совсем безветренная, но прохладная. Ехали медленно, без фонаря; до плотины-по дороге, а там — насыпью. У перепутья Бирюк слез, поглядел туда-сюда-темнота непроглядная, и ни звука. Речной туман клубился над запрудой и расползался по полям.

— Ишь, темень, — сказал Бирюк. — Ну, обратно-то я фонарь зажгу, а сейчас так.

До парома было больше пяти миль. Хоббиты сидели, плотно укутавшись в плащи; слышен был только скрип колес да перестук копыт. Фродо казалось, что повозка не едет, а едва ползет. Пин клевал носом; Сэм настороженно глядел в туман.

Наконец справа смутно забелелись два высоких столба — поворот к парому. Бирюк натянул вожжи; повозка приостановилась на повороте и съехала под гору. Снова миг тишины… а потом все услышали тот самый звук, который боялись услышать, — клацанье копыт. Оно приближалось от реки.

Бирюк соскочил с передка, обхватив лошадиные шеи, чтобы пони не фыркали, и уставился в туманный мрак. Крепь-крап, крепь-крап — хрупали копыта, и этот звук гулко отдавался в тихом вечернем воздухе.

— Вы лучше спрячьтесь, сударь, — торопливо посоветовал хозяину Сэм. — Лягте на дно повозки и накройтесь там ветошью, а мы уж этого Всадника как-нибудь спровадим. — Он выпрыгнул из повозки и встал рядом с Бирюком. Всадники так всадники — только пусть сначала его затопчут.

Крап-креп, крап-креп. Сейчас наедет.

— Эй, там! — хрипло крикнул Бирюк.

Клацанье копыт стихло. За несколько шагов проступили очертания всадника в плаще.

— Ну-ка стоп! — приказал Бирюк. Он швырнул вожжи Сэму и шагнул вперед. — Стой где стоишь! Чего тебе надо, куда едешь?

— Я за господином Торбинсом. Вам такой не попадался? — глухо спросил чей-то голос, очень знакомый… Ну конечно же — Мерри Брендизайк. Из-под плаща показался фонарь и осветил изумленное лицо Бирюка.

— Господин Мерри! — воскликнул он.

— Он самый. А вы думали кто? — спросил Мерри, появляясь из тумана и встряхивая поводьями.

Страх сразу пропал: перед ними был всего-навсего хоббит верхом на пони, укутанный в шарф.

Фродо выпрыгнул к нему из повозки.

— Нашлись, пропащие! — весело сказал Мерри. — А я уж думал, вы где-нибудь застряли, к ужину не поспеете. Да тут еще туман поднялся. Ну, я и поехал осматривать овраги, а то ведь свалитесь — кто вас вызволит? И вот бывает же — разминулись. А вы-то где их нашли, господин Бирюк? На плаву в утином пруду?

— Да они просто шли не тем путем, — объяснил тот. — Я чуть было на них собак не спустил; погодите, сами вам расскажут. А теперь, значит, извините, господин Мерри, господин Фродо и прочие, мне домой надо. Жена ведь, сами понимаете, а ночь-то вон какая темная.

Он подал повозку назад и развернул ее.

— Всем, стало быть, доброй ночи, — сказал он. — Надо же, денек выдался, рассказать — не поверят. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается, — вам-то еще, конечно, добираться… да и мне тоже; ну, поглядим.

Он зажег фонари и выпрямился во весь рост. А потом вдруг достал огромную корзину из-под сиденья.

— Чуть не забыл, — добавил он. — Тут вот от жены кое-что, может, пригодятся — с особым приветом господину Торбинсу!

Они проводили глазами тусклые фонари, быстро канувшие в глухую ночь. Неожиданно Фродо рассмеялся: он учуял из плотно закрытой корзины сытный запах жареных грибов.