"Икар" - читать интересную книгу автора (Эндрюс Рассел)

16

За месяцы, прошедшие после гибели Кэролайн, Джек говорил о ней очень мало. Неловкие выражения соболезнования он принимал, сдержанно благодаря или молча кивая. Он редко вспоминал о ней вслух даже с Домом, который говорил с ним по телефону или навещал его каждый день, и с Хербом Блумфилдом, своим адвокатом, который звонил ему каждые пару дней. Джек решил, что его приятель адвокат, наверное, заставил секретаршу вписать в рабочий календарь фразу: «Позвонить Джеку и узнать, как он там», и теперь Блумфилд тратил на это по пять минут три раза в неделю, как на деловые переговоры.

Но думал он о Кэролайн много и часто. А если честно, то почти постоянно. Какие-то мелочи приносили с собой волны воспоминаний. Он смотрел на город с балкона, видел в парке роскошную ель и вспоминал поездку в Вермонт: тогда шел снег, и они отправились на лыжную прогулку, а на многие мили вокруг них стояли красивейшие ели. Сидя на своем насесте над Манхэттеном, Джек ощущал непередаваемую смесь запахов — мятный аромат еловой хвои, свежеспиленной древесины и бодрящего вермонтского воздуха. Он видел Кэролайн в ослепительно яркой оранжевой парке, скользящую по грязно-белым лесным тропинкам.

Он смотрел телевизор, видел в какой-нибудь тупой комедии беременную женщину и вспоминал, как плакала Кэролайн, когда сказала ему, что беременна, и он бросился к ней, чтобы обнять, а она замахала руками — так трогательно, по-женски. Она сама изумлялась своим слезам, вызванным радостью, страхом и разбушевавшимися гормонами. А потом он вспоминал все обещания, которые они давали друг другу, — любить, чтить, заботиться. Вспоминал, что они были друзьями, а не только любовниками. Он думал: «Я сдержал все клятвы, которые давал ей. Кроме одной, самой главной: сберечь ее и сделать счастливой до конца ее дней».

Много раз Джек проигрывал в уме сцену кошмара в Шарлотсвилле. А если бы он тогда не ворвался в кабинет? А если бы поступил иначе? А если бы ему удалось оправиться после мощного удара по голове и заговорить с убийцей? А если бы Кэролайн не уговорила его не устанавливать в кабинете монитор, может быть, сейчас у них уже было изображение убийцы? А если бы…

Последнее «а если бы» обычно резко прерывало раздумья Джека. Именно это «если бы» преследовало его со дня гибели матери.

А если бы погиб он, а не она?

А если бы…

— Буги спляшем, Джек?

Джек обернулся. Его скорбным размышлениям пришел конец. На пороге гостиной стоял Кид и смотрел на него.

— Как ты вошел?

— У меня есть ключ, — ответил Кид. — С того дня, как я прибирался в кабинете. Я приехал сюда на машине, поставил ее в гараж и поднялся.

— У тебя есть машина?

— Одолжил у друга, — объяснил Кид. — Я сегодня весь день в бегах, так дешевле получится, чем на такси. — Он сунул руку в карман, вытащил маленький плоский ключ от кабины лифта. — Куда его положить?

— Это ключ Мэтти, — сказал Джек. — Положи его вон там, на маленький столик, чтобы я не забыл отдать ей.

Кид кивнул и положил ключ на столик в холле.

— Вы сегодня такой серьезный.

— У меня сегодня серьезное настроение.

— Вам вредно много думать, Джек.

— Все зависит от того, о чем думаешь, разве нет?

— Ну ладно. Простите. Наверное, вы тут сидели и предавались счастливым мыслям.

— Я тебе плачу как тренеру, а не как психиатру.

— Иногда одно не противоречит другому.

— Но не на этот раз, — сказал Джек.

— О'кей. — Кид пожал плечами и словно бы стряхнул с себя все скорбные мысли Джека. — Тогда приступим к тренировке.

На протяжении следующего месяца Джек узнал о том, что боль неизбежно связана с улучшением его состояния. Он начал получать удовольствие от боли — странное, необъяснимое удовольствие. Как ни мучительна она была, он чувствовал: боль медленно, дюйм за дюймом возвращает его к жизни.

Кид приходил к нему пять раз в неделю в семь утра, и они проводили вместе час, а то и два. Кид нагружал Джека так тяжело, как только можно было допустить. А потом он велел Джеку еще час заниматься самостоятельно ближе к вечеру. Каждый день — новая программа. Еще один блок упражнений. Новые нагрузки. Новая боль. Если у Кида было свободное время, он иногда заглядывал и во второй половине дня и наблюдал за тем, как упражняется Джек. Довольно часто он заявлялся и в выходные и уговаривал Джека немного дополнительно потренироваться.

Во время тренировок они разговаривали. Мало-помалу Кид раскрыл тайники и начал откровенничать с Джеком о своем прошлом. Он стал посвящать Джека и в свое настоящее. Джек слушал Кида и понимал, насколько ему не хватает постоянного контакта с людьми, к которому он привык как ресторатор, как ему важно каждый день с кем-то разговаривать. Начали потихоньку восстанавливаться отношения, прерванные несколько лет назад. Кид стал вести себя с Джеком как с отцом, которого он потерял, будучи совсем мальчишкой. А Джек стал относиться к Киду примерно как тогда, когда тот был подростком, — как к собственному сыну.

Лед был разбит на десятый день во время тренировки.

— Ну, давай, — подзадоривал Джека Кид, успевший перейти с ним на «ты». — Работай, работай!

Джек мучился с гантелями весом в два фунта, а ему казалось, что он поднимает все двести.

— Больно? — осведомился Кид.

— Господи, конечно!

— Хорошо. И должно быть больно. Дело не в твоих травмах. Дело в удивлении. Еще раз!

— Одиннадцать… — выдохнул Джек. С дрожащими руками, сосредоточившись и закрыв глаза, он постепенно заставил свое тело еще раз повторить упражнение. — Двенадцать…

И тут из него вышел весь воздух. Руки упали вдоль тела, гантели покатились по полу, и Киду пришлось их ловить. Джек минуту посидел, тяжело дыша, потом Кид вручил ему бутылку воды, и Джек благодарно поднес ее к губам и долго пил.

— Бояться, что не получится, нельзя, — сказал Кид. — В этом парадокс тренировок. Нужно обнять свою неудачу. Нужно работать до тех пор, пока не доберешься до неудачи. Если не будешь терпеть поражения, сильным не станешь.

Джек изможденно кивнул. Он это понимал. Ему это не нравилось, но он это уже чертовски хорошо понимал.

Сотовый телефон, висевший на груди у Кида на тонком шнурке, издал звонок, похожий на птичью трель.

— Прошу прощения, — извинился Кид и стал негромко разговаривать по телефону, так что Джек мог слышать лишь реплики Кида. — Алло… Да, именно поэтому я оставил сообщение… Мне очень, очень жаль… Я знаю, но у меня семинар по менеджменту в четыре, а потом меня ждет Ким в «Седле»… Да-да, в пятницу, я обещаю… Обещаю… Ты самая лучшая. Пока.

Он закончил связь и повернулся к Джеку.

— Хорошо. Теперь последняя серия упражнений.

— Семинар по менеджменту? — переспросил Джек.

Кид почти смущенно кивнул.

— Получаю второе высшее.

— Шутишь?

— Честное слово.

— Почему ты мне не говорил? А там знают, что ты оставил половину своих мозгов на футбольном поле?

Кид пожал плечами.

— Я хожу в Нью-Йоркский университет и получаю минимальную стипендию для медлительных полузащитников, не способных попасть мячом в стену амбара. Вот поэтому я тебе ничего не говорил.

— Что ты собираешься потом делать со своим дипломом?

— У меня есть одна идея… — Он поспешил заверить Джека: — Я тебе обязательно все расскажу, но когда буду готов. Когда все хорошо спланирую.

— И есть что планировать?

— Думаю, да, — кивнул Кид. — Правда, я так думаю. Ну все, хватит прохлаждаться.

Джек еще двенадцать раз выжал гантели. На этот раз он не остановился после восьми попыток, ему не потребовался перерыв, он только скрипел зубами и продолжал.

— Ты мой кумир, Джек. Это выглядело очень впечатляюще.

Джек ответил на комплимент быстрым кивком. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог заговорить.

— А как ты платишь за учебу?

— Почасовая оплата. — Кид постучал кончиком пальца по сотовому телефону. — Я снова занялся персональным тренерством, и именно поэтому мне так неприятно отказывать клиенту. Но она живет в Парк-Слоуп, это у черта на рогах, и речь идет о дне рождения Затейницы, а ее разочаровывать нельзя, это уж ты мне поверь.

— Затейница? Это еще что за личность?

Кид хохотнул и обыденным тоном ответил:

— Она — член Команды.

— Ладно. Давай по порядку. Что такое Команда, черт возьми?

— Прости. Это такая шутка. Это женщины, с которыми я знаюсь.

— Во множественном числе?

Кид кивнул:

— Получается, что так.

— В одно и то же время?

— Один на один — это у меня как-то плоховато получается. По крайней мере… ну… — Он покачал головой. О чем-то он явно не желал говорить. — Да. В общем, в одно и то же время.

— Я не знал, что ты такой жеребец.

— Не всегда есть выбор. Но сейчас у меня это вместо…

Кид не договорил, сжал губы и отвернулся от Джека.

Джек сделал глубокий вдох и закончил начатую Кидом фразу.

— Это то, что ты имеешь вместо жены и дома, вместо семьи.

Их взгляды встретились. Кид кивнул.

— Это то, что есть у тебя вместо того, что было у меня, — резюмировал Джек.

— Прости, — сказал Кид.

— Пожалуй, вес маловат, — вдруг заявил Джек. — Возьму-ка я в следующий раз пять фунтов.

Два дня спустя сотовый телефон Кида снова зазвонил во время тренировки.

— Не буду отвечать, — буркнул он. — Она может подождать.

— Откуда ты знаешь, что это она, а не он?

— Это всегда она.

— Теперь ты меня совсем заинтриговал.

— Моей личной жизнью?

Джек кивнул.

— Кто входит в твою… в твою Команду?

— Мне странно говорить об этом с тобой.

— Считай это частью курса лечения, — посоветовал ему Джек. — Я размышлял об этом. Было бы славно услышать, что происходит в реальном мире.

Кид спрятал улыбку. Но глаза у него загорелись.

— Ты мне платишь как тренеру, — сказал он, — а не как психиатру.

Джек ехидно улыбнулся в ответ.

— Иногда одно не противоречит другому, — припомнил он.

Кид немного помедлил.

— Ладно. Все началось с шутки. В один прекрасный день я осознал, что встречаюсь с уймой женщин. Их четыре, пять, шесть. И по отдельности каждая из них — ничего себе, но если их соединить, взять от каждой то лучшее, что она способна предложить… в общем, получится что-то вроде идеальной женщины. Как в бейсбольной команде, понимаешь? Пока у тебя есть настоящая команда, тебе не нужна звезда.

— И как у вас все построено?

— Гибко. Самому тоже нужно быть гибким. С одними важными персонами все время якшаться нельзя.

— Очень благородно с твоей стороны.

— Просто практично. Тут нужны и заслуженные ветераны, и пара талантливых подающих, и привилегированный игрок…

— А Затейница? Она привилегированный игрок?

Кид покачал головой.

— Быстро догадался. Она мне ближе всех.

— Ушам своим не верю. А как ее зовут?

— Никаких имен, Джек. Кодекс тренера.

— О чем ты говоришь? Какой кодекс?

— Это правда. Я ведь рассказываю тебе о ней что-то личное. Может быть, и о других тоже что-то расскажу. То есть я понимаю, конечно, что ты не станешь сплетничать и болтать об этом на каждом углу, но всякое может случиться — вдруг ты когда-нибудь повстречаешься с одной из них, а мне бы не хотелось, чтобы эта женщина смутилась.

— Очень по-джентльменски.

— И для дела полезно. Вряд ли я смогу легко получать работу, если люди будут знать, что я треплюсь про них с другими клиентами. Я расскажу тебе про них, но буду употреблять их прозвища — Затейница, Гробовщица, Силачка, Новенькая…

— Очень выразительно.

— Тут есть определенная логика, — объяснил Кид. — Прозвища я даю очень осторожно. Выбираю не без причины. У Новенькой прозвище потом поменяется — так я ее называю, пока не узнаю получше.

— Все эти женщины — твои клиентки?

— Большинство из них.

— Так ты сам с ними знакомишься?

— Чаще всего. Иногда — в клубах, всяких ночных заведениях. В барах. С Новенькой я встретился в ночном клубе, а потом снова увидел ее в картинной галерее. Иногда бывает, что и на улице знакомлюсь. — Он усмехнулся. — Что тут скажешь? Я нравлюсь женщинам.

— Продолжай.

— Пятнадцать раз ногу поднимешь — и будем болтать дальше.

Джек сидел на универсальном тренажере для тренировки ножных мышц. Как только стержень с небольшим набором противовесов начал медленно подниматься и опускаться, Кид снова подал голос.

— Ну вот. Есть Затейница, про нее ты знаешь.

— Про нее я ровным счетом ничего не знаю.

— А что бы ты хотел узнать?

— Что-нибудь. Чем она занимается?

— Она танцовщица.

— Немного подробнее, пожалуйста.

Кид ненадолго задумался.

— Хорошо. У нее потрясающая фигура, иногда она чавкает, и я из-за этого бешусь, порой она способна удивить своим умом, и еще она слегка печальная.

— Почему печальная?

— Потому что ей приходится вести тайную жизнь. — Заметив обескураженный взгляд Джека, он добавил: — Есть вещи, о которых она не может никому рассказать.

— Даже себе самой.

Это прозвучало не как вопрос, и Кид кивнул, довольный тем, что Джек все так быстро схватывает.

— Особенно себе самой.

— Да, это очень печально, — отметил Джек.

— Печальнее не бывает, — согласился Кид, и Джек вдруг с удивлением понял, что сейчас Кид говорит не с ним, а скорее с самим собой. Но вот он устремил взгляд на Джека и добавил еще один двухфунтовый «блинчик» на стержень с противовесами. — Но знаешь, из-за этого с ней интереснее. С ней просто здорово, но привязываться к ней не стоит — она слишком дикая.

Миновало еще несколько недель. Теперь у Джека постоянно болело все тело. Но эта боль его приятно волновала. Он чувствовал, как тело откликается на разные воздействия, как оно крепнет. Казалось, каждый день в него вливаются новые силы. Этот заставляло его прикладывать больше стараний к тренировкам, вынуждать тело терпеть более тяжкие мучения. Он начал понимать свои возможности, начал испытывать голод по тому, что ему удалось пока только попробовать.

Во время одной особенно изнурительной тренировки, когда Джек работал с рекордным для себя весом, в комнату вошла Мэтти.

— Извините, что отрываю вас от дела, — сказала она, — но я ухожу в магазин. Не хотите, чтобы я вам купила что-нибудь особенное? — спросила она у Джека.

Он только вяло махнул рукой, благодарный Мэтти за то, что она спасла его и подарила несколько секунд перерыва в тех пытках, которым его подвергал Кид.

— Мэтти, — встрял Кид, — скажите, а как это может быть, что вы ни капельки не постарели с тех пор, как я вас в первый раз увидел?

— Хватит тебе дурачиться, — буркнула Мэтти, не удержавшись от улыбки.

Она не могла сердиться на Кида. Уже не раз она говорила Джеку, как она рада, что Кид вернулся. Насколько в доме стало веселее.

— И ты стала еще красивее, — не унимался Кид. — В чем секрет? Сделка с дьяволом?

— Я тебе покажу дьявола, — проворчала Мэтти, улыбаясь еще шире. — В последний раз спрашиваю, вам что-то нужно?

— Что бы ты ни купила, мне понравится, — сказал Джек.

Мэтти повернула голову к Киду и строго произнесла:

— А ты ничего особенного не заслуживаешь. — Она погрозила указательным пальцем, — Но я подумаю. Может быть, и тебе что-то достанется, если скажешь, чего бы ты хотел. Не обещаю, но подумаю.

— Провести с тобой романтические выходные на острове — о большем не мечтаю.

Мэтти замахала на него руками.

— Гадкий мальчишка! — сказала она, но к выходу пошла легкой, чуть танцующей походкой.

— Ты ей нравишься, — сказал Джек, когда Мэтти вышла.

— У нее хороший вкус.

— Это точно. Мэтти не всякий угодит.

— Ко мне она всегда была добра. Думаю, она меня жалела. Бывало, всегда расспрашивала меня про маму, все ли с ней в порядке. А порой она и про отца со мной говорила. Помню, как-то раз сказала, что, когда умер ее отец, она старалась забыть о нем. Она думала, что так уйдет боль. Но потом поняла, что боль становится еще сильнее. Оказалось, что легче помнить.

— Это хороший совет. Следовать ему непросто, но совет хороший.

— Наверное. Но мне забывать по-прежнему легче.

— О чем ты стараешься не помнить, Кид? Что тебе довелось пережить?

Кид уставился на лежащую на полу гантель.

— Заметно, да?

— Что-то заметно. Но вот что — не знаю.

Несколько секунд Кид молчал. Потом наклонился, чтобы добавить на гриф гантели вес, повернул голову к Джеку и спросил:

— Ты по ней тоскуешь? То есть… ты по ней непрестанно тоскуешь?

— Да, — ответил Джек и поразился тому, что сказал это не задумываясь. А думал, что скажет Киду что-нибудь вроде: «Развлекайся со своей Командой, а меня оставь в покое». Но неожиданно он поймал себя на том, что хочет говорить о Кэролайн. Может быть, до него дошел совет Мэтти. Воспоминания забурлили в его душе, и он почувствовал нестерпимую потребность с кем-то поделиться. — Просто поверить трудно, как я по ней тоскую.

— И мне ее тоже не хватает.

Джек сглотнул подступивший к горлу ком.

— Наверное, каждый, кто был знаком с Кэролайн, тоскует по ней.

Кид печально кивнул.

— Как думаешь, ты когда-нибудь… когда я говорю об этом вслух, получается какая-то дерганая песня, но…

— Думаю ли я, что сумею когда-нибудь полюбить вновь?

— Да. Я об этом и пытался тебя спросить.

— Кид, несколько недель назад я не верил, что смогу еще хоть раз выйти из квартиры. У меня пока не было времени подумать про любовь.

— Но теперь, когда ты пошел на поправку и приходишь в норму…

— Погоди. Ничего еще не известно. Я способен поднять десять фунтов и при этом не потерять сознание, но это не значит, что я близок к норме.

— Джек, ты все понимаешь. Это процесс, но он происходит. Вижу по твоим глазам, что ты начинаешь понимать. Я обещал, что верну тебя к жизни, так что воспринимай это как факт.

— Ладно, — сказал Джек. — В данном разговоре я приму это как факт.

— Вот и хорошо. Итак, ты знаешь, что твое тело постепенно придет в порядок. В норму. Оно станет еще лучше. А как с остальным?

Джек не ответил, но не потому, что у него не было ответа. Просто его сразили собственные мысли.

— Думаю, ты можешь вылечить мое тело, — наконец проговорил он. — Но не сердце. Во многом мы с ней были единым целым. И когда она умерла, во мне тоже многое умерло, так что эти куски уже не склеишь.

— Я сделаю тебя целым, Джек. — Слова прозвучали негромко, но в них прозвенела страсть и убежденность. — Я сделаю это. А потом, быть может, получится так, что и умершее оживет. Я хочу, чтобы это ожило в тебе, — в жизни ничего так не хотел.

— О ком мы сейчас говорим? — спросил Джек. — О тебе или обо мне?

На этот раз Кид промолчал. Он только спокойно указал на гантели, и Джек потянулся к ним. Ему предстояло сделать еще один шаг к тому, чтобы стать целым.