"Ад уже здесь" - читать интересную книгу автора (Цормудян Сурен Сейранович)

53. РЕЖИМ

В общем-то, можно было понять, отчего старик вежливо и деликатно, но все-таки отказался выступить в роли проводника и указать путникам дорогу до так называемой Новой республики. До дамбы, где был резкий перепад уровня реки, от самолета было где-то километров двадцать пять. И уже от этих водных ворот нужно было проехать еще километров шесть. Конечно, ему не составило бы особого труда сесть в луноход и ехать с ними, указывая дорогу. Но обратный путь на лыжах для пожилого человека стал бы весьма затруднительным. На рассвете Якут просто набросал обломком сухой ветки на снегу примерную схему и направление движения. И вот теперь, когда луноход достиг Улах-ан, Людоед попросил Варяга остановить машину. Он вышел из вездехода и встал на высоком отвесном и заснеженном берегу. Дамбу достроить не успели. Потом резко наступили холода, которые с тех пор не прекращались. Характерные ледяные наплывы, каскадом образующие почти вертикальную стену в десять пятнадцать метров высотой наглядно говорили о том, как быстро ледяной холод стал диктовать свои условия реке. Это был словно застывший водопад, у края которого теперь стоял и курил Илья Крест, задумчиво разглядывая лед.

— Н-да, Варяг, начни ты посадку позже и дальше того места, шваркнулись бы отсюда как миленькие. — Задумчиво пробормотал он вышедшему из лунохода Яхонтову.

— Повезло, — пожал плечами Варяг. — Да тут километров двадцать пять. Еще и взлететь, пять раз хватит.

— Ну да, — Кивнул Людоед. Он был чем-то явно озабочен. И судя по всему, не тем что они могли немного промахнуться и при посадке упасть с этого перепада уровня реки.

— Ну что. Поехали, может уже? — спросил Яхонтов.

Крест лишь кивнул. Он хотел уже щелчком пальцев отправить окурок на замерзшую реку, но отчего-то передумал. Ударом подошвы сапога он сделал лунку в снегу и, аккуратно положив туда докуренную сигарету, еще одним движением ноги зарыл ее.

— Поехали.

Дальше берег реки был совсем пологим. Река стала заметно уже. Хорошо виднелись близко подступающие к кромке деревья раскинувшегося с той стороны леса. Через пару километров берег стал снова подниматься. Постепенно и почти незаметно. На снегу виднелись следы. Кто-то проходил на лыжах. Вот следы снегохода. Оленья упряжка. Собачья упряжка. Гусеничный транспорт. На возвышенности дорогу пересекали столбы с дистанцией примерно в тридцать метров. Они тянулись от берега до густого леса, начинавшегося в паре сотен метров слева. На каждом пятом столбе большой деревянный щит. Луноход остановился у ближайшего щита. На нем был изображен прямоугольник, закрашенный черной краской. По диагоналям прямоугольника были из угла в угол изображены белой краской перекрещенные мечи. Это чем-то напоминало Андреевский флаг. Ниже флага надпись:

«Карантинная зона. Новая республика. Остановись и жди пограничников. По нарушителям границы огонь открываем без предупреждения».

Ниже кто-то кривыми буквами дописал:

«Не приходи с пустыми руками. Принеси голову Гау».

Людоед снова вышел из машины, не смотря на возражения Варяга и Николая. Он встал у столба и стал осматривать горизонт. Васнецов присоединился к нему.

Столбы находились на возвышенности, которая дальше шла практически прямой заснеженной равниной. Вдали виднелись деревья, вплотную подступающие к реке. Никаких признаков жизни видно не было, пока сразу в нескольких местах что-то не вынырнуло из снега. Николай отчего-то вспомнил снежного червя, убившего капитана Гуслякова. Он вскинул автомат, но Людоед резким движением руки, заставил его опустить оружие.

— Автоматы в снег! Руки в гору, живо! — закричали вооруженные люди в белых маскхалатах, вынырнувшие из сугробов с разных сторон. Стало теперь очевидно, что в снегу вдоль так называемой границы Новой республики были оборудованы секреты для передовых пограничных дозоров. И скорее всего эти секреты соединялись между собой прорытыми в толще снега ходами. Видимо, эти люди заметили луноход еще, когда он двигался от дамбы, спускаясь в низину. И понятно, что они притаились, ожидая незваных гостей.

— Блаженный, брось автомат и без фокусов, — пробормотал Людоед.

— Но почему, Илья? — возмутился Васнецов.

— Мы не воевать с ними пришли. Выполняй.

Николай бросил оружие и поднял руки. Но в душе его была обида и протест. Он не ожидал от Людоеда такой податливости вооруженным незнакомцам. Они ведь прошли такие баталии, но почему он тут спасовал? Хотя… спасовал ли он? В памяти всплыл эпизод в гадомнике. Обители мародеров ненавидящих Москву. Тогда он еще не знал Людоеда. И так же он не понимал, почему Варяг велел ему и Славику сдать оружие пьяным бандитам. Но спустя лишь минуту Варяг покончил с ними, усыпив их бдительность своей покорностью. Может в этом случае Людоед тоже задумал какой-то хитрый ход?

— На колени! На колени быстро! Эй! Выйти из машины! Живо! Живо!!! — продолжали наперебой кричать пограничники Новой республики.

Воспоминания о гадомнике и мародерах заставили Николая прикрыть глаза. Он опустился на колени, и весь этот ор вооруженных людей сейчас растворился в холоде и его мыслях о девушке Ране, которую он в этом гадомнике убил. Первая человеческая жизнь, которую он оборвал. Как же давно она не приходила к нему в его снах… Васнецов вздохнул и взглянул на Людоеда. Илья и тут держался с достоинством. Он не встал на колени, а приклонил лишь одно. И руки он вытянул не вверх, а скорее выражал некоторое недоумение враждебной встречей, разведя приподнятые руки в стороны.

— Ребята, успокойтесь! Мы не враги! Нам с вашим Старшиной поговорить надо, это очень важно! — как можно громче сказал, но все же не прокричал, Крест.

Некоторые пограничники засмеялись.

— Чего? Вы слыхали братва?! Он говорит, ему Старшина нужен! А-ха-ха-ха!!! Эти титорасы вообще оборзели в своей тупости!

Людоед нахмурился.

— У нас важная информация для вашего лидера! — сказал он более жестким тоном.

— Да ты скорее с всевышним встретишься, чем с нашим Старшиной, титорас вонючий!

— Слушай, вот ты, — Илья кивнул на ближайшего бойца в светло-желтом тулупе и белой меховой шапке, — Мы не здешние и ваших тонкостей не знаем. Так что не надо нас этим словом называть с таким видом, будто нам все понятно.

— Заткнись, Гау вонючий! Не здешние они видите ли. Конечно вы не здешние, мать вашу! Вы с той стороны! Больше никто и нигде не выжил! Последние беженцы десять лет назад были! Так что не надо нам тут порожняки гнать! И каждая скотина Гау знает, как мы вас называем! Вы же, мать вашу, высшая раса и поклоняетесь этому упырю Титосу! Вот вы все и есть титорасы! Понял, гнида?!

— Я же говорил, что надо было идти к этому Гау, — еле слышно вздохнул Николай…

Со стороны рощи, что подступала к реке совсем близко, мчалась странного вида машина. Это был небольшой автобус, чьи окна заварили листовым железом, оставив узкие щели. Колеса давно были демонтированы и вместо них были широко расставленные лыжи. Еще одна лыжа, короткая и широкая, выступала перед корпусом и видимо служила для руления машины. Движущей силой являлся большой толкающий винт, вращающийся позади корпуса машины. Это были аэросани. Но явно не те, что оставили след на реке возле места посадки самолета. Ведь там было две колеи. Эта же машина оставляла тройной след из-за подруливающей лыжи. На белом корпусе снова черный прямоугольник с перекрещенными мечами. Уже с выключенным мотором машина скользила по инерции какое-то время и не успела она остановиться, как из нее высыпал десяток вооруженных людей. Какой-то системы и унификации в их одежде не было. Все были одеты тепло и явно в то, что имел каждый из них. Однако одеяние не было неряшливым или обветшалым. За одеждой они следили. Единственное, что их всех объединяло, так это нарисованные или вышитые на всю спину перекрещенные мечи. Вместо знаков различия красные повязки на левом рукаве у каждого. На повязках были либо желтые звезды в разном количестве, либо снова мечи крест-накрест, либо щит и меч.

— Так! — командным голосом воскликнул тот, что был с изображением щита и меча на повязке, — Этих в вертокат! Держать по отдельности! Разговаривать не давать! Глаза завязать! Одного из их трактора тоже туда! Водителю ствол под ребра и тоже глаза завязать! Пусть ведет к отделу по командам! Стас, будешь его поводырем! Трое в ту машину! Быстрее!

Трудно было понять, как далеко их завезли. Гул мотора и толкающего аэросани винта свербил разум. Плотная материя не давала видеть, что происходит. Потом гул стих и его куда-то повели. Сначала под ногами хрустел снег, и было холодно. Потом ступеньки вниз. Все равно холодно, хоть и меньше. Скрип досок, лязганье стальных дверей. Затхлая вонь сырости и плесени. Снова скрип досок. Потом хлопки его собственных шагов и еще нескольких пар ног, глухим эхом уносящиеся вперед. Где-то вдалеке снова лязгали стальные двери. Голоса в отдалении. Судя по звукам, это была сеть узких и длинных коридоров с каменными стенами. Чья-то рука дернула за плечо, заставив остановится.

— Как оформим? — послышался хриплый недовольный голос.

— Диверсанты Гау, — другой голос прямо над ухом.

— Мы не диверсанты Гау! — протестующе воскликнул Николай.

— Молчать! — удар в живот, не сильный, но, тем не менее, болезненный из-за своей неожиданности, — Лицом к стене!

— Я же не вижу где стена, — простонал Васнецов. Почему не слышно его товарищей? Они рядом или нет?

— Не разговаривать! — снова раздраженный голос и кто-то его толкнул. Васнецов уткнулся лицом в холодную, сырую шершавую стену.

Зазвенела связка ключей. Скрипнул замок и, снова лязгнула тяжелая металлическая дверь. Его затолкали в какое-то тесное помещение и дверь захлопнулась. Скрип закрывающегося замка и удаляющиеся шаги. Николай осторожно снял повязку, но ничего не увидел. Даже попытки мобилизовать свои морлочии способности различать в темноте некоторые детали ни к чему не привели. Лишь ощупав руками, пространство вокруг он понял, что находится в крохотном помещении, которое даже помещением назвать было трудно. Что-то сырое и тесное. Метр на метр. Так почему не включается это зрение, которое помогло ему в Аркаиме, при встрече с молохитами?

Снаружи послышались шаги. Снова где-то хлопнула дверь. Неразборчивый разговор двух мужчин. Чей-то кашель. Может просто, потому что нет тут никаких морлоков или молохитов? Нет здесь люпусов и крыс. Нет чудовищных снежных червей. Здесь всюду люди. Именно человека боится человек больше всего. Вот она, разгадка. Они суровы. Они не проявляли жестокости, как вандалы или черновики. Они вели себя как профессионалы. Ведя в эту камеру, они не оскорбляли. Лишь окрикивали, когда это требовалось. Повязки. Лицом к стене. Они просто делали рутинную каждодневную работу, и в этой работе Николай не был личностью. Он был рабочим материалом, подобных которому прошло по этому коридору множество. Люди здесь были пугающе сосредоточенны. Николай вдруг понял, что, только имея дело с людьми можно проиграть. Сколько он видел люпусов или морлоков? Они где-то там далеко. На крохотном уголке континента, что когда-то звали Европой. Морлоки так вообще лишь в московском метро. Снежный червь? Встретился лишь единожды. Молохиты? Ютятся в Нижнем Аркаиме и скорее всего, обречены на вымирание из-за соседства с рейдерами. Легионы чумных крыс? Ганина Яма и Екатеринбург. Да и там люди нашли способ бороться с ними. Нет. Это все не страшно. Люди… Людей они видели и встречали всюду. Амазонки, терминаторы, людоеды олигарха, Вавилон и вандалы, рейдеры, черновики, разрозненные общины Екатеринбурга и наконец, Легион Гау и Республика старшины. Никто так не опасен как человек. Много ли он встречал животных? А вот людей массу. Человечество не уничтожено в ядерном апокалипсисе. Нет. Оно живет и продолжает войну. Вот он, секрет его страха. Даже одичавшие гадомцы-мародеры и беспринципные черновики не так страшны. Ими двигали какие-то недалекие мотивы. Страшнее те, кто наделен разумом и интеллектом. Кто уничтожает не со злобы, а потому, что считает это своим долгом и работой. Он стал явственно ощущать страх перед теми, кто его так обыденно запер здесь. Может страх человека перед человеком и не давал мобилизовать свои приобретенные возможности? Ведь он ощущал, что тут не просто люди, а сильные люди. Убежденные в своих идеалах и преданные своему делу. Может это и хорошо, что они такие, но только не в том случае, когда они без колебаний и сомнений объявили его, Николая, и его товарищей своими злейшими врагами. Что будет дальше? Проходило время в этом тесном мраке, а вопрос этот пульсировал в голове.

А дальше снова послышались шаги. Они приближались. Загремел замок двери, и она распахнулась, ослепив скудным светом коридора. Но за последний час или точнее гораздо больше уже, с повязкой на глазах он отвык от света и ярким стал даже полумрак.

— Кто разрешил снять повязку! — громко и угрожающе произнес тот, кто открыл дверь. Он схватил Васнецова и стал снова надевать ему на глаза плотную черную материю…

Это было достаточно большое помещение. Серые бетонные стены и низкий потолок с темными разводами сырости. Лампа дневного света над столом и узкое окно слева под потолком, откуда пробивался и свет улицы. Значит это не подземелье. Пол тоже был каменным. Все это Николай разглядел, когда среднего роста сорокалетний человек в военной форме без погон и с лицом мясника сорвал с него повязку. Васнецов сидел на стуле и его руки за спинкой сковывали наручники. Лысеющий мужчина с лицом мясника уселся за большой деревянный стол и пристально посмотрел на Николая.

— Ну, — спокойно произнес мясник.

Васнецов взглянул на пожелтевший плакат нарисованный тушью, за его спиной.

«Не болтай лишнего. Гау не дремлет. Болтун, находка для шпиона». Эта надпись красовалась над изображением бравого бойца в расстегнутой гимнастерке, который судя по позе и выражению лица, о чем-то хвастливо рассказывал полуголой девице, соблазнительно лежащей на кушетке и внимательно его слушающей. Радом с плакатом висел деревянный стенд со стальными крючками, на которых были развешаны сверкающие чистотой острой стали хирургические инструменты, чей вид заставлял страх делать режущие движения по нервам.

— Что ну, — тихо ответил Николай.

— Говорить будем? — выражение лица мясника не менялось.

— А я молчать и не пытался. Но мне ваши запретили разговаривать. — Он попытался пожать плечами, но запястья заболели.

— Здесь такого запрета не будет. — Человек в мундире покачал головой. — Здесь надо говорить. Говорить много и предельно подробно. — Он встал со своего стула, — И, главное, честно.

— Так что я должен говорить?

— Правду.

— Это я понял… но…

— Ты со мной играть вздумал?! — заорал вдруг мясник и сделал шаг в сторону Николая.

Васнецов вздрогнул.

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите…

— Значит, не хотим по-хорошему да? — человек снова стал говорить спокойно. — Хотим тратить мое время и нервы? Да? Только подумай хорошенько, что пока ты будешь тратить мое время, у тебя будет очень быстро тратиться твое здоровье. — Он медленно повернул голову и кивнул на развешенные, на стене хирургические инструменты. — Так что потери будут неравноценные. Оно тебе надо?

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — нервно проговорил Васнецов. Сейчас он с удовольствием оказался бы один на один с морлоками или ворошил бы гнездо молохитов. Но здесь он чувствовал себя совершенно подавленным. Ведь тут он имеет дело с человеком.

— А что с тобой будет, понимаешь? Мы ведь тут свой хлеб не зря едим. Грош нам цена, если бы мы думали что все Гау идиоты и охотно верили бы в их тупизну, глядя на то как они искусно включают дурака. Гау не идиоты. Они умны. Они хитры. Иначе, будь они дураками, кем бы мы были в таком случае, если до сих пор не покончили с этими мразями?

— Вы считаете, что мы Гау? — Николай уставился на мясника.

Человек снова уселся за стол и засмеялся.

— Я не думаю что вы Гау. Я это знаю.

— Но ведь это не так! — воскликнул Николай.

— Вот упрямый какой, — вздохнул мясник. Он выдвинул ящик своего стола и извлек оттуда черный берет, у которого вместо кокарды красовался значок радиоактивности.

У Васнецова похолодела спина. Это был, берет Людоеда. Что с ним?

Тем временем человек извлек из берета то самое метательное лезвие.

— Это ведь твоего дружка по фамилии Крест. Верно? — спросил допрашивающий.

— Ну… — нехотя проговорил Васнецов.

— Вот видишь. Говорить правду совсем не трудно. — Мясник улыбнулся, но его улыбка была еще более неприятна, чем его крики. — Так вот этот твой друг оказался более сговорчивым. Он признался, что вы диверсанты Гау.

— Но… Но этого не может быть. Вы лжете. Не мог он этого сказать, потому что мы не Гау. Мы вообще из Калужской области.

Мясник снова засмеялся.

— Послушай, парень, ну зачем упираться? Понимаю, молод… Сколько тебе, кстати?

— Двадцать три…

— Ага. Двадцать три. Понимаю. Когда случилась ядерная война, тебе всего три года отроду было. Ты и не помнишь ничего. И Гау тебя в оборот взяли несмышленого. Потому ты и упрямишься больше твоих товарищей. Они-то понимают, что этот ваш Титос, тварь и тиран. Они понимают, что выступили на стороне вселенского зла. А вот ты упрямишься. Тебе сызмальства внушили ложные идеалы. Но ведь ты не глупый парень. У вас же там, в диверсионной школе все знают, что если попал к нам, в «Отдел профилактики и безопасности», то никуда от нас уже не денешься. А тебе еще жить да жить. Мы понимаем, что ты молод был и одурманили тебя, сволочи эти. Но у нас ведь справедливое общество. Мы тебе шанс дадим. Человеком станешь. Перекуешься. Будешь гражданином Новой республики. Только дурака валять перестань.

— Человеком стану? А я и есть человек. И не какой я ни Гау. И врете вы все про моих товарищей!

Мясник достал из стола стеклянный графин с водой и граненый стакан. Неторопливо налил себе воды и стал медленно пить. Затем уставился на небольшое окно под потолком помещения. Вздохнул. Налил еще один стакан, подумал о чем-то и резко выплеснул его в лицо Николаю. В тот же миг он нанес рукой сильную пощечину по увлажнившемуся лицу.

— Шутки кончились, титорас! Отвечай! Ваша миссия! Координаты второй группы! Вы ведь отвлекали внимание пограничников! Где вторая группа! Цели! Имена! Координаты! Не молчи скотина! — орал он и снова и снова раздавал жгучие пощечины. — Я же тебе сейчас скальпель под ногти вгонять буду, тварь!

Он нанес еще один удар. Стул опрокинулся вместе с Николаем. Заболело плечо. Васнецов зажмурился и ощутил удар ногой в живот. Было больно. Но еще больше было обидно. Обидно за весь пройденный путь. За гибель космонавтов. За тех конфедератов, что так самоотверженно их защищали. Было обидно, что он не повернул обратно в Москву, заняв себя и последние дни или месяцы этого мира поиском отца и дяди, чтобы встретить истинный финал рядом с ними. Было обидно что Илье пришлось покинуть Нордику… Ради чего все это? Чтобы вот так попасть в какие-то застенки к мяснику и сгинуть тут, обрекая на гибель и все живое на планете?

— Лучше убей меня, сволочь, — прохрипел Николай. — Убей меня сразу. И вы все подпишите себе смертный приговор. Никто уже вас не спасет. Всем придет конец. И тебе, морда, и старшине вашему, и этим Гау, и рейдерам, и старику охотнику, и Лере с ее Иваном, и инвалиду, сыну Ветра. Вам всем конец. Я не желаю вас спасать. Убей меня. Я вас приговорил…

Мясник присел рядом и стал приговаривать:

— Вот так. Вот хорошо. Ты говори сынок. Говори не останавливайся. Давай-давай. Говори сынок…

— Сынок? — простонал Васнецов, — ты мне не отец, морда. Я сын офицера ВДВ.

Мясник снова нанес удар и тут позади, у только что скрипнувшей двери раздался громкий и строгий возглас:

— Что здесь происходит, черт подери!

Мясник резко развернулся и вытянулся по стойке смирно.

— Товарищ комиссар-наблюдатель, — пробормотал он растерянно, — Я…

— Вы я вижу, совсем потеряли всякий страх и чувство меры, гражданин следователь!

— Нет, но я…

— Немедленно поднимите задержанного!

Мясник бросился выполнять команду. Тем временем вошедший человек в темно-синем мундире с перекрещенными мечами на обшлагах тужурки продолжал строго отчитывать следователя.

— Что за титорастские методы вы тут практикуете! Или декларация Старшины о гуманном отношении с заключенными для вас пустой звук?! А ведь этот юноша даже не заключенный! Он задержанный до выяснения! Что вы тут устроили!

Следователь поднял уже Васнецова и снова стоял по стойке смирно, нервно теребя руками полы своего длинного кителя.

— Товарищ комиссар-наблюдатель, — пробормотал он, — Но ведь его подельники уже признались. И он уже начал говорить. Это диверсанты Гау.

— Да я вижу, откуда берутся такие признания! Я не сомневаюсь, что побудь этот юноша с вами наедине еще пять минут, и он признался бы, что убил Кеннеди и поджег рейхстаг!

— При всем уважении, товарищ комиссар-наблюдатель, но я…

— Но вы сейчас заткнетесь, и выйдите вон из кабинета! Немедленно!

Мясник поморщился и стремительно направился на выход.

— Стоять! — скомандовал ему вошедший в темно-синем мундире, когда они поравнялись. — Ключ от наручников. Ну! — он требовательно выставил перед следователем руку.

Мясник нервно порылся в карманах и, протягивая ключ, пробормотал:

— Я бы не рекомендовал вам…

— Я в ваших рекомендациях не нуждаюсь! — рявкнул комиссар, забирая ключ, — А теперь вон!

Следователь выскочил из своего кабинета и захлопнул за собой дверь.

Комиссар хмурился и качал головой, освобождая Николая от наручников.

— Я прошу прощение за излишнее рвение нашего сотрудника, — проговорил он спокойным голосом и отошел.

Васнецов принялся растирать запястья. Такой оборот событий вызвал в нем бурю эмоций, которые он еле пытался сдержать. Он уже почти смирился с тем, что их здесь по ложному подозрению уничтожат. Но вот появился этот спаситель в синем мундире, переделанным под нужды местных спецслужб из формы сотрудника МЧС.

— Как вас зовут? — спросил комиссар присев на край стола.

Васнецов взглянул на него. Он был высок и подтянут. Заметно старше следователя мясника. Лицо, гладко выбритое и открытое, располагающее к откровенной беседе.

— Николай, — буркнул Васнецов.

— Тезка значит, — комиссар улыбнулся. — Я тоже Николай. Николай Андреевич. Старший комиссар-наблюдатель главного политического управления наблюдения и профилактики.

— Я бы сказал, что очень приятно, но это нихрена не так, — продолжал ворчать Васнецов, глядя на него исподлобья.

— Понимаю. От общения с офицерами Отдела профилактики и безопасности вообще мало приятных впечатлений. Но я право не думал, что некоторые сотрудники оного ведут себя подобным недостойным образом. Хотя, наверное, у вас там создают именно такое представление о наших органах безопасности.

— У нас? — Николай удивился, — Это где это, у нас?

— В легионе.

— Какой к чертям легион… — Васнецов вдруг запнулся и понял суть происходящего. Это вызвало в нем непреодолимое желание расхохотаться, что он и сделал. — Черт бы вас побрал! — воскликнул он хохоча. — Черт бы вас всех побрал!

— Отчего вы смеетесь? — комиссар пожал плечами.

— Зачем вы цирк это разыгрываете? Да я молод! Да я вырос уже на пепелище мира! Но я не идиот! Я книжки читал и знаю этот прием, ясно вам?! Злой следователь, добрый следователь… Херня все это! Мы не Гау! И бросьте ваши потуги бесперспективные! Мы прилетели вчера из Екатеринбурга! На самолете прилетели! На СА-МО-ЛЕ-ТЕ! Ты когда последний раз видел самолет, дядя?! Я сын русского офицера! Среди нас еще два офицера! Моряк и летчик! Настоящие офицеры, которые до сих пор о присяге не забыли! И брат мой названный, которого мои родители приютили, когда все гаркнулось! Так какого хрена вы клеймите нас какими-то Гау?!

Николай сорвался на крик и готов был броситься на этого человека. Однако комиссар сохранял спокойствие и внешне ни как не реагировал на этот эмоциональный взрыв.

— Следователь уверяет, что ваши товарищи сознались в принадлежности к легиону Гау. Как вы это прокомментируете?

— Ваш следователь козел! Это ложь наглая! Вы меня не сломали, а Варяга и Илью вообще никому не сломить! Они воины! Они не могли оговорить себя! Это брехня все!

— Ну ладно. А с какой целью вы прилетели?

— А вот подите вы к черту, товарищ тезка. Мы об этом скажем только вашему Старшине. Нам нужна помощь. Потому что мы взяли на себя ответственность за выживание всех выживших на земле. Вы себе не представляете, какая угроза над всеми нависла!

Комиссар улыбнулся и покачал головой.

— Ладно. Я доложу о вашей просьбе товарищу Старшине, — он улыбнулся и, повернув голову в сторону двери, крикнул, — Конвой!

В кабинет вошел вооруженный вояка, которого в темноте запросто можно было бы принять за молохита. Огромного роста с плечами, которые, наверное, были созданы, чтоб на них таскать гаубицу. Шея едва ли не шире круглой головы с покатым лбом.

— Слушаю, товарищ комиссар, — произнес он неестественным для своей внешности мягким голосом.

— Задержанного в коридор. Ждать меня. А пока пригласите сюда следователя Ежова.

— Есть, — конвойный кивнул, — Задержанный встать!

Николай поднялся.

— Руки за спину, смотреть в пол! На выход!

Васнецов повиновался. Он вышел в коридор. Там стояло еще несколько бойцов. Николай видел только ноги.

— Лицом к стене! — крикнул другой вояка.

Николай выполнил и краем глаза заметил, что лицом к стене стоят еще три человека. Он повернул голову. Это были его товарищи. Варяг, Людоед и Славик.

— Мужики, вы как? — тихо спросил он, обрадовавшись, — Мне сказали что вы…

— Не разговаривать! — заорал кто-то прямо над ухом и ткнул его автоматом в спину, — Головой упереться в стену и смотреть на свои ноги!

Мясник-следователь Ежов вошел в свой кабинет.

— Ну что? — спросил он у комиссара.

— Он не глупый, как и его друзья, — пожал плечами комиссар, — Правда, излишне эмоциональный. Разговорить его легко. Только для этого надо быть не костоломом, а психологом.

Ежов тихо хохотнул.

— Да ладно тебе, Андреич.

— Плесни-ка мне воды, — Николай Андреевич перебил следователя и кивнул на графин. Ежов налил стакан и протянул комиссару.

— Холодная зараза, — поморщился тот, отпив, и стал растирать горло. — Гланды болят неделю уже.

— Лечиться тебе надо, Андреич.

— Посмотрим…

— Ну, так что он рассказал тебе?

— Про самолет раскололся практически сразу. Я же говорю, подход нужен грамотный. Значит, не почудился пограничному дозору вчера летящий самолет. Очень интересно.

— Даже так, — хмыкнул следователь, — И куда их сейчас?

— Пока в карантин нашего управления.

— Ну ладно. А с чего вашему управлению этим делом заниматься? Это ведь наш хлеб. У вас задачи другие. Тут же рядовой случай, если не считать, конечно, самолет.

— Другие, — комиссар кивнул. — Только Старшина это дело на личный контроль взял.

— Сам Старшина? Это почему? — Ежов удивился.

— Во-первых, самолет. Событие из ряда вон. Во-вторых, очень интересная у них машина. Ну и в третьих груз. То, что гвардейцы при досмотре там обнаружили и сразу доложили напрямую старшине, минуя инстанции. Вот он и заинтересовался, что это за люди.

— Да титорасы это! Ежу понятно! — усмехнулся следователь.

— Ежу говоришь понятно? — комиссар посмотрел на Ежова с каким-то пренебрежением. — Но если ты забыл, я тебе напомню, что Старшина не еж. И я, представь себе, тоже. Мы люди.

Следователь нервно кашлянул.

— Андреич, я не то имел ввиду…

— Подумай сам. У Титоса есть великолепные диверсанты из числа легионеров. И есть тысяча способов проникнуть скрытно на территорию Новой республики и приблизиться к нашему городу очень близко. Диверсанты Гау могли такое сделать. Другое дело, что бы это им дало? Группа должна быть маленькой для пущей скрытности, но малая группа не в состоянии произвести сколь-нибудь значимую акцию у нас. Если только у них нет чего-то особенного. Эти четверо могли нас уничтожить всех одним ударом. Однако они этого не сделали, а перли открыто, да еще и остановились на границе и не оказывали никакого сопротивления. Почему? Ответ очевиден. Они не Гау. Они издалека и о местных делах вообще понятия не имеют.

— Погоди, Андреич. А чем они нас могли?

— У них в машине ядерная бомба.

Ежов раскрыл рот и выпучил глаза.

— Что?…

— Ты не ослышался. Диверсионный ядерный заряд. Они могли пустить его в ход, скрытно подобравшись к городу. Но они этого не сделали. А ты знаешь Гау. На них не похоже.

— Нет, погоди, атомная бомба?!

— Слушай, дружище, не трепись об этом. — Комиссар, наконец, поставил стакан на стол. — Стульчик под тобой итак очень шаткий.

— То есть?

Николай Андреевич направился к выходу и, обернувшись у двери, произнес:

— Если я еще раз узнаю, что ты пытаешь задержанных, я заведу на тебя дело. А ты знаешь, как относятся в политуправлении к нарушителям старшинистической морали.

— Андреич, ты чего! — воскликнул Ежов, — Мы же не первый год знаем друг друга!

— Вот именно. И поэтому ты должен хорошо понимать, что я не шучу. Будь здоров.

И комиссар-наблюдатель вышел из кабинета.