"Демоны крови" - читать интересную книгу автора (Посняков Андрей)

Глава 2 Лето. Окрестности Чудского озера ОЛЕКСА

— Так, может, мы все ж таки свет включим? — послушно усевшись на лавку, негромко поинтересовался Ратников. — Чего в потемках-то разговоры вести?

— Свет? — незваный гость задумчиво помялся с ноги на ногу. — Ладно. Свет, пожалуй, можно. Заодно хоть увижу — есть у вас иконы аль нет.

— А то не видно, — протягивая руку к выключателю, ухмыльнулся Миша.

— Конечно, не видно. Лампадки-то не горят!

Лампадки ему…

Под потолком резко вспыхнул плафон — парень в углу дернулся, и спущенная с тетивы стрела, едва не поразив хозяина дома, хлестко впилась в стену, где и задрожала — противно так, словно оборвавшаяся на гитаре струна.

Ратников уж конечно не преминул воспользоваться сим обстоятельством: тут же метнулся в угол, ударил с ноги, а уж потом, не давая опомниться, схватил парня за подбородок да хватил головой об стену. Настолько зол был, что хотелось рвать, бить, убивать даже…

Выпущенный из враз ослабевших рук лук мягко упал на пол, а Михаил все не отпускал гостя, ударил об стену еще раз и еще… На, гадина, получай! На! На! На!!!

— Стой!!! — сбросив оцепенение, Маша подлетела к разъяренному мужу, повисла на руке…

— Нет… ну, я прошу… не надо! Ну, ты глянь только — он весь в крови уже!

Ага, в крови…

Едва только Ратников отпустил парня, как тот взвился, словно ракета, откуда и прыть взялась? Кабы Михаил не был столь опытен в подобных делах — ударил бы вот сейчас лбом в подбородок… Однако шалишь! Миша, чай, не в лесу найденный…

Уклонился, отпрянул, схватил со стола нож:

— А ну-ка потише!

Парень нехорошо осклабился:

— Вижу, хваток ты в делах ратных… Ниче! — он утер выступившую на губах кровь. — Ниче, посмотрим, как оно еще выйдет.

— Маша, звони участковому… Впрочем, я сам…

Не спуская с незваного гостя глаз, Михаил пытался придумать, как бы ему добраться до мобильника? Хотя что тут думать-то? Совсем уже с ума сбрендил — можно ведь просто послать за ним Машу!

— Принеси-ка мне телефон, милая. Он там, в комнате, в старой куртке.

А парень-то — настоящий бомж, бродяга! Босой, одежка явно с чужого плеча — теперь понятно, кто ограбил Афоню! — лицо… Господи, да он же совсем еще молодой, юный даже! Максимум лет шестнадцать-семнадцать, безусый еще, молоко на губах не обсохло, а туда же — грабить. Волосы грязные, спутанные, этакой соломенною копною… шея тонкая, да и вообще — весь в кости тонок. Однако жилистый, верткий. Глаза серые, злые — ишь, как зыркает… Вот снова поднял руку — утереть кровь. Что-то на запястье блеснуло… Браслет? Неужели серебряный? Тоже спер где-нибудь, паразит!

— Ты глазищами-то меня не сверли, — ехидно ухмыльнулся Миша. — Не просверлишь! Маша… ну, что ты? Он что, сделал с тобой что-нибудь?

— Нет… — супружница моргнула. — Мы просто говорили… Эй, отроче, откуда у тебя на руке такое?

— Мое!

— Я поближе посмотрю?

— Э, нет! — Ратников тут же выступил против такого явно не умеренного в данной конкретной ситуации любопытства. — Лучше не подходи к этому типу, милая…

Маша кивнула и снова посмотрела на парня:

— А ты брось!

— Да на… лови, жалко что ли? — Снятый с руки браслет полетел прямо в подставленные ладони. — Ох и светильники у вас… Аж глазам больно.

— Ничего, потерпишь…

Михаил тоже скосил глаза, рассматривая неожиданно изящную серебряную или из какого-то тускло блестящего металла вещицу. Браслетик оказался не простой — с рисунками в виде каких-то динозавров… нет, лучше сказать — драконов, ящеров…

— А браслетик-то наш, — тихо промолвила Марьюшка. — Точно — наш, новгородский. Вон и надпись — «Путята с Ильина». Верно, он и ковал.

— Это где ж такая улица? — Ратников задумчиво почесал затылок. — Случайно, не у Ильинской церкви.

— Не… — тут же отозвался парень. — Но рядом, на Славне.

— Славенский конец, значит, — Миша не преминул показать свое знакомство с историей средневекового Новгорода… знакомство более чем тесное…

— Да, Славенский! — в светлых глазах подростка вдруг вспыхнула какая-то непонятная надежда.

— А ты из кончанских, что ли? — уже кое о чем догадываясь, продолжал Ратников.

— Из уличанских… — парень улыбнулся.

Говорил он чисто по-древнему, по-новгородски, цокал — не «уличанских», а «улицанских»…

— А с Федоровского ручья знаешь кого-нибудь?

— С Федоровского?! Да у меня ж там Аграфена, тетка! У Козьмы-гребенника в приживалках!

— А вымол, пристань, от того гребенника Козьмы далече?

— Да рядом же!

Ратников пристально посмотрел прямо в серые глаза незнакомца:

— Значит, ты, отроче, Онуфрия Весло с вымола знать должен, и еще — Онисима Ворона.

— Знаю обоих!!! — обрадованно завопил парень. — С Онуфрием как-то за рыбой к Юрьевой обители плавали, а с Онисимом вообще дружки были…

— Ты сказал — были?

— Так я это… давно уже в городе-то не жил.

Улыбка у незнакомца оказалась очень даже обаятельной, веселой, и сразу стало видно, что вряд ли ему есть даже семнадцать… скорее — пятнадцать, четырнадцать.

— Боярин! Кажись, я тут наконец-то своих встретил! Не так? — отрок перекрестился — углядел-таки Николу Угодника.

Супруги переглянулись.

— Ну, похоже, что так, — осторожно промолвил Миша. — Не сильно я тебе приласкал-то?

— Да нет, боярин, — гость улыбнулся. — И посильнее бывало. Да и что сказать — я ведь первый начал. В хоромы твои вломился, боярышню, вон, напугал, обидел… Поделом!

— Да не обиделась я вовсе! — всплеснув руками, воскликнула Маша. — А испугаться — так и вообще не успела. Тебя как хоть звать-то?

— Олекса. Олекса Рыбин. Батюшка мой, Егорий Рыба, рыбак — на Федоровском вымоле знаменит был… пока не помер. Оттого-то и я там всех почти знаю.

— Ну, ты вставай-ка, Олекса. Садись с нами, поешь.

— А вот от этого не откажусь! — Олекса снова улыбнулся — радостно и светло. — Клянусь Михаилом Архангелом, с утра крошки во рту не было. Дожди пошли, костерок не развести, даже с огнивом местным, чудным, а рыбу сырую есть — сыроядец я, что ли?

— Огниво? — ухмыльнулся Миша. — Это ты про спички, что ли?

— Про что?

Подросток поднялся на ноги, и Маша ринулась собирать на стол. Ратников тут наконец разглядел и валявшийся на полу самодельный лук с зеленой тетивой-леской, и вытесанные явно из рейки стрелы.

— Ну, ты садись, садись… Руки вон вымой — рукомойник в углу, водицы не жалко.

— Благодарствую, боярин.

Парнишка поклонился… и в этот момент в окна попали с улицы длинные хваткие лучи — фары!

— И кого еще это несет, на ночь-то глядя? — всматриваясь в ночную мглу, негромко протянул Ратников. — «Семерка», что ли? Ну да, со спойлером… вон она, остановилась. Ха! У Эдьки Узбека такая! У них у всех, Узбеков, «семерки»… Маша! — Михаил принял решение тут же. — А ну-ка спрячь-ка нашего гостюшку… ну хоть в дальнюю комнату уведи… Олекса! А ну-ка спрячься!

— Враги? — понятливо кивнув, отрок поднялся.

— Не сказать чтобы враги… Но и не друзья тоже.

Ратников теперь понял — кого именно настойчиво выискивал старший Узбек Николай Кумовкин. Осталось выяснить только — зачем?

— Можно к вам? — приятный на вид молодой человек, лет двадцати трех, Эдик Кумовкин, осторожно постучался в окно.

— Входи, входи, Эдик, — дождавшись, когда Маша уведет гостя в комнаты, Михаил гостеприимно распахнул дверь.

— Ехал мимо, вижу, у вас свет горит… Дай, думаю, загляну. Все у вас спокойно?

— Да, все спокойно… А что? — Ратников умело изобразил на лице недоумение.

— Да так… Воруют у нас.

— Знаю, брат твой рассказывал.

— Так вот, — младший Кумовкин, как видно, не намеревался тратить время на долгие разъяснения. — Я, кажется, этого вора видел. Вот только что… Молодой такой парень, босиком. Меня увидал — в лес сиганул, не догонишь. Так вы, если что…

— Понял. Позвоню тебе или братцу, мне ведь тоже ворюги тут без надобности, — Миша ухмыльнулся. — Может, чайку?

— Нет, спасибо, — решительно отказался Эдик. — Я ведь так просто заехал — предупредить, мало ли.

— Спасибо. Ежели что, уж будь уверен — звякнем! Тебе или участковому.

Узбек резко обернулся на пороге:

— Участковому лучше не надо. Мы бы сами разобрались — зачем во всякую мелочь милицию впутывать?

— Да незачем, и верно, — Михаил улыбнулся, запер за гостем дверь и, дождавшись, когда скроются вдали, за лесом, мерцающие снопы фар, пошел в дальнюю комнату:

— Ну, Олекса! Давай, рассказывай, что натворил да как и, главное, откуда тут взялся?

— Так, может, все ж сначала гостя накормим? — вступилась Марьюшка. — Эвон отощал-то! Кожа да кости.

— Конечно, накормим, — улыбнулся Ратников. — Да ты, мил человек, не переживай — мы с Машей — тоже новгородцы, свои…

Олекса снова заулыбался:

— Это я уж вижу. Господи, как славно-то! Вот ведь славно!

Олекса Рыбин родился в Новгороде Великом в тысяча двести двадцать восьмом году, если считать от Рождества Христова, или — от сотворения мира в шесть тысяч семьсот тридцать шестом. Родился изгоем, батюшка-лодочник жил в бобылях, да вскорости и вообще помер от великого, случившегося года через два после рождения Олексы голода и мора. Олекса помыкался-помыкался у приживалки тетки, да не вынеся издевательств и побоев гребенника Козьмы, лет в двенадцать от него сбег, пристав поначалу к скоморохам — веселым людям, с которыми исходил и Владимирскую, и Полоцкую, и Псковскую земли, да был схвачен и поверстан в холопы одним прытким и жадным до чужого боярином… а уж от боярина он сбег к воинским людям, меч, рогатину и копье кому хочешь предлагавшим. Ну, за кровушку свою — не за бесплатно, вестимо.

— Понятно, — ухмыльнулся Ратников. — Ты, Олекса, значит, у нас — наемник, кнехт, если по-немецки.

— В кнехтах тоже побывать приходилось, — с аппетитом доедая рыбный пирог, коротко кивнул отрок. — У орденского лыцаря Иоганна.

— Не боишься мне про то сказывать?

— А чего мне бояться-то? — подросток усмехнулся. — Лыцарь Иоганн — человек не из последних, это вам всякий скажет, служить у него — за честь, а я волен хозяина себе выбирать… ну, как из холопства сбег… так ведь туда меня и поверстали облыжно.

— Откуда ж твой рыцарь? Из Мекленбурга? Из Померании? Швабец?

— Из Мекленбурга. Да, лыцарь Иоганн фон Оффенбах…

— Фон Оффенбах?! — обрадованно воскликнул Миша. — Так я ведь его знаю! Это поистине славный и достойнейший рыцарь, можно сказать — мой добрый друг.

Ну еще бы не друг! Знал Ратников очень хорошо и рыцаря Иоганна, и много кого еще, включая представителей знатнейших новгородских родов и даже самого князя Александра Ярославича Грозные Очи, впоследствии — лет через двести или того более — прозванного Невским.

А все началось в тот июньский день, года два назад, когда Михаил, вместе с другими членами клуба исторических реконструкций, воссоздавали в Усть-Ижоре знаменитую Невскую битву, Вот тогда-то, совершенно случайно, Миша и провалился в тринадцатый век и потом вынужден был долго и упорно оттуда выбираться, сообразив, что причиной подобного перемещения явился неприметный стеклянный браслетик, случайно найденный им у Ижоры-реки. Да, браслетик оказался ключом ко всему Его активно использовали торговцы людьми из того, прошлого, времени — новгородская боярышня Ирина Мирошкинична и ее подельники — Кнут Карасевич, Кривой Ярил, да и современники, о которых Ратников, по сути, совсем ничего не знал.

Вот там-то, в далеком тысяча двести сороковом году, он и встретил Марьюшку, Машу — холопку, рабу… девушку, вначале ставшую его любовницей, а затем — женой и другом. Именно из-за Маши пришлось бросить Питер, перебраться сюда, в глушь… Впрочем, юная Мишина супруга мало-помалу привыкала — уже и джинсы носить не стеснялась, и на «Оке» ездить — Миша обучил, да не просто так, сама же Маша и попросила — хочу, мол, с повозкой без лошадей управляться. Сначала у Ратникова один «уазик» был, теперь для Марьюшки пришлось «Оку» прикупить.

Вот только с телевизором пока опасался Миша, как бы не вызвать у любимой женушки шок! Хотя с другой стороны — все она уже про «другой мир» понимала, в меру собственного менталитета, конечно, однако воспринимала все без страха, как данность. И это радовало.

Еще проблема была бы с милицией да с властями. Сам-то Ратников тут прописался, женушку же любимую, естественно, не прописал. Никто этим вопросом и не интересовался, а с участковым местным, Димычем, Миша приятельствовал, как, впрочем, и с главой волости. В крайнем случае можно было подключить и «тяжелую артиллерию» в виде питерского опера Ганзеева — «Веселого Ганса», но пока такой надобности не возникало. Конечно, нужно было бы выправить Марьюшке хотя бы паспорт…

Кроме Миши с Машей, о провалах в прошлое знали еще только двое, не считая работорговцев, конечно, — один парнишка, дачник, Максик Гордеев, и девчонка Лерка, но ее можно было не считать, она так и осталась в прошлом — любимой супругой славного нормандского рыцаря Анри де Сен-Клера. Сама не захотела возвращаться. Ну, да бог с ней, можно надеяться, все там хорошо, в конце концов, не в бесправных холопках осталась, как вот Маша была, а благородной дамой.

Так что один Макс и знал… Вот об этом-то пареньке Ратников сейчас, глядя на Олексу, и вспомнил.

Как раз прошлым летом Максим, гуляя в окрестностях Танаева озера — недалеко, километрах в пяти, в лесочке — случайно наткнулся на браслеты — их как раз там обронили. Потом один Михаил использовал, отправляя обратно в прошлое орденского каштеляна отца Германа… в обмен на кое-какие сведения.

Максим тогда о браслетах говорил, что маме один подарил, другой — Лерке, нынешней даме Элеоноре, а больше у него и не было… У него не было. А у других? Может, кто-нибудь тоже наткнулся? Почему нет?

Эх, хорошо бы, конечно, Олексу обратно отправить! Чего ему тут…

— Ты ешь, ешь, не стесняйся! Маша еще положит.

Оторвавшись от еды, парень приложил руку к сердцу и слегка наклонил голову:

— Благодарствуйте!

Усмехнувшись, Ратников открыл две банки пива и, пододвинув одну гостю, спросил:

— А ты вообще как тут появился-то? Ну, в здешних лесах.

— Да как… — Олекса покривил губы. — Ходили мы тут с ватажкой по ливонскому бережку. Столкнулись кое с кем… Думаю, это орденцы были или дорпатского епископа люди.

— Какого-какого епископа?

— Ну, Дорпат… город такой… Дерпт еще говорят, Юрьев… — подозрительно осмотрев банку, юноша хлебнул пива и скривился. — Брр!!!

— Может, лучше кваску? — тут же предложила Маша. — Сама делала.

— А, пожалуй, — брезгливо вытерев губы, гость ухмыльнулся. — Уважь, хозяюшка.

— Так дальше, дальше-то что было? — Михаил в нетерпении забарабанил пальцами по столу. — Ну, столкнулись с орденцами и…

— Едва ушли! — отрок передернул плечами. — Правду сказать — я один и ушел… Так, наверное. И, знаешь, поначалу-то мы от них отбились, а потом… откуда ни возьмись вдруг грохот какой-то страшенный. Я как раз к одному нагнулся — браслетик с руки снять…

— Так-так-так! — заинтересовался Миша. — Что за браслетик?

— Да стекляшка… желтенький такой, витой, в виде змейки… Он у меня в руке и сломался — хрупкий…

Вот оно! Вот именно так и происходил переход, так сказать — нырок в чужое время!

— Дальше, дальше-то что?!

— Да ничего, — парень пожал плечами. — Только чудно как-то… Куда-то вражины все подевались… и наши, и мертвяки… Вот были только что… и еще грохот этот… Наклонился, голову поднял — и нету! Словно колдовство какое!

Олекса размашисто перекрестился на Николая Угодника. Михаил усмехнулся: а паренек-то, оказывается — палец в рот не клади! Ишь, «с ватажкой бродили». Иными словами — зипуна промышляли на ливонских границах, разбойничали! Впрочем, уж кто-кто, а Ратников этому парню не судья… И сам не ангел. Да и времена тогда были — не ты, так тебя! Никаким гуманизмом еще и не пахло.

— Значит, поднял ты голову — а вокруг озеро! Лес! — прищурясь, продолжал Миша.

— Вот и нет, боярин! — подросток резко качнул головой и глухо засмеялся. — На острове одном дело было. Мы туда на ладеечке скрытненько подошли — там и склады, и усадьба… Думали отсидеться, да не вышло — похоже, ждали нас там. Сноровку поджидали! Пришлось биться… И вот, выпрямляюсь я… А никого уже и нету! Я — к ладье, думаю, может, наши туда сбегли… Нету ладейки нашей! Чудной кораблище стоит — железный, и как не тонет-то? Я и рот от удивленья открыл, дурень, — тут-то меня и увидали, погнались. Снова трещотки затрещали, засвистало что-то…

Ратников при этих словах только головой покачал — неужели по Олексе из автоматов палили? Нет, вряд ли, скорее просто ружья.

Однако что же получается? Танаево озеро тут ни при чем? А ведь раньше там переход был… или эти… ворота в иной мир, что ли? Браслетик-то ломать только в определенных местах нужно было — в других не действовал. Вот как раз на Танаеве и нужно было… А тут — остров какой-то…

— А далеко остров-то?

— Далече… Они б меня достали, больно уж их много. Одеты чудно, как все тут. А остров не очень большой, маленький… Так я тишком на их корабль пробрался, спрятался! А как к берегу подошли — ну, к этому уже — потихонечку соскользнул в воду… Правда, один гад заметил, тревогу поднял…

— Ушел?

— Ушел, — Олекса ухмыльнулся. — Одежку скинул, а плаваю я хорошо — не поймали.

— Угу, — кивнул Ратников. — Потом гопника местного раздел, позаимствовал удочки, спички. Понятно!

Понятно было, что ничего не понятно. Ну, ясно, парень проник на «Гермес», кораблик Николая Кумовкина… Но зачем надо было его ловить, стрелять по нему?

Михаил задумчиво закусил губу: была во всем этом какая-то совсем нехорошая тайна. И гостя из прошлого следовало поскорее отсюда отправить, иначе он может и о Маше рассказать, и о Ратникове, о том, что те приветили его, как родные. А кто-то — Кумовкин? — сделал бы из всего этого выводы.

Таким образом, даже в целях личной безопасности, от парня следовало как можно скорее избавиться, отправить прочь, вернуть в то время. Ну в самом деле — не убивать же! Хотя, конечно, искать Олексу никто бы не стал… кроме тех, конечно, кто в него стрелял, кто ловил… зачем-то…

Итак, нужен был браслетик! Нужен, как хлеб, как соль, как вода и воздух. Ратников первым делом позвонил Максиму Гордееву — тот был в лагере, где-то на юге… И конечно же ничем помочь не мог — браслетов у него не было, о чем Михаил и так знал. Просто вот позвонил, на всякий случай. А Макс, между прочим, не на шутку встревожился:

— А что? Что такое? Зачем вам, дядя Миша, браслет? Случилось что?

— Да нет, Максик, — Ратников покривил душой. — Так просто… думаю, чтоб никто вдруг в прошлое случайно не провалился… мало ли.

— А ведь могут, — без раздумий отозвался Максим. — Раз я эти нашел, так и кто другой вот так же мог бы. Эх… был бы в деревне — поспрошал бы, может, и нашли бы кого, а то вот получится так же, как тогда с Леркой… графиня, блин… дама Элеонора!

Да, конечно, браслетики на Танаевом озере мог и кроме Макса кто-нибудь найти. Надел на руку — носить… или подарил кому — вещица изящная, только, если, не дай боже, сломается… Интересно, больше в поселке никаких загадочных исчезновений не было? Да нет, не было. Если что случилось, Миша бы знал — тут деревня, новости да слухи быстро расходятся.

Так что приходилось что-то придумать, нужно было что-то придумать — как искать-то? Хотя, признаться, надежда была слабая… однако все же лучше, чем никакой. Олексу, само собой, оставили на усадьбе, но рано или поздно все равно по поселку поползли бы слухи о ратниковском госте… Ну, на худой конец можно будет обозвать Олексу каким-нибудь дальним родственником, даже приезд натурально обставить — привезти в Псков или Великие Луки, посадить на рейсовый автобус, а потом, обогнав его, встретить в поселке, на остановке, у всех на виду — обнять, облобызать, проронить скупую слезу — типа, мол, брат с севера приехал. Или племянник. Можно. И нужно. Не бросать же парня! Но лучше, конечно, отправить.

Браслетик нужен, браслетик… Если таковой, конечно, имеется. Но Макс сказал — там целая россыпь этих браслетов валялась, в траве, у Танаева озера, — мог, мог кто-то и кроме него подобрать, ведь мог же! Может, девчонки какие за грибами-ягодами ходили, или ребята — на рыбалку, в ночное…

Клуб!!! Вот то место, где надо искать! Самому с Машей и заявиться на танцы, только не в простой выходной, а в какой-нибудь праздник, какой тут ближайший-то? О! День молодежи! Как раз подойдет. Что они с Марьюшкой — не молодежь, что ли?

Вот такую идею Ратников супруге своей и высказал:

— Машенька, душа моя, а давай-ка на выходных в церковь съездим!

Маша обрадовалась:

— Ну наконец-то решился! И правду сказать, а то живем, как нехристи. Олексу тоже возьмем…

— Нет, нет, — Михаил замахал руками. — Олекса путь пока на усадьбе безвылазно посидит. Его ж ищут! Забыла? А ты, в магазине когда, примечай — может, браслетик желтенький у кого на запястье заметишь?

— Да примечаю я, — серьезно кивнула Марьюшка. — Помню про браслетики. Но — нет, ни у кого покуда не видела.

— Ну, тогда после церкви в клуб заглянем, на танцы. Ты, душа моя, небось, давно уже не плясала?

Супружница расхохоталась:

— А ты, так можно подумать, плясал? Последний раз, помнится, в прошлую осень, когда Василий-боярин приезжал.

— Да уж, — Михаил мечтательно прикрыл глаза. — Ничего не скажешь — зажгли тогда с Гансом! Но ты не думай, в этот раз мы так не будем — аккуратненько попляшем, спокойно…

— В тот раз тоже спокойно все начиналось. А потом Митенька, человек служилый, приехал, сказал, что вы едва полклуба не разнесли! Помнишь?

— Так это мы на радостях, — Ратников скромно потупился и перевел разговор на другое: — Эх, Машуля, ты хоть танцевать-то умеешь?

— А будто нет?! — девушка даже обиделась, сверкнула зелеными своими глазищами. — Бывало с девчонками такой пляс заведем! Хоть и челядинками были, а все ж веселились, когда могли. Без веселия-то совсем смерть!

Вот тут Михаил с женой был полностью согласен. Подмигнул, кивнул одобрительно:

— Молодец! Верно мыслишь. Ну, что, давай-ка попробуем, попляшем?

Кинул в магнитолу компакт-диск со старыми танцевальными записями: «Е-type», «Асе Of Васе», «Yaki Da» — нового-то все равно ничего такого не знал.

— Эх, милая, а ну-ка, зажжем!

— Ой, — Марьюшка вдруг застеснялась. — Да и не умею я так…

— А я, что ль, умею? — обхватив жену, Ратников закружил ее до смеху, поцеловал, поставил на пол. — Тут и уметь-то ничего не надо — знай с ноги на ногу переступай да руками этак помахивая… оп, оп… вообще мало кто, Машенька, у нас танцевать умеет. Это все на чертовом Западе самбу да румбу танцуют, сальсу всякую. А у нас… У нас редко кто так умеет, потому и стесняются все — выпьют, свет погасят. Чтоб значит, не так позорно пляски их выглядели… Ну, давай-ка… вот этак вот ногою притопни…

— Вот-вот, молодец, получается!

— Ой!!!

С увесистой палкой в руках в дом вдруг ворвался Олекса:

— Держись, боярин! Где тут враги? Ничего, отобьемся!

Ратников выключил музыку:

— Ты чего, парень? На солнышке перегрелся? Не видишь — пляшем мы!

— А-а-а-а! — явно смутившись, парнишка уселся на лавку и поставил дубину в угол. — А я слышу — будто бы орет кто-то, кого-то бьют…

— Это музыка такая, Олекса, Маша уселась рядом, успокаивающе погладила парнишку по руке. — Как у нас, в Новгородчине, — калиновый перепляс или ящерины песни, помнишь ведь?

Марьюшка поднялась, начала притопывать, прихлопывать, запела:

Ухватила Олексу за руку:

— А ну-ка повеселись с нами!

— Ой, боярыня… стыдно мне… Да и с чего веселиться-то? Неужто сегодня праздник какой?

— А у нас каждый день — праздник! — Миша уже подскочил с наливкой, налил по стопкам:

— А ну-ка… За здоровьишко! Оп! Хорошо пошла… Еще по одной?

— Ой, хватит, хватит…

— Ну, давай, Олекса, покажи хваленый ваш калиновый перепляс!

После третьей стопки уговаривать парня уже не пришлось. Пригладив волосы — экий гарный хлопец! — Олекса прихлопнул, притопнул и принялся выделывать такие коленца, что всякие там репперы-брейкеры обзавидовались бы, ежели б увидали.

Марьюшка тоже пустилась в перепляс, а Ратников захлопал в ладоши.

— Оп, оп, оп!

А потом врубил музыку… ремикс «Бони-М».

— А ну, давайте-ка… Санни… Ай лав юу-у-у…

Наплясавшись, утомились, подхватив раскрасневшуюся супружницу, Михаил повалился на тахту, Олекса же, тяжело дыша, уселся на лавку…

— Здравствуйте! Вот не знал, что у вас тут дискотека.

В дверях стоял Артем — яркий, словно солнечный лучик, в желтой футболке и темно-голубых шортах. Стоял и щурился — бьющее в распахнутое окно солнце попадало ему прямо в глаза:

— Иду… слышу — музыка.

— А, Тема! — Маша вскочила на ноги. — Это они меня плясать учили… Садись с нами обедать.

— Так рано еще… — мальчишка похлопал ресницами. — Ты ж, Маша, сказала — за черникой сегодня пойдем.

— Пойдем, а как же?! Я ж обещала, помню…

— Привет, Артем, — Ратников поздоровался с гостем за руку и кивнул на Олексу. — Знакомься… Двоюродный племянник с Севера приехал. Он там в оленеводческом техникуме учится.

Артем снова моргнул:

— Неужто в оленеводческом?

— Шучу… Ну, в общем, знакомьтесь, его Олекса зовут…

— Очень приятно. А я — Артем.

— Только ты, Артем, тссс… никому в поселке про Олексу не говори, понял? — сделав страшные глаза, предупредил Михаил. — Есть, видишь ли, одна девчонка… в невесты к Олексе нашему набивается… вот он от нее сюда и сбежал, а та, невеста, ищет!

— Да что вы такое говорите, дядя Миша, — парнишка обидчиво нахмурился. — Неужто я скажу хоть кому-нибудь? Я же не болтун! Да и вообще, кроме Маши и вас, ни с кем особенно не общаюсь.

— А ты вот так и собрался за ягодами… в шортах?

— Так в лесу-то — сушь!

— А комары?

— Ой… — Артем озадаченно почесал затылок.

— Ладно, — Ратников хлопнул его по плечу. — У нас спрей имеется… Я вот чего думаю, Машенька… А что, если нам на Танаево озеро съездить? Черники там, говорят, тьма!

— На Танаеве-то? — задумчиво переспросила Маша. — Что-то не слышала.

— Поедем, поедем, — Михаил уже ходил по горнице кругами. — Собирайтесь! Ты, Олекса, тут пока побудь за хозяина, а мы съездим. Заодно — поищем кое-что, посидим… На Танаеве-то и искупаться можно… О! Пива заодно по пути прикупим, а то кончилось.

Яркое солнышко, проникая сквозь темно-зеленые кроны высоких сосен, рассыпалось мириадами лучистых изумрудных, голубых, янтарно-желтых брызг, таких же, как и усыпанные прошлогодней хвоей тропки, поросшие с обеих сторон густыми, отбрасывающими иссиня-черные тени папоротниками, среди которых жужжали шмели, порхали бабочки и темно-голубые, с иллюминаторами-глазами, стрекозы.

Пахло жимолостью, тягучей сосновой смолою и барбарисом. С озера несло свежестью, однако денек выдался жаркий, даже здесь, в лесу, бросало в пот. Хорошо хоть озеро рядом.

Пошарив в кустах, Ратников вытащил из кармана куртки баночку «Холстейн», откупорил… Ах!!! Ну до чего же благодатный напиток, особенно сейчас, в жару! Уфф…

Ну до чего ж хорошо кругом!

— Дядя Миша… А вы ведь не чернику ищете!

— Я? С чего ты взял?

Склонив голову набок, Артем смотрел на Ратникова и улыбался:

— Да так. Я же не дурак, вижу.

— Хм, — Михаил уселся на старый, поросший серовато-зеленым мхом пень и сделал долгий глоток. — Ну, и что же ты видишь?

— А все… — мальчик хитро прищурился. — Черника во-он там, где не так сухо… где Маша и я вот был… А вы все вокруг тропинок ходите-бродите, но кустам шарите — ясно, ищете что-то. Что-то такое потеряли? Вы мне скажите, дядя Миша, я вам помогу, ну вот, честно-честно! У меня глаза знаете какие зоркие — ого-го! А вы уже это… в возрасте…

— Вот спасибо! — Ратников не выдержал, расхохотался. — Старым меня обозвал.

— Да не так все!

Михаил с минуту подумал, неспешно допивая пиво. Артем терпеливо ждал, не уходил — вот ведь упрямый чертенок! А с другой стороны — почему бы и нет? Хочет помочь — пусть помогает. В конце концов, ведь не ради черники они сюда явились, ягод этих и около усадьбы полно…

— Ладно, Тема, так и быть, скажу. Только ты — тсс…

Мальчишка обрадованно закивал:

— Могила!

— Вещицу одну ищу… браслетик стеклянный… желтенький такой, в виде змейки, витой. Здесь где-то потеряли…

— А-а-а, — протянул Артем. — Понятно. Тогда вы, дядя Миша, давайте здесь и ищите, а я — во-он от той елки.

— Давай, — выкинув банку в болото, Ратников махнул рукой.

Они прочесали всю округу, рыскали часа два и совершенно без всякого результата. Ни-че-го! Хотя, конечно, стеклянный браслетик — это такая штука, что не очень-то и заметишь, особенно — в старой хвое.

Вообще, Миша понимал, что, наверное, зря затеял все эти поиски… но надо же было хоть что-то делать. Может быть — и не зря все это?

— Дядя Миша! — Тема метнулся к кустам… миг — и нет его, лишь сверкнула за ветками желтенькая футболочка, Ратников насторожился обрадованно — вдруг, да и впрямь мальчишка нашел чего?!

— Не, Михаил Сергеевич, — выбравшись на тропу, Артем обескураженно развел руками. — Бутылка разбитая на солнце сверкнула… вот и показалось.

— Ничего, бывает…

— А я вот думаю, дядя Миша, может, надо у местных девчонок спросить? Если у кого такие браслетики и будут — так у них только, — мальчик потер рукой левую щеку и скривился.

— Ты чего, парень? — обеспокоился Михаил. — Зуб заболел аль укусил кто?

— Правый верхний резец что-то побаливает, — совсем по-взрослому пояснил мальчишка. — Кариес, наверное, или пародонтоз. В городе обязательно к врачу пойду.

— Ишь ты… И не боишься?

— Не-а. Вон…

Тема показал сгиб руки… с проколотой, словно у наркомана веной, улыбнулся:

— Знаю, знаю, о чем вы подумали! А вот и нет — не наркоман я.

— Да ла-адно…

— Это мне Алия, медсестра наша, витамины колет… не часто, но… Говорит, что для поддержания. Улыбается всегда, Алия-то, шутит… только глаза у нее какие-то ненастоящие… не знаю, как объяснить, но… А вообще-то я процедур не боюсь, у меня же мама врач… была…

Артем опустил голову — казалось, вот-вот заплачет, но нет, справился с накатившей вдруг грустью, улыбнулся даже… нерадостно улыбнулся — да и с чего радоваться-то? — а так, уныло и словно бы недоумевающе. Немного помолчав, спросил негромко:

— Дядя Миша… а почему так?

Ратников непонимающе моргнул.

— Ну… за что мне все это? — скривив губы, пояснил мальчишка. — Жил себе, жил… и вот, сразу оба…

Миша ничего не сказал — а что тут скажешь? Погладил мальчишку по голове, взъерошил волосы. Артем и тут не заплакал, лишь шмыгнул носом.

— Я говорю, девчонок местных расспросить надо.

— Расспросим, — улыбнулся Ратников. — Специально на танцы сегодня зайдем.

— Нет, Михаил Сергеевич, не на танцах надо, — Артем наклонил голову и хитровато прищурился. — Те девчонки, про которых говорю, на танцы, наверное, еще не ходят.

Миша пригладил волосы и, усевшись на валявшееся у тропинки бревно, заросшее папоротниками и высокой травою, пристально посмотрел на мальчишку:

— А ну-ка давай поподробней! Что у тебя там за мысли бродят?

Тема сел рядом:

— Я вот думаю, что такие браслетики, про которые вы рассказывали — это ж стекляшка дешевая, так?

Ратников хмыкнул — однако парень умен не по годам, кивнул:

— Ну, пожалуй, так.

— А раз так, те девчонки… ну взрослые уже или почти что взрослые, что на танцы ходят, такую дешевку и не наденут, наверное. Хотя в деревне могут…

— Могут, могут, — Михаил тут же вспомнил Лерку Размятникову… даму Элеонору, законную супругу славного нормандского рыцаря Анри де Сен-Клера… это сейчас… то есть там, в прошлом, она, поди, только изумруды да бриллианты носит, а тогда, здесь, в деревне… польстилась и на стекляшку!

— Но вообще-то ты прав…

— Так я побегу, спрошу? — Артем тут же вскочил с бревна, задорно сверкнув глазами.

Ратников замахал руками:

— Стой, стой! Куда ты побежишь-то? В поселок?

— Вовсе нет! — весело расхохотался парнишка, и Миша подумал, что вот же, дети всегда так — сначала грустят, а потом тут же смеются, от слез до хохота, один, очень небольшой шаг.

— Сейчас, наверное, уже часов одиннадцать, так? — щурясь от солнца, осведомился Тема.

Миша взглянул на часы:

— Без пятнадцати.

— Ну, вот! — Артем хлопнул себя по коленкам. — Как раз сейчас сюда площадка придет!

— Какая еще площадка?

— Ну, в школе бывшей что-то типа лагеря.

— А-а-а, — сообразил наконец Михаил. — А что, есть она здесь, что ли?

— Да, есть, — мальчик тихонько засмеялся. — Ничего-то вы, Михаил Сергеич, не знаете!

Миша хохотнул:

— Зато ты все знаешь. То-то, я смотрю, приоделся комаров кормить… Ну, если там девчонки, то тогда, конечно… А точно придут?

— Да точно. Я ж вчера спрашивал… у одной.

Мальчишка не обманул — не прошло и пяти минут, как Ратников услыхал чьи-то громкие голоса и тут же увидел, как показавшиеся из перелеска дети — немного, с дюжину — радостно метнулись к озеру.

— Осторожней! Осторожней! — позади шли две женщины-воспитательницы. — Внимание! Никому в воду не заходить. Света Бурякова, к тебе относится в первую очередь! Я кому говорю, Бурякова?!

— Ну, Евгения Викторовна… ну пожалуйста…

— Никаких пожалуйста!

Артем тряхнул головой, словно застоявшийся в стойле жеребенок:

— Ну, я побегу!

— Ну, беги… А тетки-то эти тебя не прогонят?

— А чего им меня прогонять? — расхохотался мальчик. — Я же вежливый и воспитанный… не какой-нибудь гопник!

Шмыгнул носом, шорты подтянул и убежал.

— Здравствуйте, Евгения Викторовна…

Михаил только хмыкнул — во дает парень! Этак точно всех там разговорит, не только девчонок, но и воспитательниц.

Допив пиво, Ратников аккуратно положил пустую баночку на тропу — подберут, кому надо — и зашагал к Маше. А та уже выбралась из кустов, шла навстречу с полным ведерком ягод:

— Черницы вот набрала. А браслетиков так и не видала… даже осколков.

Жаль… Что и говорить — жаль. Ну, так ведь они тоже, браслетики-то, кучами здесь не валяются. Случайно только можно найти. В этом смысле сейчас больше на Артема надежда.

— Ой, — Маша поставила ведро наземь. — А где Тема-то?

— Вон, у озера, с девчонками, — кивнул Михаил. — Может, чего и вызнает?

Где-то неподалеку, за перелеском, послышался приближающийся шум двигателя, солидный такой шум, явно не «легковуха»… Лесовоз, что ли?

Ратников повернул голову: нет, не лесовоз. Старый «сто тридцатый» ЗИЛ, с многократно крашеной голубой краской кабиной, грузовой транспорт «узбека» Николая Кумовкина. На нем он металл и возит. То есть — шоферюга его… Ха! А ведь старый знакомец — Колька Карякин, местный молодой мужик, уже успевший отмотать «пятерик» по серьезной — за грабеж — статье, и опять же, в прошлом году, попавший под следствие по делу о пропаже Лерки — дамы Элеоноры. Ничего тогда не доказали — да и не могли бы! — выпустили…

Однако все равно странно: Карякин, из кондовых, гак сказать, местных — и работает у пришлых? С Эдиком Узбеком у него, кстати, отношения те еще были… Колька Эдику даже как-то башку пробил… Лерку все никак поделить не могли. Даму Элеонору. Хотя Карякин-то женат, а вот все ж таки не унимался — на молодых девочек тянуло. Интересно, чего ж он теперь с Узбеками-то?

— Здорово, Сергеич, — поставив машину у елки, Карякин хлопнул дверцей и закурил. — О, Марья, и вы здравствуйте!

— Привет, привет, Николай, — Михаил протянул руку, поздоровался. — Какими судьбами тут?

— Да вот, думаю, зайду, искупаюсь, а то что-то жарко… — шоферюга с видимым наслаждением затянулся и сплюнул. — Тебе курево не предлагаю, знаю — в завязке.

— Пять лет уже! — с гордостью подтвердил Ратников. — Ты чего такой бледный-то?

— Да посидели вчера… Вот подумал — дай-ка, заеду по пути, искупаюсь.

— Понятно… Так тебе пивка бы лучше! Хотя ты ж за рулем…

— Коли угостишь, так не откажусь! — Карякин засмеялся, показав редкие зубы.

Вообще-то он был красивый парень, Колька Карякин, и скроен ладно, и на работу востер, только вот характер имел — не приведи господи, да и самолюбия — выше крыши. Как он все-таки к Кумовкину-то попал? Узбеки ж — чужаки, вражины.

— Пей, пей, — вытащив из сумки банку рабоче-крестьянской «Охоты крепкой», Миша протянул ее собеседнику, открыл и себе…

— Эх, хорошо! Спасибо, — смачно глотнув, поблагодарил Николай.

Оставив с полбаночки, присел на бревнышко, снова закурил:

— Хороший ты человек, Сергеич!

И продолжил неожиданно зло:

— А вот наши… совсем со мной знаться перестали, сволочи. Ну, после того как я к Узбекам пошел. А к кому здесь еще идти-то? Тем более судимость еще не погашена. На вашниковскую пилораму лес возил, потом — бух! — снова под следствие, из-за Лерки все… Ну, ты знаешь. А вернулся — место уже на лесовозе занято. Вашников, конечно, ждать не стал — думал, посадят меня. Да я его не виню — всякий бы так сделал. Ну а мне-то чего? Куда податься? А тут услыхал — Коля Узбек водилу на «сто тридцатый» ищет — металл на его баржу возить.

— На «Гермес», что ли?

— Ну так одна ведь баржа у него, самоходка.

— А я думал — траулер.

— Не, баржа, — Карякин сплюнул. — Да какая разница? По озеру-то ходить, чай, не по морю. Хотя, конечно, и тут шторма бывают.

— Ну, и как работается-то? — просто так, чтобы подержать беседу, спросил Михаил. Впрочем, не просто так — Димыч-то, участковый, ведь просил, если что — так узнать про «Гермес» и вообще — про Кумовкина Николая. Что там у него за цветмет?

— Работается? — Николай махнул рукой. — Да так себе. Когда пять рейсов за месяц сделаешь, когда — три, когда — и того меньше. С этого и зарплата. Да ведь ты пойми, мне больше идти-то некуда. Разве что в город… да и то… Кто возьмет-то с судимостью?

— Интересно, — глядя на озерную гладь, медленно протянул Ратников. — Что же это, выходит, у Коли Узбека дела не очень?

— Выходит, так.

— Тогда еще интересней, на какие шиши он себе двухэтажный домишко строит? Особняк целый.

— А черт его! — Карякин быстро допил пиво и, выбросив банку в кусты, вытер рукавом губы. — Может, у него еще какое дело есть? Знаешь, Сергеич, я ведь в чужое не лезу, отучен. Вот тот же Коля Узбек… До сих пор не пойму — на хрена ему корабль… ну баржа эта? Цветмет этот поганый лучше на том же ЗИЛе посуху через границу возить. Через Печоры… Хотя, конечно — по озеру куда как прямее. И все равно, это ж сколько возни лишней! С грузовика на территорию, ну, где склады — металл перегрузи, потом — на баржу, в Эстонии опять же выгружать… Морока!

— А куда возят-то?

— Да черт его знает. Там, на эстонском-то береге, деревня какая-то есть, колхоз раньше был рыболовецкий… называется… То ли Выыру, то ли Вииру… нормальному человеку и не выговорить. Туда и возят… Да я сам-то не был, не видел. Ладно, — докурив, Карякин поднялся на ноги. — Пойду, окунусь, да поеду. Спасибо за пиво, Сергеич.

— Да не за что.

Миша снова посмотрел на озеро — детишки там не купались, воспитательницы не пускали, и правильно, Танаево озерко такое — дно нехорошее, илистое, топкое, да и чего только там нет, начиная от обычных коряг и битых бутылок и кончая старой эмтээссовской сеялкой, потопленной пьяным трактористом в бог знает каком лохматом году.

— Ну, Евгения Викторовна, ну, можно, мы просто по водичке походим?

— Бурякова, не канючь! Ты что, стекло не видишь?

— А дяденька вон купается!

— Он сам за себя отвечает, а за вас — я!

Хорошая воспитательница детишкам попалась, с такой не забалуешь!

— Евгения Викторовна, а можно мы чернику в лесу поедим?

— Ешьте! Только не в лесу, а на поляне… во-он, где мальчик тот вежливый… прямо не верится, что из детдома.

Ближе к обеду дети ушли, организованно ведомые воспитательницами, давно уже уехал на своем ЗИЛе и Колька Карякин, «ягодники» — Михаил с Машей — тоже решили домой подаваться, позвали Артема… да он и сам уже бежал вприпрыжку.

Прибежал, улыбнулся:

— Светку до лесочка проводил… Кстати, узнал кое-что!

— Узнал?! — Миша как раз открывал дверцу «уазика», да так и застыл, обернувшись. — Так чего ж не позвал-то?

— Нехорошо это, когда взрослый мужчина с девочками-малолетками о чем-то говорить будет, — наставительно произнес Тема. — Мало ли что воспитательницы подумают — вот и беседы не выйдет. Потому я сам, надо полагать, справился.

Мальчик почесал под коленкой — видать, укусил все же комар или слепень. Ратников прищурился:

— Ну, ты говори, говори, чего замолчал-то?

— Так я и говорю: Светка мне как раз и рассказала, когда мы с ней чернику ели…

— Ну!

— Браслетика такого у нее не было…

— Господи… — разочарованно хмыкнул Миша. — Это и все-то?

— Да нет, не все, — Артем задумчиво пожевал сорванную травинку. — Мы сегодня со Светкой у клуба встречаемся, в пять часов…

— От всей души поздравляю! Но…

— Так она обещала кое-что притащить… головку змеиную, стеклянную, желтенькую, с красными глазками. Я так полагаю — от того самого браслета, что вы ищете.

— Хм, — Ратников озадаченно почесал голову. — Мало ли стеклянных змеек…

— Я у нее выпрошу, не сомневайтесь… Утром принесу показать.

— Да зачем до утра-то… Ты вот что… Ты в магазин принеси, Маше… Ах, черт, выходной сегодня… Ладно, я сам к пяти подъеду, заодно навещу кое-кого. Договорились?

— Договорились, — серьезно кивнул Артем.

Миша подмигнул парню:

— Вот и лады! Ну, что? Поехали?

К пяти часам вечера Ратников уже был в поселке. Поставил машину у своего магазина, подумал было зайти, потом передумал — неохота было снимать с сигнализации, отпирать замки, это ж возня все, да и незачем — выходной. Рассудив таким образом, Миша оставил эту затею и, хлопнув дверцей, направился в продуктовый, бывший магазин райпотребсоюза, а ныне — ЧП Капустиной. Где и прикупил три бутылки «Старого мельника». Потом подумал и взял еще три, назавтра, чтобы сто раз в поселок не ездить.

Забравшись в машину, завел двигатель и поехал к клубу. Встал чуть вдалеке, у лесочка, в тень, сунул в магнитолу диск «Кино» — радио тут не очень-то ловило — распахнул дверцу, откупорил пивко…

— Уходи-и-и, оставь телефон и иди-и-и… — глухо пел Цой, в голубом, чуть тронутом белыми мазками облаков, небе ярко сверкало солнце.

Черт! А комары-то, гады, жрали! Откуда только и взялись, ведь вроде не было? И вообще, интересно — кого они в лесу жрут, когда людей нет? Зверей вроде как кот наплакал… Да и попробуй-ка, присосись к какому-нибудь там зайцу! Намаешься за ним бегать… точнее — летать.

Ага! А вот и детишки. Артем — в серых, отглаженных брючках, в рубашечке белой, ишь ты… и белобрысая девчонка лет двенадцати, в ядовито-желтом, с красными — а ля Анри Матисс — рыбками, платье. Вообще, тот еще наряд, слишком уж яркий, кричащий — «фовизм» называется, в переводе — «дикий».

Встретились… Нет, пока не целовались, наверное, стеснялись — людно слишком. Разговаривали о чем-то, вот — засмеялись, побежали в магазин…

— По шумной улице вдвоем с тобой куда-то мы идем…

Снова Цой… Миша так и не менял диск, только потише сделал.

Вышли, оба — с мороженым. Наверное, Светка эта купила, у Темы-то откуда деньги?

Хм… откуда? А ведь родители-то погибшие, судя по его рассказам, отнюдь не бедствовали… Артем, значит — единственный наследник… хотя нет, родственники там еще какие-то есть, но он — прямой, первой очереди. До восемнадцати лет в детском доме перекантуется, а уж потом…

— Я объявляю свой дом безъядерной зоной!

Тоже хорошая песня! Вообще, у Цоя все альбомы хорошие, Мише нравились, хоть и не меломан был совсем.

— Дядя Миша!

Черт! Закемарил, что ли?

— А? Это ты, Артем… Ну, что?

— Вот! — раскрыв ладонь, мальчишка показал змеиную головку… желтого витого стекла… ту самую.

— Так! — Ратников обрадованно потер руки.

Тема прищурился:

— Ну? Это вы искали?

— Это… А где девчонка-то? Ты б ее позвал…

— Зачем? Я и так все подробно расспросил… Вам-то она и не рассказала бы.

— Да ты не стой так, забирайся в кабину, рассказывай, — озаботился Михаил. — Где ж она ее нашла-то, эту змейку?

— На острове, — усевшись, поведал Артем. — Есть тут у вас такой, на Чудском озере. Называется как-то нехорошо… Маза какая-то…

— А-а-а!!! — догадавшись, воскликнул Ратников. — Не маза, а мыза! Проклятая мыза… иногда еще называют — Горелая.

— А почему так?

— Да черт его знает… Сам-то я на том острове не был, но слыхать — слыхал. Рыбы там, говорят, до черта.

— Рыба — это хорошо.

— Да уж, неплохо… Так что эта девчонка рассказывала-то?

— Они как-то с отцом туда на лодке плавали, отец у нее — лесник, что ли… или лесничий… Короче, есть там старый дуб… или не дуб, но — с дуплом. Вот, в этом дупле-то…

— А ты не спрашивал, целых-то браслетиков в этом дупле не было?

— Не, не было… там патроны какие-то валялись, гильзы и вот этот вот обломок… Светка случайно в то дупло заглянула — у нее туда мячик залетел. Сама с собой играла, пока отец — по работе.

— Понятно, — усмехнувшись, кивнул Михаил. — Что ж, остров так остров. Посмотрим, может, и повезет.