Наталья ДУРОВА Мастерская добрых дел

— Это гостиница цирка?

— Да!

Я услышала дыхание в телефонной трубке, потом возню и несколько детских голосов, перебивающих друг друга:

— Как ты говоришь! Причём же гостиница! Говори сразу.

— Я слушаю вас, — повторила я.

— Нам нужно писательницу Дурову, — зазвенел другой, но тоже взволнованный детский голос.

— Я вас слушаю.

— Это вы — здрасьте! С Новым годом! По поручению мастерской добрых дел. Гриша Соловьёв. Вы помните, вы тогда у нас в больнице выступали. Ну да, мы ещё тогда совсем лежачими были.

— Да-да! — я мгновенно вспоминаю. Такое не забывается: дети, прикованные к постели врождённым недугом.

— Так вот! Вы слушаете? Мы очень хотим, чтобы вы в эти каникулы выступили у нас.

— Я приеду, обязательно.

— Нет-нет, к нам нельзя. По городу ходит грипп, и к нам поэтому никого не пускают.

— Ах, что ты делаешь, лучше я скажу, — перебил его другой голос, — Наталья Юрьевна, мы вас очень просим выступить сейчас. Понимаете, у нас в боксе, ну там, где мы всегда, там ёлку украшают, а нам позволили побыть у телефона в кабинете врача, чтобы вас послушать. Мы все здесь, понимаете? Семнадцать человек. Чувствуем себя хорошо, многие ходят, вы мне рассказывайте в трубку, а я ребятам.

Опять я ясно слышала в трубке возню и говор:

— Хитрая! Ей говорить, а может, и я хочу. Ты ведь «л» не выговариваешь.

— И я хочу! И я! И я!

— Ребята, ребята — стоп, — тут пришлось мне вмешаться. — Буду разговаривать со всеми. Только, чур, договоримся: сначала вы расскажите мне о мастерской добрых дел.

— Мы придумали её к ноябрьским праздникам. После случая с Пёстрыми Ушами.

— Не понимаю!

— Витя, ты видел, иди к трубке.

— Знаете, как было. Мы после обеда всегда смотрим в окно. Интересно там. Когда ещё нет телевизора. Передачи же не целый день, — раздался вздох, и опять с азартом весёлый мальчишеский голос, захлебываясь, продолжал: — Так вот, днём мы в окно на улицу смотрим, как на кино. Знаете, тут дом строят и люди всякие ходят. Мы придумываем история про них, есть даже баба-яга. Тётенька, которая голубей прогоняет. Сейчас быстро очень темнеет, поэтому наша улица в окне к вечеру уже не кино, а театр теней. Но с Пёстрыми Ушами случилось всё днём. Как раз я рассказывал историю про мушку, потому что ещё далеко-далеко бежала по дороге собака. Она уже была близко от нашего перекрёстка. Такая большая, с одним серым, а с другим рыжим ухом. Она подошла к прохожему, стала обнюхивать его сумку. Я ещё ребятам успел сказать: ура — на след напала. Вдруг человек хлопнул варежкой по сумке. Она испугалась и — брысь, да прямо на дорогу. А тут машина. Страшно было. Нам всем показалось, будто она кричит. Мы все, кто мог и кто не мог, повскакивали и к окну. А собака лежит.

Я чувствую, как навёртываются на глаза слёзы. Представляю себе эту трагедию: приплюснутых стеклом семнадцать носов и отчаянные слёзы, которые видят раздавленную равнодушно скрывшейся за перекрёстком машиной собаку, видят и…

— О! Она так хотела подняться. Знаете, даже нам казалось, что она кричала. У неё так оскалились зубы. Мы не легли, пока нянечка не внесла её во двор.

Я перевела дыхание. Неужели за рулём сидел человек, который имел сердце! Что за чушь, иначе бы его руки не крутили баранку. Тогда, водитель, если даже ты случайно совершил жестокость, прислушайся к своему сердцу, оно не может не сказать тебе: «Осторожно, жизнь! Кругом жизнь! Береги жизнь!»

— В тот же день нам попало от врача. Знаете, все боялись, что мы заболеем ещё больше. Но мы помогли нашему другу. Это ведь он и есть Пёстрые Уши! Наталья Юрьевна, он с одной стороны, где серое ухо, -

очень породистый, почти овчарка до хвоста. Понимаете? Так вот доктор сказал, что мы для него сделали доброе дело, а для себя — нет и что ещё не известно, чем всё может кончиться. Да и правда, потом Стёпа был прямо на волоске. Тут мы решили так стараться, чтоб всё было хорошо, чтоб не на волоске, а прямо вот на морском канате — крепко, и Ира предложила создать мастерскую добрых дел.

— Какая же из них Ира? — я тереблю память. Девочки, их было шестеро. У одной большие ярко-голубые глаза и тёмный ёжик коротко остриженных волос. Потом полненькая, со смущённым и любопытным взглядом.

— Ира! Так, значит, ты главный мастер добрых дел?

— Не-ет! У нас его выбирают каждую неделю.

— А кто может быть участником вашей мастерской?

— Тот, кто хочет стать крепким и здоровым. Кто честный. Кто мужественный, обязательно мужественный, чтоб не плакал, даже если боится укола или больно.

— Ира, молодчина, как хорошо-то! — невольно вырвалось у меня. — Но кто придумал это дело?

— Наталья Юрьевна! Да ведь вы нам его подсказали. Неужели не помните? — в трубке замолчали. А мне трудно было ответить. Я плохо говорила в тот день у них в больнице. Я забывала о своих написанных рассказах, я просто делилась с ними своим сердцем, в ту мипуту мне хотелось, чтоб им навсегда передался его чёткий, здоровый ритм. Родные мои читатели.

— Ира! Я помню всё.

— Но вы напишите о ней и только, пожалуйста, не забудьте, что мы первые её организовали. Ведь очень трудно здесь в палате сделать что-то большое, настоящее доброе дело. Правда, мы живём дружно. Мы отвечаем друг за друга. А в день рождения мы дарим друг другу сюрпризы. Они необыкновенные. Ведь подарок можно сделать, и мы делаем его, но никак он не получается сюрпризом. Здесь его даже под подушку не положишь, чтоб никто не знал. Наши сюрпризы — это утром сказать самое лучшее пожелание. А к Новому году мы делаем игрушки. Клоунов из яичной скорлупы. Мы очень просим, чтобы их обязательно повесили на нашу ёлку.

— Теперь я скажу о Деде Морозе. — Это Гриша Соловьёв. — Вы слышите меня?

— Слышу, слышу.

— Деда Мороза мы называем Главврачом. Потому что он приходит к нам, когда плохо, чтобы помочь, и когда очень хорошо, чтобы выписать домой. Из тех, кого вы знали, уже выписали четверых. Они уезжают, а потом нам пишут про свои дни, какие у них бывают дома. Они там тоже должны организовать мастерскую добрых дел. Ой, что-то в трубке тарахтит!

— Нет-нет, это я закашлялась!

— А вы что же, больны?

— Совсем немного, простужено горло.

— А врач у вас был?

— Ещё нет.

— Наталья Юрьевна, мы вам сейчас поможем. У вас где-нибудь ложка есть? Ага. Значит, возьмите её в руки. Откройте рот и надавите на язык. Теперь посмотрите, если язык красный — значит, ангина.

— Гриша, чего ты выдумываешь, разве можно самому свой язык осмотреть. Знаете, лучше, надавите на язык и так громко скажите: «А-а-а». Всё ясно — вместо «А» получается «Гы» — значит, у вас ангина. Сейчас мы вам поможем. Ребята, кто болел ангиной? Ты, Женя, иди к телефону и скажи, как нужно Наталье Юрьевне лечиться!

— Наталья Юрьевна! Это я, Женя. Это вы — это я. Сейчас пусть на вас наденут тёплую полосатую пижаму, а потом в обед мне дали манную кашу с вареньем и в ужин варенье с молоком.

— Про лекарство же нужно! Вот чудак. Чего тебе пить давали, то и Наталья Юрьевна будет пить.

— Этого я не знаю. Чего-то маленькие, беленькие таблетки. Гриша их октябрятами называл, они в прозрачной бумаге, все парами, друг за другом.

— Я знаю эти таблетки. Спасибо, Женя, ты великолепный врач, а сколько же тебе лет?

— Может быть, в этом году исполнится шесть.

— Почему же только может быть? — улыбнулась я.

— Не слушайте вы его, Наталья Юрьевна, он просто родился 29 февраля. И теперь всех спрашивает, будет ли у него в этом году день рождения или нет. Сейчас мы вам поможем. Гриша вспоминает про лекарство. А пока я хочу вам сказать, что из семнадцати у нас девять ребят хочет быть космонавтами, шестеро — дрессировщиками, один — поваром, а один — пожарником. Наталья Юрьевна, не сердитесь, Гриша никак вспомнить про ангину не может. Знаете, лучше по сердцу. Оно у вас как, не болит? А то по сердцу мы всё-всё знаем.

— Спасибо, родные! Спасибо, что поделились со мной самым дорогим своим большим сердцем. Ведь это оно помогло создать вам мастерскую добрых дел. Желаю успеха в этом настоящем деле и постараюсь всем ребятам рассказать о вашей мастерской, чтобы история имела продолжение и в чистые страницы вписывались дела добрые и замечательные, как вы сами.