"Жаркая страсть" - читать интересную книгу автора (Лоуренс Стефани)Глава 5Вечером Джек устроился в библиотеке с бокалом бренди и старался не шевелить головой, которая опять нестерпимо разболелась. Он начал день сравнительно неплохо, уверенный в том, что поступил правильно и скоро все уладится. И вот теперь уверенность куда-то улетучилась, а перспектива обратиться за советом к Клэрис казалась неминуемой. И это после того как он уведомил ее, что не потерпит вмешательства в свои дела! Закрыв глаза, он старался отрешиться от бьющей в виски боли. Ему не хотелось размышлять о том, как будет трудно загладить свою вину. Ничего не поделать: никто, кроме нее, не в силах помочь ему решить постоянно накапливающиеся проблемы — ни Коннимор, ни Хоулетт, ни Григгс. Не говоря уже о Джеймсе. Он нашел Григгса и первым делом спросил о приданом Мэри Уоллес. Но Григгс, закоренелый холостяк, понятия не имел о подобных вещах. Тогда Джек стал расспрашивать о Джоунзе и его предложениях. Григгс подтвердил, что торговец донимал его два года. И поскольку Григгс нашел, что с ним невозможно вести дела, то и отослал его к Клэрис. Та разговаривала с ним последние три года, Григгс объяснил также, что прибыль давала продажа яблок глостерширским торговцам, с которыми переписывалась Клэрис. Она же и торговалась с ними от имени садоводов Эвнинга. Сам Григгс не знал подробностей этих переговоров. Ситуация напоминала сражение, где один неверный шаг может стать фатальным. И Джек не мог двигаться дальше без знаний, которыми владела Клэрис. Вспомнив их разговор в саду и собственный тон, он закрыл глаза и застонал. Ему придется пресмыкаться перед Клэрис. Проснулся он наутро с одной мыслью: как выйти из положения с минимальными потерями для своего самолюбия? Будь на ее месте другая женщина, он не стал бы расстраиваться и пустил бы в ход свое обаяние, но с Боадицеей… Не зря он дал ей это прозвище. Он уже пил кофе, когда пришел лакей, чтобы собрать посуду. Джек рассеянно наблюдал за ним и уже хотел отвернуться, как заметил, что лакей сунул в карман серебряную салатную ложку. Джек выпрямился, поставил чашку и впился взглядом в спину лакея. Тот уже пошел к выходу. — Минуту! — воскликнул Джек. Лакей был новичком в доме, поэтому Джек не знал его имени. Мужчина послушно повернулся. Обычное бесстрастное лицо лакея. — Милорд? Джек показал на стол. — Поставьте это. Лакей подчинился. — Как вас зовут? — Эдвард, милорд. — Выверните карманы, Эдвард. Тот моргнул и медленно подчинился. На свет появилась серебряная ложка. Эдвард уставился на нее как на ядовитую змею. Джек снова сел. — Позвоните Хоулетту. Явно взволнованный, Эдвард подошел к сонетке и дернул шнурок. Почти сразу же появился Хоулетт: — Да, милорд? Он мельком взглянул на Эдварда, но, увидев лицо Джека, присмотрелся пристальнее. Эдвард повесил голову. Джек тяжело вздохнул: — Я только сейчас видел, как Эдвард собирался уйти с серебряной ложкой в кармане. Проводи его в его комнату и подожди, пока он сложит вещи. Я больше не желаю его видеть. Поднявшись, Джек шагнул к двери, но остановился рядом с Хоулеттом. — Да, и не забудь взять у Григгса его жалованье и отдать ему. — Э-э… да, милорд, — заикаясь, пробормотал Хоулетт. Вид у него был совершенно убитый. Джек кивнул и, нахмурившись, вышел в холл. Может, Хоулетт считает, что хозяин винит его за то, что нанял вороватого слугу? Не может быть! Однако у Эдварда лондонский акцент: легко скрыть темное прошлое, когда находишься вдали от дома. Все еще не зная, как лучше подойти к Клэрис, Джек вышел на террасу глотнуть свежего воздуха. Взгляд его привлек розарий. Поддавшись искушению, он отправился туда. Вернулся Джек через полчаса. В холле уже поджидали Коннимор и Хоулетт. — Можно потолковать с вами, милорд? — спросил дворецкий, выступив вперед. Джек поморщился и показал на кабинет. Хоулетт закрыл дверь и вместе с Коннимор остановился перед письменным столом. Джек тоже не стал садиться. — В чем дело? — Это насчет Эдварда, милорд. Коннимор переглянулась с Хоулетгом, а затем обратилась к Джеку: — Пока что Эдвард сидит у себя в комнате, но… прежде чем мы отошлем его, как вы приказали, не могли бы вы… Коннимор заломила руки и выпалила: — Пожалуйста, не могли бы вы поговорить о нем с леди Клэрис? Хоулетт, явно чувствовавший себя не в своей тарелке, откашлялся: — Вы и вправду должны кое-что знать об Эдварде, милорд, но это не наша тайна. Джек перевел взгляд с дворецкого на экономку. Оба знали его едва ли не с рождения. Оба советовали поговорить с Клэрис, прежде чем он совершит непоправимую ошибку. Вспыхнувшее раздражение быстро улеглось. Ни Хоулетт, ни Коннимор не были склонны к безрассудным поступкам и к тому же не знали об отношениях Джека и Клэрис. Ситуация, снова возникшая после спокойных минут в розарии, была его рук делом. Джек сам затеял все это, но, нужно признать, будь Клэрис застенчивой мышкой, он не отреагировал бы так остро. Мрачно поджав губы, Джек кивнул: — Прекрасно. Я поговорю с леди Клэрис, после чего приму решение насчет Эдварда. Коннимор облегченно вздохнула: — Спасибо, милорд. Обещаю, вы не пожалеете. — Совершенно верно, милорд, — обрадовался Хоулетт. Оба почти выбежали из кабинета, оставив Джека гадать, что, черт возьми, происходит — почему его надежные, абсолютно нормальные слуги не возражают против нечистого на руку лакея? Есть только один способ найти ответ, но мысль об этом преследовала его день к ночь. И нет смысла в проволочках. Он еще не придумал, как подойти к Боадицее без того, чтобы вновь не началась война. Но, может, последняя проблема и будет его спасением? Может, она не сумеет объяснить, почему среди слуг оказался вор, и это поставит ее в неловкое положение? Джек направился к дому священника, но по какой-то причине не пошел по дороге, а протиснулся сквозь прогал в кустах. Интересно, знает ли Клэрис, кто его проделал? Мальчиком он был помешан на армии, и Джеймс всячески поощрял в нем эту склонность. С благословения отца он часами сидел у ног Джеймса, слушая истории о битвах и кампаниях. Именно у Джеймса он научился основам стратегии. Эти знания и терпение помогли ему выжить в чужой стране. Добравшись до арочного входа, проделанного в живой изгороди, Джек поднял глаза. Его внимание привлекло какое-то движение слева. Дом находился справа. Между ним и задними газонами лежал поросший травой участок, вдоль которого тянулись бельевые веревки. Оказалось, что это Боадицея складывает простыню. Дочь маркиза стирает белье? Интригующая мысль! Не успел он подумать, что делает, как уже пошел туда. Бельевые веревки висели достаточно далеко от дома: там им никто не помешает. В этот час в огороде наверняка никого нет. Услышав шаги, Клэрис обернулась. Их взгляды встретились. Лицо Боадицеи мгновенно превратилась в мрамор, холодный и неподатливый. Выражение лица оставалось неприступным. Бесстрастным. Она сняла прищепку и потянулась к наволочке. Ничего не поделаешь. Нужно идти. Джек подобрался к тому месту, где низкая каменная ограда отделяла травянистый участок от огорода. — Доброе утро, леди Клэрис. — Доброе утро, лорд Уорнфлит. Джеймс, как обычно, в кабинете. Стараясь не обращать внимания на холодное приветствие, он уселся на ограду в пяти шагах от Клэрис. — Я пришел к вам. Она не ответила. Он смотрел, как она снимает наволочку и кладет в стоявшую у ног корзину. Когда она потянулась к следующей прищепке, Джек спросил: — Не будете так любезны объяснить, почему некий Эдвард, которого я поймал на воровстве, служит в моем доме? Она окинула его мрачным взглядом и снова повернулась к веревке: — Он племянник Григгса. Джек онемел. Вот такого он уж точно не ожидал! — Племянник Григгса? — выдавил он наконец. И было чему удивляться. Григгс славился своей честностью. — Его единственный родственник. Одолев очередную простыню, Клэрис продолжала: — Два года назад умерла сестра Григгса. Он очень тревожился о ее сыне, отец которого исчез еще до рождения Эдварда. — Складывая простыню, она встретила взгляд Джека. — Григгс уже очень стар. Он так расстраивался, что мы стали волноваться за его здоровье. Пришлось разыскивать парня. Через Джеймса и церковные связи. Мы сумели привезти его сюда и вскоре поняли, что он вор, но… — Она немного помолчала. — По-моему, он клептоман. Не может остановиться. И похоже, даже не понимает, что ворует. Это происходит независимо от его желания. Джек вспомнил выражение полного раскаяния на лице Эдварда, когда тот вытащил из кармана ложку. — Но… но он все же вор! — Да, но, кроме него, у Григгса больше нет родных… Мы все, буквально все, в Эвнинге знаем, что Эдвард ворует. Каждую неделю Коннимор и Хоулетт обыскивают его комнату. Собирают все, что он успел наворовать, и раздают пострадавшим. Эдвард служит в доме больше полутора лет, и за это время ничего ни у кого не пропало — по крайней мере навсегда. Джек молчал, пытаясь осознать услышанное. Размышлял, вникал в детали, взвешивал, искал варианты… и не слишком охотно заключил, что придется оставить Эдварда в доме. Григгс слишком стар и дряхл. И слишком много значит для Джека. Нельзя нарушать его покой. — Что вы собираетесь делать с ним… с Эдвардом? — Ничего, — пожал плечами Джек. — А что, по-вашему, прикажете делать? Ему показалось, что она едва заметно улыбнулась. — У Джеймса какие-то проблемы с горничными? — спросил он. — Почему вы интересуетесь? — улыбнулась она. — Потому что я снимаю белье? Джек кивнул. — Правда, я не знаком с привычками светских дам, — ответил он, игнорируя тихое фырканье, — но уверен, что возня с бельем не является привычным занятием дочерей аристократов. — Эта дочь аристократа находит подобное занятие успокаивающим. Пока руки заняты, я могу думать. Он жаждал спросить, о чем, но вместо этого молча наблюдал, как она ловко снимает, встряхивает и складывает белье. Пожалуй, она права: есть нечто крайне успокаивающее в этой простой домашней работе. — Есть ряд вопросов, по которым бы я хотел с вами посоветоваться, — неожиданно для себя выпалил он и тут же осекся. Хотя, немного подумав, решил, что выбрал правильный путь. — А именно? — спокойно спросила Клэрис. — Например, цветы для церкви, — раздраженно бросил Джек. Губы ее снова изогнулись в легкой улыбке, внезапно пославшей по телу Джека волну желания. Слишком хорошо он помнил вкус этих губ. — Можете вы объяснить, что за чертова путаница с цветами? Клэрис вздохнула. — Боюсь, все дело в статусе, — коротко сказала она, но соизволила пояснить, что за всем крылась претензия миссис Суитинс на исключительность. — Бедняга Суитинс! Мать ожидала от него большего. Но хотя он всего лишь младший священник, она исполнена решимости пользоваться всеми преимуществами его положения. Украшать церковь по воскресеньям — намного большая честь, чем делать то же самое, но по средам. Именно этого она и добивалась все время. — То есть утереть носы Бетси, миссис Кэндлуик и Марте. — И не только им, — покачала головой Клэрис. — Вы скоро узнаете, что миссис Суитинс в том или ином отношении находится на ножах с большинством женщин прихода. — Не хватало мне только оказаться между ними, — простонал он. На это Клэрис ничего не ответила. Еще и потому, что остро ощущала его близость. — А как насчет вас? — вдруг спросил он. — Неужели миссис Суитинс вздумала взять верх и над вами? Клэрис взмахнула салфеткой так энергично, что кусок ткани разрезал воздух подобно кнуту. — Суитинс не настолько глупа. Нет, конечно, но уж очень она назойлива, что я нахожу отвратительным. Она и с вами так себя вела? — Представьте себе, да. Она умеет пресмыкаться перед сильными мира сего. Клэрис сняла очередную салфетку. Она была готова держать пари: он даже не сознавал, что пожирал глазами ее грудь. — Так что мне делать с цветами? — Скажите, что вы решили оставить все как было. Суитинс украшает церковь каждое второе воскресенье и вторую и четвертую среды месяца. Остальные тоже знают свои дни. Миссис Кливер и другие горничные поместья меняют вазы, а миссис Коннимор с горничными срезают цветы из садов поместья для украшения церкви. Не глядя на него, она уронила салфетку в корзину и взялась за скатерть. — Прекрасно. Далее: сколько следует выделить Мэри Уоллес в приданое? Клэрис спокойно, без тени раздражения посмотрела на него, лишь вопросительно подняв брови, но в душе была немало удивлена. — Уоллес сказал, что его Мэри и Роджер Хокинс собираются пожениться. Полагаю, вы уже знаете? — Все знают. Но я не спрашивала, какой совет ему нужен. — Он пытается решить, какое приданое дать Мэри, учитывая, что у него есть еще две дочери и сын-наследник. Однако я понятия не имею, какая сумма требуется. Глядя в пространство, Клэрис медленно складывала скатерть. — Тридцать гиней, — решила она. — Такую сумму Уоллес вполне может себе позволить. Не только для Мэри, но и для ее сестер. Неплохой старт для молодой пары. Да и Хокинс не обеднеет, если выделит столько же. Главное, чтобы ни одна из семей не перещеголяла другую. — Об этом я не подумал, — признался Джек и при виде того; как вспыхнули ее глаза, почувствовал себя абсурдно счастливым. — А теперь поговорим о Джоунзе, скупщике яблок. — Джоунз? — нахмурилась Клэрис. — Да, обычно он приезжает в это время. — Григгс сказал, что вы вели с ним переговоры последние три года. Она положила скатерть в корзину и старательно разгладила. Мысли хаотически метались. Пусть он принял ее совет насчет цветов и приданого Мэри, но это… прямое посягательство на его власть. А мужчины такого не любят. И не прощают. Но какое ей до этого дело? Она глубоко вздохнула и выпрямилась. — Прежде всего вам следует знать, что Джоунз любит запугивать тех, кто, по его мнению, слабее. Он сумел так запутать беднягу Григгса, что тот окончательно растерялся и не знал, что делать. Уже был готов запаниковать и отдать весь урожай в лапы Джоунза в полной уверенности, что иного выхода нет. Но тут вмешалась я и заставила Джоунза все нам объяснить. Нечего и говорить, что ситуация и суть предложения Джоунза оказались вовсе не такими, как он обрисовал Григгсу. — Так в чем же суть? Он предлагал на шиллинг больше рыночной цены за каждый бушель. — В прошлом году было восемь пенсов, — кивнула Клэрис. — Разумеется, это нечто вроде мошенничества. Ни Джоунз, ни те, кто стоит за ним, не собираются платить такие деньги постоянно. Их цель — разорвать сложившиеся за годы связи между садоводами Эвнинга и глостерширскими торговцами. Доля поставок Эвнинга — больше двадцати процентов всего глостерширского рынка. Если продать урожай Джоунзу, торговцы Глостершира будут вынуждены обратиться к другим поставщикам. Но, установив новые связи, они больше не приедут к нам, и на следующий сезон мы будем вынуждены продавать яблоки Джоунзу. — По той цене, которую тот назначит, — догадался Джек. — А Эвнинг понесет огромные убытки. — Совершенно верно. Глостерширские торговцы всегда верили нам на слово. Это большое сообщество, и им нет нужды хитрить, тем более что Эвнинг всегда был одним из самых надежных поставщиков. Джек, немного помолчав, спрыгнул на землю и подошел ближе. — Последние четыре года садоводам Эвнинга выплачиваются премии. Григгс сказал, что деньги идут от глостерширских торговцев. Как это получилось? Вопросы становились все каверзнее… Клэрис собралась с духом и спокойно ответила: — Когда Джоунз приехал на второй год, я поняла, что он не отвяжется, поэтому написала глостерширским торговцам и, не называя цифр, объяснила, что, несмотря на то, что жители Эвнинга подвергаются большому соблазну, мы предпочли бы продавать яблоки Глостерширу. Однако требуется усовершенствовать методы выращивания и так далее. — Вот почему они решили раскошелиться! — И да, и нет. Мы работаем по скользящей шкале. Последние четыре года премиальные постепенно уменьшаются, но за это время урожай увеличился. Были посажены новые деревья. Мы делили премиальные в зависимости от величины урожая той или иной фермы, а потом советовали садоводам увеличить площадь посадок. — И теперь… — Теперь мы сможем продать наш урожай Глостерширу по существующей рыночной цене, а оставшиеся яблоки, почти такое же количество, — отдать Джоунзу. По цене повышенной. Не нужно быть сильным в арифметике, чтобы понять, какая это удача для местных садоводов! — А на следующий год? — Если Джоунз попытается снизить цены, нам вовсе не обязательно продавать ему яблоки: глостерширские торговцы возьмут все по рыночной цене. — Блестящая мысль! — выпалил Джек, причем вполне искренне. Глянул на нее, поколебался и уже спокойнее сказал: — Подозреваю, жизнь в Эвнинге пойдет куда лучше, если я предоставлю вам принимать решения. Оставляю ответственность в ваших руках. Эти руки с тонкой кожей, длинными пальцами, старательно складывавшие салфетки, вдруг замерли. Он стоял с ней плечом к плечу, но она не поднимала глаз. По ее профилю он так и не смог определить реакцию на свои слова. А Клэрис все молчала. Опять его бросило в жар от ее близости! Конечно, возвращенная власть намного упростит ее жизнь, но… но как же быть с Уорнфлитом? Взгляд ее стал подозрительным: — Вы уезжаете? — Нет, — покачал он головой. Она кивнула, снова принялась складывать салфетку, но тут же вынудила себя посмотреть на него: — Мне это не нужно. У меня нет амбиций, абсолютно никаких. И я вовсе не желаю занимать положение хозяина поместья. Джек вопросительно взглянул на нее, а потом сказал: — Я тоже не желаю занимать ваше место. — Его губы, на которые она так старалась не смотреть, смешливо дернулись. — Честно говоря, после короткого столкновения с приходскими дамами мне кажется, что на этом самом вашем месте я уже через неделю сошел бы с ума. Она невольно улыбнулась и уронила в корзину последнюю салфетку. — Возможно… Судя по тону, он не то чтобы колебался — просто не был уверен, что она отреагирует спокойно. — Возможно, в интересах Эвнинга мы сумеем прийти к соглашению. Настал ее черед недоумевать. Похоже, он говорит серьезно, но, как и она, не уверен, что подобное соглашение между ними может сработать. И все же он высказал вслух ее мысли. Возможно, если очень захотеть, они смогут поладить. — Что вы имеете в виду? Она прекрасно понимала, что он человек надменный, привыкший командовать, и все же не так отвратителен, как другие джентльмены его круга. Он сам предложил соглашение. Она не настолько глупа, чтобы отказываться. Впервые в жизни у нее немного закружилась голова. — Я всего лишь предлагаю действовать по обстоятельствам. Вы не тот человек, который станет страдать в молчании. Да и я тоже. Почему бы не решать проблемы по мере их возникновения? Клэрис деловито кивнула и протянула руку: — Что ж, согласна. Джек взял ее ладонь. Не успела Клэрис оглянуться, как он привлек ее к себе, и она оказалась в его объятиях. Джек нагнул голову и… — Согласен, — прошептал он, после чего завладел ее губами. Но как только его руки сомкнулись у нее на спине, все мгновенно изменилось. Она ответила на поцелуй и почувствовала, что теряет самообладание. Сердце отчаянно заколотилось. Это… это чувственное мгновение не имело ничего общего с заключенной ими сделкой. И все же эта сделка была интригующей, а для нее еще и невероятно соблазнительной. Его руки сжались еще сильнее, и Клэрис совсем осмелела. Положила ладони на его широкие плечи, и снова поцеловала. Чуть раскрыла губы и позволила Джеку вести ее в неизведанное. Джек ничего не скрывал. Ничего не изображал. Позволял ей видеть свое желание. Свой голод. Позволял своему желанию ласкать ее огненными пальцами. Возбуждая ее, воспламеняя так, как никогда до этого момента. Собственно говоря, она еще не испытывала физического желания. И только теперь поняла это. И приняла вызов. И почему, бы ей не взять то, что предлагают? Она прижималась к нему: грудь к груди, бедро к бедру, — и ощущала его реакцию. Ответ на все, что она делала. Поразительно. Ее интерес к физическому желанию все возрастал. Она старалась возвращать все жаркие ласки, которые дарил ей Джек. И он не уступал ей в страсти. Его губы опаляли. Вожделение туманило мозг. Только одна мысль проникала сквозь туман. Мысль о том, как бы проникнуть в нее. Подмять под себя. Видеть, как она выгнется, чтобы принять его в себя. Глубоко. В свое роскошное тело. В жаркое женское естество. Джек хотел, чтобы она лежала обнаженная. Хотел ее с примитивной силой, потрясшей его. Это потрясло его так сильно, что он не стал задумываться, почему из всех дам именно она, надменная злючка, с которой следовало обращаться осторожно, высекла искры из его кремня. Он знал только, что загорается, стоит ей приблизиться к нему. А она не отступала. Наоборот, всячески поощряла его. И он хотел ее. Точно с такой же алчностью. Потребность дать волю рукам, сделать следующий шаг, которого оба так желали… но они стояли на открытом месте. Всякий, кто пройдет по саду, мимо деревьев, окаймляющих газон, увидит их. А вдруг сейчас сюда придет горничная… Джек призвал на помощь все свое самообладание и оторвался от сочных губ. Ничего более трудного ему не приходилось делать. Ему удалось приподнять голову, но боль потери была слишком ощутима. Он все еще не, мог соображать здраво, потому что смотрел на нее. Ее ресницы затрепетали и поднялись. Их взгляды встретились. — Я не поблагодарил вас за розарий матери. Благоразумный предлог, чтобы снова впиться в ее губы, снова ощутить их вкус, таившуюся в ней страсть. Необходимую смесь стальной воли, и пьянящего обещания подарить ему блаженство. Но… он отпрянул от пламени. От огненного искушения. Отстранился от нее, хотя для этого ему пришлось заставить свои пальцы двигаться. Она отступила и открыла глаза, в которых светилось недоумение и любопытство. А он… он чувствовал себя неуверенно. Не так, как обычно в подобных ситуациях. Возможно, потому, что она та, кто есть. Боадицея. И это ему следует хорошенько запомнить. Его взгляд упал на корзину с горой сухого белья. Нагнувшись, он поднял ее. — Клэрис наклонила голову, но ничего не ответила и молча пошла рядом. К тому времени как они добрались до дома, здравый смысл взял верх. Оба вновь вошли в роли посторонних, недолюбливающих друг друга людей. — Послушайте, я сказал Джоунзу, чтобы он пришел завтра, — вдруг вспомнил Джек. — Думаю, будет лучше, если вы согласитесь присутствовать на встрече. Возможно, если вы придете на второй завтрак, мы сумеем обсудить, как лучше с ним договориться. — Хорошо, — кивнула Клэрис. — Кстати, другие садоводы просили владельца поместья назначить цену за бушель. Григгс уже должен был прикинуть примерный объем урожая. — Я узнаю детали, — дружелюбно сказал Джек. — Как молодой человек из фаэтона? — нерешительно спросила она. — Все еще без сознания. — Он не добавил, что чем дольше незнакомец не приходит в себя, тем сильнее угроза его здоровью, а может, и жизни. — Полагаю, вы так и не вспомнили, почему его лицо кажется вам таким знакомым? Клэрис покачала головой и нахмурилась. — Я… я навещу его завтра. Джек заподозрил, что она собиралась навестить больного сегодня днем, но это означало бы еще одну встречу с ним. А она считает, что это слишком скоро. Слишком скоро для нее. Слишком скоро для него. Изящно поклонившись, он ушел, ощущая, как Клэрис смотрит ему вслед. На следующий день Клэрис необычайно долго одевалась к ленчу в поместье. Твердила себе, что прозрачное муслиновое платье яблочно-зеленого цвета с вырезом сердечком поможет отвлечь Джоунза. Что за глупый самообман! Она прекрасно знала, кого и почему хочет отвлечь. И втайне поражалась тому желанию, которое пробудила в Джеке своим ответом на его ласки. — Чистое любопытство, — сказала она зеркалу, проверяя, хорошо ли лежит тяжелый узел волос на затылке. Она представила, как его сильные пальцы проникают под густую массу волос, гладят чувствительную кожу… и вздрогнула. — Временное умопомешательство. Это пройдет, — пообещала она себе и направилась к двери. Туалет завершили легкая шаль и широкополая шляпа. Клэрис решительно зашагала по дороге, ведущей в поместье. Временное умопомешательство. Кажется, ее оценка их общего состояния неверна. Они шли по канату, натянутому в двух плоскостях, и оба это знали. Но это только усиливало возбуждение. И опасность. Ни он, ни она понятия не имели, к чему приведет взаимное физическое притяжение. Чем закончится их соглашение. Никто из них не привык работать в упряжке. Оба были нетерпеливы и требовательны. Оба были самоуверенны и высокомерны. Оба привыкли быть первыми. А вот в том, что касается притяжения… тут ничего не известно. Давно уже она не испытывала такого сильного влечения к мужчине. Стоило ей очутиться в объятиях Джека, как она лишалась всякой способности мыслить связно. Подобная ситуация должна была тревожить ее. Но почему-то не тревожила. Ничто не омрачало предвкушения новой встречи. Ей не терпелось увидеть его снова, понять, куда может завести ее еще один поцелуй. Что за шокирующие мысли! Но Клэрис было все равно. Ей уже двадцать девять. Плевать на все условности! Жизнь давно прошла мимо. Главное, чтобы они не нанесли друг другу новых душевных ран. Спокойная, уверенная, она поднялась на крыльцо и позвонила. Хоулетт открыл дверь и просиял. Клэрис улыбнулась в ответ и увидела Джека Уорнфлита, стоявшего за спиной дворецкого. Словно он ждал, когда в дверь позвонят. Хоулетт отступил, давая ей дорогу. Приняв самый безмятежный вид, Клэрис подала руку Джеку. Тот с поклоном поднес ее к губам, а когда выпрямился, глаза горели дьявольским огнем. — Вы сегодня особенно красивы. Но позвольте проводить вас в столовую. Я точно знаю, что миссис Коннимор собралась устроить нам настоящий пир. Он хотел сказать еще что-то, но осекся, услышав стук колес экипажа. — Странно, кто бы это мог быть? — нахмурился Джек и, взяв Клэрис за руку, повел к двери, снова открытой Хоулеттом. То, что Джек увидел, озадачило его еще больше: во двор въехал простой черный экипаж, явно позаимствованный на почтовой станции. — Может, они заблудились? — предположила Клэрис. Экипаж остановился, и оттуда вышел молодой джентльмен, невысокий, не слишком представительный, с приятным круглым лицом и светло-каштановыми волосами. Сняв шляпу, он с любопытством огляделся и направился к крыльцу. — Чем могу помочь, сэр? — осведомился Хоулетт. — Я ищу лорда Уорнфлита, — пояснил незнакомец. Джек, по-прежнему держа Боадицею за руку, выступил вперед: — Я лорд Уорнфлит. — Вот как? — Открытое лицо джентльмена мгновенно стало настороженным. — Я… э… я Перси Уорнфлит. Вы посылали за мной. Джек неожиданно сообразил, кто перед ним. И Перси тут же подтвердил его предположения. — Полагаю, я ваш наследник, — объявил он с немного нервозной улыбкой. |
||
|