"Уступи соблазну" - читать интересную книгу автора (Лоуренс Стефани)

Глава 2

Скача легким галопом на запад по узкой тропинке, тянущейся по верху крутого скалистого берега залива, Мэдлин увидела Джарвиса Трегарта, который верхом ехал ей навстречу. Отвлекшись от списка дел, которые она держала в уме и надеялась выполнить в этот день, Мэдлин улыбнулась и поблагодарила судьбу: ей на самом деле не пришлось тратить время на то, чтобы разыскивать Трегарта, который был нужен.

Он находился еще на некотором расстоянии, но ярко-зеленые холмы были лишены деревьев и кустов, так что Мэдлин мгновенно узнала его, лишь только он появился в поле ее зрения. В окрестностях было всего несколько мужчин с таким, как у него, телосложением — широкими плечами и длинным стройным телом. Казалось, он чувствовал себя в седле как дома, особенно когда над головой высокое небо, а волны моря разбиваются о берег внизу; его золотисто-каштановые волосы были, как всегда, не покрыты, и подстриженные по моде локоны развевались на ветру.

Пока Джарвис приближался, Мэдлин размышляла над одной странностью: его волосы, очевидно, были мягкими, однако нисколько не смягчали строгие аристократические черты его лица. Правильно посаженные глаза под густыми бровями, прямой патрицианский нос и квадратный подбородок — все вносило свой вклад в навечно окружавшую Джарвиса ауру силы, твердости и энергии.

Они встретились на полдороге между Парком и замком Крау-херст и остановили лошадей, которые продолжали гарцевать и пританцовывать. Осадив своего большого гнедого по кличке Артур, Мэдлин, приветливо улыбнувшись, кивнула:

— Джарвис, вы именно тот человек, которого я ищу.

Он поднял брови, и взгляд его проницательных карих глаз — светло-карих с янтарным оттенком — остановился на ее лице. На мгновение Мэдлин почувствовала, что он ее рассматривает.

— Что-то случилось? — спросил Джарвис.

— Слава Богу, ничего из проделок моих братьев, — рассмеялась она, — но я получила записку от сквайра Ридли, в которой он просит меня заскочить к нему. Он хочет узнать мое мнение относительно местных рудников, но, признаюсь, я не уверена, что осведомлена о последних результатах их работы. Я подумала, что вы, быть может, могли бы лучше разобраться в том, что его интересует.

По лицу Джарвиса всегда было трудно что-либо прочитать, однако в данный момент безмятежность его выражения означала, что он знает не больше, чем Мэдлин, и он это подтвердил.

— За последнее время я ничего не слышал… на самом деле — довольно давно. Насколько мне известно, все идет хорошо.

— Я тоже так полагаю, — кивнула она и взялась за поводья. — Тем не менее я все же съезжу домой к Джеральду и узнаю, что его тревожит.

— Я поеду с вами.

— Ради Бога, вы же, наверное, куда-то направлялись.

Она смотрела на Джарвиса, который объезжал вокруг нее, разворачивая свою лошадь.

— Я просто ездил верхом — без всякой определенной цели.

Он поднял голову, их глаза встретились — и опять Мэдлин почувствовала, что он смотрит на нее более пристально, чем обычно.

— В таком случае…

С усмешкой она сжала пятками бока Артура, и большой мерин рванулся вперед, но через десять шагов серая лошадь Джарвиса была рядом.

Мэдлин бросила Джарвису смеющийся взгляд, он в ответ улыбнулся и, как и она, сосредоточил все внимание на каменистой дороге.

Мэдлин не часто представлялся случай спокойно ездить в чьей-либо компании; когда она ездила верхом с братьями или с их пожилым управляющим, она все время была начеку, чтобы не пропустить, возможно, смертельно опасную заячью нору или скрытую канаву. Это было нежданное удовольствие — скакать навстречу ветру и просто наслаждаться свежим воздухом, овевающим лицо, равномерным стуком подков Артура, приятным ощущением скорости.

Взгляд, украдкой брошенный на Джарвиса, подтвердил Мэдлин, что поездка доставляет ему такое же удовольствие, как и ей. Они не сдерживали своих лошадей — огромных и мощных, — позволяя им бежать свободно, и пользовались поводьями только для того, чтобы направить их с каменистой тропы вглубь, через продуваемые ветром холмы, тянущиеся на север от Куггар-Виллидж с деревушкой Гвендрит справа, и дальше через участок Гунхили-Даунс к деревне Кьюри.

Они скакали под безоблачным небом, жаворонки проносились у них над головами, время от времени устремляясь вниз, и единственное, что нарушало безмятежность Мэдлин, — это пронизывающие пристальные взгляды Джарвиса, которые он периодически бросал в ее сторону. Нельзя сказать, что она отчетливо видела их, потому что в те моменты, когда Мэдлин оборачивалась к нему, он смотрел вперед совершенно спокойно, без каких-либо признаков любопытства на непроницаемом лице, которое обращал к ней.

Но она чувствовала эти взгляды — проникающе острые и… испытующие. Она не ошибалась, он смотрел на нее более пристально, изучал ее, — но она совершенно не могла представить себе почему.

Перед выходом из дома она посмотрела на себя в большое зеркало и не заметила ничего необычного в своей внешности. Конечно, ее волосы, несомненно, немного растрепались от ветра, но это не было в новинку.

Ридли-Мэнор находился сразу за Кьюри. Молодые люди придержали лошадей и въехали на мощеный двор перед домом. Услышав стук копыт, Джеральд, сквайр Ридли, тяжело опираясь на палку, вышел им навстречу. Это был мужчина лет шестидесяти с копной густых белых волос; он, конечно, начал сутулиться, но его голубые глаза все еще были зоркими, и голова работала нормально.

— Мэдлин, дорогая, — на его морщинистом лице появилась улыбка, и он, тяжело ступая, подошел к ним, когда они спешились, — я знал, что могу рассчитывать на вас. Вижу, вы привезли с собой «блудного сына», — обернулся он к Джарвису, пожав ей руку.

Джарвис усмехнулся и, отдав поводья подбежавшему груму, пожал протянутую Джеральдом руку.

— Мэдлин рассказала о вашем вопросе, и мне, как и ей, стало любопытно узнать, чем он вызван.

— А-а, хорошо. — Пригласив их зайти вместе с ним в дом, Джеральд провел гостей в парадную гостиную. Жестом предложив им сесть, он сам опустился в кресло, стоявшее наискосок от камина. — Я бы обратился и к вам тоже, но думал, что вы снова уехали в Лондон.

— Я и уехал, — Джарвис едва заметно улыбнулся, — но это последнее происшествие с мельницей вернуло меня обратно. Я собираюсь остаться здесь на все лето.

Мэдлин видела, что у Джеральда так и просится на язык вопрос о мельнице и нелепых выходках сестер Джарвиса, но старик не стал его задавать, а перешел к делу, которое привело сюда ее и Джарвиса.

— Так вот почему я спрашивал, нет ли у вас каких-либо новостей о рудниках. Здесь в округе какой-то лондонский джентльмен делает предложения о покупке акций рудников.

— Лондонский джентльмен?

Джарвис нахмурился. Если это правда, то совершенно непонятно, в чем тут дело. Держателями акций оловянных рудников в здешних местах были всегда местные. У владельцев таких имений, как Краухерст и Тре-ливер-Парк, так же как у землевладельцев, подобных сквайру Ридли, стало традицией приобретать акции, которые можно было бы предложить на продажу. В этом деле все были единой общиной и видели выгоду в том, чтобы сохранять контроль над прибыльными оловянными рудниками в местных руках. Вдобавок ко всему плата за разработку недр обеспечивала надежную защиту от превратностей судьбы, к которым были столь чувствительны фермерские хозяйства.

— Так предполагают, — кивнул Джеральд, — но кружит здесь его агент, любезный молодой человек, не слишком квалифицированный, но ловкий, знающий свое место. Он был у меня позавчера. Я не знаю, где он остановился, и он не назвал мне имени своего хозяина. Он просто очень вежливо спросил, не заинтересован ли я поделиться частью акций, которые у меня есть. Я ответил ему «нет», а потом задумался. — Джеральд остановил на лице Джарвиса взгляд выцветших глаз. — Быть может, этот лондонский джентльмен знает больше меня и считает, что есть причина, по которой я могу желать продать акции? — Джеральд обернулся к Мэдлин. — Вот почему я послал узнать, не слышали ли вы каких-либо разговоров — о спаде, или о перепроизводстве, или?..

Покачав головой, Мэдлин посмотрела на Джарвиса; в ее глазах он увидел то же недоумение, какое чувствовал и сам.

— Я вообще ничего не знаю… правда, то немногое, что я слышала в последнее время, говорит, что все идет так же, как и прежде, даже, пожалуй, с более радужными перспективами.

— И у меня такие же сведения, — кивнул Джарвис. — В прошлом месяце я разговаривал со своими лондонскими управляющими, и они ничего не сказали о том, что ветер как-то изменился.

— Интересно, что тогда стоит за этим? — Джеральд задумался. — Не часто бывает, чтобы к нам проявляли интерес неместные.

— Да, вы правы. — Джарвис обменялся взглядом с Мэдлин. — Но теперь, когда вы сообщили нам об этом, мы будем держать ухо востро и предупредим остальных.

— Несомненно. — Кивнув, Мэдлин встала и, натягивая перчатки, направилась к двери; Джарвис и Джеральд тоже поднялись. — Мне нужно идти, Джеральд, но не беспокойтесь, я дам вам знать, если услышу что-то важное.

На пороге Джарвис и Джеральд обменялись рукопожатием, а Мэдлин, которая уже вышла, помахала хозяину рукой, и он, остановившись у двери в ожидании, пока грум приведет им лошадей, на прощание поднял руку.

Подойдя туда, где ожидала Мэдлин, Джарвис по ее лицу мгновенно понял, что она озабочена.

— Пожалуй, я пошлю в Лондон к Крапперу, — не глядя на Джарвиса, сказала она, — и попрошу узнать, в чем дело. Новости могут быть и у кое-кого из местных.

Подошел грум с их лошадьми, и Джарвис вздл поводья ее гнедого.

— Я отправлю запрос своему лондонскому агенту, и у меня есть несколько друзей, которые владеют акциями оловянных рудников в других районах. Быть может, они знают что-то такое, чего мы не слышали.

Сев на лошадь, Мэдлин взяла поводья, и, пока она расправляла юбки, Джарвис оседлал Крестоносца.

— Я сообщу вам, если узнаю что-нибудь по этому делу.

— Я сделаю то же, — ответил Джарвис, встретившись с ней взглядом.

Мэдлин улыбнулась. Улыбка осветила ее лицо, превратив его в сияющий лик мадонны, но она не видела, как удивленно моргнул Джарвис, потому что уже повернула лошадь.

Час спустя Джарвис вернулся домой и уединился в своем кабинете-библиотеке. Опустившись в любимое кресло, он обвел взглядом комнату. Это было удобное мужское помещение, с прочной, отполированной до блеска темной мебелью, обитой кожей коричневого и зеленого цвета, с узорчатым ковром в темных тонах и панелями красного дерева, которые создавали приятный полумрак. Это место успокаивало, здесь можно было размышлять о своих успехах — или, в данном случае, об отсутствии таковых.

Джарвис думал, что узнать Мэдлин будет легко, стоит только провести немного времени в ее обществе. К сожалению, три часа, которые он провел с ней, скача по холмам, показали, что причина, почему он и остальные местные мужчины, как, например, Джеральд Ридли, не относятся к ней как к женщине, в том, что она постоянно носит маску, отгораживающую ее от остальных. Хотя он смотрел — и чертовски внимательно! — он никак не мог разглядеть женщину за этой маской.

Он смог увидеть лишь леди, сосредоточенную на делах, — на делах своих братьев, если говорить точно.

Правда, скорость, с которой они скакали, делала невозможным какой-либо разговор, однако обычно он более или менее умел читать в лицах людей — даже тех, кто носил социальные маски и вуали. Обычно он мог заглянуть мимо такой защиты или сквозь нее. С Мэдлин было совсем другое дело; казалось насмешкой судьбы, что единственную женщину, которую он действительно хотел узнать, он не мог с легкостью прочитать.

Естественно, Джарвис воспринял это как вызов; он достаточно хорошо знал себя, чтобы понять свою реакцию. Так как ему было необходимо узнать Мэдлин, он непременно будет действовать настойчиво и искать какой-нибудь способ пробраться за непроницаемый барьер.

А еще Джарвис был немного обескуражен, обнаружив, что ее лицо, которое он отнес к категории симпатичных, было — теперь он действительно видел — скорее привлекательным. Было пока трудно судить о фигуре женщины, когда на ней надета свободного мужского покроя одежда для верховой езды да еще с брюками, добавлявшими полноты ее бедрам, однако Джарвис увидел достаточно, чтобы у него появилось определенное любопытство; ему не терпелось гораздо подробнее рассмотреть внешность Мэдлин, когда на ней будет более обычный наряд. Он даже был немного заинтригован.

Джарвису весьма нравились высокие женщины, но, помимо этого, Мэдлин была прямолинейной, честной, открыто смотрела на жизнь и обладала необъяснимой внутренней силой, которая притягивала его.

Она наслаждалась поездкой, и он почувствовал себя заодно с ней, как будто это короткое мгновение объединяло их тайной радостью.

Воспоминания несколько минут не отпускали его, а когда его мысли снова вернулись к настоящему, Джарвис осознал, что его губы сложились в улыбку. Погасив ее, он сосредоточился на своей цели: как узнать в мисс Мэдлин Гаскойн женщину, а не только фактическую хозяйку имения и воспитательницу братьев?..

Часы на камине все тикали и тикали, а он оценивал различные тактики ухаживания за дамами, пока стук в дверь не возвестил о приходе Ситуэлла.

— Ленч готов, милорд. Вы присоединитесь к леди в столовой или предпочитаете, чтобы вам подали еду сюда?

Заманчивый выбор.

— Спасибо, Ситуэлл, я присоединюсь к леди. — Встав, Джарвис направился к двери. — По-моему, пришло время немного развлечься.

Если его сестры и Сибил проявили такую заботу о нем, что обратили его взгляд к Мэдлин Гаскойн, они могли бы внести свою лепту и стать полезными.

Позже днем, когда, расположившись в своем кабинете в Треливер-Парке, Мэдлин прилежно трудилась над последними счетами с приусадебной фермы, на пороге открытой двери появился Милсом, их дворецкий, со своим серебряным подносом в руках.

— Письмо от леди Сибил, мисс.

Улыбнувшись, Мэдлин жестом пригласила его войти. Милсом был одним из немногих, кто упорно называл ее «мисс», а не «мэм», вероятно, потому, что знал ее с рождения и солидный возраст в двадцать девять лет еще не считал причиной того, чтобы обращаться к ней как к старой деве, ведущей хозяйство в доме.

Он подал поднос, и Мэдлин взяла с него письмо Сибил. Обнаружив, что в него вложена карточка, она удивленно подняла брови. Сломав печать, Мэдлин развернула лист и прочитала аккуратно написанные строчки сначала на листе, а потом на приложенной карточке. Опустив приглашение, она, немного помедлив, спросила:

— Братья уже вернулись?

— Я видел, как они проскакали к конюшне, мисс. Думаю, к этому моменту они уже в кухне.

— Думаю, так. — Она обменялась с Милсомом мягкой улыбкой. — Не сомневаюсь, они держат свое слово, как мы договаривались. Пожалуйста, попросите их прийти ко мне сюда — как только они поедят.

— Хорошо, мисс. Немедленно скажу.

Милсом поклонился и вышел, а Мэдлин еще раз прочитала карточку, а потом отложила ее в сторону и вернулась к своим расчетам. Она уже закрывала свою книгу, когда возня в коридоре предупредила ее о приближении братьев.

Первым вошел в кабинет Гарри; его ярко блестевшие каштановые волосы были растрепаны ветром, а на лице сияла озорная улыбка. В пятнадцать лет он был на пороге зрелости, балансируя между беззаботными развлечениями мальчишеской жизни и ответственностью, которая ожидала его как виконта Гаскойна.

По пятам за ним следовал Эдмонд; всего на год младше, он во всем был тенью Гарри. Немного более спокойный, более серьезный, пожалуй, но черты характера Гаскойнов — необузданность и бесстрашие, иногда даже безрассудство — проявлялись в его манере держаться. Как и Гарри, он ухмыльнулся и подчинился безмолвной команде Мэдлин сесть в кресло лицом к ее большому столу.

Последним в комнату вошел Бенджамин, Бен, самый младший в семье и всеобщий любимец. Бен был особенно близок Мэдлин — не потому, что она любила его больше двух других, а потому, что ему было всего несколько недель от роду, когда Абигайль, мать мальчиков и мачеха Мэдлин, умерла от родовой горячки, оставив их всех сиротами.

С трудом улыбнувшись Мэдлин — его рот был набит лепешкой с маслом, — Бен, которому было всего десять лет и еще предстояло расти, подошел к стулу с прямой спинкой и, усевшись, стал болтать ногами.

Улыбаясь, но стараясь не слишком явно выказывать любовь и нежность, Мэдлин ждала, пока они покончат с последним куском; она была не так глупа, чтобы пытаться конкурировать с едой за внимание растущих мальчиков.

Она окинула взглядом всех троих, три лица, светящиеся счастьем и радостью жизни, и, как всегда, ощутила ошеломляющее чувство правоты — убежденности, удовлетворения тем, что она сделала то, что должна была сделать, и добилась успеха.

Эти мальчики были делом ее жизни. Ей было всего девятнадцать лет, когда умерла Абигайль, оставив на ее попечение и младенца Бена, и Гарри — растерянного пятилетнего мальчика, и четырехлетнего Эдмонда. Гарри и Эдмонд по крайней мере были вдвоем и с отцом, а Бену фактически на протяжении всей его жизни она одна заменяла родителей.

Ее отец свалился с ног всего через несколько месяцев после смерти Абигайль и, как говорят многие, не мог больше жить; он отчаянно боролся и хватался за жизнь почти два года — столько, чтобы Мэдлин успела достигнуть двадцати одного года и получить, согласно его воле и заявлению семейного поверенного, законный статус сопопечителя мальчиков.

Так что то, что ее отец умер через неделю после ее двадцать первого дня рождения, не было случайностью.

Другим опекуном мальчиков стал их поверенный, старый мистер Уортингтон, весьма достойный человек. Он строго соблюдал желания своего покойного клиента и, послушный долгу, утверждал все требования и распоряжения, которые делала Мэдлин. Ей оставалось только восхищаться Уортингтоном. Ко всему прочему он был знаком с характером Гаскойнов достаточно много лет, чтобы знать, что единственный человек, способный справиться с тремя ее братьями, — это другой Гаскойн, а именно — сама Мэдлин.

Она понимала братьев, и братья понимали ее. Соединяющие их связи были гораздо крепче, чем просто привязанность, они были заложены в генах. Все братья были, как и она, и их отец, высокие, сильные и энергичные. И еще самоуверенные, хозяева своей жизни, обладавшие честностью, которая заставляла других подчиняться им.

Последние десять лет жизни Мэдлин посвятила тому, чтобы братья оставались такими, какими были рождены, чтобы ничто не мешало им развиваться и они имели бы возможность стать людьми, какими должны были стать — лучшими людьми.

Она приняла решение и была права. Доказательства сидели перед ней, слизывая крошки с пальцев.

— Бык Краухерста.

Ее спокойно произнесенные слова мгновенно заставили всех троих мальчиков насторожиться, и она заметила, что они подавили желание переглянуться, а вместо этого обратили свои взоры, простодушно вопрошающие, на нее.

— Вчера я говорила с его сиятельством, — продолжала Мэдлин, — и все уладила. Однако он просил передать вам, что ваша шутка его не обрадовала.

Она постаралась, чтобы последние слова прозвучали угрожающе, а когда Гарри открыл было рот, подняла руку, удержав его от замечания.

— Как бы то ни было, у вас будет возможность лично принести извинения. Во всяком случае, у Гарри.

— У меня? — озадаченно переспросил Гарри.

— Это, — Мэдлин подняла вверх белую карточку, — приглашение на обед в замок Краухерст на сегодняшний вечер — для тети Мюриэль, для меня, — она взглянула на Гарри, — и для тебя.

Мюриэль, вдова, старшая сестра их отца, стала жить вместе с ними после его смерти. Сделанная из того же твердого материала, что и все Гаскойны, она хотя и была уже пожилой, все еще оставалась деятельной. На дочерей Сибил она смотрела как на собственных племянниц.

— Значит, я должен…

Гарри насупился.

— Судя по тому, что написала леди Сибил, она устраивает импровизированный обед, чтобы всем стало известно, что его сиятельство вернулся домой из Лондона и, по-видимому, останется в имении на все лето. Я подозреваю, что будут присутствовать и другие местные землевладельцы. — Она встретилась взглядом с Гарри. — Итак, да, ты должен присутствовать там как виконт Гаскойн.

— Полагаю, мне придется начать посещать такие мероприятия.

Гарри сморщил нос и тяжко, безнадежно вздохнул, а Мэдлин услышала тихий внутренний шепот облегчения.

— Да, тебе всего пятнадцать, но лучше сейчас начать мало-помалу вникать во все тонкости, когда старшие готовы простить тебе какие-то промахи, которые ты можешь допустить.

— Вполне разумно, — криво улыбнулся ей Гарри.

— Думаю, Белинда тоже там будет, так что найдется кто-то твоего возраста, с кем ты сможешь поговорить.

Эдмонд подтолкнул Гарри локтем.

— Ты сможешь узнать, как они сломали мельницу.

— И об огнях на мысе, — Бен наклонился вперед, — если это их дело.

— Его сиятельству удалось починить мельницу? — поинтересовался Эдмонд.

— Очевидно, да. — Мэдлин внутренне нахмурилась. — Я слышала от Джона Миллера, что все в порядке.

До случая с мельницей и вполне обоснованного предположения, что Белинда, Аннабелл и Джейн стоят и за другими странными происшествиями, Мэдлин всегда считала сестер Джарвиса в высшей степени уравновешенными и здравомыслящими молодыми девушками. И она снова задумалась, чем могло быть вызвано такое странное их поведение в последнее время.

— Это все, для чего мы были тебе нужны? — спросил Гарри и, когда Мэдлин кивнула, встал. — Потому что если да, то мы идем в библиотеку.

Понимая, что предполагалось ее этим удивить, она изобразила изумление, благо это нетрудно было сделать.

— В библиотеку?

Эдмонд и Бен вскочили на ноги и, широко улыбнувшись на прощание, направились к двери. Гарри, игравший роль мудрого старшего брата, дождался, пока они, толкаясь, вышли, и с улыбкой обернулся к Мэдлин.

— Не нужно беспокоиться, мы не станем вести себя так по-детски, как, например, снова угонять быка его сиятельства. Мы нашли намного более интересное занятие.

Прежде чем она успела спросить какое, Гарри уже не было. Мэдлин услышала голоса мальчиков, эхом раздававшиеся в коридоре, потом шаги затихли, хлопнула, закрывшись, дверь библиотеки, и наступила тишина.

Что это за «более интересное занятие»? Она могла спросить и потребовать ответа, но… если она хотела, чтобы Гарри научился чувствовать ответственность, это могло оказать противоположное действие.

У нее в голове всплыло замечание Джарвиса о том, что Гарри очень скоро прекратит свои мальчишеские проделки.

И все же почему в библиотеку?

Бессмысленно ожидать, что братья за одну ночь превратятся в ангелов.

В этот вечер обед в замке Краухерст был спокойным и относительно беззаботным. Или, вернее, должен был быть таким и, казалось, предназначен быть таким для всех, включая Гарри, однако Мэдлин, с того момента когда она поднялась по лестнице замка и вслед за Мюриэль вошла в парадный холл, чувствовала себя чрезвычайно странно и необъяснимо встревоженной.

Это ощущение — как будто ее мир слегка повернулся и его ось внезапно наклонилась — возникло у нее в то мгновение, когда она подошла к Сибил, которая встречала их у двустворчатых дверей, ведущих в гостиную.

— Мюриэль! Добро пожаловать. — Сибил и Мюриэль обменялись приветствием, коснувшись друг друга щеками. Сибил, которая была намного моложе, очень любила старшую леди. — Прошу, входите, Мэдлин!

Отвернувшись от Мюриэль, Сибил с радостью в глазах обратилась к девушке:

— Я так рада, что вы смогли прийти, получив приглашение совсем недавно. — Взяв ее руку, Сибил задержала ее в ладонях. — Просто собрался наш обычный круг, дорогая, чтобы, так сказать, дать знать, что Джарвис дома на все лето.

Не выпуская руки Мэдлин, она заглянула ей в глаза, а потом сжала пальцы. — Девочки и я, естественно, очень довольны, что он дома. То, с каким ударением это было произнесено, предполагало, что Мэдлин должна почувствовать нечто большее, чем очевидный смысл этой фразы.

— Да, понятно. — Она смущенно улыбнулась и убрала руку. — Его присутствие, конечно, очень приятно. — Мэдлин отступила, чтобы дать Гарри возможность поклониться.

Едва Мэдлин и Гарри переступили порог элегантной гостиной, как рядом появилась Белинда.

— Вот и вы! — просияла Белинда, откровенно не скрывая своего восторга. — Мы так рады, что вы смогли прийти.

— То же самое сказала и ваша мама.

Мэдлин внимательно посмотрела на девочку.

— О да! Могу сказать, она тоже рада. — Радостное возбуждение Белинды ни на йоту не омрачилось. — Пожалуй, я могу повести Гарри познакомиться с остальными. Джарвис вон там.

Почувствовав, что ее прямо-таки толкнули в том направлении, Мэдлин покорно сделала еще шаг в комнату. Вероятно, Белинда получила распоряжение облегчить положение Гарри; Мэдлин была уверена, что при сложившихся обстоятельствах это вполне справедливо, что с высоты своих шестнадцати лет Белинда будет способна управлять им, и она предоставила ей такую возможность.

Сама Мэдлин не нуждалась в помощи, тем более в таком обществе; с улыбкой кивнув леди Портлевен, собравшей на диване компанию, и миссис Интуистл, сидевшей рядом с ней, она прошла дальше в комнату — и увидела Джарвиса.

Стоя перед мраморным камином, он разговаривал с миссис Джулиард. Словно почувствовав, что Мэдлин вошла в гостиную, он посмотрел через комнату, встретился с ней взглядом и перестал говорить.

А она перестала дышать.

Но вовсе не его внешность была причиной того, что у Мэдлин перехватило дыхание — хотя, как и прежде, его высокая фигура с широкими плечами, в этот вечер одетая в великолепно сшитый светло-коричневый сюртук, делала его центром притяжения женских взглядов.

Едва уловимая властность, сопровождающая каждое его движение, от небрежного жеста руки до манеры поворачивать голову, сила и энергия, таящиеся в выразительной неподвижности его позы, — ничто из этого не являлось причиной того, что легкие Мэдлин сжались.

Ни при чем были и черты его лица, линии которого были высечены, словно резцом скульптора, настолько скупо и точно, что пугали даже в этой обстановке, создавая о нем неизгладимое впечатление как о потомке воинственных рыцарей.

Выражение его глаз, то, как он смотрел на нее, — вот отчего ее нервы так натянулись и остались напряженными.

Прежде чем ей удалось перевести дух, прежде чем она смогла о чем-либо подумать, Джарвис снова повернулся к миссис Джулиард, извинился и не спеша направился через комнату, чтобы поздороваться с Мэдлин.

Или, как подсказал ей разум, он подкрался, чтобы захватить ее руку. Остановившись перед Мэдлин и не сводя с нее глаз, он спокойно ждал, пока она, отчаянно стараясь привести в порядок мысли, подаст ему свою руку.

Его пальцы плотно сомкнулись вокруг ее пальцев, и большая часть ее нервов задрожала. Впервые в своей жизни Мэдлин узнала, что такое «скованный язык», ей удалось только кивнуть:

— Джарвис…

— Мэдлин!

Слегка скривив губы, он наклонил голову. Она совершила ошибку, взглянув на него в поисках ключа к тому, почему он смотрит на нее как ястреб, выслеживающий добычу, или как кот, следящий за птичкой, и поняла, что попалась в западню, неожиданно провалилась в гипнотизирующие, с янтарными крапинками, глубины его глаз.

У Мэдлин под кожей разлилось приятное тепло, масса безумных желаний промелькнула у нее в голове, и ей потребовалось собрать всю силу воли, чтобы прогнать их, снова взять под строгий контроль свои своенравные эмоции — и вернуть их обратно в реальность.

— Я…

Она замолчала и, оглянувшись по сторонам и заметив других гостей, пробормотала:

— Похоже, вы собрали местную элиту.

— Конечно. После нашей встречи со сквайром Ридли сегодня утром я подумал, что, быть может, разумнее сделать более широко и определенно известным, что я намерен остаться в имении на лето. — Отпустив ее руку, Джарвис немного повернулся так, чтобы группа джентльменов у окон оказалась у них на виду. — У меня еще не было возможности спросить, обращались ли к кому-либо еще по поводу акций рудников.

— Пожалуй, сейчас самое время узнать.

Мэдлин охотно ухватилась за эту идею, как и предполагал Джарвис.

Слегка улыбаясь, он пошел вместе с ней к группе джентльменов. Планируя этот вечер, он покопался в памяти и вспомнил одну из ее привычек: до начала обеда Мэдлин обычно беседовала с джентльменами, которые не раздумывая охотно принимали ее в свой круг, — и сейчас они расступились, освобождая место и для нее, и для Джарвиса.

— К кому-нибудь из вас обращались по поводу ваших акций рудников? — после обычных коротких приветствий спросила Мэдлин.

Джарвис стоял рядом с ней, проявляя интерес, но предоставляя ей возможность задавать вопросы; как обнаружилось, лорд Морстон и лорд Портлевен оба слышали о молодом человеке, занимающемся опросом, но к ним он еще не обращался.

Разговор быстро перешел к сельскохозяйственным делам — к полям и урожаю, и мистер Катерхем спросил у Мэдлин, каков, по ее прогнозам, будет сбор с акра в этом году. Пока она отвечала, Джарвис наблюдал и узнавал новое — но не об урожае, а о Мэдлин.

Мэдлин почти мгновенно почувствовала его пристальное внимание, но по какой-то причине, которой он пока не понимал, она не отреагировала так, как обычно реагируют леди. Джарвис совсем не был в восторге от того, что она почувствовала его интерес так мгновенно, тем более что потом как будто решила, что такого просто быть не может, что сама идея просто нелепа.

Тем не менее Мэдлин смутилась, ему удалось достаточно ясно разглядеть ее неподдельное удивление, чтобы это понять. Несмотря на то что это не входило в его прямые намерения, Джарвис добрался до нее — проник за ее маску настолько, чтобы Мэдлин по крайней мере заметила, что он как мужчина проявляет к ней интерес. Но затем она вздохнула и, очевидно, отогнала от себя эту мысль.

Пока Мэдлин разговаривала с собравшимися джентльменами, Джарвис позволил своему взгляду очень осторожно соскользнуть с ее лица вниз.

Теперь, когда ее тело не было закутано в ярды плотной саржи, а искусно заключено в оболочку из темно-фиолетового шелка, Джарвис чувствовал приятное удовлетворение: он оказался прав — Мэдлин обладала привлекательной фигурой.

Ее груди, верхние выпуклости которых благопристойно прикрывало тонкое шелковое кружево, были, безусловно, соблазнительно пышными, но не перезрелыми, линии шеи, плеч и рук достаточно грациозными, бедра были приятно округлыми, а ноги, скрытые под шелковыми юбками, оставляли простор для мужского воображения.

Но конечно, ни один мужчина, кроме него, не смотрел на Мэдлин как на женщину.

Когда Ситуэлл объявил, что обед подан, Джарвис предложил Мэдлин руку и с улыбкой произнес:

— Уверен, на сегодняшний вечер мы партнеры.

— Пойдемте.

Взглянув вверх на него и наклонив голову, она взяла его под руку, и Джарвис, пряча хищную улыбку, подчинился.

Разговор за обеденным столом был всеобщим и оживленным. Слева от Джарвиса сидела леди Портлевен, далее мистер Катерхем напротив мистера Джулиарда, который расположился по правую руку от Мэдлин. Все пятеро обменивались историями; Джарвис внес свою долю, прокомментировав последний лондонский скандал, а в остальное время слушал и наблюдал.

Однако все, что он узнал из обмена замечаниями, сводилось к тому, что Мэдлин занимала необычное, особое положение не только среди мужской половины местных джентри, но и в глазах женщин. Как правило, старые девы не пользуются таким одобрением, тем более уважением, в женских кругах, они не бывают так явно независимы, и им не позволяют не считаться с общепринятыми общественными ограничениями. В какое русло ни направлял разговор Джарвис, он не слышал никаких осуждений в адрес Мэдлин ни от леди Портлевен — главной судьи, если такая вообще существовала, — ни от других дам.

По окончании обеда леди удалились, предоставив ему провести время с мужчинами за графинчиком портвейна. Смирившись, Джарвис заставил себя играть роль любезного хозяина, с нетерпением ожидая, когда можно будет присоединиться к Мэдлин и продолжить свои исследования.

Когда же джентльмены наконец перешли в гостиную, Джарвис с сожалением обнаружил, что Мэдлин — специально или без всякой задней мысли, он не мог сказать — предприняла меры, которые расстроили его планы. Она расположилась на диване между миссис Джулиард и миссис Катерхем и, по-видимому, пустила там корни, так что даже несколько его весьма выразительных, отчасти повелительных жестов не могли сдвинуть ее с места.

Краем глаза Мэдлин наблюдала за кружением Джарвиса и старалась, опять и опять, убедить себя, что это ей просто кажется — кажется, что он сосредоточил на ней свое внимание, потому что никто вокруг нее этого, очевидно, не замечал. Но какие бы логические доводы она ни приводила себе, в глубине души она чувствовала, что права.

Что на уме у этого человека?

Он напоминал ей тигра, кружащего вокруг добычи. В его широких, мягких шагах было что-то такое, что против ее воли вызывало в памяти огромную охотящуюся кошку. Пока Сибил разливала чай и раздавала чашки, он проходил мимо снова и снова, приближаясь к маленькому женскому кружку, но не пытался принять участие в сугубо женских разговорах.

Нет, он ждал своего часа — Мэдлин это понимала, но не представляла себе, что он задумал и, тем паче, как лучше от этого избавиться.

Мэдлин привыкла управлять всем в своей жизни; но как бы то ни было, она и подумать не могла — даже в самых дерзких снах ей это не могло бы присниться, — что она может управлять Джарвисом. Существовали люди, неподвластные ей, их было немного, и он был одним из них — одним из тех, от кого ей нужно было защищаться, хотя какая эксцентричная идея родилась у него в голове, Мэдлин не могла себе представить.

Прошло уже очень, очень много времени с тех пор, как мужчина собирался или осмеливался взглянуть на нее таким пристальным, оценивающим, типично мужским взглядом, словно он прикидывал… но это невозможно. Тогда зачем же Джарвис это делал?

Просто чтобы поиграть у нее на нервах?

Улыбаясь миссис Джулиард, которая рассказывала о проделках своего младшего сына Роберта, Мэдлин молча призналась самой себе, что если бы она смогла убедить себя, что Джарвис ведет себя так, как он себя вел, исключительно для того, чтобы привести ее в замешательство — возможно, потому, что ее не так просто смутить, — она чувствовала бы себя значительно лучше. Но она понимала, что праздный мужской каприз, тот, который не имеет никакой определенной цели, вряд ли мог подвигнуть его вообще на какое-либо действие — Джарвис был не из таких людей.

И именно от этого ее нервы натягивались до такой степени, что начинали звенеть.

У Джарвиса в голове была какая-то цель, и эта цель имела отношение к ней.

Не к ней как Мэдлин Гаскойн, образ которой она создала за все прошедшие годы, а к ней настоящей, прячущейся под маской, — двадцатидевятилетней старой деве.

Она допила свой чай и в который раз сказала себе, что собственное воображение подводит ее.

— Ну что ж, — миссис Джулиард поставила чашку, — вечер чудесный, приятно повидаться со всеми, но теперь пора расходиться по домам.

Улыбнувшись, она встала. Мэдлин и миссис Катерхем последовали ее примеру, но в этот момент миссис Интуистл, дама среднего возраста, полная, добродушная, но довольно подобострастная, всплеснула руками.

— Мэдлин, дорогая, нам просто необходимо устроить заседание праздничного комитета. Время уходит, а нам нужно принять ряд неотложных решений.

— Да, конечно.

Мэдлин успокаивающе улыбнулась и взглянула на Джарвиса, который стоял рядом с миссис Интуистл, а последние несколько минут разговаривал с этой милой леди.

— Так как это будет первый праздник лета, во время которого я буду присутствовать в имении как граф, я предлагаю, чтобы комитет собрался здесь. — Джарвис встретился взглядом с Мэдлин, а потом обернулся к миссис Катерхем и миссис Джулиард, тоже членам комитета, легкой улыбкой приглашая их — заманивая! — поддержать его план. — Мне хотелось бы уделить больше внимания празднику, больше узнать о нем и о том, как он проходит. Может быть, завтра днем?

Леди с воодушевлением согласились, потому что некоторые из их мужчин охотно посещали такие организационные мероприятия, и Мэдлин ничего не оставалось делать, как только улыбнуться в знак согласия. Честно говоря, если он собирался участвовать, она предпочла бы, чтобы собрание прошло здесь, а не в Парке, который был наиболее вероятной альтернативой.

Миссис Интуистл, главный организатор праздника, побежала оповестить остальных членов комитета, потому что все поднимались, готовясь уходить.

Джарвис не уходил, собственно, у него не было причины уходить, однако… он неотступно шел следом за Мэдлин, пока она с улыбкой обменивалась добрыми пожеланиями с остальными гостями, направлявшимися в парадный холл. Первый раз в своей жизни — разумеется, насколько она могла помнить — Мэдлин осознавала присутствие идущего следом мужчины. Ее кожа, казалось, трепетала, а нервы сжались, почти болезненно реагируя на его близость.

Когда же Джарвис, провожая Мэдлин через двери гостиной, положил ладонь ей сзади на талию, у нее вниз по спине пробежала дрожь, и ее терпение лопнуло. Жест был исключительно официальным проявлением джентльменской вежливости, однако она понимала, что Джарвис сделал это преднамеренно.

Остановившись у стоявшего посреди холла стола, Мэдлин пропустила вперед остальных гостей, а потом повернулась и, прищурившись, посмотрела на Джарвиса.

— Что это вы делаете?

По ее тону братья Мэдлин поняли бы, что она крайне недовольна, но Джарвис некоторое время просто смотрел ей в глаза, а затем у него появилось выражение, которого она не могла определить: строгая линия его рта, несомненно, смягчилась, но это не была улыбка.

— Я собираюсь лучше узнать вас — много лучше, чем знаю сейчас.

Его голос, более низкий и более мягкий, вместе с выражением янтарных глаз безошибочно давал понять смысл сказанных слов — что означало «лучше узнать ее», не требовало объяснения.

У Мэдлин медленно сжались легкие, но она не стала обращать внимание на свои ощущения, а, еще сильнее прищурившись, спросила:

— Зачем?

— Зачем?

Он удивленно выгнул брови, и она почувствовала, нет, прочитала у него в глазах беспечный ответ — что-то наподобие насмешки над самим собой, но затем он опустил веки, на мгновение скрыв глаза за длинными каштановыми ресницами, а когда поднял их, снова встретился с ней взглядом.

— Затем, что я так хочу.

И Мэдлин поняла, что этот ответ пугает ее гораздо сильнее, чем любая беззаботная увертка. Мгновение она смотрела в янтарные глаза Джарвиса, а удостоверившись, что они остаются такими же суровыми и такими же упрямыми, как всегда, перевела взгляд в сторону двери и увидела, что большинство гостей уже вышли на крыльцо и что Гарри вместе с Белиндой ожидают ее у двери, а неподалеку стоит Мюриэль.

— Боюсь, вас ожидает разочарование. — Она снова встретилась с Джарвисом взглядом. — Меня не интересует флирт.

— Правда? — Он снова поднял брови, но на этот раз очень медленно. — В таком случае… я должен буду узнать, не удастся ли мне изменить ваше мнение.

Прищуриться сильнее Мэдлин не могла и крепко сжала губы, чтобы удержать слова, вертевшиеся у нее на языке; она достаточно хорошо знала мужчин, чтобы не произнести то, что неминуемо будет воспринято как вызов. Обретя холодное самообладание, она наклонила голову и направилась к двери — но не смогла устоять, чтобы не оставить за собой последнее слово.

— Вам очень скоро надоест биться головой о каменную стену.

Она стремительно подошла к Гарри и Мюриэль, попрощалась на крыльце с Сибил и, внутренне порадовавшись, когда Джарвис остался рядом с Сибил, предоставив Гарри проводить Мюриэль вниз по лестнице и в экипаж, тоже пошла к карете.

Как только дверца закрылась, кучер натянул поводья, а Мэдлин откинулась на спинку сиденья и, как она осознала только в этот момент, первый раз за несколько часов по-настоящему свободно вздохнула.

Пока экипаж медленно преодолевал узкие местные дороги, Гарри подробно пересказывал свои разговоры; он явно получил от вечера больше удовольствия, чем ожидал. Предоставив его болтовне и ответным замечаниям Мюриэль перекатываться через нее, Мэдлин мысленно вернулась назад к этому вечеру, задумавшись о Джарвисе и о том, что, как она теперь заподозрила, было его кознями.

«Зачем?»

«Затем, что я так хочу».

За его словами скрывалась правда; Мэдлин это отчетливо слышала. Вместо какого-нибудь легкомысленного замечания в качестве ответа Джарвис намеренно бросил ей это зернышко правды, чтобы смутить ее, вытрясти из нее какой-то ответ, вызвать какую-то реакцию — вынудить ее на реакцию, заставить играть в его игру.

Но эта особая игра с ним, с тем типом мужчин, к которому он относился, была бы… все равно что сладострастная игра в шахматы. Он двигается сюда, потом туда, маневрирует, чтобы загнать ее в ловушку, она защищается — потому что как она может идти в наступление, не дав ему именно того, в чем хотела отказать?

Головоломка, особенно потому, что характер Мэдлин повелевал ей действовать, а не мужественно защищаться.

Однако самый главный вопрос оставался без ответа: какова окончательная цель Джарвиса — выигрыш или королева, которую он преследовал?

Мэдлин размышляла над этим несколько минут, покачиваясь в уютной темноте, а затем у неё в голове внезапно возник более уместный вопрос: почему она позволила втянуть себя во все это?

Это был абсурд, безрассудство, пустая трата времени, сил и энергии, которых она не имела права тратить, однако… Разве у нее оставался какой-то выбор, если учесть, кем был Джарвис?

Когда деревья Треливер-Парка обступили их, приглашая домой, Мэдлин, вздохнув про себя, отбросила в сторону этот вопрос и обратилась к тому, что лежало под ним, — что же все-таки заставило ее провести всю дорогу до дома, сосредоточившись исключительно на происках Джарвиса Трегарта?

Под всем этим лежал ее главный порок — единственная черта ее характера, способная спровоцировать ее на безрассудные поступки и присущая всем в ее семействе, — любопытство.

Помимо всего остального, Джарвис Трегарт преуспел в том, что пробудил к жизни этого спящего зверя, а это, Мэдлин понимала, могло быть чрезвычайно опасно.