"Волчье логово" - читать интересную книгу автора (Омильянович Александр)

НА ПОРОГЕ СМЕРТИ

Налет отряда Никора на спецпоезд, в котором ехали «герои» Восточного фронта, вызвал бурную реакцию в разведке и гестапо. Несколько недель, следственная комиссия изучала и анализировала каждую, даже самую мелкую деталь. Генерал СС Отто Хельвиг, начальник СС и полиции в Белостокском округе, лично следил за ходом следствия. Вызывало удивление, почему партизаны напали именно на этот поезд. Откуда они узнали, кто едет этим поездом? Все эти вопросы старались выяснить любой ценой. Однако следствие не сдвинулось с мертвой точки. Никор на какое-то время будто сквозь землю провалился и нигде не давал о себе знать.

Несмотря на суровую зиму, бои на Восточном фронте не прекращались. Советские войска освобождали все новые и новые районы, завоевывая удобные позиции для весенне-летнего наступления. Штангер ничего не оставлял без внимания. Он старался узнавать все более или менее существенное, что имело значение с военной точки зрения, и страстно мечтал о весне, которая всегда благоприятствовала проведению различных операций. Однако одно событие почти на два месяца приостановило его работу…

Штангер проснулся в сильном волнении. Ночью его преследовал кошмарный сон, а теперь не покидали мрачные мысли. Обычно он объяснял это нервным напряжением, постоянным возбужденным состоянием, в котором жил, но на этот раз его одолевали дурные предчувствия…

Ранним утром разведцентр «Хорн» был взбудоражен сообщением о том, что в районе Пружан русские выбросили десант, что жандармерия проводит облавы и требует подкрепления. Майор Завелли после короткого совещания с офицерами направил туда помощь. Поехал почти целый батальон карателей, усиленный ротой жандармов и отрядом полицаев. Общее командование взял на себя капитан Ланг. Сопровождали его Швинд и Штангер, так как в районе выброса десанта было уже много задержанных, которых следовало допросить.

Выехали в полном снаряжении. Штангер занял место на заднем сиденье в «опеле». Сзади и впереди ехали автомашины с солдатами. Штангер скользил взглядом по мрачной лесной чаще, тянувшейся по обеим сторонам шоссе. В эти минуты он боялся пущи. Вернее, не пущи, а тех, кого она скрывала. Штангер слишком хорошо понимал свое положение, особенно в данный момент. На нем был мундир немецкого офицера, он был вооружен и ехал на облаву. Следовательно, он был одним из «них». А если нападут партизаны? Не хотелось погибать такой смертью — после стольких лет работы в разведке быть застреленным своими!

Штангер с облегчением вздохнул, когда автомашины достигли какой-то деревни под Пружанами, которая была назначена пунктом дальнейшего развития операции. Когда вышли из автомашины, Штангер заметил несколько десятков мужчин и женщин, стоявших у стены амбара. Он подошел к арестованным ближе. Окровавленные лица, разбитые головы, разорванная одежда.

— Что за люди? — спросил он жандарма.

— Бандиты! — прозвучал короткий ответ.

— Их схватили с оружием? — продолжал Штангер,

— С оружием? — удивился жандарм. — Нет! Здесь все бандиты. Шеф жандармов в Пружанах приказал их арестовать, поскольку недалеко отсюда русские сбросили парашютистов. Наверняка они что-нибудь знают об этом…

— А если не знают? — спросил Штангер.

— Все равно будут расстреляны, — ответил жандарм и пожал плечами.

Штангер подошел к группе офицеров, которые о чем-то разговаривали.

— Вы слышали? — спросил его Ланг.

— О чем, герр капитан?

— Найдены парашюты и один контейнер о оружием, медикаментами и коммунистической пропагандистской литературой.

— Где?

— Где-то здесь, на поляне. Собаки вытащили из мха. А парашюты висели на деревьях. Сейчас привезут.

Через несколько минут жандармы принесли семь парашютов и грузовой мешок — контейнер. Ланг все внимательно осмотрел и, переписав обозначения и содержимое контейнера, приказал доставить найденное в Беловеж.

Тем временем автомашины развозили карателей по участкам облавы. Фашисты окружали стрелковой цепью отдельные участки пущи и прочесывали их. Собаки пытались взять след, который мог бы привести карателей к убежищу партизан или парашютистов.

Штангер по поручению капитана Ланга занялся допросом подозреваемых лиц.

Под временное помещение для ведения следствия заняли одну из изб. Жандармы по очереди вводили подозреваемых, а Штангер допрашивал их. Задержанные в душе удивлялись, что этот немец предлагал им садиться, угощал сигаретами, не бил и даже не кричал. Разговаривал он с ними по-польски, по-белорусски и по-русски. Однако арестованные этим не обольщались и отвечали на вопросы сдержанно. Из допроса Штангер установил, что самолет прилетел между двенадцатью и часом ночи, что на фоне ночного неба появились «зонтики» и что сразу же началась стрельба. Очевидно, кто-то предупредил немцев о высадке воздушного десанта, так как стрельба не могла возникнуть случайно.

Вошедший жандарм вдруг доложил, что один из задержанных настойчиво просит привести его на допрос вне очереди. Штангер приказал ввести его. Через минуту жандарм впихнул в хату обросшего мужика. Штангер смерил его взглядом и спросил, что он хочет сказать. Мужик придвинулся ближе и заговорил:

— Я, господин офицер, скажу, кто из задержанных коммунист и кто с партизанами…

— Говори, — разрешил Штангер, не отводя от него взгляда.

Мужик шепотом назвал ему фамилии коммунистов и тех, кто сотрудничал с партизанами. Штангер записал их.

— Почему ты только сейчас решил сообщить об этом?

— Я давно хотел служить вам, но здесь трудно встретить кого-нибудь от вас. За каждым отъезжающим из наших мест следят партизаны. Они действуют даже в Пружанах и Беловеже. Лишь только сегодня представился случай.

— Так, значит, только сегодня представился случай? — пробормотал себе под нос Штангер. — Какие у тебя доказательства, что ты говоришь правду?

— Я покажу, у кого спрятано оружие, кто разносил листовки и кто должен был сегодня ночью на своих подводах отвезти парашютистов в пущу.

— Хорошо! — оборвал его Штангер. — Часовой! — крикнул он жандарму, стоявшему за дверью. Когда тот вошел в избу, Штангер приказал: — Заковать его — и пусть стерегут отдельно. Если он обменяется с кем-нибудь хоть словом — пулю в лоб! Это особо опасный тип. Понял?

— Так точно, герр лейтенант! — ответил жандарм и вытолкал совершенно обалдевшего мужика из избы.

Облава продолжалась целый день, но не дала существенных результатов. Правда, гитлеровцы наткнулись в пуще на партизанские шалаши, но ничего достойного внимания в них не нашли.

Вскоре собрался штаб по руководству облавой. Штангер сообщил Лангу о результатах допроса и предложил освободить задержанных, и прежде всего тех, кого назвал провокатор. Одного из задержанных, как наиболее подозрительного, Штангер рекомендовал забрать в распоряжение штаба. Капитан Ланг согласился с этим и приказал нескольким отрядам возвращаться в Беловеж.

Деревня Глубокий Угол опустела. Команды уезжали к месту своего расположения. Последними покинули деревню две автомашины из батальона карателей и легковая автомашина, в которой ехали Штангер, Швинд и мужик-предатель.

Автомашины ехали медленно, так как дорога была размокшая и вся в выбоинах. Оружие держали наготове и не отрывали взгляда от дороги и ее обочин. Штангер сидел с правой стороны машины. В случае стрельбы это давало больше шансов скрыться в пуще.

Дорога пошла под гору. С левой стороны тянулся некрутой склон, густо заросший кустами. Грузовик, ехавший впереди, резко затормозил, так как водитель заметил лежавшую на дороге колоду. И в тот же миг с этого склона начался огонь.

Штангер моментально, не дожидаясь, пока остановится автомашина, открыл дверцу и выскочил в придорожный ров. Вслед за ним выскочили провокатор, водитель и Швинд. Стреляли только с левой стороны. Из-за машин начали отвечать немцы, которые успели залечь там.

— Уходим! — скомандовал Штангер.

Прячась за деревьями, ответили огнем и вновь пробежали несколько шагов.

— Иоган! — крикнул Штангер шоферу. — Пристрели его! Это опасный бандит, он может убежать от нас! — И показал на провокатора.

Иоган дал очередь из автомата в предателя и догнал Штангера. Следом за ними, пригибаясь к земле, прыжками передвигался Швинд.

Одна из автомашин, охваченная пламенем, взорвалась. Отчетливо слышались команды партизан. Каратели не раз бывали в подобных переделках. Они залегли цепью за деревьями и били длинными очередями по склону, где находились партизаны.

Отходя, Штангер, Швинд и водитель оказались в редкой полосе леса. Продвигались вперед перебежками, от дерева к дереву.

— Доннерветтер, опять влип! — скулил Швинд. — Как когда-то с покойником Фанером.

— Молчи, стреляй и отходи! — прикрикнул на него Штангер.

Слышно было, как цепь немцев под огнем партизан начала панически отступать в пущу.

Осталось позади еще несколько десятков метров. В пень, за которым залег Штангер, врезалось несколько пуль. Штангер пополз к видневшимся вдали кустам. Партизаны напирали. Штангер и его спутники бросились бежать. Гром выстрелов, свист пуль — и Штангер опять залег. В нескольких шагах находились спасительные заросли. Иоган и Швинд были уже там.

Штангер вскочил, чтобы сделать последний бросок, и в тот же миг почувствовал, будто раскаленное железо пронзило ему бок. Острая боль охватила все тело и парализовала ноги. Штангер рухнул на землю. Швинд и Иоган подползли к нему.

— Герр лейтенант, скорее отсюда! Здесь нас схватят, — торопил водитель, таща Штангера в заросли.

Штангер чувствовал, что теряет сознание. Кровь хлюпала в сапогах, мертвела правая сторона тела. Стиснув от боли зубы, он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы не потерять сознания. Беглецы поползли дальше, в спасительную чащу.

Стрельба возле дороги не утихала, Штангер потерял сознание и упал на мох. С него сняли шинель и мундир, разорвали рубашку. Рана была на уровне четвертого ребра с правой стороны. Пули вышли спереди. На месте их вылета виднелись мелкие осколки кости. Штангеру сделали временную перевязку, чтобы остановить кровотечение. Из веток соорудили примитивные носилки и понесли его дальше в пущу. Отзвуки боя сюда уже не доходили.

Ночь провели в густом молодняке. По очереди дежурили возле находившегося без сознания Штангера. Мороз щипал их вовсю, но они боялись разжигать огонь. Утром Иоган пошел на разведку и встретил отряд карателей, прибывших забрать убитых и остовы сгоревших автомашин. Штангера в бессознательном состоянии тотчас же отвезли в Беловеж, а оттуда в военный госпиталь в Белосток. У него было раздроблено ребро и прострелено правое легкое.

Он медленно поднял тяжелые, будто налитые свинцом веки и отсутствующим взглядом обвел белые стены палаты и кровать, на которой лежал. Потом долго смотрел в окно, за которым был виден краешек голубого неба. Малейшее движение вызывало острую боль, пронизывавшую все тело; каждый вдох и выдох усиливал ее. Он был ослаблен высокой температурой и потерей крови. Губы у него спеклись. В горле пересохло.

Вот открылись двери палаты, и вошла медсестра.

— Сестра… — Штангер с трудом выдавил из себя первое слово. — Где я… и что со мной? — произнес он, стараясь приподняться на кровати.

— Герр лейтенант, пожалуйста, не разговаривайте. Лежите спокойно. Врач запретил вам говорить. Вы в военном госпитале в Белостоке. Вам сделали очень сложную операцию. Слава богу, все окончилось благополучно. Много дней вы были без сознания, в горячке, бредили…

Штангер смотрел на немку широко раскрытыми глазами и, как сквозь туман, восстанавливал в памяти картину всего, что с ним случилось по возвращении из Пружан.

— Меня навещал кто-нибудь? — вновь с трудом спросил он.

— Да, конечно. Были какие-то офицеры из Беловежа и два раза какая-то дама…

— А я… что-нибудь говорил в бреду? — спросил он и пристально взглянул на немку. Его охватил озноб при одной мысли, что кто-нибудь из гитлеровцев мог слышать его бред и донести в гестапо.

— Да, но это были отдельные слова. Я сидела все время возле вас. Вы называли имя Хелен. Это я запомнила точно. Вы постоянно ее звали…

— А что я еще говорил? — Штангер с мольбой взглянул на сестру.

— Тихо! Вам нельзя волноваться. Что еще? — задумалась немка. — Вы проклинали кого-то. Говорили также на каком-то языке, которого я не понимаю…

Штангер закрыл глаза и вновь впал в забытье. Сестра тихо вышла из палаты.

Шли дни. Постепенно кризис миновал, но температура все не спадала. Как же он ждал прихода Хелен, как мечтал о том, чтобы она побыла с ним хотя бы минутку! Его интересовало, сообщила ли она в Центр о его ранении. Знают ли там, почему от него нет донесений?…

Иногда он брал в руки зеркало, стоявшее на столике у кровати, и не узнавал себя. Густая темная щетина покрыла его щеки. Глаза окаймляла сеть морщин. На висках он впервые заметил седые волосы.

Штангер подолгу находился в полубессознательном состоянии. Он смотрел на облака, проплывавшие ио небу, и ему казалось, будто рядом с ним сидит Хелен, держит его за руку и внимательно смотрит на него своими прекрасными добрыми глазами, а он начинает рассказывать ей о своей бурной жизни. Сколько раз он заново переживал отдельные драматические эпизоды своей жизни!…

Память уносила его в далекое прошлое, в годы детства. Вот родители. Они давно ушли из жизни, но он хорошо помнил их. Отец его отличался атлетическим телосложением, был смуглый, с черными пышными усами и седой головой. Мать, щуплая женщина с вечно озабоченным лицом, была наделена мягким романтическим характером. Штангер вспоминал их квартиру, находившуюся недалеко от площади Костюшко в Белостоке. Когда он был маленьким, отец любил вечерами сажать его к себе на колени и рассказывать о восстании 1863 года, о сражениях, о легендарном командире повстанцев Вавре. Как реликвии, отец показывал ему пули от ружей повстанцев, рассказывал о своих скитаниях по свету, когда он был вынужден покинуть родину и скрываться от преследований. Штангеру запомнились красочные описания Ближнего Востока, Африки, Америки. Отец искал там работу.

Другой период в их жизни Штангер помнил лучше. В начале Первой мировой войны он с родителями эвакуировался в глубь России. Школа, новый мир детских впечатлений, первые дни революции в далеком Саратове, городе на Волге. Вместе с отцом он ходил на солдатские митинги, с восторгом смотрел на маршировавших красногвардейцев. Он еще не понимал тогда революции, был слишком мал, однако жил тем же, чем и его отец: радовался вместе с отцом свержению царизма и наступлению новой эпохи.

Он гордился, когда отец, несмотря на преклонный возраст, с винтовкой в руках и с красной повязкой на рукаве ходил патрулировать по улицам Саратова.

Потом было возвращение на родину. Белосток, разрушенный войной, безработица, болезни, голод. Неожиданная смерть отца от тифа. Мать скончалась вскоре после него.

Анджей остался один. Дальние родственники, взявшие над ним опеку, хотели, чтобы он выучился на ксендза. Ему удалось избежать этого. Его влекла жизнь, полная приключений. Окончив среднюю школу в Белостоке, он был уже зрелым юношей, хорошо сложенным и закаленным.

Его влекла авиация. Друг отца, в то время офицер Войска Польского, помог ему попасть в авиационную школу подхорунжих в Демблине. Экзамены Анджей сдал отлично.

Наступили годы напряженной учебы. Штангер со страстью овладевал трудным искусством пилотажа на «летающих гробах», как называли тогда «фарманы» и другие примитивные самолеты, нередко рассыпавшиеся в воздухе. Сколько его товарищей разбилось на них! Помнил он и свои аварии…

Авиашколу он окончил с отличием. Его направили в авиаполк в Лиду. Начались скучные годы военной службы. Учения, патрульные вылеты, отработка техники полета, наряды, иногда развлечения…

Однако случай круто повернул его судьбу. Штангер никогда не жалел о том своем поступке. В их полку служил чванливый, наглый майор, «серый кардинал» легионерской клики, тупой, подозрительный, угодливый по отношению к начальству и жестокий с подчиненными. Его ненавидели все молодые офицеры. Он постоянно задевал Анджея, напоминая ему об отце, о котором знал, что тот был в России и служил в Красной гвардии.

Это случилось в офицерском казино во время какой-то пирушки. Анджей помнил, как пьяный майор без всякого повода прицепился к нему и на глазах приглашенных дам и офицеров оскорбил его. Уязвленный до глубины души и ослепленный ненавистью, Анджей ударил майора в лицо и вызвал на поединок.

Разразился большой скандал, и до поединка дело не дошло. Майор пустил в ход все пружины, чтобы убрать Анджея из авиации. Штангер оказался на мостовой без денег, жилья и работы…

Несколько месяцев скитался он по разным учреждениям, но работу получить не мог, как не могли ее получить и многие Другие. Наконец судьба улыбнулась ему. Его приняли На авиационный завод в Варшаве в качестве летчика-испытателя. Он испытывал там каждый серийный самолет, покидавший завод. Платили хорошо. Он выходил живым из самых опасных переделок в воздухе и чувствовал себя в своей стихии. Жизнь обрела смысл.

Но безумная бравада, необузданный темперамент вновь испортили ему жизнь. Однажды он пролетел под мостом Понятовского, считая это вполне нормальным поступком. Им восхищались, ему сочувствовали, но на следующий день он оказался без работы…

Потом? Потом он перепробовал многие профессии. Объезжал лошадей в цирке, демонстрировал на арене необыкновенную меткость в стрельбе. Потом увлекся спортом: боксировал, поднимал тяжести, овладевал приемами дзюдо. Однако цирк быстро надоел ему.

Политика в ту пору не интересовала его, однако он видел зло, господствовавшее в Польше, — безработицу и нищету трудящихся. Он не связывал себя ни с одной политической группировкой, но признавал правоту за тем, кто требовал хлеба, работы, гражданских прав, и критиковал буржуазное правительство. Не раз он бродил по районам Варшавы, где влачили жалкое существование безработные, где скалила зубы нищета, где пожирали людей болезни. Знал он такие районы и в других городах.

Он мечтал о путешествиях, но без денег эти мечты оставались только мечтами. В это время на его жизненном пути встал капитан Стефан Соха. Долгие беседы с ним определили дальнейшую судьбу Анджея. Соха предложил ему работать в разведке. Это было нечто новое, неизвестное. Разведка влекла его своей таинственностью, романтикой. Стефан Соха был опытным разведчиком, специализировавшимся по Германии. Он знал отца Штангера. Однажды Соха сказал ему: «Я хорошо знал твоего отца. Он верил, что Польша будет страной социальной справедливости, что в ней осуществятся мечты всех поколений, боровшихся за свободу. Помни, Анджей, в Польше сейчас хозяйничают канальи и правит диктатура, чуждая народу; царят произвол и зло. Но есть такое понятие, которое выше всего этого. Это — родина. И я работаю с мыслью о будущем. Я верю, что время многое изменит. Ослепленные классовой ненавистью, наши правители не хотят видеть реальной угрозы нашей стране со стороны Третьей империи и Гитлера… Все, что ты сделаешь против Третьей империи, будет хорошо для Польши. А я верю, ты многое можешь сделать…»

Так начался новый этап в его жизни. Шел 1934 год. Штангер старательно готовился к своей секретной миссии. Отдавал ли он тогда себе отчет в том, что эта работа поглотит его всего без остатка на долгие годы?…

Он получил документы, из Которых следовало, что в его роду дед был немцем, что он исповедует протестантскую религию. Соха обсудил с ним детали разведывательной работы, контакты. Связь они договорились поддерживать только между собой.

И вот в одну из октябрьских ночей 1934 года Штангер нелегально перешел границу Третьей империи и обратился к гитлеровским властям с просьбой дать ему убежище и работу. Его возили с места на место. Ему устраивали десятки допросов. Он предъявлял документы, рассказывал о своей жизни, просил дать ему работу и немецкое гражданство.

Наконец его оставили в покое и направили на работу на вагоностроительный завод в Берлине. Он везде чувствовал за собою слежку, но своим поведением не вызывал подозрений у шпиков. Фашизм в это время упивался своей властью. Штангер видел гитлеровские смотры, марши СА, СС, «гитлерюгенд», военные парады, слушал выступления Гитлера и все больше понимал смысл слов капитана Сохи, который объяснял ему, чем является фашизм и какую опасность несет он народам.

Неожиданно Штангер обнаружил, что абвер заинтересовался его персоной. Наверняка это был результат длительного наблюдения за ним гитлеровской разведки. Штангер получил приглашение в бюро регистрации якобы с целью уточнения «учетных данных». Какой-то тип в гражданской одежде забрал его оттуда в машину и повез длинным лабиринтом берлинских улиц. В разведотделе Штангера долго расспрашивали о летной школе, о военной службе, о причинах увольнения из авиации, о семье и «дедушке-немце». То, что он рассказывал офицерам абвера, уже не составляло военной тайны, так как летную школу и авиацию он оставил давно и там уже многое изменилось.

Судя по всему, он внушил им доверие. Ему помогли получить немецкое гражданство. Анджей взял фамилию своего «деда» — немца Штангера. Так он стал сотрудником абвера. С отличием окончив разведшколу в Гаттове под Берлином, работал в разных отделах абвера на так называемом «польском направлении». Штангер переводил сообщения, поступавшие от гитлеровских агентов из Польши, переписывал показания и отчеты перебежчиков или диверсантов из Польши, проходивших в Третьем рейхе переподготовку.

Штангер припомнил диверсионные акты, которые в то время и планировал и осуществлял в Германии сам с риском для жизни. Взрыв на авиационном заводе в Гамбурге, где в то время находился по заданию разведки… Пожар на военных складах в Бранденбурге… Катастрофа самолета, на борту которого находились высшие офицеры авиации… Взрыв бомбы во время гитлеровского митинга в большом зале в Бремене… Он верил, что делает все это во имя Польши. С капитаном Сохой по разным каналам поддерживал контакты редко. Штангер сообщал: Гитлер нападет на Польшу, все говорит о ближайшем начале войны, открыты новые концентрационные лагеря, в Германии прививается ненависть к славянам… Если б он тогда знал, что его сообщения идут прямо в архив и что никто в польском штабе, кроме капитана Сохи, не принимал его информацию всерьез!…

Если б он тогда знал… Когда Штангер мысленно возвращался к тому периоду, горечь наполняла его сердце.

Наступил сентябрь 1939 года. Рухнул миф «о сильной Польше», в который он тогда еще верил. Теперь Анджей боялся, как бы гестапо или абвер не нашли где-то в архивах польской разведки материалов, которые могли его деконспирировать.

Работал он в то время в подразделении абвера «Асте—Щецин». Там он познакомился с Христианом Завелли, к которому вошел в доверие. Часто задумывался, что делать дальше. Убежать на Запад и бороться там? Ждать чьих-либо указаний? Но чьих, из какого центра? Он возненавидел тех, кто довел его страну до трагедии и удрал за границу. Нет, с этими он не хотел иметь ничего общего.

Штангер решил остаться в Германии и в одиночку вести борьбу против ненавистных гитлеровских захватчиков.

И вот тогда-то он встретил офицера советской разведки. Георг знал прошлое Штангера, знал, что Штангер вел двойную игру. Беседы с ним были длинными и интересными. Многие дела, события и политические интриги теперь представлялись Штангеру совсем в ином свете.

Детские воспоминания о рассказах и жизни отца теперь благодаря встречам с Георгом, воспринимались Анджеем совсем по-новому. Встреча с Георгом круто изменила жизнь Штангера. Вскоре он стал офицером советской разведки. Штангер твердо верил, что это — единственно верный путь, на котором он сможет бороться против гитлеровской Германии и прославить свою родину. Будущее подтвердило, что он сделал правильный выбор.

Вскоре Штангер узнал, что абвер напал на след Георга. Штангер предупредил Георга об опасности, достал ему фальшивые документы и помог покинуть Третий рейх.

Осенью 1939 года Штангеру было присвоено звание «лейтенант». Он начал работать на так называемом «русском направлении». Вместе с майором Завелли и несколькими офицерами из «Асте — Щецин» он получил назначение в новый секретный центр под условным шифром «Валли I» в Сулеювеке под Варшавой. Это гнездо разведки подчинялось непосредственно Канарису и занималось исключительно разведкой на территории СССР. Штангер познакомился там с руководителем этого Центра полковником Шмельслегером, заместителем которого являлся майор Завелли, а также со многими другими сотрудниками абвера.

Анджей предпринял несколько рискованных операций, после чего заметно вырос его авторитет в глазах начальства, и ему поручили переброску агентов в другие страны. Неоднократно он один или в составе группы агентов, многие из которых потом уже никогда не возвращались в «Валли I», выбрасывался в соседние страны. Он сумел добыть для абвера немало разведывательных данных, предварительно, конечно, проверенных советской разведкой.

Этот период был насыщен многочисленными драматическими событиями. Игра была крайне опасной. Малейшая деконспирация грозила гибелью.

Во время одной из таких операций Штангер через Георга познакомился с генералом Киром, человеком большой эрудиции и опыта.

Наступила весна 1941 года. Третий рейх готовился осуществить свою новую агрессию. Штангер в то время передавал сведения о концентрации гитлеровских войск на границах СССР, об аэродромах, военных складах…

Перебирая в памяти прошедшие годы, Анджей видел в них только борьбу, постоянную схватку то с превратностями судьбы, то с ненавистным врагом. Не было в его прошлой жизни тепла, уюта, любви. Он знал многих женщин, но ни одна из них не завоевала его доверия, не смогла овладеть его сердцем. Ни одна до того памятного майского вечера, когда он встретил в Беловеже Хелен. Совместная работа, общие опасности сблизили их. Теперь, когда он попадал в сложные ситуации, у него имелась возможность обо всем рассказать своей Хальке, самому дорогому человеку. Но даже мысленно он не называл ей своей настоящей фамилии. До конца войны, пока идет борьба, ему нужно было оставаться лейтенантом Штангером.

Он сознавал, что является всего лишь маленьким винтиком в огромном механизме борьбы народов и все, что он делал в тылу врага, совершают и многие другие, такие же, как он. Штангер не считал свою работу особенной, а тем более героической…

Время шло. Постепенно он набирался сил после ранения и мог уже вставать с постели. Время от времени его навещали Хайден или Иорст. Один раз был даже сам майор Завелли. Они рассказывали о новостях в Беловеже. Штангер узнал, что военная разведка проходит реорганизацию, что ушел Канарис, шеф абвера. Редкие визиты Хелен доставляли ему истинное счастье. Она передала ему указания Центра, который был сразу же проинформирован о его ранении.

Он хотел быстрее возвратиться в Беловеж. Ему уже грезились новые вероломные операции фашистской разведки. Приближающаяся весна обещала новое развитие событий. Хотелось обязательно в них участвовать.

«Может, это будет моя последняя разведывательная операция в этой войне? А потом? Стану лесничим. Я так люблю лес. Буду жить с Халькой в пуще и писать воспоминания. А если надо, буду продолжать борьбу. Возможно, эта война не положит конец борьбе с фашизмом. Надо будет отыскивать военных преступников… Буду их преследовать. Моя борьба с ними не кончится здесь, в Беловеже…»

Он все больше чувствовал себя узником госпиталя и мысленно проклинал врачей и сестер за то, что они держат его здесь, как ему казалось, без всякой на то нужды. Его бунтарская, неспокойная натура рвалась в бой. Наконец сняли гипс. Ребра срослись, и рана в легком беспокоила меньше. И вот наступил день, когда он смог покинуть госпиталь.