"Магия взгляда. Часть 1: Руни" - читать интересную книгу автора (Юрьева Ирина)

Глава 3.

Весна пролетела для Бронвис почти незаметно. Казалось, она была счастлива. Рядом с Ормом Гальдорхейм не был тоскливой пустыней. Сначала вирдов смутил его выбор, но слава Победителя и обаяние Бронвис сделали свое дело, ее оценили по достоинству. В монотонную скуку повседневности ей удалось привнести кое-что от столичных празденств. Привычные пиршества и охоту сменили веселые танцы, маскарады и легкий флирт. Это стало прямым нарушением давних традиций, однако мужчины были покорены. Орм пока что не сделал ей предложения, но в Гальдорхейме считали, что это дело решенное.

Ради Бронвис, как раньше при Дворе у Властителя, мирились и с братом. На людях Вальгерд держался достойно. Кое-какие слухи о его кутежах доходили до Орма и остальных, но они полагали, что лучше смириться с Вальгердом, чем терпеть разбойные выходки Хлуда. (Тот не стеснялся нападать на проезжих купцов и случайных прохожих.) Вальгерду не удалось бы так просто освоиться здесь, стань известна история с Альвенн, однако Эрл сдержал слово, данное девушке, и промолчал.

Хейд тоже мог бы порассказать о Вальгерде, поскольку за зиму успел присмотреться к нему, но предпочел промолчать. Человек Двора понял: брат Бронвис недолго останется на вторых ролях, он захочет оспорить первенство Победителя.

Хейд не собирался гасить их возможный конфликт и с большим интересом наблюдал за стремительным ходом событий. Самоувереность Орма, ничего не желавшего видеть и понимать, выводила его из себя, а выбор Бронвис стал самой последней каплей, переполнившей чашу терпения.

— Не понимаю, на что вы надеетесь! Неужели вы верите, что я когда-нибудь брошу такого мужчину? — прямо сказала Хейду красавица.

— Вы — может быть. За него не ручайтесь! — ответил он, чем смертельно обидел ее.

Бронвис польстила бы ревность, но вера Хейда в свою правоту не на шутку задела. Хейд не смел сомневаться в любви Победителя Бера!

— Жизнь часто меняется! — сказал он ей после начала романа с местным кумиром. — И если что-то случится, то стены в моем замке достаточно крепки и смогут вас защитить.

Он сказал это просто, без тени издевки, но щеки Бронвис покрылись кирпичным румянцем, а в золотых глазах вспыхнули злые блестящие искры. Досады? Или обиды? Обычно легко находившая меткий ответ, она замолчала, как будто не зная, что нужно сказать. Пауза затянулась.

Увидев смятение Бронвис, Хейд понял, что не ошибся: в ее отношениях с Ормом не все было так хорошо, как казалось. Догадка взволновала его. Хейд обычно не поддавался порывам, считая, что только рассудок способен помочь человеку достигнуть поставленной цели, но в эту минуту он позабыл свой девиз. В красном свете факелов, освещавших залу, где шел их разговор, лицо Бронвис казалось удивительно юным и чистым, как будто бы в ее прошлом не было ни страстей, ни интриг, ни Властителя. Не роковая обольстительница, не фаворитка и даже не любовница Орма, а просто девочка, потерявшая правильный путь. И, не в силах сдержаться, он тихо сказал ей:

— Я очень люблю тебя, Бронвис. Неважно, что ты сейчас с Ормом, я знаю, пробьет и мой час. Твоя комната ждет тебя. Там все по-прежнему: белые свечи, мягкие шкуры, твой сундук с платьями. Даже шкатулка, которую ты позабыла на столике рядом с зеркалом…

Его доверительный тон взбесил ее до предела. Позволить себе говорить так мог бывший любовник, но Хейд никогда не был им. Он ни разу не входил в ее спальню, а те две недели, проведенные под его крышей, не значили ничего. И, желая дать выход внезапно нахлынувшей злости, Бронвис ответила:

— Даже если придется, лишившись всего, торговать собой на дороге, то к вам я все равно не приду!

Ей хотелось сказать это с милой улыбкой, полной яда, но вышло почти истерично, на резкой, пронзительной ноте, не свойственной ей. Изумленный взгляд Хейда сказал, что она перешла все границы приличий, но Бронвис утратила самоконтроль. Было трудно разумно объяснить эту вспышку нежданной ярости против Человека Двора. Как влюбленный он больше ее забавлял, чем смущал. Светский опыт подсказывал, что ей стоит лишь посмеяться над глупым поклонником, ждущим непонятно чего, но Бронвис вдруг затрясло нервной дрожью. В последнее время она стала терять и надменнность, и безразличие, раньше не раз помогавшие ей.

Любовь к Орму невольно обострила все чувства, как будто сорвав с них защитный покров. Мимолетное слово, взгляд или улыбка любимого открывали ей целый мир, то вознося до небес, то погружая в темную бездну отчаяния. Вместе с любовью пришел безотчетный страх. “Страх перед завистью, злобой, которая может разрушить нашу жизнь!” — не раз говорила сама себе Бронвис, но было честнее сказать: “Мою жизнь!”, — потому что Орм не любил ее.

Бронвис гнала эту мысль из последних сил, но она возвращалась, лишая покоя и отравляя ей радость существования. После их первой безумной ночи она полагала, что ее чувство взаимно, но вскоре поняла, что ошиблась. Его интерес к ней объяснялся не страстью, а чувством тщеславия и жаждой новых, еще неизведанных впечатлений.

— Любая женщина может дать только то, что имеет — себя! Вы всегда одинаковы: и красавицы, и дурнушки! Любая мечтает лишь об одном — о постели! — с небрежной насмешкой однажды сказал ей Орм.

Неизвестно, какого ответа он ожидал, только Бронвис не стала особенно медлить. Орм опомниться не успел, как она закатила ему пару пощечин:

— Это тебе за дурнушку, а это — за красавицу!

Третью отвесить она не успела, поскольку он перехватил ее руки и стиснул их, не рассчитав своей силы. (Потом она несколько дней прикрывала на них синяки.)

Бронвис знала, что Орм сделал это не со зла. Стоило ей закричать, как он тут же ее отпустил и ушел. Их размолвка продолжалась недолго, но именно Бронвис, рыдая, просила прощения: “Я не хотела оскорбить тебя! Умоляю, вернись!”

Орм простил ее. Он даже клялся, что тогда пошутил: “Ты даешь больше других, потому что красивее всех наших женщин, вместе взятых! И много желаннее!” Но ее мало утешил сомнительный комплимент. С той минуты она потеряла покой, осознав свое настоящее место. Орм позволял ей быть рядом, он даже гордился ей. Но, благосклонно дозволяя очаровывать, соблазнять, развлекать себя, Победитель постоянно держал ее в напряжении. Интуитивно она понимала, что стоит только расслабиться, и ему станет скучно, он уйдет. Утешало одно: остальные женщины не принимались в расчет, она стала первой постоянной подругой Орма, как раньше Властителя.

— Вы единственная, чьи слова что-то значат для Победителя! — часто твердил ей Фланн, не сводя восхищенного взгляда с красавицы.

Объяснение с Хейдом как будто опустило ее с облаков на постылую землю, безмерно ранив. Шальная мысль о том, что он понял всю правду о ее нынешней жизни, и счел своим долгом вмешаться, считая ее мимолетной прихотью Орма, оскорбила до глубины души. Но признать эту правду ей было бы слишком больно, и, глядя на Хейда, она вдруг подумала:

— Он ненавидит Орма, ведь Победитель во всем превосходит его! Он не может простить мне мой выбор и, унижая своей беспричинной жалостью, хочет отомстить! Орм не бросит меня! Никогда!

Та практичная и своенравная Бронвис, которую знали в Лонгрофте, могла бы намного точнее оценить ситуацию и просчитать, как, не теряя достоинства, сохранить запасной вариант для отхода. Но она уже умерла, растворившись в потоке безумной, алогичной любви, изменившей весь мир, породившей совершенно новую женщину, для которой жизнь раскололась на две половины: до встречи с Ормом и после. Каждый, кто смел усомниться в ее несомненном праве быть рядом с любимым до самой смерти, мгновенно становился врагом. Теперь Бронвис вдруг поняла, что не просто не хочет быть рядом с Хейдом, она ненавидит его.

Бронвис прекрасно видела, что своими словами обидела Хейда, но вместо чувства вины ощущала лишь злость и досаду. Она понимала, что нажила врага, он не простит.

— Начинай! Назови меня неблагодарной тварью, недостойной твоих благородных, изысканных чувств! Скажи, что такой дряни, готовой по первому зову бежать за любовником, просто не место среди приличных людей! Что скоро я пожалею о сделанном и сама приползу к тебе, как собачонка! Скажи! — повторяла она про себя с непонятным исступлением, но Хейд молчал.

Он ничего не ответил на ее дерзкий выпад, лишь молча посмотрел в ее золотые глаза, где нежданно закипели незваные слезы, потом поклонился и отошел, чем унизил ее больше, чем полагал. С этих пор Бронвис перестала общаться с ним, и постаралась добиться, чтобы вирды поменьше считались с Хейдом.

— Увидим, чье слово здесь значит больше! — с чувством обиды и мстительной радости думала молодая вдова.

Это случилось в разгар краткого лета, во время верховой прогулки. Высокое небо казалось на удивление синим, горячий воздух благоухал ароматом цветущих трав, щебет птиц звучал весело и беззаботно, когда кони Орма и Бронвис вдруг остановились, словно бы натолкнувшись на преграду.

В ту же минуту земля чуть заметно вздрогнула, и над лесом поднялся голубой столб. На мгновение он завис в воздухе и распался на пять лепестков, напоминая странный прекрасный цветок. Лепестки закрутились в спирали, и из них выплыл сверкающий желто-оранжевый шар. Он секунду парил в воздухе, а потом распался и осыпался пеплом.

— Что это было? — изумленно спросила красавица.

Орм не ответил, как будто не слыша ее. Его скулы покрылись нервным румянцем, пальцы вдруг задрожали, а ноздри раздулись, словно вбирая далекий неведомый запах. Его возбуждение было почти ненормальным, Бронвис ни разу не видела Орма таким.

— Что с тобой? — уже резче повторила она, но любовник не отвечал. И внезапно он ударил коня и стрелой полетел к лесной чаще. Бронвис устремилась следом за ним, но внезапно Орм осадил коня.

— Оставайся здесь! — почти грубо велел он ей.

— Почему?

— Потому что я так сказал!

В словах Орма было столько злобы и раздражения, что Бронвис смолкла, не зная, что нужно сказать. В эту минуту герой Гальдорхейма напомнил ей брата, Вальгерда. Сходство столь разных людей поразило ее.

— Орм, что с тобой? Что случилось?!

— Я сказал — ничего!

— Я же вижу…

Она не успела закончить, поскольку Орм резко ее оборвал:

— Отправляйся назад!

И он пустил коня во всю прыть. Бронвис застыла. Их первая ссора из-за двусмысленной шутки казалась теперь мимолетной размолвкой. Тогда, даже причинив боль, оттолкнув ее, он все же не был так груб.

— Я сама… В тот день я сама рассердила его, не понимая, что с ним нельзя было так поступать! Он особый, из тех, кому нужно все прощать ради счастья быть рядом с ним! — промелькнуло в ее голове. — Но сегодня!

Сегодня ей было не за что упрекать себя. Поведение Орма казалось необъяснимым, им хорошо было до появления “голубого цветка”.

Летний ветер, пахнув ей в лицо и коснувшись пылающих щек, донес из леса запах. Дыма? Гари? Она не смогла бы ответить. Бронвис казалось, что это аромат самой смерти, сгоревших, разрушенных чувств, запах боли и безысходности.

— Вот и все! Все… — прозвучал в глубине подсознания тихий стон, застилая взгляд странной, болезненно — красной пеленой. — Я же знала, давно это знала… Его не вернуть! Не вернуть…

Неожиданно лошадь споткнулась, и Бронвис едва удержалась в седле. Лихорадочно стиснув в горячих вспотевших ладонях кожаный повод, она попыталась прийти в себя.

— Что за дикие мысли? Не вернуть? Кого? Орма? Я просто схожу с ума! Это наваждение! Да, наваждение, что, проникая в душу, лишает рассудка и воли. Но я не поддамся ему! Не смирюсь! — пронеслось в воспаленном мозгу.

Не понимая, что происходит, Бронвис решила, что “голубой цветок” вызывает галлюцинации, жертвой которых она чуть не стала.

— А Орм? — застучало в висках, разгоняя остатки тумана. — Он, наверное, был не в себе, прогоняя меня! Будь он проклят, Гальдор, даже летом порождающий грезы! Но я не позволю разрушить мою любовь! Я узнаю, какие волшебные чары вдруг превратили Орма в чужого, незнакомого мне человека!

Быстро припомнив, в какой стороне скрылся всадник, она устремилась следом ним.

В лесной чаще Орм привязал коня к дереву и пошел пешком. Бронвис сделала то же самое. На опушке, среди ковра свежей зелени, ярко чернело пятно разрыхленной земли. Неровные хлопья белесого пепла покрыли его светло-серой бесформенной грудой. Пепел присыпал и молодую сочную поросль, что окружала взрытую землю, и небольшие кустарники, росшие рядом, и крупные бледно-малиновые цветы. Запах гари, витавший в воздухе, был достаточно сильным.

— И все же он слишком слаб! — на секунду подумала Бронвис. Ей было трудно поверить, что ветер был в силах донести его до двух всадников, вызвав непонятное наваждение.

Бронвис помнила, что однажды была уже здесь, и на месте бесформенной кучи рос толстый дромм в три обхвата, и вечнозеленая крона тогда покрывала поляну, словно прекрасный живой шатер.

Орм, упав на колени, не отрываясь, смотрел на взрытую землю. Потом осторожно протянул руку и поднял горсть серого пепла. Лицо его снова пошло красными пятнами, пальцы дрогнули, но это не было проявлением страха. Ормом владело необычайное возбуждение, он был охвачен какой-то загадочной лихорадкой. Наконец, встав с земли, он отряхнулся и стал озираться вокруг в поисках… Человека? Дикого зверя? Молнии? Бронвис не знала, но могла бы поклясться, что Победителю Бера известно, кто выжег дромм.

Орм простоял на поляне очень долго, но все было тихо: ни звука, ни шороха, ни другого “голубого цветка”. Наконец он как будто немного успокоился и пошел прочь. Бронвис заволновалась. Она понимала, что не успеет вернуться в замок раньше него, потому что Орм снова пустил коня во всю прыть. По дороге, стараясь хотя бы не слишком отстать, Бронвис упорно искала предлог, объяснявший ее отсутствие. Но он не пригодился, так как ей сразу же передали: Орм не искал ее после конной прогулки.

Немного успокоившись, Бронвис прошла к себе. Она верила, что избежит новой ссоры из-за того, что ослушалась Орма. К тому же ей не верилось, что колдовские чары, наивно приписанные “голубому цветку”, сохранят свою силу в стенах замка.

— Я быстро пришла в себя, и Орм тоже одолеет их! — думала Бронвис.

От скачки по жаре ее платье взмокло и отвратительно липло к телу. Запах гари, оставшийся в плотных складках широкой верхней юбки, смешавшись с запахом лошадиного пота, вызывал тошноту.

Бронвис сняла свой наряд для прогулок. К счастью, большая широкая ванна была полна свежей воды, благоухавшей ароматом зеленых лесных трав. (Летом Бронвис не наливала туда духи, предпочитая отвары цветов. Молодая служанка неплохо готовила их.) Погружаясь в прохладную воду, она облегченно вздохнула. Ощущение чистоты и прохлады приятной волной растеклось по усталому телу. (Верховая прогулка, нежданно ставшая гонкой, всерьез утомила.) Приятный запах, лаская ноздри, расслаблял и успокаивал, прогоняя лесные страхи и навевая сладкие грезы. Одной ссорой больше, одной меньше — какая ей разница? Они скоро помирятся, они с Ормом всегда будут вместе. Он скоро войдет сюда и…

Улыбка коснулась губ Бронвис. Ей было нетрудно представить, как Победитель воспримет это зрелище: ее тело в прозрачной зеленоватой воде, благоухающей свежей мятой. Остаться к нему равнодушным мог только глупец! А потом…

Перед глазами возник небольшой местный храм, где вершили обряды. Она в белоснежном атласном платье с отделкой из меха хорошеньких ласок и длинном пурпурном плаще, с диадемой из крупных алмазов и жемчуга… Орм в драгоценной парче и коричневом бархате… Фланн подает им подушечку с кольцами… В свете факелов и свечей промелькнул озлобленный взгляд Хейда… Или Вальгерда?

Бронвис так резко вздрогнула, что вода с шумом выплеснулась на пол. Почему она вспомнила брата? Почему вдруг так испугалась? Бронвис не знала. За время ее жизни с Ормом они очень редко виделись, так как она жила в замке любовника, а Вальгерд в своем, а вернее, в их поместье. Нежданно она ощутила озноб и поняла, что вода в ее ванне стала слишком холодной.

Набросив на плечи шелковое покрывало, Бронвис выбралась из воды. Ее вновь охватила тревога: она очень долго купалась, но Орм не пришел. Не желая поддаваться смятению, Бронвис как можно спокойнее переоделась в домашнее платье, как следует причесалась и даже подкрасилась. Орм не шел! В раздражении хлопнув крышкой шкатулки с красками и румянами, Бронвис встала.

— Довольно, я не желаю ждать! Если Орм не идет, я сама поднимусь к нему!” — решила она и стремительно вышла в коридор, где едва не столкнулась с Фланном. Юноша, как и Бронвис, почти постоянно гостил у Орма.

Недоуменно окинув быстрым взглядом домашний наряд молодой вдовы, он спросил ее:

— Значит, вы действительно не поедете? Почему?

Странный вопрос лишь усилил тревогу в душе:

— А куда же я должна ехать?

— Со всеми, в лес!

— В лес?!

— Да. Возвратившись с прогулки, Орм велел собираться всем вирдам, гостившим в его замке, и даже некоторым из слуг. Я вернулся с середины дороги, поскольку забыл здесь свой амулет. Без него я не езжу в лес.

На минуту Фланн замолчал, а потом вдруг добавил:

— Когда я спросил у Орма, почему вы не едете вместе с ним, он ответил, что Вы не хотите, он же не станет настаивать и принуждать!

“Ложь! Я впервые слышу об этом! Орм не соизволил предупредить меня!” — захотелось воскликнуть Бронвис, но чутье подсказало ей, что не стоит так поступать. Посторонним совсем ни к чему знать о размолвке меж нею и Победителем.

— Я забыла! — прошептала она, испуганно и изумленно раскрыв золотые глаза. — Прилегла ненадолго после прогулки, заснула и, конечно же, все проспала! Неужели Орм мог подумать, что я нарочно так поступила? Он очень обиделся? Фланн, вы не могли бы меня подождать? Мы поедем в лес вместе!

Молодой человек чуть покраснел и восхищенно улыбнулся ей:

— Да, я подожду!

Быстро надев наряд для охоты, Бронвис спустилась вниз. На конюшне у нее было несколько запасных лошадей, переведенных из своего поместья. (После гонки за Ормом конь бы не выдержал новой поездки.) Немедленно оказавшись в седле и как можно беспечнее крикнув юноше: “Догоняйте!”, — Бронвис решительно понеслась вперед, позабыв об усталости. Галоп, взятый с места в карьер, идеально подходил к ее настроению:

— Хватит, игры закончились! Орм пожалеет об этой гнусной выходке! Я никому не позволю так со мной поступать!

Устремившись с друзьями и слугами в лесные заросли, Орм ни минуты не думал, что у него есть соперник, который со своими людьми тоже мчится к сожженному дромму, поскольку увидел прекрасный и странный “цветок”.

Вальгерд бы не понял, что значит голубое “растение” и какую роль оно может сыграть в его жизни, не будь рядом Хлуда. Увидев “цветок” из окна замка, где развлекался с дружками, давно позабывшими родной дом для разгульной жизни под крышей предводителя, Златоглазый удивленно спросил Хлуда: “Это что?” Тот ответил не сразу, как будто не в силах поверить увиденному, и не решаясь поделиться догадкой.

— Рыси! Дикие Белые Рыси в нашем лесу! — наконец с трудом выдохнул Хлуд. В его неуверенном тоне было столько недоверия и испуга, что Вальгерд внезапно расхохотался:

— Ты не слишком-то рад?

— А чего веселиться? Встретишь такую лесяночку и запылаешь!

— От страсти?

— Какой там страсти! Сожжет, как стог сена или охапку соломы!

— Ты думаешь?

— Точно не знаю, но если верить легендам, то будет именно так! Помнишь песню о проезжем купце?

Задавая вопрос, Хлуд не сомневался, что Вальгерд вряд ли слышал ее, так как был равнодушен к легендам. И, не желая особенно долго объяснять, что к чему, напел хриплым голосом:

Она, разумеется, отказалась, а он, дурак, решил действовать силой, не понимая, кто перед ним! Она не отбивалась, а только взглянула в упор роковыми синими глазками :

Фрагмент песни, исполненной Хлудом, напомнил разговор с Человеком Двора: “Для такой Рыси нетрудно одним взглядом взорвать стену замка, разрушить каменный мост или выжечь лесной массив… Но ее Сила — легенда, не подтвержденная жизнью. Эти девушки дарят не Силу, а нежность и верность.” Но “цветок”, взмывший в небо, как в песне, ясно показывал: Хейд ошибался.

— Так значит, дикая Рысь, появившись в вашем лесу, тут же кого-то сожгла? — спросил он у Хлуда, стараясь одолеть неприятное чувство, невольно возникшее после легенды о дерзком купце.

— Я не думаю. Старики говорили, что Рысь не станет сжигать человека просто так. Чтобы принудить лесянку применить Силу, нужно серьезно обидеть ее. Если не трогать Дикую Рысь, она вряд ли нападет первой.

— А как же “цветок”?

— Если верить легендам, такие “цветы” — первый признак их появления. Переселившись на новое место, они проверяют свою необычную Силу, сжигая деревья или кустарник. Сейчас расцветет еще два-три “цветочка”, а после все прекратится.

— Почему?

— Потому что на время Рысь станет обычной девчонкой.

— Девчонкой? — изумление Вальгерда было совсем неподдельным. — Просто девчонкой, которую можно поймать?

Теперь удивился Хлуд. Он не видел в предложении Златоглазого здравого смысла. Желая рассеять сомнения, он обратился к нему, полагая, что не расслышал:

— Поймать Белую Рысь? А зачем?

— Это уже мое дело!

Вальгерду совсем не хотелось признать перед Хлудом, что повсеместная слава Орма как Победителя Бера начала раздражать, вызывая зависть.

— Герой! Повидал я таких! Сойдись мы с ним на узкой дорожке, еще не известно бы, кто одолел! — временами взбешенно думал Вальгерд.

Он не видел особых достоинств в любовнике Бронвис. Бывали минуты, когда, наблюдая за Ормом, он думал, что вел бы себя точно так же, а временами и более дерзко, но почему-то проступки Победителя принимались как должное, а попытки Вальгерда проявить в Гальдорхейме характер, снискали у местных, за исключением круга прихлебателей, неодобрение. Временами он думал, что его терпят здесь только ради сестры, что вызывало свирепую скрытую ярость. Вальгерду было бы трудно сказать, кого именно он ненавидит: наглых людишек, самого Орма или же Бронвис.

Его отношение к золотоглазой сестренке было особенным. С раннего детства он был с нею рядом, решая, как девочке следует жить. Бронвис будила в его душе странные чувства. Подростком он презирал это глупое существо, заставляя ее таскать деньги у няньки. Позднее, когда гадкий утенок стал превращаться в красавицу, он с непонятным бешенством наблюдал за попытками наглых мальчишек научить ее первым поцелуйчикам, разбивая в кровь их молодые мордашки. И он же продал сестру другу дяди за небольшую должность в Лонгрофте.

За должность? В те годы Вальгерд ответил бы: “Да”. Он стыдился непонятной, мучительной жажды любой ценой уничтожить влюбленность тринадцатилетней девчонки в этого… Как его? Ленда, сына дяди из Гокстеда… А после, уже через шесть-семь лет, при Дворе, со злорадством наблюдал за ее неудавшимся браком со стариком.

Связь с Властителем Вальгерд воспринял как должное, зная, что Бронвис движет голый расчет. Но лишь в ссылке, в Гальдоре, утратив столичных друзей и карьеру придворного, Вальгерд впервые по-настоящему понял, что с ним происходит. Простые отношения с женщиной перестали привлекать его намного раньше, однако нужна была ломка привычных ценностей, чтобы понять настоящие чувства к сестре. Но Орм увел Бронвис к себе из поместья, лишив Златоглазого шанса получить ее. Теперь Вальгерд жаждал реванша.

Ища способ, чтобы унизить соперника, Вальгерд понял: лишь подвиг, равный в глазах диких вирдов поражению Серого Бера, поможет ему потягаться с Ормом за власть. Услышав от Хлуда, кто взрастил в лесной чаще “цветок”, он подумал, что Судьба за него. “Белая Рысь против Бера! — мелькнуло у него в голове. — Два лесных диких зверя, два подвига, два Победителя! А потом будет один!”

Не обращая внимания на состояние Хлуда, он жестко спросил его:

— Ты поможешь поймать ее?

Хлуд содрогнулся:

— Спасибо за предложение, только я хочу жить! Сила Рыси не исчезает навсегда. Час или неделя, но только, вернув ее, эта “зверюшка” превратит нас в горсть пепла!

Страх Хлуда лишь подхлестнул, убедив, что поимка лесной Белой Рыси действительно подвиг. Именно в эту минуту на память пришло столкновение с Эрлом, впервые показавшее, что синеглазые твари опасны.

В первый же вечер после их драки Вальгерд написал донос в “Службу”, прося их прислать Истребителя, и уже утром выслал гонца. Ожидая ответа к концу весны, он развлекался, представляя картины гибели Выродка. Но Эрл спокойно жил в замке у брата, и Златоглазый был должен признаться, что либо ему не поверили, либо письмо не дошло.

— Хватит праздновать труса! — решительно обратился он к Хлуду. — Собери всех, мы отправляемся в лес. И не забудьте взять свору собак!

Хлуд заколебался, как будто бы не решаясь исполнить приказ:

— Вальгерд, слушай…

Такая трусость взбесила. Вальгерд понимал, что другого шанса не будет, а нерешительность Хлуда грозила срывом замысла. “Может быть, кто-то тоже видел “цветок” и несется захватить мою Рысь!” — промелькнуло у него в голове, пробудив необузданный гнев против друга.

— Не хочешь ехать со мной? Убирайся, я никого не держу!

Он готов был продолжить тираду и высказать многое, так как в последнее время Хлуд раздражал его. Раньше Вальгерд дорожил им, но вдруг обнаружил, что в глазах вирдов эта дружба скорее вредит ему, чем помогает. К тому же Хлуд стал ему больше не нужен. Ватага нагловатых дружков признавала Вальгерда главным, но бывший вожак не желал ничего замечать, претендуя на особую роль рядом с новым предводителем.

Должно быть, внезапный гнев Златоглазого был очень страшен, поскольку Хлуд, не привыкший мириться с чужими приказами, вдруг склонил голову:

— Выполню все!

Согласие притушило вспышку ярости. Не сомневаясь, что Хлуд сдержит слово, Вальгерд пошел к замку заняться личными сборами.

Не будь Златоглазый так возбужден предстоящей охотой за Рысью, он мог бы заметить, как неожиданно жестко блеснули глаза его “друга”.

Отказавшись выслушать Хлуда, он сделал промах, поскольку тот собирался ему пояснить, что поимка Рыси — не подвиг, а способ нажить неприятности. Если верить легендам, то вирды, завидев “голубые цветы”, устремлялись в лес не вылавливать Белую Рысь, а всего лишь показаться ей, чтобы лесянка сама себе выбрала господина. Обижать ее нельзя.

Рысей стало так мало, что вирдов когда-то задела расправа над Оборотнем.

Это случилось примерно лет восемнадцать назад. Все считали белокурую Бельвер, мать Эрла, последней Рысью, когда появились пришлые люди в странной одежде, тащившие на веревке светловолосую женщину, чье появление вызвало шок. По приметам она была Рысью, к тому же ждущей рысенка. Ей, если верить словам деревенских, до родов осталось не так уж и много.

Пришельцы твердили, что женщина — нелюдь, предъявляя всем странный округлый прибор с ярко-красной стрелой. Человек мог спокойно взять его в руки, и стрелка не двигалась, но стоило лишь поднести его к пленнице, как стрела сразу начинала метаться по кругу. Тогда отец Орма, Галар, полагавший, что должен вступиться за пленницу, так как сам тоже живет с Белой Рысью, решил испытать прибор новым способом: дать его Бельвер. Задвигайся красная стрелка — и вирды бы знали, что только лесянки вызывают ее колебания. Но стрелка не шелохнулась, показав разницу между этими Рысями. И, приуныв, отец Орма спросил: “Что же вы собираетесь сделать с пленницей?” Пришлые люди ответили: “Просто убить! Она — ведьма, оборотень!”

Возразить им никто не решился, а ночью, когда все уснули, светловолосая ведьма сбежала. Через день прошел слух, что беглянка убита. Как можно укрыться от пришлых со сворой собак? Сам наместник Властителя взялся возглавить охоту на нелюдя. А среди местных пошли разговоры: “Убита? За что? Что плохого она им сделала? Хоть бы дождались, когда родит! Чем детеныш-то был виноват?” И обратно пришлым пришлось добираться лесами, стараясь избегать встреч с людьми Гальдорхейма, осудившими их.

Говорили, что Человек Двора, поддержавший тех пришлых, жестоко расплатился за это. Народ из какой-то глухой деревеньки, не глядя на титул, задал ему очень хорошую трепку. Наместник вернулся в Лонгрофт, проклиная Гальдор. Уже после побега того Человека Двора им не раз присылали новых наместников, но только Хейду удалось удержаться, заставив признать себя. (Неприязнь Победителя Бера не перевесила уважения вирдов.) Припомнив тот случай из детства, Хлуд быстро прикинул, что ожидает Вальгерда, если он станет вылавливать дикую Рысь.

Нужно было заставить Златоглазого выслушать эту историю, но к оскорблениям Хлуд не привык и был склонен прощать их не больше Вальгерда. “Попробуй сам разобраться хотя бы с крестьянами после поимки “зверюшки”!” — злорадно подумал он. Неожиданно Хлуд встрепенулся, стараясь удержать любопытную мысль, вдруг пришедшую в голову. “Может, стоит попробовать? Так или иначе, я ничем не рискую!” — подумал он.

Перед отъездом из замка Хлуд протянул Златоглазому кусок непрозрачного камня багрового цвета с налетом ржавчины на потемневшей цепочке.

— Это что? — сразу спросил его Вальгерд.

— Талисман против Рыси. Если ты хочешь поймать ее, то надень эту штуку. Красный камень, по слухам, отводит “голубые цветы”.

Не вдаваясь в причину подарка, Вальгерд взял его. Хлуд довольно кивнул: “Вот теперь я за нас не боюсь!”

Хлуд не боялся, поскольку не знал, что такое вручает Вальгерду. (Меж старого хлама в подвальчике замка хранилось немало занятных вещиц.) Хлуд надеялся, что Златоглазый, поверив в его “талисман”, бывший самым обычным булыжником, выйдет с ним против Рыси. Это было получше конфликта с местными!

Хлуд ненавидел Вальгерда, который так неожиданно занял его место. Сначала, считая, что богатство столичного гостя поможет жить в свое удовольствие, Хлуд предпочел подчиниться ему. Положение близкого друга тешило самолюбие, как и возможность управлять всей компанией старых дружков, для которых Вальгерд оставался чужим. (Прославляя его на пирах, они за глаза потешались над ним.)

Допуск на праздник Леса кое-что изменил, и влияние Хлуда ослабло. Возможность перестать быть изгоями стала для многих очень заманчивой, а последняя ссора с Вальгердом отчетливо показала “лучшему другу” его настоящее место.

Хлуд был слишком рассудочен, чтобы позволить Вальгерду вернуться в Лонгрофт или просто погибнуть, поскольку тем самым он бы лишился всего. Но толкнуть Вальгерда в лапы лесной Рыси… Это была бы идеальная смерть! Для всей шайки такая гибель бы стала знаком, напомнив о старой легенде и породив новую: Лес покарал чужака, оскорбившего Белую Рысь. Хлуд бы снова вернул себе прежнюю власть. Если же хорошо рассчитать, то и поместье Вальгерда перешло бы к нему.

Мысль могла показаться абсурдной, так как наследницей брата была Бронвис. Но Хлуд полагал, что имущество Вальгерда, если как следует постараться, станет наследием Проклятого. Орм не позволит жене взять его, так как друзья не одобрят такой шаг, а Победитель, несмотря на мелкие промахи, репутацией дорожит. (Хлуд, как и другие, готов был поклясться, что Орм и Бронвис сыграют свадьбу еще до зимы.)

Сборы были недолгими, вскоре ватага мчалась по лесу в сопровождении своры гончих собак. Все же они проплутали достаточно долго, поскольку “цветок” оказался единственным. (Слова Хлуда о появлении новых “растений” не подтвердились.) Был момент, когда людям казалось, что поиски безнадежны, но смесь суеверного страха и жадного любопытства упорно вела их вперед.

Обнаружив поляну с выжженным дроммом, они замерли. (Серый безжизненный пепел сказал о многом.) Увидев черный круг разрыхленной земли, Вальгерд было подумал, что поиск окончен: псы без труда возьмут свежий след.

Но собаки повели себя странно. Должно быть, почуяв запах, витавший в воздухе леса, они вдруг припали на брюхо и, подползя к черному кругу, покорно завыли. Ни крики хозяев, ни плети, ни пинки не сумели заставить их начать поиск лесного существа. От ударов собаки лишь поджимали хвосты, прижав уши, тихонько скулили и жались к голой земле. Вскоре стало понятно, что их невозможно сдвинуть с места.

Такое поведение псов пробудило в людских сердцах страх, и они от души пожалели, что согласились последовать за Златоглазым. Желая разрушить неприятное чувство тревоги, уже неподвластной рассудку, Вальгерд обратился к спутникам:

— Не сомневаюсь, что нелюдь где-то поблизости, вряд ли он ушел далеко!

Нелюдь! Слетев с его губ, это слово поразило их и в то же время расставило все по местам. Сначала они полагали, что Вальгерд, в силу традиций, наивно мечтает понравиться дикой лесянке, теперь же поняли, что он хочет поймать ее. Но намерение Златоглазого не оттолкнуло их. Глядя на черную землю, каждый подумал, что нелюдь, выжегший дромм, был не Рысью, а ведьмой.

Сбив носком сапога серый пепел с небольшого кустарника, Вальгерд заговорил:

— Необходимо обшарить лес! Мы разобьемся на группы…

Предложение не вдохновило, оно показалось рискованным. Нелюдь! Слово теперь выражало самую суть. Все легенды о белокурых красавицах леса, знакомые с детства, обрели вдруг пугающий смысл, всколыхнув в темных душах этих людей, потерявших веру в земные законы, потаенное чувство ужаса перед чуждой магической Силой, способной смести на пути всех и вся.

Они разделились для поиска на три группы. Направив одну из них в сторону мелкой речушки, которая, протекая по лесу, ничуть не мешала охотникам, а другую вдоль узкой дороги, Вальгерд вместе с третьей двинулся в чащу, где редко ступала нога человека. По слухам, там находилось болото, в котором гибли многие. Зная об этом, люди старались не ходить в ту часть леса, но Вальгерд полагал, что логово Рыси расположено именно там, так как охотники обходили опасный участок стороной. Словно прочтя эти мысли, один из дружков осторожно заговорил:

— Рысь здесь не при чем, там лесная Топь, а синие мшанны, которые выросли рядом, плохой ориентир!

Вальгерд не дослушал его, попытавшись ускорить бег лошади, но очень скоро был должен признать, что здесь лес не годится для скачки, и если он хочет сберечь коня, то придется спешиться.

Привязав свою лошадь к дереву, он пошел дальше и вскоре заметил густые заросли мшаннов. Головки плотного пуха у старых растений напоминали большие округлые валики, крытые темно-фиолетовым бархатом. Более молодые пуховки казались пронзительно-синими, а небольшие мягкие шапки росточков голубели, как небо. (Крестьяне Гальдорхейма ценили эти растения, набивая их пухом матрасы и тюфяки.) Заросли мшаннов предупреждали, что скоро трясина, однако казались вполне безопасны.

Внезапно из темно-коричневых остроконечных листьев взлетела болотная птица и с криком взвилась прямо в небо. На миг зависнув в воздухе, она, взмахнув крыльями, закружила над островком из высоких старых мшаннов, как будто пытаясь понять, кто спугнул ее.

— Кто? Более крупная птица? Зверь, случайно забредший в болото? А может… — мелькнуло в голове Златоглазого. Мшанны вдруг шевельнулись, и Вальгерд заметил что-то светлое. Шкуру? Длинные волосы? Он и сам бы не смог бы ответить, лишь понял, что отступать теперь поздно. Ватага шла следом и, несомненно, видела то же, что и он. Повернув назад, Вальгерд бы снискал себе славу труса и потерял бы всю власть.

Поразмыслив, он вынул из-за пояса острый кинжал и осмотрелся. Неподалеку среди мшаннов стояла группа тонких деревьев, было загадкой, как они выросли на болоте. Подойдя к ним и выбрав молодой гибкий ствол, Вальгерд в пять ударов перерубил его и, стесав ветви, сделал шест.

— Теперь можно идти, не боясь провалиться в Топь! — бросил он спутникам.

О встрече с Рысью он старался не думать, надеясь на талисман и потерю Силы у твари после первого взрыва. Уже пробираясь меж мягких фиолетовых зарослей, Вальгерд отметил, что никто не пошел за ним и подумал, что, встретив Рысь на болоте, он будет в невыгодном положении.

Если за время поисков Нелюдь вернул свою Силу, то Златоглазый погиб. В лесу он смог бы укрыться от “голубого цветка” за стволом толстого дромма или другого дерева, но в болоте, среди мшаннов, он оставался хорошей мишенью. “Даже если оранжевый шар взмоет рядом, мне не уйти. Фиолетовый пух мигом вспыхнет!” — подумал Вальгерд.

Эта мысль чуть не заставила Златоглазого повернуть назад, но внезапно болотные заросли расступились в разные стороны, открывая поляну, покрытую ровным зеленым ковром лесной поросли. В стороне, в полусотне шагов, возвышалась большая высохшая коряга, вершина которой зависла над мягкой лужайкой. И, глядя на почерневший от времени ствол, Вальгерд замер на месте.

На самом верхнем суку, крепко вцепившись в мертвые ветви, сидела юная девушка. Очень короткое платье из грубого полотна не скрывало даже колен, пышные волосы цвета золотой спелой пшеницы были намного длиннее ее необычной одежды. Свободные светлые пряди почти закрывали лицо, не давая ему разглядеть его.

Рука Вальгерда автоматически потянулась к талисману. До этой минуты игрушка, данная Хлудом, мало заботила, но, столкнувшись лицом к лицу с Рысью, он сразу же вспомнил о ней. Рысь не двигалась. Плотно прижавшись к стволу, она не спускала взгляда с пришельца.

— Как будто перепуганный насмерть звереныш, — мелькнуло в голове Златоглазого, и эта мысль придала ему смелости.

Сняв цепочку, он поднял красный камень перед собой, но девушка не шевельнулась. Было похоже, что Рысь боится не талисмана, а человека, который стоял перед ней.

— Вот и прекрасно! — подумал Вальгерд, пробираясь через заросли мшаннов к сухому дереву.

В нем опять пробудился инстинкт охотника. Оказавшись у коряги, он не сомневался, что девушка не сумеет испепелить его, и почти нежно сказал ей:

— Спускайся вниз!

Тех, кто давно знал Вальгерда, такая мягкость пугала хуже самых жестоких выходок, но посторонние покупались на нее. Однако лесная девушка не шевельнулась, лишь крепче прильнула к стволу.

— Я сказал — слазь! — повторил он, уже понимая, что нужно взбираться за ней самому.

“Она знает, что я задумал! — подумал он. — Эти твари читают мысли на расстоянии!” Такая догадка удивила бы вирдов из Гальдорхейма, поскольку легенды молчали об этом, но Златоглазый не сомневался, что прав.

Видя, что звать ее бесполезно, Вальгерд, отбросив ставший ненужным шест, зацепился за ближний сук и подтянулся на нем, что оказалось несложно.

— А нелюди глупы! — усмехнулся он про себя. — Простая крестьянская девка давно бы спрыгнула вниз и сбежала. Было бы много труднее ее выловить между кустов, чем снять с ветки!

Расстояние между ними стремительно сокращалось. Когда он протянул руку, пленница не пыталась вырваться, она просто сжалась в комочек. В ее карих глазах, полных ужаса, заблестели слезы, когда он, намотав на руку длинные пряди, с жестокой усмешкой сказал ей:

— Вот и все!

Пора было спускаться, но Вальгерд вдруг заколебался. В испуганном взгляде девушки не было жуткой мистической синевы.

— Может, эта девчонка — никакая не Рысь, а крестьянка из ближней деревни, забредшая на болото за мшаннами? Хорошо же она опозорит меня перед всеми… — подумал Вальгерд.

Притянув пленницу ближе, он отбросил с ее лица светлые волосы и тут же вздрогнул, едва не сорвавшись вниз.

Дело было не в редкостной красоте. Вальгерд не смог бы сказать, хороша ли добыча, настолько она отличалась от виденных раньше им девушек. Глаза, излучавшие теплый свет, были слишком огромны для длинного узкого личика. Оно было почти лишено живых красок, а бледная кожа как будто светилась. С первого взгляда было заметно, что Выродок и девчонка принадлежат к одной расе, хотя Эрл, если забыть о магической Силе, был больше дикарки похож на обычного человека. (Сказалась кровь отца.) От несомненного сходства Вальгерда передернуло, он теперь не сомневался, что поймал именно Белую Рысь.

Глядя в лицо необычной пленнице, Вальгерд впервые спросил себя, что же с ней делать. Оставить себе, как наложницу?

— С ней поиграешь, а она нарожает тебе кучу нелюдей! — вдруг подумал он, и по спине пробежал холодок. — Отдать на забаву дружкам? Не возьмут! Может, просто убить? Но ведь спросят: “За что?”

— И зачем я связался с ней! — запоздало мелькнуло в голове Златоглазого.

Память вдруг воскресила в памяти казни магов и колдунов. В свое время в Лонгрофте Вальгерд заявлял, что такие зрелища развлекают получше придворных праздников.

На центральной площади возводился дощатый помост со столбом, на который и возводили очередную жертву. Охранники “Службы Магии”, привязав к столбу нелюдя, оглашали обвинение, и на помост поднимался палач. Торжественно вынув Железо Небесных Сфер, он вонзал его в сердце пленника, а потом, высоко подняв поданный факел, спускался вниз и поджигал помост с телом носителя Силы.

— Жаль, что мы не в столице! — подумал он. — Там бы все было намного проще: поймали — и на костер!

В этот миг Златоглазый опять убедился, что девушка может читать его мысли, поскольку девчонка вдруг попыталась выхватить у него из-за пояса острый кинжал. Эта попытка не увенчалась успехом, он просто выбил его, и оружие полетело на поляну. Нежданно зеленая поросль содрогнулась и с тихим урчанием вспухла. На месте удара вверх взвился высокий черный фонтан, обдав грязью сидевших на мертвой коряге.

— Это — живое! — со страхом подумал Вальгерд.

Странная зелень вздувалась, двигалась и противно чмокала, выпуская длинные щупальца и плюясь черной жижей, однако, поняв, что ей не добраться до желанной добычи, затихла, заставив столичного гостя понять, что он видел знаменитую Топь.

— Или пойдешь со мной, или я тебя сброшу вниз, — с тихой угрозой сказал Вальгерд пленнице.

Та кивнула, уже не пытаясь сопротивляться. Должно быть, ужасная гибель в зеленой трясине пугала сильнее неизвестности.

— Если только девчонка не копит силы для рокового удара! — подумал он, но, посмотрев в глаза Рыси, увидел лишь безысходность.

Спустившись с ней с коряги, Вальгерд снял широкий кожаный пояс и крепко связал ей руки. Девушка даже не вздрогнула, она словно лишилась всех чувств.

Вся ватага остолбенела при виде пленницы. Не собираясь тратить времени на разговоры, Вальгерд, небрежно бросив: “Идем на поляну, ко всем остальным,” — сразу пошел вперед. Его спутники подчинились предводителю. Мысль о бунте против пришельца, попиравшего веру и обычаи Гальдорхейма, никому не пришла в голову. После поимки Рыси Златоглазый действительно вырос в их глазах.

На поляне с сожженным дроммом Вальгерд обнаружил группу Хлуда. Как видно, тот не особо усердствовал в поисках. Будь Златоглазый без Рыси, он бы постарался сорвать зло на дружке, но теперь ему было приятно, что тот свидетель триумфа. Однако присутствие большей части сторонников вынуждало действовать. Как?

— Заставить ее проявить свою Силу, показать всем, что она ведьма! — подумал он.

Вынув веревку, Вальгерд осмотрелся и, выбрав дерево, попытался привязать к нему пленницу, но девчонка вдруг снова забилась, стараясь освободиться. Вальгерд неожиданно понял, что ему будет трудно справиться с ней, так как отчаяние придавало девушке сил.

На минуту ему захотелось окликнуть кого-нибудь и велеть придержать пленницу, но он знал, что никто ему не поможет. Суеверный страх перед Рысью, пусть даже связанной, был смехотворен, поскольку цвет ее глаз говорил о потере Силы, однако затевать из-за этого ссору было сейчас ни к чему. Пары пощечин оказалось достаточно, чтобы утихомирить ее. Привязав пленницу к стволу дерева и затянув крепкий узел веревки, Вальгерд обернулся к толпе, наблюдавшей за ним.

Он собирался сказать пару слов, конный топот, давно раздававшийся в чаще, ничуть не смущал его. Вальгерд подумал, что это возвращается часть отряда, искавшая Рысь возле мелкой речушки. Он удивился не меньше других, когда на лесную поляну выехал Орм.

Победитель Бера был не один. Хлуд, едва глянув на свиту Орма, прикинул, что если Вальгерд решится затеять вооруженную драку, то им придется несладко, поскольку у противника явный перевес сил. К тому же здесь не было Бронвис, а это значило, что сгладить ссору Вальгерда и Победителя будет некому. Убежденность Вальгерда в злой Силе лесного существа на какое-то время передалась и остальным, но с появлением Орма акценты сместились. Теперь Хлуд поневоле спросил себя, не сделал ли он, отправляясь с Вальгердом, непростительной глупости.

Должно быть, такие же мысли посещали и остальных, так как спутники Златоглазого стихли. Они презирали мораль и законы, однако выросли здесь. В каждом таился бессознательный трепет перед загадочной Силой этих земель. В крепком замке, за чашей с вином, они дерзко насмехались над ней, но появление Победителя стало для многих из них знаком свыше. Хлуд вдруг подумал, что видит рождение новой легенды о гибели чужака, посягнувшего на обычаи Гальдорхейма. В душе шевельнулось чувство невольного торжества. Понимая, что со смертью Вальгерда теряет почти что все, он подумал: “И пусть!” Эта гибель доказала бы всем: как бы ни был плох для них Хлуд, но он свой, потому что он никогда не нарушит традиций Гальдора.

Доехав до середины поляны, Орм осадил коня и, кивнув в сторону пленницы, прямо спросил у мужчин на поляне:

— Что это значит?

При всей своей внешней простоте слова Орма звучали очень жестко. Не сомневаясь, что, допустив пленение Рыси, они совершили святотатство, никто из местных не решился ответить ему. Не смутился только Вальгерд, давно ищущий повод для столкновения:

— Этот тон неуместен! Я исполняю свой Долг Человека, забытый здесь.

“Да исполнится Долг Человека!” — такими словами всегда завершалось чтение приговора колдунам, осужденным на казнь “Службой Магии”. Вальгерду было глубоко наплевать и на Долг Человека, и на все остальные вопросы веры и совести, он просто вспомнил эффектную фразу, звучавшую перед каждым костром. И теперь Златоглазый решил, что она пригодится в его споре с Ормом, так как другого объяснения для захвата светловолосой девчонки у него не было.

Самоуверенный тон Златоглазого удивил Победителя, он не думал, что ему станут возражать. Приподнявшись в седле, Орм с насмешкой спросил у противника:

— Долг Человека? И в чем же он?

Вальгерд взглянул на лесную пленницу. Было неясно, пришла ли она в себя и понимала ли разговор двух мужчин. Уронив голову набок, она просто обвисла на грубой веревке. Пышные волосы вновь закрывали ее лицо, не давая увидеть, что она — существо чужой расы. Любому бы показалось, что перед ними обычная девушка, слабая и беззащитная, а не опасный противник.

“Ее показная слабость обманет любого!” — раздраженно подумал Вальгерд и ответил Орму:

— Подобные твари опасны! В столице отловом нелюдей занята “Служба Магии”, здесь же…

— Здесь не столица! — внезапно оборвал его Орм, — А в Гальдорхейме нелюдей нет, есть лесянка, которую ты, нарушая наши обычаи, оскорбил и взял в плен! Ты немедленно должен ее отпустить!

Слушая вместе с другими его монолог, Хлуд неожиданно усмехнулся:

— А наши мысли похожи! Орм видит себя героем новой легенды, он верит, что его каждое слово вскоре войдет в песнь Хранителя!

Было похоже, что эта тирада показалась фальшивой и Вальгерду, потому что тот улыбнулся с открытой насмешкой:

— С другим бы я просто не стал говорить, но ведь мы стали почти родными! — намек на его отношения с Бронвис задел Орма, но он не успел отпарировать, так как Златоглазый продолжил. — Я был в военных походах и знаю: добыча принадлежит по закону тому, кто ее захватил. На охоте такие же правила!

— Белая Рысь — не добыча!

— Рысь — может быть, только дикого зверя здесь нет! Есть девчонка чужого народа!

— Ошибаешься!

С каждой минутой противники становились все агрессивнее. Оба теряли терпение, так как не привыкли никому уступать. Над поляной повисла зловещая тишина. Было видно, что ни один не желает решать дело миром, в любую минуту могла завязаться обычная драка. Не поединок двух равных, не суд Высшей Воли, а простая грубая ссора. Сам тон разговора был много важнее любых аргументов и слов.