"Безрассудное сердце" - читать интересную книгу автора (Бейкер Мэдлин)

ГЛАВА 12

После еще одной победы индейцы разошлись по своим охотничьим угодьям. Черный Филин возвратился в Медвежью долину, и остаток лета мы провели там.

Это было самое мирное и самое спокойное время, какое я только помню. У нас с Тенью наконец появился собственный вигвам, который мы поставили рядом с вигвамом его отца, поэтому днем я вместе с Оленихой и Молодым Листком грелась на солнышке. Правда, мы не предавались праздности. Руки у нас всегда были заняты делом. Особенно нам нравилось шить приданое для младенца, который должен был родиться у Оленихи в конце февраля. Она вся светилась от радости, и с лица Черного Филина теперь не сходила счастливая улыбка.

Охота в тот год была на редкость удачной, и мы постоянно ели бизонье мясо. Естественно, мы не забывали о диких плодах, травах и кореньях, в которых я довольно быстро научилась разбираться. Теперь я уже знала, какие травы лечат, а какие убивают. По вечерам мы все танцевали, и стар и млад.

Иногда кто-нибудь из старых воинов вспоминал о давно прошедших днях, еще до того, как шайены приручили лошадь. Тогда все было иначе. До появления лошади, или волшебной собаки, как ее иногда называли, весь груз, если деревня перебиралась с места на место, тащили на себе женщины и собаки. Воины могли охотиться только поблизости. Однако появление лошади все изменило в жизни индейцев. Теперь воины разъезжали, где им хотелось. Женщины не заменяли собой тягловых животных, когда племя искало пастбище получше. Неудивительно, что шайены гордились своими лошадьми и хотели иметь их побольше.

Дни шли за днями, один лучше другого, и я с каждым днем все сильнее любила Тень. Как-то солнечным утром я отправилась к реке за ягодами.

Недалеко от деревни я заметила стреноженного под деревьями Красного Ветра.

Улыбнувшись, я тихонько пошла к нему, стараясь держаться подветренной стороны, чтобы ветер меня не выдал. Скользнув между кустами, я взглянула на берег, и у меня захватило дух. На берегу совершенно обнаженный стоял Тень с поднятыми вверх руками, и его губы шевелились, произнося слова молитвы Великому Духу. Всего я, естественно, не могла расслышать, но пару раз уловила свое имя. Он молился за меня, и я была тронута до слез.

Он стоял так несколько минут, и я думала, что никогда не видела никого красивее краснокожего воина, погруженного в молитву. Понимая, что вторгаюсь в непозволительное, я хотела тихо удалиться, но тут Тень опустил руки и нырнул в воду. Его движения в воде были на редкость красивые, широкие, плавные, и я не могла отказать себе в удовольствии полюбоваться собственным мужем.

Поплавав какое-то время, он принялся мыться, и на меня это зрелище подействовало возбуждающе. Его черные волосы, покрывавшие всю спину до пояса, сверкали на солнце, капли воды, как драгоценные камни, украшали голую грудь, живот, ноги, и мне неудержимо захотелось обнять его и почувствовать прикосновение его гладкой кожи.

Я вышла из своего укрытия и направилась прямо к Тени. Как будто миллионы бабочек шевелились у меня в животе, когда я сняла платье и бросилась в воду рядом с ним.

Он был весь такой теплый и такой желанный, когда крепко обнял меня и поцеловал. Наверное, нет ничего экзотичнее, чем любить друг друга в прохладной мелкой воде. Мы соединялись, как морские боги, ища наслаждения, которое было нам хорошо знакомым и все-таки всегда неповторимым…

Это было замечательное лето, и мы с Тенью часто уезжали к реке поплавать или побыть наедине.

Однажды мы проехали мимо места, где раньше был мой дом, и слезы закипели у меня на глазах, когда я не увидела ничего, кроме выжженной земли.

Я постояла там, вновь переживая страшный день, когда индейцы напали на нас. Я будто воочию увидела, как убили Дэвида, и заново пережила смерть моей матери. Я слышала взволнованный голос отца, уговаривавшего меня уехать.

Рыдая, я отпустилась на колени. Обрывки воспоминаний мелькали у меня в голове. Вот Орин бежит что есть сил с медвежонком, а за ним медведица. Красивый светловолосый Джошуа делает мне предложение и ревнует к Орину. Моя любимая мамочка, улыбаясь, гладит меня по плечу. Мой сильный папа, всегда находивший в себе мужество справляться с бедой и весело смеявшийся в счастливые времена.

Один за другим прошли перед моим мысленным взором все, кого я любила и кого не могла забыть. Я видела улыбавшегося мне Дэвида, который, с любовью глядя на меня, веселил ту мрачную зиму, когда я думала, что навсегда потеряла Тень.

Я видела и Тень мальчишкой, в чьих глазах было столько гордости и грусти, что я не могла не пожалеть его, потому что его мама умерла, а моя была жива и любила меня. Наверное, моя жизнь была бы совсем другой, если бы я не встретилась с ним много лет назад возле Кроличьей Головы.

Он стоял рядом, пока я вспоминала, и молчал, давая мне время погоревать и поплакать, а потом обнял меня, и я, вздохнув, спрятала лицо у него на груди, благодарная ему за его сильные руки и любящий взгляд.

Больше мы ни разу не ездили этой дорогой.

Счастливая любовью Тени, я решила не предаваться воспоминаниям. Я выкинула из головы и резню, учиненную Кастеру, делая вид, будто ничего не изменилось.

Нa самом деле – изменилось…

Кастер был народным героем, и известие о его смерти, тем более такой трагической, быстро распространилось по всей стране, особенно возбудив ненависть к индейцам на Востоке.

Люди требовали, чтобы армия раз и навсегда покончила с краснокожей угрозой. Как и предполагал Тень, в самой армии стали сильны новые настроения. Солдаты жаждали отомстить индейцам. Три Звезды снова ходил в героях как главный борец с индейцами, несмотря на его поражение на берегу реки Розовый Бутон. Он не терял времени даром. Сначала он требовал от отдельных вождей-шайенов, чтобы они мирно сдались ему, а если этого не получалось, то безжалостно уничтожал целые поселения.

Один из индейских вождей попытался было заключить мир с Сидящим Быком, но затея не удалась, и Сидящий Бык вскоре погиб в сражении.

Из Вашингтона пришло известие, что резервации не получат еды и одежды, пока все индейцы не сдадутся на милость победителя. Многие сиу бежали в Канаду. Безумный Конь подумывал о примирении с белыми. Все шайены, за исключением людей Черного Филина, переселились в резервации. Время индейцев подошло к концу.

Теперь мы все время убегали, сражались и прятались. Армейские патрули можно было встретить повсюду. Они выискивали последних несдавшихся индейцев. У Оленихи случился выкидыш, и она едва не умерла, повергнув в горе Черного Филина.

Однажды вечером солдаты настигли нас, когда мы переходили Желтокаменную реку. Воины мгновенно сгруппировались, образовав линию защиты, пока женщины и дети старались побыстрее одолеть препятствие и спрятаться в ближайшем лесу.

Тень дал мне гнедую лошадку, и я заставила ее войти в воду следом за Оленихой и Молодым Листком. Мы уже были на середине реки, когда я увидела плывущую лицом вниз Сияющую Звезду. Держась за густую траву, я соскользнула в воду и схватила девушку за волосы, одновременно подталкивая Солнышко к противоположному берегу. Мне стоило немалых трудов втащить Сияющую Звезду, которая была без чувств, в седло, а потом я уселась позади нее и помчалась в укрытие.

В тот день мы потеряли двенадцать воинов и столько же женщин и детей. Но с наступлением темноты нам удалось избавиться от солдат.

На следующий день мы залечивали раны. Сияющей Звезде пуля попала в спину. Молодой Листок и я сделали для нее все, что могли, но спасти ее не удалось. Тень сидел возле Сияющей Звезды, пока она не испустила последний вздох, с совершенно бесстрастным лицом. Он был погружен в печальные размышления, которые я не считала себя в праве прерывать, и я не испытывала ни малейшего укола ревности, когда он оплакивал ее. Она была его детской любовью, частью его юности, и если бы не я, он бы взял ее в жены.

Однако у нас не было времени на долгие слезы. Мне никогда не приходило в голову, как ужасно, когда на тебя устраивают охоту. Никогда еще я не испытывала такого всепоглощающего страха не только за Тень, но и за свою жизнь тоже. Многие из людей Черного Филина были убиты, солдаты стреляли в любой движущийся предмет, и по ночам меня мучил кошмарный сон, будто солдат, несмотря на мои рыжие волосы, принял меня за индианку и выстрелил в меня.

Наверное, даже если бы солдаты знали о том, что я белая, они бы все равно стреляли в меня, потому что я по собственной воле ушла жить с индейцами. Это была единственная здравая мысль, посетившая меня в то время.

Как всегда, Тень знал, о чем я думаю, и как-то поздно ночью спросил, не хочу ли я вернуться к моему народу.

– Ну нет. Я хочу быть тут. С тобой.

– Ты уверена?

Несколько минут его черные глаза неотрывно, смотрели в мои, и я читала в их глубине неизбывную любовь и заботу о моем благополучии. Я знала, что стоит мне сказать «да», и он отвезет меня к ближайшему поселку бледнолицых, а там, рискуя собственной жизнью, будет ждать, как меня примут мои соплеменники.

– Ты уверена? – повторил он свой вопрос, потому что я не ответила. – На этот раз нам не победить солдат. Они будут преследовать нас, пока мы все не погибнем или не сдадимся.

Я знала, что он прав, и на секунду, оглядев вигвам с его скудным убранством, пожелала цивилизованной жизни. Мне вдруг ужасно захотелось поговорить по-английски и увидеть белое лицо. Мне захотелось побыть в окружении своих соплеменников и насладиться удобствами, неизвестными индейцам.

У меня вдруг потекли слюнки, потому что я вспомнила о шоколаде, о холодном молоке и о кофе. А какое счастье полежать в горячей ванной или поспать на кровати с настоящими простынями, поесть за столом и надеть платье, сшитое не из кожи.

Тень не сводил с меня глаз, и когда я прямо посмотрела ему в глаза, у меня уже не было сомнений. Тень был моей жизнью. Только его присутствие рядом имело для меня значение. Так было, есть и будет.

– Я хочу остаться с тобой, – сказала я.

– Будем надеяться, что ты об этом не пожалеешь, – с нежностью проговорил он, принимая меня в свои объятия.

Он был таким ласковым в ту ночь! Осторожно, словно я была драгоценным хрусталем, он касался моих грудей и бедер. Его поцелуи были легкими, как прикосновения бабочек.

Я обрадовалась, когда наконец пришла зима. По ночам температура падала. В небесах гремел гром и сверкали молнии, освещая черное небо. Черные тучи закрывали солнце днем и луну ночью. Дожди шли, не переставая, превращая богатую черную землю в непролазную грязь. Реки разлились и бурлили, покрываясь белым инеем. В горах гудел ветер, спускавшийся на равнину, чтобы сорвать с деревьев последние листочки. Наконец выпал снег. Пришлось армейским патрулям подумать о защите своих фортов в преддверии плохой погоды.

Зима была долгой. Мы с Тенью проводили холодные дни и безрадостные ночи под бизоньими шкурами, сознавая, что солдаты с еще большей яростью начнут преследование, когда сойдет снег и дороги станут проходимыми.

В том году зима была не только долгой, но и очень трудной. Когда мы бежали от солдат, многие побросали шкуры, одежду, посуду, и теперь им не хватало не только самого необходимого из вещей, но даже вигвамов. Люди делились всем, чем могли, но скоро и делиться стало нечем.

Охотиться тоже было почти невозможно, и в деревне перестали лаять собаки. День ото дня меньше становилось лошадей, потому что более слабые животные гибли от холода и голода или их убивали на мясо.

Больше всего, как всегда, страдали самые старые и самые маленькие. Каждый день на небеса отправлялась новая душа на вечный отдых. Скоро умерших было больше, чем оставшихся в живых, а помостов больше, чем вигвамов.

Умерла и Утренняя Заря. Я плакала, когда ее отец положил маленькое тельце на сооруженный им помост. Любимая кукла девочки лежала рядом. В ногах был положен мешочек с едой и другими необходимыми вещами, чтобы она ни в чем не испытывала недостатка, пока не доберется до небесных людей.

Зарезали жеребенка и положили его рядом с помостом, чтобы она с удобствами добралась до дома своих предков. Не забыли и о воде. Девочка ни в коем случае не должна была мучиться жаждой на своем последнем пути. Мать и другие родственники долго оплакивали Утреннюю Зарю, и ветер разносил по окрестностям их вопли.

Мне было одиноко. Наш вигвам без веселого смеха Утренней Зари вдруг опустел, а я никак не могла привыкнуть к тому, что она умерла, и все время обращалась к ней с каким-нибудь вопросом.

Тень с другими воинами уходил все дальше и дальше в поисках дичи. В тот день, когда они принесли в деревню молодую олениху, я увидела, как женщины и дети плачут от радости. Вечером мы легли спать сытыми.

Однако один олень для деревни – это немного, и скоро голод вновь воцарился в наших вигвамах. Черный Филин начал поговаривать о резервации, когда весна пригрела землю. Олениха, так и не оправившаяся после выкидыша, серьезно заболела, и лечить ее было некому, потому что Лось Мечтатель тоже умер. Наверное, белый доктор мог бы ей помочь.

Тень не спорил с отцом. Воинственный дух покинул шайенов. Люди умирали каждый день. Дети голодали, а взрослые устали бороться за существование. Наверное, резервация была не худшим выходом из создавшегося положения, поэтому, когда в деревню явились два солдата, обещая еду и кров, если Черный Филин не будет воевать, он согласился.

– Может быть, на сей раз бледнолицые сдержат свое слово, – не очень убежденно произнес он. – Если же нет, хуже все равно не будет.

– Отец, ты перестанешь быть свободным, – с горечью сказал Тень. – Разве это не хуже?

– Я устал бегать от них, – ответил ему Черный Филин. – Я устал от войны. Наш народ должен подчиниться или погибнуть.

– Ты ли это говоришь, отец, – печально прошептал Тень. – Наверное, мы больше не увидимся.

– Пойдем с нами, – попросил его Черный Филин. – Ты не можешь один воевать с бледнолицыми.

Тень горько рассмеялся:

– Я не такой дурак. Но я не отдам им свою свободу.

Я плакала, глядя, как два воина обнимаются на прощание. Как всегда, меня глубоко тронули любовь и уважение, которые они питали друг к другу.

– Пусть будет мирным твой путь, мой сын, – торжественно произнес Черный Филин.

– Пусть хранит тебя Великий Дух, – ответил ему Тень, и мы покинули вигвам Черного Филина.

Через час шайены сложили свои вигвамы и ушли из Медвежьей долины навсегда. Мы с Тенью стояли рядом и смотрели им вслед.