"Безрассудное сердце" - читать интересную книгу автора (Бейкер Мэдлин)

ГЛАВА 6

– Почему ты не хочешь прийти? – в десятый раз спрашивала я. – Ты же знаешь, мама будет рада тебя видеть… Ты сам знаешь…

– А твой отец? – холодно спросил Тень. Я пожала плечами.

– Папе все равно, – солгала я.

На самом деле я не имела ни малейшего представления, как поведет себя отец. Он никогда особенно не любил Тень, но он вообще не любил индейцев. И на это у него были свои причины.

Индейцы убили его родителей и сестру, когда он был совсем маленьким мальчиком. Его бросили умирать, и он умер бы от голода, если бы на другой день его случайно не нашел живший в горах добросердечный старик, который взял его к себе и заботился о нем, пока папе не исполнилось шестнадцать лет, а уж потом он жил как мог сам по себе.

– Пожалуйста, приходи, – не отставала я, и Тень в конце концов согласился.

Когда я сказала маме, что пригласила на обед Тень, она испытующе на меня посмотрела и, задав несколько вопросов, обещала поговорить с папой, чтобы он вел себя как гостеприимный хозяин. У меня весь день с лица не сходила улыбка, хотя я вымыла и вычистила весь дом от чердака до подвала. В комнатах все сверкало и блестело как новенькое. Вечером я хорошенько вымылась, надела зеленое платье, которое очень мне шло, и такой же лентой стянула волосы. Напевая себя под нос, я крутилась перед зеркалом, весьма довольная собой.

Папа перебирал в гостиной каталоги и бормотал что-то насчет высоких цен, когда я вошла в комнату.

– Добрый вечер, папа, – весело поздоровалась я.

– Привет, – пробурчал он, потом посмотрел на меня и нахмурился. – Можно подумать, ты ждешь какого-то особенного гостя, а не мальчишку, с которым играла в детстве.

– Ну, папа! – отмахнулась я от него и побежала на кухню помочь маме, пока он не спросил чего-то такого, на что мне трудно было бы ответить.

Тень приехал ровно в шесть, и когда он вошел в комнату, сердце у меня громко забилось. На нем была куртка из оленьей шкуры с бахромой на рукавах и богатой отделкой на груди. Волосы свободно ниспадали ему на спину, украшенные одним лишь орлиным пером. Высокий, стройный и гордый, он пожал руку отцу, поцеловал маму в щеку и улыбнулся мне.

– Обед готов, – весело сказала мама. – Надеюсь, все успели проголодаться.

Мама всегда была искусной кулинаркой, но в этот день она превзошла самое себя. На столе, сменяя друг друга, появлялись цыплята и запеченные в тесте яблоки, жареная свинина, свежий горошек и горячие бисквиты, сочившиеся маслом и медом. А на десерт она' испекла свой знаменитый яблочный пирог. И еще было печенье.

Тень и я обменялись улыбками, едва он потянулся за печеньем. Мама тоже улыбнулась, когда, поддразнивая его, спросила:

– Сможешь съесть десять штук за минуту?

– Не знаю, – сохраняя серьезное выражение на лице, ответил Тень. – Но собираюсь попробовать.

Мы все рассмеялись, даже папа.

После обеда мужчины ушли в гостиную, а мы с мамой стали убирать со стола. Я нервничала оттого, что Тень остался с папой наедине, не зная, сумеют ли они поладить. Папа за столом вел себя на редкость учтиво, но почти ничего не говорил, так, что у меня были основания предполагать, что они в наше с мамой отсутствие будут сидеть и молча глазеть друг на друга.

Наконец я услыхала, как папа неловко кашлянул, и мне стало страшно, когда он спросил:

– Как ты думаешь, Тень, в этом году еще будут неприятности?

– Да, – ровным голосом произнес Тень. – Будет много неприятностей, если белые не уйдут с наших земель.

– Боюсь, этой земле недолго еще оставаться вашей, – не стал вилять папа. – Слухи о золоте, о бескрайних пастбищах и плодородной почве влекут людей на Запад как мух на гнилье.

– Я думаю, вы правы, – согласился с ним Тень. – Но только знайте: мой народ не отдаст свои охотничьи владения без боя. Мы живем тут уже сотни лет. И мы без страха пойдем сражаться за то, что принадлежит нам по праву. Мы не боимся умирать. Лучше погибнуть, чем отдать себя на волю белых.

– Мы тоже! – твердо заявил папа, и я словно воочию видела, как они полыхают глазами друг на друга. Два пса, которые не могут поделить одну кость.

Потом наступило тягостное молчание, в конце концов прерванное Тенью.

– Ваша семья была добра ко мне в прошлом, и я вам кое-что скажу. Если вы хорошенько подумаете, то возьмете жену и дочь и уедете отсюда, пока еще не поздно. Безумный Конь, Сидящий Бык и другие вожди договариваются о войне. Сидящий Бык собирает людей в Священных Горах. Молодые воины мечтают о сражениях.

– Да. Они уже начали свою войну, – сказал папа. – Дом Генри был сожжен дотла на прошлой неделе, а его скот уведен неведомо куда.

– Это было всего лишь предупреждение. Никого ведь не убили. Следующей семье может повезти куда меньше. – Голос Тени понизился до шепота. – Увозите свою семью отсюда, пока не поздно.

Папа хмыкнул:

– Эта земля и моя тоже. Я на ней работал, я полил ее своим потом, и я не собираюсь бежать отсюда. Нет, черт побери, никуда я отсюда не уеду!

Ненадолго воцарившаяся в гостиной тишина была такой напряженной, что даже я на кухне не могла не почувствовать этого. В отчаянии я посмотрела на маму, и она, ласково мне улыбнувшись, сняла фартук, взяла в руки кофейник и заглянула к мужчинам.

– Кофе хотите? – как ни в чем не бывало спросила она, и разговор перешел на более приятные темы.

Вскоре Тень распрощался, а папа отправился в постель, предоставив нам с мамой убирать на кухне. У мамы был озабоченный и даже расстроенный вид, когда она домыла последнюю чашку и вытерла раковину. Вздохнув, она заглянула мне в глаза:

– Ну, Анна, выкладывай все начистоту.

– Мама, ты о чем? – спросила я, сделав вид, будто ничего не понимаю.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, Анна Кинкайд, – твердо заявила мама. – Давно ты тайком встречаешься с Тенью?

Я рот открыла от изумления. Как она догадалась? С трудом проглотив застрявший в горле комок, я во всем призналась:

– С моего дня рождения.

Мама хмуро повесила фартук на спинку стула и взяла меня за руку.

– Нам надо поговорить, Анна, – сказала она и повела меня к дивану.

Я села с ней рядом, стараясь не смотреть на нее. Все еще держа меня за руку, мама молчала и не сводила с меня глаз. Когда она заговорила, в ее голосе я не услышала ничего, кроме нежности и заботы.

– Анна, ты знаешь, как я люблю Тень. Я не могла бы любить его сильнее, даже если бы он был моим собственным сыном, но, Анна, милая, он индеец. Пусть он говорит по-английски почти так же хорошо, как мы с тобой, пусть он ничем не отличается от нас, когда сидит за нашим столом, он не такой, как мы, и никогда таким не станет.

Я не верила своим ушам. Это же папины слова! Я чувствовала себя так, словно она предала меня, ведь у меня не было никаких сомнений, что она будет счастлива за меня, счастлива за Тень, потому что мы любим друг друга. Где-то в глубине души я рассчитывала на ее поддержку. Только она могла убедить папу в моей правоте. И вот на тебе!

– Мама, ты не поняла! Я…

Я хотела немедленно ей объяснить, но она не стала меня слушать.

– Я поняла, детка. В этом-то все горе. Ты и Тень не сделали ничего такого, что могло бы огорчить нас с отцом? Скажи мне.

Когда до меня дошло, о чем она говорит, щеки у меня вспыхнули и я чуть не со злостью крикнула:

– Мама!

– Ну что ты, Анна? Я же знаю, как это бывает у молодых.

– Мы не делали ничего плохого, – угрюмо проговорила я. – Честное слово.

– Я верю, детка, – сказала мама и погладила мою руку. – Мне кажется, будет лучше, если на этом все закончится, пока вы не зашли слишком далеко.

– Я не могу. Я люблю его больше всех на свете.

– Знаю, детка. – Мама не сердилась на меня. – Я все понимаю. Но у вас ничего не получится.

– Получится! – крикнула я. – Я люблю его всем сердцем, и он меня тоже любит!

– Иногда, Анна, одной любви бывает недостаточно, – спокойно проговорила мама. – Где вы будете жить? В долине? Не представляю. Соседям это придется не по вкусу.

– Тогда мы будем жить с шайенами.

– Ты думаешь, что сможешь быть счастливой среди чужих людей… для которых ты никогда не станешь своей?

– Не знаю.

– Надеюсь, ты хорошо все обдумаешь прежде, чем решаться на что-то, о чем потом будешь жалеть. Сомневаюсь, чтобы соплеменники Тени приняли тебя с большей готовностью, чем жители долины – его. На время не рассчитывай. Потом бывает только хуже. Ты слышала, что Тень сказал твоему отцу. Если начнется война, для Тени будет совсем небезопасно показываться вблизи поселений белых. А тебе, увы, будет также небезопасно покидать эти стены.

Слезы закипели у меня на глазах. Я была в отчаянии. Вырвав руку, я подошла к окошку и долго стояла, вглядываясь в темноту. Где-то там, за деревьями, был сейчас мужчина, которого я любила всей душой. Какая мне разница, индеец он или нет? Если мне безразличен цвет его кожи, то почему это должно волновать кого-то другого? Никому бы в голову не пришло возражать, будь он французом или голландцем.

– Анна, возможно, если ты позволишь Джошуа еще раз…

– Джошуа! – возмутилась я. – Ты, верно, шутишь!

– Он тебя любит. О лучшем муже можно только мечтать.

– Ни за что! Если я не выйду замуж за Тень, я никогда не выйду замуж.

– Он сделал тебе предложение?

– Нет, – сказала я, и голос у меня дрогнул.

Мама коснулась больного места. Я ждала… надеялась, что не сегодня, так завтра Тень попросит меня стать его женой, а он молчал. Может быть, я ошибалась. Может быть, он не любил меня так сильно, как я его любила. Может быть, он совсем не любил меня. Он никогда ничего не говорил. Естественно, я постаралась выбросить эти мысли из головы. Он меня любит. Уж кому это знать, как не мне. Его глаза и его поцелуи не могли мне лгать.

– И сомневаюсь, что сделает, – ласково проговорила мама. – Тень реально смотрит на вещи, пока ты витаешь в облаках. Он понимает, что у вас ничего не выйдет.

– Выйдет. Если нас оставят в покое.

– Анна, замужество – нелегкая штука, даже когда муж и жена с детства привыкли жить в одинаковых условиях и верить в одно и то же. А без этого оно неизбежно обречено на неудачу.

– Нет! Оставь меня в покое!

И я выбежала вон из комнаты, чтобы не расплакаться при маме. Почему она не хочет понять, что я чувствую? Я была вне себя от отчаяния и, ногой распахнув дверь, бросилась поперек кровати.

Спрятав лицо в подушке, я плакала, пока у меня не заболело горло и не распухли глаза. Заснула я в слезах. И всю ночь ворочалась с боку на бок.

Проснулась я еще до первых лучей солнца и сразу же убежала к реке. Было холодно и тихо. Земля покрылась тонким слоем инея, и изо рта у меня вырывались облачка пара, но удивительная чистота раннего утра подействовала на меня умиротворяюще.

Нелли прижала уши и напрягла спину, когда я, укрепив на ней холодное седло, хотела было вскочить на нее. Даже моя лошадь была против меня. Я разозлилась и ударила ее пятками, после чего она, жалостливо оглядываясь на ячмень, послушно потрусила к реке.

Я надела теплое пальто и шерстяную шаль, но все равно дрожала от холода так, что у меня зуб на зуб не попадал. Тень уже ждал меня, и я поняла, что он, завернувшись в шкуру бизона, провел ночь под «нашим» деревом.

– Ты плакала, – сказал он, когда я спешилась. – Досталось после моего ухода?

– Нет, – солгала я.

– Анна, зачем говорить неправду? – ласково попенял он мне. – Я же предупреждал тебя, что мне лучше держаться подальше.

– Пожалуйста, не ругай меня, – попросила я. – Того, что было вчера, мне хватит до конца жизни.

– Ты замерзла. Иди, я тебя согрею.

Он расстелил шкуру под деревом, усадил меня рядом с собой и накрыл нас обоих этой шкурой. Сидеть так было наслаждением, и я протянула ему губы для поцелуя, желая только одного, чтобы он крепко обнял меня и успокоил ласковым прикосновением. Как всегда, я чуть не задохнулась от счастья и не хотела отрываться от него, но Тень отстранил меня, и я беспокойно посмотрела на него.

– Что-нибудь не так? – спросила я дрожащим голосом.

– Анна, ты должна уговорить отца уехать из долины. Будет война. Она будет если не в этом году, то в следующем.

– Какое это имеет отношение к нам?

– Имеет. Если мой народ будет воевать, я тоже буду воевать. Но я не хочу воевать с твоими родителями. Я не хочу, чтобы кого-нибудь убили.

Мысль, что мы можем погибнуть, до сих пор не приходила мне в голову. Война, так же как все разговоры о ней, казалась мне далекой и нереальной, словно она должна была случиться где-то на другом краю земли. Даже когда сожгли дом Генри, моих чувств это особенно не задело. Никто не пострадал, да я и не была с ними толком знакома. Обыкновенная семейная пара с детьми, которая время от времени заходила в наш магазин.

– Может быть, войны не будет, – довольно бодро проговорила я. – Но даже если будет, зачем твоему народу обижать нас? Раньше ведь нас не трогали.

– Теперь не то, что раньше. – Тень был серьезен как никогда. – Охотники убивают бизонов ради шкур, а мясо оставляют гнить на солнце. Мой народ не может выжить без бизонов. К тому же этим летом еще десять семей построили дома в южной части долины. Скоро приедут еще десять и еще десять. Охотники – это беда, но поселенцы – беда пострашнее. Они являются сюда со своими семьями и со скотом и огораживают землю. Мы должны остановить их, пока это еще возможно.

«Мы должны остановить их, пока это еще возможно…» От этих слов у меня мурашки побежали по спине, и все же я его понимала. С каждым днем у нас прибывало народу, и, считая десять семей, о которых упомянул Тень, сейчас в Медвежьей долине жило всего семнадцать семей. Здесь уже построили церковь и даже школу. Шарлотта Браун, мать Пола, была настоящей учительницей. А Чарли Бейли, отец Лусинды, поговаривал о строительстве отеля. Фрэнк Фитч собирался открыть салун, хотя сомнительно было, чтобы жительницы долины ему это позволили.

Мы обустраивались. В этом не приходилось сомневаться, и я понимала, чем обеспокоены индейцы. В замешательстве я поглядела на Тень и виновато поймала себя на том, что подумала, не был ли он среди индейцев, поджигавших дом Генри. Не в силах справиться со своими чувствами, я смотрела на белое орлиное перо у него в волосах и размышляла, что за врага он убил, чтобы получить его.

– Это был индеец, – проворчал Тень, словно читая мои мысли, и я вздохнула с облегчением.

Он долго смотрел мне в глаза, прежде чем тихо сказал:

– Я думаю, для нас обоих будет лучше, если мы перестанем встречаться. Наши отношения принесут всем лишь горе и разочарование.

– Ты говоришь как моя мама! – в отчаянии воскликнул я.

– Анна, твоя мама – мудрая женщина. Наверное, тебе надо прислушаться к ее совету.

– Жалко, что я не индианка, – мрачно проговорила я, и Тень одарил меня одной из своих нечастых улыбок.

– Тогда все было бы проще.

– А как бы ты ухаживал за мной, если бы я была индианкой? – спросила я. – Это было бы романтично?

– Наверное, – пожал он плечами. – Я как-то не думал.

– Ну так подумай, – настаивала я. – Ты бы приносил мне цветы и уводил гулять в лес?

– Не совсем так. Когда воин-шайен влюбляется в девушку, он вырезает дудочку, как правило, в виде птицы. Иногда он раскрашивает ее, чтобы она походила на фигурку коня, потому что у нас кони считаются самыми настойчивыми любовниками, которые всегда добиваются своего. По ночам воин играет на этой дудочке возле вигвама девушки. Каждая дудочка имеет свой неповторимый голос. Иногда воин идет за девушкой к реке и ждет там, не останется ли она одна.

– Звучит романтично, – сказала я и улыбнулась, вспомнив, что мы с Тенью все время встречались возле реки.

– Наверное. Но воину редко удается застать девушку одну. Наши матери не спускают со своих дочерей глаз, особенно если знают, что дочь стала предметом любви воина.

– Как же вы находите время побыть наедине?

– Это бывает по вечерам, когда девушки выходят из своих вигвамов, закутанные в большие красные одеяла. Если девушка отвечает воину любовью, она распахивает одеяло и укрывает их обоих.

– Тоже мне уединение, – скептически заметила я.

– Ты права. Зато у нас невесты очень редко оказываются беременными.

– Забавно, – сказала я и легонько стукнула его по руке. – Ну а если воин решает жениться? Что тогда?

– Отец воина отправляется на переговоры к семейству девушки. Если ее родители согласны, то воин приводит к ее вигваму сколько-то лошадей, желательно украденных. Это не столько знак любви, сколько знак того, что он сможет ее прокормить в будущем.

– Украденные лошади! Ужасно!

– На кражу лошадей наши люди смотрят немножко иначе, чем белые, – с усмешкой объяснил Тень. – Я знаю, что для белых это преступление, а для нас – искусство. Кстати, как правило, это бывает забавно. Так или иначе, если лошади приняты, мать девушки назначает день свадьбы.

– Невесту одевают в белое?

– Обычно да.

– И вы устраиваете праздник с музыкой и танцами?

– Нет. В день свадьбы невеста садится на одеяло и ее несут в вигвам свекра. Там она и остается. Многие пары живут с родителями, пока не накопят достаточно шкур для своего вигвама.

– …Тень, а если бы я была индианкой, ты бы украл для моего отца лошадей?

– Я бы отдал твоему отцу весь свой табун, – без тени улыбки проговорил Тень. – Но ты не индианка, и, думаю, твой отец скорее захочет увидеть тебя мертвой, чем моей женой.

– А я убегу!

– Нет, Анна.

Я знала, что он так скажет. Тень был гордым и честным, и ни за что не позволил бы мне нарушить волю моего отца. Он не мог взять меня без его согласия. А папа никогда не согласится.

И все же Тень желал меня. Я это знала и бесстыдно прижалась к нему, потому что у меня в голове появилась одна мысль…

– Почему ты не вернулся домой вчера вечером? – спросила я, гладя ладошкой его щеку.

– Потому что знал, что понадоблюсь тебе сегодня утром, – с горечью проговорил он.

– Ты всегда знаешь, о чем я думаю и что собираюсь сделать, – не без кокетства прошептала я. – Это нечестно.

– Я и сейчас знаю, о чем ты думаешь, – сказал Тень, криво усмехаясь. – Ничего у тебя не выйдет.

– Ты меня не хочешь? – прошептала я и прижалась грудью к голой груди Тени.

– Послушай, Анна…

– Я тебя люблю. – С этими словами я властно притянула к себе его голову и страстно поцеловала в губы.

По правде сказать, я не была готова к тому, что Тень отзовется на мой призыв. В неожиданном порыве он прижал меня к себе и покрыл лицо и шею жгучими поцелуями. Внутри меня разгорался пожар, говоривший о том, что время игрушек миновало. Черные глаза Тени загорелись огнем, когда он принялся ласкать мое тело в тех местах, до которых до сей поры не смел прикоснуться. Я тяжело и прерывисто дышала, и еще меня била дрожь желания и восторга, каких я никогда не знала и о каких не имела ни малейшего понятия. Тень тоже тяжело дышал, сжимая меня в своих стальных объятиях, и я с удивлением обнаружила, что он тоже дрожит.

Неожиданно он отпрянул от меня.

– Нет, Анна, – срывающимся голосом проговорил он.

– Почему нет? – крикнула я, до глубины души обиженная его отказом. – Ты же меня хочешь! Я знаю, что хочешь!

Он это не отрицал, а я упивалась своей властью над ним. Помедлив немного, я взяла его руку и положила на свое рвущееся из груди сердце.

– Я тебя люблю, – горячо зашептала я. – Я хочу быть твоей женщиной, твоей женой.

– Анна, пожалуйста, – взмолился он. – Я ведь не железный.

– Докажи, – потребовала я и снова прижалась к нему.

Издав звериный крик и признавая свое поражение, Тень обвил меня руками и так крепко обнял, что чуть не переломал мне все кости. Его поцелуи были долгими и страстными, и я поняла, что одержала над ним верх. Больше он не повернется ко мне спиной.

Он наклонился надо мной, и я в первый раз в жизни увидела совершенно голого мужчину, возбужденного к тому же моими ласками. И я испугалась.

– Нет, – прошептала я, отталкивая его. – Нет! Но было уже слишком поздно, и я, же желая того, вся затрепетала, когда Тень соединился со мной. Острая боль пронзила мое тело, и я закричала, а Тень застонал и замер.

– Ты сделал мне больно! – пожаловалась я ему. – Никто мне не говорил, что будет больно.

– Больше не будет, – пообещал он, проникая в меня еще глубже и пробуждая во мне ощущения, о каких я понятия не имела.

Когда я наконец открыла глаза, то подивилась, что на земле все осталось, как прежде, что трава все такая же зеленая, а небо голубое, а я-то думала, и трава и деревья сгорят от огненной страсти, соединившей меня и Тень. Вздохнув, я опять закрыла глаза и покрепче обняла Тень, ибо ничего и никого не было на свете, кроме нас двоих и нашей любви. Я готова была до конца своих дней лежать в его объятиях и не смела произнести ни слова, чтобы не разрушить колдовские чары наслаждения и покоя.

Тень сел и вздохнул, тоже, вероятно, без всякой охоты нарушая воцарившуюся тишину.

– Анна, прости меня, – прошептал он.

– За что? Я тоже этого хотела.

Глаза Тени смеялись, когда он не без насмешки над собой заявил:

– Полагаю, теперь я как порядочный человек должен на тебе жениться. Ты ведь этого добивалась. Ты хотела заставить меня жениться, соблазнив сначала своим телом?

– Правильно, – с радостью призналась я и вновь уютно устроилась в его объятиях.

– Ты думаешь, это честно – соблазнять меня наслаждением, против которого я не могу устоять?

– На войне и в любви все честно, – пожала я плечами.

Тень едва заметно улыбнулся.

– Завтра я приду за тобой, – пообещал он.

Я улыбалась все время, пока натягивала на себя платье и пальто. Мы поженимся. Никто не сможет нам помешать.

Сияя от счастья, я подставила ему губы для прощального поцелуя.

– До завтра, – шепнула я и помчалась домой, зная, что Тень не сводит с меня глаз.