"Забытые страницы истории. Книга гипотез" - читать интересную книгу автора (Горбовский Александр Альфредович)

ВОИНЫ-ЖЕНЩИНЫ И ЖЕНСКИЕ ЦАРСТВА

     По следам амазонок
     В поисках царства женщин
     Женщины, не признавшие власти мужчин
     Мир без мужчин

ТРОПОЙ КЛАДОИСКАТЕЛЕЙ И АЛХИМИКОВ

     В поисках Эльдорадо
     Путь на север
     Охотники за сокровищами
     Золото алхимиков

ПОТЕРЯННЫЕ ЗНАНИЯ

     Сожженное прошлое
     Потерянные и забытые знания
     Механический человек
     Ложь в истории

     Сейчас в науке много говорят о междисциплинарном знании, знании,
лежащем на стыке разных наук.  Очевидно, подобные же области есть и в
литературе.  Пример — то,  что вы прочтете  на  этих  страницах.  Это
литература,  находящаяся в прямом соприкосновении с историей,  как бы
накладывающаяся на  нее,  весьма  оригинальный  в  литературном  и  в
научном  отношении  поиск  необычного  в истории,  если позволено так
сказать — исторической экзотики,  которая бросает неожиданный свет на
события и эпохи.
     Авторы строят  свой  остросюжетный  рассказ  на  базе  обширного
фактологического  материала.  Действие  происходит  в разные века и в
разных концах земли. О разных судьбах, лицах и предметах пойдет здесь
речь:   об   амазонках,  женщинах-воительницах,  о  кладоискателях  и
алхимиках, о правде и лжи в истории.
     Наше отношение к информации является тем более заинтересованным,
чем больше знания  о  неизведанном  она  содержит.  Среди  того,  что
изложено здесь, о многом вы узнаете впервые. Само собой, обращаться к
малоизвестным и неведомым областям — занятие  куда  более  трудное  и
неблагодарное,  чем  пересказ  хорошо  известных  и  привычных истин.
Трудность не только в том,  что многое действительно неизвестно, но и
в  том,  что  даже о более или менее известном имеются противоречивые
данные,  взаимоисключающие мнения  специалистов.  В  истории  нередко
бывает  так,  что разные источники дают совершенно разные сведения об
одних и тех же событиях или исторических личностях.  Это же относится
к  написанию  ряда  исторических  имен,  географических  названий,  к
хронологии.  Вот  почему   жанр,   который   избрали   авторы,   жанр
литературного   повествования,  очевидно,  единственно  возможный,  в
котором сегодня можно говорить о предметах, затронутых ими.
     Перед вами литературное произведение, и, хотя в основе его лежит
фактологический материал,  оно не является  ни  сводом  окончательных
истин,  ни кодексом бесповоротных суждений.  Авторы сами неоднократно
оговаривают  это  в  тексте.  Мне  представляется  нелишним  еще  раз
напомнить об этом читателям.
                                              Доктор философских наук
                                                      Ф. М. Бурлацкий

     В  конце семидесятых годов XIX века на одной из лондонских улиц часто
можно было видеть седеющего человека в мундире офицера в отставке. Военная
пенсия давала ему достаточно досуга,  и досуг этот, так же, впрочем, как и
шиллинги,  выдаваемые ему ежемесячно Военным адмиралтейством,  Джеймс Грей
посвящал  окрестным тавернам.  Но  друзья-трактирщики,  да  и  сам  хозяин
гостиницы,  где  вот  уже  который год жил Джеймс Грей,  ценили отчаянного
рубаку не только за умение пить и  не за медали и  знаки отличия,  которые
сверкали на его красном с голубыми отворотами офицерском сюртуке. Конечно,
Джеймс Грей пить любил,  но он умел быть бережливым,  не залезал в долги и
всегда платил по  счетам.  Следовательно,  в  добавление к  своему бравому
прошлому он  обладал еще и  всем перечнем качеств «истинного джентльмена»,
как понимали это обитатели окрестных улиц.  Поэтому,  когда он  приходил в
трактир  и,  раскурив  свою  неизменную глиняную трубку,  хриплым  голосом
требовал эля  или  имбирного пива,  хозяин сам  спешил исполнить поручение
уважаемого гостя.
     Кому  из  знавших Джеймса могло прийти в  голову,  что  это  женщина?
Настоящее ее  имя было Ханнаб Снелл.  Она родилась в  небольшом английском
городке Ворчестере,  там же и вышла замуж.  Но, видно, тогда уже отчаянный
характер ее и воинственность давали себя знать.  Во всяком случае,  муж ее
счел за  лучшее бежать от  семейных баталий,  предпочтя им настоящие бои и
походы.  Он поступил в армию и вскоре отправился со своим полком в одну из
отдаленных английских колоний за  океан.  Однако он  явно  недооценил свою
супругу. Роль покинутой женщины была не для нее.
     В лондонском пригороде в одной из меблированных комнат она облачается
в  мужской наряд.  Оставив здесь вместе с  платьем и  шляпкой свое женское
прошлое и  само имя,  по  шаткой лестнице через черный ход  выбирается она
сначала на  темный двор,  потом в  переулок.  Ей  кажется,  что все должны
оглядываться на нее,  показывать пальцем. Но никому из редких прохожих нет
дела до спешащего куда-то человека.
     В  тот же вечер она пришла на вербовочный пункт и  назвалась Джеймсом
Греем.  Новобранец был занесен в список, получил полгинеи в счет жалованья
и в сопровождении сержанта направился в казарму. Через пару недель полк, в
который  поступила  она,  промаршировав  по  утренним  лондонским  улицам,
оказался в  районе порта.  Здесь  ждали  их  корабли,  которые должны были
доставить солдат  в  Ост-Индию.  Так  началась  военная  карьера  рядового
Джеймса Грея в войсках ее величества.
     Несколько лет  Ханнаб Снелл разыскивала беглеца-мужа,  кочуя вместе с
полком с  места на место,  участвуя в  походах и битвах.  За это время она
вжилась в  свою  роль,  и  воинская жизнь пришлась настолько по  душе этой
решительной женщине, что она так и не смогла уже покинуть полк. Тем более,
что начальство ценило Джеймса Грея, особенно за храбрость.
     Случай этот не единственный. В 1968 году, в день открытия Олимпиады в
Мехико,  на почетной трибуне среди избранных гостей находился мексиканский
генерал  Ости Мело.  Однако  не  только  военные  заслуги привели  его  на
почетную трибуну.  И даже не возраст,  делавший Ости Мело, наверное, самым
старым генералом в мире —  ему исполнилось тогда 112 лет. Главное было то,
что  генерал этот  был  женщиной.  Подобно Ханнаб Снелл,  когда-то  еще  в
юности,  Ости Мело,  надев мужское платье, отправилась на войну. В течение
всей ее  военной карьеры ни  у  кого из  видевших ее в  боях и  походах не
возникло даже подозрения, что этот храбрый и испытанный воин — женщина.
     История знает немало  фактов,  когда  женщинам  приходилось  надевать
мужской  наряд  и  участвовать  в  войнах.  Прежде  всего  приходит на ум,
конечно,  наша  соотечественница   «кавалерист-девица»   Надежда   Дурова.
Участвуя в самых кровопролитных сражениях, эти женщины удивляли всех своим
бесстрашием,  и только  какой-нибудь  нелепый  случай  выдавал  иногда  их
маскарад.
     О том,  что женщины могут быть бесстрашными воинами,  хорошо знали на
Востоке.  Личная стража многих восточных монархов состояла из женщин. «Как
только царь встанет,  пусть он  будет окружен отрядами женщин с  луками» —
читаем  мы  в  древнеиндийском  сочинении  «Артхашастра».  Именно  женская
гвардия  охраняла индийского императора Ашоку.  А  в  Африке  обычай  этот
бытовал вплоть до конца прошлого века.
     Эта   воинственность   женщин,   казалось   бы,   плохо   вяжется   с
установившимся представлением о них как о существах слабых.  Впрочем, если
обратиться к истории,  то можно вспомнить, что женщины нередко выступали в
роли воинов. Об этом сохранилось немало преданий. Особенно о тех женщинах,
которые  были  профессиональными  воительницами,   —  об  амазонках.  «Эти
женщины,  — писал о них древнегреческий историк Диодор Сицилийский, — жили
на  границах  обитаемого мира.  Их  мужчины  проводили дни  в  хлопотах по
домашнему  хозяйству,  выполняя  распоряжения своих  жен-амазонок,  но  не
участвуя в военных кампаниях или управлении как свободные граждане.  Когда
рождались дети,  заботы о них поручали мужчинам,  которые выращивали их на
молоке и жидкой пище».
     Видимо, на  полях  битв  и  встретились  эти два мира — нарождавшийся
античный и удалявшийся,  почти ушедший в прошлое мир,  где  господствовали
женщины. Амазонкам приписывают участие в Троянской войне, вторжение вместе
с киммерийцами в Малую Азию и, наконец, поход в Аттику и осаду Афин.
     Появление амазонок под  стенами Афин  связано с  именем  Тесея,  сына
афинского царя  Эгея и  трезенской царевны Эфры.  Века окружили имя  Тесея
легендой,  однако когда-то он считался историческим лицом, и его биографию
можно найти среди «Жизнеописаний» Плутарха.  Там  имя Тесея стоит в  одном
ряду с такими, как Демосфен, Цицерон и Юлий Цезарь.
     Тесей,   повествует  Плутарх,  плавал  к  берегам  Понта  Эвксинского
(Черного моря).  Оказавшись у  побережья страны амазонок,  он пригласил их
царицу, Антиопу, к себе на корабль.
     — Место,  где ты стоишь сейчас,  о  прекрасная,  —  говорил Тесей,  —
называется палуба. Идем, я покажу тебе внутренние покои...
     Море  было  спокойно,  опытные гребцы бесшумно погружали и  поднимали
весла,  и полоса воды между берегом и кораблем становилась все шире. Когда
стоявшие на берегу амазонки заметили предательство коварных греков, царица
уже не  могла слышать их криков.  К  тому же музыканты,  предусмотрительно
взятые  на   борт  хитроумным  Тесеем,   не  жалели  ни  себя,   ни  своих
инструментов. А когда Антиопа поднялась наконец на палубу, со всех сторон,
куда бы ни глянула она, было только море.
     История не донесла до нас, что сказала царица, увидев, что влюбленный
Тесей  обманом  похитил  ее.  Но  легенда  утверждает,  что  она  полюбила
мужественного Тесея и стала его женой.
     Между тем верные своей повелительнице амазонки отправились по  суше в
далекую Грецию,  чтобы освободить ее.  И  настал день,  когда их передовые
отряды стали видны с  афинских крепостных стен.  Антиопа сражалась рядом с
Тесеем против своих бывших подданных. Увидев ее на стороне врага, амазонки
разразились  воплями  ярости.   Теперь  они  еще  больше  хотели  победить
вероломных греков.  Но  уже не для того,  чтобы освободить свою царицу,  а
чтобы   покарать  ее   за   предательство.   Целых  четыре  месяца  ярость
воинственных женщин  бушевала под  стенами  и  на  улицах  столицы.  Самое
большое  сражение  произошло у  Акрополя.  Только  когда  военное  счастье
отвернулось,  казалось,  от  амазонок,  грекам  удалось  заключить с  ними
перемирие, и те отправились обратно к себе в Причерноморье.
     Место, в  котором  были  похоронены  погибшие  амазонки,  сохранялось
многие века после этого, и до нас дошло его название — Амазоний. «Гробницу
амазонок,  —  завершает свое повествование Плутарх,  — показывают у себя и
мегаряне по дороге от площади к так называемому Русу,  где стоит  Ромбоид.
Сообщают  также,  что иные амазонки скончались близ Херонеи и были преданы
земле  на  берегу  ручья,  который   когда-то,   по-видимому,   именовался
Термодонтом,   а  теперь  носит  название  Гемона.  Об  этом  говорится  в
жизнеописании Демосфена. Кажется, что и Фессалию амазонки пересекли не без
трудностей: их могилы еще и ныне показывают в Скотуссее, близ Киноскефал».
     Туристы,  приезжающие в  Грецию  сегодня,  могут  видеть на  северной
стороне Парфенона барельефы,  изображающие бородатых воинов,  отбивающихся
от  вооруженных всадниц.  Это  память об  амазонках,  некогда штурмовавших
Афины.
     Не  только  Плутарх,  но  и  другие  древнегреческие историки  местом
обитания  амазонок  называют побережье Черного  моря,  Крым  и  Кавказ.  О
кавказских амазонках писал Страбон. Самые ловкие и сильные, по его словам,
посвящают себя войне и  охоте.  Чтобы без помехи натягивать лук и  бросать
копье,  они выжигают себе одну грудь.  Каждый год,  весной, в течение двух
месяцев они встречаются на горе с  мужчинами соседних племен.  Если у  них
родится девочка,  амазонки оставляют ее у  себя.  Мальчиков они отправляют
отцам.
     Уже в близкое к нам время лейб-медик Петра I Готлиб Шобер, побывав на
Кавказе,  привез оттуда любопытные вести.  На ассамблеях, устраиваемых при
дворе,  его  снова  и  снова  просили повторить свой  рассказ.  По  словам
армянских и татарских купцов,  и в ту пору в горах жили «женские племена»,
остатки  античных  амазонок.  Эти  женщины  господствовали над  мужчинами,
которым отводилась только самая черная работа по хозяйству.  Они запрещали
мужчинам даже прикасаться к оружию, но в совершенстве владели им сами.
     Следы амазонок можно отыскать,  однако,  не только в  текстах древних
авторов  и  в  записях  более  поздних лет.  Сейчас  есть  и  материальные
свидетельства того, что они были. На Кавказе, в Северном Причерноморье и в
других местах найдены захоронения амазонок древности.  Рядом  с  бусами на
истлевшей нити  лежали боевые ножи,  щиты  и  доспехи —  то,  что  служило
воительницам в этом мире и должно было сопровождать их на пути в иной мир.
Вместе с оружием часто обнаруживают и остатки сбруи:  разве амазонка может
быть без коня?
     Эти  находки уже перестали быть сенсацией.  С  каждым годом археологи
находят все новые следы женщин-воительниц.
     В  1933 году  в  Сахаре  были  открыты  знаменитые фрески  Тассилина.
Руководитель ряда экспедиций  А. Лот рассказывает о  том,  как на одной из
фресок,   изображавшей  военную  сцену,   его  внимание  привлекли  воины,
вооруженные луками.  «К моему великому изумлению, — пишет Лот, — эти воины
оказались женщинами,  и  к  тому же  с  одной грудью!  Мы  еще  никогда не
встречали  женщин-лучников.   Это  открытие  обогатило  наши  сведения  об
удивительных людях скотоводческого периода.  Но почему одна грудь? Что это
— условность изображения или результат ампутации?  Невольно приходят на ум
амазонки  последнего  короля  Дагомеи,  кровожадные женщины,  составлявшие
охрану царя чернокожих,  которые шли на удаление правой груди, мешавшей им
при натягивании тетивы».
     Столь  поразительно  смыкаются  прошлое  и  настоящее,  свидетельства
древних  о   женщинах-воинах  и  то,   что  застал  в  Дагомее  английский
путешественник еще в прошлом веке.  В записях  Дж. Дункана говорится,  что
опору королевского трона составляет там  женская гвардия.  Десять отборных
полков этой гвардии,  каждый по шестьсот человек, внушали должное почтение
подданным короля и ужас соседним королевствам. В гвардию принимали девушек
от пятнадцати до девятнадцати лет.
     В сражениях нередко принимали участие также женщины-телохранительницы
короля,  их  называли «супруги пантеры»,  и  даже престарелые родственницы
королевской семьи —  «матери пантеры».  Страх перед ними был  столь велик,
что закаленные воины,  выстроившиеся для битвы,  нередко разбегались, едва
заслышав леденящие кровь воинственные завывания женщин.
     Один из путешественников,  побывавших в то время в Дагомее, следующим
образом  описывает  парад  женской  гвардии:   «...Здесь  же   было   4000
женщин-воинов  —  4000  черных  женщин  Дагомеи,  личных  телохранительниц
монарха.  Они стоят неподвижно,  сжимая в  одной руке ружье,  а  в  другой
тесак,   готовые   броситься  в   атаку   по   первому  же   знаку   своей
предводительницы.   Молодые  и   старые,   уродливые  и  прекрасные,   они
представляют собой незабываемую картину. Они так же мускулисты, как черные
мужчины-воины, так же дисциплинированны и сдержанны и стоят рядами, такими
ровными, как если бы их выравнивали по шнурку».
     Французские юноши,  учившие  когда-то  античную историю  в  гимназиях
Бордо,  Гренобля или Парижа,  — могли ли они подумать, что когда-нибудь им
придется  встретиться в  боях  с  настоящими  амазонками?!  Именно  это  и
произошло,  когда  в  конце прошлого века  французские колониальные войска
попытались захватить  Дагомею.  Целых  четыре  года  французские батальоны
тщетно старались сломить яростное сопротивление женщин-воинов.
     Судя по  всему,  амазонки Дагомеи не были исключением.  Португальский
путешественник Дуарте Лопес,  вернувшись в  Европу,  рассказывал о женских
батальонах конголезского короля.  Они жили совершенно одни на пожалованных
им землях, время от времени выбирая мужей по своему желанию. Как только те
надоедали,  без особых сожалений женщины отправляли их обратно. Так же как
и античные амазонки, они оставляли у себя девочек, а мальчиков, родившихся
от такого брака, отдавали отцам.
     В 1621 году  в  составе  посольства,  направлявшегося в Эфиопию,  был
португальский монах Франциско Альварес.  По его словам, на границе царства
Дамут и Гоража обитали женщины-воительницы.  «Эти женщины,  — писал он,  —
храбрые и отличные воины.  Они искусные стрелки из лука. Мужья этих женщин
не являются воинами, потому что женщины не разрешают им владеть оружием».
     Причерноморье и  Африка были не  единственным прибежищем последних из
амазонок. О каком-то «народе женщин», обитавшем в северных районах Европы,
писал   Тацит.   Историограф   Карла  Великого   Павел   Дьякон   упоминал
воительниц-амазонок в  своей  «Истории лангобардов».  Во время продвижения
лангобардов на юг амазонки преградили воинам путь через реку. Только после
единоборства  одной  из  амазонок  с вождем лангобардов амазонки вынуждены
были пропустить их.  «От некоторых людей,  — заключает Павел Дьякон,  —  я
слыхал, что народ этих женщин существует по сегодняшний день».
     О   каком  же  «народе  женщин»  писал  историограф  Карла  Великого?
Оказывается,  именно тогда,  в  VIII веке,  на  территории Чехии  возникла
своего рода вольница, нечто вроде Запорожской сечи, с той только разницей,
что  состояла  она  из  женщин.  Воинственно  настроенные женщины  подняли
восстание и объединились в отряды,  наводившие страх на окрестных жителей.
Время от  времени они  совершали лихие набеги,  захватывая в  плен мужчин,
обращая их в рабство. Резиденцией этих амазонок был «Замок девственниц» на
горе Видолве.  Целых восемь лет женщины со своей предводительницей Властой
отвергали все предложения о мире князя Пржемысла.
     Как-то  случилось так,  что  в  тех  местах проходил с  войском некий
герцог.  Герцог был храбр и презирал благоразумие.  Напрасно предупреждали
его и  советовали обойти эти края стороной.  Он  счел,  что бояться женщин
недостойно рыцаря.  Герцог раскаялся в  этом,  когда лучшие из  его воинов
оказались убитыми женщинами-воительницами,  внезапно напавшими на  один из
его отрядов. Но теперь герцог тем более не мог отступить. Быть побежденным
стыдно, но тем постыднее быть побежденным женщинами! Рыцари, бывшие с ним,
не хуже герцога понимали это.  Они предпочли бы скорее умереть,  чем стать
посмешищем в глазах всех, кто знал их. Войско герцога осадило замок.
     За  все  годы,  что  женщины владычествовали над окружающей равниной,
такого не случалось ни разу. Нападающей стороной обычно были они. Замок не
был готов к обороне, запасы продовольствия и воды стали вскоре подходить к
концу.
     Шла  пятая  неделя  осады,  когда  натиск  нападающих стал  почему-то
ослабевать,  и наконец стычки почти совсем прекратились.  Может,  герцог и
его люди решили отступиться и уйти?
     На  рассвете серебряный звук  сигнальной трубы  прозвучал у  северной
стены замка.  Два всадника были видны в  раннем утреннем свете:  горнист с
белым  флагом и  оруженосец.  Оруженосец держал над  головой большой белый
конверт с личной печатью герцога.  Это был ультиматум. Женщинам предлагали
не  мир им предлагали капитуляцию.  В  случае согласия их ждала не смерть,
даже не  позорный плен —  они вольны были удалиться в  любой из  окрестных
монастырей,   чтобы  молитвой  и   послушанием  искупить  свои  насилия  и
злодейства.
     Власта размышляла недолго.  Срок  ультиматума еще  не  истек,  как  с
крепостных стен были сброшены два десятка обезглавленных пленных, все, кто
оказался в  замке.  Ворота замка распахнулись,  и  всадницы устремились на
осаждавших.  Женщины яростно сражались,  пока последняя из  них не пала на
копья солдат.
     Герцогу  досталась  сомнительная  слава  победителя  женщин.   Трудно
сказать, было ли это лучше дурной славы побежденного женщинами.
     Однако история европейских амазонок не  кончается на этом.  Через два
века о  каком-то «городе женщин» писал арабский ученый Абу-Обейд аль Бакри
(1040 — 1094):  «На  запад  от  русов находится город женщин,  они владеют
землями и  невольниками...  Они  ездят верхом,  лично выступают в  войне и
отличаются смелостью и храбростью».
     Что же касается чешских амазонок,  то блистательная победа герцога не
положила конец воинственности женщин в  этих  краях.  Шесть  веков  спустя
подобную  же  общину  женщин-воительниц  застал  в  Чехии итальянский поэт
Сильвио Пикколомини (1405 — 1464), ставший позднее папой Пием II. Согласно
его  рассказу,  женщины эти отличались необычайной храбростью.  В одном из
своих трудов будущий римский папа посвятил женщинам-амазонкам целую главу.
Он  писал,  что  чешские  амазонки  осуществляли  в отношении своих мужчин
свирепую диктатуру.

     В  истории человечества был  период  Великих географических открытий,
когда люди открывали мир,  в котором они живут: земной шар. Разные причины
и обстоятельства побуждали их делать это.  Одни искали пряности,  другие —
сокровища,  третьи мечтали оставить на карте свое имя.  Но в  перечне этих
причин есть  одна,  представляющаяся довольно странной.  Речь идет о  тех,
кто,  отправляясь в далекое и опасное путешествие,  ожидал найти амазонок,
легендарное  царство,   где  жили  одни  женщины.  Надеясь  на  встречу  с
прелестными амазонками,  о  свирепости которых не  могли не  слышать,  они
покидали собственных жен и возлюбленных, нередко навсегда.
     Впервые об экспедиции,  отправившейся на поиски амазонок, упоминается
в сочинениях арабского автора Ибрахима ибн-Вашифшаха, жившего в VIII веке.
Он  рассказывает  о  некоем  острове  женщин,  расположенном  «на  границе
китайского моря». «Однажды, — пишет ибн-Вашиф, — к ним попал один мужчина.
Они хотели его убить,  но одна из женщин сжалилась, посадила его на бревно
и  пустила в  море.  Волны  и  ветер  отнесли его  к  Китаю.  Он  явился к
китайскому царю и рассказал об этом острове. Царь послал на поиски острова
корабли, но трехлетние розыски остались безрезультатными».
     Когда  была  открыта  Америка,  среди  прочих  удивительных вещей,  о
которых услышали здесь европейцы, были рассказы об амазонках. Извилистыми,
сложными путями сведения эти достигли Парижа, Лондона, Лиссабона.
     В  1612 году пиратский капер напал в Ла-Манше на французский парусный
корабль и  захватил его.  Такое было  обычным делом в  те  времена.  Среди
пленников оказался индеец из Южной Америки, который довольно бегло говорил
по-французски.  Ценности с точки зрения выкупа он собою не представлял, и,
очевидно, поэтому пираты его не задержали. Вскоре ему удалось добраться до
Франции.  Имя  индейца было Капок,  он  был сыном вождя одного из  племен,
населявших территорию Бразилии.
     Во  Франции он разыскал замок в  Пуатоне и  сказал,  что хочет видеть
госпожу.  Маркиза поднесла к  глазам лорнет и  критически осмотрела его  с
головы до ног.
     — Вас прислал мой муж, маркиз де Россили?
     Да,  это  был  гонец  маркиза,  который  уже  много  лет  находился в
Бразилии.  Капок сообщил,  что муж ее  жив,  здоров и  передает ей  тысячи
приветов.  Однако Капок был не  только вестником,  но  и  подарком,  живым
экзотическим подарком из  далекой и  удивительной страны.  Правда,  живя в
замке, он не сразу понял это.
     Дни в поместье текли ровно и размеренно. Время от времени происходили
мелкие события —  сгорел амбар,  убежал молодой священник с прихожанкой...
Как-то большая свинья попала в старый крепостной ров,  и ее никак не могли
вытащить оттуда.  Маркиза приказала Капоку помочь слугам.  Сын вождя пожал
плечами и отвернулся. Взбешенная маркиза осыпала его бранью и упреками, но
Капок был невозмутим и,  казалось, не слышал ни одного слова. Вечером того
же дня, ни с кем не простившись, он покинул замок.
     Чувство  собственного достоинства и  гордость Капока  основывались не
только на том, что он был сыном вождя. В его жилах текла кровь легендарных
амазонок Южной Америки.
     Капок добрался до Парижа.  Он был один,  высокий, бронзовый человек в
этом огромном, чужом городе. Напрасно обивал он пороги сановников и важных
господ с  просьбой отправить его на  родину.  Никому не было дела до этого
человека и  до  судьбы,  забросившей его в  Париж.  Но велика сила случая.
Однажды  в  квартале  капуцинов  из  окна  кареты  его  окликнул  какой-то
господин.  Капок узнал его,  они обнялись.  Это был Жан де Мок,  в прошлом
лейтенант маркиза де Россили.  Он  хорошо  знал Капока и  его отца,  вождя
племени тупинамбас.
     Через несколько дней Капок получил аудиенцию у самого короля. Людовик
XIII и  придворные с  удивлением слушали его рассказ.  Оказывается,  племя
Капока соседствует с  областью,  где живут амазонки.  Каждый год,  весной,
амазонки приглашают мужчин этого племени к  себе.  Как и  амазонки Старого
Света,  американские амазонки оставляют девочек у  себя,  а  если  родится
мальчик — отсылают к отцу. Женщины племени тупинамбас настолько привыкли к
весеннему  отсутствию  своих  мужей,  что  относятся  к  этому  совершенно
спокойно и  даже радуются,  когда у них а семье появляется мальчик.  Таким
мальчиком, которого отец принес из страны амазонок, был и сам Капок.
     Жан де Мок,  который бывал в тех местах,  подтвердил рассказ. История
эта позабавила короля,  и  он велел наградить индейца деньгами.  Наверное,
после этого Капок вернулся к себе на родину.  Если так, то там его рассказ
о  земле  белых  людей  и  их  обычаях  должен  был  показаться  не  менее
фантастичным, чем то, что услышали от него Людовик и его придворные.
     Впрочем,  как и в Старом Свете, большинство рассказов об американских
амазонках  были  рассказами  о   войнах  и  сражениях  с  ними.   Один  из
древнемексиканских  кодексов  —   «Анналы   Кукулькана»  —   повествует  о
толтекском вожде,  который вел  упорную войну  с  амазонками.  Возглавляла
амазонок предводительница по имени Чалман, которая обнаженная сражалась во
главе своего женского войска.
     Это были долгие и  кровопролитные войны.  Исход и история их канули в
небытие,  лишь о немногих из них знаем мы сегодня. Когда испанцы вторглись
в  империю  инков,  старики рассказывали им  —  и  некоторые доверили этот
рассказ бумаге —  о войне,  которую вели между собой IX инка по имени Инти
Кусси Хуаллпа и королева амазонок Киллаго.
     Услышав,  что  на  восток от  Анд  якобы  живет  народ,  над  которым
властвуют  амазонки,  инка  отправился туда,  чтобы  положить  конец  этим
порядкам.  Война продолжалась целых два года.  Два года воины-инки гибли в
ущельях и болотах,  гибли под градом стрел, которыми осыпали их вездесущие
амазонки.  Но  всякий раз  после сражения инка отправлял на  родину гонца.
Гонец не имел права идти,  он мог только бежать.  И он бежал до места, где
уже  ждал его  другой,  которому он  передавал послание —  пучок веревок с
завязанными на них узелками.  Те,  кто в конце концов получал его,  читали
послание с такой же легкостью,  как мы печатные строки. Послания требовали
одного —  новых и  новых воинов.  И  они приходили.  Пробираясь по уступам
скал, через незнакомые перевалы чужой страны, они достигали наконец войска
своего повелителя.  Амазонкам неоткуда было ждать подкрепления,  и силы их
стали иссякать.  Наступил день, когда столица их была взята, сама королева
Киллаго оказалась в плену и была отправлена во дворец победителя.
     Но что делать с  пленной королевой?  Инка пытался быть галантным,  он
хотел развлечь ее.  Однако при виде танцоров или музыкантов она равнодушно
отворачивалась.  Инка  приказал  принести  из  сокровищницы  самые  редкие
диковинки —  зеркало  из  светлого  металла,  смотрясь в  которое  человек
становился то  уродливым,  то прекрасным,  цветы,  сделанные из тончайшего
золота,  серебряных  птиц  в  золотых  клетках  с  глазами  из  рубинов  и
изумрудов.  Птицы эти были как живые,  и казалось — вот-вот начнут клевать
зерна,  петь или хлопать крыльями.  Все эти сокровища инка велел сложить у
ног пленной королевы.  Но она, взглянув на своего царственного победителя,
презрительно рассмеялась.  Неужели он думает, что от женщины в ней больше,
чем от  королевы!  Растерянный инка приказал освободить пленную.  Королева
Киллаго вернулась в свою столицу.
     Вскоре инка получил торжественное приглашение посетить королеву в  ее
дворце.  В назначенный день блистательный кортеж подошел к воротам города.
Королева Киллаго сама выехала встречать его.  Знать,  народ приветствовали
своего  недавнего  врага,  и  ничто  не  говорило  о  том,  что  здесь  за
праздничными одеждами,  дружественными речами и веселой музыкой притаилось
предательство.
     Инка был очень оживлен и  весел,  и,  глядя на его лицо,  нельзя было
догадаться,  что ему все уже известно.  Так, под музыку и лживые заверения
во взаимной дружбе, шла эта игра, где ставкой была жизнь.
     Но вот,  возглавляя шествие,  королева Киллаго и  инка направились во
внутренние залы  дворца.  Инка был  предупрежден заранее,  где  его  ждала
ловушка.  Поэтому,  когда на одном из поворотов у самых его ног неожиданно
бесшумно  распахнулся глубокий  каменный  колодец,  он  сумел  удержаться,
ухватившись за  выступ стены.  Другой рукой он  изо  всех сил толкнул туда
королеву.  Падая вниз, она вскрикнула, и своды дворца в последний раз эхом
отозвались на голос своей повелительницы.
     К тому времени когда была открыта Америка, могуществу амазонок здесь,
очевидно,  уже приходил конец.  Но  тем не менее записи первых экспедиций,
воспоминания  конкистадоров  и  путешественников  изобилуют  сведениями  и
слухами об амазонках.
     Уже  во  время  своего первого путешествия Колумб узнал  от  индейцев
Антильских  островов  о  каком-то  острове,  населенном только  женщинами.
Колумб хотел  немедленно отправиться на  поиски этого острова.  По  словам
одного из  его  спутников,  «адмирал был  намерен захватить несколько этих
женщин с собой, чтобы показать Фердинанду и Изабелле».
     Вскоре    сообщение   об    острове   женщин   получило   неожиданное
подтверждение.  «Мы стали на  якорь возле одного из островов Гваделупы,  —
писал в  своем дневнике другой спутник Колумба.  —  Мы  отправили на берег
лодку с  людьми,  но,  прежде чем им удалось высадиться,  из леса выбежало
множество женщин в перьях и вооруженных луками.  Их вид выражал готовность
защищать свой остров».
     Колумб так  хотел  найти остров амазонок,  что,  поторопившись выдать
желаемое за  действительное,  назвал  группу  Малых  Антильских островов —
Виргинские острова (острова Дев).
     Это  название —  не  единственный след амазонок,  который можно найти
сегодня на карте Америки.  В средние века в Европе бытовала старокельтская
легенда  о  прекрасном острове,  населенном амазонками,  который находился
далеко  в  океане.  Остров  этот  назывался О'Бразиль (Счастливый остров).
Мечта  о  сказочном острове О'Бразиль властно звала искателей приключений.
То одна,  то другая каравелла, покинув порт, исчезала вдали, чтобы никогда
больше не вернуться обратно. Где-то за горизонтом терялся путь смельчаков,
оставалась тайна их поисков, радостей, разочарований и, вероятно, гибели.
     Но  еще решительнее,  чем капитаны,  отправлявшиеся на поиски острова
женщин,  были географы и составители карт.  Начиная с 1325 года призрачный
остров О'Бразиль внезапно появляется на  географических картах.  Временами
он  исчезает,  чтобы затем возникнуть снова.  Когда была  открыта Америка,
поиски этой страны перенеслись туда.  Так в  конце концов появилось хорошо
нам известное название Бразилия.  Правда, земля эта оказалась не островом,
населяют ее тоже,  как мы знаем,  не только девушки.  Но такова, наверное,
бывает участь мечты. Исполняясь, она перестает быть похожей на себя.
     Впрочем,  неудачи  не  разочаровывали искателей царства  женщин,  они
делали объект их  поисков лишь более желанным.  В  1519 году Эрнан Кортес,
отправляясь на  завоевание  Мексики,  получил  приказание губернатора Кубы
Диего Веласкеса  разыскать наконец царство амазонок.  Кортес послал одного
из своих помощников,  Кристобаля Олида, с большим отрядом на юг, туда, где
по  словам  индейцев,  лежала  страна  амазонок.  Очевидно,  в  Мадриде  с
нетерпением ожидали сведений  об  амазонках.  15 октября 1524 года  Кортес
сообщал в  своем  письме королю Испании  Карлу V:  «Нам  стало известно об
острове,  на котором живут только женщины без мужчин и который находится в
десяти днях от Колимы. Много людей из этой провинции побывали там и видели
их. Мне сообщали также, что остров богат жемчугом и золотом».
     Последние слова  письма  делают понятным,  почему так  возрос интерес
конкистадоров к  легендарному царству женщин.  Неуловимое царство амазонок
превратилось в своего рода Эльдорадо.
     Поиски амазонок составили целую  главу в  истории завоевания Америки.
Слухи  о  том,  что  амазонки  найдены,  приводили  в  смятение  испанские
гарнизоны.  Отчаянные головорезы захватывали корабли и  плыли на юг или на
север,  шли  пешком,  месяцами пробивались сквозь зеленую стену  джунглей.
Каждый хотел быть среди первых,  кто войдет в  страну несметных богатств и
прекрасных  женщин.  Подобно  миражу  в  пустыне,  призрачные амазонки  то
появляются перед глазами искателей сокровищ, то вдруг бесследно исчезают.
     В документах и письмах той эпохи сохранились многочисленные сообщения
о подобных экспедициях.  Четыреста с лишним лет назад,  26 июня 1530 года,
был  подписан королевский патент  на  присвоение герба  с  оружием некоему
Иерониму Лопесу.  Среди  перечня  подвигов доблестного идальго мы  находим
упоминание об  участии его в  походе к  побережью Южного океана «на поиски
амазонок».
     Руководитель одной из таких экспедиций,  соперник и  смертельный враг
Кортеса Нунья де Гусман  с  несколько преждевременным торжеством торопился
уведомить Карла V  о  том,  что он опередил всех и находится на расстоянии
десяти дней от страны амазонок.  «Говорят,  —  писал он, — что они богаты.
Жители той страны считают их богинями.  Они более белы, чем другие здешние
женщины, и вооружены стрелами и щитами».
     Колумб, Кортес, Писарро — три главные фигуры, которые называют, когда
говорят об  открытии и  завоевании Америки.  И  каждый из  троих  оказался
связан с поисками амазонок. Последний, Франсиско Писарро, послал для этого
в глубь континента своего брата Гонзало.
     В  день рождества 1538 года большой отряд испанцев во главе с Гонзало
покинул город Кито и  двинулся в  путь.  Впереди шли  проводники,  отчасти
соблазненные богатыми дарами,  но еще больше запуганные расправой, которую
испанцы учинили недавно над их сородичами.  И хотя белые пришельцы собрали
уже так много золота,  что порой не хватало ни носильщиков,  ни лам, чтобы
нести его,  жадность их  лишь  распалялась при  виде сокровищ и  гнала все
дальше  от  берега океана.  Где-то  там,  за  полосой тропических болот  и
пустынных плоскогорий,  лежало  богатое  пряностями и  золотом  загадочное
царство  женщин.  Туда  и  направлялись  340 испанцев верхом  на  конях  в
сопровождении 4000 пеших индейцев  и  многочисленного стада свиней и  лам.
Они  надеялись  вернуться скоро,  еще  до  наступления сезона  дождей,  но
увидели Кито только через три года.  И то далеко не все,  а лишь несколько
десятков уцелевших и  едва  живых оборванцев из  всей  этой  блистательной
кавалькады.
     Гонзало Писарро на  гнедом жеребце ехал чуть впереди остальных.  Если
только судьбе будет  угодно,  думал он,  он  отыщет и  области куда  более
богатые,  чем те,  что выпали на долю его брата.  И тогда уже не о нем,  а
наоборот,  о  его  брате  Франсиско будут говорить,  что  это  родной брат
великого Гонзало. Приятно было мечтать об этом ранним утром, мерно качаясь
в седле в такт верному ходу коня,  тем  более,  когда  будущее  сокрыто  и
завеса, отделяющая его, непроницаема.
     Несколько недель двигались они  среди однообразных плоскогорий,  едва
поросших редким кустарником. Постепенно растительности прибавлялось; кусты
становились все пышнее,  деревья все выше вздымали свои кроны,  испанцы не
заметили, как вступили в джунгли. Однажды им попалась дикорастущая корица.
Это был добрый знак. Но судьбе почему-то не было угодно явить свою милость
— корица больше не встречалась.
     Растянувшись длинной  цепочкой,  испанцы шли,  прорубая себе  путь  в
зарослях.  По ночам над лагерем кружили какие-то странные птицы, и крик их
был похож на крик смертельно раненного человека. Сбившиеся кучками индейцы
начинали шептаться и смолкали, едва видели, что к ним приближается белый.
     Как-то  утром дорогу им преградила пропасть.  Внизу чуть слышно ревел
белый от  пены поток.  К  счастью,  индейцы знали,  как  поступать в  этих
случаях.  Застучали топоры,  и огромное дерево повалилось через пропасть —
это был мост.  Но  первый же  испанец,  который попытался пройти по  нему,
дойдя  до  середины,   взглянул  вниз,  побледнел,  закачался  и,  потеряв
равновесие, соскользнул с бревна. Он даже не вскрикнул. Лошадям завязывали
глаза и переводили их под уздцы. Переправа длилась целый день.
     На  другой стороне их  ждал все  тот  же  зеленый ад,  сплошная стена
джунглей.  Время,  казалось,  остановилось, и, когда за деревьями блеснула
река,  один из притоков Амазонки,  они не знали уже,  радоваться этому или
проклинать судьбу. Гонзало приказал построить плоты. Несколько месяцев они
плыли по  реке,  ни  на  минуту не  оставляя весел,  иначе сильное течение
разбило бы  их  самодельную флотилию в  щепы.  Почти на каждой стоянке они
оставляли могилы с деревянными,  грубо сколоченными крестами.  Но никто не
жаловался,  никто не заговаривал о том, чтобы вернуться назад. Одна фраза,
один рефрен вел их вперед:  «Оро,  мучо оро» —  «Золото, много золота». По
утверждению  местных  индейцев,   где-то  впереди  лежала  земля,  богатая
золотом.
     Однажды  Гонзало  Писарро  приказал  одному  из   своих  лейтенантов,
Франсиско де Орельяне,  спуститься по течению на плоту с  частью солдат  и
раздобыть пищу для падавших от  голода испанцев.  Но когда Орельяна достиг
селения ниже по реке и нашел там продовольствие,  оказалось, что вернуться
против течения невозможно.
     По требованию своих спутников Орельяна решил не возвращаться.
     Обратный путь Писарро был также долог и мучителен.  Они  съели  своих
коней,  были  случаи людоедства.  Когда три года спустя несколько десятков
уцелевших испанцев вышли из джунглей и появились на улицах Кито, по словам
испанского летописца тех лет, «тела их были так истощены от голода, что их
можно было принять за мертвецов, вышедших с того света».
     А в  это время Орельяна спускался все дальше вниз по реке.  Он доплыл
до тех мест,  где поток этот вливался в большую реку,  которую он назвал в
свою честь Рио-Орельяна. Тамошние индейцы в один голос твердили Орельяне о
каких-то женщинах-воительницах — «коньяпуяра»,  как они именовали их.  Эти
женщины  якобы владели их страной,  и жители платили им дань.  Но пока это
были лишь слухи,  косвенные свидетельства, с которыми испанцам приходилось
сталкиваться и в других местах.
     Однако вскоре им довелось встретиться с  настоящими  амазонками.  Вот
что  писал впоследствии монах-доминиканец Гаспадре Карвахаль,  проделавший
весь  этот  путь  в  отряде  Орельяны:  «Известно,  что  индейцы  являются
подданными  амазонок  и  платят им дань.  Поэтому,  когда индейцы узнали о
нашем приближении...  они послали за их  помощью,  и  явилось  десять  или
двенадцать  женщин-амазонок,  которые  сражались  впереди  всех  и с такой
доблестью,  что индейцы не решались повернуться спиною к  нашим  солдатам,
потому что женщины убивали их своими дубинками,  и это было причиной того,
что индейцы защищались так упорно...  Эти  женщины  ходят  совершенно  без
одежды.  Они  обнаженные,  светлокожие  и  сильные.  Вооруженная  луком  и
стрелами, каждая из них стоит в бою десятка индейцев... Вождь индейцев, их
подданных  в этих местах,  отправил посланцев к королеве амазонок Конори с
просьбой о помощи, которую та и оказала».
     Испанцам  пришлось поспешно отступить.  Торопливо гребя,  под  градом
стрел они спустились вниз по реке.  Здесь их ждали новые беды. В первом же
месте,  где  они причалили,  автор отрывка,  приведенного выше,  был ранен
стрелой в глаз.
     Когда в конце концов уцелевшие участники этой экспедиции добрались до
Испании,  Карл  V  и  его  придворные  с  интересом  выслушали  повесть  о
злоключениях  Орельяны  и  его спутников.  О том,  что в трудную минуту он
покинул Гонзало Писарро,  было забыто.  Победителей  не  судят.  Ведь  это
Орельяна,  а  не  Писарро,  нашел  страну амазонок!  Орельяна сразу же был
назначен губернатором  открытых  им  земель.  Правда,  их  предстояло  еще
завоевать.  И  вот на четырех кораблях во главе четырехсот солдат Орельяна
отправляется на завоевание царства амазонок.
     На этом фактически завершается рассказ о  человеке по имени Орельяна.
Один  за  другим буря разбросала и  потопила его  корабли.  Выброшенные на
берег люди умирали от голода и болезней, экспедиция кончилась ничем.
     Спутники Гонзало Писарро не  простили Орельяне ни  предательства,  ни
тем более его славы.  Теперь, когда на Орельяну посыпались неудачи, в вину
ему  было  вменено и  то,  что  он  будто бы  выдумал рассказ о  встрече с
амазонками.
     Сообщение Орельяны вызвало горячие  споры  среди  его  современников.
Испанский  историк  XVI века  Франсиско Лопес де Гомара  писал,  что отчет
Орельяны «полон лжи».  Другие,  наоборот, с готовностью поверили Орельяне.
Начиная  с  этого времени,  прежнее имя самой крупной реки Южной Америки —
Мараньон — оказывается забытым. Название, которое дал ей Орельяна, тоже не
привилось.  Вместо  него  с  легкой  руки того же Орельяны появляется река
Амазонок, или просто Амазонка.
     После  сообщения Орельяны множество новых отрядов устремились по  его
следам.  Большинство из них не вернулись.  Другие возвратились с  полпути,
потерпев неудачу, потеряв большую часть людей и снаряжения.
     Еще  в  прошлом веке были исследователи,  которые надеялись разыскать
неуловимых американских амазонок.  В  70-х годах прошлого века французский
врач  и  путешественник  Жюль  Крево  в  бассейне  Амазонки  действительно
обнаружил деревню,  в  которой жили только женщины.  Их  возглавляла некая
искушенная в  жизни  матрона.  Однако  загадка  этих  амазонок разрешилась
прискорбно просто.  Они оказались женами,  отвергнутыми своими мужьями. По
распространенному там обычаю все жены,  которых постигала подобная участь,
селились в этой деревне.  «Я утратил,  —  заключил Крево,  — мои последние
иллюзии насчет легенды о прекрасных амазонках».

     Амазонки были  женщинами-воительницами,  с  мечом в  руке пытавшимися
вернуть себе былую власть и значение. Но, даже проиграв свои битвы, они не
хотели признать поражение.  Нередко там,  где отгремели сражения и мужчины
самодовольно торжествовали победу,  возникали тайные союзы женщин.  Союзы,
направленные против господства мужчин. И некоторые дожили до наших дней.
     В  Африке  в  настоящее время  существуют десятки  подобных  обществ:
«Ниенго» в Южном Камеруне,  «Лезиму» и другие.  Все они пользуются большой
властью и влиянием.
     По словам известного ученого-этнографа  Ю. Липса,  эти тайные женские
общества и  сейчас  в  отдельных районах «иногда захватывают в  свои  руки
законодательную  власть   и   держат   мужское   население  в   страхе   и
беспокойстве».
     Одно  из  самых  могущественных женских  тайных  обществ —  «Бунду» в
Нигерии.  Женщины, принадлежащие к его высшим рангам, красят руки и лицо в
белый  цвет  и  носят  одинаковые черные мантии.  «Эти  женщины,  —  пишет
исследователь, — обладают достаточной властью, чтобы наказать и даже убить
каждого мужчину, проникшего на их священную территорию».
     Другой  подобный  союз  женщин,  «Йевхе»,  существует  на  территории
сегодняшней Ганы.  Вступая в общество «Йевхе», девушка получает новое имя.
Каждый день  ее  обучают различным необходимым для  нее  навыкам —  пению,
плетению циновок,  —  и,  наконец,  в качестве предмета, завершающего курс
наук, преподается высокое искусство составления тайных ядов.
     Девушка может  посвятить свою  жизнь  этому  союзу и  добиться в  нем
значительного положения.  Но даже если девушка возвращается в семью отца и
впоследствии  выходит  замуж,   она   продолжает  оставаться  членом  этой
всесильной организации и  вправе рассчитывать на  ее помощь.  Например,  в
случае ссоры с  мужем она всегда может уйти в «Йевхе».  Этот союз способен
наказать ее мужа или заставить его заплатить внушительный штраф.
     Интересно,  что  каждая  девушка,  принятая в  «Йевхе»,  прежде всего
изучает тайный язык — агбунгбе. Пройдя своеобразный курс наук и вернувшись
домой,  она  целых четыре месяца должна разговаривать не  на  своем родном
языке, а лишь на тайном.
     Женские языки или женские диалекты есть и в других местах.  Например,
на  Мадагаскаре.  Там  существуют слова и  даже  выражения,  употребляемые
только  женщинами  в  общении  исключительно между  собой.  Точно  так  же
японское женское письмо еще совсем недавно можно было отличить от  текста,
написанного мужчиной.  Дело в том,  что женщины, главным образом в прошлом
веке,  чаще мужчин пользовались особой системой знаков — хирагана. Женское
письмо  отличается  и  синтаксически —  специфической системой  суффиксов,
местоимений и междометий.
     У  туарегов (Северная Африка) в  настоящее время также есть  различие
между мужским и женским письмом. Если мужчины пользуются арабским шрифтом,
то  среди  женщин  преимущественно распространено письмо тифинак.  Язык  и
алфавит   тифинак   очень   древнего  происхождения  и   восходит  еще   к
домусульманскому периоду (1-е тысячелетие до новой эры).
     Любопытные примеры секретных женских языков дает Америка.
     В Северной Америке,  в районе Миссисипи,  живет племя индейцев натчи.
Кроме общего языка, на котором говорит все племя, у женщин существует свой
тайный язык или жаргон, который понимают только они одни.
     У  племени  карайа  (Бразилия) слова  женского  и  мужского лексикона
различаются по произношению, а многие даже по корневой основе:

              Общеплеменной вариант                Женский вариант
Шея                  лахо                           мадо
Локоть               таехо                          дахоко
Нож                  маху                           мак
Четыре               инамбио                        имакубико и т. д.

     Один  из  исследователей  карибских  племен  Бразилии  с   удивлением
обнаружил,  что мужчины и  женщины карибов говорят чуть ли  не  на  разных
языках.  Он выдвинул гипотезу,  объяснявшую это явление тем,  что женщины,
возможно,  принадлежали ранее к другому племени, все мужчины которого были
уничтожены.  Позднее было выдвинуто иное предположение.  Причину появления
«женского языка» стали искать в различии сфер трудовой деятельности мужчин
и  женщин.  Но  тогда неясно,  почему нельзя наблюдать этого явления среди
большинства других  языков.  Ряд  этнографов считают,  что  особые женские
языки,  тщательно оберегаемые от  непосвященных,  —  последний след тайных
союзов женщин, которые боролись против мужчин и их власти.

     Современники Колумба и  те,  кто  плавал  после  него,  тщетно искали
царство женщин.  Отдельные островки этого исчезающего царства были найдены
только в наши дни.  Об одном из таких мест,  сохранившемся в Малайзии, где
всем  распоряжаются женщины,  а  мужчины  являются  существами забитыми  и
беспомощными, рассказывает итальянская журналистка Ориана Фаллачи.
     «Вдоль выбоистой дороги, по которой с трудом двигался наш автомобиль,
раскинулись  каучуковые  плантации.  Среди  деревьев  тут  и  там  сновали
мужчины,  сливая каучуковое молоко в большие  резервуары.  Мой  всезнающий
шофер  Минг Сен  объяснил,  что это мужья женщин-тиранок.  Впрочем,  кроме
этого,  он ничего не знал об удивительном племени женщин.  Сам он  считал,
что  женщина  существует  на  свете  только  для того,  чтобы прислуживать
мужчине.
     Я  уже  знала,  что  в  этом  племени единственные владельцы земли  —
женщины, что земли наследуют только дочки, а не сыновья, что мужья селятся
не вместе с женами,  а вдали от них, у родителей, а к женам прибывают лишь
по их требованию.  Женщины племени живут в джунглях,  впрочем, недалеко от
селений,  которые  посещают раз  в  год,  прежде  всего  для  того,  чтобы
показаться зубному врачу.  Неужели плохие зубы общий недуг племени?  Вовсе
нет.  Просто  каждая  женщина считает,  что  золотые зубы  самая  надежная
сберегательная касса.  Поэтому все деньги,  вырученные от продажи товаров,
они «помещают» в золотые коронки.
     Мы  остановились перед  большим садом,  посреди которого покоилось на
сваях обширное строение.  Изнутри доносилась музыка. В саду находились две
женщины,  к  которым мой  проводник обратился на  неизвестном мне наречии.
Одеты они были в длинные,  почти до щиколоток,  саронги.  На меня смотрели
недоверчиво,  даже враждебно.  Музыка внезапно смолкла, как бы испугавшись
непрошеных  гостей.   Из-за  деревьев  вышли  еще  несколько  женщин,  все
маленького роста,  худощавые,  с лоснящейся бронзовой кожей. Вели они себя
несмело.   Исключение  составляла  старуха,  которая  оказалась  90-летней
родоначальницей.  Все  эти  «дамы»  сверкали золотыми зубами с  маленькими
отверстиями в виде сердечек.
     После  короткой беседы с  моим  проводником «вождь» пригласила нас  в
дом.  Тут  я  увидела,  что  музыку  испускал старый граммофон с  огромной
трубой. Рядом с ним стояла вполне современная швейная машина.
     — Это приданое моего мужа, — объяснила одна из женщин по имени Ямиля.
     — А где он сейчас?
     — Живет у моей матери. Я отослала его; он не любит работать, не хотел
даже помогать в сборе каучука,  не умеет ни насекать деревья,  ни готовить
обед. Не хочу содержать трутня.
     Здесь не было ни одного взрослого мужчины. Единственное свидетельство
их существования — дети.
     — И мужчины никогда сюда не возвращаются? — задаю нескромный вопрос.
     — Отчего  же,  приходят  раз  в неделю,  в месяц,  когда нам нужно их
общество. А так они только мешают.
     Ямиля  по  здешним понятиям —  современная женщина,  умеет  читать  и
писать,  знает  даже,  что  Италия находится в  Европе.  Когда  переводчик
объяснил моим  хозяевам  (точнее, хозяйкам),  с  какой  целью я  приехала,
женщины стали разговорчивее, попросили нас сесть на лавки, и старшая рода,
Хава (мать Ямили), охотно ответила на вопросы. Я в свою очередь рассказала
ей,  что  в  Европе  мужчина считается главой семьи,  что  женщины и  дети
принимают его фамилию. Хава была безгранично удивлена.
     — А  еще  что?  —  полюбопытствовала она.  —  Может,  у  вас  женщина
слушается приказов мужчины? Может, он предлагает ей замужество?
     Я киваю.
     Женщины смотрят на  меня подозрительно —  не  верят.  У  них  женщина
содержит мужчину.  Хава и  ее дочка твердят,  что счастливы.  Беспокоит их
только то,  что белые скупают все больше и больше участков джунглей, а это
значит, что скоро придется перебираться в другое место.
     «За кого выдадим мы тогда наших сыновей?»  —  этот вопрос угнетает их
больше всего.  Юнос,  сын Ямили, уже подрастает. Он единственный мужчина в
их обществе.
     — Бог создал бедного Юноса мужчиной,  — говорит Ямиля, — а мир жесток
к мужчинам. Он должен научиться какому-нибудь ремеслу, чтобы заработать на
приданое. Питаю надежду, что он найдет женщину с участком земли. Я продала
для него уже три зуба.  Зубы — мой банк. Земля — для дочек, а зубы — сыну.
Когда  мне  нужны  деньги,  я  еду в город,  и мне снимают одну из золотых
коронок.  Это немного больно, но что делать? За один из зубов я купила ему
недавно очки в толстой оправе.
     Вернувшись в  Куала-Лумпур,  я  узнала,  что в джунглях живет едва ли
десяток  таких   родов,   остальные  вымерли  или   приняли  другие  формы
существования.   Да   и   оставшиеся  обречены  на  гибель,   чему  весьма
способствуют власти.  Скандальным фактом, по их мнению, является то, что в
Федерации Малайзии живут еще «дикие женщины» —  так их  называют.  Один из
представителей администрации объяснил мне, что женщины этих родов не хотят
принимать участие в выборах, ибо считают, что выборы — забава честолюбивых
мужчин,  алчущих власти. «Они стремятся получить в свои руки власть, чтобы
навязать всем свой ленивый образ жизни».
     Обычаи,  подобные этим,  не такое уж исключение в мире.  Они мало чем
отличаются от того, что можно видеть сегодня у наиров, живущих в Индии, на
Малабарском береге. Этническая группа эта довольно велика — свыше полутора
миллионов человек.
     Деревни наиров представляют собой не совсем привычное зрелище. Обычно
эти  поселения состоят из  нескольких усадеб,  каждая из  которых является
чем-то вроде крепости,  хорошо защищенной и с трудными подступами. В такой
усадьбе живет одна родственная группа. Возглавляет ее женщина.
     Когда  девушке наиров  приходит время  выходить замуж,  ей  не  нужно
дожидаться женихов или  гадать,  кто  остановит на  ней свое благосклонное
внимание.  Инициатива брака  принадлежит ей  самой или  ее  родственницам,
которые выбирают будущего супруга.
     Слово «супруг»,  впрочем,  не совсем точно.  И  муж и жена продолжают
жить каждый в своей семье.  То,  что они муж и жена,  сводится к тому, что
время от времени муж посещает жену и ночует у нее в доме.  Естественно,  у
таких супругов не может появиться общего имущества. С детьми отец почти не
встречается.  Вообще же  проявлять какое-то  внимание или интерес к  своим
детям со стороны отца считается у наиров чем-то непристойным
     Для   того   чтобы   такой   брак   прервался,    достаточно   бывает
незначительного повода.  Как и  в заключении брака,  инициатива здесь тоже
принадлежит женщине.  В один прекрасный день сама жена или ее родственницы
намекают супругу, что неплохо было бы, если бы он прекратил свои визиты, а
лучше всего —  совсем забыл дорогу к их дому.  Мужчины-наиры, привыкшие во
всем повиноваться женщинам, покорно внимают этому совету.
     В  прошлом,  когда некоторые группы наиров объединились в  княжества,
власть наследовали тоже только по женской линии.
     Итак,  кое-где  женщинам удалось  сохранить главенствующие позиции  и
сегодня.
     Сколь многочисленны подобные острова женского царства сказать трудно.
     До сих  пор  значительные  районы  земного  шара  остаются фактически
недоступными для  изучения.  Прежде  всего  это  отдельные  области  Южной
Америки,   где  и  сейчас  можно  предположить  существование  «амазонских
территорий».  В Бразилии есть  территория  величиной  с  Бельгию,  где  не
ступала еще нога исследователя.  Как утверждают некоторые путешественники,
в лесных дебрях вокруг озера Титикака и ныне будто  бы  обитают  амазонки.
Индейцы окрестных племен называют их уру.  Предводительница этих уру якобы
сведуща в тайных знаниях и колдовстве.
     Пытаться проникнуть в  глубь  этих  районов значит  рисковать жизнью.
Например,  еще  триста лет назад было замечено,  что наступление сумерек в
долинах Перуанских Анд несет смерть.  Стоит человеку пробыть там несколько
часов  как  он  заболевает тяжелой формой  анемии,  часто  имеющей роковой
исход.  Даже  если  человек  и  поправляется впоследствии,  все  тело  его
остается покрытым язвами.  Оказалось,  виновница этого — песчаная муха, не
выносящая солнечного света и  вылетающая только в сумерках.  Это лишь один
пример того,  что подстерегает путешественника, отважившегося углубиться в
неисследованные районы Южной Америки.
     Даже в  наше время несколько экспедиций,  отправившихся в эти районы,
пропало бесследно,  как  камень,  брошенный в  лесное озеро.  Люди вошли в
джунгли, и зеленые заросли сомкнулись за их спиной навсегда.
     Непроходимые джунгли,  горы,  болота до сих пор,  возможно,  охраняют
последние прибежища легендарных амазонок Южной Америки.

     Как бы  ни  были экзотичны порой рассказы об  амазонках,  истоки этих
легенд,   по-видимому,   надо  искать  в  прозе  экономических  отношений.
Матриархат был закономерной ступенью развития,  но он должен был неизбежно
исчезнуть  по  мере  накопления  общественного богатства.  И  вот  почему.
Согласно  материнскому праву  происхождение считалось  только  по  женской
линии.  Соответственно,  имущество  наследовалось по  материнской линии  —
переходило к  кровным родственникам со  стороны матери.  Дети  наследовали
имущество матери, но не отца. Пока предметы, составлявшие наследство, были
незначительными, особых проблем, связанных с наследством, не возникало. Но
вот люди начинают приручать животных,  дающих молоко и  мясо.  С развитием
скотоводства главным добывателем пищи становится мужчина.  Он  же теперь и
собственник нового источника пищи —  скота.  Наследование по линии матери,
материнское право  становится  тормозом  общественного развития.  В  конце
концов материнское право отмирает.  «Ниспровержение материнского права,  —
писал   Ф.   Энгельс  в   своей   работе  «Происхождение  семьи,   частной
собственности и  государства»,  —  было  всемирно-историческим  поражением
женского пола.  Муж захватил бразды правления и в доме, а жена была лишена
своего почетного положения, закабалена, превращена в рабу его желаний...»
     Так  выглядит этот  процесс  в  «прозаической» историко-экономической
трактовке.  Это не исключает величайшего драматизма самих этих событий для
их  современников,  тем более что современниками их были сотни поколений —
процесс прихода патриархата на смену матриархату занял многие тысячелетия.
Особенно затянулся этот  процесс в  племенах,  где  сохранился первобытный
строй,  в  племенах,  которые  оказались  отгорожены  от  остального  мира
непроходимыми джунглями,  горами  или  гибельными топями  болот.  В  таких
местах  действительно могли  остаться  отдельные островки матриархата,  те
самые  «царства  амазонок»,  поисками которых  были  заняты  столь  многие
исследователи, путешественники и искатели приключений.

     Едва ли  кому в  истории выпадала столь редкая честь и  такая высокая
привилегия.   Те,   кто   открывал  новые  земли,   объявляли  их   обычно
собственностью  короны.   Только  Уолтер  Рейли  (1552  —  1618),  поэт  и
придворный советник  английской королевы Елизаветы,  волей  ее  величества
получил исключительное право —  считать все  земли,  которые он  откроет в
Новом Свете,  своей личной собственностью. Это было в то время, когда мир,
каким знаем мы  его сегодня,  не был даже нанесен на географические карты.
Неизвестны были большая часть Америки,  Австралии,  острова Тихого океана.
Огромный загадочный континент Африки  простирался гигантским белым  пятном
между  двух  океанов.  Рейли без  особого труда мог  бы  стать основателем
империи, в десятки раз превосходившей по территории Британские острова.
     Однако У. Рейли не создал империи.  Возможно, сам он был создан не из
того материала,  из которого делаются императоры.  Единственным итогом его
путешествий явилась книга путевых очерков,  вышедшая в 1597 году в Лондоне
и озаглавленная «Открытие обширной,  богатой и прекрасной империи Гвианы с
описанием большого города Маноа...».
     Тщетно,  однако,  стали бы мы искать этот город на картах. Искать его
нужно не  там.  То  был  город-призрак,  город-мираж.  Маноа —  призрачная
столица не менее призрачной страны Эльдорадо.  Город этот существовал лишь
в умах тех,  кто верил в него и его искал. Для них этот город был не менее
реален, чем для нас любая действительность нашего сегодняшнего дня.
     Вера в Эльдорадо была столь велика,  что нашлись даже очевидцы,  сами
якобы посетившие эту страну и этот город. По словам одного из сподвижников
Ф. Писарро, столица Эльдорадо находилась между реками Амазонкой и Ориноко,
на берегу озера Парима.  Другой испанец рассказывал,  будто провел в  этом
городе золота целых семь месяцев.  По его словам,  каждый день король этой
страны покрывает свое тело каким-то клейким составом,  поверх которого его
осыпают пылью из  чистого золота,  и  на  целый день король превращается в
живую золотую статую.  Когда наступает вечер,  позолоту смывают с  него  и
выбрасывают, чтобы на следующий день осыпать короля новой золотой пылью.
     Подобно тому как бессмысленно задаваться вопросом,  яйцо ли  породило
курицу или курица яйцо,  невозможно узнать,  возникла ли легенда о золотой
стране Эльдорадо из этого рассказа или,  наоборот,  рассказ о позолоченном
короле был порожден легендой. Известно только, что само слово «эльдорадо»,
или «эль-дорадо», по-испански значит именно «позолоченный» и название этой
легендарной страны связано с рассказом о позолоченном короле.
     Нас не  должны удивлять простодушие и  легковерие людей,  с  открытой
душой готовых поверить прекрасной легенде об обетованной земле,  о золотой
стране Эльдорадо.  Каждая эпоха порождает,  очевидно,  свои  заблуждения и
химеры, наивность которых бывает так уязвима для снисходительного сарказма
тех, кому посчастливилось родиться на несколько столетий позднее.
     У.  Рейли не был мудр трезвой мудростью последующих веков. Он верил в
реальность Эльдорадо и даже пытался ее найти.
     Первая  его  попытка  совершить  это  окончилась  неудачей.   Правда,
«неудача» довольно слабое слово для той серии несчастий, которые следовали
за   ним  буквально  по  пятам.   Вскоре  после  далеко  не  триумфального
возвращения Рейли  в  Англию  на  престол вместо Елизаветы взошел Яков  I.
Теперь мы  не  видим поэта ни  среди блистательных приближенных,  ни среди
советников короля, а находим его в глухом застенке. Замешанный в заговоре,
обвиненный  в  государственной  измене,   преданный  друзьями  и  выданный
сообщниками, бывший искатель Эльдорадо был приговорен к смертной казни.
     В ожидании дня, когда приговор будет приведен в исполнение, он провел
в  тюрьме долгих двенадцать лет.  Человеку,  который мог стать обладателем
целых  континентов,  принадлежал теперь  только  вид  на  кусочек неба  из
крохотного зарешеченного окна его камеры.
     Возможно,  Рейли так и  окончил бы свои дни в безвестности,  в глухих
казематах королевской тюрьмы,  если бы  его не вывела на свободу все та же
страстная мечта об  Эльдорадо.  Он  пишет королю об  этой  стране,  об  ее
баснословных золотоносных копях,  о жителях,  которые за неимением другого
металла используют золото для  самых обыденных целей.  Страну эту  вот уже
который год тщетно ищут испанцы,  и,  если не поспешить,  они могут прийти
туда первыми.
     Письмо  Рейли  к  королю возымело действие.  Однажды на  рассвете его
разбудил стук  открываемого замка.  Тяжелая глухая дверь приоткрылась.  За
порогом «государственного преступника» ждали начальник тюрьмы и офицер для
особых поручений.  Начальник расплывался в  улыбке и кланялся.  Офицер был
непроницаем.  Рейли  спустился по  влажным от  утреннего тумака ступеням к
ожидавшей его внизу карете.
     Минуло всего несколько недель,  и  небольшая эскадра,  выйдя из устья
Темзы,  развернулась под  ветром и  взяла  курс  к  берегам Южной Америки.
Начальник экспедиции,  с  лица которого не  сошла еще  тюремная бледность,
подолгу не выходил из своей каюты. Склонившись над картой и своими старыми
записями,  он пытался воссоздать в памяти все, что слышал когда-то об этой
стране.  Он знал,  что человеку выпадает шанс только раз в жизни. Ему этот
шанс выпал дважды.  Рейли постарался сделать все, чтобы не упустить его на
этот раз.  Он был требователен к офицерам, жесток с матросами и беспощаден
к себе.  Но ветры,  течения и судьба будто сговорились против него,  и они
опять оказались сильнее.
     Кораблям так и не удалось войти в устье Ориноко. Ураганный ветер рвал
паруса,  относил корабли к  скалам,  бешеные волны выбрасывали их на мели.
После множества безуспешных попыток,  стоивших поломанных мачт и порванных
снастей,  когда экипаж был  уже  на  грани бунта,  Рейли приказал лечь  на
обратный курс.
     Конечно, окажись на его месте человек,  который бы искал вслепую, он,
возможно, стал бы двигаться на ощупь вдоль побережья, к северу или к югу —
безразлично, пока не наткнулся бы на какие-нибудь неизвестные, может, даже
на изобилующие золотом или серебром земли.  Но Рейли искал не  вслепую.  В
том-то  и  дело,  что  он был уверен,  он знал,  где должна находиться эта
страна Эльдорадо. Именно поэтому он искал ее именно здесь и нигде больше.
     Однако Рейли достаточно хорошо знал  и  короля,  чтобы понимать,  что
значило  вернуться  в  Англию  с  пустыми  руками.  Вот  почему  он  решил
компенсировать казначейству расходы,  связанные  с  экспедицией,  если  не
золотом Эльдорадо,  то хотя бы золотом, захваченным на встречных испанских
кораблях.  В  конце концов,  не  все  ли  равно королевской казне,  откуда
золото?
     Оказалось,  что не все равно.  Хотя казначейство и  сочло себя вполне
компенсированным   за   расходы   на   экспедицию,   встал   вопрос,   как
компенсировать раздраженных испанцев. Поразмыслив, король пришел к выводу,
что дешевле всего будет,  пожалуй, казнить Рейли. А почему бы и нет? Кровь
обидчика  удовлетворит экспансивных испанцев,  очевидно,  не  меньше,  чем
золото,  которое можно  будет  не  возвращать.  Король  предпочитал решать
вопросы с точки зрения государственных интересов...
     Сам Рейли,  удрученный феерической сменой удач и поражений,  надежд и
новых  разочарований,  отнесся к  вести  о  предстоящей казни без  особого
волнения.  Уже  на  эшафоте,  увидев отточенный топор,  приготовленный для
казни, Рейли позволил себе каламбур. Последний в жизни.
     — Это  лекарство,  — меланхолически заметил он,  снадобье острое!  Но
врачует от всех болезней.
     Какую болезнь имел  в  виду  Рейли?  Не  ту  ли,  о  которой говорил,
обращаясь   к   посланцам  верховного  правителя  ацтеков   Монтесумы  II,
завоеватель Мексики Эрнан  Кортес?  «Передайте своему владыке,  сказал он,
чтобы он прислал нам золото, много-много золота, потому что мои спутники и
я  страдаем от  болезни сердца,  которую не  может  излечить ничто,  кроме
золота».
     Кортес думал, что ловко обманул Монтесуму, солгав ему. Он сам не знал
еще,  насколько то,  что он говорил,  было правдой.  Не та ли это болезнь,
получившая  название «золотой лихорадки»,  которая с новой силой вспыхнула
позднее, века спустя, в Калифорнии и по берегам Клондайка?
     У. Рейли  не  был ни первым,  ни последним,  кто отправился на поиски
Эльдорадо.
     В 1535  году  Себастьян  де  Бельалказар  во  главе  большого  отряда
выступил из Кито на поиски и завоевание этой страны.  Целых  четыре  года,
подобно   медленному   смерчу,   двигался   отряд   по  речным  долинам  и
плоскогорьям,  сжигая селения,  истребляя жителей,  теряя  солдат,  коней,
амуницию,  только для того,  чтобы по истечении четырех лет,  замкнув круг
небывалых лишений, жестокостей и неудач, снова появиться вблизи Кито.
     Заметно поредевший отряд вышел с  тяжелой поклажей,  которую несли на
себе уцелевшие.  Среди добычи,  которую конкистадоры так  бережно пронесли
сквозь многодневные переходы, голод и кровавые стычки, было немало золотых
вещиц.
     Мог  ли  слух об  Эльдорадо получить более веские подтверждения,  чем
золото?
     Вот почему едва завершилась экспедиция Бельалказара, как буквально по
ее следу отправились другие.  Всякий раз поводом для такого похода служило
«бесспорное свидетельство очевидца» или тайна, которую кто-то открыл перед
смертью,  или показания индейца,  данные им под пыткой.  Такой прием давал
свои  результаты.  Не  находилось индейца,  который отказался бы  в  конце
концов ответить на вопросы испанцев.  Страна золота?  Нет,  не здесь,  она
лежит дальше,  за  теми горами,  за двумя большими реками,  за много-много
дней пути...  Когда же  эти «много дней пути» были позади,  новые пленники
говорили нетерпеливым испанцам,  что  нужно идти еще дальше.  И  они снова
отправлялись в путь,  спускаясь по болотистым рекам,  прорубая узкие тропы
сквозь зеленую стену джунглей.
     На   смену   одной   бесследно  исчезнувшей  экспедиции  шли   другие
экспедиции.  Все с  тем же  упорством и  верой в  успех одна за другой они
отправлялись в путь, чтобы никогда не вернуться.
     Золото,  золото,  золото... Ради него люди годами не спали в постели,
не  видели крыши над головой.  Они умирали от  змеиных укусов,  от  укусов
москитов,  которые  несли  «желтую  смерть» —  лихорадку.  Ядовитые плоды,
ядовитые  растения  уносили  не  меньше  жизней,  чем  отравленные  стрелы
индейцев.
     Призрачное золото  Эльдорадо  манило  к  себе  тысячи  авантюристов и
искателей приключений.  Они устремлялись на  его  зов,  подобно  бабочкам,
летящим  на  огонь  и  гибнущим  в его пламени.  В чем же была неодолимая,
притягательная сила этого желтого пламени?
     Золото человек узнал намного раньше железа,  меди и  бронзы.  Его  не
нужно  было  учиться  выплавлять  из  руд,   получать  в  сплавах.  Золото
встречалось в  природе  в  чистом  виде.  Первые  изделия из  металла были
изделиями из золота.  Археологи обнаружили их в  древнейших слоях неолита.
Но тогда золото служило лишь материалом для изделий.  Оно не имело еще той
«колдовской силы»,  которую обрело  позднее.  Истоки этой  силы  вскрыл К.
Маркс.  «Золото и серебро,  —  писал он,  — по природе своей не деньги, но
деньги  по  своей  природе —  золото  и  серебро»*.  В  условиях товарного
производства,   объяснял  Маркс,   золото   выполняет  функцию   всеобщего
эквивалента, то есть товара, на который обмениваются все другие товары.
     _______________
          * Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 137.

     В обществе, где цель человеческой жизни — обладание, каждый стремился
обрести эквивалент этого обладания товарами и вещами — золото. Средоточием
этих  устремлений и  стала легендарная страна золота Эльдорадо.  Поиски ее
продолжались два  с  половиной столетия.  Впрочем,  призрак страны  золота
появился задолго до  открытия Америки.  В  свое  время еще  Плиний писал о
«золотом острове» Хриза,  расположенном где-то  посреди Индийского океана.
Позднее,  придавая этим сведениям более точный характер,  Птолемей сообщал
даже географическую широту «золотого острова»...
     Со временем «золотой остров» превращается в острова. На одной из карт
IX века можно видеть эти острова, расположенные к югу от Цейлона. «На этих
островах якобы так много золота, — писал известный арабский путешественник
Идриси,  —  что,  по слухам,  даже собаки носят там ошейники из червонного
золота».
     Мы  никогда не  узнаем,  наверное,  кто  были они,  эти мечтатели или
безумцы,  впервые отправившиеся на поиски страны золота. Попытки найти ее,
очевидно,  так же древни, как и первые слухи о легендарной стране. Один из
древнейших письменных источников —  Библия упоминает о такой стране золота
— Офир.  Туда,  если верить записанному в Библии, царь Соломон и царь Тира
Хирам  снаряжали корабли за  золотом,  слоновой костью,  эбеновым деревом.
Многие  историки  пытались определить точное  местоположение этой  страны.
Немец Б. Мориц искал Офир в Южной Аравии, француз Ж. Оппер в Нубии. Другие
надеялись  обнаружить ее  следы  в  Восточной  Африке,  Индии  и  даже  на
Соломоновых  островах.   Некоторые   помещают   страну   Офир   в   районе
Баб-эль-Мандебского пролива.
     Но пока это лишь гипотезы, предположения.
     Другой древней страной золота можно было бы  считать Эю (Колхиду).  К
ее  берегам,  повествует предание,  некогда отправились античные герои  на
корабле «Арго».  Плывущие на  «Арго»  —  аргонавты —  должны  были  добыть
золотое руно, шкуру золотого барана. Предание об этом плавании, правда или
миф,  —  воспоминание о  греческих поселениях вдоль побережья Кавказа и  о
золоте, поступавшем из тех мест.
     Легендарную золотую страну  в  разные  века  искали  в  разных концах
земли.   В   X  веке   арабский  историк  Масуди  писал  о  такой  стране,
расположенной  будто  бы   в   Африке.   Позднее  Мунго  Парк,   один   из
путешественников,  побывавших в Западной Африке,  с удивлением и восторгом
сообщал, что южнее Нигера находится страна, изобилующая золотом. Возможно,
он имел в виду Золотой Берег,  нынешнюю Гану. Парка поразило, что золото в
тех краях обменивалось на соль,  причем в равных количествах. За фунт соли
давали якобы фунт  золота.  В  тех  краях соль была такой редкостью и  так
ценилась,  писал путешественник,  что, желая сказать, как человек богат, о
нем говорили: «Он ест соль за каждой едой».
     Когда была  открыта Америка,  перед искателями Эльдорадо распахнулась
дверь в  новый мир.  Это был мир,  где правда и  вымысел шли рука об руку.
«Недавно  из  Испании  появились достоверные сведения,  —  конфиденциально
сообщал курфюрсту Саксонии его агент,  — что обнаружен новый остров Сериф,
на  котором ничего нет,  кроме  самородного золота.  Двух  пленных царьков
возили  повсюду,   пытаясь  найти  кого-нибудь,  кто  мог  бы  их  понять,
рассчитывая,  что от них можно добиться многих сведений об их острове.  Но
они вскоре умерли.  Позже король снарядил еще три корабля,  которые послал
на тот остров,  чтобы разузнать, как можно его приобрести или завоевать...
Всех местных жителей король решил уничтожить,  так как не  хочет оставлять
остров в руках грубого, упрямого и опасного народа».
     Не   приходится  сомневаться  в   том,   что   будь  подобный  остров
действительно обнаружен,  печальная участь его жителей была бы предрешена.
Точно так же,  как и  в том,  что пришельцы сделали бы это,  уверяя и веря
сами,  что руководствуются самыми возвышенными побуждениями и благородными
мотивами.
     Возвращаясь из походов и  экспедиций,  искатели Эльдорадо привозили с
собой не только рассказы об удивительных странах, но и золото. Правда, его
было  меньше,  чем  виделось  распаленному воображению  конкистадоров,  но
все-таки  это  было золото,  и  каждый грамм его  вливался в  общий поток,
хлынувший после открытия Америки в Европу.
     Согласно некоторым подсчетам,  если бы можно было собрать все золотые
монеты,  которые находились в обращении во всех странах Европы в тот день,
когда корабли Колумба отправились за  океан,  это составило бы всего около
90  тонн.  После  этого проходит примерно сто  лет,  и  количество золота,
находившегося в обращении, возрастает в восемь раз! Рядом с каждой золотой
монетой,  что была во времена Колумба,  появилось семь новых.  И каждый из
привезенных из-за океана кусочков золота имел свою историю,  порой сложную
и жестокую. Историю, которой не узнает уже никто.
     Первыми получив доступ к золоту за океаном, испанцы, казалось, должны
были бы стать самым богатым,  самым процветающим народом Европы.  Но этого
не случилось,  более того — вышло нечто обратное.  Дело в том,  что золото
само по себе не строит корабли, не ткет холсты, не отливает пушки. На него
можно только купить то,  что произведено  другими.  Это  и  происходило  в
течение  многих  десятилетий.  В то время как испанцы тратили свое золото,
покупая изделия в Германии,  Англии,  Франции,  в ответ на этот спрос  там
развивалась промышленность. Когда же потоки золота начали иссякать, в этих
странах,  в  отличие  от  Испании,   осталась   развитая   промышленность,
производящая  товары.  А. С. Пушкин  писал  в  «Евгении Онегине»,  что его
герой,  прочитав труды англичанина Адама Смита,  «был глубокий эконом,  то
есть умел судить о том, как государство богатеет, и чем живет, и почему не
нужно золота ему, когда простой продукт имеет...».
     Последняя экспедиция на  поиски Эльдорадо отправилась из  Голландии в
1748 году. Но последняя ли? Что знаем мы о других смельчаках или безумцах,
поднимавших парус и отправлявшихся навстречу неведомому?  Те, кто ищет эту
страну,  не перевелись и в наше время.  Несколько лет назад в столице Перу
журналисты буквально осаждали французского врача,  побывавшего в  одном из
малодоступных  районов  Амазонки.   Он   обнаружил  там   племя  индейцев,
обладающих  поистине  несметным  количеством золота.  Племя  это,  по  его
словам, последняя ветвь какого-то некогда могущественного древнего народа.
Не они ли наследники и потомки жителей легендарного Эльдорадо?
     Подобные сообщения о  неизвестных племенах и  даже  древних  городах,
затерянных в  джунглях Южной Америки,  всякий раз  воскрешают забытые было
мечты о золотой стране. Имя Эльдорадо снова замелькало на страницах газет,
когда несколько лет  назад у  подножия Анд  был обнаружен затерянный город
инков.   Заросли  джунглей  подступали  к  самым  его  стенам.  Английские
исследователи,  случайно наткнувшиеся на него,  нашли там такое количество
золота, что многие опять заговорили об Эльдорадо.
     Из века в век смельчаки отправлялись в свой отчаянный поиск. Следы их
исчезают среди безымянных каньонов,  затерянных плато и забытых рек...  Но
иногда  вдруг  вспыхивают знакомым  словом  на  сегодняшней географической
карте:  Эльдорадо  город  в  Техасе,  Эльдорадо город  в  штате  Арканзас;
Эльдорадо в Иллинойсе, в Канзасе; Эльдорадо в Венесуэле.
     Однако,  как ни  странно,  нельзя отыскать ни  одного Эльдорадо ни  в
Калифорнии,  ни  в  районе  Клондайка,  то  есть  там,  где,  казалось бы,
действительно сбылась  наконец  мечта  тех,  кто  искал  призрачную страну
золота.

     Весной  1898  года  немногочисленные  обитатели  Доусона  с  тревогой
вглядывались в  даль Клондайка,  освобождавшегося от  льдов.  Что принесет
городу эта весна? Весть о найденном золоте уже покинула пределы Клондайка.
Поток охотников за  самородками давно бы  уже захлестнул и  город,  и  его
окрестности,  если бы  внезапно не  упала зима,  белым барьером отделившая
Клондайк от  остального мира.  Но  стоило в  этой  преграде появиться хоть
малейшей трещине, как долго сдерживаемый поток прорвался. В то утро, когда
это произошло, жители Доусона увидели целую армаду лодок, которые, лавируя
между льдинами и  ускоряя темп,  неслись к  городу.  Это напоминало гонки.
Множество лодок,  маленьких,  больших,  самодельных,  под парусами и  без,
обгоняя друг друга, мчались к дощатой пристани.
     Пятьдесят тысяч человек откликнулись на  зов  золота.  Они  плыли всю
ночь, не выпуская весел из стертых до мяса окровавленных ладоней. Тех, кто
приплывет в  числе первых,  должен ждать приз,  столь же небывалый,  как и
сами  эти  гонки,  —  возможность  застолбить  лучший  участок  на  берегу
золотоносной реки.
     Но все-таки это была лотерея.  И,  как во всякой лотерее,  выигрыш не
зависел от  того,  купили ли билет первым или самым последним.  Вот почему
нередко случалось, что прибывшие первыми захватывали пустой участок, а те,
кто  уныло разбирал оставшиеся,  оказывались владельцами сказочных золотых
жил и баснословных россыпей.
     Никто из этих людей,  вступая в «золотую игру»,  не мог знать, что из
нее нет выхода.  Это был круг,  это был лабиринт,  замкнутый в себе самом.
Потому  что  тот,  кто  намыл  золотого  песка  мало,  хотел намыть много;
намывший много желал намыть еще больше;  а намывший больше стремился иметь
еще и еще больше... И во всем Клондайке не было человека, который намыл бы
золотого песка ровно столько,  сколько ему  было  нужно,  который  мог  бы
сказать, что он выходит из игры.
     Оказавшись здесь, на севере, ведя жизнь, полную опасностей и лишений,
они ни минуты не жалели о прошлом, и все-таки это прошлое — память о нем —
временами так  остро,  до  тайной  боли  продолжало волновать их.  Земляк,
встреченный  на  улице,   знакомая  мелодия,   даже  котенок.   Случалось,
золотоискатели платили за котенка вес за вес —  сколько он весил,  столько
давали за него золота.  Или —  можете ли вы догадаться,  какой напиток был
самым дорогим в главном салуне Клондайка? Шампанское? Виски? Коньяк? Нет и
нет.  Самым дорогим был напиток,  хранящий вкус детства и далекого дома, —
молоко. Его подавали в специальных маленьких чашечках, и стоило оно в пять
раз дороже лучшего виски!
     Но,  посидев в салуне и воздав должное воспоминаниям,  золотоискатели
опять-таки шли не  на пристань,  откуда можно было вернуться на родину,  а
отправлялись дальше в  горы,  дальше по  притокам мелких рек,  куда их вел
голос золота,  голос золотых россыпей и жил,  едва слышно звучавший из-под
земли.  И  когда  по  прошествии  нескольких  лет  «золотая  лихорадка»  в
Клондайке спала,  не  все смогли уже войти в  прежнюю колею и  вернуться к
обычной жизни.  Многие предпочли отправиться еще дальше на север,  в самые
отдаленные районы,  куда не ступала еще нога человека,  но где,  говорили,
есть  некая  долина,  сказочно богатая  золотом.  Кто  говорил?  Такие  же
охотники  за  золотом,  как  и  они  сами.  Доверительно поведав  об  этом
кому-нибудь,  повторив это несколько раз, они сами начинали вдруг верить в
свою химеру и, бросив все, отправлялись в путь на поиски сказочной страны,
нового Эльдорадо, родившегося в их же воображении.
     О золотоискателях, людях Клондайка, писал Джек Лондон. Но не только о
безумной жажде  золота рассказывает он.  Его  герои  —  это  сильные люди,
упорно идущие к цели, преодолевающие все препятствия, все барьеры, и в том
числе то темное и  алчное,  что может оказаться в  самом человеке.  Час их
победы  не  тогда,  когда  заступ  натыкался вдруг  на  россыпь золота или
самородки,  а  когда  среди  всей  жадности  и  жестокости  они  достигали
торжества   великодушия,    жертвенности,    благородства.   Именно   этим
человеческим своим началом эти люди созвучны и симпатичны нам.

     Когда удача сама,  казалось,  давалась в руки, обладатель богатства с
удивлением видел,  что к прежним его тревогам прибавилась еще одна, новая.
Потому что владеть золотом означало в то же время и охранять его. Охранять
каждый час,  каждую минуту,  днем  и  ночью.  Изобретались сложные запоры.
Сооружались хитроумные подземелья.  У  входа  в  сокровищницу выставлялась
вооруженная стража.  Но  ничто не  давало уверенности,  ничто не приносило
спокойствия.  Владельцу оставалось одно:  самому сидеть в окружении своего
золота, беспрестанно перебирать его и не выпускать из рук.
     Рассказывают, что примерно так  и  поступил  некий  купец-раскольник,
живший  в  прошлом  веке  в  Петербурге.  В течение многих лет он почти не
покидал своей комнаты,  вход в которую не был разрешен никому. Его любимым
занятием было перекладывать и пересчитывать золотые монеты.  Когда он умер
и квартальный надзиратель с понятыми решился наконец открыть  дверь,  весь
пол  оказался  завален  деньгами,  к  окну и к двери была проложена только
узкая тропинка среди золотых монет. Всего было собрано пять больших мешков
золота, не считая ценных бумаг и ассигнаций.
     Стоило,  однако, купцу так охранять свое золото? Едва были составлены
необходимые акты и  соблюдены формальности,  как золото,  все пять мешков,
вдруг исчезло.  Исчезло бесследно и самым мистическим образом.  Поиски его
ни к чему не привели. Да никто особенно и не занимался этим. Тем более что
у купца не оказалось наследников.
     Страх расстаться с  золотом принимал иногда неожиданные формы.  Тогда
же,  в  прошлом веке,  в  Москве жила супружеская пара,  богатые помещики,
владельцы многих больших домов.  Ни  днем ни  ночью они не  расставались с
заветной шкатулкой.  С  наступлением темноты страх их удваивался,  супруги
приказывали закладывать карету  и  каждую ночь  до  рассвета разъезжали по
спящим улицам, держа шкатулку на коленях...
     Существует тонкий психологический рубеж.  Перейдешь его незаметно,  и
тогда  не  человек уже  владеет ценностями,  а  они  начинают обладать им,
подчиняя  себе  все  его  помыслы  и  интересы.   Патологическую  скупость
психиатры   квалифицируют  как   отклонение,   своего   рода   психическое
заболевание. Вспомним «Скупого рыцаря» у А. С. Пушкина:

Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам.
Счастливый день! могу сегодня я
В шестой сундук (в сундук еще неполный)
Горсть золота накопленного всыпать...
Тут есть дублон старинный... вот он. Нынче
Вдова мне отдала его, но прежде
С тремя детьми полдня перед окном
Она стояла на коленях воя...

     Может ли человек,  здоровый нравственно и  психически,  в  такой мере
подчинить себя этим сундукам,  стоящим в подземелье?  Болезнь скаредности,
как любое заболевание,  начинается с  мелочи,  с повседневной жадности.  И
человек,  если он с  юности не следит за собой,  не видит себя со стороны,
сам не замечает, как превращается в такого «скупого рыцаря».
     Из  всех  способов,  к  которым прибегали обладатели сокровищ,  чтобы
сохранить их,  самым верным оставался старый и испытанный метод:  прятать.
Не случайно даже само слово «сокровище» означает не «ценность»,  а то, что
сокрыто, спрятано.
     Предания о  скрытых сокровищах,  кладах дошли  до  нас  с  древнейших
времен — о них упоминал еще Платон двадцать три века назад. О них же писал
Аристотель в  своей  «Политике».  В  русском летописном памятнике  XV века
Киево-Печерском патерике рассказывается о  находке «латинских сосудов»,  в
которых было «злата же и сребра бесчисленно множество».
     На Руси кладоискательству предавались многие высокопоставленные лица.
Даже  царь  Иван Грозный не  скрывал этой страсти.  И  Петр I  относился с
величайшим интересом к различным сообщениям о кладах.
     Далеко не всегда,  однако, к кладу вели прямые и, скажем так, честные
пути.  Чтобы  овладеть  кладом,  о  котором  упоминает  Печерский патерик,
киевскому князю  Мстиславу пришлось пытать,  и  пытать до  смерти,  монаха
Федора. Монах не хотел открыть князю, где были зарыты «латинские сосуды» с
золотом.  В его глазах князь,  посягавший на то,  что не принадлежало ему,
мало чем отличался от «лихого человека», разбойника с большой дороги.
     Юристы в разные времена по-разному решали вопрос,  кого можно считать
истинным владельцем клада.  Того, кто его нашел? Но ведь прятал это золото
не он.  Следовательно,  юридически он выступает как человек, присваивающий
чужое.   Правда,  здесь  добавляется  еще  один  фактор  —  давность  лет.
Присвоение сокровища,  много лет  не  имевшего владельца,  решено было  не
считать воровством.  Тем не  менее кладоискательство породило целый раздел
права.
     У  юристов Древнего Рима по  этому вопросу бытовало две точки зрения.
Согласно одной, клад, кто бы ни нашел его, принадлежит тому, на чьей земле
или в чьем доме он был обнаружен.  Другая точка зрения — клад безраздельно
принадлежит тому,  кто его нашел. Пытаясь примирить оба взгляда, император
Юстиниан  установил,  что  половина  клада  должна  принадлежать владельцу
земли, а половина — тому, кто нашел его.
     В  средние века  проблема кладов была  объектом острой полемики среди
ученых-юристов.  Считали,  что, если сокровище обнаружено благодаря помощи
доброго духа,  нашедший имеет право оставить его у  себя.  Если же  путь к
кладу  указал злой  дух,  ясно,  что  делалось это  в  обмен  на  какие-то
богопротивные услуги.  Какие  именно  —  надлежало  расследовать  со  всей
строгостью,  на  которую способна была та мнительная и  жестокая эпоха.  В
этом случае судьбу того,  кто нашел сокровище,  решал уголовный суд, а сам
клад конфисковывался в  пользу государства.  Только вот  спорным оставался
вопрос:  как точно определить,  злой или добрый дух помогал кладоискателю?
Тем более что многие клады, согласно преданиям, были заговоренными. Они не
давались в руки, если человек не знал тайного ключа к ним.
     Так  появились различные руководства к  поискам  кладов,  рукописи не
менее ценные, чем сами сокровища, которые предстояло найти с их помощью.
     В  XVII веке несколько дукатов были большими деньгами.  На  них можно
было купить целое имение.  Сколь же  чудовищна,  сколь фантастична сумма в
восемь тысяч дукатов,  которую заплатил в  то  время один  человек,  чтобы
стать владельцем некой редкой книги.
     Возможно,  поступок его  станет нам  понятней,  если мы  узнаем,  как
назывался  этот  фолиант:   «Книга  чудес,  написанная  доктором  Иоганном
Фаустом,  или черный ворон, или тройная сила над адом, посредством которой
я мог заставить духов доставлять мне все,  чего я пожелаю, будь это золото
и серебро, большие или малые клады».
     Каждый,  через чьи руки проходила эта рукопись, готов был заплатить и
платил за  нее любые деньги.  Многие дни в  предвкушении удачи он разбирал
тайные знаки  и  скрытые намеки,  разбросанные по  пергаментным страницам,
пока  сомнение не  закрадывалось ему  в  душу.  И  тогда новый претендент,
спешащий стать  счастливым обладателем тайной  книги,  выставлял на  столе
столбиком золотые монеты,  а  прежний обладатель начинал вдруг  мучительно
колебаться — не упускает ли он из рук удачу и счастье.
     Нередко для того,  чтобы никто, кроме владельца, не мог открыть клад,
его  зарывали поверх  отрубленной человеческой головы,  иногда нескольких.
Обычно на Руси разбойники именно так прятали свои сокровища.  Верили,  что
призрак  убитого будет  охранять зарытое.  Для  того  чтобы  избавиться от
заклятья,  кладоискатель должен был  убить  столько человек,  сколько было
голов под кладом.
     Были,  по  русским преданиям,  и  клады,  зарытые вообще  «на  вечные
времена», клады проклятые, которые губили всякого, кто пытался открыть их.
Словом, поиски кладов считались делом опасным и тайным.
     Место,  где зарыт клад, порой якобы само давало о себе знать. «Аще бо
сребро или  злато  скровенно будет под  землей,  —  читаем мы  в  одной из
рукописей,  —  то  мнози  видят  огонь  горящь  на  том  месте».  На  Руси
существовала и  особая литература по раскрытию «заговоренных» кладов,  так
называемые «вызывные книги»,  имелись даже  специалисты,  посвятившие себя
этому делу.  Каким бы рискованным ни слыло это занятие,  всегда находились
желающие отдаться ему.
     Ни  страх перед мертвыми,  ни  боязнь проклятия не останавливали тех,
кто искал сокровища.  Это они,  осквернители и грабители могил,  за тысячи
лет до  «кладоискателей от науки» археологов —  взламывали печати гробниц,
проникали в забытые тайники «города мертвых». Сокровища, похищенные ими на
протяжении веков, не поддаются учету.
     В Египте опустошение царских гробниц приняло столь массовый характер,
что  уже  три  тысячи лет  назад  фараоны вынуждены были  установить возле
усыпальниц круглосуточную стражу,  а  внутри  них  сооружать ложные входы,
тайные  ходы,  хитроумные приспособления,  которые  должны  были  погубить
всякого, кто осмеливался проникать в пирамиды. Но ни стража, ни чудовищные
отшлифованные глыбы камня так  и  не  смогли удержать грабителей.  Попав в
руки  охотников  за  сокровищами,  золото  фараонов  растекалось по  всему
Востоку,  исчезало бесследно,  как исчезает вода в песке.  Остались только
следы грабителей,  обнаруживаемые учеными в опустевших пирамидах, да следы
в преданиях и легендах.
     Кому из  нас  могло прийти в  голову,  что сюжет всем хорошо знакомой
сказки «Аладдин и  волшебная лампа» целиком построен на ограблении царской
гробницы?   А   ведь   это   действительно  так.   Расположение  подземной
сокровищницы,  в  которую  попадает Аладдин,  число  и  последовательность
помещений,  которые ему приходится предварительно пройти, не плод фантазии
и  не  случайны.  Описание  их  воспроизводит внутреннюю структуру гробниц
Долины Царей, относящихся к «позднему периоду».
     Всесильные при  жизни,  владыки после  смерти  оказывались во  власти
искателей сокровищ,  охотников за  золотом.  И  вот,  желая  защитить свое
последнее пристанище от  чужой  алчности,  они  начинают  игру  в  прятки,
которая продолжается века: мертвые прячутся, живые ищут.
     Когда умер Чингисхан,  тело его было предано земле посреди бескрайней
степи.  Место,  где  покоился тот,  кто  подчинил своей воле  полмира,  не
отмечал ни единый кустик,  ни одно деревце. Но даже этого показалось мало:
чтобы  скрыть малейшие следы,  через  степь  прогнали гигантский табун  из
десяти тысяч голов. Могила Чингисхана не найдена до сих пор.
     В 410 году в Калабрии умер король вестготов Аларих. Тот самый Аларих,
который  в  год  своей смерти успел захватить и разграбить Рим.  С тех пор
прошли века.  Давно уже нет народа, называвшего себя готами. Но за полторы
тысячи  лет ни рука грабителя,  ни лопата археолога не коснулись могилы их
вождя. И это несмотря на то, что известно, сколь много золота, драгоценных
камней  и  прочих  ценностей,  награбленных  готами  по всей Европе,  было
сложено в могилу Алариха.
     Конечно,  готы  хорошо знали  об  охотниках за  кладами мертвых.  Вот
почему они постарались сделать недоступным место захоронения своего вождя.
Для   этого  они  перегородили  плотиной  течение  реки  и,   когда  русло
обнажилось,  вырыли глубокую могилу на дне.  Потом,  опустив в нее золотой
гроб и  все  сокровища,  они разрушили плотину,  и  река вернулась в  свое
русло.   Многометровый  слой   воды  и   быстрое  течение  стали  стражами
погребенных сокровищ. Не довольствуясь этим, в ту же ночь готы убили всех,
кто знал, в каком месте реки находится могила.
     В  453  году  умер  вождь  гуннов  Аттила,  прозванный  «бич  божий»,
наводивший ужас на всю Европу.  Его тело положили в золотой гроб,  золотой
гроб поместили в  серебряный,  а  серебряный —  в железный.  Железный гроб
вместе с  несметными сокровищами был  затем предан земле.  Для  того чтобы
место,  где похоронен их  вождь,  осталось неизвестным,  гунны также убили
всех, кто участвовал в похоронах.
     Разговор об  охоте  за  золотом будет весьма не  полон,  если  мы  не
расскажем  о  сокровищах  пиратов.   Пираты  и  их  клады  породили  целое
направление в приключенческой литературе. Впрочем, приключения, выпадавшие
на долю лиц,  существовавших в действительности,  порой превосходили любой
авантюрный сюжет.
     Это было время,  когда черный флаг господствовал на  огромных морских
просторах.  Это  было  время,  когда  тридцать — сорок  процентов  грузов,
отправляемых  морем,   не  доходило  до  порта  назначения.   Такова  была
неизбежная дань,  которую приходилось платить морю и пиратам. Только в XVI
веке в  руках пиратов осталось  100 тонн золота из  числа отправленного из
Америки в Испанию.
     Кроме разбоя, джентльмены удачи занимались закапыванием кладов.
     Один  из  самых  знаменитых кладов  —  легендарные сокровища капитана
Кидда.
     В  мае  1701 года  капитан  Кидд  и  девять  членов его  экипажа были
приговорены к смертной казни. Исчерпав все способы спасти себе жизнь, Кидд
обратился к тем, от кого зависела его судьба, со следующим предложением:
     — Я знаю,  где находится величайшее сокровище. Даруйте мне жизнь, и я
вам скажу, где оно.
     Но  предложение  это  он  сделал  в  слишком  открытой  форме,  чтобы
должностные лица  могли  решиться  принять  его,  не  рискуя  оказаться на
виселице рядом с капитаном пиратов.
     23 мая Кидд был повешен, так и не сказав никому своей тайны.
     Иначе поступил другой король пиратов —  Ла Бюз.  Когда его возвели на
эшафот, он швырнул в толпу листок, исписанный шифром.
     — Мои сокровища тому, кто прочтет!
     Удалось ли  кому-нибудь найти ключ?  Этого не  знает никто.  Известно
только,  что  эпизод этот,  происшедший  7 июля 1730 года,  породил  целую
лавину  экспедиций,  искавших  клад  Ла  Бюза.  Главным  районом  поисков,
продолжавшихся  около  двух  веков,   стал  Индийский  океан,  Сейшельские
острова.  Но  даже  если  кому-нибудь и  повезло,  маловероятно,  чтобы он
постарался оповестить об  этом  весь  мир.  Следует  принять  во  внимание
юридическую сторону вопроса:  спорность права  собственности на  найденное
золото и т. д.
     В  этом  отношении значительно проще было  человеку,  обнаружившему в
конце прошлого века клад на  одном из островов,  принадлежащих Соединенным
Штатам. Дело в том, что на территории США любой клад полностью принадлежит
тому,  кто его нашел.  В данном случае находка была весьма значительная: в
сундуках и  больших просмоленных ящиках лежало золото на  сумму  не  менее
десяти миллионов долларов.
     Есть мнение,  что  это сокровище из  числа кладов,  зарытых капитаном
Киддом.  Но  как  бы  ни  был  велик  найденный клад,  он  мог  быть  лишь
незначительной частью сокровищ, спрятанных Киддом.
     По  документам английского Адмиралтейства,  основная  часть  сокровищ
Кидда состояла из драгоценностей,  награбленных англичанами у  Аурангзеба,
правителя Могольской империи в Индии. Однако корабли, на которых сокровища
эти  были  отправлены из  Индии,  так  и  не  увидели  английских берегов.
Драгоценный груз их оказался в руках капитана Кидда и его людей.
     Некоторые из сподвижников Кидда попали позднее в  руки правосудия.  У
служителей Фемиды были средства заставить этих людей говорить. Согласно их
показаниям,  награбленные сокровища капитан  перевез на  некий  уединенный
остров  вблизи берегов Юго-Восточной Азии.  Когда  многочисленные кованные
сундуки были  надежно спрятаны,  Кидд  вместе  со  своим  лейтенантом убил
одного за  другим всех,  кто помогал ему в  этом.  Потом он,  опять-таки с
помощью лейтенанта,  распял трупы на  деревьях так,  чтобы их  правые руки
указывали направление,  где было спрятано сокровище.  Завершив эту работу,
Кидд решил,  что  настала очередь лейтенанта.  Кидд убил его  и  распял на
большом дереве у самого берега. Этот остров — знаменитый остров Скелетов —
стал   впоследствии  объектом  многолетних  поисков  нескольких  поколений
кладоискателей. Поиски эти продолжаются и в наше время.
     Известно, например, что этим занималась канадская шхуна «Ла Котента»,
в  1960 году такого рода экспедицию возглавил английский капитан Мамфорд и
т. д. Однако поиски клада велись вслепую, пока несколько лет назад некоему
английскому адвокату,  страстному антиквару, не посчастливилось приобрести
на аукционе кое-что из вещей,  принадлежавших якобы самому капитану Кидду.
Один из  сундуков оказался с  тщательно замаскированным двойным дном.  Там
была обнаружена рукописная морская карта XVIII века.  На ней был обозначен
легендарный остров Скелетов капитана Кидда.
     Так  волей  случая или,  точнее,  волей своего хобби солидный адвокат
превратился в  искателя сокровищ.  Настал  день,  когда  шхуна  «Ла Мореа»
водоизмещением сто  тонн покинула один из  английских портов,  взяв курс в
направлении, известном только ее капитану и еще самому владельцу карты.
     Увы,  и эта экспедиция потерпела фиаско. Через три дня шхуна попала в
бурю,  была  разбита в  щепки  вблизи побережья острова Уайт.  Неизвестно,
удалось ли спасти драгоценную карту,  но о новых попытках с тех пор ничего
не сообщалось.
     В отличие от острова Скелетов местоположение другого острова сокровищ
хорошо известно.  Речь идет об острове Кокос, расположенном в Тихом океане
и принадлежащем Коста-Рике.
     Первый клад,  по  преданию,  был  зарыт  здесь в 1685 году знаменитым
пиратом Генри Морганом. Именно этот клад пытались найти герои романа Джека
Лондона  «Сердца трех».  Позднее  «коллега»  Моргана Бенито Бонито спрятал
где-то в  прибрежных  скалах  сокровища  на  сумму  около  трех  миллионов
долларов.  Впрочем, сумма эта не кажется уж столь великой, если принять во
внимание, что всего на острове, по некоторым предположениям, зарыто кладов
на сотни миллионов долларов...
     Но  главным  кладом,   которому  остров  обязан  немеркнущей  славой,
являются знаменитые сокровища Лимы.
     Когда Симон Боливар, борец за независимость Южной Америки, подошел во
главе  своей  армии к  Лиме,  испанские колонизаторы,  высшее духовенство,
губернаторы и  генералы погрузили все имевшиеся у  них ценности на корабль
«Дорогая Мэри», который должен был доставить их в Испанию. Однако капитану
корабля  шотландцу  Томпсону  путь  к  берегам  Испании  показался слишком
долгим,  поэтому,  едва Лима скрылась за  горизонтом,  он выбросил за борт
испанских стражников,  захватил сокровища и,  подняв на мачте черный флаг,
направил корабль к  пустынному острову Кокос.  Когда  через несколько дней
испанцы бросились в  погоню и  все-таки захватили «Дорогую Мэри»,  там  не
оказалось уже ни единой жемчужины, ни одной золотой монеты.
     Рядовые матросы были повешены тут же без суда и  следствия,  капитану
Томпсону и  его помощнику была уготована иная участь,  которой не стали бы
завидовать  даже  повешенные.  Однако  в  ночь  перед  пыткой  капитану  и
помощнику удалось выломать решетку в  иллюминаторе и  вплавь  добраться до
берега.  Едва  оказавшись в  безопасности,  Томпсон,  действуя с  холодной
жестокостью,  убил своего помощника и  стал единственным хранителем тайны.
Много лет  спустя,  перебравшись в  Англию,  перед своей смертью он  якобы
передал своим детям карту острова, где было обозначено место клада.
     С тех пор появилось великое множество вариантов этой карты. Каждый из
них,  выполненный на  старинной  бумаге,  выцветшими  чернилами,  размытый
морской водой,  претендует на  уникальность,  на то,  что именно эта карта
начерчена некогда рукой самого Томпсона.  Поскольку этого нельзя доказать,
то  единственным аргументом в  пользу подлинности карты является ее  цена.
Чем дороже просят за  карту,  тем представляется более вероятным,  что она
настоящая.
     По  мере того как число «подлинных» карт Томпсона росло,  вероятность
находки клада  далеко не  увеличивалась.  Скорее,  наоборот.  Поиски клада
продолжаются и  сейчас.  Можно было бы привести длинный список лиц и  даже
организаций,  искавших и  продолжающих искать этот клад.  Не устоял в свое
время от соблазна найти сокровища, зарытые Томпсоном, и такой человек, как
Франклин Делано Рузвельт...  Впрочем,  в  1934 году в  Англии было создано
даже целое акционерное общество искателей сокровищ Лимы.
     Однако ошибаются те,  кто думает, будто для того, чтобы искать клады,
непременно  следует  отправляться за  многие  тысячи  миль  к  заброшенным
островам и  на  пустынные побережья.  В  каждой стране есть,  оказывается,
потерянные  или  забытые  сокровища,  достоверность  которых  иногда  даже
подтверждается исторически.
     Когда в  пещере у  побережья Мертвого моря были обнаружены знаменитые
ныне рукописи, ученые с удивлением прочли в них сообщения о многочисленных
кладах,  спрятанных  в  окрестностях.  Всего  в  рукописях  Мертвого  моря
говорилось  о   шестидесяти  таких   кладах.   Подробное  перечисление  их
содержимого позволило подсчитать общий  объем этих  сокровищ.  Получалось,
что на  окружающих холмах зарыто около двадцати тонн золотых и  серебряных
изделий.  Однако расшифровать древние рукописи оказалось легче,  чем найти
сами  сокровища.  Многочисленные государственные,  частные  и  религиозные
организации ищут их с тех пор. Вся сложность заключается в том, что за две
тысячи  лет,  прошедшие с  того  времени,  приметы,  на  которые ссылаются
рукописи,  перестали существовать. Реки переменили свои русла или исчезли,
озера  давно  высохли и  заросли кустарником,  на  месте леса  раскинулась
пустыня  и  т. д.  Вот  почему искатели кладов отложили пока  традиционные
заступы и вооружились чертежными досками, пытаясь восстановить внешний вид
местности, существовавшей две тысячи лет назад...
     Еще одно  известное  предание  о  сокровищах.  5 октября 1307 года по
приказу  французского  короля  Филиппа  Красивого   был   запрещен   Орден
тамплиеров,   членов   его  арестовали.  Чтобы  представить  себе,  какими
несметными богатствами владела эта организация,  достаточно вспомнить, что
Ордену  принадлежало  свыше девяти тысяч замков.  Предупрежденный заранее,
великий магистр  успел  спрятать  драгоценности,  которыми  владел  Орден.
Палачи  короля  тщетно  изощрялись  в  самых чудовищных пытках:  ни грамма
золота,  принадлежавшего Ордену,  так и не  попало  в  королевскую  казну.
Сокровища тамплиеров не найдены до сих пор.
     Столь же  безрезультатно вот  уже  более 450  лет продолжаются поиски
золота инков.  В 1532 году, когда испанцы захватили в плен верховного инку
Атахуальпу,  они потребовали от  его подданных фантастического по размерам
выкупа.  По  приказу Атахуальпы к  городу  Куско  со  всех  концов  страны
двинулись  индейцы  с  семьюдесятью тысячами  нош  золота.  Не  дождавшись
выкупа,  нетерпеливые испанцы убили Атахуальпу.  Золото,  которое все  еще
было в пути к резиденции Атахуальпы,  тотчас же исчезло. Бесследно пропали
семьдесят тысяч нош,  надежно спрятанных от  алчных конкистадоров.  В  том
числе и золотая цепь,  которую видело немало людей и поднять которую могли
якобы только двести человек. Индейцы один за другим умирали под пыткой, не
открывая тайну.
     До сих пор был найден только один клад инков,  и то случайно, когда в
1766 году на него наткнулся какой-то испанец.
     Да,  только  случай  открывал порой  сокровище,  к  которому не  вело
никаких иных  путей.  Сколько людей долгие годы  безуспешно искали золотые
клады,  спрятанные предводителем гуннов Аттилой! Но один из них неожиданно
нашла венгерская крестьянка,  всего несколько лет назад.  Пася гусей,  она
стала разгребать клюкой землю и сухие листья,  как вдруг из-под них что-то
блеснуло. Это было золото...
     Можно взять примеры и из более близкого исторического прошлого.  Один
из  приближенных Гитлера утверждал,  что  за  пять месяцев до  капитуляции
фашистской  Германии  фюрер  заявил  в   узком  кругу:   «Мы  окончательно
побеждены... Будущая война уничтожит Европу в течение одного дня. Если наш
народ   избежит  истребления,   именно  ему   предстоит  подхватить  факел
цивилизации и  воссоздать западную элиту.  Я  хочу  оставить сокровища для
возрождения будущего великого рейха».
     Неизвестно,  говорил ли это Гитлер,  до последней минуты продолжавший
надеяться на «секретное оружие» и  на внезапный перелом в  ходе войны.  Но
зато   достоверно   известно,   что   гитлеровцы   действительно   прятали
награбленные ими сокровища.  И не только в швейцарские банки...  Прятали в
горах,  в пещерах,  на дне озер,  зарывали в землю. Это породило множество
детективных историй...
     В   1946   году   бывший   лейтенант  вермахта  Франц   Готтлиб  имел
неосторожность рассказать некоему журналисту о  золоте,  зарытом в  районе
города Ленда.
     — Я утверждаю,  что оно находится там! Всего было тридцать ящиков, их
зарыли русские военнопленные. Но они уже не проговорятся!
     Разговорчивость лейтенанта оказалась пороком, за который ему пришлось
заплатить дорого,  возможно,  жизнью.  Через  несколько дней  после  этого
заявления он  бесследно исчез.  Так  же  бесследно исчезли  еще  несколько
человек, имевшие отношение, как выяснилось, к золоту рейха.
     Время от  времени в  западной печати появляются сообщения о  странных
убийствах в  районах,  где,  как  предполагается,  был зарыт клад Гитлера.
Убитыми оказываются люди, рискнувшие заняться его поисками.
     Таким же ореолом глубокой тайны и смерти по сей день окутано все, что
относится  к  золоту  главнокомандующего германскими войсками  в  Северной
Африке Роммеля. Шесть тяжелых ящиков, доставленных под усиленной охраной 8
мая  1943 года в  Бизерту  и  затем бесследно исчезнувших,  по  сообщениям
печати,  уже стоили жизни нескольким искателям сокровищ. Одни исчезали при
странных обстоятельствах, других находили убитыми.
     Можно  предполагать,  что  немало спрятанных,  а  часто и  потерянных
сокровищ  находится  и  на  территории  нашей  страны.  Каждое  нашествие,
восстание или  война  оставляли под  землей  многочисленные следы  в  виде
кладов.  Некоторым из  этих  находок посвящены статьи специальных изданий:
«Два  клада  сельджукских монет»;  «Находки римских  динариев в  Курской и
Воронежской областях»;  «Баратынский клад  византийских серебряных монет»;
«Клад серебряных куфических монет, найденных в совхозе Соболево» и т. д.
     Некоторые из  этих кладов имеют неоценимое научное значение.  Так,  в
одном из  курганов в  Казахстане было  найдено неразграбленное захоронение
«золотого человека».  Полностью сохранились его шлем и  одежда из  чистого
золота.  Это оказались очень красивые и изящные изделия. Но намного дороже
найденного золота были знания о далеких временах,  принесенные ими мировой
науке.
     Если  продолжить этот  список,  он,  несомненно,  намного превысил бы
размеры этой главы.  Но,  пожалуй,  более обширен другой список — перечень
кладов,  которые  так  и  не  были  обнаружены.  Это  и  легендарный  клад
разбойника Кудеяра,  спрятанный где-то на Волге,  и клад Степана Разина, и
лодка с серебром,  зарытая Пугачевым в Пензенской области на реке Мокше. А
клад Наполеона — целые подводы золотых и серебряных вещей, якобы брошенных
в озеро во время отступления «великой» армии!
     Другие клады были зарыты при более сложных обстоятельствах.
     В  годы  первой  мировой  войны  казачий  полковник Икатуров отнял  у
турецких  войск   бесценное  церковное  имущество,   награбленное  ими   в
христианских монастырях и храмах:  золотые оклады икон, монеты, бриллианты
(от 70  до  80 каратов!)  и  т. д.  Но военное счастье переменчиво.  Через
несколько дней отряд Икатурова сам  оказался окруженным турецкими войсками
в горах и почти весь погиб.  Чтобы спасенные сокровища не достались врагу,
полковник в двух больших тюках зарыл его на склоне горы.
     Клад Икатурова пытались искать не раз.  В  1933 году в тот район была
направлена специальная английская экспедиция.  Повторно  экспедиция должна
была состояться в 1939 году, но началась вторая мировая война.
     Так  же  безвозвратно потерянной оказалась и  золотая  казна  русской
армии, зарытая в годы первой мировой войны где-то в районе Каунаса.
     В поисках сокровищ,  в поисках кладов,  безусловно,  есть свой азарт.
Недаром  многие  произведения приключенческой литературы посвящены  этому.
Вспомним  «Остров сокровищ»  Р. Л. Стивенсона,  «Копи  царя  Соломона»  Р.
Хаггарда.  Те,  кто  решился вступить в  эту  опасную игру,  шли на  любые
трудности, на риск, иногда даже на смерть.
     Во имя чего?  Может,  ради того, чтобы спасти чью-то жизнь? Совершить
великое  открытие?  Принести людям  радость,  излечить больных,  накормить
голодных?
     Нет.  К  сожалению,  нет.  Помыслы и  надежды,  которые владели этими
людьми,  меньше всего можно назвать бескорыстными. Они стремились к одному
— к   богатству.   Вместо  того   чтобы   скупать  акции   или   торговать
недвижимостью,  как  делали другие,  они  искали кратчайших путей и  самых
быстрых способов к обогащению.
     Почему же  тогда,  несмотря ни  на что,  люди эти все-таки симпатичны
нам?  Дело в  том,  что обычно образ их приходит к  нам,  будучи преломлен
сквозь  призму  художественной литературы.  Искатели  кладов,  охотники за
сокровищами  были  людьми  не  только  мужественными и  целеустремленными,
настойчивыми  и  смелыми,  но  и  алчными,  жестокими,  нередко  лишенными
принципов.  Такой образ во  всей его  полноте не  мог вызвать читательских
симпатий.  Поэтому  на  страницах  книг  он  претерпевает облагораживающее
воздействие писательского пера  —  отрицательные черты  затушевываются или
исчезают,  положительные черты выступают на  первый план.  Так  появляется
чисто литературный охотник за кладами,  а  вместе с  ним миф о  подвигах и
благородных приключениях кладоискателей.

     Возникнув в  III веке нашей эры  в  Египте,  алхимия получила широкое
распространение значительно позднее.  Главной целью алхимии было получение
философского камня.  Считалось,  что  если к  серебру или  ртути подмешать
немного философского камня,  а  потом смесь эту  как следует нагреть,  она
превратится в  чистое золото.  В  это верили такие выдающиеся ученые,  как
Авиценна, Фрэнсис Бэкон, Лейбниц, Спиноза.
     Владыки  светские  и  владыки  духовные  тайно  состязались  в  своем
стремлении  приобщиться к  умению  искусственного изготовления золота.  Р.
Бэкон,  находившийся в двадцатилетнем одиночном заключении,  по требованию
папы пишет для него, лично для него, трактат о философском камне. Подобные
же   сочинения  для  папы  Бенедикта  XI  составляет  алхимик  Арнольд  де
Вилланова.   А  папа  Иоанн  XXII,  также  интересовавшийся  искусственным
изготовлением золота, сам пишет труды, посвященные этому предмету.
     Уверенность в  том,  что  искусственное получение  золота  реально  и
вполне достижимо,  была столь велика, что английский король Генрих VI, при
дворе которого многие алхимики бились над этой задачей,  обратился даже со
специальным  посланием  к  подданным.  В  послании  он  заверял  их  своим
королевским словом,  что  близок  день,  когда  в  его  лабораториях будет
получен  философский камень,  и  тогда  он  выкупит  все  закладные  своих
подданных и выплатит все их долги чистым золотом.
     Один из авторов XVII века писал: «...Почти все люди, как низкого, так
и  высокого состояния,  желают учиться науке химии только для того,  чтобы
чрезвычайно обогатиться. Вот почему знатные господа и вельможи употребляют
свои достатки, побуждаемые алчным желанием к снисканию еще больших. Они не
гнушаются разгребать уголья,  так  что иной знатный и  богатый вельможа на
кузнеца  походит.  А  из  своих  деревень они  настолько успешно  добывают
квинтэссенцию,  что вскоре разоряются и  впадают в  меланхолию...  Другие,
низшего  состояния  люди,  оставляют свое  ремесло  и  пытаются  сделаться
химиками, но, ничего не достигнув, просят милостыню».
     Трудно представить себе,  чтобы  подобное увлечение в  такой  степени
могло охватить множество людей,  если бы  не  было каких-то  подтверждений
этой веры.
     Известный голландский ученый Ян Баптист ван Гельмонт (1579 — 1644)  в
одном  из  своих сочинений писал о  философском камне,  который ему  якобы
несколько раз случалось держать в  руках.  По его словам,  это был порошок
цвета шафрана.  «Однажды мне  была дана 1/4 грана  (граном я называю 1/600
часть унции).  Я  соединил эти четверть грана,  завернутые в  бумагу,  с 8
унциями ртути,  нагретой в реторте.  И сразу же вся ртуть с шумом застыла,
перестав кипеть.  После того как все остыло,  осталось  8 унций и  немного
меньше 11 граммов чистого золота».
     В  другом  своем  сочинении  Гельмонт  описывает,  как  несколько раз
превращал  подобным  же   образом  ртуть  в   золото  при   помощи  крупиц
философского камня.  «Я делал эти превращения собственной рукой при помощи
одного грамма порошка на  1000  граммов горячей ртути,  и  опыт  увенчался
успехом на огне,  как и  описывалось это в  книге,  к величайшему восторгу
всех, кто стоял вокруг меня...»
     Гельмонт признается,  что  состав философского камня  так  и  остался
неизвестен ему. Оба раза он получал его из рук человека, которого не знал.
     Эпизод этот перекликается с историей, которую рассказывают об Иоганне
Фредерике  Гельвеции,  не  менее  известном  враче  и  ученом  XVII  века.
Гельвеций утверждал,  что  в  1666  году  его  посетил  некий  незнакомец,
обнаруживший высокие познания. Уходя, он оставил несколько крупиц порошка,
служащего для  превращения металлов.  На  следующий день Гельвеций ожидал,
как было условлено,  прихода незнакомца,  но тот так и не появился.  Тогда
Гельвеций,  решив,  что  это  был  какой-то  проходимец и  лжец,  и  желая
удостовериться в этом,  растопил,  как было сказано ему, 6 драхм олова и в
присутствии сына  и  жены  высыпал туда полученный порошок.  «Когда состав
остыл, — писал сам Гельвеций, — он сиял, как золото. Мы немедленно отнесли
его к ювелиру,  который сразу сказал,  что это самое чистое золото из всех
проб, когда-либо попадавшихся ему, и тут же предложил заплатить за него по
50 флоринов за унцию».
     Когда  об  этом  случае стало известно Баруху Спинозе,  философ лично
разыскал ювелира, купившего это золото, который подтвердил рассказ. «После
этого,  —  писал  Спиноза в  одном  из  писем,  —  я  отправился к  самому
Гельвецию,  который показал мне и  самое золото и плавильник,  изнутри еще
покрытый золотом».
     Известный алхимик  Александр Ситоний,  умирая  после  пыток,  передал
своему  ученику,  поляку  Сендзивому,  некоторое  количество  философского
камня.  Правда,  при этом он также не открыл секрета его изготовления. При
помощи  нескольких  крупиц  этого   камня  Сендзивый  совершил  якобы  ряд
превращений  при  дворе  Сигизмунда  III  в  Кракове.  Во  всяком  случае,
некоторые из современников утверждали,  будто бы это было сделано.  Вскоре
Сендзивый был приглашен в  Прагу,  где передал немного оставшегося состава
императору Рудольфу II. Посредством этого состава император лично совершил
превращение ртути в  золото.  Однако,  когда весь  имевшийся у  него запас
порошка вышел,  августейший ученик алхимика не мог уже ничего сделать и не
совершил ни одного превращения.
     Столетием  позже,   в  1705  году,   алхимик  Пейкюль  в  присутствии
известного  ученого-химика  Гирна  и  многих  свидетелей  якобы  совершает
превращение  неблагородных металлов  в  золото.  В  память  о  событии  из
полученного золота была выбита медаль.
     А  впервые такая  медаль была  выбита  в  1648 году,  когда император
Фердинанд III при помощи порошка,  полученного им от алхимика Рихтгаузена,
как утверждали,  собственноручно получил из ртути золото. На одной стороне
медали   поместили  изображение  Меркурия   как   символа   совершившегося
превращения.
     Еще в  1797 году медаль эту можно было видеть в венском казначействе,
где она хранилась.
     Арнольд де Вилланова,  о  котором мы уже упоминали,  «искусный врач и
мудрый алхимик», по свидетельству современников, также изготовлял золото и
раздавал его бедным.
     С  тайной  искусственного получения золота связана и  загадка Николая
Фламеля,  парижского переписчика книг.  Звучит эта история так. В каком-то
из  забытых  собраний рукописей Фламелю  попался  как-то  древний фолиант.
Долгие годы  он  пытался разобраться в  нем,  но  многие знаки  и  символы
оставались  ему   непонятными.   Он   советовался  со   знающими   людьми,
предусмотрительно показывал им  не  всю  книгу,  а  лишь отдельные фразы и
знаки,  которые он выписывал на листке. Эти упорные, но безуспешные поиски
продолжались  двадцать  один  год,  пока  его  жена  не  посоветовала  ему
поговорить с  каким-нибудь ученым раввином.  Однако это оказалось нелегким
делом.  Задолго до  Фламеля волею короля Филиппа II Августа все евреи были
изгнаны из Франции.
     Фламелю пришлось ехать в  Испанию,  где он провел два года в  поисках
нужного  человека.  Наконец ему  удалось найти  одного  ученого —  знатока
древнеиудейской символики и  мистики.  Едва  услышав об  этой  книге,  тот
оставил  все  и  вместе  с  Фламелем  отправился  в  дальний  путь.  «Наше
путешествие,   —  писал  позднее  сам  Фламель,  —  было  благополучным  и
счастливым.  Он открыл мне истинный смысл большей части символов и знаков,
в  которых даже точки и черточки имели величайший тайный смысл...» Однако,
не доезжая до Парижа, в Орлеане ученый раввин заболел и вскоре умер, так и
не коснувшись древней книги.
     Призвав на  помощь все,  что  удалось ему узнать,  Фламель вернулся к
своим  занятиям  и   опытам,   которые  17  января  1382  года  увенчались
торжеством.  В  этот  день  ему  якобы удалось впервые получить серебро из
ртути.  А  через  несколько месяцев Фламель таким же  путем будто бы  смог
изготовить первые образцы чистого золота.
     Как бы то ни было, но известно, что вскоре после этой даты безвестный
переписчик книг становится одним из самых богатых людей Франции. Этот факт
никто не пытался опровергнуть. Неподалеку от своего дома он строит ставшую
знаменитой церковь,  а затем еще семь по всей стране.  На свои средства он
построил и содержал приюты для бедных и четырнадцать больниц.
     Огромные суммы жертвовал Фламель в пользу бедняков и богаделен. Еще в
XVIII веке казначейство раздавало на  парижских улицах милостыню из  сумм,
которые были завещаны Фламелем.
     Естественно,  что  этот поток золота,  изливавшийся из  рук человека,
только  вчера  бывшего  бедняком,   озадачил  власти.   Карл  VI   повелел
королевскому  сборщику   податей   Крамуази   тщательно  расследовать  все
обстоятельства,    связанные   с   этим   внезапным   богатством.    Какие
доказательства представил  Н. Фламель,  осталось неизвестно,  однако после
этого власти уже ни разу не беспокоили его никакими расследованиями.
     Умер Фламель в 1419 году.  Несколько веков спустя,  в 1816 году, дом,
где  он  жил  когда-то,  был  куплен одним  из  искателей сокровищ.  Новый
владелец обыскал буквально каждый сантиметр стен,  пола, потолка в поисках
золота,  которое мог спрятать Фламель.  Однако Фламель,  очевидно, не счел
нужным делать это.  Для  кого  стал бы  он  прятать золото?  Наследников у
Фламеля не было, и, умирая, все свое состояние он завещал бедным.
     Хроники рассказывают об известном алхимике Раймонде Люлле, приятеле и
сподвижнике Арнольда де Виллановы. Во время пребывания в Англии по просьбе
Эдуарда III он якобы изготовил тысячу фунтов золота для крестового похода.
Другой  алхимик,  Джордж Рипл  (XV в.),  личный друг папы Иннокентия VIII,
одного из  самых  ученых  людей своего времени,  в  1460 году  пожертвовал
Мальтийскому ордену  несколько тысяч  фунтов  стерлингов золотом.  По  тем
временам сумма эта была астрономическая.  Появление ее у простого алхимика
было не менее фантастично, чем изготовление золота в тигле.
     Правители, для которых золото являлось средством упрочения их власти,
не были равнодушны ни к алхимикам,  ни к их тайным занятиям.  Исторические
хроники утверждают,  будто английский король Генрих VI и  французский Карл
VII  именно  с  помощью  алхимиков  спасли  пошатнувшееся было  финансовое
положение своих стран.
     Слухи  об  изготовлении алхимиками золота приносили им  популярность,
которой, впрочем, не было причин радоваться. По всей Европе, да и по всему
Востоку,  за  алхимиками началась  настоящая охота.  Так  охотились бы  за
курами,  которые бы несли золотые яйца. Щедрыми наградами или силой каждый
правитель   старался   заполучить   себе   человека,   владеющего   тайной
изготовления  золота.   В  этом  отношении  характерна  судьба  одного  из
алхимиков XVI века Александра Ситония.
     Интересное свидетельство о личном знакомстве с ним мы находим в книге
известного  ученого  того  времени  профессора  Вольфганга  Дейнхейма.  Он
познакомился с  Ситонием случайно по дороге из Рима в  Германию.  «Это был
человек  исключительно  одухотворенной внешности,  высокий,  худощавый,  с
румянцем на лице. Он носил бородку на французский манер, одет был в платье
из  черного сатина,  и  его сопровождал только один слуга,  которого легко
можно было заметить по рыжему цвету волос и бороды».
     Дорога в  то время занимала много дней и  недель,  и  два ученых были
рады обществу друг друга.  Профессор,  не зная,  кто перед ним, всю дорогу
ругал алхимиков и алхимию,  которую считал лженаукой. Ситоний уклонялся от
спора, когда же они прибыли в Базель, сказал:
     — Я думаю,  что лучше всех слов,  которые я мог  бы  противопоставить
вам,  будет факт. Поэтому не откажитесь присутствовать при опытах, которые
я проведу специально для вас.
     Самым замечательным в  последовавших опытах было  то,  что  Александр
Ситоний, дабы устранить всякое основание для скепсиса, не притрагивался ни
к  чему и  даже не  подходил к  ретортам.  Стоя на  расстоянии,  он  давал
различные указания своему скептически настроенному спутнику и его не менее
скептическому помощнику, а те их старательно выполняли.
     Не  веря  своим  глазам,  присутствующие увидели наконец,  что  после
сложных  манипуляций  реторта,   с  которой  проводился  опыт,  более  чем
наполовину оказалась наполненной золотом.  Приводя этот эпизод, участником
которого был он  сам,  профессор Дейнхейм писал в  своей книге,  что готов
подтвердить достоверность свершившегося самой страшной клятвой.
     Правда,  в  те  времена существовало поверье,  будто золото алхимиков
редко приносит счастье.  То, что это так, как нельзя лучше видно на судьбе
самого Ситония.
     Будучи в Страсбурге,  он с разрешения известного ювелира Густенховера
какое-то время работал в  его мастерской,  выполнявшей функции своего рода
лаборатории.  В  благодарность Ситоний якобы дал  ему немного философского
камня,  при помощи которого тот в  присутствии самых видных представителей
города совершил несколько превращений.
     Весть об этом разнеслась быстро,  и  вскоре в  Страсбург торжественно
прибыла делегация от чешского императора Рудольфа II.  Император приглашал
ювелира повторить этот опыт при  его дворе.  Густенховер прибыл в  Прагу и
там  у  всех  на  глазах  совершил  несколько превращений еще  раз,  якобы
израсходовав при этом весь запас бывшего у него философского камня.
     Как нетрудно догадаться, монаршие милости, которыми Рудольф II осыпал
было  ювелира,  сменились гневом,  едва тот  стал уверять,  что  не  знает
рецепта подаренного ему  состава.  Чувствуя приближение беды,  Густенховер
попытался бежать из дворца,  но стража,  расставленная повсюду,  имела уже
приказание не выпускать его.  Все оставшиеся годы жизни Густенховер провел
в подземелье,  прикованный цепью к стене.  Он мог обрести свободу,  только
выдав тайну. Тайну, которой не знал.
     Казалось бы, этот случай должен был послужить предостережением самому
Ситонию.  Но тот продолжал свои занятия и эксперименты как  ни  в  чем  не
бывало.  Он посетил Дрезден,  побывал в Гамбурге,  Мюнхене. И повсюду, как
тень,  следовали за ним какие-то люди, которые таились, прятались, а когда
он уезжал, старательно собирали осколки разбитых колб, обрывки его бумаг и
т. д.  Один  из друзей стал призывать его к осторожности,  однако  Ситоний
горько усмехнулся:
     — Если мне  суждено будет попасть в  руки какого-нибудь правителя,  я
скорее тысячу раз приму смерть, чем открою тайну.
     И он сдержал свое слово.
     Как-то  Ситоний имел неосторожность прибыть по  приглашению курфюрста
Саксонии Христиана II  в  его владения.  Дальше все происходило по ставшей
привычной схеме:  сначала внимание и  величайшие почести,  потом  тюрьма и
пытка.  Ситоний умер в  1604 году в  застенке.  Тайна его исчезла из жизни
вместе с ним.
     Случалось,  однако,  что  репутация  людей,  умеющих  делать  золото,
которая  нередко  приводила  алхимиков  за  решетку,  оказывалась  ключом,
открывавшим им дверь из темницы.
     Во второй половине XVI века два путешествующих алхимика —  Э. Келли и
Ди  —  были  схвачены по  приказу императора Максимилиана II  и  брошены в
тюрьму,  где им надлежало находиться,  пока они не откроют тайны получения
философского камня.  Максимилиан не учел,  правда,  того, что стремление к
обогащению свойственно не только императорам.  Тюремщики, узнав, кто такие
их  молчаливые узники,  выпустили их на свободу,  прельщенные надеждами на
золото из реторты.
     Но этот случай не научил алхимиков ни осторожности,  ни благоразумию.
Вскоре  после  приключения,   описанного  выше,   склонившись  на  лестные
приглашения  Рудольфа  II,   Келли  прибыл  в  Прагу  и  согласился  стать
придворным алхимиком императора.  В  первые же дни ему был пожалован титул
маршала Богемии вместе с  приличествующими этому званию мундиром и знаками
отличия.
     Это было тем самым хорошим началом,  которое предвещает обычно плохой
конец. Келли отказался открыть императору секрет философского камня и, как
следовало  ожидать,   был   заключен   в   тюрьму.   Зная   участь   своих
предшественников,  Келли понимал,  что его ждет. Он стал действовать через
друзей,  оставшихся на свободе.  Благодаря их стараниям в  судьбе алхимика
неожиданное участие приняла английская королева Елизавета. Дело в том, что
Келли  был  англичанином и  подданным ее  величества.  На  основании этого
королева потребовала от  чешского императора его освобождения,  и  алхимик
сделался объектом переписки двух монархов.
     Оказалось,  однако,  что ничто не  могло принести ему большего вреда,
чем  заступничество королевы.  Чем  больше настаивала она на  освобождении
алхимика,  тем  более убеждался Рудольф,  что  это неспроста и  что узник,
которого он заполучил, многого стоит. Император приказал перевести Келли в
башню и удвоить караулы.  Впрочем,  не было, очевидно, таких башен и таких
замков,  которые нельзя было  бы  открыть золотом.  И  снова  главную роль
сыграло даже не само золото,  а лишь его отблеск в будущем, в том будущем,
когда  Келли окажется,  наконец,  на  свободе и  сможет щедро вознаградить
своих избавителей.
     Но  на этот раз Келли не повезло.  Не повезло последний раз в  жизни.
Темной,  безлунной ночью,  спускаясь по  веревочной лестнице из окна своей
башни, он сорвался вниз и разбился насмерть.
     Занятия алхимией были сопряжены с величайшим риском, и жизнь алхимика
походила обычно на авантюрный роман.  Роман,  увы, не всегда со счастливым
концом. Многим из искавших золото на темных путях тайных наук не удавалось
избежать  печальной участи.  Для  этого  нужно  было  обладать  не  только
значительной долей мужества и  хитрости,  но и везением.  Стоит привести в
этой связи исполненный железной логики ответ одного алхимика Леопольду II:
«Если я  в самом деле умею делать золото,  то не нуждаюсь в императоре.  А
если я не умею делать золото, то он не нуждается во мне».
     Вот  почему  величайшую предусмотрительность проявил Моренн —  ученик
известного философа александрийской школы Адфара.  Утверждают,  будто ему,
будучи при  дворе султана Калида в  Каире,  удалось убедить султана и  его
приближенных в  том,  что он  обладает тайной превращения металлов.  Более
того,  в  их  присутствии он  якобы совершил несколько превращений простых
металлов в золото.  Но,  умудренный печальным опытом других алхимиков,  не
дожидаясь монарших милостей,  Моренн тут  же  поспешил бежать из  дворца и
скрыться. Многолетние попытки султана найти его, огромная награда, которая
была обещана Моренну,  ничего не дали. Ученый не польстился на приманку, и
ловушка осталась пуста.
     Иначе сложилась судьба известного ученого Востока ар-Рази,  жившего в
Х веке.
     Ар-Рази  много путешествовал и  обрел большую известность как  врач и
человек,  занимающийся алхимией.  Он  же написал трактат о  преобразовании
металлов,  который имел несчастье посвятить своему другу Альмансуру, эмиру
хоросанскому.
     Эмир окружил ученого уважением и  почетом,  гордясь,  что  знаменитый
ар-Рази  украсил  своим  блистательным присутствием  его  двор.  Все  было
прекрасно до  того дня,  когда распаляемый любопытством эмир пожелал лично
наблюдать превращение металлов в  золото.  Для  этой цели волей эмира была
воздвигнута специальная лаборатория со  всеми  необходимыми инструментами,
оборудованием и, самое главное, с особым помостом для высоких посетителей.
     В  назначенный  день  и  час  эмир  в  сопровождении  приближенных  и
сановников  явился  к  ученому.  Лица  у  посетителей были  непроницаемы и
надменны.  Они  заняли места на  коврах перед большим очагом,  на  котором
быстрые и  безмолвные помощники ар-Рази расставляли уже  какие-то  тигли и
реторты.
     Жестом фокусника ар-Рази показал присутствующим пустой сосуд, который
тут же  у  всех на  глазах наполнил ртутью.  Сосуд поставили на  медленное
пламя и  начали попеременно добавлять в него то серу,  то цинк,  то олово,
несколько раз  его  снимали с  огня  и  охлаждали,  затем снова ставили на
огонь.  Это продолжалось довольно долго.  На лицах царедворцев по-прежнему
не было ни интереса,  ни досады, ни разочарования. Единственным человеком,
который  мог  бы  позволить себе  выражать эмоции,  был  сам  эмир.  А  он
настолько был поглощен опытом, что, казалось, забыл о времени.
     Но  вот наступил наконец момент,  когда тяжело и  глухо клокотавшая в
закрытом сосуде  ртуть  должна  была  превратиться в  чистое  золото.  Так
гласила древняя рукопись,  которой пользовался ученый.  Прежде чем открыть
сосуд,  ар-Рази еще раз мысленно проверил себя, все ли он сделал, в той ли
последовательности. Да, все было правильно.
     Он поднял крышку. В сосуде плескалась ртуть.
     Эмир  гневно  поднялся.  Напрасно  ученый  умолял  его  остаться,  он
повторит  опыт,   произошла  какая-то  ошибка...  Эмир  не  слушал  его  и
направился к  дверям.  Это послужило сигналом.  Абу-Бекр,  начальник охоты
эмира,  ударил  старика первым.  Через  секунду цветные,  расшитые золотом
халаты сбились в  одну кучу.  Каждый хотел хотя бы  раз  ударить или пнуть
ногой вчерашнего любимца эмира.  Этот день перечеркнул всю  жизнь и  труды
ученого.  Выгнанный из  дворца,  ослепший от побоев,  он кончил свои дни в
нищете и забвении.
     Но ар-Рази был не просто одним из многих мечтателей,  тщетно искавших
золото на  дне реторт и  пробирок.  Его имя дошло до нас как имя одного из
крупнейших ученых своего времени. Сейчас, тысячу лет спустя, написанная им
«Книга тайны тайн» переведена на русский язык и издана Академией наук.
     О  каких же  тайнах рассказывает она?  Увы,  она говорит о  том,  что
сегодня  можно  прочесть  в  любом  школьном  учебнике химии:  о  способах
получения поташа,  перегонки медного купороса и т. д.  Тем не менее в свое
время эти  знания составляли секрет,  и  название сочинения ар-Рази «Книга
тайны тайн» далеко не случайно.
     Скрывая  свои  знания  от  непосвященных,   ученые  прошлого  нередко
облекали их в  форму условных фраз.  Много ли можно,  например,  понять из
следующей фразы,  взятой из книги уже знакомого нам Фламеля:  «Знайте все,
путешествующие на  Востоке,  что  если  Марс в  блестящем своем вооружении
бросится в объятия Венеры, растаявшей от слез, то он вскоре покраснеет»?
     Но эта кажущаяся бессмыслица обретает значение,  если раскрыть тайный
алхимический смысл  некоторых символов.  Знаком солнца алхимики обозначали
золото.  Солнце  встает  на  Востоке,  поэтому  фраза  «путешествующие  на
Востоке»  означает «ищущий  золото».  Символом планеты  Марс  обозначалось
железо,  Венеры — медь; слезы — жидкий раствор. Следовательно, приведенный
отрывок расшифровывался так:  «Знайте,  алхимики,  если отполировать кусок
железа  и  окунуть  его  в  раствор  меди  (медного купороса),  то  железо
приобретает красный цвет».
     Ученые скрывали свои  знания еще  и  потому,  что  всеобщее увлечение
алхимией породило великую  армию  обманщиков.  Впрочем,  это  закономерно:
каждая  большая идея  имеет  не  только своих  мучеников и  героев,  но  и
неизбежных прихлебателей и  шарлатанов.  Вот почему,  когда одни проводили
жизнь  у  реторт и  печей,  ставили сотни экспериментов,  другие не  менее
настойчиво искали окольных путей к успеху.
     Для обмана существовало много способов.  Например, чтобы «превратить»
свинец в  золото,  брали золотой слиток,  предварительно покрытый свинцом.
При   нагревании  свинец  расплавлялся,   и   перед   изумленными  взорами
представало золото.  Иногда  устраивали  тигли  с  двойным  дном.  Прятали
кусочки золота в деревянные палочки,  которыми время от времени помешивали
расплавленный свинец  или  ртуть.  Золото,  появившееся  в  сосудах,  было
доказательством того, что превращение металлов произошло...
     В  прошлом веке  в  Москве  объявился некий  врач,  проживавший,  как
говорили тогда,  «в глуши,  в  Сокольниках».  Он привлекал к  себе богатых
москвичей  тем,  что  под  величайшим секретом  сообщал  им,  будто  нашел
средство  делать  золото,   и   получал  от   них  значительные  суммы  на
алхимические опыты.  Когда же в  конце концов опыты эти,  как и  следовало
ожидать, не увенчались успехом, он объяснил это следующим образом:
     — Нам недостает только одного растения, которого не найдешь в России.
     — А какое это растение?
     — Баранец.
     — Что это за баранец?
     — Дерево,  которое пищит,  как ребенок, когда на заре вытаскивают его
корни.
     — А где можно его найти?
     — В Азии, на горах.
     Было  решено  организовать экспедицию  «в  Азию,  на  горы».  На  это
легковерными москвичами было  ассигновано десять тысяч  рублей.  Только то
обстоятельство,  что за  свои опыты доктор был сослан в  Сибирь,  помешало
состояться экспедиции за растением, «которое пищит».
     Некоторые из  подобных искателей золота искренне полагали,  что жабы,
змеи и ящерицы питаются философским камнем, который они якобы усваивают из
росы,  дождевой воды  и  воздуха.  Для  того чтобы добыть из  них  искомый
камень,  несчастных тварей сажали на  строгую диету,  состоявшую из  росы,
дождевой воды  и  воздуха,  а  потом перегоняли на  огне.  Нетрудно понять
горестное  разочарование  одного  из   представителей  этого  направления,
который в поисках философского камня проделал,  по его словам,  следующее:
«Я собрал жидкости,  вытекающие из носа,  мочи и плевков, каждой по фунту,
смешал все вместе и сложил в реторту,  чтобы извлечь из них квинтэссенцию.
Я сделал из нее твердое вещество,  которое применил к превращению металла.
Но не достиг ничего!»
     Алхимика,  подвизавшегося при  дворе и  уличенного в  обмане,  обычно
вешали,  как  фальшивомонетчика,  на  позолоченной виселице и  в  одеждах,
усыпанных блестками.
     Если же он не был уличен в  обмане,  считалось,  что он действительно
обладает тайной философского камня, и тогда его ожидал застенок.
     Это  был замкнутый круг,  и  попавшие в  него,  имевшие смелость (или
безумие) избрать опасное ремесло алхимика,  могли  сойти с  круга,  только
пройдя эшафот или камеру пыток.
     Не всякое заблуждение знало столько людей,  отдавших за  него  жизнь,
сколько  алхимия.  В  1483 году  Луис фон Неус умер в тюрьме в Гамбурге за
отказ открыть тайну философского камня.  В 1575 году герцог Люксембургский
в  железной клетке сжег заживо женщину-алхимика Марию Зиглерин за то,  что
та не сообщила  ему  состава  философского  камня.  В  1590  году  алхимик
Брагадино   был  повешен  в  Мюнхене,  в  1597  году  Георг  Гонауэр  —  в
Вюртемберге, Кронеманн — в Пруссии, Келттенберг — в Польше и т. д.
     Уже Юлий Цезарь приказал сжечь все алхимические тексты на  территории
Римской  империи.  Занятие  алхимией было  предано  проклятию католической
церковью.   Алхимия  официально  была  запрещена  в  Англии,  Франции,  на
территории Венеции. Французского химика Жана Барилло казнили только за то,
что он изучал химические свойства элементов и имел лабораторию.
     Но,  несмотря на все запреты,  казни и неудачи,  эта тайная и опасная
игра не прекращалась.
     Еще  в  прошлом веке  во  Французскую академию наук поступали разного
рода проекты по искусственному превращению металлов в золото. Этой задачей
продолжали  заниматься,   причем  не   только  во  Франции  и   не  только
беспочвенные  мечтатели  и   фантазеры.   Великий   Эдисон   и   известный
изобретатель Никола Тесла, уединившись в лаборатории, многие дни проводили
какие-то  тайные опыты.  Ни  один из сотрудников не знал,  чем они заняты.
Чтобы уберечься от досужего любопытства, ученые тщательно зашторивали окна
лаборатории,  а  когда уходили,  Эдисон сам  внимательно проверял замки на
дверях.  Увы,  величайший соблазн не обошел и их:  Эдисон и Тесла пытались
достичь  того,  что  тщетно  пытались  сделать  до  них  многие  поколения
алхимиков,   —   превращения  других  металлов  в   золото.   При   помощи
рентгеновской  установки  с   золотыми  электродами  они  облучали  тонкие
пластинки серебра.  А в то время,  когда, отложив все другие дела и опыты,
они  предавались этим  экспериментам,  в  Балтиморе  профессор  Ира-Рамсен
сооружал аппарат для «молекулярных превращений одних металлов в другие»...
     И  вот  пришел день,  когда  всем  ожиданиям суждено было,  казалось,
сбыться.  В  1896 году  известному  американскому химику  Кэри Ли  удалось
изготовить из серебра желтый металл,  по внешнему виду весьма напоминавший
золото.  Хотя химические свойства его оставались теми же,  что у  серебра,
как говорил сам Ли, не все может быть достигнуто сразу.
     Действительно,  уже  через  год  на  первых  своих  страницах  газеты
сообщили, что искусственное золото наконец получено. Имя человека, который
якобы   сделал  это,   пользовалось  доброй  репутацией  среди   ученых  и
изобретателей:  Стефен Эмменс  —  химик,  автор  многих  серьезных научных
публикаций и ряда открытий.  Одно из его изобретений — взрывчатое вещество
эмменсит  —  с  интересом изучало  военное  министерство.  Эмменс  был  не
случайным человеком в науке,  его слова имели вес. Поэтому его заявление о
том, что им открыт способ превращения серебра в некий металл, названный им
аргентаурум,  практически неотличимый от золота, вызвало большой резонанс.
Три   слитка  этого  металла  после  скрупулезной  проверки  испытательной
лабораторией Соединенных Штатов были затем куплены по цене золота.
     В ответ на требование газет открыть секрет изготовления золота Эмменс
заявил,  что такой акт подорвал бы золотой баланс и для многих превратился
бы в катастрофу.  Однако он согласился выступить с публичной демонстрацией
своих опытов на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. Но, как известно,
он  так и  не  появился там.  Эмменс внезапно исчез.  История эта не имела
никакого продолжения.  Нашлись ли люди, которым инициатива доктора Эмменса
показалась  слишком  опасной,  и  решили  ли  они  откровенно убрать  его,
попытались ли  они  перед этим  вырвать у  него его  тайну —  всего этого,
вероятно, мы не узнаем никогда.
     Точно так же  мы  едва ли когда-нибудь узнаем,  какая участь постигла
эксперименты немецкого профессора Адольфа Миетхе,  сделавшего в  1924 году
заявление для  прессы о  том,  что  он  нашел  способ превращения ртути  в
золото.  Пользуясь  своим  методом,  профессор якобы  неоднократно получал
чистое золото в своей лаборатории.  Следует добавить,  что вскоре подобное
же  известие пришло от японского профессора Нагаоки (Институт физических и
химических проблем, Токио).
     Казалось бы,  чем значительнее развитие науки,  тем яснее должна была
бы становиться вся мера заблуждений прошлого.  Чем же объяснить тогда этот
ренессанс алхимии? Почему в перечне тех, кто решил ступить на сомнительную
тропу охотников за золотом, мы видим имена даже великих ученых?
     Время,  когда это происходило,  было временем великих надежд в науке.
Люди  только что  научились летать,  в  их  жизнь  входило электричество и
радио,  первые автомобили заполнили улицы  городов.  Не  удивительно,  что
многим представлялось тогда, будто наука всемогуща и нет проблемы, которой
она не могла бы решить.  Постепенно на смену такому взгляду пришел другой,
более реалистический.  Но  все-таки дань этим безбрежным ожиданиям воздали
многие, и среди них, как видим мы, и ученые.
     Значит  ли   сказанное,   что   вековые  устремления  алхимиков  были
бессмысленны,  а все усилия их тщетны?  Ни в коей мере. Алхимики искали не
только  философский камень,  но  и  эликсир  долголетия,  и  универсальный
растворитель,  и  т. п.  То  есть  круг их поисков был весьма широк.  А  в
процессе этих  поисков им  удавалось,  во-первых,  открывать новые  приемы
лабораторной техники  (перегонка, возгонка и др.),  а во-вторых,  получать
новые  очень  важные  для  человечества  продукты,  в  том  числе  краски,
металлические сплавы, кислоты, лекарства и т. д.
     В   чешском   фильме   «Пекарь  императора»  император  спрашивает  у
придворного алхимика:  «Ну  как,  удалось получить философский камень?»  —
«Нет еще, ваше величество, — отвечает алхимик, — но я изобрел великолепную
мастику для  полов...»  Алхимия была закономерным донаучным направлением в
развитии химии.

     Последовательность нашего рассказа может быть представлена как  серия
сужающихся концентрических окружностей.  Сначала мы  говорили о  тех,  кто
искал легендарную золотую страну Эльдорадо.  Круг их  поисков был огромен,
он охватывал дальние страны и материки, которых не было еще на карте.
     Этот круг значительно сузился,  когда  речь  зашла  об  охотниках  за
сокровищами.  Теперь  он  не  превышал  развалин  какого-нибудь  замка или
древней гробницы.
     И  наконец,  алхимики.  Круг  их  поисков  ограничивался  уже  овалом
реторты,  каплей расплавленного золота на дне тигля.  Этой золотой точкой,
находящейся как  бы  в  центре  разбегающихся кругов,  мы  и  завершим наш
рассказ об одном из величайших безумий,  выпавших на долю человечества,  —
безумии золота.
     Алхимики,  охотники за  сокровищами,  те,  кто  искал  золотую страну
Эльдорадо,  часто верили,  что  идут по  забытым следам некогда потерянных
знаний.  Для  этой  веры  у  них  были  свои основания:  слишком многое из
открытого древними было утрачено позднее и забыто. Что-то случайно, другое
сокрыто   преднамеренно,   третье   уничтожено  вместе   с   рукописями  и
библиотеками, преданными огню.

     О  них  сохранилась только память.  Даже горсти пепла не  осталось от
обширнейших библиотек и книгохранилищ древнего мира.
     Считается,  что  в  библиотеках и  архивах  Карфагена хранились сотни
тысяч  различных рукописей и  книг.  Сколько же  из  них  уцелело?  Только
одно-единственное произведение, которое было переведено на латинский язык.
Одно из сотен тысяч. Римляне сожгли все.
     Сейчас,  производя раскопки на  том месте,  где некогда был Карфаген,
археологи находят тысячи надписей. Но ни одной рукописи, ни одной книги.
     Завоеватели старались прежде  всего  уничтожить прошлое  народа,  его
историю.  Отнимая у  народа прошлое,  они  как бы  лишали его и  будущего.
Поэтому  путь  завоевателей всегда  бывал  отмечен  пожарищами библиотек и
книгохранилищ.  Подобно  римлянам в  Карфагене,  воины  ислама  беспощадно
уничтожали  библиотеки  своих   врагов.   Мехмед  II   во   время   взятия
Константинополя  в  XV веке приказал побросать в  море все книги,  которые
хранились в церквях и обширной библиотеке Константина, насчитывавшей более
120000 рукописей.
     Однажды эмиру Абдуле,  который правил в  Хорасане,  принесли какую-то
редкую рукопись.  Человек, доставивший ее во дворец, рассчитывал на щедрое
вознаграждение.  Однако  награды не  последовало.  Абдула  повелел,  чтобы
отныне его  подданные вообще не  читали никаких книг,  кроме  Корана.  Все
другие книги и  рукописи должны быть уничтожены.  Это  и  было сделано под
страхом гнева великого правителя.
     В  захваченных областях  мусульмане не  только  насильно изымали  все
древние книги и  рукописи,  но  и  назначали значительные премии тем,  кто
отдавал их добровольно. Все собранные таким образом памятники письменности
сжигались.
     Запах  горящих  книг  доносится к  нам  со  страниц  истории.  Ровным
пламенем горят  костры инквизиции.  Сквозь их  огонь прошли книги Галилея,
Коперника, Джордано Бруно.
     Когда в  Америке появились конкистадоры,  рукописи,  хранившиеся там,
постигла та же участь.
     В   1549   году   в   завоеванную  Кортесом  Мексику  прибыл  молодой
францисканский монах Диего де  Ланда.  Он приехал в  уже покоренную страну
для  того,  чтобы  заставить этих  язычников забыть своих  ложных богов  и
обратить их сердца к истине.
     Верхом  на  коне,  этом  страшном  для  аборигенов животном,  которое
привезли с  собой испанцы,  Диего де Ланда въехал в  город Мани.  Когда-то
здесь  была  столица  одной  из  династий,  правивших  страной.  Де  Ланду
сопровождал вооруженный отряд.
     В  городском храме  майя  солдаты  нашли  огромную библиотеку древних
рукописей.  Целый день они носили книги и свитки с непонятными рисунками и
значками на  площадь перед храмом.  Когда работа была закончена,  Диего де
Ланда поднес к рукописям горящий факел. «Книги эти, — писал он потом, — не
содержали ничего, кроме суеверий и вымыслов дьявола, мы сожгли их все».
     Через восемнадцать лет  де  Ланда начал понимать,  какое преступление
совершил он,  перечеркнув прошлое целого народа. И вот движимый запоздалым
раскаянием епископ садится за  обширный труд.  Он  хочет  написать историю
народа майя.  Де  Ланда,  забыв  о  своей  былой нетерпимости,  беседует с
жрецами,  встречается  с  военачальниками и  вождями,  пытается  разыскать
уцелевшие  рукописи.  Но  тщетно.  Рукописей  нет.  Писаная  история  майя
исчезла.  Если какие-то книги и сохранились, жрецы тщательно прятали их от
испанцев.  Так,  например,  есть сведения,  что до  прихода завоевателей в
одном  из  храмов  хранилась полная  история майя,  выгравированная на  52
золотых  досках.   Жрецам  удалось  спрятать  эти   сокровища  от   алчных
завоевателей.  Потомки жрецов,  возможно,  до  сих  пор хранят эти золотые
доски. Во всяком случае, ни ученые, ни кладоискатели так и не нашли их.
     Из  всех  библиотек и  летописей майя до  наших дней дошли только три
рукописи.  Написаны  они  на  своеобразной  бумаге  из  волокон  растений,
склеенных соком каучука.  Исторические сведения, которые содержатся в этих
рукописях,  или, как их называют, кодексах, скудны и отрывочны. Поэтому мы
знаем далеко не все из истории этого народа. В ней много белых страниц.
     Ворвавшись  в  Перу,  конкистадоры нашли  там  могущественную империю
инков, древний народ. Но народ этот был лишен прошлого. Возможно, многое о
происхождении и  прошлом инков могли бы рассказать их рукописи и  хроники.
Однако, как и у майя, все они оказались уничтожены. Произошло это так. При
одном из правителей началась эпидемия.  Запросили оракула,  что делать,  и
оракул ответил,  что  нужно запретить письменность.  Тогда все  письменные
памятники были уничтожены, а пользование письмом запрещено. Только в храме
Солнца осталось несколько полотен с  описанием истории инков.  Но  вход  в
помещение,  где  хранились  они,  разрешался  только  царствующим инкам  и
нескольким жрецам-хранителям.
     В  1572 году  четыре таких  полотнища,  захваченных  испанцами,  были
отправлены в Мадрид королю Филиппу II. Но корабль, на котором их везли, по
всей вероятности,  затонул.  Его  драгоценный для историков груз так и  не
попал в Испанию.
     Эти  погибшие  полотнища  были  единственным памятником  письменности
инков,  о  котором мы  знаем.  Известно также,  что,  после того  как  все
рукописи были уничтожены,  а  письменность запрещена под  страхом смертной
казни,  много лет спустя один жрец решился все же изобрести алфавит. Но за
это его сожгли заживо.
     Многие   авторы   прошлого  упоминают  Александрийскую  библиотеку  —
величайшее  книгохранилище  древности.  Стремление  получить  оригинальный
свиток или рукопись было основным принципом,  по  которому пополнялась эта
библиотека.  На каждый корабль,  который бросал якорь в гавани, поднимался
специальный чиновник  и  забирал  все  рукописи и  книги,  находившиеся на
борту.  Их тотчас же отправляли в библиотеку, где писцы поспешно снимали с
них  копии.   Причем  владельцам  возвращались  только  копии.   Оригиналы
библиотека оставляла себе.
     Пополнение библиотеки первейшей своей  обязанностью считали Птолемеи.
Один из царей этой династии отказался продать голодавшим афинянам пшеницу,
пока  те  не  согласились передать в  Александрийскую библиотеку подлинные
рукописи Эсхила,  Софокла и Еврипида, с тем, чтобы с них были сняты копии.
Однако  Птолемей  предпочел потерять  огромную  сумму  —  15  талантов,  —
оставленную у  афинян в качестве залога,  чем вернуть подлинники.  В Афины
были возвращены только копии. Правда, прекрасно выполненные, но — копии.
     Никто  не  может  сказать  теперь,   какие  сокровища  содержала  эта
библиотека.  Некоторые историки упоминают фантастическую цифру  —  пятьсот
тысяч свитков,  другие называют еще большую —  семьсот тысяч.  Большинство
рукописей, собранных там, было уничтожено.
     Гибель Александрийских книгохранилищ началась в 47 году до нашей эры,
когда Юлий Цезарь поджег в  гавани египетский флот и  огонь перекинулся на
город.  Позднее император Диоклетиан изъял из  библиотеки и  уничтожил все
тексты,   которые  содержали  магические  знания.  В  его  правление  и  в
последующие  годы  невежественные толпы  неоднократно  устраивали  погромы
книгохранилищ, сжигая и уничтожая ценнейшие рукописи.
     Довершили  уничтожение Александрийской библиотеки  завоеватели-арабы.
Халиф Омар  приказал сжечь все  уцелевшие книги.  При  этом халиф выдвинул
следующий довод:  если книги содержат то же,  что и Коран, то они излишни.
Если же  в  них есть то,  чего нет в  Коране,  тогда они вредны.  В  обоих
случаях книги заслуживают того, чтобы их сожгли.
     Правда,  халиф  Омар  пожелал  все-таки,  чтобы  книги  принесли хоть
какую-то пользу.
     Вот почему он распорядился не просто сжечь библиотеку,  а поделить ее
рукописи между  четырьмя тысячами александрийских бань.  Полгода все  бани
города топились только рукописями и книгами.
     Когда  правители  прошлого,   подобно  халифу  Омару  или  императору
Диоклетиану,  сознательно уничтожали  библиотеки,  эти  действия  не  были
простой прихотью.  Поступки их были продиктованы главной задачей,  которая
стояла  перед  любым  правителем:  сохранение и  упрочение  своей  власти.
Появление  же  человека  или  людей,  чьи  знания  делают  их  чрезвычайно
сильными, всегда опасно. Поэтому нас не должен удивить и следующий эпизод.
     Однажды  Ивану  Грозному  сообщили,  что  какой-то  иностранный купец
привез с собой в Москву много книг.  Царь,  рассказывал современник, узнав
об  этом,  велел часть этих книг принести к  себе.  Книги показались очень
мудреными;  сам царь не понимал в них ни слова.  Опасаясь,  чтобы народ не
научился такой премудрости,  он  приказал все календари (книги) забрать во
дворец, купцу заплатить, сколько потребовал, а книги сжечь.
     И  это  делал  тот  самый Иван  Грозный,  который хорошо известен как
собиратель и  ценитель книг.  Достаточно напомнить о  ставшей  легендарной
библиотеке  Ивана  Грозного.   Это  обширнейшее  собрание  книг  считается
потерянным.  Десятилетия розысков не  дали  никаких результатов.  Стремясь
возможно надежнее скрыть библиотеку от  своих  современников,  царь  лишил
этого  сокровища  и  потомков.  Где-то  в  подземельях,  замурованные,  за
двойными  стенами  и  сейчас,  возможно,  стоят  огромные темные  сундуки,
доверху наполненные рукописями.
     В   древности  подобная  участь  чуть  было  не  постигла  библиотеку
Аристотеля. Аристотель завещал свои книги любимому ученику Теофрасту. Тот,
умирая,  передал ее  своему ученику.  Это  собрание книг знали и  ценили в
Греции, но вдруг над библиотекой нависла угроза...
     Одному  из  греческих царей,  Эвмену II,  пришла мысль  создать самую
большую библиотеку в мире. И вот специальные чиновники начинают рыскать по
городам и окраинам его царства в поисках книг для библиотеки царя.  Многие
тогда,  не желая расставаться со своими книгами, прятали их. Так поступили
и  хранители библиотеки Аристотеля.  Драгоценные свитки  и  рукописи  были
спрятаны в глубоком подземелье,  надежно скрыты от дневного света и жадных
людских глаз.  В  этом  тайнике находились они  187  лет!  Почти два  века
хранители  их  из  поколения  в  поколение  передавали  друг  другу  тайну
замурованной двери.
     Так  продолжалось,  пока секрет не  унаследовал молодой человек нрава
веселого и  общительного,  который решил,  что  рукописи следует как можно
скорее обратить в деньги.  Когда рукописи стали разбирать,  оказалось, что
большая их часть сильно пострадала от сырости и червей.
     Судьба  словно  посмеялась над  хранителями библиотеки,  трудно  было
выбрать время более неудачное, чтобы открыть тайну спрятанных книг. Вскоре
в  Афины во  главе своего войска вошел римский полководец Сулла.  По праву
победителя он конфисковал библиотеку и в качестве трофея поспешно отправил
немногие уцелевшие рукописи в свой дворец в Риме.
     Уничтожение целых библиотек дополнялось выборочным истреблением книг.
Если в  Китае раньше всех было изобретено книгопечатание,  то  в  Китае же
запылали костры,  на которых уничтожались книги попавших в  опалу авторов.
III  век до  нашей эры.  По  приказу императора чиновники бросают в  огонь
сочинения Конфуция.
     Конфуций —  не единственный философ,  чьи произведения постигла столь
печальная  участь.   Греческий  философ  Протагор,   тот  самый,  которому
принадлежит фраза «Человек есть  мера  всех  вещей...»,  был  приговорен к
смерти,  а  его  сочинения —  к  сожжению.  Специальный декрет предписывал
обыскивать дома частных лиц, изымать произведения этого философа и жечь их
на  городской площади.  Это  было сделано.  Сочинений Протагора до  нас не
дошло.  Сквозь  две  с  половиной тысячи лет  мерцает нам  недобрым светом
багровая звездочка этого  костра.  Одного  из  первых,  на  котором горели
книги.
     Вскоре от  его пламени вспыхнули и  другие.  В  III веке до нашей эры
сирийский царь Антиох Епифан жег книги евреев.  А  в 272 году до нашей эры
запылали костры  в  Риме.  Позднее римский император Август приказал сжечь
все книги по астрономии и астрологии.
     Даже  произведения  Гомера  не  избежали  пламени.   Недоброй  памяти
император-садист  Калигула  пытался  запретить «Одиссею» и  уничтожить все
экземпляры поэмы.
     Было бы странно, если бы Нерон, человек столь свободно обращавшийся с
огнем,  что сжег Рим,  пощадил бы книги. И действительно, Нерон не пощадил
книг.  Ярким костром горели они у ворот императорского дворца. Смотреть на
этот огонь императору было,  очевидно,  особенно приятно:  в  нем  погибли
сатиры, написанные против него.
     Уничтожение книг  привело к  тому,  что  из  обширнейших свидетельств
прошлого —  трудов по  истории,  литературе,  науке  —  до  нашего времени
сохранились  лишь  отдельные  фрагменты.  По  этим  отрывочным,  неполным,
разрозненным произведениям мы вынуждены восстанавливать прошлое,  пытаемся
узнать о нем.
     О  многих книгах,  многих авторах древности мы  не  знаем практически
ничего —  до нас дошли лишь упоминания о  них и  ссылки.  Мечтою историков
стало разыскать эти книги. Не исключено, что тысячи лет лежат они где-то в
забытых тайниках, ожидая того мгновения, когда счастливый случай обнаружит
их.  Не  раз казалось,  что некоторые из потерянных книг вот-вот выйдут из
небытия.  Но они появлялись только для того,  чтобы в  следующее мгновение
исчезнуть снова — возможно, навсегда.
     XVIII век,  Истанбул,  столица Османской империи.  В городе — большой
пожар,   пылает  гарем   султана.   Секретарь  французского  посольства  с
любопытством,  свойственным молодости,  поспешил  туда,  откуда  доносился
запах черной гари и  гул  толпы.  Для одних пожар дворца был развлечением.
Для  других  —  прекрасным поводом поживиться.  Навстречу французу спешили
какие-то люди,  которые тащили куски драпировок,  вазы,  золоченые перила.
Попался даже человек,  который нес толстый фолиант. Он листал его на ходу,
держа вверх ногами.  Фолиант заинтересовал француза.  Заглянув в него,  он
изменился в  лице.  Это  были  сочинения Тита  Ливия,  которые  сотни  лет
считались погибшими безвозвратно.
     На беду,  у  француза не оказалось с собой денег.  Повторив несколько
раз,  что вообще-то он не собирался продавать книгу и  что он и сам был бы
не прочь почитать ее, человек согласился все-таки дойти до дома секретаря,
где у того были деньги.  По настоянию француза драгоценный том был спрятан
под плащ. Но они не прошли и сотни шагов, как водоворот толпы разлучил их.
Бесценная находка была потеряна навсегда.
     О  печальной судьбе этой  книги  можно  только догадываться.  На  эту
грустную мысль наводит другой случай.  Одна из  потерянных книг Тита Ливия
была  порвана  на  куски  и  погибла.  Ее  плотные  пергаментные  страницы
пригодились владельцу для различных хозяйственных нужд.  Ученому,  который
набрел  на  эту  находку,  удалось  заполучить лишь  одну  —  последнюю  —
страницу!
     Не  намного добрее отнеслось время  и  к  другим древним авторам.  Из
сорока книг Полибия только пять спаслись от  гибели,  а  из  тридцати книг
Тацита —  четыре.  Плиний Старший написал двадцать книг по истории. До нас
не дошло ни одной!
     Кто знает,  какие из этих книг погибли на костре, который в I веке до
нашей эры устроил римский император Август. Историк Светоний рассказывает,
что по повелению императора было сожжено свыше двух тысяч различных книг.
     Особое   удовольствие  римским   властителям  доставляло  уничтожение
христианской литературы.  Позднее им  было воздано той  же  монетой.  Папа
Григорий VII  приказал предать  пламени  императорскую библиотеку в  Риме.
Уникальные рукописи и  книги погибли в огне.  К 1000 году существовало уже
свыше  двадцати восьми  папских  посланий и  решений  церковных соборов  о
запрещении книг.  Это  было  в  те  времена,  когда  единственным способом
распространения  книг   оставался  долгий   и   малопроизводительный  труд
переписчика.  Нередко изъятие и  уничтожение одного-двух экземпляров книги
означало ее окончательную гибель.
     В  1497  году  в  Италии были  сожжены «Божественная комедия» Данте и
«Декамерон» Боккаччо.  Сожжение это  организовал Савонарола,  проповедник,
фанатик и кумир толпы.  Но судьба прихотлива.  Участь,  которой Савонарола
обрек  героев  Боккаччо и  Данте,  через  год  стала  судьбой его  самого.
Савонарола был  обвинен  в  ереси  и  публично  сожжен  вместе  со  своими
сочинениями.
     Противоборство  переписчиков  книг   и   тех,   кто   уничтожал   их,
продолжалось всю историю, с тех пор как существует написанное слово. Чтобы
переписать  книгу,   нужны  недели,   месяцы.  Чтобы  сжечь  —  достаточно
нескольких  минут.  Не  удивительно,  что  в  этом  противоборстве нередко
побеждали  факельщики.  Европа  оскудевала книгами.  Как  вы  думаете,  из
скольких книг  состояла французская королевская библиотека в  середине XIV
века?  В шкафах из красного дерева,  инкрустированных перламутром,  стояло
всего   двадцать  книг!   Двадцать  книг!   Таков  был   прискорбный  итог
многолетнего истребления литературы.

     Дело,  конечно,  было не в книгах. Дело было в знаниях, которые несли
книги.  Не книг,  а новых знаний боялись губители библиотек.  Знания — это
прогресс,  это  дальнейшее развитие  человеческого общества.  Но  на  пути
прогресса  всегда  находились  люди,   желавшие  затормозить  его,   люди,
боявшиеся,  что новые знания потрясут старые, привычные устои. И не только
привычные, но и выгодные определенным слоям, группам, классам.
     Мракобесие не  возникает из  пустоты,  оно  всегда  имеет  конкретные
социальные причины. Обскурантизм в средние века, например, был своего рода
разновидностью борьбы феодализма за  свое  существование —  властители той
эпохи прекрасно понимали, что просвещение ускорит гибель их строя. Еще бы!
Если дать образование крепостным массам, что останется от крепостничества?
Можно рассказать в этой связи историю еще одной исчезнувшей библиотеки. На
этот раз дело было в России.
     1773 год.  Осень,  промозглый октябрь.  В  столицу Российской империи
Санкт-Петербург из  далекого Парижа  приезжает старый и  больной,  скромно
одетый во  все черное человек.  Он  проделал этот тяжелый для него путь на
лошадях,  путь,  длившийся несколько месяцев, только потому, что его лично
пригласила русская императрица Екатерина II.  И  он сразу же был принят ее
величеством.  «Двери кабинета императрицы,  —  пишет он  в  одном из своих
писем,  —  открыты для меня все дни.  Я  вижу ее с глазу на глаз с трех до
пяти,  а  порой  и  до  шести».  И  сама  императрица не  скрывает  своего
удовольствия от  бесед  с  парижским гостем.  Этим  гостем был  знаменитый
ученый  и  публицист  Дени  Дидро,  один  из  славной  плеяды  французских
энциклопедистов.
     Знаменитое детище Дени Дидро  и  его  соратников  «Энциклопедию,  или
Толковый    словарь   наук,   искусств   и   ремесел»   называли   великой
разрушительницей старого:  ее толстые фолианты наносили тяжелые  удары  по
церкви,  по  королевской  власти,  по невежеству.  Энциклопедию ненавидели
знать и клерикалы,  военные и полиция,  мещане и ученые,  придерживавшиеся
традиционных  взглядов  на  мир.  Сам Дидро писал:  «Слово «энциклопедист»
превратили в какой-то одиозный ярлык:  его стали наклеивать на всех,  кого
желали  изобразить  перед  королем  как  людей  опасных,  выставить  перед
духовенством как врагов религии,  передать в руки судей как преступников и
представить  перед  народом  как дурных граждан.  До сих пор считают,  что
энциклопедист   —   это   человек,   достойный   виселицы».    Французское
правительство  неоднократно  пыталось приостановить издание Энциклопедии и
уничтожить тома, уже вышедшие в свет.
     И  вот  молодая  русская императрица Екатерина II  сначала предлагает
перенести  печатание  Энциклопедии в  Санкт-Петербург или  Ригу,  а  затем
приглашает Дени Дидро к  себе в  гости.  Заигрывание Екатерины II с Дидро,
как и дружба по переписке с Вольтером, необходимы были русской императрице
в связи с двумя обстоятельствами.  Первое —  не имевшая никаких формальных
прав  на  русский  престол безродная немецкая принцесса,  не  знавшая даже
толком  языка  страны,  которой ей  пришлось управлять,  всячески пыталась
показать,  что именно она,  а  не  умерщвленный ею прямой потомок царского
рода Романовых ее  бывший муж  является продолжателем дел Петра I.  Отсюда
«окно в  интеллектуальную Европу»,  дружба с  Вольтером,  дружба с  Дидро.
Второе  обстоятельство  —  умная  государыня  хотела  сама  разобраться  в
опасностях,  нависавших не только над французским абсолютизмом,  но и  над
абсолютизмом вообще.
     Про Энциклопедию Екатерина II  вскоре скажет,  что видит в  ней всего
две цели:  «Первую —  уничтожить христианскую религию, вторую — уничтожить
королевскую власть». Про Дидро она сообщит французскому посланнику Сегуру:
«Я подолгу и  часто беседовала с Дидро,  но более ради любопытства,  чем с
пользою.  Если б я доверилась ему,  мне пришлось бы все перевернуть в моей
империи: законодательство, администрацию, политику, финансы; я должна была
бы все уничтожить, чтобы заменить это непрактичными теориями».
     Узнав о  смерти Дидро,  Екатерина II потребовала у своего постоянного
корреспондента Гримма:  «Добудьте  для  меня  все  произведения Дидро.  Вы
заплатите за  них,  что потребуют.  Конечно,  они не  выйдут из моих рук и
никому не повредят».  В  1785 году русская императрица покупает библиотеку
Дидро,  около трех тысяч томов на  французском,  английском,  итальянском,
латинском и  греческом языках.  Покупает для себя,  чтобы книги «никому не
повредили». Екатерина прекрасно понимает, какие опасности для самодержавия
могут вызвать книги,  «выпущенные из рук».  Недаром она считала, что книга
Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» пострашнее Пугачева...
     После  взятия  парижанами Бастилии Екатерина II  просит исполнить для
нее «Марсельезу»,  но,  не дослушав до конца,  молча уходит. Узнав о казни
Людовика XVI,  русская императрица заболевает.  Она приказывает вынести из
своего кабинета бюст  Вольтера (а  парижане тем  временем тела  Вольтера и
Дидро торжественно переносят в Пантеон). Что касается библиотеки Дидро, то
императрица заявила,  что книги «не выйдут из моих рук»,  и действительно,
она  их  не  выпустила.  Книги  постепенно  исчезли,  библиотека  великого
французского энциклопедиста пропала бесследно.

     Люди  не  только уничтожали знание.  Они  стремились сохранить его  в
тайне,  оградить от  непосвященных.  Эта традиция сокрытия знаний уходит в
самое  отдаленное прошлое.  Один  из  первых таких фактов связан с  именем
индийского  императора  Ашоки   (268  —  232  гг.   до  новой  эры).  Внук
Чандрагупты,  объединителя Индии,  он хотел быть достойным своего великого
деда. Считая, что для правителя война — наиболее верный способ запечатлеть
свое имя в веках, он возглавил поход против соседнего царства Калинги.
     Жители Калинги отчаянно сопротивлялись. В одной из битв солдаты Ашоки
убили  свыше  семи  тысяч воинов противника.  Вечером на  поле  только что
закончившейся битвы прибыл император.  Ашока был потрясен зрелищем убитых,
видом тысяч людей, истекавших кровью. Такой ценою расплачивались другие за
его тщеславие.
     Все остальные годы своей жизни Ашока посвятил наукам, распространению
буддизма и  созидательной деятельности.  Существует предание,  будто ужасы
войны произвели на  него такое сильное впечатление,  что он  решил сделать
все, чтобы человеческий ум и познания никогда не смогли быть направлены на
уничтожение.
     Согласно преданию,  Ашока  основал одно  из  самых  тайных  обществ —
Общество Девяти Неизвестных.  Целью этой  организации было  не  допустить,
чтобы  сведения о  каких-то  важных  средствах уничтожения попали  в  руки
людей.
     Традиция  засекречивания  знаний  была  в  древности  повсеместна.  В
«Сравнительных жизнеописаниях» Плутарх пишет,  что  Александр Македонский,
который  был  учеником Аристотеля,  приобщился к  неким  глубоким знаниям,
которые  философы  называли  устными  и  скрытыми и  не  предавали широкой
огласке. Находясь в походе, Александр узнал, что Аристотель в своих книгах
открыл некоторые из  этих знаний.  Тогда Александр написал ему откровенное
письмо,  текст которого гласил: «Александр Аристотелю желает благополучия!
Ты  поступил неправильно,  обнародовав учение,  предназначенное только для
устного преподавания.  Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если
те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием?
Я хотел бы превосходить других не столько могуществом,  сколько знаниями о
высших предметах. Будь здоров».
     Это  был  один  из  путей  сокрытия знаний —  какие-то  самые  важные
сведения не доверялись письму,  а передавались только устно.  Другим путем
была зашифровка знаний.  Различные символы,  условные фразы, обозначения и
недомолвки  преграждали  путь  к  истинному  смыслу  написанного.   Такими
предстают,  например,  перед нами  многочисленные рукописи по  алхимии.  В
настоящее время их  насчитывается свыше ста тысяч.  Это значит,  что почти
сто  тысяч человек стремились изложить на  бумаге или  пергаменте какие-то
сведения,  которые,  как они считали,  не должны исчезнуть вместе с  ними.
Какова практическая ценность этих сведений? Мы не знаем. Человек проникает
в  глубь материи,  он  посылает экспедиции в  самые труднодоступные районы
Земли  и  в  космос,  но  было  бы  неплохо  чаще  отправлять экспедиции в
заповедные области забытых и потерянных человеческих знаний.
     Прием скрывать какой-то  сокровенный смысл за символами присущ многим
священным книгам.  Так, традиция Каббалы — мистического учения в иудаизме,
проповедовавшего поиск основы всех вещей в цифрах и буквах, — представляет
космогонию,  или полное знание о создании и развитии мира,  в виде некоего
символического дворца.  Дворец этот имеет пятьдесят дверей, причем все они
открываются  одним  ключом.  Знание  этого  ключа  дает  доступ  к  тайнам
космогонии.  На  каждую  из  четырех  сторон  горизонта выходит по  десять
дверей, девять других ведут вверх, в небо. Кроме того, существует еще одна
дверь,  о которой ничего не известно. Только открыв ее, можно узнать, куда
она ведет, — возможно, вниз, в бездну. Во всяком случае, никто из вошедших
в нее не возвращался обратно.
     Среди  сведений,  распространение которых находилось в  древности под
запретом,  были и  знания чисто практического,  так  сказать,  прикладного
характера.  Рассказывая о тех,  кто пытался получить золото,  мы упоминали
известного ученого Востока ар-Рази и  его сочинение «Книга тайны тайн».  А
ведь  сочинение это  посвящено просто-напросто химии.  Там  есть  главы  о
кальцинации свинца и олова,  о растворении, о возгонке, о поташе и извести
и т. д.
     Можно вспомнить в этой связи и историю компаса.  Как гласит предание,
когда герой древнегреческого эпоса Геркулес отправился в  свое плавание на
запад,  Аполлон,  желая помочь ему  в  этом  трудном предприятии,  подарил
Геркулесу чашу.  Известно много скульптур, на которых Геркулес изображен с
чашей в  руке.  Трудно догадаться,  как  могла помочь герою в  его дальнем
путешествии чаша.
     Но для финикийцев это не было загадкой. У них чаша Геркулеса означала
сосуд,  где в  воде на  поплавке плавала намагниченная иголка.  Это и  был
компас.
     Древнегреческий историк Страбон писал о  финикийцах:  «Они  развивают
науку  и  изучают астрономию,  арифметику и  ночное  плавание».  Искусство
кораблевождения включало в себя, очевидно, и умение пользоваться компасом.
Вполне понятно,  что  финикийцы,  будучи морской нацией,  опасались утраты
этой монополии и  не только не спешили поделиться своим умением с  другими
народами, но всячески скрывали его.
     Засекречивание знаний в ряде случаев приводило к тому,  что многие из
них оказывались утрачены безвозвратно. В других случаях некоторые открытия
человечеству пришлось делать дважды и даже трижды.
     Принято считать,  что  первым,  кто совершил путь вокруг Африки,  был
португальский  мореплаватель  Васко  да   Гама.   Однако,   вопреки  этому
представлению,  бытовавшему многие века, честь эта, видимо, принадлежит не
ему.  Можно полагать,  что за  две тысячи лет до Васко да Гамы путь вокруг
Африки проделали финикийские корабли.  Значит, они были первыми? Тоже нет.
По  сообщению Геродота,  за сто лет до того,  как мимо мыса Доброй Надежды
под  красными парусами проплыли корабли финикийцев,  вблизи этих  берегов,
огибая Африку, прошли суда, которые отправил в эту экспедицию фараон Неко.
     Так дважды было сделано, а потом забыто это величайшее открытие.
     Можно привести пример и из более позднего исторического периода. Один
немецкий монах  научился делать бокалы из  красного стекла очень красивого
оттенка.  С его изделиями не могло сравниться никакое другое. Понятно, что
эти  красные бокалы  ценились необычайно дорого  и  не  каждый европейский
король  мог   позволить  себе   уставить  свой   стол   красными  рюмками,
изготовленными монахом.  Пришло время,  и  монах умер,  так и  не  доверив
никому своего секрета.  Рассказывают,  что  перед  смертью он  сказал:  «Я
слишком долго искал способ изготовления красного стекла, чтобы кому-то его
отдать». Только спустя долгие годы был открыт секрет монаха: он добавлял в
стекломассу золото,  которое и придавало стеклу изумительный красный цвет.
Поэтому такое  стекло стало  называться «золотой рубин».  Сегодня особенно
славятся  его  изготовлением  чехословацкие  мастера.   Когда  вы  увидите
где-нибудь  рубиновое  чешское  стекло,  вспомните историю  его  открытия,
которое едва не оказалось утраченным безвозвратно.
     К числу потерянных знаний относится и открытие Америки.  Неверно, что
Колумб  был  первым  европейцем,   совершившим  путь  через  Атлантику.  О
существовании этого  материка знали еще  кельты.  Их  поселение в  Америке
называлось Витраманналанд — Земля белых людей.
     Раз  в  год,  весной,  к  зеленым  берегам  Витраманналанда подходили
корабли.  Они привозили новых переселенцев и  вести с  родины.  Но однажды
корабли не  пришли.  Следующей весной их  опять не было.  Напрасно десятки
глаз  целыми днями вглядывались в  ровную и  безразличную линию горизонта.
Шли  годы,   старики  умирали,  подрастала  молодежь,  которая  только  из
сбивчивых рассказов старших знала о какой-то далекой земле там,  за морем,
откуда все они приплыли когда-то.
     Прошло десять веков,  прежде чем  у  этих же  берегов снова появились
корабли из Европы.  Но потомки кельтов,  давно уже смешавшиеся с племенами
индейцев,  не узнали своих ближайших родичей —  норманнов. Пуская стрелы в
сторону корабля,  с  криками поспешили они  прочь от  побережья,  в  глубь
страны.
     И опять на берегу задымились печи, с утра до вечера далеко разносился
стук топоров.  Переселенцы-норманны строили дома.  Однако к  1450 году все
существовавшие  здесь  поселения  исчезли.   Корабли  норманнов  перестали
бороздить северные воды Атлантики,  путь в Америку был снова и,  казалось,
окончательно забыт.  Поселенцы смешались с  местным населением.  В  районе
Великих Озер и долины Огайо воцарился каменный век ирокезских племен.
     Есть свидетельство,  что путь за океан знали и ирландцы.  В VIII веке
папа  римский  обвинил одного  влиятельного ирландского церковного деятеля
Виргилия  в  ереси.  Ересь  заключалась в  том,  что  Виргилий  говорил  о
существовании антиподов — людей, живущих на противоположной стороне Земли.
Это противоречило тогдашнему церковному учению,  утверждавшему,  что Земля
плоская.  Виргилий сам поехал к  папе римскому и  оправдался.  Он  доказал
папе,  что  ирландцы совершали путешествия за  океан,  на  противоположную
сторону Земли, туда, где лежат большие неизведанные земли.
     Но еще до норманнов,  ирландцев и  кельтов о  великом морском пути на
запад,  к  далекому континенту,  знали  историки Древней  Греции  и  Рима.
Клавдий Элиан, например, писал в своих «Различных историях»: «Европа, Азия
и  Ливия (Африка) —  это острова,  опоясанные океаном.  За  ними находится
континент огромной протяженности.  Там  есть большие города,  где законы и
обычаи совершенно отличные от наших...»
     Знаменитый римский оратор Цицерон тоже  верил  в  существование этого
континента и говорил, что земля, известная римлянам, — только малый остров
по сравнению с ним.
     Все эти сведения греческие и римские авторы черпали, очевидно, из еще
более древних источников — карфагенских и финикийских хроник.
     Упоминание об  острове (возможно,  Кубе,  Гаити или другом из  группы
Антильских островов), открытом карфагенскими мореплавателями, содержится в
книге «Удивительные истории»,  приписываемой Аристотелю.  «Говорят,  что в
море за  Столбами Геркулеса карфагенянами был найден остров.  В  его лесах
росли всевозможные деревья и  замечательные фрукты,  там  были  судоходные
реки,   а  сам  он  находился  на  расстоянии  многих  дней  пути.   Когда
карфагеняне,  которые  владычествовали на  Западном Океане,  увидели,  что
много  купцов и  других людей,  привлеченных плодородием почвы и  приятным
климатом,  стали часто посещать его,  а  некоторые даже поселяться на нем,
они испугались,  что весть об этих землях станет достоянием других народов
и  что  последует  великое  переселение людей.  Поэтому  для  того,  чтобы
Карфагенская империя не  потерпела ущерба  и  ее  владычество на  море  не
перешло в другие руки, сенат Карфагена издал декрет о том, чтобы никто под
страхом смерти не плавал на тот остров.  Те же, кто поселился на нем, были
преданы смерти».
     Отголоски воспоминаний об  этих событиях находим мы  и  у  испанского
историка начала XVII века Мариануса де Орсселара.  Он утверждает, что этот
остров был открыт примерно в  те времена,  когда между Римом и  Карфагеном
шла война не на жизнь,  а на смерть.  Часть карфагенян,  открывших остров,
осталась на нем,  а  другие вернулись на корабле,  чтобы сообщить о  своем
открытии сенату.  «Обсудив этот вопрос, — пишет испанский историк, — сенат
принял решение утаить эту новость.  Те  же,  кто привез весть об  открытии
острова,  были казнены. Возможно, в Карфагене боялись, что народ, уставший
от  войны,   которая  длилась  уже  много  лет,  решит  покинуть  город  и
переселиться на новые прекрасные земли».
     Так  многократно открывали,  а  затем на  долгие века забывали путь к
берегам Америки.
     Утрата знаний всегда происходила одновременно с накоплением новых. Но
бывало,  что  процесс  утраты  знаний  становился  более интенсивным,  чем
процесс приобретения новых,  — тогда общество отбрасывалось назад в  своем
историческом развитии.
     Мы говорили уже, что в XIV — XV веках в Северной Америке образовались
довольно многочисленные поселения норманнов.  Переселенцы привезли с собой
на  берега  Америки  знание  гончарного  искусства,  умение  выплавлять  и
обрабатывать металлы.  Но когда их связь с  родиной прервалась и  они были
ассимилированы окружавшими их ирокезскими племенами,  знания эти оказались
утраченными безвозвратно.  Потомки  переселенцев были  отброшены назад,  к
каменному веку.
     Через двести лет  в  эти  места прибыли европейские завоеватели,  они
нашли здесь племена,  отличавшиеся от других светлой кожей и употреблявшие
значительное число скандинавских слов.  Однако жившие здесь люди не  имели
уже ни малейшего представления о попадавшихся в окрестностях заросших мхом
сооружениях,  которые некогда были  железоплавильными печами и  шахтами их
дедов и прадедов.
     Некогда в древнем городе Тиауанако в Андах жили люди, умевшие строить
огромные  каменные  здания,  сведущие  в  астрономии,  изучавшие  движение
небесных светил.  Но ворвавшиеся сюда испанские конкистадоры застали здесь
племена,  обитавшие в тростниковых шалашах,  не знавшие ни астрономии,  ни
строительного искусства.
     Когда-то  маори были великим народом —  мореплавателем Тихого океана.
Осев  на  Новой  Зеландии,  они  стали  терять это  умение,  пока  потомки
мореплавателей не забыли его совершенно.
     Или другой пример.  Общеизвестно,  что майя не  знали колеса.  Это не
совсем точно.  При  раскопках здесь нашли игрушечную телегу из  обожженной
глины на  четырех колесах.  Но  это  была только детская игрушка,  смутное
воспоминание о том времени,  когда предкам майя были известны и колесо,  и
повозка.
     К числу сведений, утраченных безвозвратно, относятся и многие высокие
познания древних в астрономии, строительной технике, механике.
     В  1600 году на  костре инквизиции был  сожжен Джордано Бруно.  Среди
прочих «прегрешений» ему вменялась в  вину мысль о бесконечности Вселенной
и множественности обитаемых миров,  подобных нашей земле. Но за тысячи лет
до него эту идею (и не в качестве предположения, а как непреложную истину)
излагали священные книги Древней Индии и  Тибета.  В  древней санскритской
книге «Вишну-Пуране» говорится,  что  наша  Земля —  лишь  один  из  тысяч
миллионов таких же  обитаемых миров,  находящихся во  Вселенной.  Согласно
буддийской традиции,  «каждый  из  этих  миров  окружен оболочкой голубого
воздуха, или эфира».
     Представление о том,  что на далеких звездах живут существа, подобные
людям, бытовало и в древнем Перу.
     Населявшие древнюю  Мексику ацтеки  знали  о  шарообразности Земли  и
небесных тел.  Известно это  было  и  в  Древнем  Египте.  «Богиня  солнца
говорит:  «Смотри,  земли передо мной, как коробка. Это значит, земли бога
передо  мной,  как  круглый  мяч»  («Лейденский демотический папирус»).  И
другие  планеты египтяне называли шарами,  а  Солнце у  них  —  это  «шар,
плывущий в  недрах богини Ну»  (в  небе).  Часто египтяне сравнивали Землю
также с гончарным кругом.
     О  шарообразности Земли знали и древние греки.  В греческой мифологии
говорится,  что  Атлас,  который держал свод  небес,  находился «далеко на
востоке,  где солнце продолжает еще сиять, когда оно закатилось в Греции».
Платон писал о Земле как о круглом теле,  шаре, вращение которого является
причиной смены дня и ночи.
     Об  этом  же  можно  прочесть и  в  «Каббале»:  «Вся  обитаемая Земля
вращается  подобно  кругу.  Одни  ее  обитатели  находятся  внизу,  другие
вверху... В то время как в одних местах Земли ночь, в других — день».
     Все эти истины,  хорошо известные древним,  были потеряны,  забыты, и
человечеству пришлось мучительно и  долго  идти  к  ним  снова.  Такими же
утраченными оказались и высокие строительные познания древних.
     Здания  древнего  города  Тиауанако  в  Андах  выстроены из  огромных
каменных  блоков.  Ближайшее  место,  где  можно  взять  подобную  породу,
находится на  расстоянии пяти километров.  Вес  некоторых блоков достигает
двухсот тонн.
     В  1960  году  «Правда» писала  о  трудностях,  с  которыми при  всей
современной технике пришлось везти каменную глыбу такого же веса в Москву.
«Вчера в Москву прибыл необычайный состав. Со станции Кадашевка на особой,
16-осной  платформе доставлен огромный монумент для  памятника К.  Марксу,
который будет воздвигнут на площади им. Свердлова.
     Транспортировка каменной  глыбы,  вес  которой  достигает  200  тонн,
представляла сложную  задачу.  Из-за  больших  размеров  гранитного  блока
состав мог  передвигаться лишь  в  том  случае,  если  на  линии  не  было
встречных поездов...»
     Тиауанако  —  не  единственное место  на  земном  шаре,  где  имеются
подобные  сооружения.   Среди  развалин  города  Баальбек  (на  территории
теперешнего  Ливана)  есть  постройка,  вес  отдельных  монолитных  частей
которой достигает тысячи  двухсот тонн.  В  Индии  существует храм  Черная
пагода, сооруженный якобы всего лишь семь веков назад. Храм этот высотой в
семьдесят пять  метров  венчает крыша  из  тщательно обработанной каменной
плиты.  Утверждают,  будто вес  этой  плиты две  тысячи тонн!  Современная
техника была бы бессильна сделать то, с чем справились много веков назад.
     Одним  из   семи  чудес  света,   о   которых  писали  древние,   был
Александрийский маяк.  Прибыв  в  Египет,  Александр Македонский облюбовал
участок пустынного песчаного побережья и приказал заложить здесь город. Но
сам  Александр Македонский так  и  не  увидел его расцвета.  Уже после его
смерти один  из  военачальников Александра,  Птолемей,  основал династию и
провозгласил Александрию своей столицей.
     Этот город стал центром и  культуры,  и  торговли,  и  политики всего
тогдашнего Востока. Он был необычайно красив. Величественное здание цирка.
Виллы  богатых  людей,  окруженные тенистой зеленью и  цветами,  роскошные
бани,  мавзолеи.  На  многочисленных базарах Александрии можно было купить
невольницу из  Нубии,  благовония из  Персии  и  древнюю книгу  по  магии,
написанную странными значками  на  неизвестном языке.  Почти  все  религии
тогдашнего мира имели в городе своих представителей и свои храмы.  Рядом с
массивными колоннами храма индийского бога  Шивы пристроилось приземистое,
тяжелое  здание  огнепоклонников-зороастрийцев.  Через  несколько домов  —
беломраморный храм Зевса.
     Но  самым удивительным сооружением Александрии считался маяк.  Он был
виден с каждой улицы и площади города.
     Недалеко от берега в море находился небольшой остров Фарос. На нем по
приказу Птолемея Филадельфа  (285 — 246 гг.  до новой эры) и  был построен
этот маяк,  беломраморное сооружение,  которое  возвышалось  на  150 — 200
метров над голубыми водами моря.  У  самого его подножия проходили корабли
под  красными  и  лимонно-желтыми  парусами.  Огромное  подвижное зеркало,
расположенное наверху,  отражало свет маяка, и его видели на расстоянии до
четырехсот километров.
     Много легенд ходило об этом маяке.  Арабы,  завоевавшие Египет в  VII
веке, рассказывали, будто это сферическое зеркало можно было поставить под
таким  углом,  чтобы  оно  солнечными  лучами,  собранными в  одну  точку,
зажигало корабли, находившиеся в море.
     Название острова, на котором находился Александрийский маяк, вошло во
все европейские языки.  «Фарос» теперь означает просто «маяк».  От него же
происходит известное нам слово «фара» — фары тепловоза, фары автомобиля.
     Мы никогда не узнали бы имени зодчего этого удивительного сооружения,
если бы  не его остроумие и  дерзость.  Когда сооружение маяка подходило к
концу,  фараон велел  на  одной из  мраморных плит  выбить надпись:  «ЦАРЬ
ПТОЛЕМЕЙ —  БОГАМ-СПАСИТЕЛЯМ НА  БЛАГО  МОРЕПЛАВАТЕЛЯМ».  Распоряжение это
было  выполнено.  Фараон  осмотрел маяк,  прочел  надпись и  остался очень
доволен.  Теперь о  нем,  Птолемее,  люди будут помнить и  говорить многие
сотни лет.
     Но  прошли  годы,   надпись  потрескалась  и  обвалилась.  Оказалось,
архитектор сделал ее  не  на  мраморе,  а  на застывшей извести,  покрытой
мраморной пылью.  И тогда-то из-под обвалившейся надписи выступили на свет
дерзкие слова, глубоко врезанные в мрамор: «СОСТРАТУС ИЗ ГОРОДА КНИДА, СЫН
ДЕКСИПЛИАНА, — БОГАМ-СПАСИТЕЛЯМ НА БЛАГО МОРЕПЛАВАТЕЛЯМ».
     Стоит рассказать и о том, как это огромное сооружение прекратило свое
существование.  Порт  Александрия был  величайшим и  сильнейшим соперником
Константинополя.  Особым преимуществом Александрии был ее маяк. Испробовав
все  средства  борьбы,   император  в  Константинополе  решился  на  чисто
византийскую хитрость.  Египет  и  Александрию к  тому  времени  захватили
арабы.  Император направил ко двору халифа Али-Валида своего посла.  Перед
отъездом посол получил устные и  совершенно секретные инструкции от самого
императора.  Вскоре по прибытии ко двору халифа через подставных лиц посол
начал распускать слухи,  что в основании маяка фараонами были якобы зарыты
несметные сокровища.  Слухи  доходили  то  до  одного  высокопоставленного
чиновника,  то до другого, и каждый спешил шепнуть об этом халифу. Сначала
халиф крепился, но в конце концов повелел разобрать маяк. Начались работы.
Маяк был  разобран почти до  половины,  прежде чем халиф заподозрил обман.
Спохватившись,   он   приказал  восстановить  башню,   но   это  оказалось
невозможно.  Ни за какие деньги халифу не удалось найти людей,  достаточно
знакомых с  расчетами,  чтобы  они  могли  вернуть  башне  прежний  облик.
Строительное искусство создателей маяка было утрачено.  В довершение всего
огромное зеркало уронили, и оно разбилось на мельчайшие куски.
     Теперь ничто не указывало уже кораблям путь в гавань,  и они все реже
появлялись на  александрийском рейде.  Когда  же  соперничающий Каир  стал
набирать силу,  мореплаватели вообще забыли путь к  Александрии,  и  город
окончательно пришел в упадок.
     До нас дошли описания маяка.  Судя по всему, Александрийский маяк был
высотою  с  шестидесятиэтажный  дом!  Только  в  нашем  веке  человечество
накопило достаточно инженерных знаний,  чтобы строить такие сооружения.  И
то  при  постройке  подобных  небоскребов используется стальной  каркас  —
своего рода  скелет здания,  которого не  знали строители Александрийского
маяка.

     1246 год,  Кельн.  На узких, мощенных плитами улицах редкие прохожие.
Над  городом  плывет  медленный  гул  колоколов.   Со  старой  колокольни,
расположенной рядом с собором, открывается вид на остроконечные черепичные
крыши.  Под  одной  из  этих  красных  черепичных крыш  в  мансарде сидит,
склонившись над  трудами отцов церкви,  молодой богослов Фома.  Позднее он
войдет в историю философии под именем Фомы Аквинского. Пройдут столетия, и
разработанные им догмы лягут в основу философской школы. Но этого не знает
и  не  может знать молодой студент Фома.  Он смотрит в  раскрытый фолиант,
однако мысли его в  эту минуту далеки от  латинских периодов отцов церкви.
Фома думает о своем учителе.
     Странный и  удивительный это  человек.  Говорят,  сюда он  приехал из
Парижа,  где был профессором университета.  Там на  его лекциях собиралось
столько народу,  что  ни  одна аудитория не  могла вместить всех желающих.
Поэтому чаще всего Альберту приходилось выступать под открытым небом.  Что
заставило его переехать в Кельн?
     Конечно, Альберт — великий ученый и ревностный христианин, а познания
его в богословии поистине безмерны.  Но как удается ему совмещать служение
делу  Христа с  занятиями черными науками?  Фома видел книги в  библиотеке
своего учителя.  Среди них  было  много непонятных рукописей,  посвященных
алхимии и магии.
     В  доме,  где  жил  Альберт Великий,  была  большая комната,  дверь в
которую никогда не видели открытой,  а ключи от нее учитель всегда носил с
собой.  Никто не  знал,  что находится за  этой дверью.  Окна комнаты были
постоянно  закрыты  плотными  ставнями,   которые  не  открывали  вот  уже
несколько лет.
     Однажды Фома  не  удержался и  спросил учителя,  что  скрывает он  за
закрытой дверью. Альберт поднял на него усталый взгляд.
     — Когда-нибудь узнаешь, Фома. — И добавил: — Теперь уже скоро.
     Разговор  происходил  весной.  Сейчас  была  уже  осень.  Но  судьба,
казалось, не спешила удовлетворить нетерпение молодого богослова.
     На следующий день с утра он, как всегда, отправился к своему учителю.
Остановившись у  знакомых дверей,  он  взял чугунный молоток,  висевший на
ремне,  и сделал три сильных удара.  Это был его знак.  Число три — число,
угодное богу. За дверью послышались шаги.
     Фома  насторожился.  Это  была  не  Марта,  старая служанка,  которая
постоянно впускала его.  Неужели у учителя новая прислуга? Он услышал звук
отодвигаемого засова. Дверь открылась.
     — Доброе утро,  фрау, — удивленно приветствовал он незнакомую женщину
и прошел в прихожую.
     — Доброе утро, — ответила она, закрывая дверь.
     В голосе ее было что-то, что заставило Фому вздрогнуть и обернуться.
     Странной, какой-то неестественной походкой женщина шла прямо на него.
Фома едва успел сделать шаг в  сторону,  и  она прошла мимо.  Но  он успел
рассмотреть ее лицо — неподвижное, словно мертвое.
     И в сердце его шевельнулась страшная догадка.  Сотворив знак креста и
повторяя про себя заклинания против дьявола, Фома приблизился к женщине.
     Она  уже  сидела  в  кресле  и  делала размеренные движения рукой,  в
которой был веер. Вдруг рука ее замерла.
     — Учитель ждет  вас  в  библиотеке,  —  произнесла  она  все  тем  же
безжизненным голосом.
     В тот же миг Фома Аквинский прозрел окончательно.
     Хотя  женщина открывала и  закрывала рот,  он  ясно  видел,  что  эти
движения не попадали в такт со звучанием слов.  Голос раздавался откуда-то
из  ее груди или даже из живота.  Говорила не она,  а  кто-то другой,  кто
сидел в ней. Фома сразу понял, кто был этот другой!
     К сожалению,  будущий  философ  оказался  храбрым  человеком.  Он  не
бросился прочь, как сделал бы на его месте кто-нибудь еще.
     Схватив стоявшую у  камина палку,  богослов вступил в  единоборство с
дьяволом...
     Когда, заслышав шум, седой ученый вбежал в комнату, все было кончено.
Железная женщина,  разбитая и изуродованная,  валялась на полу.  Казалось,
потрясенный Альберт сейчас рухнет с ней рядом.
     — Несчастный! — закричал он. — Несчастный! Ты уничтожил труд тридцати
лет моей жизни!
     Тридцать лет жизни,  тридцать лет работы —  такова была цена создания
первого механического человека,  или, как говорили тогда, андроида. До нас
дошло  только  упоминание об  этом  эпизоде.  Ни  расчетов,  ни  чертежей,
которыми  пользовался  Альберт  Великий,   естественно,   не  сохранилось.
Поэтому,  как это нередко бывает в истории науки,  другим ученым,  которые
стремились построить  механического человека,  приходилось проделывать всю
работу сначала.
     Андроид появился снова  только  через  четыреста лет  после  Альберта
Великого.  Его  создателем был иезуитский миссионер Габриэль де  Магеллан.
Миссионер Магеллан,  родственник знаменитого мореплавателя, видно, носил в
крови такую же жажду дальних странствий. Он отправился в Китай.
     Прожив в этой стране долгие годы, Габриэль де Магеллан однажды сделал
императору удивительный подарок.  Это  был  механический человек,  который
«приводился в  движение скрытыми в нем пружинами.  Он маршировал в течение
четверти часа, держа в одной руке обнаженную шпагу, а в другой щит».
     Мы не знаем о  дальнейшей судьбе этого андроида.  Известно только то,
что,  несмотря на  шпагу  в  руке,  он  оказался плохим  защитником своего
творца.  Когда через несколько лет все миссионеры в  Китае были схвачены и
подвергнуты изощренным  пыткам,  Габриэль  де  Магеллан  не  избежал  этой
участи.  И  в  то  солнечное утро  базарного дня,  когда Габриэля везли на
казнь,  по розовому мрамору дворцового зала все так же четко и  размеренно
вышагивал железный человек, равнодушный к судьбе того, кто его построил.
     Есть  сведения о  еще  более  ранних  попытках создания механического
человека.  Так,  Аристотель  упоминает  о  статуе  Венеры,  которая  могла
передвигаться благодаря какому-то  устройству,  помещенному внутри  нее  и
приводимому в действие ртутью.
     Существуют предания,  что  император Священной Римской империи Карл V
весьма любил подобного рода  устройства.  Отрекшись от  престола,  большую
часть  времени он  проводил,  созерцая,  как  механические пешие и  конные
рыцари маршировали или сражались между собой.
     Трудные,   казалось   бы,   неразрешимые  проблемы   вставали   перед
создателями первых роботов*.  Прежде всего:  где взять ту энергию, которая
могла  бы  заменить силу  человеческих мышц?  Обычно пытались использовать
системы пружин. Сжимаясь, закручиваясь, пружины становились аккумуляторами
механической энергии. Но этой энергии было явно недостаточно. Поэтому, как
только  появились  паровые  машины,   век  пара  вторгся  и  в  мастерские
создателей роботов.
     _______________
          * Слово «робот» впервые было введено чешким писателем К. Чапеком
     в 1920 г. в его пьесе «R.U.R», что означало «Россумские универсальные
     роботы». К. Чапек обозначал этим словом механических людей. Затем уже
     как термин оно перешло в технику и науку.

     В  конце  прошлого  века  в  Соединенных Штатах  из  города  в  город
разъезжал некий  Дж. Мор. Он путешествовал не один, а в компании с паровым
человеком.  Спутником  Дж. Мора был двухметровый железный андроид, который
приводился в движение скрытой внутри паровой машиной. Машина эта развивала
мощность в половину лошадиной силы.
     Необычное зрелище  собирало много  народа.  Паровой  человек  сначала
неуверенно, словно сомневаясь в своих способностях, переставлял одну ногу,
потом  другую...  Сделав  первые  шаги,  он  начинал идти  все  быстрее и,
двигаясь по кругу,  развивал  скорость до  7 — 8 километров в час.  А в то
время как он шел, изо рта у него, как на морозе, валил пар.
     Но,  увы,  ни  марширующий человек Магеллана,  ни  паровой человек не
могли  произносить слов,  совершать  разные  действия.  Они  умели  только
ходить.  Никому  из  конструкторов и  ученых  после  Альберта Великого  не
удавалось повторить его шедевра.
     В  1761 году известный математик Леонард Эйлер писал:  «Когда удастся
сконструировать машину, которая сможет воспроизводить все звуки наших слов
со всеми их оттенками,  —  это будет величайшим открытием...  Я  не вижу в
этом невозможного». Леонард Эйлер мечтал об открытии, которое было сделано
за много веков до того, как он написал эти строки.
     В Х веке жил крупнейший ученый своего  времени,  профессор  Рейнского
университета  Герберт-из-Орийака.  Есть  предположение,  что  он  совершил
путешествие в страны Востока,  в  частности  в  Индию,  где  приобщился  к
каким-то высоким знаниям. Во всяком случае, познания Герберта-из-Орийака в
математике,  физике,  механике намного  превосходили  уровень  знаний  его
ученых коллег. Хроники тех лет писали, что «Герберт построил в городе Рейн
прекрасные  фонтаны,  струи  которых,   переливаясь   в   чаши,   издавали
гармонические звуки, напоминавшие какую-то мелодию».
     Герберт-из-Орийака   находился   в   самом   зените   своей   научной
деятельности, когда он был возведен в сан папы и принял имя Сильвестра II.
Современники  этого  папы-ученого  утверждали,   что  в  его  дворце  была
бронзовая голова, которая отвечала на вопросы, произнося два слова: «да» и
«нет». Сам Сильвестр II в дошедших до нас записях подтверждает это.
     Нет   сомнения,   что  интеллектуально  папа  Сильвестр  II   намного
возвышался  над  тогдашним  церковным  миром.  А  превосходства обычно  не
прощают.  Ученого неоднократно обвиняли в чернокнижничестве,  лишь высокий
церковный сан ограждал его от костра.
     Хотя  папа  Сильвестр II  умер  своей  смертью,  во  время  последней
исповеди его все же заставили признаться, что он был другом дьявола.
     Через несколько дней после смерти папы состоялось его погребение.  Но
оно  не  походило  на  похороны высшего  церковного сановника.  По  улицам
Вечного города мимо  притихших толп  ехала никем не  управляемая повозка с
гробом.  В нее были впряжены две лошади — белая и черная. В том месте, где
они остановились,  тело папы было предано земле.  Так прощались с  великим
ученым его современники.
     Имя   Сильвестра  II   связано  с   первым,   достаточно  достоверным
упоминанием о  говорящем  устройстве.  К  сожалению,  о  дальнейшей судьбе
говорящей головы и  связанного с  ней устройства нам ничего не известно...
Возможно,  она  была  уничтожена.  Не  исключено и  то,  что  до  сих  пор
устройство это хранится где-нибудь в тайниках Ватикана.
     Есть любопытные сведения,  которые относятся уже к XIII веку. Хроники
сообщают,  что  Роберт  Гроссетест,  епископ Линкольнский,  сконструировал
бронзовую голову,  способную произносить отдельные слова. На создание этой
говорящей головы ушло семь лет.  Как  писал современник,  бронзовая голова
могла  говорить благодаря устройству,  через  которое  с  силой  продували
воздух.
     Нас  не  должно  удивлять,  что  в  средние века  многие  ученые были
наделены  высокими  духовными  званиями.  Тогда  Ватикан  довольно  охотно
раздавал крупным ученым церковные должности. Сами ученые шли на это, чтобы
обеспечить себе большую свободу научной деятельности.  Нетрудно обвинить в
ереси  человека,  проводящего все  дни  среди реторт и  книг  сомнительных
авторов.  Но  не  всякий  посмеет  возвести такое  обвинение на  человека,
облеченного доверием церкви.  Вот почему тот же Альберт Великий,  несмотря
на  то  что он пользовался в  свое время славой чернокнижника и  алхимика,
стал епископом Регенсбургским.
     Говорящая  голова  епископа  Линкольнского ненадолго пережила  своего
создателя. Сменив нескольких владельцев, она затерялась в каких-то забытых
коллекциях и кунсткамерах.
     Минуло более четыреста лет,  и  в  1779 году Российская императорская
Академия  наук  объявила конкурс  на  создание аппарата,  который  мог  бы
воспроизводить пять гласных звуков:  «а»,  «е», «и», «о», «у». Премия была
присуждена С. Г. Кратзенштейну.  Его устройство представляло собой систему
трубок различной формы и длины.  Когда через них с силой продували воздух,
возникали звуки, имитирующие человеческий голос.
     В  июле  1783 года Французской академией наук было получено письмо за
подписью некоего аббата Микеля.  Он сообщал,  что создал две искусственные
человеческие  головы,   которые  якобы   могут  произносить  целые  фразы.
Изобретатель просил академию назначить компетентную комиссию.
     Аббат Микель жил в монархической Франции.  Поэтому фразы,  которые он
вложил в  уста своих творений,  полностью соответствовали и эпохе и месту,
где они были созданы.
     Первая голова:  «О любимый король, отец народов, благополучие которых
показывает всей  Европе  величие  твоего  трона!»,  «Король даровал Европе
мир!»
     Вторая голова: «Мир венчает короля славой!»
     После одобрения Академией наук  говорящие головы были  выставлены для
всеобщего  обозрения.   Изобретатель  стал   центром  внимания  публики  и
журналистов. Успех следовал за ним по пятам. Микель был представлен самому
королю Людовику XVI.
     Английская пословица —  «Чудо длится только три дня»,  — к сожалению,
часто справедлива.  Вскоре мода на  аббата Микеля и  его  говорящие головы
прошла.  «Невежество,  —  писал современник,  —  не видело,  чем может оно
восхищаться в этих шедеврах,  которые не имели ничего от шарлатанства, так
необходимого в нашем веке, чтобы обрести симпатии толпы».
     Академия наук,  желая помочь Микелю,  предложила, чтобы правительство
купило у  него  изобретение.  Решение этого вопроса было  передано в  руки
полицейского  чиновника.  Некий  лейтенант  полиции  Ленуар  счел  покупку
нецелесообразной.   Бездумным  росчерком  пера  была  перечеркнута  судьба
открытия  и  жизнь  изобретателя.   Измученный  безденежьем,  преследуемый
долгами, Микель в отчаянии швырнул бронзовые головы на пол и разбил их.
     Умер он в нищете.
     Нередко поиски говорящего устройства заводили конструкторов в  тупик.
Но некоторым тупики казались путями,  ведущими к  величайшим открытиям.  В
таком   приятном  заблуждении  всю   жизнь   пребывал,   например,   некий
исследователь эпохи Возрождения Гловани Батиста Порта.  По его мысли, весь
лексикон андроидов мог состоять из своего рода «звуковых консервов».  Если
в  свинцовую трубку,  утверждал он,  произнести фразу,  а затем достаточно
быстро  закрыть отверстие,  то  звучание останется там,  пока  не  откроют
трубку...    В    XVIII   веке   нюрнбергский   оптик   Грундлер   пытался
«законсервировать» звук при  помощи сосуда в  форме замкнутой спирали.  Он
считал, что эхо должно будет без конца крутиться внутри этого сосуда, пока
ему не будет дан выход наружу.
     Человеческая мысль  снова и  снова настойчиво возвращалась к  вопросу
создания говорящего робота.  Когда  Т. Эдисон  изобрел фонограф,  одним из
первых его  применений,  которое пришло ему  в  голову,  было изготовление
говорящей модели  человека!  Но  самому Эдисону не  удалось воплотить свой
замысел. Слабой тенью этой идеи явились говорящие куклы Эдисона, которые в
большом  количестве  стали   выпускаться  некой  расторопной  американской
компанией.  В туловища их был вмонтирован фонограф,  повторявший одни и те
же затверженные фразы.
     Конечно,  этим  беспомощным созданиям было  далеко  до  механического
человека,  к  которому  стремились изобретатели и  конструкторы в  течение
сотен  лет.  Они  мечтали  создать  механизм,  могущий  максимально  полно
имитировать деятельность человека.  Нередко лишь мечты и находили отклик в
легендах.  Так,  предания рассказывают о механическом человеке раввина Реб
Лоу  из  Праги.  Этот андроид был якобы столь совершенен,  что прислуживал
раввину дома.
     Андроиду Альберта Великого легенды приписывали способность не  только
произносить отдельные фразы, но и вести сложные богословские споры. А Фома
Аквинский в  ярости разбил искусственную женщину якобы именно потому,  что
не мог противостоять в диспуте ее знаниям и логике.
     Иными словами, это были мечты о механическом человеке, который мог бы
мыслить.
     В один из дней 1809 года в штабе наполеоновской армии,  расположенном
во  дворце Шенбрунн в  Вене,  царило оживление.  Накануне сюда  в  большом
закрытом  фургоне   привезли  механического  человека.   Созданный  руками
искусного механика,  этот  андроид был  якобы отличным игроком в  шахматы.
Узнав об  этом,  сам император изъявил желание сыграть партию с  необычным
партнером.
     Вечером в  большом  зале  дворца  собрались  все,  кто в знак особого
расположения был допущен присутствовать на  этом  сеансе.  Человек  против
механизма,  император против андроида.  Высшие офицеры гвардии,  маршалы с
удивлением рассматривали неподвижную фигуру механического игрока. В чалме,
с  усами,  одетый  турком,  андроид  сидел  перед  доской,  на которой уже
выстроились массивные шахматные фигуры.  Доска стояла на большом,  похожем
на  ящик  столе,  закрытом с четырех сторон.  Там находился механизм.  Да,
механизм,  и  ничего  более.  В  подтверждение  этого  владелец   андроида
поочередно   отворил   дверцы  стола.  Взглядам  присутствующих  открылись
какие-то колесики, сложные системы зубчатых рычажков...
     Император не  любил медлить.  Он сел перед механическим человеком,  и
какую-то  секунду  казалось,   что  они  смотрят  друг  на  друга,  словно
раздумывая. Наполеон сделал первый стремительный ход.
     Сидящая  перед  ним  кукла  пришла  в  движение.  Почти  человеческим
движением она  протянула руку и  переставила фигуру.  Наполеон,  очевидно,
чувствовал,  что  сегодня  впервые центром внимания является не  он.  Чуть
нахмурившись, император сделал второй ход.
     Наполеон  играл  быстро.  Комбинации мгновенно созревали в  его  уме,
изощренном в других играх,  игральной доской в которых ему служила Европа,
а  фигурами —  армии  и  народы.  И  все  же...  И  все  же  многие начали
догадываться,  что  император проигрывает.  Раньше  других понял  это  сам
Наполеон.
     Тогда,  верный  своей  военной тактике,  он  делает  неожиданный ход.
Императорский ферзь бросился в атаку, перескочив с черной полосы на белую.
Наполеон  не  раз  во  время  сражений добивался удачи,  отбрасывая каноны
военной науки. Сейчас он решил пренебречь канонами игры.
     Каверзность этого хода нельзя было не заметить.  Но ропот придворного
восхищения,  пробежавший по залу,  тут же смолк. Железный человек протянул
руку к фигуре императора и поставил ферзя на место.
     Это была дерзость. Наполеон закусил губу.
     Через несколько ходов он снова попытался сделать неправильный ход,  и
снова андроид все так же бесстрастно поправил его.  Но когда Наполеон,  не
раз  испытывавший судьбу,  повторил это  в  третий раз,  он  был  наказан.
Андроид поднял руку и сбросил фигуры на пол.
     Все замерли, ибо уже не раз видели императора в ярости.
     Однако Наполеон умел  сдерживать себя.  Он  обратил все  в  шутку.  И
действительно,   на  кого  сердиться  его  императорскому  величеству?  На
механизм, на это бездушное сочетание рычажков и колесиков?
     Наполеон никогда так и  не узнал,  с кем играл он в тот вечер.  Среди
частей ложного механизма,  в недрах шахматного стола,  был скрыт человек —
один из лучших венских шахматистов того времени Альгайер. Как ни печально,
автомат для игры в шахматы был мистификацией.
     В течение десятков лет автомат,  тайна которого тщательно скрывалась,
объехал все европейские столицы.  Менялись его владельцы, менялись мастера
игры.  В конце прошлого века, когда секрет железного человека за шахматной
доской был раскрыт,  следы автомата теряются.  Несколько лет назад автомат
этот обнаружили в одной из антикварных лавок Парижа.
     Механический игрок  в  шахматы породил целую литературу.  Вокруг него
создавались  легенды.   Ряд  писателей  посвятили  ему  свои  рассказы.  О
механическом игроке шла пьеса и был поставлен фильм.
     Эта ловкая подделка,  бесспорно, являлась произведением искусства. Ее
автором  был  венский  механик  Вольфганг  Кемпелен.  Стремительная  мысль
конструктора не  хотела следовать за медленной поступью науки его времени.
Так творческая мечта обратилась в талантливую мистификацию.  Впрочем,  это
была далеко не единственная мистификация в истории и в науке.

     Потерянные  знания,   уничтоженные  рукописи  и  библиотеки  породили
великие провалы в  памяти о минувшем.  Не удивительно,  что это отсутствие
знаний вдохновляло не только исследователей,  искателей истин,  но и  тех,
кто готов был сам «творить прошлое» по собственному разумению и произволу.
Разные  люди  предавались этому  делу.  Разные побуждения двигали ими.  Но
одному правилу были верны они  все  —  домысливать,  искажать историческую
действительность нужно только в «лучшую сторону»,  то есть создавать такую
ложь,  которая  была  бы  приятна  современникам.  Мысль  эта  может  быть
проиллюстрирована примером из древних.
     Древнегреческий историк Фукидид рассказывает,  как однажды в Афины из
Сицилии прибыл человек,  который привез весть о поражении афинян. В городе
об этом еще ничего не знали.  Брадобрей,  услышав эту весть от прибывшего,
оставил его  с  намыленным лицом  и  бросился к  архонтам.  Город пришел в
смятение. Архонты тут же созвали народное собрание. Несчастный чужестранец
оказался лицом к  лицу с  разгневанной толпой.  Афиняне не могли поверить,
чтобы  их  армия потерпела поражение!  За  распространение ложных сведений
чужестранца решено было подвергнуть пытке на колесе.
     Позднее  прибыл  гонец,   который  подтвердил  весть   о   поражении.
Чужестранец говорил правду.  Неизвестно,  однако,  был ли  он утешен этим,
когда его снимали с колеса.
     Другой,  противоположный случай:  Плутарх рассказывает о  человеке по
имени Стратоклес.  Узнав,  что флот афинян потерпел поражение и уничтожен,
он скрыл это от своих сограждан.  Более того,  Стратоклес радостно сообщил
им о победе на море.  Он заставил афинян принести торжественную жертву,  и
три дня в городе не смолкали звуки музыки и пения.
     Когда  же  скрывать  поражение  оказалось  больше  невозможно и  ложь
открылась, афиняне потребовали смерти обманщика.
     Однако Стратоклес избежал не только казни, но и не был наказан.
     — Афиняне! — воскликнул он. — Разве я причинил вам какое-нибудь горе?
Разве не благодаря мне вы целых три дня радовались победе?
     Один сообщил правду и был подвергнут пыткам. Другой обманул всех и не
был даже наказан.  Воистину, «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий
обман».
     Недаром еще  в  XIII  веке  один  из  французских  монахов-летописцев
написал  такие  скорбные  строки:  «Те,  кто  пишут историю,  — занимаются
трудным делом. Если они пишут правду, они вызывают ненависть людей, а если
неправду  — гнев божий».  Нужно ли удивляться,  что находились летописцы и
историки, которые больше боялись прогневить земных владык, чем бога?
     В 1834 году  А. Тьер,  тогда министр внутренних дел Франции, подавлял
рабочие выступления в Париже и Лионе.  Для обоснования репрессий ему нужны
были  доказательства.  И  вот  21 апреля  того  же  года он  пишет верному
человеку,  префекту  Нижнего Рейна:  «Я  советую вам,  приложив величайшую
осторожность,   подготовить  вашу   часть   документов   для   предстоящих
расследований. Из этих документов должно ясно следовать, что все анархисты
переписываются между  собой,  что  существует  самая  тесная  связь  между
событиями в Париже, Лионе и Страсбурге, иными словами, что имеется широкий
заговор, охвативший всю Францию».
     Документы эти  были сфабрикованы и  послужили поводом для целой волны
казней, репрессий и террора.
     Годы господства фашизма в Германии были в то же время годами массовой
фальсификации  исторической  науки.  Для  этой  цели  был создан Имперский
институт истории новой Германии.  Задача  его  заключалась  в  том,  чтобы
доказывать,  что  в  Европе  всегда  существовала  некая нордическая раса,
которой обязана  якобы  своим  возникновением  вся  европейская  культура.
Исторические факты, как известно, не имеют ничего общего с этой схемой. Но
тем хуже для фактов! Обращаясь к сотрудникам института, один из фашистских
деятелей  упрекал  их  за то,  что они «не смогли создать ни одного нового
факта».
     В гитлеровской Германии была переписана,  по сути дела,  вся история.
Даже история древнего мира. Согласно новому варианту, во II тысячелетии до
нашей  эры  появляются неведомо откуда взявшиеся германо-греческие цари  и
князья.  Даже «Илиада» и «Одиссея»,  оказалось, «имели» северогерманское и
даже древнепрусское происхождение. Что же касается героев этого эпоса, то,
естественно, они «принадлежали» к нордической расе или «являлись» древними
пруссаками...
     Ложь  ничуть  не  смущала ее  авторов.  Верили ли  они  в  нее  сами?
Неизвестно.  Да,  впрочем,  и неважно.  Важно,  как начала действовать эта
фальсифицированная история,  когда ее  вкладывали в  умы и  сердца солдат.
Историческая  ложь  двигала  армиями,  опрокидывала  границы,  развязывала
агрессию.  Подобно наемнику-ландскнехту, фальсифицированная история служит
любому, кто платит.
     Нередко    фальсификаторы    руководствовались   и    «возвышенными»,
патриотическими побуждениями.  Так, некий шотландец Демистер, живший еще в
XVI веке,  составил список несуществующих книг шотландских  авторов.  А  в
1817  году  научный  мир  был  ошеломлен  известием  об  открытии  древних
рукописей чешского народного эпоса. Причем события, о которых повествовали
эти  произведения,  уходили  в  прошлое  на  тысячу  лет.  Десятилетия все
пребывали в полнейшей уверенности,  что рукописи подлинные. Отрывки из них
цитировались в солидных научных трудах,  крупнейшие исследователи писали к
ним  комментарии,  та  или  иная  строка  из  эпоса  становилась  решающим
аргументом в научных спорах. Под впечатлением этой находки Гёте перевел из
нее «Песню о Вышеграде».
     Прошло почти полвека,  прежде чем  подделка была доказана.  Некоторые
грамматические формы  и  даже  слова,  которыми  пользовался мистификатор,
появились на сотни лет позднее.  А  под «древним» текстом оказался другой,
относившийся к сравнительно недавнему времени.
     В 1951 году в ФРГ отмечалось 700-летие церкви св. Марии в Любеке.  На
торжества прибыл  сам  канцлер Аденауэр.  Ведущие специалисты по  готике с
восторгом демонстрировали ему фрески, обнаруженные при реставрации церкви.
Ученый  мир  и  искусствоведы восприняли находку  «фресок  периода  ранней
готики»  как  большое событие.  Открытие это  считалось новой  страницей в
истории средневековой живописи.  Фрескам церкви св. Марии  были  посвящены
многочисленные исследования и научные статьи.
     Недавно решением  магистрата  города  Любека  «древние  фрески»  были
стерты.  Они  оказались  поддельными.  Правда,  когда реставратор-художник
публично заявил об этом и признался в авторстве,  ему  никто  не  поверил.
Только  после  того,  как  он  представил  фотографии  разных этапов своей
работы,  когда  он  расписывал  стены,  решено  было  назначить   судебную
экспертизу.  «Патриотически настроенные» историки и искусствоведы никак не
хотели  расстаться  с  мыслью  о  подлинности  этого  шедевра.  Но,   увы,
результаты экспертизы показали,  что произведения «ранней готики» нанесены
на штукатурку,  которой стены церкви  были  покрыты  всего  несколько  лет
назад.
     Существует выражение:  «Коллекционеры —  счастливые люди».  Одним  из
самых  счастливых  коллекционеров всех  времен  был,  очевидно,  известный
французский математик  прошлого  века  Мишель Шаль.  Он  обладал  письмами
Рабле,  Паскаля,  Юлия Цезаря,  Клеопатры и  даже Александра Македонского.
Правда,  его  несколько удивляло,  что  другие  коллекционеры не  выражают
никаких признаков восторга по  поводу его  коллекции.  Но  он  утешал себя
мыслью,  что причина тому —  зависть.  Может,  это было и так. А возможно,
многих смущало то обстоятельство,  что Клеопатра,  как,  впрочем,  и  Юлий
Цезарь из его коллекции,  писали почему-то на французском языке XIX века и
пользовались той же бумагой,  что и современники Мишеля Шаля.  Конечно,  и
Юлий Цезарь,  и  Клеопатра,  как  великие люди,  имели право на  некоторые
странности. Но это было уже слишком.
     Не один год во Французской академии наук, членом которой был и сам М.
Шаль, шли бурные споры по поводу подлинности этих документов. И вот, когда
большинство склонялось уже  к  тому,  чтобы  признать  письма  французских
авторов подлинными, у Шаля появилось вдруг письмо Паскаля к Роберту Бойлю.
Тому  самому  Бойлю,  который  известен каждому  школьнику по  физическому
закону Бойля — Мариотта.
     В  этом  письме  Паскаль  сообщал,  что  именно  ему,  а  не  Ньютону
принадлежит честь открытия закона всемирного тяготения.  Поскольку Паскаль
был  французом,  такой документ весьма импонировал патриотическим чувствам
членов Французской академии наук.  Но,  к сожалению,  в том году,  которым
датировалось письмо, Ньютон не мог сделать этого открытия: ему было только
десять лет.
     Автором этих  документов,  которые чуть было не  ввели в  заблуждение
Академию наук,  был  безвестный парижский клерк.  Его искусство было щедро
вознаграждено.  В  общей  сложности он  получил солидную сумму —  свыше 30
тысяч долларов от М. Шаля,  которому продавал свои произведения. За ошибку
же, которая привлекла к нему внимание правосудия, клерк попал в тюрьму.
     Подделка древних текстов была  делом  трудным и  требовала величайших
познаний,  особенно в  области стилистики.  Искусство это бытовало в  свое
время на  правах литературного жанра.  Во  Франции существовали даже школы
этого  жанра.  Люди,  посвящавшие себя  нелегкому искусству фальсификации,
нередко относились к этому как к своего рода спорту. Подобно шахматам, где
один  ошибочный  ход  приводит  к   проигрышу  партии,   здесь  достаточно
единственного неточного нюанса или неправильно употребленного слова, чтобы
обман раскрылся.
     Фальсификация  текстов   древних  авторов  продолжалась  сотни   лет.
Известны подделки произведений Фемистокла и Пифагора, Платона и Демосфена.
Существуют   работы,   авторами   которых   считаются   псевдо-Цицерон   и
псевдо-Аристотель.  Подделка Цицерона, в частности, была выполнена с таким
мастерством, что обнаружилась совершенно случайно только века спустя.
     Чему же верить?  Какова вероятность,  что и другие древние авторы, на
свидетельства которых о  прошлом мы  полагаемся,  не  были созданы позднее
руками  умелых,  но  безответственных  фальсификаторов?  Историкам  всегда
необходимо вносить поправки на возможность фальсификации.
     Еще  в  XVI  веке Эразм Роттердамский сокрушался,  что нет ни  одного
текста «отцов церкви»,  который можно было бы бесспорно считать подлинным.
Ему вторил ученый-иезуит  Дж. Ардуин,  который на  основании скрупулезного
изучения многих  древних  текстов пришел  к  выводам самым  печальным.  Он
доказывал,  что подлинные только Гомер, Геродот, Плиний и Цицерон. А также
несколько произведений Горация и Виргилия. Все остальное, по его мнению, —
плоды поздних фальсификаций.
     Плутовское племя  фальсификаторов прошлого не  перевелось и  в  более
близкое нам время.
     Ночь  на  14 февраля 1493 года  была  в  Атлантике  особенно  бурной.
Многотонные горы воды вздымались к самому небу и  начинали  свой  страшный
бег от одного края горизонта к другому. Конечно, такие штормы бывали здесь
и раньше,  но всякий раз лишь пустынные воды и небо были тому свидетелями.
Но в ту ночь это безлюдие было нарушено. Волны качали и бросали из стороны
в сторону два утлых  суденышка,  две  каравеллы  флотилии  его  величества
короля Испании Фердинанда. На одной из каравелл находился человек, чье имя
известно каждому. Его звали Христофор Колумб.
     Открыв новый,  неизведанный материк,  корабли возвращались в  Европу.
Конец  путешествия был  уже  близок,  и  вдруг ночью в  открытом океане их
настиг  шторм.  Какое-то  время  каравеллы подавали  световые сигналы,  но
вскоре потеряли друг друга из  виду.  Когда шансов на спасение,  казалось,
уже не было,  Колумб сделал то, что обычно делали в таких случаях капитаны
гибнущих судов.  Он  собрал свои  записи,  письма,  отчет  о  путешествии,
завернул в пергамент,  обернул сверху промасленным брезентом, поместил все
это внутрь большого бревна и приказал бросить бревно в море.
     Известен этот факт стал сравнительно недавно, только в конце прошлого
века, когда в архиве Мадридского музея была обнаружена испанская рукопись,
упоминавшая  об  этом.  Вскоре  рукопись  эту  перевели  на  английский  и
напечатали в  Америке.  Не  прошло  и  нескольких недель  после  появления
американского издания,  как  пропавшие путевые  заметки  Колумба  нашлись!
Какой-то  человек  принес  их  в   музей  города  Сан-Франциско.   Правда,
специалистам не потребовалось особого труда, чтобы обнаружить подделку. Но
это не  огорчило владельца «находки».  И  не  переубедило некоего любителя
автографов, который с готовностью купил «бесценную реликвию».
     Этим эпизодом,   однако,  дело  не  ограничилось.  Поскольку  процесс
появления  потерянных  рукописей  Колумба  начался,  ничто  уже  не  могло
остановить его. Через некоторое время очередной вариант появился в столице
Мексики.  На этот раз рукопись была старательно вымочена в морской воде  и
страницы ее были покрыты песчинками.  Но не настолько,  чтобы это помешало
прочесть текст.  Что  же  касается  самого  текста,  то  автору  его  было
почему-то угодно,  чтобы Колумб писал по-немецки.  В другом случае Колумба
заставили писать свой отчет по-английски.  Такая  рукопись  была  получена
одним лондонским издателем вместе с деревянным ящиком,  в котором она была
якобы найдена.  К ящику со всех сторон столярным  клеем  было  старательно
приклеено множество ракушек.
     В  нью-йоркской  публичной  библиотеке есть  целый  отдел  поддельных
рукописей и исторических документов.  Здесь и дневники Эдгара По, и письма
Вашингтона,  и статьи Линкольна.  Эта своеобразная коллекция пополняется и
сейчас.
     Впрочем,  объектом подделок становятся не  только тексты,  но и  сами
исторические реликвии. Такова, например, история кардифского гиганта.
     В  октябре 1869  года  все  газеты  Соединенных Штатов под  огромными
заголовками сообщили о  находке недалеко от городка Кардиф (штат Нью-Йорк)
гигантского  каменного  человека.  По  мнению  одного  из  исследователей,
находка  эта  представляла  собой  не   что  иное,   как  огромную  статую
финикийского бога Ваала.  Он  обнаружил на  ней даже какую-то  финикийскую
надпись и, как и следовало ожидать, без особых затруднений расшифровал ее.
Профессор  Дж. Холл,  директор  нью-йоркского  музея,  назвал  кардифского
гиганта «самой удивительной находкой из всех, обнаруженных в этой стране».
Профессор не догадывался, до какой степени он был прав.
     Ажиотаж  продолжался  два  месяца.   Каждый  день  из  разных  штатов
прибывали  тысячи  людей,  чтобы  взглянуть на  кардифскую находку.  Музеи
оспаривали между собой честь выставить гиганта в своих залах.
     Гром  грянул оттуда,  откуда его  меньше всего  можно  было  ожидать.
Фермер,  который якобы нашел гиганта,  когда рыл колодец,  сам признался в
мистификации.
     Год назад он приобрел большую глыбу окаменевшего гипса и  отправил ее
скульптору.
     — Изобразите меня в виде голого гиганта, — попросил он.
     Когда  скульптор сделал  свое  дело,  мистификатор выкрасил  огромную
фигуру чернилами,  а  для  верности полил еще серной кислотой.  После чего
каменный человек ростом около  трех  с  половиной метров был  тайно предан
земле.  Прошел  год,  прежде чем  фермер решил,  что  его  гигант приобрел
достаточно «ископаемый» вид.  Тогда он  вызвал рабочих и  приказал им рыть
колодец.
     Мистификатор неплохо  заработал  на  своем  гиганте.  Когда  сенсация
улеглась,  на  счету у  него было сто  тысяч долларов.  К  чести его  надо
сказать,  что,  затевая это дело,  он не ставил перед собой такой цели. Он
просто хотел оставить всех в дураках. Что ему и удалось.
     Впрочем,  этот  фермер,  наделенный,  очевидно,  повышенным  чувством
юмора, имел предшественника. Им был не кто иной, как сам Микеланджело.
     Микеланджело долго работал над скульптурой спящего купидона.  Вдруг у
готовой статуи отломилась рука.  Можно представить  себе  досаду  великого
художника.  Но он нашел выход — закопал статую в землю,  а затем подстроил
все  так,  будто  она  была  случайно  обнаружена.  Историки  и   ценители
античности  в один голос принялись восхищаться шедевром прошлого.  Находку
купил кардинал. Уже после этого Микеланджело приделал к статуе недостающую
руку, а заодно и раскрыл свою подделку. Кардинал не скрывал разочарования.
Он  считал,  что  произведение  безвестного  древнего  автора  превосходит
творения Микеланджело,  его современника.  Обычно художников по-настоящему
оценивают только потомки. Микеланджело не был исключением.
     Усилиями  фальсификаторов  на   страницах  истории  порой  появляются
личности,   никогда  не  существовавшие.  Иногда  же,  наоборот,  те,  что
существовали, исчезают, словно их не было никогда.
     С  1410  по  1415 год  папский престол занимал Иоанн XXIII.  Это  был
человек,  оставивший заметный след в  истории:  он  решил судьбу Яна Гуса,
поднял  до  небывалых размеров  торговлю  индульгенциями и,  по  преданию,
основал первый банк Ватикана —  прообраз теперешнего «Банка Святого Духа».
Но характеристика папы Иоанна XXIII будет неполной,  если не добавить, что
этот человек был убийцей,  вором и бывшим пиратом. Карьера его закончилась
печально. За свои преступления Иоанн XXIII был лишен сана и предан суду.
     Ватикан постарался скрыть эту темную страницу своей истории.  История
папства была переписана таким образом,  что в  ней не  оказалось места для
Иоанна XXIII.  На  время  его  правления было  «натянуто» время  правления
других  пап,   предшествовавшего  и   последующего.   Так   Иоанн   XXIII,
существовавший реально,  был вычеркнут,  выпал из истории. Поэтому когда в
1958 году новый папа принял имя Иоанна,  он стал Иоанном XXIII,  как будто
того, жившего пять веков назад, не существовало вообще.
     О женщине, которая стала папой и управляла церковью под именем Иоанна
VIII,  сейчас осталась только легенда. Во всяком случае, если такой эпизод
и  был  в  истории католической церкви,  Ватикан также  сделал все,  чтобы
предать его забвению. Вот почему в дальнейшем появился еще один папа Иоанн
VIII, на этот раз мужчина.

     Какая-то  часть  человеческих  знаний,  памяти  прошлого  забывалась,
стиралась,  исчезала сама по  себе.  Но другую,  значительно большую часть
уничтожали сами люди.  Научные знания,  географические открытия,  память о
государствах и  целых  народах предавались забвению,  исчезали,  казалось,
навсегда.  Разные помыслы и  цели  владели теми,  кто  совершал это.  Одни
скрывали знания,  чтобы сохранить монополию на них.  Другие —  потому, что
считали их  опасными.  Третьи искажали или  скрывали прошлое,  так как это
помогало им  получить или сохранить власть.  Заходила ли  речь о  праве на
престол,  о территориальных притязаниях или о том, чтобы очернить врага, —
ради этого могущественные владыки,  не  задумываясь,  шли на  любую ложь и
подлог.
     Забытые страницы истории,  с  которыми вы  только что  познакомились,
воскрешают минувшее,  в  котором  многое  еще  не  понято,  не  объяснено,
противоречиво.  Возможно,  что некоторые из  этих забытых страниц дошли до
нас  в  искаженном виде.  Но  нам  хотелось бы  обратить ваше  внимание на
следующее.
     В   человеческой  истории  не   бывает  и   не   может  быть   ничего
необъяснимого.  Люди сами творят свою историю,  и  мотивы их действий,  их
столкновений,  их  идей  всегда можно понять и  объяснить,  если подойти к
этому  с   позиций  материалистического  понимания  истории  человеческого
общества,  с позиций научного изучения истории как «единого, закономерного
во всей своей громадной разносторонности и противоречивости, процесса»*.
     _______________
          * Л е н и н  В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 58.

     И,  наконец,  в  исторической науке  можно сделать открытия не  менее
захватывающие,  чем в других современных науках.  И если кто-нибудь из вас
пожелает посвятить себя истории,  авторы этих строк будут считать, что они
сумели выполнить свою задачу.


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 12/08/2000

ВОИНЫ-ЖЕНЩИНЫ И ЖЕНСКИЕ ЦАРСТВА

     По следам амазонок
     В поисках царства женщин
     Женщины, не признавшие власти мужчин
     Мир без мужчин

ТРОПОЙ КЛАДОИСКАТЕЛЕЙ И АЛХИМИКОВ

     В поисках Эльдорадо
     Путь на север
     Охотники за сокровищами
     Золото алхимиков

ПОТЕРЯННЫЕ ЗНАНИЯ

     Сожженное прошлое
     Потерянные и забытые знания
     Механический человек
     Ложь в истории

     Сейчас в науке много говорят о междисциплинарном знании, знании,
лежащем на стыке разных наук.  Очевидно, подобные же области есть и в
литературе.  Пример — то,  что вы прочтете  на  этих  страницах.  Это
литература,  находящаяся в прямом соприкосновении с историей,  как бы
накладывающаяся на  нее,  весьма  оригинальный  в  литературном  и  в
научном  отношении  поиск  необычного  в истории,  если позволено так
сказать — исторической экзотики,  которая бросает неожиданный свет на
события и эпохи.
     Авторы строят  свой  остросюжетный  рассказ  на  базе  обширного
фактологического  материала.  Действие  происходит  в разные века и в
разных концах земли. О разных судьбах, лицах и предметах пойдет здесь
речь:   об   амазонках,  женщинах-воительницах,  о  кладоискателях  и
алхимиках, о правде и лжи в истории.
     Наше отношение к информации является тем более заинтересованным,
чем больше знания  о  неизведанном  она  содержит.  Среди  того,  что
изложено здесь, о многом вы узнаете впервые. Само собой, обращаться к
малоизвестным и неведомым областям — занятие  куда  более  трудное  и
неблагодарное,  чем  пересказ  хорошо  известных  и  привычных истин.
Трудность не только в том,  что многое действительно неизвестно, но и
в  том,  что  даже о более или менее известном имеются противоречивые
данные,  взаимоисключающие мнения  специалистов.  В  истории  нередко
бывает  так,  что разные источники дают совершенно разные сведения об
одних и тех же событиях или исторических личностях.  Это же относится
к  написанию  ряда  исторических  имен,  географических  названий,  к
хронологии.  Вот  почему   жанр,   который   избрали   авторы,   жанр
литературного   повествования,  очевидно,  единственно  возможный,  в
котором сегодня можно говорить о предметах, затронутых ими.
     Перед вами литературное произведение, и, хотя в основе его лежит
фактологический материал,  оно не является  ни  сводом  окончательных
истин,  ни кодексом бесповоротных суждений.  Авторы сами неоднократно
оговаривают  это  в  тексте.  Мне  представляется  нелишним  еще  раз
напомнить об этом читателям.
                                              Доктор философских наук
                                                      Ф. М. Бурлацкий

     В  конце семидесятых годов XIX века на одной из лондонских улиц часто
можно было видеть седеющего человека в мундире офицера в отставке. Военная
пенсия давала ему достаточно досуга,  и досуг этот, так же, впрочем, как и
шиллинги,  выдаваемые ему ежемесячно Военным адмиралтейством,  Джеймс Грей
посвящал  окрестным тавернам.  Но  друзья-трактирщики,  да  и  сам  хозяин
гостиницы,  где  вот  уже  который год жил Джеймс Грей,  ценили отчаянного
рубаку не только за умение пить и  не за медали и  знаки отличия,  которые
сверкали на его красном с голубыми отворотами офицерском сюртуке. Конечно,
Джеймс Грей пить любил,  но он умел быть бережливым,  не залезал в долги и
всегда платил по  счетам.  Следовательно,  в  добавление к  своему бравому
прошлому он  обладал еще и  всем перечнем качеств «истинного джентльмена»,
как понимали это обитатели окрестных улиц.  Поэтому,  когда он  приходил в
трактир  и,  раскурив  свою  неизменную глиняную трубку,  хриплым  голосом
требовал эля  или  имбирного пива,  хозяин сам  спешил исполнить поручение
уважаемого гостя.
     Кому  из  знавших Джеймса могло прийти в  голову,  что  это  женщина?
Настоящее ее  имя было Ханнаб Снелл.  Она родилась в  небольшом английском
городке Ворчестере,  там же и вышла замуж.  Но, видно, тогда уже отчаянный
характер ее и воинственность давали себя знать.  Во всяком случае,  муж ее
счел за  лучшее бежать от  семейных баталий,  предпочтя им настоящие бои и
походы.  Он поступил в армию и вскоре отправился со своим полком в одну из
отдаленных английских колоний за  океан.  Однако он  явно  недооценил свою
супругу. Роль покинутой женщины была не для нее.
     В лондонском пригороде в одной из меблированных комнат она облачается
в  мужской наряд.  Оставив здесь вместе с  платьем и  шляпкой свое женское
прошлое и  само имя,  по  шаткой лестнице через черный ход  выбирается она
сначала на  темный двор,  потом в  переулок.  Ей  кажется,  что все должны
оглядываться на нее,  показывать пальцем. Но никому из редких прохожих нет
дела до спешащего куда-то человека.
     В  тот же вечер она пришла на вербовочный пункт и  назвалась Джеймсом
Греем.  Новобранец был занесен в список, получил полгинеи в счет жалованья
и в сопровождении сержанта направился в казарму. Через пару недель полк, в
который  поступила  она,  промаршировав  по  утренним  лондонским  улицам,
оказался в  районе порта.  Здесь  ждали  их  корабли,  которые должны были
доставить солдат  в  Ост-Индию.  Так  началась  военная  карьера  рядового
Джеймса Грея в войсках ее величества.
     Несколько лет  Ханнаб Снелл разыскивала беглеца-мужа,  кочуя вместе с
полком с  места на место,  участвуя в  походах и битвах.  За это время она
вжилась в  свою  роль,  и  воинская жизнь пришлась настолько по  душе этой
решительной женщине, что она так и не смогла уже покинуть полк. Тем более,
что начальство ценило Джеймса Грея, особенно за храбрость.
     Случай этот не единственный. В 1968 году, в день открытия Олимпиады в
Мехико,  на почетной трибуне среди избранных гостей находился мексиканский
генерал  Ости Мело.  Однако  не  только  военные  заслуги привели  его  на
почетную трибуну.  И даже не возраст,  делавший Ости Мело, наверное, самым
старым генералом в мире —  ему исполнилось тогда 112 лет. Главное было то,
что  генерал этот  был  женщиной.  Подобно Ханнаб Снелл,  когда-то  еще  в
юности,  Ости Мело,  надев мужское платье, отправилась на войну. В течение
всей ее  военной карьеры ни  у  кого из  видевших ее в  боях и  походах не
возникло даже подозрения, что этот храбрый и испытанный воин — женщина.
     История знает немало  фактов,  когда  женщинам  приходилось  надевать
мужской  наряд  и  участвовать  в  войнах.  Прежде  всего  приходит на ум,
конечно,  наша  соотечественница   «кавалерист-девица»   Надежда   Дурова.
Участвуя в самых кровопролитных сражениях, эти женщины удивляли всех своим
бесстрашием,  и только  какой-нибудь  нелепый  случай  выдавал  иногда  их
маскарад.
     О том,  что женщины могут быть бесстрашными воинами,  хорошо знали на
Востоке.  Личная стража многих восточных монархов состояла из женщин. «Как
только царь встанет,  пусть он  будет окружен отрядами женщин с  луками» —
читаем  мы  в  древнеиндийском  сочинении  «Артхашастра».  Именно  женская
гвардия  охраняла индийского императора Ашоку.  А  в  Африке  обычай  этот
бытовал вплоть до конца прошлого века.
     Эта   воинственность   женщин,   казалось   бы,   плохо   вяжется   с
установившимся представлением о них как о существах слабых.  Впрочем, если
обратиться к истории,  то можно вспомнить, что женщины нередко выступали в
роли воинов. Об этом сохранилось немало преданий. Особенно о тех женщинах,
которые  были  профессиональными  воительницами,   —  об  амазонках.  «Эти
женщины,  — писал о них древнегреческий историк Диодор Сицилийский, — жили
на  границах  обитаемого мира.  Их  мужчины  проводили дни  в  хлопотах по
домашнему  хозяйству,  выполняя  распоряжения своих  жен-амазонок,  но  не
участвуя в военных кампаниях или управлении как свободные граждане.  Когда
рождались дети,  заботы о них поручали мужчинам,  которые выращивали их на
молоке и жидкой пище».
     Видимо, на  полях  битв  и  встретились  эти два мира — нарождавшийся
античный и удалявшийся,  почти ушедший в прошлое мир,  где  господствовали
женщины. Амазонкам приписывают участие в Троянской войне, вторжение вместе
с киммерийцами в Малую Азию и, наконец, поход в Аттику и осаду Афин.
     Появление амазонок под  стенами Афин  связано с  именем  Тесея,  сына
афинского царя  Эгея и  трезенской царевны Эфры.  Века окружили имя  Тесея
легендой,  однако когда-то он считался историческим лицом, и его биографию
можно найти среди «Жизнеописаний» Плутарха.  Там  имя Тесея стоит в  одном
ряду с такими, как Демосфен, Цицерон и Юлий Цезарь.
     Тесей,   повествует  Плутарх,  плавал  к  берегам  Понта  Эвксинского
(Черного моря).  Оказавшись у  побережья страны амазонок,  он пригласил их
царицу, Антиопу, к себе на корабль.
     — Место,  где ты стоишь сейчас,  о  прекрасная,  —  говорил Тесей,  —
называется палуба. Идем, я покажу тебе внутренние покои...
     Море  было  спокойно,  опытные гребцы бесшумно погружали и  поднимали
весла,  и полоса воды между берегом и кораблем становилась все шире. Когда
стоявшие на берегу амазонки заметили предательство коварных греков, царица
уже не  могла слышать их криков.  К  тому же музыканты,  предусмотрительно
взятые  на   борт  хитроумным  Тесеем,   не  жалели  ни  себя,   ни  своих
инструментов. А когда Антиопа поднялась наконец на палубу, со всех сторон,
куда бы ни глянула она, было только море.
     История не донесла до нас, что сказала царица, увидев, что влюбленный
Тесей  обманом  похитил  ее.  Но  легенда  утверждает,  что  она  полюбила
мужественного Тесея и стала его женой.
     Между тем верные своей повелительнице амазонки отправились по  суше в
далекую Грецию,  чтобы освободить ее.  И  настал день,  когда их передовые
отряды стали видны с  афинских крепостных стен.  Антиопа сражалась рядом с
Тесеем против своих бывших подданных. Увидев ее на стороне врага, амазонки
разразились  воплями  ярости.   Теперь  они  еще  больше  хотели  победить
вероломных греков.  Но  уже не для того,  чтобы освободить свою царицу,  а
чтобы   покарать  ее   за   предательство.   Целых  четыре  месяца  ярость
воинственных женщин  бушевала под  стенами  и  на  улицах  столицы.  Самое
большое  сражение  произошло у  Акрополя.  Только  когда  военное  счастье
отвернулось,  казалось,  от  амазонок,  грекам  удалось  заключить с  ними
перемирие, и те отправились обратно к себе в Причерноморье.
     Место, в  котором  были  похоронены  погибшие  амазонки,  сохранялось
многие века после этого, и до нас дошло его название — Амазоний. «Гробницу
амазонок,  —  завершает свое повествование Плутарх,  — показывают у себя и
мегаряне по дороге от площади к так называемому Русу,  где стоит  Ромбоид.
Сообщают  также,  что иные амазонки скончались близ Херонеи и были преданы
земле  на  берегу  ручья,  который   когда-то,   по-видимому,   именовался
Термодонтом,   а  теперь  носит  название  Гемона.  Об  этом  говорится  в
жизнеописании Демосфена. Кажется, что и Фессалию амазонки пересекли не без
трудностей: их могилы еще и ныне показывают в Скотуссее, близ Киноскефал».
     Туристы,  приезжающие в  Грецию  сегодня,  могут  видеть на  северной
стороне Парфенона барельефы,  изображающие бородатых воинов,  отбивающихся
от  вооруженных всадниц.  Это  память об  амазонках,  некогда штурмовавших
Афины.
     Не  только  Плутарх,  но  и  другие  древнегреческие историки  местом
обитания  амазонок  называют побережье Черного  моря,  Крым  и  Кавказ.  О
кавказских амазонках писал Страбон. Самые ловкие и сильные, по его словам,
посвящают себя войне и  охоте.  Чтобы без помехи натягивать лук и  бросать
копье,  они выжигают себе одну грудь.  Каждый год,  весной, в течение двух
месяцев они встречаются на горе с  мужчинами соседних племен.  Если у  них
родится девочка,  амазонки оставляют ее у  себя.  Мальчиков они отправляют
отцам.
     Уже в близкое к нам время лейб-медик Петра I Готлиб Шобер, побывав на
Кавказе,  привез оттуда любопытные вести.  На ассамблеях, устраиваемых при
дворе,  его  снова  и  снова  просили повторить свой  рассказ.  По  словам
армянских и татарских купцов,  и в ту пору в горах жили «женские племена»,
остатки  античных  амазонок.  Эти  женщины  господствовали над  мужчинами,
которым отводилась только самая черная работа по хозяйству.  Они запрещали
мужчинам даже прикасаться к оружию, но в совершенстве владели им сами.
     Следы амазонок можно отыскать,  однако,  не только в  текстах древних
авторов  и  в  записях  более  поздних лет.  Сейчас  есть  и  материальные
свидетельства того, что они были. На Кавказе, в Северном Причерноморье и в
других местах найдены захоронения амазонок древности.  Рядом  с  бусами на
истлевшей нити  лежали боевые ножи,  щиты  и  доспехи —  то,  что  служило
воительницам в этом мире и должно было сопровождать их на пути в иной мир.
Вместе с оружием часто обнаруживают и остатки сбруи:  разве амазонка может
быть без коня?
     Эти  находки уже перестали быть сенсацией.  С  каждым годом археологи
находят все новые следы женщин-воительниц.
     В  1933 году  в  Сахаре  были  открыты  знаменитые фрески  Тассилина.
Руководитель ряда экспедиций  А. Лот рассказывает о  том,  как на одной из
фресок,   изображавшей  военную  сцену,   его  внимание  привлекли  воины,
вооруженные луками.  «К моему великому изумлению, — пишет Лот, — эти воины
оказались женщинами,  и  к  тому же  с  одной грудью!  Мы  еще  никогда не
встречали  женщин-лучников.   Это  открытие  обогатило  наши  сведения  об
удивительных людях скотоводческого периода.  Но почему одна грудь? Что это
— условность изображения или результат ампутации?  Невольно приходят на ум
амазонки  последнего  короля  Дагомеи,  кровожадные женщины,  составлявшие
охрану царя чернокожих,  которые шли на удаление правой груди, мешавшей им
при натягивании тетивы».
     Столь  поразительно  смыкаются  прошлое  и  настоящее,  свидетельства
древних  о   женщинах-воинах  и  то,   что  застал  в  Дагомее  английский
путешественник еще в прошлом веке.  В записях  Дж. Дункана говорится,  что
опору королевского трона составляет там  женская гвардия.  Десять отборных
полков этой гвардии,  каждый по шестьсот человек, внушали должное почтение
подданным короля и ужас соседним королевствам. В гвардию принимали девушек
от пятнадцати до девятнадцати лет.
     В сражениях нередко принимали участие также женщины-телохранительницы
короля,  их  называли «супруги пантеры»,  и  даже престарелые родственницы
королевской семьи —  «матери пантеры».  Страх перед ними был  столь велик,
что закаленные воины,  выстроившиеся для битвы,  нередко разбегались, едва
заслышав леденящие кровь воинственные завывания женщин.
     Один из путешественников,  побывавших в то время в Дагомее, следующим
образом  описывает  парад  женской  гвардии:   «...Здесь  же   было   4000
женщин-воинов  —  4000  черных  женщин  Дагомеи,  личных  телохранительниц
монарха.  Они стоят неподвижно,  сжимая в  одной руке ружье,  а  в  другой
тесак,   готовые   броситься  в   атаку   по   первому  же   знаку   своей
предводительницы.   Молодые  и   старые,   уродливые  и  прекрасные,   они
представляют собой незабываемую картину. Они так же мускулисты, как черные
мужчины-воины, так же дисциплинированны и сдержанны и стоят рядами, такими
ровными, как если бы их выравнивали по шнурку».
     Французские юноши,  учившие  когда-то  античную историю  в  гимназиях
Бордо,  Гренобля или Парижа,  — могли ли они подумать, что когда-нибудь им
придется  встретиться в  боях  с  настоящими  амазонками?!  Именно  это  и
произошло,  когда  в  конце прошлого века  французские колониальные войска
попытались захватить  Дагомею.  Целых  четыре  года  французские батальоны
тщетно старались сломить яростное сопротивление женщин-воинов.
     Судя по  всему,  амазонки Дагомеи не были исключением.  Португальский
путешественник Дуарте Лопес,  вернувшись в  Европу,  рассказывал о женских
батальонах конголезского короля.  Они жили совершенно одни на пожалованных
им землях, время от времени выбирая мужей по своему желанию. Как только те
надоедали,  без особых сожалений женщины отправляли их обратно. Так же как
и античные амазонки, они оставляли у себя девочек, а мальчиков, родившихся
от такого брака, отдавали отцам.
     В 1621 году  в  составе  посольства,  направлявшегося в Эфиопию,  был
португальский монах Франциско Альварес.  По его словам, на границе царства
Дамут и Гоража обитали женщины-воительницы.  «Эти женщины,  — писал он,  —
храбрые и отличные воины.  Они искусные стрелки из лука. Мужья этих женщин
не являются воинами, потому что женщины не разрешают им владеть оружием».
     Причерноморье и  Африка были не  единственным прибежищем последних из
амазонок. О каком-то «народе женщин», обитавшем в северных районах Европы,
писал   Тацит.   Историограф   Карла  Великого   Павел   Дьякон   упоминал
воительниц-амазонок в  своей  «Истории лангобардов».  Во время продвижения
лангобардов на юг амазонки преградили воинам путь через реку. Только после
единоборства  одной  из  амазонок  с вождем лангобардов амазонки вынуждены
были пропустить их.  «От некоторых людей,  — заключает Павел Дьякон,  —  я
слыхал, что народ этих женщин существует по сегодняшний день».
     О   каком  же  «народе  женщин»  писал  историограф  Карла  Великого?
Оказывается,  именно тогда,  в  VIII веке,  на  территории Чехии  возникла
своего рода вольница, нечто вроде Запорожской сечи, с той только разницей,
что  состояла  она  из  женщин.  Воинственно  настроенные женщины  подняли
восстание и объединились в отряды,  наводившие страх на окрестных жителей.
Время от  времени они  совершали лихие набеги,  захватывая в  плен мужчин,
обращая их в рабство. Резиденцией этих амазонок был «Замок девственниц» на
горе Видолве.  Целых восемь лет женщины со своей предводительницей Властой
отвергали все предложения о мире князя Пржемысла.
     Как-то  случилось так,  что  в  тех  местах проходил с  войском некий
герцог.  Герцог был храбр и презирал благоразумие.  Напрасно предупреждали
его и  советовали обойти эти края стороной.  Он  счел,  что бояться женщин
недостойно рыцаря.  Герцог раскаялся в  этом,  когда лучшие из  его воинов
оказались убитыми женщинами-воительницами,  внезапно напавшими на  один из
его отрядов. Но теперь герцог тем более не мог отступить. Быть побежденным
стыдно, но тем постыднее быть побежденным женщинами! Рыцари, бывшие с ним,
не хуже герцога понимали это.  Они предпочли бы скорее умереть,  чем стать
посмешищем в глазах всех, кто знал их. Войско герцога осадило замок.
     За  все  годы,  что  женщины владычествовали над окружающей равниной,
такого не случалось ни разу. Нападающей стороной обычно были они. Замок не
был готов к обороне, запасы продовольствия и воды стали вскоре подходить к
концу.
     Шла  пятая  неделя  осады,  когда  натиск  нападающих стал  почему-то
ослабевать,  и наконец стычки почти совсем прекратились.  Может,  герцог и
его люди решили отступиться и уйти?
     На  рассвете серебряный звук  сигнальной трубы  прозвучал у  северной
стены замка.  Два всадника были видны в  раннем утреннем свете:  горнист с
белым  флагом и  оруженосец.  Оруженосец держал над  головой большой белый
конверт с личной печатью герцога.  Это был ультиматум. Женщинам предлагали
не  мир им предлагали капитуляцию.  В  случае согласия их ждала не смерть,
даже не  позорный плен —  они вольны были удалиться в  любой из  окрестных
монастырей,   чтобы  молитвой  и   послушанием  искупить  свои  насилия  и
злодейства.
     Власта размышляла недолго.  Срок  ультиматума еще  не  истек,  как  с
крепостных стен были сброшены два десятка обезглавленных пленных, все, кто
оказался в  замке.  Ворота замка распахнулись,  и  всадницы устремились на
осаждавших.  Женщины яростно сражались,  пока последняя из  них не пала на
копья солдат.
     Герцогу  досталась  сомнительная  слава  победителя  женщин.   Трудно
сказать, было ли это лучше дурной славы побежденного женщинами.
     Однако история европейских амазонок не  кончается на этом.  Через два
века о  каком-то «городе женщин» писал арабский ученый Абу-Обейд аль Бакри
(1040 — 1094):  «На  запад  от  русов находится город женщин,  они владеют
землями и  невольниками...  Они  ездят верхом,  лично выступают в  войне и
отличаются смелостью и храбростью».
     Что же касается чешских амазонок,  то блистательная победа герцога не
положила конец воинственности женщин в  этих  краях.  Шесть  веков  спустя
подобную  же  общину  женщин-воительниц  застал  в  Чехии итальянский поэт
Сильвио Пикколомини (1405 — 1464), ставший позднее папой Пием II. Согласно
его  рассказу,  женщины эти отличались необычайной храбростью.  В одном из
своих трудов будущий римский папа посвятил женщинам-амазонкам целую главу.
Он  писал,  что  чешские  амазонки  осуществляли  в отношении своих мужчин
свирепую диктатуру.

     В  истории человечества был  период  Великих географических открытий,
когда люди открывали мир,  в котором они живут: земной шар. Разные причины
и обстоятельства побуждали их делать это.  Одни искали пряности,  другие —
сокровища,  третьи мечтали оставить на карте свое имя.  Но в  перечне этих
причин есть  одна,  представляющаяся довольно странной.  Речь идет о  тех,
кто,  отправляясь в далекое и опасное путешествие,  ожидал найти амазонок,
легендарное  царство,   где  жили  одни  женщины.  Надеясь  на  встречу  с
прелестными амазонками,  о  свирепости которых не  могли не  слышать,  они
покидали собственных жен и возлюбленных, нередко навсегда.
     Впервые об экспедиции,  отправившейся на поиски амазонок, упоминается
в сочинениях арабского автора Ибрахима ибн-Вашифшаха, жившего в VIII веке.
Он  рассказывает  о  некоем  острове  женщин,  расположенном  «на  границе
китайского моря». «Однажды, — пишет ибн-Вашиф, — к ним попал один мужчина.
Они хотели его убить,  но одна из женщин сжалилась, посадила его на бревно
и  пустила в  море.  Волны  и  ветер  отнесли его  к  Китаю.  Он  явился к
китайскому царю и рассказал об этом острове. Царь послал на поиски острова
корабли, но трехлетние розыски остались безрезультатными».
     Когда  была  открыта  Америка,  среди  прочих  удивительных вещей,  о
которых услышали здесь европейцы, были рассказы об амазонках. Извилистыми,
сложными путями сведения эти достигли Парижа, Лондона, Лиссабона.
     В  1612 году пиратский капер напал в Ла-Манше на французский парусный
корабль и  захватил его.  Такое было  обычным делом в  те  времена.  Среди
пленников оказался индеец из Южной Америки, который довольно бегло говорил
по-французски.  Ценности с точки зрения выкупа он собою не представлял, и,
очевидно, поэтому пираты его не задержали. Вскоре ему удалось добраться до
Франции.  Имя  индейца было Капок,  он  был сыном вождя одного из  племен,
населявших территорию Бразилии.
     Во  Франции он разыскал замок в  Пуатоне и  сказал,  что хочет видеть
госпожу.  Маркиза поднесла к  глазам лорнет и  критически осмотрела его  с
головы до ног.
     — Вас прислал мой муж, маркиз де Россили?
     Да,  это  был  гонец  маркиза,  который  уже  много  лет  находился в
Бразилии.  Капок сообщил,  что муж ее  жив,  здоров и  передает ей  тысячи
приветов.  Однако Капок был не  только вестником,  но  и  подарком,  живым
экзотическим подарком из  далекой и  удивительной страны.  Правда,  живя в
замке, он не сразу понял это.
     Дни в поместье текли ровно и размеренно. Время от времени происходили
мелкие события —  сгорел амбар,  убежал молодой священник с прихожанкой...
Как-то большая свинья попала в старый крепостной ров,  и ее никак не могли
вытащить оттуда.  Маркиза приказала Капоку помочь слугам.  Сын вождя пожал
плечами и отвернулся. Взбешенная маркиза осыпала его бранью и упреками, но
Капок был невозмутим и,  казалось, не слышал ни одного слова. Вечером того
же дня, ни с кем не простившись, он покинул замок.
     Чувство  собственного достоинства и  гордость Капока  основывались не
только на том, что он был сыном вождя. В его жилах текла кровь легендарных
амазонок Южной Америки.
     Капок добрался до Парижа.  Он был один,  высокий, бронзовый человек в
этом огромном, чужом городе. Напрасно обивал он пороги сановников и важных
господ с  просьбой отправить его на  родину.  Никому не было дела до этого
человека и  до  судьбы,  забросившей его в  Париж.  Но велика сила случая.
Однажды  в  квартале  капуцинов  из  окна  кареты  его  окликнул  какой-то
господин.  Капок узнал его,  они обнялись.  Это был Жан де Мок,  в прошлом
лейтенант маркиза де Россили.  Он  хорошо  знал Капока и  его отца,  вождя
племени тупинамбас.
     Через несколько дней Капок получил аудиенцию у самого короля. Людовик
XIII и  придворные с  удивлением слушали его рассказ.  Оказывается,  племя
Капока соседствует с  областью,  где живут амазонки.  Каждый год,  весной,
амазонки приглашают мужчин этого племени к  себе.  Как и  амазонки Старого
Света,  американские амазонки оставляют девочек у  себя,  а  если  родится
мальчик — отсылают к отцу. Женщины племени тупинамбас настолько привыкли к
весеннему  отсутствию  своих  мужей,  что  относятся  к  этому  совершенно
спокойно и  даже радуются,  когда у них а семье появляется мальчик.  Таким
мальчиком, которого отец принес из страны амазонок, был и сам Капок.
     Жан де Мок,  который бывал в тех местах,  подтвердил рассказ. История
эта позабавила короля,  и  он велел наградить индейца деньгами.  Наверное,
после этого Капок вернулся к себе на родину.  Если так, то там его рассказ
о  земле  белых  людей  и  их  обычаях  должен  был  показаться  не  менее
фантастичным, чем то, что услышали от него Людовик и его придворные.
     Впрочем,  как и в Старом Свете, большинство рассказов об американских
амазонках  были  рассказами  о   войнах  и  сражениях  с  ними.   Один  из
древнемексиканских  кодексов  —   «Анналы   Кукулькана»  —   повествует  о
толтекском вожде,  который вел  упорную войну  с  амазонками.  Возглавляла
амазонок предводительница по имени Чалман, которая обнаженная сражалась во
главе своего женского войска.
     Это были долгие и  кровопролитные войны.  Исход и история их канули в
небытие,  лишь о немногих из них знаем мы сегодня. Когда испанцы вторглись
в  империю  инков,  старики рассказывали им  —  и  некоторые доверили этот
рассказ бумаге —  о войне,  которую вели между собой IX инка по имени Инти
Кусси Хуаллпа и королева амазонок Киллаго.
     Услышав,  что  на  восток от  Анд  якобы  живет  народ,  над  которым
властвуют  амазонки,  инка  отправился туда,  чтобы  положить  конец  этим
порядкам.  Война продолжалась целых два года.  Два года воины-инки гибли в
ущельях и болотах,  гибли под градом стрел, которыми осыпали их вездесущие
амазонки.  Но  всякий раз  после сражения инка отправлял на  родину гонца.
Гонец не имел права идти,  он мог только бежать.  И он бежал до места, где
уже  ждал его  другой,  которому он  передавал послание —  пучок веревок с
завязанными на них узелками.  Те,  кто в конце концов получал его,  читали
послание с такой же легкостью,  как мы печатные строки. Послания требовали
одного —  новых и  новых воинов.  И  они приходили.  Пробираясь по уступам
скал, через незнакомые перевалы чужой страны, они достигали наконец войска
своего повелителя.  Амазонкам неоткуда было ждать подкрепления,  и силы их
стали иссякать.  Наступил день, когда столица их была взята, сама королева
Киллаго оказалась в плену и была отправлена во дворец победителя.
     Но что делать с  пленной королевой?  Инка пытался быть галантным,  он
хотел развлечь ее.  Однако при виде танцоров или музыкантов она равнодушно
отворачивалась.  Инка  приказал  принести  из  сокровищницы  самые  редкие
диковинки —  зеркало  из  светлого  металла,  смотрясь в  которое  человек
становился то  уродливым,  то прекрасным,  цветы,  сделанные из тончайшего
золота,  серебряных  птиц  в  золотых  клетках  с  глазами  из  рубинов  и
изумрудов.  Птицы эти были как живые,  и казалось — вот-вот начнут клевать
зерна,  петь или хлопать крыльями.  Все эти сокровища инка велел сложить у
ног пленной королевы.  Но она, взглянув на своего царственного победителя,
презрительно рассмеялась.  Неужели он думает, что от женщины в ней больше,
чем от  королевы!  Растерянный инка приказал освободить пленную.  Королева
Киллаго вернулась в свою столицу.
     Вскоре инка получил торжественное приглашение посетить королеву в  ее
дворце.  В назначенный день блистательный кортеж подошел к воротам города.
Королева Киллаго сама выехала встречать его.  Знать,  народ приветствовали
своего  недавнего  врага,  и  ничто  не  говорило  о  том,  что  здесь  за
праздничными одеждами,  дружественными речами и веселой музыкой притаилось
предательство.
     Инка был очень оживлен и  весел,  и,  глядя на его лицо,  нельзя было
догадаться,  что ему все уже известно.  Так, под музыку и лживые заверения
во взаимной дружбе, шла эта игра, где ставкой была жизнь.
     Но вот,  возглавляя шествие,  королева Киллаго и  инка направились во
внутренние залы  дворца.  Инка был  предупрежден заранее,  где  его  ждала
ловушка.  Поэтому,  когда на одном из поворотов у самых его ног неожиданно
бесшумно  распахнулся глубокий  каменный  колодец,  он  сумел  удержаться,
ухватившись за  выступ стены.  Другой рукой он  изо  всех сил толкнул туда
королеву.  Падая вниз, она вскрикнула, и своды дворца в последний раз эхом
отозвались на голос своей повелительницы.
     К тому времени когда была открыта Америка, могуществу амазонок здесь,
очевидно,  уже приходил конец.  Но  тем не менее записи первых экспедиций,
воспоминания  конкистадоров  и  путешественников  изобилуют  сведениями  и
слухами об амазонках.
     Уже  во  время  своего первого путешествия Колумб узнал  от  индейцев
Антильских  островов  о  каком-то  острове,  населенном только  женщинами.
Колумб хотел  немедленно отправиться на  поиски этого острова.  По  словам
одного из  его  спутников,  «адмирал был  намерен захватить несколько этих
женщин с собой, чтобы показать Фердинанду и Изабелле».
     Вскоре    сообщение   об    острове   женщин   получило   неожиданное
подтверждение.  «Мы стали на  якорь возле одного из островов Гваделупы,  —
писал в  своем дневнике другой спутник Колумба.  —  Мы  отправили на берег
лодку с  людьми,  но,  прежде чем им удалось высадиться,  из леса выбежало
множество женщин в перьях и вооруженных луками.  Их вид выражал готовность
защищать свой остров».
     Колумб так  хотел  найти остров амазонок,  что,  поторопившись выдать
желаемое за  действительное,  назвал  группу  Малых  Антильских островов —
Виргинские острова (острова Дев).
     Это  название —  не  единственный след амазонок,  который можно найти
сегодня на карте Америки.  В средние века в Европе бытовала старокельтская
легенда  о  прекрасном острове,  населенном амазонками,  который находился
далеко  в  океане.  Остров  этот  назывался О'Бразиль (Счастливый остров).
Мечта  о  сказочном острове О'Бразиль властно звала искателей приключений.
То одна,  то другая каравелла, покинув порт, исчезала вдали, чтобы никогда
больше не вернуться обратно. Где-то за горизонтом терялся путь смельчаков,
оставалась тайна их поисков, радостей, разочарований и, вероятно, гибели.
     Но  еще решительнее,  чем капитаны,  отправлявшиеся на поиски острова
женщин,  были географы и составители карт.  Начиная с 1325 года призрачный
остров О'Бразиль внезапно появляется на  географических картах.  Временами
он  исчезает,  чтобы затем возникнуть снова.  Когда была  открыта Америка,
поиски этой страны перенеслись туда.  Так в  конце концов появилось хорошо
нам известное название Бразилия.  Правда, земля эта оказалась не островом,
населяют ее тоже,  как мы знаем,  не только девушки.  Но такова, наверное,
бывает участь мечты. Исполняясь, она перестает быть похожей на себя.
     Впрочем,  неудачи  не  разочаровывали искателей царства  женщин,  они
делали объект их  поисков лишь более желанным.  В  1519 году Эрнан Кортес,
отправляясь на  завоевание  Мексики,  получил  приказание губернатора Кубы
Диего Веласкеса  разыскать наконец царство амазонок.  Кортес послал одного
из своих помощников,  Кристобаля Олида, с большим отрядом на юг, туда, где
по  словам  индейцев,  лежала  страна  амазонок.  Очевидно,  в  Мадриде  с
нетерпением ожидали сведений  об  амазонках.  15 октября 1524 года  Кортес
сообщал в  своем  письме королю Испании  Карлу V:  «Нам  стало известно об
острове,  на котором живут только женщины без мужчин и который находится в
десяти днях от Колимы. Много людей из этой провинции побывали там и видели
их. Мне сообщали также, что остров богат жемчугом и золотом».
     Последние слова  письма  делают понятным,  почему так  возрос интерес
конкистадоров к  легендарному царству женщин.  Неуловимое царство амазонок
превратилось в своего рода Эльдорадо.
     Поиски амазонок составили целую  главу в  истории завоевания Америки.
Слухи  о  том,  что  амазонки  найдены,  приводили  в  смятение  испанские
гарнизоны.  Отчаянные головорезы захватывали корабли и  плыли на юг или на
север,  шли  пешком,  месяцами пробивались сквозь зеленую стену  джунглей.
Каждый хотел быть среди первых,  кто войдет в  страну несметных богатств и
прекрасных  женщин.  Подобно  миражу  в  пустыне,  призрачные амазонки  то
появляются перед глазами искателей сокровищ, то вдруг бесследно исчезают.
     В документах и письмах той эпохи сохранились многочисленные сообщения
о подобных экспедициях.  Четыреста с лишним лет назад,  26 июня 1530 года,
был  подписан королевский патент  на  присвоение герба  с  оружием некоему
Иерониму Лопесу.  Среди  перечня  подвигов доблестного идальго мы  находим
упоминание об  участии его в  походе к  побережью Южного океана «на поиски
амазонок».
     Руководитель одной из таких экспедиций,  соперник и  смертельный враг
Кортеса Нунья де Гусман  с  несколько преждевременным торжеством торопился
уведомить Карла V  о  том,  что он опередил всех и находится на расстоянии
десяти дней от страны амазонок.  «Говорят,  —  писал он, — что они богаты.
Жители той страны считают их богинями.  Они более белы, чем другие здешние
женщины, и вооружены стрелами и щитами».
     Колумб, Кортес, Писарро — три главные фигуры, которые называют, когда
говорят об  открытии и  завоевании Америки.  И  каждый из  троих  оказался
связан с поисками амазонок. Последний, Франсиско Писарро, послал для этого
в глубь континента своего брата Гонзало.
     В  день рождества 1538 года большой отряд испанцев во главе с Гонзало
покинул город Кито и  двинулся в  путь.  Впереди шли  проводники,  отчасти
соблазненные богатыми дарами,  но еще больше запуганные расправой, которую
испанцы учинили недавно над их сородичами.  И хотя белые пришельцы собрали
уже так много золота,  что порой не хватало ни носильщиков,  ни лам, чтобы
нести его,  жадность их  лишь  распалялась при  виде сокровищ и  гнала все
дальше  от  берега океана.  Где-то  там,  за  полосой тропических болот  и
пустынных плоскогорий,  лежало  богатое  пряностями и  золотом  загадочное
царство  женщин.  Туда  и  направлялись  340 испанцев верхом  на  конях  в
сопровождении 4000 пеших индейцев  и  многочисленного стада свиней и  лам.
Они  надеялись  вернуться скоро,  еще  до  наступления сезона  дождей,  но
увидели Кито только через три года.  И то далеко не все,  а лишь несколько
десятков уцелевших и  едва  живых оборванцев из  всей  этой  блистательной
кавалькады.
     Гонзало Писарро на  гнедом жеребце ехал чуть впереди остальных.  Если
только судьбе будет  угодно,  думал он,  он  отыщет и  области куда  более
богатые,  чем те,  что выпали на долю его брата.  И тогда уже не о нем,  а
наоборот,  о  его  брате  Франсиско будут говорить,  что  это  родной брат
великого Гонзало. Приятно было мечтать об этом ранним утром, мерно качаясь
в седле в такт верному ходу коня,  тем  более,  когда  будущее  сокрыто  и
завеса, отделяющая его, непроницаема.
     Несколько недель двигались они  среди однообразных плоскогорий,  едва
поросших редким кустарником. Постепенно растительности прибавлялось; кусты
становились все пышнее,  деревья все выше вздымали свои кроны,  испанцы не
заметили, как вступили в джунгли. Однажды им попалась дикорастущая корица.
Это был добрый знак. Но судьбе почему-то не было угодно явить свою милость
— корица больше не встречалась.
     Растянувшись длинной  цепочкой,  испанцы шли,  прорубая себе  путь  в
зарослях.  По ночам над лагерем кружили какие-то странные птицы, и крик их
был похож на крик смертельно раненного человека. Сбившиеся кучками индейцы
начинали шептаться и смолкали, едва видели, что к ним приближается белый.
     Как-то  утром дорогу им преградила пропасть.  Внизу чуть слышно ревел
белый от  пены поток.  К  счастью,  индейцы знали,  как  поступать в  этих
случаях.  Застучали топоры,  и огромное дерево повалилось через пропасть —
это был мост.  Но  первый же  испанец,  который попытался пройти по  нему,
дойдя  до  середины,   взглянул  вниз,  побледнел,  закачался  и,  потеряв
равновесие, соскользнул с бревна. Он даже не вскрикнул. Лошадям завязывали
глаза и переводили их под уздцы. Переправа длилась целый день.
     На  другой стороне их  ждал все  тот  же  зеленый ад,  сплошная стена
джунглей.  Время,  казалось,  остановилось, и, когда за деревьями блеснула
река,  один из притоков Амазонки,  они не знали уже,  радоваться этому или
проклинать судьбу. Гонзало приказал построить плоты. Несколько месяцев они
плыли по  реке,  ни  на  минуту не  оставляя весел,  иначе сильное течение
разбило бы  их  самодельную флотилию в  щепы.  Почти на каждой стоянке они
оставляли могилы с деревянными,  грубо сколоченными крестами.  Но никто не
жаловался,  никто не заговаривал о том, чтобы вернуться назад. Одна фраза,
один рефрен вел их вперед:  «Оро,  мучо оро» —  «Золото, много золота». По
утверждению  местных  индейцев,   где-то  впереди  лежала  земля,  богатая
золотом.
     Однажды  Гонзало  Писарро  приказал  одному  из   своих  лейтенантов,
Франсиско де Орельяне,  спуститься по течению на плоту с  частью солдат  и
раздобыть пищу для падавших от  голода испанцев.  Но когда Орельяна достиг
селения ниже по реке и нашел там продовольствие,  оказалось, что вернуться
против течения невозможно.
     По требованию своих спутников Орельяна решил не возвращаться.
     Обратный путь Писарро был также долог и мучителен.  Они  съели  своих
коней,  были  случаи людоедства.  Когда три года спустя несколько десятков
уцелевших испанцев вышли из джунглей и появились на улицах Кито, по словам
испанского летописца тех лет, «тела их были так истощены от голода, что их
можно было принять за мертвецов, вышедших с того света».
     А в  это время Орельяна спускался все дальше вниз по реке.  Он доплыл
до тех мест,  где поток этот вливался в большую реку,  которую он назвал в
свою честь Рио-Орельяна. Тамошние индейцы в один голос твердили Орельяне о
каких-то женщинах-воительницах — «коньяпуяра»,  как они именовали их.  Эти
женщины  якобы владели их страной,  и жители платили им дань.  Но пока это
были лишь слухи,  косвенные свидетельства, с которыми испанцам приходилось
сталкиваться и в других местах.
     Однако вскоре им довелось встретиться с  настоящими  амазонками.  Вот
что  писал впоследствии монах-доминиканец Гаспадре Карвахаль,  проделавший
весь  этот  путь  в  отряде  Орельяны:  «Известно,  что  индейцы  являются
подданными  амазонок  и  платят им дань.  Поэтому,  когда индейцы узнали о
нашем приближении...  они послали за их  помощью,  и  явилось  десять  или
двенадцать  женщин-амазонок,  которые  сражались  впереди  всех  и с такой
доблестью,  что индейцы не решались повернуться спиною к  нашим  солдатам,
потому что женщины убивали их своими дубинками,  и это было причиной того,
что индейцы защищались так упорно...  Эти  женщины  ходят  совершенно  без
одежды.  Они  обнаженные,  светлокожие  и  сильные.  Вооруженная  луком  и
стрелами, каждая из них стоит в бою десятка индейцев... Вождь индейцев, их
подданных  в этих местах,  отправил посланцев к королеве амазонок Конори с
просьбой о помощи, которую та и оказала».
     Испанцам  пришлось поспешно отступить.  Торопливо гребя,  под  градом
стрел они спустились вниз по реке.  Здесь их ждали новые беды. В первом же
месте,  где  они причалили,  автор отрывка,  приведенного выше,  был ранен
стрелой в глаз.
     Когда в конце концов уцелевшие участники этой экспедиции добрались до
Испании,  Карл  V  и  его  придворные  с  интересом  выслушали  повесть  о
злоключениях  Орельяны  и  его спутников.  О том,  что в трудную минуту он
покинул Гонзало Писарро,  было забыто.  Победителей  не  судят.  Ведь  это
Орельяна,  а  не  Писарро,  нашел  страну амазонок!  Орельяна сразу же был
назначен губернатором  открытых  им  земель.  Правда,  их  предстояло  еще
завоевать.  И  вот на четырех кораблях во главе четырехсот солдат Орельяна
отправляется на завоевание царства амазонок.
     На этом фактически завершается рассказ о  человеке по имени Орельяна.
Один  за  другим буря разбросала и  потопила его  корабли.  Выброшенные на
берег люди умирали от голода и болезней, экспедиция кончилась ничем.
     Спутники Гонзало Писарро не  простили Орельяне ни  предательства,  ни
тем более его славы.  Теперь, когда на Орельяну посыпались неудачи, в вину
ему  было  вменено и  то,  что  он  будто бы  выдумал рассказ о  встрече с
амазонками.
     Сообщение Орельяны вызвало горячие  споры  среди  его  современников.
Испанский  историк  XVI века  Франсиско Лопес де Гомара  писал,  что отчет
Орельяны «полон лжи».  Другие,  наоборот, с готовностью поверили Орельяне.
Начиная  с  этого времени,  прежнее имя самой крупной реки Южной Америки —
Мараньон — оказывается забытым. Название, которое дал ей Орельяна, тоже не
привилось.  Вместо  него  с  легкой  руки того же Орельяны появляется река
Амазонок, или просто Амазонка.
     После  сообщения Орельяны множество новых отрядов устремились по  его
следам.  Большинство из них не вернулись.  Другие возвратились с  полпути,
потерпев неудачу, потеряв большую часть людей и снаряжения.
     Еще  в  прошлом веке были исследователи,  которые надеялись разыскать
неуловимых американских амазонок.  В  70-х годах прошлого века французский
врач  и  путешественник  Жюль  Крево  в  бассейне  Амазонки  действительно
обнаружил деревню,  в  которой жили только женщины.  Их  возглавляла некая
искушенная в  жизни  матрона.  Однако  загадка  этих  амазонок разрешилась
прискорбно просто.  Они оказались женами,  отвергнутыми своими мужьями. По
распространенному там обычаю все жены,  которых постигала подобная участь,
селились в этой деревне.  «Я утратил,  —  заключил Крево,  — мои последние
иллюзии насчет легенды о прекрасных амазонках».

     Амазонки были  женщинами-воительницами,  с  мечом в  руке пытавшимися
вернуть себе былую власть и значение. Но, даже проиграв свои битвы, они не
хотели признать поражение.  Нередко там,  где отгремели сражения и мужчины
самодовольно торжествовали победу,  возникали тайные союзы женщин.  Союзы,
направленные против господства мужчин. И некоторые дожили до наших дней.
     В  Африке  в  настоящее время  существуют десятки  подобных  обществ:
«Ниенго» в Южном Камеруне,  «Лезиму» и другие.  Все они пользуются большой
властью и влиянием.
     По словам известного ученого-этнографа  Ю. Липса,  эти тайные женские
общества и  сейчас  в  отдельных районах «иногда захватывают в  свои  руки
законодательную  власть   и   держат   мужское   население  в   страхе   и
беспокойстве».
     Одно  из  самых  могущественных женских  тайных  обществ —  «Бунду» в
Нигерии.  Женщины, принадлежащие к его высшим рангам, красят руки и лицо в
белый  цвет  и  носят  одинаковые черные мантии.  «Эти  женщины,  —  пишет
исследователь, — обладают достаточной властью, чтобы наказать и даже убить
каждого мужчину, проникшего на их священную территорию».
     Другой  подобный  союз  женщин,  «Йевхе»,  существует  на  территории
сегодняшней Ганы.  Вступая в общество «Йевхе», девушка получает новое имя.
Каждый день  ее  обучают различным необходимым для  нее  навыкам —  пению,
плетению циновок,  —  и,  наконец,  в качестве предмета, завершающего курс
наук, преподается высокое искусство составления тайных ядов.
     Девушка может  посвятить свою  жизнь  этому  союзу и  добиться в  нем
значительного положения.  Но даже если девушка возвращается в семью отца и
впоследствии  выходит  замуж,   она   продолжает  оставаться  членом  этой
всесильной организации и  вправе рассчитывать на  ее помощь.  Например,  в
случае ссоры с  мужем она всегда может уйти в «Йевхе».  Этот союз способен
наказать ее мужа или заставить его заплатить внушительный штраф.
     Интересно,  что  каждая  девушка,  принятая в  «Йевхе»,  прежде всего
изучает тайный язык — агбунгбе. Пройдя своеобразный курс наук и вернувшись
домой,  она  целых четыре месяца должна разговаривать не  на  своем родном
языке, а лишь на тайном.
     Женские языки или женские диалекты есть и в других местах.  Например,
на  Мадагаскаре.  Там  существуют слова и  даже  выражения,  употребляемые
только  женщинами  в  общении  исключительно между  собой.  Точно  так  же
японское женское письмо еще совсем недавно можно было отличить от  текста,
написанного мужчиной.  Дело в том,  что женщины, главным образом в прошлом
веке,  чаще мужчин пользовались особой системой знаков — хирагана. Женское
письмо  отличается  и  синтаксически —  специфической системой  суффиксов,
местоимений и междометий.
     У  туарегов (Северная Африка) в  настоящее время также есть  различие
между мужским и женским письмом. Если мужчины пользуются арабским шрифтом,
то  среди  женщин  преимущественно распространено письмо тифинак.  Язык  и
алфавит   тифинак   очень   древнего  происхождения  и   восходит  еще   к
домусульманскому периоду (1-е тысячелетие до новой эры).
     Любопытные примеры секретных женских языков дает Америка.
     В Северной Америке,  в районе Миссисипи,  живет племя индейцев натчи.
Кроме общего языка, на котором говорит все племя, у женщин существует свой
тайный язык или жаргон, который понимают только они одни.
     У  племени  карайа  (Бразилия) слова  женского  и  мужского лексикона
различаются по произношению, а многие даже по корневой основе:

              Общеплеменной вариант                Женский вариант
Шея                  лахо                           мадо
Локоть               таехо                          дахоко
Нож                  маху                           мак
Четыре               инамбио                        имакубико и т. д.

     Один  из  исследователей  карибских  племен  Бразилии  с   удивлением
обнаружил,  что мужчины и  женщины карибов говорят чуть ли  не  на  разных
языках.  Он выдвинул гипотезу,  объяснявшую это явление тем,  что женщины,
возможно,  принадлежали ранее к другому племени, все мужчины которого были
уничтожены.  Позднее было выдвинуто иное предположение.  Причину появления
«женского языка» стали искать в различии сфер трудовой деятельности мужчин
и  женщин.  Но  тогда неясно,  почему нельзя наблюдать этого явления среди
большинства других  языков.  Ряд  этнографов считают,  что  особые женские
языки,  тщательно оберегаемые от  непосвященных,  —  последний след тайных
союзов женщин, которые боролись против мужчин и их власти.

     Современники Колумба и  те,  кто  плавал  после  него,  тщетно искали
царство женщин.  Отдельные островки этого исчезающего царства были найдены
только в наши дни.  Об одном из таких мест,  сохранившемся в Малайзии, где
всем  распоряжаются женщины,  а  мужчины  являются  существами забитыми  и
беспомощными, рассказывает итальянская журналистка Ориана Фаллачи.
     «Вдоль выбоистой дороги, по которой с трудом двигался наш автомобиль,
раскинулись  каучуковые  плантации.  Среди  деревьев  тут  и  там  сновали
мужчины,  сливая каучуковое молоко в большие  резервуары.  Мой  всезнающий
шофер  Минг Сен  объяснил,  что это мужья женщин-тиранок.  Впрочем,  кроме
этого,  он ничего не знал об удивительном племени женщин.  Сам он  считал,
что  женщина  существует  на  свете  только  для того,  чтобы прислуживать
мужчине.
     Я  уже  знала,  что  в  этом  племени единственные владельцы земли  —
женщины, что земли наследуют только дочки, а не сыновья, что мужья селятся
не вместе с женами,  а вдали от них, у родителей, а к женам прибывают лишь
по их требованию.  Женщины племени живут в джунглях,  впрочем, недалеко от
селений,  которые  посещают раз  в  год,  прежде  всего  для  того,  чтобы
показаться зубному врачу.  Неужели плохие зубы общий недуг племени?  Вовсе
нет.  Просто  каждая  женщина считает,  что  золотые зубы  самая  надежная
сберегательная касса.  Поэтому все деньги,  вырученные от продажи товаров,
они «помещают» в золотые коронки.
     Мы  остановились перед  большим садом,  посреди которого покоилось на
сваях обширное строение.  Изнутри доносилась музыка. В саду находились две
женщины,  к  которым мой  проводник обратился на  неизвестном мне наречии.
Одеты они были в длинные,  почти до щиколоток,  саронги.  На меня смотрели
недоверчиво,  даже враждебно.  Музыка внезапно смолкла, как бы испугавшись
непрошеных  гостей.   Из-за  деревьев  вышли  еще  несколько  женщин,  все
маленького роста,  худощавые,  с лоснящейся бронзовой кожей. Вели они себя
несмело.   Исключение  составляла  старуха,  которая  оказалась  90-летней
родоначальницей.  Все  эти  «дамы»  сверкали золотыми зубами с  маленькими
отверстиями в виде сердечек.
     После  короткой беседы с  моим  проводником «вождь» пригласила нас  в
дом.  Тут  я  увидела,  что  музыку  испускал старый граммофон с  огромной
трубой. Рядом с ним стояла вполне современная швейная машина.
     — Это приданое моего мужа, — объяснила одна из женщин по имени Ямиля.
     — А где он сейчас?
     — Живет у моей матери. Я отослала его; он не любит работать, не хотел
даже помогать в сборе каучука,  не умеет ни насекать деревья,  ни готовить
обед. Не хочу содержать трутня.
     Здесь не было ни одного взрослого мужчины. Единственное свидетельство
их существования — дети.
     — И мужчины никогда сюда не возвращаются? — задаю нескромный вопрос.
     — Отчего  же,  приходят  раз  в неделю,  в месяц,  когда нам нужно их
общество. А так они только мешают.
     Ямиля  по  здешним понятиям —  современная женщина,  умеет  читать  и
писать,  знает  даже,  что  Италия находится в  Европе.  Когда  переводчик
объяснил моим  хозяевам  (точнее, хозяйкам),  с  какой  целью я  приехала,
женщины стали разговорчивее, попросили нас сесть на лавки, и старшая рода,
Хава (мать Ямили), охотно ответила на вопросы. Я в свою очередь рассказала
ей,  что  в  Европе  мужчина считается главой семьи,  что  женщины и  дети
принимают его фамилию. Хава была безгранично удивлена.
     — А  еще  что?  —  полюбопытствовала она.  —  Может,  у  вас  женщина
слушается приказов мужчины? Может, он предлагает ей замужество?
     Я киваю.
     Женщины смотрят на  меня подозрительно —  не  верят.  У  них  женщина
содержит мужчину.  Хава и  ее дочка твердят,  что счастливы.  Беспокоит их
только то,  что белые скупают все больше и больше участков джунглей, а это
значит, что скоро придется перебираться в другое место.
     «За кого выдадим мы тогда наших сыновей?»  —  этот вопрос угнетает их
больше всего.  Юнос,  сын Ямили, уже подрастает. Он единственный мужчина в
их обществе.
     — Бог создал бедного Юноса мужчиной,  — говорит Ямиля, — а мир жесток
к мужчинам. Он должен научиться какому-нибудь ремеслу, чтобы заработать на
приданое. Питаю надежду, что он найдет женщину с участком земли. Я продала
для него уже три зуба.  Зубы — мой банк. Земля — для дочек, а зубы — сыну.
Когда  мне  нужны  деньги,  я  еду в город,  и мне снимают одну из золотых
коронок.  Это немного больно, но что делать? За один из зубов я купила ему
недавно очки в толстой оправе.
     Вернувшись в  Куала-Лумпур,  я  узнала,  что в джунглях живет едва ли
десяток  таких   родов,   остальные  вымерли  или   приняли  другие  формы
существования.   Да   и   оставшиеся  обречены  на  гибель,   чему  весьма
способствуют власти.  Скандальным фактом, по их мнению, является то, что в
Федерации Малайзии живут еще «дикие женщины» —  так их  называют.  Один из
представителей администрации объяснил мне, что женщины этих родов не хотят
принимать участие в выборах, ибо считают, что выборы — забава честолюбивых
мужчин,  алчущих власти. «Они стремятся получить в свои руки власть, чтобы
навязать всем свой ленивый образ жизни».
     Обычаи,  подобные этим,  не такое уж исключение в мире.  Они мало чем
отличаются от того, что можно видеть сегодня у наиров, живущих в Индии, на
Малабарском береге. Этническая группа эта довольно велика — свыше полутора
миллионов человек.
     Деревни наиров представляют собой не совсем привычное зрелище. Обычно
эти  поселения состоят из  нескольких усадеб,  каждая из  которых является
чем-то вроде крепости,  хорошо защищенной и с трудными подступами. В такой
усадьбе живет одна родственная группа. Возглавляет ее женщина.
     Когда  девушке наиров  приходит время  выходить замуж,  ей  не  нужно
дожидаться женихов или  гадать,  кто  остановит на  ней свое благосклонное
внимание.  Инициатива брака  принадлежит ей  самой или  ее  родственницам,
которые выбирают будущего супруга.
     Слово «супруг»,  впрочем,  не совсем точно.  И  муж и жена продолжают
жить каждый в своей семье.  То,  что они муж и жена,  сводится к тому, что
время от времени муж посещает жену и ночует у нее в доме.  Естественно,  у
таких супругов не может появиться общего имущества. С детьми отец почти не
встречается.  Вообще же  проявлять какое-то  внимание или интерес к  своим
детям со стороны отца считается у наиров чем-то непристойным
     Для   того   чтобы   такой   брак   прервался,    достаточно   бывает
незначительного повода.  Как и  в заключении брака,  инициатива здесь тоже
принадлежит женщине.  В один прекрасный день сама жена или ее родственницы
намекают супругу, что неплохо было бы, если бы он прекратил свои визиты, а
лучше всего —  совсем забыл дорогу к их дому.  Мужчины-наиры, привыкшие во
всем повиноваться женщинам, покорно внимают этому совету.
     В  прошлом,  когда некоторые группы наиров объединились в  княжества,
власть наследовали тоже только по женской линии.
     Итак,  кое-где  женщинам удалось  сохранить главенствующие позиции  и
сегодня.
     Сколь многочисленны подобные острова женского царства сказать трудно.
     До сих  пор  значительные  районы  земного  шара  остаются фактически
недоступными для  изучения.  Прежде  всего  это  отдельные  области  Южной
Америки,   где  и  сейчас  можно  предположить  существование  «амазонских
территорий».  В Бразилии есть  территория  величиной  с  Бельгию,  где  не
ступала еще нога исследователя.  Как утверждают некоторые путешественники,
в лесных дебрях вокруг озера Титикака и ныне будто  бы  обитают  амазонки.
Индейцы окрестных племен называют их уру.  Предводительница этих уру якобы
сведуща в тайных знаниях и колдовстве.
     Пытаться проникнуть в  глубь  этих  районов значит  рисковать жизнью.
Например,  еще  триста лет назад было замечено,  что наступление сумерек в
долинах Перуанских Анд несет смерть.  Стоит человеку пробыть там несколько
часов  как  он  заболевает тяжелой формой  анемии,  часто  имеющей роковой
исход.  Даже  если  человек  и  поправляется впоследствии,  все  тело  его
остается покрытым язвами.  Оказалось,  виновница этого — песчаная муха, не
выносящая солнечного света и  вылетающая только в сумерках.  Это лишь один
пример того,  что подстерегает путешественника, отважившегося углубиться в
неисследованные районы Южной Америки.
     Даже в  наше время несколько экспедиций,  отправившихся в эти районы,
пропало бесследно,  как  камень,  брошенный в  лесное озеро.  Люди вошли в
джунгли, и зеленые заросли сомкнулись за их спиной навсегда.
     Непроходимые джунгли,  горы,  болота до сих пор,  возможно,  охраняют
последние прибежища легендарных амазонок Южной Америки.

     Как бы  ни  были экзотичны порой рассказы об  амазонках,  истоки этих
легенд,   по-видимому,   надо  искать  в  прозе  экономических  отношений.
Матриархат был закономерной ступенью развития,  но он должен был неизбежно
исчезнуть  по  мере  накопления  общественного богатства.  И  вот  почему.
Согласно  материнскому праву  происхождение считалось  только  по  женской
линии.  Соответственно,  имущество  наследовалось по  материнской линии  —
переходило к  кровным родственникам со  стороны матери.  Дети  наследовали
имущество матери, но не отца. Пока предметы, составлявшие наследство, были
незначительными, особых проблем, связанных с наследством, не возникало. Но
вот люди начинают приручать животных,  дающих молоко и  мясо.  С развитием
скотоводства главным добывателем пищи становится мужчина.  Он  же теперь и
собственник нового источника пищи —  скота.  Наследование по линии матери,
материнское право  становится  тормозом  общественного развития.  В  конце
концов материнское право отмирает.  «Ниспровержение материнского права,  —
писал   Ф.   Энгельс  в   своей   работе  «Происхождение  семьи,   частной
собственности и  государства»,  —  было  всемирно-историческим  поражением
женского пола.  Муж захватил бразды правления и в доме, а жена была лишена
своего почетного положения, закабалена, превращена в рабу его желаний...»
     Так  выглядит этот  процесс  в  «прозаической» историко-экономической
трактовке.  Это не исключает величайшего драматизма самих этих событий для
их  современников,  тем более что современниками их были сотни поколений —
процесс прихода патриархата на смену матриархату занял многие тысячелетия.
Особенно затянулся этот  процесс в  племенах,  где  сохранился первобытный
строй,  в  племенах,  которые  оказались  отгорожены  от  остального  мира
непроходимыми джунглями,  горами  или  гибельными топями  болот.  В  таких
местах  действительно могли  остаться  отдельные островки матриархата,  те
самые  «царства  амазонок»,  поисками которых  были  заняты  столь  многие
исследователи, путешественники и искатели приключений.

     Едва ли  кому в  истории выпадала столь редкая честь и  такая высокая
привилегия.   Те,   кто   открывал  новые  земли,   объявляли  их   обычно
собственностью  короны.   Только  Уолтер  Рейли  (1552  —  1618),  поэт  и
придворный советник  английской королевы Елизаветы,  волей  ее  величества
получил исключительное право —  считать все  земли,  которые он  откроет в
Новом Свете,  своей личной собственностью. Это было в то время, когда мир,
каким знаем мы  его сегодня,  не был даже нанесен на географические карты.
Неизвестны были большая часть Америки,  Австралии,  острова Тихого океана.
Огромный загадочный континент Африки  простирался гигантским белым  пятном
между  двух  океанов.  Рейли без  особого труда мог  бы  стать основателем
империи, в десятки раз превосходившей по территории Британские острова.
     Однако У. Рейли не создал империи.  Возможно, сам он был создан не из
того материала,  из которого делаются императоры.  Единственным итогом его
путешествий явилась книга путевых очерков,  вышедшая в 1597 году в Лондоне
и озаглавленная «Открытие обширной,  богатой и прекрасной империи Гвианы с
описанием большого города Маноа...».
     Тщетно,  однако,  стали бы мы искать этот город на картах. Искать его
нужно не  там.  То  был  город-призрак,  город-мираж.  Маноа —  призрачная
столица не менее призрачной страны Эльдорадо.  Город этот существовал лишь
в умах тех,  кто верил в него и его искал. Для них этот город был не менее
реален, чем для нас любая действительность нашего сегодняшнего дня.
     Вера в Эльдорадо была столь велика,  что нашлись даже очевидцы,  сами
якобы посетившие эту страну и этот город. По словам одного из сподвижников
Ф. Писарро, столица Эльдорадо находилась между реками Амазонкой и Ориноко,
на берегу озера Парима.  Другой испанец рассказывал,  будто провел в  этом
городе золота целых семь месяцев.  По его словам,  каждый день король этой
страны покрывает свое тело каким-то клейким составом,  поверх которого его
осыпают пылью из  чистого золота,  и  на  целый день король превращается в
живую золотую статую.  Когда наступает вечер,  позолоту смывают с  него  и
выбрасывают, чтобы на следующий день осыпать короля новой золотой пылью.
     Подобно тому как бессмысленно задаваться вопросом,  яйцо ли  породило
курицу или курица яйцо,  невозможно узнать,  возникла ли легенда о золотой
стране Эльдорадо из этого рассказа или,  наоборот,  рассказ о позолоченном
короле был порожден легендой. Известно только, что само слово «эльдорадо»,
или «эль-дорадо», по-испански значит именно «позолоченный» и название этой
легендарной страны связано с рассказом о позолоченном короле.
     Нас не  должны удивлять простодушие и  легковерие людей,  с  открытой
душой готовых поверить прекрасной легенде об обетованной земле,  о золотой
стране Эльдорадо.  Каждая эпоха порождает,  очевидно,  свои  заблуждения и
химеры, наивность которых бывает так уязвима для снисходительного сарказма
тех, кому посчастливилось родиться на несколько столетий позднее.
     У.  Рейли не был мудр трезвой мудростью последующих веков. Он верил в
реальность Эльдорадо и даже пытался ее найти.
     Первая  его  попытка  совершить  это  окончилась  неудачей.   Правда,
«неудача» довольно слабое слово для той серии несчастий, которые следовали
за   ним  буквально  по  пятам.   Вскоре  после  далеко  не  триумфального
возвращения Рейли  в  Англию  на  престол вместо Елизаветы взошел Яков  I.
Теперь мы  не  видим поэта ни  среди блистательных приближенных,  ни среди
советников короля, а находим его в глухом застенке. Замешанный в заговоре,
обвиненный  в  государственной  измене,   преданный  друзьями  и  выданный
сообщниками, бывший искатель Эльдорадо был приговорен к смертной казни.
     В ожидании дня, когда приговор будет приведен в исполнение, он провел
в  тюрьме долгих двенадцать лет.  Человеку,  который мог стать обладателем
целых  континентов,  принадлежал теперь  только  вид  на  кусочек неба  из
крохотного зарешеченного окна его камеры.
     Возможно,  Рейли так и  окончил бы свои дни в безвестности,  в глухих
казематах королевской тюрьмы,  если бы  его не вывела на свободу все та же
страстная мечта об  Эльдорадо.  Он  пишет королю об  этой  стране,  об  ее
баснословных золотоносных копях,  о жителях,  которые за неимением другого
металла используют золото для  самых обыденных целей.  Страну эту  вот уже
который год тщетно ищут испанцы,  и,  если не поспешить,  они могут прийти
туда первыми.
     Письмо  Рейли  к  королю возымело действие.  Однажды на  рассвете его
разбудил стук  открываемого замка.  Тяжелая глухая дверь приоткрылась.  За
порогом «государственного преступника» ждали начальник тюрьмы и офицер для
особых поручений.  Начальник расплывался в  улыбке и кланялся.  Офицер был
непроницаем.  Рейли  спустился по  влажным от  утреннего тумака ступеням к
ожидавшей его внизу карете.
     Минуло всего несколько недель,  и  небольшая эскадра,  выйдя из устья
Темзы,  развернулась под  ветром и  взяла  курс  к  берегам Южной Америки.
Начальник экспедиции,  с  лица которого не  сошла еще  тюремная бледность,
подолгу не выходил из своей каюты. Склонившись над картой и своими старыми
записями,  он пытался воссоздать в памяти все, что слышал когда-то об этой
стране.  Он знал,  что человеку выпадает шанс только раз в жизни. Ему этот
шанс выпал дважды.  Рейли постарался сделать все, чтобы не упустить его на
этот раз.  Он был требователен к офицерам, жесток с матросами и беспощаден
к себе.  Но ветры,  течения и судьба будто сговорились против него,  и они
опять оказались сильнее.
     Кораблям так и не удалось войти в устье Ориноко. Ураганный ветер рвал
паруса,  относил корабли к  скалам,  бешеные волны выбрасывали их на мели.
После множества безуспешных попыток,  стоивших поломанных мачт и порванных
снастей,  когда экипаж был  уже  на  грани бунта,  Рейли приказал лечь  на
обратный курс.
     Конечно, окажись на его месте человек,  который бы искал вслепую, он,
возможно, стал бы двигаться на ощупь вдоль побережья, к северу или к югу —
безразлично, пока не наткнулся бы на какие-нибудь неизвестные, может, даже
на изобилующие золотом или серебром земли.  Но Рейли искал не  вслепую.  В
том-то  и  дело,  что  он был уверен,  он знал,  где должна находиться эта
страна Эльдорадо. Именно поэтому он искал ее именно здесь и нигде больше.
     Однако Рейли достаточно хорошо знал  и  короля,  чтобы понимать,  что
значило  вернуться  в  Англию  с  пустыми  руками.  Вот  почему  он  решил
компенсировать казначейству расходы,  связанные  с  экспедицией,  если  не
золотом Эльдорадо,  то хотя бы золотом, захваченным на встречных испанских
кораблях.  В  конце концов,  не  все  ли  равно королевской казне,  откуда
золото?
     Оказалось,  что не все равно.  Хотя казначейство и  сочло себя вполне
компенсированным   за   расходы   на   экспедицию,   встал   вопрос,   как
компенсировать раздраженных испанцев. Поразмыслив, король пришел к выводу,
что дешевле всего будет,  пожалуй, казнить Рейли. А почему бы и нет? Кровь
обидчика  удовлетворит экспансивных испанцев,  очевидно,  не  меньше,  чем
золото,  которое можно  будет  не  возвращать.  Король  предпочитал решать
вопросы с точки зрения государственных интересов...
     Сам Рейли,  удрученный феерической сменой удач и поражений,  надежд и
новых  разочарований,  отнесся к  вести  о  предстоящей казни без  особого
волнения.  Уже  на  эшафоте,  увидев отточенный топор,  приготовленный для
казни, Рейли позволил себе каламбур. Последний в жизни.
     — Это  лекарство,  — меланхолически заметил он,  снадобье острое!  Но
врачует от всех болезней.
     Какую болезнь имел  в  виду  Рейли?  Не  ту  ли,  о  которой говорил,
обращаясь   к   посланцам  верховного  правителя  ацтеков   Монтесумы  II,
завоеватель Мексики Эрнан  Кортес?  «Передайте своему владыке,  сказал он,
чтобы он прислал нам золото, много-много золота, потому что мои спутники и
я  страдаем от  болезни сердца,  которую не  может  излечить ничто,  кроме
золота».
     Кортес думал, что ловко обманул Монтесуму, солгав ему. Он сам не знал
еще,  насколько то,  что он говорил,  было правдой.  Не та ли это болезнь,
получившая  название «золотой лихорадки»,  которая с новой силой вспыхнула
позднее, века спустя, в Калифорнии и по берегам Клондайка?
     У. Рейли  не  был ни первым,  ни последним,  кто отправился на поиски
Эльдорадо.
     В 1535  году  Себастьян  де  Бельалказар  во  главе  большого  отряда
выступил из Кито на поиски и завоевание этой страны.  Целых  четыре  года,
подобно   медленному   смерчу,   двигался   отряд   по  речным  долинам  и
плоскогорьям,  сжигая селения,  истребляя жителей,  теряя  солдат,  коней,
амуницию,  только для того,  чтобы по истечении четырех лет,  замкнув круг
небывалых лишений, жестокостей и неудач, снова появиться вблизи Кито.
     Заметно поредевший отряд вышел с  тяжелой поклажей,  которую несли на
себе уцелевшие.  Среди добычи,  которую конкистадоры так  бережно пронесли
сквозь многодневные переходы, голод и кровавые стычки, было немало золотых
вещиц.
     Мог  ли  слух об  Эльдорадо получить более веские подтверждения,  чем
золото?
     Вот почему едва завершилась экспедиция Бельалказара, как буквально по
ее следу отправились другие.  Всякий раз поводом для такого похода служило
«бесспорное свидетельство очевидца» или тайна, которую кто-то открыл перед
смертью,  или показания индейца,  данные им под пыткой.  Такой прием давал
свои  результаты.  Не  находилось индейца,  который отказался бы  в  конце
концов ответить на вопросы испанцев.  Страна золота?  Нет,  не здесь,  она
лежит дальше,  за  теми горами,  за двумя большими реками,  за много-много
дней пути...  Когда же  эти «много дней пути» были позади,  новые пленники
говорили нетерпеливым испанцам,  что  нужно идти еще дальше.  И  они снова
отправлялись в путь,  спускаясь по болотистым рекам,  прорубая узкие тропы
сквозь зеленую стену джунглей.
     На   смену   одной   бесследно  исчезнувшей  экспедиции  шли   другие
экспедиции.  Все с  тем же  упорством и  верой в  успех одна за другой они
отправлялись в путь, чтобы никогда не вернуться.
     Золото,  золото,  золото... Ради него люди годами не спали в постели,
не  видели крыши над головой.  Они умирали от  змеиных укусов,  от  укусов
москитов,  которые  несли  «желтую  смерть» —  лихорадку.  Ядовитые плоды,
ядовитые  растения  уносили  не  меньше  жизней,  чем  отравленные  стрелы
индейцев.
     Призрачное золото  Эльдорадо  манило  к  себе  тысячи  авантюристов и
искателей приключений.  Они устремлялись на  его  зов,  подобно  бабочкам,
летящим  на  огонь  и  гибнущим  в его пламени.  В чем же была неодолимая,
притягательная сила этого желтого пламени?
     Золото человек узнал намного раньше железа,  меди и  бронзы.  Его  не
нужно  было  учиться  выплавлять  из  руд,   получать  в  сплавах.  Золото
встречалось в  природе  в  чистом  виде.  Первые  изделия из  металла были
изделиями из золота.  Археологи обнаружили их в  древнейших слоях неолита.
Но тогда золото служило лишь материалом для изделий.  Оно не имело еще той
«колдовской силы»,  которую обрело  позднее.  Истоки этой  силы  вскрыл К.
Маркс.  «Золото и серебро,  —  писал он,  — по природе своей не деньги, но
деньги  по  своей  природе —  золото  и  серебро»*.  В  условиях товарного
производства,   объяснял  Маркс,   золото   выполняет  функцию   всеобщего
эквивалента, то есть товара, на который обмениваются все другие товары.
     _______________
          * Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 137.

     В обществе, где цель человеческой жизни — обладание, каждый стремился
обрести эквивалент этого обладания товарами и вещами — золото. Средоточием
этих  устремлений и  стала легендарная страна золота Эльдорадо.  Поиски ее
продолжались два  с  половиной столетия.  Впрочем,  призрак страны  золота
появился задолго до  открытия Америки.  В  свое  время еще  Плиний писал о
«золотом острове» Хриза,  расположенном где-то  посреди Индийского океана.
Позднее,  придавая этим сведениям более точный характер,  Птолемей сообщал
даже географическую широту «золотого острова»...
     Со временем «золотой остров» превращается в острова. На одной из карт
IX века можно видеть эти острова, расположенные к югу от Цейлона. «На этих
островах якобы так много золота, — писал известный арабский путешественник
Идриси,  —  что,  по слухам,  даже собаки носят там ошейники из червонного
золота».
     Мы  никогда не  узнаем,  наверное,  кто  были они,  эти мечтатели или
безумцы,  впервые отправившиеся на поиски страны золота. Попытки найти ее,
очевидно,  так же древни, как и первые слухи о легендарной стране. Один из
древнейших письменных источников —  Библия упоминает о такой стране золота
— Офир.  Туда,  если верить записанному в Библии, царь Соломон и царь Тира
Хирам  снаряжали корабли за  золотом,  слоновой костью,  эбеновым деревом.
Многие  историки  пытались определить точное  местоположение этой  страны.
Немец Б. Мориц искал Офир в Южной Аравии, француз Ж. Оппер в Нубии. Другие
надеялись  обнаружить ее  следы  в  Восточной  Африке,  Индии  и  даже  на
Соломоновых  островах.   Некоторые   помещают   страну   Офир   в   районе
Баб-эль-Мандебского пролива.
     Но пока это лишь гипотезы, предположения.
     Другой древней страной золота можно было бы  считать Эю (Колхиду).  К
ее  берегам,  повествует предание,  некогда отправились античные герои  на
корабле «Арго».  Плывущие на  «Арго»  —  аргонавты —  должны  были  добыть
золотое руно, шкуру золотого барана. Предание об этом плавании, правда или
миф,  —  воспоминание о  греческих поселениях вдоль побережья Кавказа и  о
золоте, поступавшем из тех мест.
     Легендарную золотую страну  в  разные  века  искали  в  разных концах
земли.   В   X  веке   арабский  историк  Масуди  писал  о  такой  стране,
расположенной  будто  бы   в   Африке.   Позднее  Мунго  Парк,   один   из
путешественников,  побывавших в Западной Африке,  с удивлением и восторгом
сообщал, что южнее Нигера находится страна, изобилующая золотом. Возможно,
он имел в виду Золотой Берег,  нынешнюю Гану. Парка поразило, что золото в
тех краях обменивалось на соль,  причем в равных количествах. За фунт соли
давали якобы фунт  золота.  В  тех  краях соль была такой редкостью и  так
ценилась,  писал путешественник,  что, желая сказать, как человек богат, о
нем говорили: «Он ест соль за каждой едой».
     Когда была  открыта Америка,  перед искателями Эльдорадо распахнулась
дверь в  новый мир.  Это был мир,  где правда и  вымысел шли рука об руку.
«Недавно  из  Испании  появились достоверные сведения,  —  конфиденциально
сообщал курфюрсту Саксонии его агент,  — что обнаружен новый остров Сериф,
на  котором ничего нет,  кроме  самородного золота.  Двух  пленных царьков
возили  повсюду,   пытаясь  найти  кого-нибудь,  кто  мог  бы  их  понять,
рассчитывая,  что от них можно добиться многих сведений об их острове.  Но
они вскоре умерли.  Позже король снарядил еще три корабля,  которые послал
на тот остров,  чтобы разузнать, как можно его приобрести или завоевать...
Всех местных жителей король решил уничтожить,  так как не  хочет оставлять
остров в руках грубого, упрямого и опасного народа».
     Не   приходится  сомневаться  в   том,   что   будь  подобный  остров
действительно обнаружен,  печальная участь его жителей была бы предрешена.
Точно так же,  как и  в том,  что пришельцы сделали бы это,  уверяя и веря
сами,  что руководствуются самыми возвышенными побуждениями и благородными
мотивами.
     Возвращаясь из походов и  экспедиций,  искатели Эльдорадо привозили с
собой не только рассказы об удивительных странах, но и золото. Правда, его
было  меньше,  чем  виделось  распаленному воображению  конкистадоров,  но
все-таки  это  было золото,  и  каждый грамм его  вливался в  общий поток,
хлынувший после открытия Америки в Европу.
     Согласно некоторым подсчетам,  если бы можно было собрать все золотые
монеты,  которые находились в обращении во всех странах Европы в тот день,
когда корабли Колумба отправились за  океан,  это составило бы всего около
90  тонн.  После  этого проходит примерно сто  лет,  и  количество золота,
находившегося в обращении, возрастает в восемь раз! Рядом с каждой золотой
монетой,  что была во времена Колумба,  появилось семь новых.  И каждый из
привезенных из-за океана кусочков золота имел свою историю,  порой сложную
и жестокую. Историю, которой не узнает уже никто.
     Первыми получив доступ к золоту за океаном, испанцы, казалось, должны
были бы стать самым богатым,  самым процветающим народом Европы.  Но этого
не случилось,  более того — вышло нечто обратное.  Дело в том,  что золото
само по себе не строит корабли, не ткет холсты, не отливает пушки. На него
можно только купить то,  что произведено  другими.  Это  и  происходило  в
течение  многих  десятилетий.  В то время как испанцы тратили свое золото,
покупая изделия в Германии,  Англии,  Франции,  в ответ на этот спрос  там
развивалась промышленность. Когда же потоки золота начали иссякать, в этих
странах,  в  отличие  от  Испании,   осталась   развитая   промышленность,
производящая  товары.  А. С. Пушкин  писал  в  «Евгении Онегине»,  что его
герой,  прочитав труды англичанина Адама Смита,  «был глубокий эконом,  то
есть умел судить о том, как государство богатеет, и чем живет, и почему не
нужно золота ему, когда простой продукт имеет...».
     Последняя экспедиция на  поиски Эльдорадо отправилась из  Голландии в
1748 году. Но последняя ли? Что знаем мы о других смельчаках или безумцах,
поднимавших парус и отправлявшихся навстречу неведомому?  Те, кто ищет эту
страну,  не перевелись и в наше время.  Несколько лет назад в столице Перу
журналисты буквально осаждали французского врача,  побывавшего в  одном из
малодоступных  районов  Амазонки.   Он   обнаружил  там   племя  индейцев,
обладающих  поистине  несметным  количеством золота.  Племя  это,  по  его
словам, последняя ветвь какого-то некогда могущественного древнего народа.
Не они ли наследники и потомки жителей легендарного Эльдорадо?
     Подобные сообщения о  неизвестных племенах и  даже  древних  городах,
затерянных в  джунглях Южной Америки,  всякий раз  воскрешают забытые было
мечты о золотой стране. Имя Эльдорадо снова замелькало на страницах газет,
когда несколько лет  назад у  подножия Анд  был обнаружен затерянный город
инков.   Заросли  джунглей  подступали  к  самым  его  стенам.  Английские
исследователи,  случайно наткнувшиеся на него,  нашли там такое количество
золота, что многие опять заговорили об Эльдорадо.
     Из века в век смельчаки отправлялись в свой отчаянный поиск. Следы их
исчезают среди безымянных каньонов,  затерянных плато и забытых рек...  Но
иногда  вдруг  вспыхивают знакомым  словом  на  сегодняшней географической
карте:  Эльдорадо  город  в  Техасе,  Эльдорадо город  в  штате  Арканзас;
Эльдорадо в Иллинойсе, в Канзасе; Эльдорадо в Венесуэле.
     Однако,  как ни  странно,  нельзя отыскать ни  одного Эльдорадо ни  в
Калифорнии,  ни  в  районе  Клондайка,  то  есть  там,  где,  казалось бы,
действительно сбылась  наконец  мечта  тех,  кто  искал  призрачную страну
золота.

     Весной  1898  года  немногочисленные  обитатели  Доусона  с  тревогой
вглядывались в  даль Клондайка,  освобождавшегося от  льдов.  Что принесет
городу эта весна? Весть о найденном золоте уже покинула пределы Клондайка.
Поток охотников за  самородками давно бы  уже захлестнул и  город,  и  его
окрестности,  если бы  внезапно не  упала зима,  белым барьером отделившая
Клондайк от  остального мира.  Но  стоило в  этой  преграде появиться хоть
малейшей трещине, как долго сдерживаемый поток прорвался. В то утро, когда
это произошло, жители Доусона увидели целую армаду лодок, которые, лавируя
между льдинами и  ускоряя темп,  неслись к  городу.  Это напоминало гонки.
Множество лодок,  маленьких,  больших,  самодельных,  под парусами и  без,
обгоняя друг друга, мчались к дощатой пристани.
     Пятьдесят тысяч человек откликнулись на  зов  золота.  Они  плыли всю
ночь, не выпуская весел из стертых до мяса окровавленных ладоней. Тех, кто
приплывет в  числе первых,  должен ждать приз,  столь же небывалый,  как и
сами  эти  гонки,  —  возможность  застолбить  лучший  участок  на  берегу
золотоносной реки.
     Но все-таки это была лотерея.  И,  как во всякой лотерее,  выигрыш не
зависел от  того,  купили ли билет первым или самым последним.  Вот почему
нередко случалось, что прибывшие первыми захватывали пустой участок, а те,
кто  уныло разбирал оставшиеся,  оказывались владельцами сказочных золотых
жил и баснословных россыпей.
     Никто из этих людей,  вступая в «золотую игру»,  не мог знать, что из
нее нет выхода.  Это был круг,  это был лабиринт,  замкнутый в себе самом.
Потому  что  тот,  кто  намыл  золотого  песка  мало,  хотел намыть много;
намывший много желал намыть еще больше;  а намывший больше стремился иметь
еще и еще больше... И во всем Клондайке не было человека, который намыл бы
золотого песка ровно столько,  сколько ему  было  нужно,  который  мог  бы
сказать, что он выходит из игры.
     Оказавшись здесь, на севере, ведя жизнь, полную опасностей и лишений,
они ни минуты не жалели о прошлом, и все-таки это прошлое — память о нем —
временами так  остро,  до  тайной  боли  продолжало волновать их.  Земляк,
встреченный  на  улице,   знакомая  мелодия,   даже  котенок.   Случалось,
золотоискатели платили за котенка вес за вес —  сколько он весил,  столько
давали за него золота.  Или —  можете ли вы догадаться,  какой напиток был
самым дорогим в главном салуне Клондайка? Шампанское? Виски? Коньяк? Нет и
нет.  Самым дорогим был напиток,  хранящий вкус детства и далекого дома, —
молоко. Его подавали в специальных маленьких чашечках, и стоило оно в пять
раз дороже лучшего виски!
     Но,  посидев в салуне и воздав должное воспоминаниям,  золотоискатели
опять-таки шли не  на пристань,  откуда можно было вернуться на родину,  а
отправлялись дальше в  горы,  дальше по  притокам мелких рек,  куда их вел
голос золота,  голос золотых россыпей и жил,  едва слышно звучавший из-под
земли.  И  когда  по  прошествии  нескольких  лет  «золотая  лихорадка»  в
Клондайке спала,  не  все смогли уже войти в  прежнюю колею и  вернуться к
обычной жизни.  Многие предпочли отправиться еще дальше на север,  в самые
отдаленные районы,  куда не ступала еще нога человека,  но где,  говорили,
есть  некая  долина,  сказочно богатая  золотом.  Кто  говорил?  Такие  же
охотники  за  золотом,  как  и  они  сами.  Доверительно поведав  об  этом
кому-нибудь,  повторив это несколько раз, они сами начинали вдруг верить в
свою химеру и, бросив все, отправлялись в путь на поиски сказочной страны,
нового Эльдорадо, родившегося в их же воображении.
     О золотоискателях, людях Клондайка, писал Джек Лондон. Но не только о
безумной жажде  золота рассказывает он.  Его  герои  —  это  сильные люди,
упорно идущие к цели, преодолевающие все препятствия, все барьеры, и в том
числе то темное и  алчное,  что может оказаться в  самом человеке.  Час их
победы  не  тогда,  когда  заступ  натыкался вдруг  на  россыпь золота или
самородки,  а  когда  среди  всей  жадности  и  жестокости  они  достигали
торжества   великодушия,    жертвенности,    благородства.   Именно   этим
человеческим своим началом эти люди созвучны и симпатичны нам.

     Когда удача сама,  казалось,  давалась в руки, обладатель богатства с
удивлением видел,  что к прежним его тревогам прибавилась еще одна, новая.
Потому что владеть золотом означало в то же время и охранять его. Охранять
каждый час,  каждую минуту,  днем  и  ночью.  Изобретались сложные запоры.
Сооружались хитроумные подземелья.  У  входа  в  сокровищницу выставлялась
вооруженная стража.  Но  ничто не  давало уверенности,  ничто не приносило
спокойствия.  Владельцу оставалось одно:  самому сидеть в окружении своего
золота, беспрестанно перебирать его и не выпускать из рук.
     Рассказывают, что примерно так  и  поступил  некий  купец-раскольник,
живший  в  прошлом  веке  в  Петербурге.  В течение многих лет он почти не
покидал своей комнаты,  вход в которую не был разрешен никому. Его любимым
занятием было перекладывать и пересчитывать золотые монеты.  Когда он умер
и квартальный надзиратель с понятыми решился наконец открыть  дверь,  весь
пол  оказался  завален  деньгами,  к  окну и к двери была проложена только
узкая тропинка среди золотых монет. Всего было собрано пять больших мешков
золота, не считая ценных бумаг и ассигнаций.
     Стоило,  однако, купцу так охранять свое золото? Едва были составлены
необходимые акты и  соблюдены формальности,  как золото,  все пять мешков,
вдруг исчезло.  Исчезло бесследно и самым мистическим образом.  Поиски его
ни к чему не привели. Да никто особенно и не занимался этим. Тем более что
у купца не оказалось наследников.
     Страх расстаться с  золотом принимал иногда неожиданные формы.  Тогда
же,  в  прошлом веке,  в  Москве жила супружеская пара,  богатые помещики,
владельцы многих больших домов.  Ни  днем ни  ночью они не  расставались с
заветной шкатулкой.  С  наступлением темноты страх их удваивался,  супруги
приказывали закладывать карету  и  каждую ночь  до  рассвета разъезжали по
спящим улицам, держа шкатулку на коленях...
     Существует тонкий психологический рубеж.  Перейдешь его незаметно,  и
тогда  не  человек уже  владеет ценностями,  а  они  начинают обладать им,
подчиняя  себе  все  его  помыслы  и  интересы.   Патологическую  скупость
психиатры   квалифицируют  как   отклонение,   своего   рода   психическое
заболевание. Вспомним «Скупого рыцаря» у А. С. Пушкина:

Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам.
Счастливый день! могу сегодня я
В шестой сундук (в сундук еще неполный)
Горсть золота накопленного всыпать...
Тут есть дублон старинный... вот он. Нынче
Вдова мне отдала его, но прежде
С тремя детьми полдня перед окном
Она стояла на коленях воя...

     Может ли человек,  здоровый нравственно и  психически,  в  такой мере
подчинить себя этим сундукам,  стоящим в подземелье?  Болезнь скаредности,
как любое заболевание,  начинается с  мелочи,  с повседневной жадности.  И
человек,  если он с  юности не следит за собой,  не видит себя со стороны,
сам не замечает, как превращается в такого «скупого рыцаря».
     Из  всех  способов,  к  которым прибегали обладатели сокровищ,  чтобы
сохранить их,  самым верным оставался старый и испытанный метод:  прятать.
Не случайно даже само слово «сокровище» означает не «ценность»,  а то, что
сокрыто, спрятано.
     Предания о  скрытых сокровищах,  кладах дошли  до  нас  с  древнейших
времен — о них упоминал еще Платон двадцать три века назад. О них же писал
Аристотель в  своей  «Политике».  В  русском летописном памятнике  XV века
Киево-Печерском патерике рассказывается о  находке «латинских сосудов»,  в
которых было «злата же и сребра бесчисленно множество».
     На Руси кладоискательству предавались многие высокопоставленные лица.
Даже  царь  Иван Грозный не  скрывал этой страсти.  И  Петр I  относился с
величайшим интересом к различным сообщениям о кладах.
     Далеко не всегда,  однако, к кладу вели прямые и, скажем так, честные
пути.  Чтобы  овладеть  кладом,  о  котором  упоминает  Печерский патерик,
киевскому князю  Мстиславу пришлось пытать,  и  пытать до  смерти,  монаха
Федора. Монах не хотел открыть князю, где были зарыты «латинские сосуды» с
золотом.  В его глазах князь,  посягавший на то,  что не принадлежало ему,
мало чем отличался от «лихого человека», разбойника с большой дороги.
     Юристы в разные времена по-разному решали вопрос,  кого можно считать
истинным владельцем клада.  Того, кто его нашел? Но ведь прятал это золото
не он.  Следовательно,  юридически он выступает как человек, присваивающий
чужое.   Правда,  здесь  добавляется  еще  один  фактор  —  давность  лет.
Присвоение сокровища,  много лет  не  имевшего владельца,  решено было  не
считать воровством.  Тем не  менее кладоискательство породило целый раздел
права.
     У  юристов Древнего Рима по  этому вопросу бытовало две точки зрения.
Согласно одной, клад, кто бы ни нашел его, принадлежит тому, на чьей земле
или в чьем доме он был обнаружен.  Другая точка зрения — клад безраздельно
принадлежит тому,  кто его нашел. Пытаясь примирить оба взгляда, император
Юстиниан  установил,  что  половина  клада  должна  принадлежать владельцу
земли, а половина — тому, кто нашел его.
     В  средние века  проблема кладов была  объектом острой полемики среди
ученых-юристов.  Считали,  что, если сокровище обнаружено благодаря помощи
доброго духа,  нашедший имеет право оставить его у  себя.  Если же  путь к
кладу  указал злой  дух,  ясно,  что  делалось это  в  обмен  на  какие-то
богопротивные услуги.  Какие  именно  —  надлежало  расследовать  со  всей
строгостью,  на  которую способна была та мнительная и  жестокая эпоха.  В
этом случае судьбу того,  кто нашел сокровище,  решал уголовный суд, а сам
клад конфисковывался в  пользу государства.  Только вот  спорным оставался
вопрос:  как точно определить,  злой или добрый дух помогал кладоискателю?
Тем более что многие клады, согласно преданиям, были заговоренными. Они не
давались в руки, если человек не знал тайного ключа к ним.
     Так  появились различные руководства к  поискам  кладов,  рукописи не
менее ценные, чем сами сокровища, которые предстояло найти с их помощью.
     В  XVII веке несколько дукатов были большими деньгами.  На  них можно
было купить целое имение.  Сколь же  чудовищна,  сколь фантастична сумма в
восемь тысяч дукатов,  которую заплатил в  то  время один  человек,  чтобы
стать владельцем некой редкой книги.
     Возможно,  поступок его  станет нам  понятней,  если мы  узнаем,  как
назывался  этот  фолиант:   «Книга  чудес,  написанная  доктором  Иоганном
Фаустом,  или черный ворон, или тройная сила над адом, посредством которой
я мог заставить духов доставлять мне все,  чего я пожелаю, будь это золото
и серебро, большие или малые клады».
     Каждый,  через чьи руки проходила эта рукопись, готов был заплатить и
платил за  нее любые деньги.  Многие дни в  предвкушении удачи он разбирал
тайные знаки  и  скрытые намеки,  разбросанные по  пергаментным страницам,
пока  сомнение не  закрадывалось ему  в  душу.  И  тогда новый претендент,
спешащий стать  счастливым обладателем тайной  книги,  выставлял на  столе
столбиком золотые монеты,  а  прежний обладатель начинал вдруг  мучительно
колебаться — не упускает ли он из рук удачу и счастье.
     Нередко для того,  чтобы никто, кроме владельца, не мог открыть клад,
его  зарывали поверх  отрубленной человеческой головы,  иногда нескольких.
Обычно на Руси разбойники именно так прятали свои сокровища.  Верили,  что
призрак  убитого будет  охранять зарытое.  Для  того  чтобы  избавиться от
заклятья,  кладоискатель должен был  убить  столько человек,  сколько было
голов под кладом.
     Были,  по  русским преданиям,  и  клады,  зарытые вообще  «на  вечные
времена», клады проклятые, которые губили всякого, кто пытался открыть их.
Словом, поиски кладов считались делом опасным и тайным.
     Место,  где зарыт клад, порой якобы само давало о себе знать. «Аще бо
сребро или  злато  скровенно будет под  землей,  —  читаем мы  в  одной из
рукописей,  —  то  мнози  видят  огонь  горящь  на  том  месте».  На  Руси
существовала и  особая литература по раскрытию «заговоренных» кладов,  так
называемые «вызывные книги»,  имелись даже  специалисты,  посвятившие себя
этому делу.  Каким бы рискованным ни слыло это занятие,  всегда находились
желающие отдаться ему.
     Ни  страх перед мертвыми,  ни  боязнь проклятия не останавливали тех,
кто искал сокровища.  Это они,  осквернители и грабители могил,  за тысячи
лет до  «кладоискателей от науки» археологов —  взламывали печати гробниц,
проникали в забытые тайники «города мертвых». Сокровища, похищенные ими на
протяжении веков, не поддаются учету.
     В Египте опустошение царских гробниц приняло столь массовый характер,
что  уже  три  тысячи лет  назад  фараоны вынуждены были  установить возле
усыпальниц круглосуточную стражу,  а  внутри  них  сооружать ложные входы,
тайные  ходы,  хитроумные приспособления,  которые  должны  были  погубить
всякого, кто осмеливался проникать в пирамиды. Но ни стража, ни чудовищные
отшлифованные глыбы камня так  и  не  смогли удержать грабителей.  Попав в
руки  охотников  за  сокровищами,  золото  фараонов  растекалось по  всему
Востоку,  исчезало бесследно,  как исчезает вода в песке.  Остались только
следы грабителей,  обнаруживаемые учеными в опустевших пирамидах, да следы
в преданиях и легендах.
     Кому из  нас  могло прийти в  голову,  что сюжет всем хорошо знакомой
сказки «Аладдин и  волшебная лампа» целиком построен на ограблении царской
гробницы?   А   ведь   это   действительно  так.   Расположение  подземной
сокровищницы,  в  которую  попадает Аладдин,  число  и  последовательность
помещений,  которые ему приходится предварительно пройти, не плод фантазии
и  не  случайны.  Описание  их  воспроизводит внутреннюю структуру гробниц
Долины Царей, относящихся к «позднему периоду».
     Всесильные при  жизни,  владыки после  смерти  оказывались во  власти
искателей сокровищ,  охотников за  золотом.  И  вот,  желая  защитить свое
последнее пристанище от  чужой  алчности,  они  начинают  игру  в  прятки,
которая продолжается века: мертвые прячутся, живые ищут.
     Когда умер Чингисхан,  тело его было предано земле посреди бескрайней
степи.  Место,  где  покоился тот,  кто  подчинил своей воле  полмира,  не
отмечал ни единый кустик,  ни одно деревце. Но даже этого показалось мало:
чтобы  скрыть малейшие следы,  через  степь  прогнали гигантский табун  из
десяти тысяч голов. Могила Чингисхана не найдена до сих пор.
     В 410 году в Калабрии умер король вестготов Аларих. Тот самый Аларих,
который  в  год  своей смерти успел захватить и разграбить Рим.  С тех пор
прошли века.  Давно уже нет народа, называвшего себя готами. Но за полторы
тысячи  лет ни рука грабителя,  ни лопата археолога не коснулись могилы их
вождя. И это несмотря на то, что известно, сколь много золота, драгоценных
камней  и  прочих  ценностей,  награбленных  готами  по всей Европе,  было
сложено в могилу Алариха.
     Конечно,  готы  хорошо знали  об  охотниках за  кладами мертвых.  Вот
почему они постарались сделать недоступным место захоронения своего вождя.
Для   этого  они  перегородили  плотиной  течение  реки  и,   когда  русло
обнажилось,  вырыли глубокую могилу на дне.  Потом,  опустив в нее золотой
гроб и  все  сокровища,  они разрушили плотину,  и  река вернулась в  свое
русло.   Многометровый  слой   воды  и   быстрое  течение  стали  стражами
погребенных сокровищ. Не довольствуясь этим, в ту же ночь готы убили всех,
кто знал, в каком месте реки находится могила.
     В  453  году  умер  вождь  гуннов  Аттила,  прозванный  «бич  божий»,
наводивший ужас на всю Европу.  Его тело положили в золотой гроб,  золотой
гроб поместили в  серебряный,  а  серебряный —  в железный.  Железный гроб
вместе с  несметными сокровищами был  затем предан земле.  Для  того чтобы
место,  где похоронен их  вождь,  осталось неизвестным,  гунны также убили
всех, кто участвовал в похоронах.
     Разговор об  охоте  за  золотом будет весьма не  полон,  если  мы  не
расскажем  о  сокровищах  пиратов.   Пираты  и  их  клады  породили  целое
направление в приключенческой литературе. Впрочем, приключения, выпадавшие
на долю лиц,  существовавших в действительности,  порой превосходили любой
авантюрный сюжет.
     Это было время,  когда черный флаг господствовал на  огромных морских
просторах.  Это  было  время,  когда  тридцать — сорок  процентов  грузов,
отправляемых  морем,   не  доходило  до  порта  назначения.   Такова  была
неизбежная дань,  которую приходилось платить морю и пиратам. Только в XVI
веке в  руках пиратов осталось  100 тонн золота из  числа отправленного из
Америки в Испанию.
     Кроме разбоя, джентльмены удачи занимались закапыванием кладов.
     Один  из  самых  знаменитых кладов  —  легендарные сокровища капитана
Кидда.
     В  мае  1701 года  капитан  Кидд  и  девять  членов его  экипажа были
приговорены к смертной казни. Исчерпав все способы спасти себе жизнь, Кидд
обратился к тем, от кого зависела его судьба, со следующим предложением:
     — Я знаю,  где находится величайшее сокровище. Даруйте мне жизнь, и я
вам скажу, где оно.
     Но  предложение  это  он  сделал  в  слишком  открытой  форме,  чтобы
должностные лица  могли  решиться  принять  его,  не  рискуя  оказаться на
виселице рядом с капитаном пиратов.
     23 мая Кидд был повешен, так и не сказав никому своей тайны.
     Иначе поступил другой король пиратов —  Ла Бюз.  Когда его возвели на
эшафот, он швырнул в толпу листок, исписанный шифром.
     — Мои сокровища тому, кто прочтет!
     Удалось ли  кому-нибудь найти ключ?  Этого не  знает никто.  Известно
только,  что  эпизод этот,  происшедший  7 июля 1730 года,  породил  целую
лавину  экспедиций,  искавших  клад  Ла  Бюза.  Главным  районом  поисков,
продолжавшихся  около  двух  веков,   стал  Индийский  океан,  Сейшельские
острова.  Но  даже  если  кому-нибудь и  повезло,  маловероятно,  чтобы он
постарался оповестить об  этом  весь  мир.  Следует  принять  во  внимание
юридическую сторону вопроса:  спорность права  собственности на  найденное
золото и т. д.
     В  этом  отношении значительно проще было  человеку,  обнаружившему в
конце прошлого века клад на  одном из островов,  принадлежащих Соединенным
Штатам. Дело в том, что на территории США любой клад полностью принадлежит
тому,  кто его нашел.  В данном случае находка была весьма значительная: в
сундуках и  больших просмоленных ящиках лежало золото на  сумму  не  менее
десяти миллионов долларов.
     Есть мнение,  что  это сокровище из  числа кладов,  зарытых капитаном
Киддом.  Но  как  бы  ни  был  велик  найденный клад,  он  мог  быть  лишь
незначительной частью сокровищ, спрятанных Киддом.
     По  документам английского Адмиралтейства,  основная  часть  сокровищ
Кидда состояла из драгоценностей,  награбленных англичанами у  Аурангзеба,
правителя Могольской империи в Индии. Однако корабли, на которых сокровища
эти  были  отправлены из  Индии,  так  и  не  увидели  английских берегов.
Драгоценный груз их оказался в руках капитана Кидда и его людей.
     Некоторые из сподвижников Кидда попали позднее в  руки правосудия.  У
служителей Фемиды были средства заставить этих людей говорить. Согласно их
показаниям,  награбленные сокровища капитан  перевез на  некий  уединенный
остров  вблизи берегов Юго-Восточной Азии.  Когда  многочисленные кованные
сундуки были  надежно спрятаны,  Кидд  вместе  со  своим  лейтенантом убил
одного за  другим всех,  кто помогал ему в  этом.  Потом он,  опять-таки с
помощью лейтенанта,  распял трупы на  деревьях так,  чтобы их  правые руки
указывали направление,  где было спрятано сокровище.  Завершив эту работу,
Кидд решил,  что  настала очередь лейтенанта.  Кидд убил его  и  распял на
большом дереве у самого берега. Этот остров — знаменитый остров Скелетов —
стал   впоследствии  объектом  многолетних  поисков  нескольких  поколений
кладоискателей. Поиски эти продолжаются и в наше время.
     Известно, например, что этим занималась канадская шхуна «Ла Котента»,
в  1960 году такого рода экспедицию возглавил английский капитан Мамфорд и
т. д. Однако поиски клада велись вслепую, пока несколько лет назад некоему
английскому адвокату,  страстному антиквару, не посчастливилось приобрести
на аукционе кое-что из вещей,  принадлежавших якобы самому капитану Кидду.
Один из  сундуков оказался с  тщательно замаскированным двойным дном.  Там
была обнаружена рукописная морская карта XVIII века.  На ней был обозначен
легендарный остров Скелетов капитана Кидда.
     Так  волей  случая или,  точнее,  волей своего хобби солидный адвокат
превратился в  искателя сокровищ.  Настал  день,  когда  шхуна  «Ла Мореа»
водоизмещением сто  тонн покинула один из  английских портов,  взяв курс в
направлении, известном только ее капитану и еще самому владельцу карты.
     Увы,  и эта экспедиция потерпела фиаско. Через три дня шхуна попала в
бурю,  была  разбита в  щепки  вблизи побережья острова Уайт.  Неизвестно,
удалось ли спасти драгоценную карту,  но о новых попытках с тех пор ничего
не сообщалось.
     В отличие от острова Скелетов местоположение другого острова сокровищ
хорошо известно.  Речь идет об острове Кокос, расположенном в Тихом океане
и принадлежащем Коста-Рике.
     Первый клад,  по  преданию,  был  зарыт  здесь в 1685 году знаменитым
пиратом Генри Морганом. Именно этот клад пытались найти герои романа Джека
Лондона  «Сердца трех».  Позднее  «коллега»  Моргана Бенито Бонито спрятал
где-то в  прибрежных  скалах  сокровища  на  сумму  около  трех  миллионов
долларов.  Впрочем, сумма эта не кажется уж столь великой, если принять во
внимание, что всего на острове, по некоторым предположениям, зарыто кладов
на сотни миллионов долларов...
     Но  главным  кладом,   которому  остров  обязан  немеркнущей  славой,
являются знаменитые сокровища Лимы.
     Когда Симон Боливар, борец за независимость Южной Америки, подошел во
главе  своей  армии к  Лиме,  испанские колонизаторы,  высшее духовенство,
губернаторы и  генералы погрузили все имевшиеся у  них ценности на корабль
«Дорогая Мэри», который должен был доставить их в Испанию. Однако капитану
корабля  шотландцу  Томпсону  путь  к  берегам  Испании  показался слишком
долгим,  поэтому,  едва Лима скрылась за  горизонтом,  он выбросил за борт
испанских стражников,  захватил сокровища и,  подняв на мачте черный флаг,
направил корабль к  пустынному острову Кокос.  Когда  через несколько дней
испанцы бросились в  погоню и  все-таки захватили «Дорогую Мэри»,  там  не
оказалось уже ни единой жемчужины, ни одной золотой монеты.
     Рядовые матросы были повешены тут же без суда и  следствия,  капитану
Томпсону и  его помощнику была уготована иная участь,  которой не стали бы
завидовать  даже  повешенные.  Однако  в  ночь  перед  пыткой  капитану  и
помощнику удалось выломать решетку в  иллюминаторе и  вплавь  добраться до
берега.  Едва  оказавшись в  безопасности,  Томпсон,  действуя с  холодной
жестокостью,  убил своего помощника и  стал единственным хранителем тайны.
Много лет  спустя,  перебравшись в  Англию,  перед своей смертью он  якобы
передал своим детям карту острова, где было обозначено место клада.
     С тех пор появилось великое множество вариантов этой карты. Каждый из
них,  выполненный на  старинной  бумаге,  выцветшими  чернилами,  размытый
морской водой,  претендует на  уникальность,  на то,  что именно эта карта
начерчена некогда рукой самого Томпсона.  Поскольку этого нельзя доказать,
то  единственным аргументом в  пользу подлинности карты является ее  цена.
Чем дороже просят за  карту,  тем представляется более вероятным,  что она
настоящая.
     По  мере того как число «подлинных» карт Томпсона росло,  вероятность
находки клада  далеко не  увеличивалась.  Скорее,  наоборот.  Поиски клада
продолжаются и  сейчас.  Можно было бы привести длинный список лиц и  даже
организаций,  искавших и  продолжающих искать этот клад.  Не устоял в свое
время от соблазна найти сокровища, зарытые Томпсоном, и такой человек, как
Франклин Делано Рузвельт...  Впрочем,  в  1934 году в  Англии было создано
даже целое акционерное общество искателей сокровищ Лимы.
     Однако ошибаются те,  кто думает, будто для того, чтобы искать клады,
непременно  следует  отправляться за  многие  тысячи  миль  к  заброшенным
островам и  на  пустынные побережья.  В  каждой стране есть,  оказывается,
потерянные  или  забытые  сокровища,  достоверность  которых  иногда  даже
подтверждается исторически.
     Когда в  пещере у  побережья Мертвого моря были обнаружены знаменитые
ныне рукописи, ученые с удивлением прочли в них сообщения о многочисленных
кладах,  спрятанных  в  окрестностях.  Всего  в  рукописях  Мертвого  моря
говорилось  о   шестидесяти  таких   кладах.   Подробное  перечисление  их
содержимого позволило подсчитать общий  объем этих  сокровищ.  Получалось,
что на  окружающих холмах зарыто около двадцати тонн золотых и  серебряных
изделий.  Однако расшифровать древние рукописи оказалось легче,  чем найти
сами  сокровища.  Многочисленные государственные,  частные  и  религиозные
организации ищут их с тех пор. Вся сложность заключается в том, что за две
тысячи  лет,  прошедшие с  того  времени,  приметы,  на  которые ссылаются
рукописи,  перестали существовать. Реки переменили свои русла или исчезли,
озера  давно  высохли и  заросли кустарником,  на  месте леса  раскинулась
пустыня  и  т. д.  Вот  почему искатели кладов отложили пока  традиционные
заступы и вооружились чертежными досками, пытаясь восстановить внешний вид
местности, существовавшей две тысячи лет назад...
     Еще одно  известное  предание  о  сокровищах.  5 октября 1307 года по
приказу  французского  короля  Филиппа  Красивого   был   запрещен   Орден
тамплиеров,   членов   его  арестовали.  Чтобы  представить  себе,  какими
несметными богатствами владела эта организация,  достаточно вспомнить, что
Ордену  принадлежало  свыше девяти тысяч замков.  Предупрежденный заранее,
великий магистр  успел  спрятать  драгоценности,  которыми  владел  Орден.
Палачи  короля  тщетно  изощрялись  в  самых чудовищных пытках:  ни грамма
золота,  принадлежавшего Ордену,  так и не  попало  в  королевскую  казну.
Сокровища тамплиеров не найдены до сих пор.
     Столь же  безрезультатно вот  уже  более 450  лет продолжаются поиски
золота инков.  В 1532 году, когда испанцы захватили в плен верховного инку
Атахуальпу,  они потребовали от  его подданных фантастического по размерам
выкупа.  По  приказу Атахуальпы к  городу  Куско  со  всех  концов  страны
двинулись  индейцы  с  семьюдесятью тысячами  нош  золота.  Не  дождавшись
выкупа,  нетерпеливые испанцы убили Атахуальпу.  Золото,  которое все  еще
было в пути к резиденции Атахуальпы,  тотчас же исчезло. Бесследно пропали
семьдесят тысяч нош,  надежно спрятанных от  алчных конкистадоров.  В  том
числе и золотая цепь,  которую видело немало людей и поднять которую могли
якобы только двести человек. Индейцы один за другим умирали под пыткой, не
открывая тайну.
     До сих пор был найден только один клад инков,  и то случайно, когда в
1766 году на него наткнулся какой-то испанец.
     Да,  только  случай  открывал порой  сокровище,  к  которому не  вело
никаких иных  путей.  Сколько людей долгие годы  безуспешно искали золотые
клады,  спрятанные предводителем гуннов Аттилой! Но один из них неожиданно
нашла венгерская крестьянка,  всего несколько лет назад.  Пася гусей,  она
стала разгребать клюкой землю и сухие листья,  как вдруг из-под них что-то
блеснуло. Это было золото...
     Можно взять примеры и из более близкого исторического прошлого.  Один
из  приближенных Гитлера утверждал,  что  за  пять месяцев до  капитуляции
фашистской  Германии  фюрер  заявил  в   узком  кругу:   «Мы  окончательно
побеждены... Будущая война уничтожит Европу в течение одного дня. Если наш
народ   избежит  истребления,   именно  ему   предстоит  подхватить  факел
цивилизации и  воссоздать западную элиту.  Я  хочу  оставить сокровища для
возрождения будущего великого рейха».
     Неизвестно,  говорил ли это Гитлер,  до последней минуты продолжавший
надеяться на «секретное оружие» и  на внезапный перелом в  ходе войны.  Но
зато   достоверно   известно,   что   гитлеровцы   действительно   прятали
награбленные ими сокровища.  И не только в швейцарские банки...  Прятали в
горах,  в пещерах,  на дне озер,  зарывали в землю. Это породило множество
детективных историй...
     В   1946   году   бывший   лейтенант  вермахта  Франц   Готтлиб  имел
неосторожность рассказать некоему журналисту о  золоте,  зарытом в  районе
города Ленда.
     — Я утверждаю,  что оно находится там! Всего было тридцать ящиков, их
зарыли русские военнопленные. Но они уже не проговорятся!
     Разговорчивость лейтенанта оказалась пороком, за который ему пришлось
заплатить дорого,  возможно,  жизнью.  Через  несколько дней  после  этого
заявления он  бесследно исчез.  Так  же  бесследно исчезли  еще  несколько
человек, имевшие отношение, как выяснилось, к золоту рейха.
     Время от  времени в  западной печати появляются сообщения о  странных
убийствах в  районах,  где,  как  предполагается,  был зарыт клад Гитлера.
Убитыми оказываются люди, рискнувшие заняться его поисками.
     Таким же ореолом глубокой тайны и смерти по сей день окутано все, что
относится  к  золоту  главнокомандующего германскими войсками  в  Северной
Африке Роммеля. Шесть тяжелых ящиков, доставленных под усиленной охраной 8
мая  1943 года в  Бизерту  и  затем бесследно исчезнувших,  по  сообщениям
печати,  уже стоили жизни нескольким искателям сокровищ. Одни исчезали при
странных обстоятельствах, других находили убитыми.
     Можно  предполагать,  что  немало спрятанных,  а  часто и  потерянных
сокровищ  находится  и  на  территории  нашей  страны.  Каждое  нашествие,
восстание или  война  оставляли под  землей  многочисленные следы  в  виде
кладов.  Некоторым из  этих  находок посвящены статьи специальных изданий:
«Два  клада  сельджукских монет»;  «Находки римских  динариев в  Курской и
Воронежской областях»;  «Баратынский клад  византийских серебряных монет»;
«Клад серебряных куфических монет, найденных в совхозе Соболево» и т. д.
     Некоторые из  этих кладов имеют неоценимое научное значение.  Так,  в
одном из  курганов в  Казахстане было  найдено неразграбленное захоронение
«золотого человека».  Полностью сохранились его шлем и  одежда из  чистого
золота.  Это оказались очень красивые и изящные изделия. Но намного дороже
найденного золота были знания о далеких временах,  принесенные ими мировой
науке.
     Если  продолжить этот  список,  он,  несомненно,  намного превысил бы
размеры этой главы.  Но,  пожалуй,  более обширен другой список — перечень
кладов,  которые  так  и  не  были  обнаружены.  Это  и  легендарный  клад
разбойника Кудеяра,  спрятанный где-то на Волге,  и клад Степана Разина, и
лодка с серебром,  зарытая Пугачевым в Пензенской области на реке Мокше. А
клад Наполеона — целые подводы золотых и серебряных вещей, якобы брошенных
в озеро во время отступления «великой» армии!
     Другие клады были зарыты при более сложных обстоятельствах.
     В  годы  первой  мировой  войны  казачий  полковник Икатуров отнял  у
турецких  войск   бесценное  церковное  имущество,   награбленное  ими   в
христианских монастырях и храмах:  золотые оклады икон, монеты, бриллианты
(от 70  до  80 каратов!)  и  т. д.  Но военное счастье переменчиво.  Через
несколько дней отряд Икатурова сам  оказался окруженным турецкими войсками
в горах и почти весь погиб.  Чтобы спасенные сокровища не достались врагу,
полковник в двух больших тюках зарыл его на склоне горы.
     Клад Икатурова пытались искать не раз.  В  1933 году в тот район была
направлена специальная английская экспедиция.  Повторно  экспедиция должна
была состояться в 1939 году, но началась вторая мировая война.
     Так  же  безвозвратно потерянной оказалась и  золотая  казна  русской
армии, зарытая в годы первой мировой войны где-то в районе Каунаса.
     В поисках сокровищ,  в поисках кладов,  безусловно,  есть свой азарт.
Недаром  многие  произведения приключенческой литературы посвящены  этому.
Вспомним  «Остров сокровищ»  Р. Л. Стивенсона,  «Копи  царя  Соломона»  Р.
Хаггарда.  Те,  кто  решился вступить в  эту  опасную игру,  шли на  любые
трудности, на риск, иногда даже на смерть.
     Во имя чего?  Может,  ради того, чтобы спасти чью-то жизнь? Совершить
великое  открытие?  Принести людям  радость,  излечить больных,  накормить
голодных?
     Нет.  К  сожалению,  нет.  Помыслы и  надежды,  которые владели этими
людьми,  меньше всего можно назвать бескорыстными. Они стремились к одному
— к   богатству.   Вместо  того   чтобы   скупать  акции   или   торговать
недвижимостью,  как  делали другие,  они  искали кратчайших путей и  самых
быстрых способов к обогащению.
     Почему же  тогда,  несмотря ни  на что,  люди эти все-таки симпатичны
нам?  Дело в  том,  что обычно образ их приходит к  нам,  будучи преломлен
сквозь  призму  художественной литературы.  Искатели  кладов,  охотники за
сокровищами  были  людьми  не  только  мужественными и  целеустремленными,
настойчивыми  и  смелыми,  но  и  алчными,  жестокими,  нередко  лишенными
принципов.  Такой образ во  всей его  полноте не  мог вызвать читательских
симпатий.  Поэтому  на  страницах  книг  он  претерпевает облагораживающее
воздействие писательского пера  —  отрицательные черты  затушевываются или
исчезают,  положительные черты выступают на  первый план.  Так  появляется
чисто литературный охотник за кладами,  а  вместе с  ним миф о  подвигах и
благородных приключениях кладоискателей.

     Возникнув в  III веке нашей эры  в  Египте,  алхимия получила широкое
распространение значительно позднее.  Главной целью алхимии было получение
философского камня.  Считалось,  что  если к  серебру или  ртути подмешать
немного философского камня,  а  потом смесь эту  как следует нагреть,  она
превратится в  чистое золото.  В  это верили такие выдающиеся ученые,  как
Авиценна, Фрэнсис Бэкон, Лейбниц, Спиноза.
     Владыки  светские  и  владыки  духовные  тайно  состязались  в  своем
стремлении  приобщиться к  умению  искусственного изготовления золота.  Р.
Бэкон,  находившийся в двадцатилетнем одиночном заключении,  по требованию
папы пишет для него, лично для него, трактат о философском камне. Подобные
же   сочинения  для  папы  Бенедикта  XI  составляет  алхимик  Арнольд  де
Вилланова.   А  папа  Иоанн  XXII,  также  интересовавшийся  искусственным
изготовлением золота, сам пишет труды, посвященные этому предмету.
     Уверенность в  том,  что  искусственное получение  золота  реально  и
вполне достижимо,  была столь велика, что английский король Генрих VI, при
дворе которого многие алхимики бились над этой задачей,  обратился даже со
специальным  посланием  к  подданным.  В  послании  он  заверял  их  своим
королевским словом,  что  близок  день,  когда  в  его  лабораториях будет
получен  философский камень,  и  тогда  он  выкупит  все  закладные  своих
подданных и выплатит все их долги чистым золотом.
     Один из авторов XVII века писал: «...Почти все люди, как низкого, так
и  высокого состояния,  желают учиться науке химии только для того,  чтобы
чрезвычайно обогатиться. Вот почему знатные господа и вельможи употребляют
свои достатки, побуждаемые алчным желанием к снисканию еще больших. Они не
гнушаются разгребать уголья,  так  что иной знатный и  богатый вельможа на
кузнеца  походит.  А  из  своих  деревень они  настолько успешно  добывают
квинтэссенцию,  что вскоре разоряются и  впадают в  меланхолию...  Другие,
низшего  состояния  люди,  оставляют свое  ремесло  и  пытаются  сделаться
химиками, но, ничего не достигнув, просят милостыню».
     Трудно представить себе,  чтобы  подобное увлечение в  такой  степени
могло охватить множество людей,  если бы  не  было каких-то  подтверждений
этой веры.
     Известный голландский ученый Ян Баптист ван Гельмонт (1579 — 1644)  в
одном  из  своих сочинений писал о  философском камне,  который ему  якобы
несколько раз случалось держать в  руках.  По его словам,  это был порошок
цвета шафрана.  «Однажды мне  была дана 1/4 грана  (граном я называю 1/600
часть унции).  Я  соединил эти четверть грана,  завернутые в  бумагу,  с 8
унциями ртути,  нагретой в реторте.  И сразу же вся ртуть с шумом застыла,
перестав кипеть.  После того как все остыло,  осталось  8 унций и  немного
меньше 11 граммов чистого золота».
     В  другом  своем  сочинении  Гельмонт  описывает,  как  несколько раз
превращал  подобным  же   образом  ртуть  в   золото  при   помощи  крупиц
философского камня.  «Я делал эти превращения собственной рукой при помощи
одного грамма порошка на  1000  граммов горячей ртути,  и  опыт  увенчался
успехом на огне,  как и  описывалось это в  книге,  к величайшему восторгу
всех, кто стоял вокруг меня...»
     Гельмонт признается,  что  состав философского камня  так  и  остался
неизвестен ему. Оба раза он получал его из рук человека, которого не знал.
     Эпизод этот перекликается с историей, которую рассказывают об Иоганне
Фредерике  Гельвеции,  не  менее  известном  враче  и  ученом  XVII  века.
Гельвеций утверждал,  что  в  1666  году  его  посетил  некий  незнакомец,
обнаруживший высокие познания. Уходя, он оставил несколько крупиц порошка,
служащего для  превращения металлов.  На  следующий день Гельвеций ожидал,
как было условлено,  прихода незнакомца,  но тот так и не появился.  Тогда
Гельвеций,  решив,  что  это  был  какой-то  проходимец и  лжец,  и  желая
удостовериться в этом,  растопил,  как было сказано ему, 6 драхм олова и в
присутствии сына  и  жены  высыпал туда полученный порошок.  «Когда состав
остыл, — писал сам Гельвеций, — он сиял, как золото. Мы немедленно отнесли
его к ювелиру,  который сразу сказал,  что это самое чистое золото из всех
проб, когда-либо попадавшихся ему, и тут же предложил заплатить за него по
50 флоринов за унцию».
     Когда  об  этом  случае стало известно Баруху Спинозе,  философ лично
разыскал ювелира, купившего это золото, который подтвердил рассказ. «После
этого,  —  писал  Спиноза в  одном  из  писем,  —  я  отправился к  самому
Гельвецию,  который показал мне и  самое золото и плавильник,  изнутри еще
покрытый золотом».
     Известный алхимик  Александр Ситоний,  умирая  после  пыток,  передал
своему  ученику,  поляку  Сендзивому,  некоторое  количество  философского
камня.  Правда,  при этом он также не открыл секрета его изготовления. При
помощи  нескольких  крупиц  этого   камня  Сендзивый  совершил  якобы  ряд
превращений  при  дворе  Сигизмунда  III  в  Кракове.  Во  всяком  случае,
некоторые из современников утверждали,  будто бы это было сделано.  Вскоре
Сендзивый был приглашен в  Прагу,  где передал немного оставшегося состава
императору Рудольфу II. Посредством этого состава император лично совершил
превращение ртути в  золото.  Однако,  когда весь  имевшийся у  него запас
порошка вышел,  августейший ученик алхимика не мог уже ничего сделать и не
совершил ни одного превращения.
     Столетием  позже,   в  1705  году,   алхимик  Пейкюль  в  присутствии
известного  ученого-химика  Гирна  и  многих  свидетелей  якобы  совершает
превращение  неблагородных металлов  в  золото.  В  память  о  событии  из
полученного золота была выбита медаль.
     А  впервые такая  медаль была  выбита  в  1648 году,  когда император
Фердинанд III при помощи порошка,  полученного им от алхимика Рихтгаузена,
как утверждали,  собственноручно получил из ртути золото. На одной стороне
медали   поместили  изображение  Меркурия   как   символа   совершившегося
превращения.
     Еще в  1797 году медаль эту можно было видеть в венском казначействе,
где она хранилась.
     Арнольд де Вилланова,  о  котором мы уже упоминали,  «искусный врач и
мудрый алхимик», по свидетельству современников, также изготовлял золото и
раздавал его бедным.
     С  тайной  искусственного получения золота связана и  загадка Николая
Фламеля,  парижского переписчика книг.  Звучит эта история так. В каком-то
из  забытых  собраний рукописей Фламелю  попался  как-то  древний фолиант.
Долгие годы  он  пытался разобраться в  нем,  но  многие знаки  и  символы
оставались  ему   непонятными.   Он   советовался  со   знающими   людьми,
предусмотрительно показывал им  не  всю  книгу,  а  лишь отдельные фразы и
знаки,  которые он выписывал на листке. Эти упорные, но безуспешные поиски
продолжались  двадцать  один  год,  пока  его  жена  не  посоветовала  ему
поговорить с  каким-нибудь ученым раввином.  Однако это оказалось нелегким
делом.  Задолго до  Фламеля волею короля Филиппа II Августа все евреи были
изгнаны из Франции.
     Фламелю пришлось ехать в  Испанию,  где он провел два года в  поисках
нужного  человека.  Наконец ему  удалось найти  одного  ученого —  знатока
древнеиудейской символики и  мистики.  Едва  услышав об  этой  книге,  тот
оставил  все  и  вместе  с  Фламелем  отправился  в  дальний  путь.  «Наше
путешествие,   —  писал  позднее  сам  Фламель,  —  было  благополучным  и
счастливым.  Он открыл мне истинный смысл большей части символов и знаков,
в  которых даже точки и черточки имели величайший тайный смысл...» Однако,
не доезжая до Парижа, в Орлеане ученый раввин заболел и вскоре умер, так и
не коснувшись древней книги.
     Призвав на  помощь все,  что  удалось ему узнать,  Фламель вернулся к
своим  занятиям  и   опытам,   которые  17  января  1382  года  увенчались
торжеством.  В  этот  день  ему  якобы удалось впервые получить серебро из
ртути.  А  через  несколько месяцев Фламель таким же  путем будто бы  смог
изготовить первые образцы чистого золота.
     Как бы то ни было, но известно, что вскоре после этой даты безвестный
переписчик книг становится одним из самых богатых людей Франции. Этот факт
никто не пытался опровергнуть. Неподалеку от своего дома он строит ставшую
знаменитой церковь,  а затем еще семь по всей стране.  На свои средства он
построил и содержал приюты для бедных и четырнадцать больниц.
     Огромные суммы жертвовал Фламель в пользу бедняков и богаделен. Еще в
XVIII веке казначейство раздавало на  парижских улицах милостыню из  сумм,
которые были завещаны Фламелем.
     Естественно,  что  этот поток золота,  изливавшийся из  рук человека,
только  вчера  бывшего  бедняком,   озадачил  власти.   Карл  VI   повелел
королевскому  сборщику   податей   Крамуази   тщательно  расследовать  все
обстоятельства,    связанные   с   этим   внезапным   богатством.    Какие
доказательства представил  Н. Фламель,  осталось неизвестно,  однако после
этого власти уже ни разу не беспокоили его никакими расследованиями.
     Умер Фламель в 1419 году.  Несколько веков спустя,  в 1816 году, дом,
где  он  жил  когда-то,  был  куплен одним  из  искателей сокровищ.  Новый
владелец обыскал буквально каждый сантиметр стен,  пола, потолка в поисках
золота,  которое мог спрятать Фламель.  Однако Фламель,  очевидно, не счел
нужным делать это.  Для  кого  стал бы  он  прятать золото?  Наследников у
Фламеля не было, и, умирая, все свое состояние он завещал бедным.
     Хроники рассказывают об известном алхимике Раймонде Люлле, приятеле и
сподвижнике Арнольда де Виллановы. Во время пребывания в Англии по просьбе
Эдуарда III он якобы изготовил тысячу фунтов золота для крестового похода.
Другой  алхимик,  Джордж Рипл  (XV в.),  личный друг папы Иннокентия VIII,
одного из  самых  ученых  людей своего времени,  в  1460 году  пожертвовал
Мальтийскому ордену  несколько тысяч  фунтов  стерлингов золотом.  По  тем
временам сумма эта была астрономическая.  Появление ее у простого алхимика
было не менее фантастично, чем изготовление золота в тигле.
     Правители, для которых золото являлось средством упрочения их власти,
не были равнодушны ни к алхимикам,  ни к их тайным занятиям.  Исторические
хроники утверждают,  будто английский король Генрих VI и  французский Карл
VII  именно  с  помощью  алхимиков  спасли  пошатнувшееся было  финансовое
положение своих стран.
     Слухи  об  изготовлении алхимиками золота приносили им  популярность,
которой, впрочем, не было причин радоваться. По всей Европе, да и по всему
Востоку,  за  алхимиками началась  настоящая охота.  Так  охотились бы  за
курами,  которые бы несли золотые яйца. Щедрыми наградами или силой каждый
правитель   старался   заполучить   себе   человека,   владеющего   тайной
изготовления  золота.   В  этом  отношении  характерна  судьба  одного  из
алхимиков XVI века Александра Ситония.
     Интересное свидетельство о личном знакомстве с ним мы находим в книге
известного  ученого  того  времени  профессора  Вольфганга  Дейнхейма.  Он
познакомился с  Ситонием случайно по дороге из Рима в  Германию.  «Это был
человек  исключительно  одухотворенной внешности,  высокий,  худощавый,  с
румянцем на лице. Он носил бородку на французский манер, одет был в платье
из  черного сатина,  и  его сопровождал только один слуга,  которого легко
можно было заметить по рыжему цвету волос и бороды».
     Дорога в  то время занимала много дней и  недель,  и  два ученых были
рады обществу друг друга.  Профессор,  не зная,  кто перед ним, всю дорогу
ругал алхимиков и алхимию,  которую считал лженаукой. Ситоний уклонялся от
спора, когда же они прибыли в Базель, сказал:
     — Я думаю,  что лучше всех слов,  которые я мог  бы  противопоставить
вам,  будет факт. Поэтому не откажитесь присутствовать при опытах, которые
я проведу специально для вас.
     Самым замечательным в  последовавших опытах было  то,  что  Александр
Ситоний, дабы устранить всякое основание для скепсиса, не притрагивался ни
к  чему и  даже не  подходил к  ретортам.  Стоя на  расстоянии,  он  давал
различные указания своему скептически настроенному спутнику и его не менее
скептическому помощнику, а те их старательно выполняли.
     Не  веря  своим  глазам,  присутствующие увидели наконец,  что  после
сложных  манипуляций  реторта,   с  которой  проводился  опыт,  более  чем
наполовину оказалась наполненной золотом.  Приводя этот эпизод, участником
которого был он  сам,  профессор Дейнхейм писал в  своей книге,  что готов
подтвердить достоверность свершившегося самой страшной клятвой.
     Правда,  в  те  времена существовало поверье,  будто золото алхимиков
редко приносит счастье.  То, что это так, как нельзя лучше видно на судьбе
самого Ситония.
     Будучи в Страсбурге,  он с разрешения известного ювелира Густенховера
какое-то время работал в  его мастерской,  выполнявшей функции своего рода
лаборатории.  В  благодарность Ситоний якобы дал  ему немного философского
камня,  при помощи которого тот в  присутствии самых видных представителей
города совершил несколько превращений.
     Весть об этом разнеслась быстро,  и  вскоре в  Страсбург торжественно
прибыла делегация от чешского императора Рудольфа II.  Император приглашал
ювелира повторить этот опыт при  его дворе.  Густенховер прибыл в  Прагу и
там  у  всех  на  глазах  совершил  несколько превращений еще  раз,  якобы
израсходовав при этом весь запас бывшего у него философского камня.
     Как нетрудно догадаться, монаршие милости, которыми Рудольф II осыпал
было  ювелира,  сменились гневом,  едва тот  стал уверять,  что  не  знает
рецепта подаренного ему  состава.  Чувствуя приближение беды,  Густенховер
попытался бежать из дворца,  но стража,  расставленная повсюду,  имела уже
приказание не выпускать его.  Все оставшиеся годы жизни Густенховер провел
в подземелье,  прикованный цепью к стене.  Он мог обрести свободу,  только
выдав тайну. Тайну, которой не знал.
     Казалось бы, этот случай должен был послужить предостережением самому
Ситонию.  Но тот продолжал свои занятия и эксперименты как  ни  в  чем  не
бывало.  Он посетил Дрезден,  побывал в Гамбурге,  Мюнхене. И повсюду, как
тень,  следовали за ним какие-то люди, которые таились, прятались, а когда
он уезжал, старательно собирали осколки разбитых колб, обрывки его бумаг и
т. д.  Один  из друзей стал призывать его к осторожности,  однако  Ситоний
горько усмехнулся:
     — Если мне  суждено будет попасть в  руки какого-нибудь правителя,  я
скорее тысячу раз приму смерть, чем открою тайну.
     И он сдержал свое слово.
     Как-то  Ситоний имел неосторожность прибыть по  приглашению курфюрста
Саксонии Христиана II  в  его владения.  Дальше все происходило по ставшей
привычной схеме:  сначала внимание и  величайшие почести,  потом  тюрьма и
пытка.  Ситоний умер в  1604 году в  застенке.  Тайна его исчезла из жизни
вместе с ним.
     Случалось,  однако,  что  репутация  людей,  умеющих  делать  золото,
которая  нередко  приводила  алхимиков  за  решетку,  оказывалась  ключом,
открывавшим им дверь из темницы.
     Во второй половине XVI века два путешествующих алхимика —  Э. Келли и
Ди  —  были  схвачены по  приказу императора Максимилиана II  и  брошены в
тюрьму,  где им надлежало находиться,  пока они не откроют тайны получения
философского камня.  Максимилиан не учел,  правда,  того, что стремление к
обогащению свойственно не только императорам.  Тюремщики, узнав, кто такие
их  молчаливые узники,  выпустили их на свободу,  прельщенные надеждами на
золото из реторты.
     Но этот случай не научил алхимиков ни осторожности,  ни благоразумию.
Вскоре  после  приключения,   описанного  выше,   склонившись  на  лестные
приглашения  Рудольфа  II,   Келли  прибыл  в  Прагу  и  согласился  стать
придворным алхимиком императора.  В  первые же дни ему был пожалован титул
маршала Богемии вместе с  приличествующими этому званию мундиром и знаками
отличия.
     Это было тем самым хорошим началом,  которое предвещает обычно плохой
конец. Келли отказался открыть императору секрет философского камня и, как
следовало  ожидать,   был   заключен   в   тюрьму.   Зная   участь   своих
предшественников,  Келли понимал,  что его ждет. Он стал действовать через
друзей,  оставшихся на свободе.  Благодаря их стараниям в  судьбе алхимика
неожиданное участие приняла английская королева Елизавета. Дело в том, что
Келли  был  англичанином и  подданным ее  величества.  На  основании этого
королева потребовала от  чешского императора его освобождения,  и  алхимик
сделался объектом переписки двух монархов.
     Оказалось,  однако,  что ничто не  могло принести ему большего вреда,
чем  заступничество королевы.  Чем  больше настаивала она на  освобождении
алхимика,  тем  более убеждался Рудольф,  что  это неспроста и  что узник,
которого он заполучил, многого стоит. Император приказал перевести Келли в
башню и удвоить караулы.  Впрочем,  не было, очевидно, таких башен и таких
замков,  которые нельзя было  бы  открыть золотом.  И  снова  главную роль
сыграло даже не само золото,  а лишь его отблеск в будущем, в том будущем,
когда  Келли окажется,  наконец,  на  свободе и  сможет щедро вознаградить
своих избавителей.
     Но  на этот раз Келли не повезло.  Не повезло последний раз в  жизни.
Темной,  безлунной ночью,  спускаясь по  веревочной лестнице из окна своей
башни, он сорвался вниз и разбился насмерть.
     Занятия алхимией были сопряжены с величайшим риском, и жизнь алхимика
походила обычно на авантюрный роман.  Роман,  увы, не всегда со счастливым
концом. Многим из искавших золото на темных путях тайных наук не удавалось
избежать  печальной участи.  Для  этого  нужно  было  обладать  не  только
значительной долей мужества и  хитрости,  но и везением.  Стоит привести в
этой связи исполненный железной логики ответ одного алхимика Леопольду II:
«Если я  в самом деле умею делать золото,  то не нуждаюсь в императоре.  А
если я не умею делать золото, то он не нуждается во мне».
     Вот  почему  величайшую предусмотрительность проявил Моренн —  ученик
известного философа александрийской школы Адфара.  Утверждают,  будто ему,
будучи при  дворе султана Калида в  Каире,  удалось убедить султана и  его
приближенных в  том,  что он  обладает тайной превращения металлов.  Более
того,  в  их  присутствии он  якобы совершил несколько превращений простых
металлов в золото.  Но,  умудренный печальным опытом других алхимиков,  не
дожидаясь монарших милостей,  Моренн тут  же  поспешил бежать из  дворца и
скрыться. Многолетние попытки султана найти его, огромная награда, которая
была обещана Моренну,  ничего не дали. Ученый не польстился на приманку, и
ловушка осталась пуста.
     Иначе сложилась судьба известного ученого Востока ар-Рази,  жившего в
Х веке.
     Ар-Рази  много путешествовал и  обрел большую известность как  врач и
человек,  занимающийся алхимией.  Он  же написал трактат о  преобразовании
металлов,  который имел несчастье посвятить своему другу Альмансуру, эмиру
хоросанскому.
     Эмир окружил ученого уважением и  почетом,  гордясь,  что  знаменитый
ар-Рази  украсил  своим  блистательным присутствием  его  двор.  Все  было
прекрасно до  того дня,  когда распаляемый любопытством эмир пожелал лично
наблюдать превращение металлов в  золото.  Для  этой цели волей эмира была
воздвигнута специальная лаборатория со  всеми  необходимыми инструментами,
оборудованием и, самое главное, с особым помостом для высоких посетителей.
     В  назначенный  день  и  час  эмир  в  сопровождении  приближенных  и
сановников  явился  к  ученому.  Лица  у  посетителей были  непроницаемы и
надменны.  Они  заняли места на  коврах перед большим очагом,  на  котором
быстрые и  безмолвные помощники ар-Рази расставляли уже  какие-то  тигли и
реторты.
     Жестом фокусника ар-Рази показал присутствующим пустой сосуд, который
тут же  у  всех на  глазах наполнил ртутью.  Сосуд поставили на  медленное
пламя и  начали попеременно добавлять в него то серу,  то цинк,  то олово,
несколько раз  его  снимали с  огня  и  охлаждали,  затем снова ставили на
огонь.  Это продолжалось довольно долго.  На лицах царедворцев по-прежнему
не было ни интереса,  ни досады, ни разочарования. Единственным человеком,
который  мог  бы  позволить себе  выражать эмоции,  был  сам  эмир.  А  он
настолько был поглощен опытом, что, казалось, забыл о времени.
     Но  вот наступил наконец момент,  когда тяжело и  глухо клокотавшая в
закрытом сосуде  ртуть  должна  была  превратиться в  чистое  золото.  Так
гласила древняя рукопись,  которой пользовался ученый.  Прежде чем открыть
сосуд,  ар-Рази еще раз мысленно проверил себя, все ли он сделал, в той ли
последовательности. Да, все было правильно.
     Он поднял крышку. В сосуде плескалась ртуть.
     Эмир  гневно  поднялся.  Напрасно  ученый  умолял  его  остаться,  он
повторит  опыт,   произошла  какая-то  ошибка...  Эмир  не  слушал  его  и
направился к  дверям.  Это послужило сигналом.  Абу-Бекр,  начальник охоты
эмира,  ударил  старика первым.  Через  секунду цветные,  расшитые золотом
халаты сбились в  одну кучу.  Каждый хотел хотя бы  раз  ударить или пнуть
ногой вчерашнего любимца эмира.  Этот день перечеркнул всю  жизнь и  труды
ученого.  Выгнанный из  дворца,  ослепший от побоев,  он кончил свои дни в
нищете и забвении.
     Но ар-Рази был не просто одним из многих мечтателей,  тщетно искавших
золото на  дне реторт и  пробирок.  Его имя дошло до нас как имя одного из
крупнейших ученых своего времени. Сейчас, тысячу лет спустя, написанная им
«Книга тайны тайн» переведена на русский язык и издана Академией наук.
     О  каких же  тайнах рассказывает она?  Увы,  она говорит о  том,  что
сегодня  можно  прочесть  в  любом  школьном  учебнике химии:  о  способах
получения поташа,  перегонки медного купороса и т. д.  Тем не менее в свое
время эти  знания составляли секрет,  и  название сочинения ар-Рази «Книга
тайны тайн» далеко не случайно.
     Скрывая  свои  знания  от  непосвященных,   ученые  прошлого  нередко
облекали их в  форму условных фраз.  Много ли можно,  например,  понять из
следующей фразы,  взятой из книги уже знакомого нам Фламеля:  «Знайте все,
путешествующие на  Востоке,  что  если  Марс в  блестящем своем вооружении
бросится в объятия Венеры, растаявшей от слез, то он вскоре покраснеет»?
     Но эта кажущаяся бессмыслица обретает значение,  если раскрыть тайный
алхимический смысл  некоторых символов.  Знаком солнца алхимики обозначали
золото.  Солнце  встает  на  Востоке,  поэтому  фраза  «путешествующие  на
Востоке»  означает «ищущий  золото».  Символом планеты  Марс  обозначалось
железо,  Венеры — медь; слезы — жидкий раствор. Следовательно, приведенный
отрывок расшифровывался так:  «Знайте,  алхимики,  если отполировать кусок
железа  и  окунуть  его  в  раствор  меди  (медного купороса),  то  железо
приобретает красный цвет».
     Ученые скрывали свои  знания еще  и  потому,  что  всеобщее увлечение
алхимией породило великую  армию  обманщиков.  Впрочем,  это  закономерно:
каждая  большая идея  имеет  не  только своих  мучеников и  героев,  но  и
неизбежных прихлебателей и  шарлатанов.  Вот почему,  когда одни проводили
жизнь  у  реторт и  печей,  ставили сотни экспериментов,  другие не  менее
настойчиво искали окольных путей к успеху.
     Для обмана существовало много способов.  Например, чтобы «превратить»
свинец в  золото,  брали золотой слиток,  предварительно покрытый свинцом.
При   нагревании  свинец  расплавлялся,   и   перед   изумленными  взорами
представало золото.  Иногда  устраивали  тигли  с  двойным  дном.  Прятали
кусочки золота в деревянные палочки,  которыми время от времени помешивали
расплавленный свинец  или  ртуть.  Золото,  появившееся  в  сосудах,  было
доказательством того, что превращение металлов произошло...
     В  прошлом веке  в  Москве  объявился некий  врач,  проживавший,  как
говорили тогда,  «в глуши,  в  Сокольниках».  Он привлекал к  себе богатых
москвичей  тем,  что  под  величайшим секретом  сообщал  им,  будто  нашел
средство  делать  золото,   и   получал  от   них  значительные  суммы  на
алхимические опыты.  Когда же в  конце концов опыты эти,  как и  следовало
ожидать, не увенчались успехом, он объяснил это следующим образом:
     — Нам недостает только одного растения, которого не найдешь в России.
     — А какое это растение?
     — Баранец.
     — Что это за баранец?
     — Дерево,  которое пищит,  как ребенок, когда на заре вытаскивают его
корни.
     — А где можно его найти?
     — В Азии, на горах.
     Было  решено  организовать экспедицию  «в  Азию,  на  горы».  На  это
легковерными москвичами было  ассигновано десять тысяч  рублей.  Только то
обстоятельство,  что за  свои опыты доктор был сослан в  Сибирь,  помешало
состояться экспедиции за растением, «которое пищит».
     Некоторые из  подобных искателей золота искренне полагали,  что жабы,
змеи и ящерицы питаются философским камнем, который они якобы усваивают из
росы,  дождевой воды  и  воздуха.  Для  того чтобы добыть из  них  искомый
камень,  несчастных тварей сажали на  строгую диету,  состоявшую из  росы,
дождевой воды  и  воздуха,  а  потом перегоняли на  огне.  Нетрудно понять
горестное  разочарование  одного  из   представителей  этого  направления,
который в поисках философского камня проделал,  по его словам,  следующее:
«Я собрал жидкости,  вытекающие из носа,  мочи и плевков, каждой по фунту,
смешал все вместе и сложил в реторту,  чтобы извлечь из них квинтэссенцию.
Я сделал из нее твердое вещество,  которое применил к превращению металла.
Но не достиг ничего!»
     Алхимика,  подвизавшегося при  дворе и  уличенного в  обмане,  обычно
вешали,  как  фальшивомонетчика,  на  позолоченной виселице и  в  одеждах,
усыпанных блестками.
     Если же он не был уличен в  обмане,  считалось,  что он действительно
обладает тайной философского камня, и тогда его ожидал застенок.
     Это  был замкнутый круг,  и  попавшие в  него,  имевшие смелость (или
безумие) избрать опасное ремесло алхимика,  могли  сойти с  круга,  только
пройдя эшафот или камеру пыток.
     Не всякое заблуждение знало столько людей,  отдавших за  него  жизнь,
сколько  алхимия.  В  1483 году  Луис фон Неус умер в тюрьме в Гамбурге за
отказ открыть тайну философского камня.  В 1575 году герцог Люксембургский
в  железной клетке сжег заживо женщину-алхимика Марию Зиглерин за то,  что
та не сообщила  ему  состава  философского  камня.  В  1590  году  алхимик
Брагадино   был  повешен  в  Мюнхене,  в  1597  году  Георг  Гонауэр  —  в
Вюртемберге, Кронеманн — в Пруссии, Келттенберг — в Польше и т. д.
     Уже Юлий Цезарь приказал сжечь все алхимические тексты на  территории
Римской  империи.  Занятие  алхимией было  предано  проклятию католической
церковью.   Алхимия  официально  была  запрещена  в  Англии,  Франции,  на
территории Венеции. Французского химика Жана Барилло казнили только за то,
что он изучал химические свойства элементов и имел лабораторию.
     Но,  несмотря на все запреты,  казни и неудачи,  эта тайная и опасная
игра не прекращалась.
     Еще  в  прошлом веке  во  Французскую академию наук поступали разного
рода проекты по искусственному превращению металлов в золото. Этой задачей
продолжали  заниматься,   причем  не   только  во  Франции  и   не  только
беспочвенные  мечтатели  и   фантазеры.   Великий   Эдисон   и   известный
изобретатель Никола Тесла, уединившись в лаборатории, многие дни проводили
какие-то  тайные опыты.  Ни  один из сотрудников не знал,  чем они заняты.
Чтобы уберечься от досужего любопытства, ученые тщательно зашторивали окна
лаборатории,  а  когда уходили,  Эдисон сам  внимательно проверял замки на
дверях.  Увы,  величайший соблазн не обошел и их:  Эдисон и Тесла пытались
достичь  того,  что  тщетно  пытались  сделать  до  них  многие  поколения
алхимиков,   —   превращения  других  металлов  в   золото.   При   помощи
рентгеновской  установки  с   золотыми  электродами  они  облучали  тонкие
пластинки серебра.  А в то время,  когда, отложив все другие дела и опыты,
они  предавались этим  экспериментам,  в  Балтиморе  профессор  Ира-Рамсен
сооружал аппарат для «молекулярных превращений одних металлов в другие»...
     И  вот  пришел день,  когда  всем  ожиданиям суждено было,  казалось,
сбыться.  В  1896 году  известному  американскому химику  Кэри Ли  удалось
изготовить из серебра желтый металл,  по внешнему виду весьма напоминавший
золото.  Хотя химические свойства его оставались теми же,  что у  серебра,
как говорил сам Ли, не все может быть достигнуто сразу.
     Действительно,  уже  через  год  на  первых  своих  страницах  газеты
сообщили, что искусственное золото наконец получено. Имя человека, который
якобы   сделал  это,   пользовалось  доброй  репутацией  среди   ученых  и
изобретателей:  Стефен Эмменс  —  химик,  автор  многих  серьезных научных
публикаций и ряда открытий.  Одно из его изобретений — взрывчатое вещество
эмменсит  —  с  интересом изучало  военное  министерство.  Эмменс  был  не
случайным человеком в науке,  его слова имели вес. Поэтому его заявление о
том, что им открыт способ превращения серебра в некий металл, названный им
аргентаурум,  практически неотличимый от золота, вызвало большой резонанс.
Три   слитка  этого  металла  после  скрупулезной  проверки  испытательной
лабораторией Соединенных Штатов были затем куплены по цене золота.
     В ответ на требование газет открыть секрет изготовления золота Эмменс
заявил,  что такой акт подорвал бы золотой баланс и для многих превратился
бы в катастрофу.  Однако он согласился выступить с публичной демонстрацией
своих опытов на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. Но, как известно,
он  так и  не  появился там.  Эмменс внезапно исчез.  История эта не имела
никакого продолжения.  Нашлись ли люди, которым инициатива доктора Эмменса
показалась  слишком  опасной,  и  решили  ли  они  откровенно убрать  его,
попытались ли  они  перед этим  вырвать у  него его  тайну —  всего этого,
вероятно, мы не узнаем никогда.
     Точно так же  мы  едва ли когда-нибудь узнаем,  какая участь постигла
эксперименты немецкого профессора Адольфа Миетхе,  сделавшего в  1924 году
заявление для  прессы о  том,  что  он  нашел  способ превращения ртути  в
золото.  Пользуясь  своим  методом,  профессор якобы  неоднократно получал
чистое золото в своей лаборатории.  Следует добавить,  что вскоре подобное
же  известие пришло от японского профессора Нагаоки (Институт физических и
химических проблем, Токио).
     Казалось бы,  чем значительнее развитие науки,  тем яснее должна была
бы становиться вся мера заблуждений прошлого.  Чем же объяснить тогда этот
ренессанс алхимии? Почему в перечне тех, кто решил ступить на сомнительную
тропу охотников за золотом, мы видим имена даже великих ученых?
     Время,  когда это происходило,  было временем великих надежд в науке.
Люди  только что  научились летать,  в  их  жизнь  входило электричество и
радио,  первые автомобили заполнили улицы  городов.  Не  удивительно,  что
многим представлялось тогда, будто наука всемогуща и нет проблемы, которой
она не могла бы решить.  Постепенно на смену такому взгляду пришел другой,
более реалистический.  Но  все-таки дань этим безбрежным ожиданиям воздали
многие, и среди них, как видим мы, и ученые.
     Значит  ли   сказанное,   что   вековые  устремления  алхимиков  были
бессмысленны,  а все усилия их тщетны?  Ни в коей мере. Алхимики искали не
только  философский камень,  но  и  эликсир  долголетия,  и  универсальный
растворитель,  и  т. п.  То  есть  круг их поисков был весьма широк.  А  в
процессе этих  поисков им  удавалось,  во-первых,  открывать новые  приемы
лабораторной техники  (перегонка, возгонка и др.),  а во-вторых,  получать
новые  очень  важные  для  человечества  продукты,  в  том  числе  краски,
металлические сплавы, кислоты, лекарства и т. д.
     В   чешском   фильме   «Пекарь  императора»  император  спрашивает  у
придворного алхимика:  «Ну  как,  удалось получить философский камень?»  —
«Нет еще, ваше величество, — отвечает алхимик, — но я изобрел великолепную
мастику для  полов...»  Алхимия была закономерным донаучным направлением в
развитии химии.

     Последовательность нашего рассказа может быть представлена как  серия
сужающихся концентрических окружностей.  Сначала мы  говорили о  тех,  кто
искал легендарную золотую страну Эльдорадо.  Круг их  поисков был огромен,
он охватывал дальние страны и материки, которых не было еще на карте.
     Этот круг значительно сузился,  когда  речь  зашла  об  охотниках  за
сокровищами.  Теперь  он  не  превышал  развалин  какого-нибудь  замка или
древней гробницы.
     И  наконец,  алхимики.  Круг  их  поисков  ограничивался  уже  овалом
реторты,  каплей расплавленного золота на дне тигля.  Этой золотой точкой,
находящейся как  бы  в  центре  разбегающихся кругов,  мы  и  завершим наш
рассказ об одном из величайших безумий,  выпавших на долю человечества,  —
безумии золота.
     Алхимики,  охотники за  сокровищами,  те,  кто  искал  золотую страну
Эльдорадо,  часто верили,  что  идут по  забытым следам некогда потерянных
знаний.  Для  этой  веры  у  них  были  свои основания:  слишком многое из
открытого древними было утрачено позднее и забыто. Что-то случайно, другое
сокрыто   преднамеренно,   третье   уничтожено  вместе   с   рукописями  и
библиотеками, преданными огню.

     О  них  сохранилась только память.  Даже горсти пепла не  осталось от
обширнейших библиотек и книгохранилищ древнего мира.
     Считается,  что  в  библиотеках и  архивах  Карфагена хранились сотни
тысяч  различных рукописей и  книг.  Сколько же  из  них  уцелело?  Только
одно-единственное произведение, которое было переведено на латинский язык.
Одно из сотен тысяч. Римляне сожгли все.
     Сейчас,  производя раскопки на  том месте,  где некогда был Карфаген,
археологи находят тысячи надписей. Но ни одной рукописи, ни одной книги.
     Завоеватели старались прежде  всего  уничтожить прошлое  народа,  его
историю.  Отнимая у  народа прошлое,  они  как бы  лишали его и  будущего.
Поэтому  путь  завоевателей всегда  бывал  отмечен  пожарищами библиотек и
книгохранилищ.  Подобно  римлянам в  Карфагене,  воины  ислама  беспощадно
уничтожали  библиотеки  своих   врагов.   Мехмед  II   во   время   взятия
Константинополя  в  XV веке приказал побросать в  море все книги,  которые
хранились в церквях и обширной библиотеке Константина, насчитывавшей более
120000 рукописей.
     Однажды эмиру Абдуле,  который правил в  Хорасане,  принесли какую-то
редкую рукопись.  Человек, доставивший ее во дворец, рассчитывал на щедрое
вознаграждение.  Однако  награды не  последовало.  Абдула  повелел,  чтобы
отныне его  подданные вообще не  читали никаких книг,  кроме  Корана.  Все
другие книги и  рукописи должны быть уничтожены.  Это  и  было сделано под
страхом гнева великого правителя.
     В  захваченных областях  мусульмане не  только  насильно изымали  все
древние книги и  рукописи,  но  и  назначали значительные премии тем,  кто
отдавал их добровольно. Все собранные таким образом памятники письменности
сжигались.
     Запах  горящих  книг  доносится к  нам  со  страниц  истории.  Ровным
пламенем горят  костры инквизиции.  Сквозь их  огонь прошли книги Галилея,
Коперника, Джордано Бруно.
     Когда в  Америке появились конкистадоры,  рукописи,  хранившиеся там,
постигла та же участь.
     В   1549   году   в   завоеванную  Кортесом  Мексику  прибыл  молодой
францисканский монах Диего де  Ланда.  Он приехал в  уже покоренную страну
для  того,  чтобы  заставить этих  язычников забыть своих  ложных богов  и
обратить их сердца к истине.
     Верхом  на  коне,  этом  страшном  для  аборигенов животном,  которое
привезли с  собой испанцы,  Диего де Ланда въехал в  город Мани.  Когда-то
здесь  была  столица  одной  из  династий,  правивших  страной.  Де  Ланду
сопровождал вооруженный отряд.
     В  городском храме  майя  солдаты  нашли  огромную библиотеку древних
рукописей.  Целый день они носили книги и свитки с непонятными рисунками и
значками на  площадь перед храмом.  Когда работа была закончена,  Диего де
Ланда поднес к рукописям горящий факел. «Книги эти, — писал он потом, — не
содержали ничего, кроме суеверий и вымыслов дьявола, мы сожгли их все».
     Через восемнадцать лет  де  Ланда начал понимать,  какое преступление
совершил он,  перечеркнув прошлое целого народа. И вот движимый запоздалым
раскаянием епископ садится за  обширный труд.  Он  хочет  написать историю
народа майя.  Де  Ланда,  забыв  о  своей  былой нетерпимости,  беседует с
жрецами,  встречается  с  военачальниками и  вождями,  пытается  разыскать
уцелевшие  рукописи.  Но  тщетно.  Рукописей  нет.  Писаная  история  майя
исчезла.  Если какие-то книги и сохранились, жрецы тщательно прятали их от
испанцев.  Так,  например,  есть сведения,  что до  прихода завоевателей в
одном  из  храмов  хранилась полная  история майя,  выгравированная на  52
золотых  досках.   Жрецам  удалось  спрятать  эти   сокровища  от   алчных
завоевателей.  Потомки жрецов,  возможно,  до  сих  пор хранят эти золотые
доски. Во всяком случае, ни ученые, ни кладоискатели так и не нашли их.
     Из  всех  библиотек и  летописей майя до  наших дней дошли только три
рукописи.  Написаны  они  на  своеобразной  бумаге  из  волокон  растений,
склеенных соком каучука.  Исторические сведения, которые содержатся в этих
рукописях,  или, как их называют, кодексах, скудны и отрывочны. Поэтому мы
знаем далеко не все из истории этого народа. В ней много белых страниц.
     Ворвавшись  в  Перу,  конкистадоры нашли  там  могущественную империю
инков, древний народ. Но народ этот был лишен прошлого. Возможно, многое о
происхождении и  прошлом инков могли бы рассказать их рукописи и  хроники.
Однако, как и у майя, все они оказались уничтожены. Произошло это так. При
одном из правителей началась эпидемия.  Запросили оракула,  что делать,  и
оракул ответил,  что  нужно запретить письменность.  Тогда все  письменные
памятники были уничтожены, а пользование письмом запрещено. Только в храме
Солнца осталось несколько полотен с  описанием истории инков.  Но  вход  в
помещение,  где  хранились  они,  разрешался  только  царствующим инкам  и
нескольким жрецам-хранителям.
     В  1572 году  четыре таких  полотнища,  захваченных  испанцами,  были
отправлены в Мадрид королю Филиппу II. Но корабль, на котором их везли, по
всей вероятности,  затонул.  Его  драгоценный для историков груз так и  не
попал в Испанию.
     Эти  погибшие  полотнища  были  единственным памятником  письменности
инков,  о  котором мы  знаем.  Известно также,  что,  после того  как  все
рукописи были уничтожены,  а  письменность запрещена под  страхом смертной
казни,  много лет спустя один жрец решился все же изобрести алфавит. Но за
это его сожгли заживо.
     Многие   авторы   прошлого  упоминают  Александрийскую  библиотеку  —
величайшее  книгохранилище  древности.  Стремление  получить  оригинальный
свиток или рукопись было основным принципом,  по  которому пополнялась эта
библиотека.  На каждый корабль,  который бросал якорь в гавани, поднимался
специальный чиновник  и  забирал  все  рукописи и  книги,  находившиеся на
борту.  Их тотчас же отправляли в библиотеку, где писцы поспешно снимали с
них  копии.   Причем  владельцам  возвращались  только  копии.   Оригиналы
библиотека оставляла себе.
     Пополнение библиотеки первейшей своей  обязанностью считали Птолемеи.
Один из царей этой династии отказался продать голодавшим афинянам пшеницу,
пока  те  не  согласились передать в  Александрийскую библиотеку подлинные
рукописи Эсхила,  Софокла и Еврипида, с тем, чтобы с них были сняты копии.
Однако  Птолемей  предпочел потерять  огромную  сумму  —  15  талантов,  —
оставленную у  афинян в качестве залога,  чем вернуть подлинники.  В Афины
были возвращены только копии. Правда, прекрасно выполненные, но — копии.
     Никто  не  может  сказать  теперь,   какие  сокровища  содержала  эта
библиотека.  Некоторые историки упоминают фантастическую цифру  —  пятьсот
тысяч свитков,  другие называют еще большую —  семьсот тысяч.  Большинство
рукописей, собранных там, было уничтожено.
     Гибель Александрийских книгохранилищ началась в 47 году до нашей эры,
когда Юлий Цезарь поджег в  гавани египетский флот и  огонь перекинулся на
город.  Позднее император Диоклетиан изъял из  библиотеки и  уничтожил все
тексты,   которые  содержали  магические  знания.  В  его  правление  и  в
последующие  годы  невежественные толпы  неоднократно  устраивали  погромы
книгохранилищ, сжигая и уничтожая ценнейшие рукописи.
     Довершили  уничтожение Александрийской библиотеки  завоеватели-арабы.
Халиф Омар  приказал сжечь все  уцелевшие книги.  При  этом халиф выдвинул
следующий довод:  если книги содержат то же,  что и Коран, то они излишни.
Если же  в  них есть то,  чего нет в  Коране,  тогда они вредны.  В  обоих
случаях книги заслуживают того, чтобы их сожгли.
     Правда,  халиф  Омар  пожелал  все-таки,  чтобы  книги  принесли хоть
какую-то пользу.
     Вот почему он распорядился не просто сжечь библиотеку,  а поделить ее
рукописи между  четырьмя тысячами александрийских бань.  Полгода все  бани
города топились только рукописями и книгами.
     Когда  правители  прошлого,   подобно  халифу  Омару  или  императору
Диоклетиану,  сознательно уничтожали  библиотеки,  эти  действия  не  были
простой прихотью.  Поступки их были продиктованы главной задачей,  которая
стояла  перед  любым  правителем:  сохранение и  упрочение  своей  власти.
Появление  же  человека  или  людей,  чьи  знания  делают  их  чрезвычайно
сильными, всегда опасно. Поэтому нас не должен удивить и следующий эпизод.
     Однажды  Ивану  Грозному  сообщили,  что  какой-то  иностранный купец
привез с собой в Москву много книг.  Царь,  рассказывал современник, узнав
об  этом,  велел часть этих книг принести к  себе.  Книги показались очень
мудреными;  сам царь не понимал в них ни слова.  Опасаясь,  чтобы народ не
научился такой премудрости,  он  приказал все календари (книги) забрать во
дворец, купцу заплатить, сколько потребовал, а книги сжечь.
     И  это  делал  тот  самый Иван  Грозный,  который хорошо известен как
собиратель и  ценитель книг.  Достаточно напомнить о  ставшей  легендарной
библиотеке  Ивана  Грозного.   Это  обширнейшее  собрание  книг  считается
потерянным.  Десятилетия розысков не  дали  никаких результатов.  Стремясь
возможно надежнее скрыть библиотеку от  своих  современников,  царь  лишил
этого  сокровища  и  потомков.  Где-то  в  подземельях,  замурованные,  за
двойными  стенами  и  сейчас,  возможно,  стоят  огромные темные  сундуки,
доверху наполненные рукописями.
     В   древности  подобная  участь  чуть  было  не  постигла  библиотеку
Аристотеля. Аристотель завещал свои книги любимому ученику Теофрасту. Тот,
умирая,  передал ее  своему ученику.  Это  собрание книг знали и  ценили в
Греции, но вдруг над библиотекой нависла угроза...
     Одному  из  греческих царей,  Эвмену II,  пришла мысль  создать самую
большую библиотеку в мире. И вот специальные чиновники начинают рыскать по
городам и окраинам его царства в поисках книг для библиотеки царя.  Многие
тогда,  не желая расставаться со своими книгами, прятали их. Так поступили
и  хранители библиотеки Аристотеля.  Драгоценные свитки  и  рукописи  были
спрятаны в глубоком подземелье,  надежно скрыты от дневного света и жадных
людских глаз.  В  этом  тайнике находились они  187  лет!  Почти два  века
хранители  их  из  поколения  в  поколение  передавали  друг  другу  тайну
замурованной двери.
     Так  продолжалось,  пока секрет не  унаследовал молодой человек нрава
веселого и  общительного,  который решил,  что  рукописи следует как можно
скорее обратить в деньги.  Когда рукописи стали разбирать,  оказалось, что
большая их часть сильно пострадала от сырости и червей.
     Судьба  словно  посмеялась над  хранителями библиотеки,  трудно  было
выбрать время более неудачное, чтобы открыть тайну спрятанных книг. Вскоре
в  Афины во  главе своего войска вошел римский полководец Сулла.  По праву
победителя он конфисковал библиотеку и в качестве трофея поспешно отправил
немногие уцелевшие рукописи в свой дворец в Риме.
     Уничтожение целых библиотек дополнялось выборочным истреблением книг.
Если в  Китае раньше всех было изобретено книгопечатание,  то  в  Китае же
запылали костры,  на которых уничтожались книги попавших в  опалу авторов.
III  век до  нашей эры.  По  приказу императора чиновники бросают в  огонь
сочинения Конфуция.
     Конфуций —  не единственный философ,  чьи произведения постигла столь
печальная  участь.   Греческий  философ  Протагор,   тот  самый,  которому
принадлежит фраза «Человек есть  мера  всех  вещей...»,  был  приговорен к
смерти,  а  его  сочинения —  к  сожжению.  Специальный декрет предписывал
обыскивать дома частных лиц, изымать произведения этого философа и жечь их
на  городской площади.  Это  было сделано.  Сочинений Протагора до  нас не
дошло.  Сквозь  две  с  половиной тысячи лет  мерцает нам  недобрым светом
багровая звездочка этого  костра.  Одного  из  первых,  на  котором горели
книги.
     Вскоре от  его пламени вспыхнули и  другие.  В  III веке до нашей эры
сирийский царь Антиох Епифан жег книги евреев.  А  в 272 году до нашей эры
запылали костры  в  Риме.  Позднее римский император Август приказал сжечь
все книги по астрономии и астрологии.
     Даже  произведения  Гомера  не  избежали  пламени.   Недоброй  памяти
император-садист  Калигула  пытался  запретить «Одиссею» и  уничтожить все
экземпляры поэмы.
     Было бы странно, если бы Нерон, человек столь свободно обращавшийся с
огнем,  что сжег Рим,  пощадил бы книги. И действительно, Нерон не пощадил
книг.  Ярким костром горели они у ворот императорского дворца. Смотреть на
этот огонь императору было,  очевидно,  особенно приятно:  в  нем  погибли
сатиры, написанные против него.
     Уничтожение книг  привело к  тому,  что  из  обширнейших свидетельств
прошлого —  трудов по  истории,  литературе,  науке  —  до  нашего времени
сохранились  лишь  отдельные  фрагменты.  По  этим  отрывочным,  неполным,
разрозненным произведениям мы вынуждены восстанавливать прошлое,  пытаемся
узнать о нем.
     О  многих книгах,  многих авторах древности мы  не  знаем практически
ничего —  до нас дошли лишь упоминания о  них и  ссылки.  Мечтою историков
стало разыскать эти книги. Не исключено, что тысячи лет лежат они где-то в
забытых тайниках, ожидая того мгновения, когда счастливый случай обнаружит
их.  Не  раз казалось,  что некоторые из потерянных книг вот-вот выйдут из
небытия.  Но они появлялись только для того,  чтобы в  следующее мгновение
исчезнуть снова — возможно, навсегда.
     XVIII век,  Истанбул,  столица Османской империи.  В городе — большой
пожар,   пылает  гарем   султана.   Секретарь  французского  посольства  с
любопытством,  свойственным молодости,  поспешил  туда,  откуда  доносился
запах черной гари и  гул  толпы.  Для одних пожар дворца был развлечением.
Для  других  —  прекрасным поводом поживиться.  Навстречу французу спешили
какие-то люди,  которые тащили куски драпировок,  вазы,  золоченые перила.
Попался даже человек,  который нес толстый фолиант. Он листал его на ходу,
держа вверх ногами.  Фолиант заинтересовал француза.  Заглянув в него,  он
изменился в  лице.  Это  были  сочинения Тита  Ливия,  которые  сотни  лет
считались погибшими безвозвратно.
     На беду,  у  француза не оказалось с собой денег.  Повторив несколько
раз,  что вообще-то он не собирался продавать книгу и  что он и сам был бы
не прочь почитать ее, человек согласился все-таки дойти до дома секретаря,
где у того были деньги.  По настоянию француза драгоценный том был спрятан
под плащ. Но они не прошли и сотни шагов, как водоворот толпы разлучил их.
Бесценная находка была потеряна навсегда.
     О  печальной судьбе этой  книги  можно  только догадываться.  На  эту
грустную мысль наводит другой случай.  Одна из  потерянных книг Тита Ливия
была  порвана  на  куски  и  погибла.  Ее  плотные  пергаментные  страницы
пригодились владельцу для различных хозяйственных нужд.  Ученому,  который
набрел  на  эту  находку,  удалось  заполучить лишь  одну  —  последнюю  —
страницу!
     Не  намного добрее отнеслось время  и  к  другим древним авторам.  Из
сорока книг Полибия только пять спаслись от  гибели,  а  из  тридцати книг
Тацита —  четыре.  Плиний Старший написал двадцать книг по истории. До нас
не дошло ни одной!
     Кто знает,  какие из этих книг погибли на костре, который в I веке до
нашей эры устроил римский император Август. Историк Светоний рассказывает,
что по повелению императора было сожжено свыше двух тысяч различных книг.
     Особое   удовольствие  римским   властителям  доставляло  уничтожение
христианской литературы.  Позднее им  было воздано той  же  монетой.  Папа
Григорий VII  приказал предать  пламени  императорскую библиотеку в  Риме.
Уникальные рукописи и  книги погибли в огне.  К 1000 году существовало уже
свыше  двадцати восьми  папских  посланий и  решений  церковных соборов  о
запрещении книг.  Это  было  в  те  времена,  когда  единственным способом
распространения  книг   оставался  долгий   и   малопроизводительный  труд
переписчика.  Нередко изъятие и  уничтожение одного-двух экземпляров книги
означало ее окончательную гибель.
     В  1497  году  в  Италии были  сожжены «Божественная комедия» Данте и
«Декамерон» Боккаччо.  Сожжение это  организовал Савонарола,  проповедник,
фанатик и кумир толпы.  Но судьба прихотлива.  Участь,  которой Савонарола
обрек  героев  Боккаччо и  Данте,  через  год  стала  судьбой его  самого.
Савонарола был  обвинен  в  ереси  и  публично  сожжен  вместе  со  своими
сочинениями.
     Противоборство  переписчиков  книг   и   тех,   кто   уничтожал   их,
продолжалось всю историю, с тех пор как существует написанное слово. Чтобы
переписать  книгу,   нужны  недели,   месяцы.  Чтобы  сжечь  —  достаточно
нескольких  минут.  Не  удивительно,  что  в  этом  противоборстве нередко
побеждали  факельщики.  Европа  оскудевала книгами.  Как  вы  думаете,  из
скольких книг  состояла французская королевская библиотека в  середине XIV
века?  В шкафах из красного дерева,  инкрустированных перламутром,  стояло
всего   двадцать  книг!   Двадцать  книг!   Таков  был   прискорбный  итог
многолетнего истребления литературы.

     Дело,  конечно,  было не в книгах. Дело было в знаниях, которые несли
книги.  Не книг,  а новых знаний боялись губители библиотек.  Знания — это
прогресс,  это  дальнейшее развитие  человеческого общества.  Но  на  пути
прогресса  всегда  находились  люди,   желавшие  затормозить  его,   люди,
боявшиеся,  что новые знания потрясут старые, привычные устои. И не только
привычные, но и выгодные определенным слоям, группам, классам.
     Мракобесие не  возникает из  пустоты,  оно  всегда  имеет  конкретные
социальные причины. Обскурантизм в средние века, например, был своего рода
разновидностью борьбы феодализма за  свое  существование —  властители той
эпохи прекрасно понимали, что просвещение ускорит гибель их строя. Еще бы!
Если дать образование крепостным массам, что останется от крепостничества?
Можно рассказать в этой связи историю еще одной исчезнувшей библиотеки. На
этот раз дело было в России.
     1773 год.  Осень,  промозглый октябрь.  В  столицу Российской империи
Санкт-Петербург из  далекого Парижа  приезжает старый и  больной,  скромно
одетый во  все черное человек.  Он  проделал этот тяжелый для него путь на
лошадях,  путь,  длившийся несколько месяцев, только потому, что его лично
пригласила русская императрица Екатерина II.  И  он сразу же был принят ее
величеством.  «Двери кабинета императрицы,  —  пишет он  в  одном из своих
писем,  —  открыты для меня все дни.  Я  вижу ее с глазу на глаз с трех до
пяти,  а  порой  и  до  шести».  И  сама  императрица не  скрывает  своего
удовольствия от  бесед  с  парижским гостем.  Этим  гостем был  знаменитый
ученый  и  публицист  Дени  Дидро,  один  из  славной  плеяды  французских
энциклопедистов.
     Знаменитое детище Дени Дидро  и  его  соратников  «Энциклопедию,  или
Толковый    словарь   наук,   искусств   и   ремесел»   называли   великой
разрушительницей старого:  ее толстые фолианты наносили тяжелые  удары  по
церкви,  по  королевской  власти,  по невежеству.  Энциклопедию ненавидели
знать и клерикалы,  военные и полиция,  мещане и ученые,  придерживавшиеся
традиционных  взглядов  на  мир.  Сам Дидро писал:  «Слово «энциклопедист»
превратили в какой-то одиозный ярлык:  его стали наклеивать на всех,  кого
желали  изобразить  перед  королем  как  людей  опасных,  выставить  перед
духовенством как врагов религии,  передать в руки судей как преступников и
представить  перед  народом  как дурных граждан.  До сих пор считают,  что
энциклопедист   —   это   человек,   достойный   виселицы».    Французское
правительство  неоднократно  пыталось приостановить издание Энциклопедии и
уничтожить тома, уже вышедшие в свет.
     И  вот  молодая  русская императрица Екатерина II  сначала предлагает
перенести  печатание  Энциклопедии в  Санкт-Петербург или  Ригу,  а  затем
приглашает Дени Дидро к  себе в  гости.  Заигрывание Екатерины II с Дидро,
как и дружба по переписке с Вольтером, необходимы были русской императрице
в связи с двумя обстоятельствами.  Первое —  не имевшая никаких формальных
прав  на  русский  престол безродная немецкая принцесса,  не  знавшая даже
толком  языка  страны,  которой ей  пришлось управлять,  всячески пыталась
показать,  что именно она,  а  не  умерщвленный ею прямой потомок царского
рода Романовых ее  бывший муж  является продолжателем дел Петра I.  Отсюда
«окно в  интеллектуальную Европу»,  дружба с  Вольтером,  дружба с  Дидро.
Второе  обстоятельство  —  умная  государыня  хотела  сама  разобраться  в
опасностях,  нависавших не только над французским абсолютизмом,  но и  над
абсолютизмом вообще.
     Про Энциклопедию Екатерина II  вскоре скажет,  что видит в  ней всего
две цели:  «Первую —  уничтожить христианскую религию, вторую — уничтожить
королевскую власть». Про Дидро она сообщит французскому посланнику Сегуру:
«Я подолгу и  часто беседовала с Дидро,  но более ради любопытства,  чем с
пользою.  Если б я доверилась ему,  мне пришлось бы все перевернуть в моей
империи: законодательство, администрацию, политику, финансы; я должна была
бы все уничтожить, чтобы заменить это непрактичными теориями».
     Узнав о  смерти Дидро,  Екатерина II потребовала у своего постоянного
корреспондента Гримма:  «Добудьте  для  меня  все  произведения Дидро.  Вы
заплатите за  них,  что потребуют.  Конечно,  они не  выйдут из моих рук и
никому не повредят».  В  1785 году русская императрица покупает библиотеку
Дидро,  около трех тысяч томов на  французском,  английском,  итальянском,
латинском и  греческом языках.  Покупает для себя,  чтобы книги «никому не
повредили». Екатерина прекрасно понимает, какие опасности для самодержавия
могут вызвать книги,  «выпущенные из рук».  Недаром она считала, что книга
Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» пострашнее Пугачева...
     После  взятия  парижанами Бастилии Екатерина II  просит исполнить для
нее «Марсельезу»,  но,  не дослушав до конца,  молча уходит. Узнав о казни
Людовика XVI,  русская императрица заболевает.  Она приказывает вынести из
своего кабинета бюст  Вольтера (а  парижане тем  временем тела  Вольтера и
Дидро торжественно переносят в Пантеон). Что касается библиотеки Дидро, то
императрица заявила,  что книги «не выйдут из моих рук»,  и действительно,
она  их  не  выпустила.  Книги  постепенно  исчезли,  библиотека  великого
французского энциклопедиста пропала бесследно.

     Люди  не  только уничтожали знание.  Они  стремились сохранить его  в
тайне,  оградить от  непосвященных.  Эта традиция сокрытия знаний уходит в
самое  отдаленное прошлое.  Один  из  первых таких фактов связан с  именем
индийского  императора  Ашоки   (268  —  232  гг.   до  новой  эры).  Внук
Чандрагупты,  объединителя Индии,  он хотел быть достойным своего великого
деда. Считая, что для правителя война — наиболее верный способ запечатлеть
свое имя в веках, он возглавил поход против соседнего царства Калинги.
     Жители Калинги отчаянно сопротивлялись. В одной из битв солдаты Ашоки
убили  свыше  семи  тысяч воинов противника.  Вечером на  поле  только что
закончившейся битвы прибыл император.  Ашока был потрясен зрелищем убитых,
видом тысяч людей, истекавших кровью. Такой ценою расплачивались другие за
его тщеславие.
     Все остальные годы своей жизни Ашока посвятил наукам, распространению
буддизма и  созидательной деятельности.  Существует предание,  будто ужасы
войны произвели на  него такое сильное впечатление,  что он  решил сделать
все, чтобы человеческий ум и познания никогда не смогли быть направлены на
уничтожение.
     Согласно преданию,  Ашока  основал одно  из  самых  тайных  обществ —
Общество Девяти Неизвестных.  Целью этой  организации было  не  допустить,
чтобы  сведения о  каких-то  важных  средствах уничтожения попали  в  руки
людей.
     Традиция  засекречивания  знаний  была  в  древности  повсеместна.  В
«Сравнительных жизнеописаниях» Плутарх пишет,  что  Александр Македонский,
который  был  учеником Аристотеля,  приобщился к  неким  глубоким знаниям,
которые  философы  называли  устными  и  скрытыми и  не  предавали широкой
огласке. Находясь в походе, Александр узнал, что Аристотель в своих книгах
открыл некоторые из  этих знаний.  Тогда Александр написал ему откровенное
письмо,  текст которого гласил: «Александр Аристотелю желает благополучия!
Ты  поступил неправильно,  обнародовав учение,  предназначенное только для
устного преподавания.  Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если
те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием?
Я хотел бы превосходить других не столько могуществом,  сколько знаниями о
высших предметах. Будь здоров».
     Это  был  один  из  путей  сокрытия знаний —  какие-то  самые  важные
сведения не доверялись письму,  а передавались только устно.  Другим путем
была зашифровка знаний.  Различные символы,  условные фразы, обозначения и
недомолвки  преграждали  путь  к  истинному  смыслу  написанного.   Такими
предстают,  например,  перед нами  многочисленные рукописи по  алхимии.  В
настоящее время их  насчитывается свыше ста тысяч.  Это значит,  что почти
сто  тысяч человек стремились изложить на  бумаге или  пергаменте какие-то
сведения,  которые,  как они считали,  не должны исчезнуть вместе с  ними.
Какова практическая ценность этих сведений? Мы не знаем. Человек проникает
в  глубь материи,  он  посылает экспедиции в  самые труднодоступные районы
Земли  и  в  космос,  но  было  бы  неплохо  чаще  отправлять экспедиции в
заповедные области забытых и потерянных человеческих знаний.
     Прием скрывать какой-то  сокровенный смысл за символами присущ многим
священным книгам.  Так, традиция Каббалы — мистического учения в иудаизме,
проповедовавшего поиск основы всех вещей в цифрах и буквах, — представляет
космогонию,  или полное знание о создании и развитии мира,  в виде некоего
символического дворца.  Дворец этот имеет пятьдесят дверей, причем все они
открываются  одним  ключом.  Знание  этого  ключа  дает  доступ  к  тайнам
космогонии.  На  каждую  из  четырех  сторон  горизонта выходит по  десять
дверей, девять других ведут вверх, в небо. Кроме того, существует еще одна
дверь,  о которой ничего не известно. Только открыв ее, можно узнать, куда
она ведет, — возможно, вниз, в бездну. Во всяком случае, никто из вошедших
в нее не возвращался обратно.
     Среди  сведений,  распространение которых находилось в  древности под
запретом,  были и  знания чисто практического,  так  сказать,  прикладного
характера.  Рассказывая о тех,  кто пытался получить золото,  мы упоминали
известного ученого Востока ар-Рази и  его сочинение «Книга тайны тайн».  А
ведь  сочинение это  посвящено просто-напросто химии.  Там  есть  главы  о
кальцинации свинца и олова,  о растворении, о возгонке, о поташе и извести
и т. д.
     Можно вспомнить в этой связи и историю компаса.  Как гласит предание,
когда герой древнегреческого эпоса Геркулес отправился в  свое плавание на
запад,  Аполлон,  желая помочь ему  в  этом  трудном предприятии,  подарил
Геркулесу чашу.  Известно много скульптур, на которых Геркулес изображен с
чашей в  руке.  Трудно догадаться,  как  могла помочь герою в  его дальнем
путешествии чаша.
     Но для финикийцев это не было загадкой. У них чаша Геркулеса означала
сосуд,  где в  воде на  поплавке плавала намагниченная иголка.  Это и  был
компас.
     Древнегреческий историк Страбон писал о  финикийцах:  «Они  развивают
науку  и  изучают астрономию,  арифметику и  ночное  плавание».  Искусство
кораблевождения включало в себя, очевидно, и умение пользоваться компасом.
Вполне понятно,  что  финикийцы,  будучи морской нацией,  опасались утраты
этой монополии и  не только не спешили поделиться своим умением с  другими
народами, но всячески скрывали его.
     Засекречивание знаний в ряде случаев приводило к тому,  что многие из
них оказывались утрачены безвозвратно. В других случаях некоторые открытия
человечеству пришлось делать дважды и даже трижды.
     Принято считать,  что  первым,  кто совершил путь вокруг Африки,  был
португальский  мореплаватель  Васко  да   Гама.   Однако,   вопреки  этому
представлению,  бытовавшему многие века, честь эта, видимо, принадлежит не
ему.  Можно полагать,  что за  две тысячи лет до Васко да Гамы путь вокруг
Африки проделали финикийские корабли.  Значит, они были первыми? Тоже нет.
По  сообщению Геродота,  за сто лет до того,  как мимо мыса Доброй Надежды
под  красными парусами проплыли корабли финикийцев,  вблизи этих  берегов,
огибая Африку, прошли суда, которые отправил в эту экспедицию фараон Неко.
     Так дважды было сделано, а потом забыто это величайшее открытие.
     Можно привести пример и из более позднего исторического периода. Один
немецкий монах  научился делать бокалы из  красного стекла очень красивого
оттенка.  С его изделиями не могло сравниться никакое другое. Понятно, что
эти  красные бокалы  ценились необычайно дорого  и  не  каждый европейский
король  мог   позволить  себе   уставить  свой   стол   красными  рюмками,
изготовленными монахом.  Пришло время,  и  монах умер,  так и  не  доверив
никому своего секрета.  Рассказывают,  что  перед  смертью он  сказал:  «Я
слишком долго искал способ изготовления красного стекла, чтобы кому-то его
отдать». Только спустя долгие годы был открыт секрет монаха: он добавлял в
стекломассу золото,  которое и придавало стеклу изумительный красный цвет.
Поэтому такое  стекло стало  называться «золотой рубин».  Сегодня особенно
славятся  его  изготовлением  чехословацкие  мастера.   Когда  вы  увидите
где-нибудь  рубиновое  чешское  стекло,  вспомните историю  его  открытия,
которое едва не оказалось утраченным безвозвратно.
     К числу потерянных знаний относится и открытие Америки.  Неверно, что
Колумб  был  первым  европейцем,   совершившим  путь  через  Атлантику.  О
существовании этого  материка знали еще  кельты.  Их  поселение в  Америке
называлось Витраманналанд — Земля белых людей.
     Раз  в  год,  весной,  к  зеленым  берегам  Витраманналанда подходили
корабли.  Они привозили новых переселенцев и  вести с  родины.  Но однажды
корабли не  пришли.  Следующей весной их  опять не было.  Напрасно десятки
глаз  целыми днями вглядывались в  ровную и  безразличную линию горизонта.
Шли  годы,   старики  умирали,  подрастала  молодежь,  которая  только  из
сбивчивых рассказов старших знала о какой-то далекой земле там,  за морем,
откуда все они приплыли когда-то.
     Прошло десять веков,  прежде чем  у  этих же  берегов снова появились
корабли из Европы.  Но потомки кельтов,  давно уже смешавшиеся с племенами
индейцев,  не узнали своих ближайших родичей —  норманнов. Пуская стрелы в
сторону корабля,  с  криками поспешили они  прочь от  побережья,  в  глубь
страны.
     И опять на берегу задымились печи, с утра до вечера далеко разносился
стук топоров.  Переселенцы-норманны строили дома.  Однако к  1450 году все
существовавшие  здесь  поселения  исчезли.   Корабли  норманнов  перестали
бороздить северные воды Атлантики,  путь в Америку был снова и,  казалось,
окончательно забыт.  Поселенцы смешались с  местным населением.  В  районе
Великих Озер и долины Огайо воцарился каменный век ирокезских племен.
     Есть свидетельство,  что путь за океан знали и ирландцы.  В VIII веке
папа  римский  обвинил одного  влиятельного ирландского церковного деятеля
Виргилия  в  ереси.  Ересь  заключалась в  том,  что  Виргилий  говорил  о
существовании антиподов — людей, живущих на противоположной стороне Земли.
Это противоречило тогдашнему церковному учению,  утверждавшему,  что Земля
плоская.  Виргилий сам поехал к  папе римскому и  оправдался.  Он  доказал
папе,  что  ирландцы совершали путешествия за  океан,  на  противоположную
сторону Земли, туда, где лежат большие неизведанные земли.
     Но еще до норманнов,  ирландцев и  кельтов о  великом морском пути на
запад,  к  далекому континенту,  знали  историки Древней  Греции  и  Рима.
Клавдий Элиан, например, писал в своих «Различных историях»: «Европа, Азия
и  Ливия (Африка) —  это острова,  опоясанные океаном.  За  ними находится
континент огромной протяженности.  Там  есть большие города,  где законы и
обычаи совершенно отличные от наших...»
     Знаменитый римский оратор Цицерон тоже  верил  в  существование этого
континента и говорил, что земля, известная римлянам, — только малый остров
по сравнению с ним.
     Все эти сведения греческие и римские авторы черпали, очевидно, из еще
более древних источников — карфагенских и финикийских хроник.
     Упоминание об  острове (возможно,  Кубе,  Гаити или другом из  группы
Антильских островов), открытом карфагенскими мореплавателями, содержится в
книге «Удивительные истории»,  приписываемой Аристотелю.  «Говорят,  что в
море за  Столбами Геркулеса карфагенянами был найден остров.  В  его лесах
росли всевозможные деревья и  замечательные фрукты,  там  были  судоходные
реки,   а  сам  он  находился  на  расстоянии  многих  дней  пути.   Когда
карфагеняне,  которые  владычествовали на  Западном Океане,  увидели,  что
много  купцов и  других людей,  привлеченных плодородием почвы и  приятным
климатом,  стали часто посещать его,  а  некоторые даже поселяться на нем,
они испугались,  что весть об этих землях станет достоянием других народов
и  что  последует  великое  переселение людей.  Поэтому  для  того,  чтобы
Карфагенская империя не  потерпела ущерба  и  ее  владычество на  море  не
перешло в другие руки, сенат Карфагена издал декрет о том, чтобы никто под
страхом смерти не плавал на тот остров.  Те же, кто поселился на нем, были
преданы смерти».
     Отголоски воспоминаний об  этих событиях находим мы  и  у  испанского
историка начала XVII века Мариануса де Орсселара.  Он утверждает, что этот
остров был открыт примерно в  те времена,  когда между Римом и  Карфагеном
шла война не на жизнь,  а на смерть.  Часть карфагенян,  открывших остров,
осталась на нем,  а  другие вернулись на корабле,  чтобы сообщить о  своем
открытии сенату.  «Обсудив этот вопрос, — пишет испанский историк, — сенат
принял решение утаить эту новость.  Те  же,  кто привез весть об  открытии
острова,  были казнены. Возможно, в Карфагене боялись, что народ, уставший
от  войны,   которая  длилась  уже  много  лет,  решит  покинуть  город  и
переселиться на новые прекрасные земли».
     Так  многократно открывали,  а  затем на  долгие века забывали путь к
берегам Америки.
     Утрата знаний всегда происходила одновременно с накоплением новых. Но
бывало,  что  процесс  утраты  знаний  становился  более интенсивным,  чем
процесс приобретения новых,  — тогда общество отбрасывалось назад в  своем
историческом развитии.
     Мы говорили уже, что в XIV — XV веках в Северной Америке образовались
довольно многочисленные поселения норманнов.  Переселенцы привезли с собой
на  берега  Америки  знание  гончарного  искусства,  умение  выплавлять  и
обрабатывать металлы.  Но когда их связь с  родиной прервалась и  они были
ассимилированы окружавшими их ирокезскими племенами,  знания эти оказались
утраченными безвозвратно.  Потомки  переселенцев были  отброшены назад,  к
каменному веку.
     Через двести лет  в  эти  места прибыли европейские завоеватели,  они
нашли здесь племена,  отличавшиеся от других светлой кожей и употреблявшие
значительное число скандинавских слов.  Однако жившие здесь люди не  имели
уже ни малейшего представления о попадавшихся в окрестностях заросших мхом
сооружениях,  которые некогда были  железоплавильными печами и  шахтами их
дедов и прадедов.
     Некогда в древнем городе Тиауанако в Андах жили люди, умевшие строить
огромные  каменные  здания,  сведущие  в  астрономии,  изучавшие  движение
небесных светил.  Но ворвавшиеся сюда испанские конкистадоры застали здесь
племена,  обитавшие в тростниковых шалашах,  не знавшие ни астрономии,  ни
строительного искусства.
     Когда-то  маори были великим народом —  мореплавателем Тихого океана.
Осев  на  Новой  Зеландии,  они  стали  терять это  умение,  пока  потомки
мореплавателей не забыли его совершенно.
     Или другой пример.  Общеизвестно,  что майя не  знали колеса.  Это не
совсем точно.  При  раскопках здесь нашли игрушечную телегу из  обожженной
глины на  четырех колесах.  Но  это  была только детская игрушка,  смутное
воспоминание о том времени,  когда предкам майя были известны и колесо,  и
повозка.
     К числу сведений, утраченных безвозвратно, относятся и многие высокие
познания древних в астрономии, строительной технике, механике.
     В  1600 году на  костре инквизиции был  сожжен Джордано Бруно.  Среди
прочих «прегрешений» ему вменялась в  вину мысль о бесконечности Вселенной
и множественности обитаемых миров,  подобных нашей земле. Но за тысячи лет
до него эту идею (и не в качестве предположения, а как непреложную истину)
излагали священные книги Древней Индии и  Тибета.  В  древней санскритской
книге «Вишну-Пуране» говорится,  что  наша  Земля —  лишь  один  из  тысяч
миллионов таких же  обитаемых миров,  находящихся во  Вселенной.  Согласно
буддийской традиции,  «каждый  из  этих  миров  окружен оболочкой голубого
воздуха, или эфира».
     Представление о том,  что на далеких звездах живут существа, подобные
людям, бытовало и в древнем Перу.
     Населявшие древнюю  Мексику ацтеки  знали  о  шарообразности Земли  и
небесных тел.  Известно это  было  и  в  Древнем  Египте.  «Богиня  солнца
говорит:  «Смотри,  земли передо мной, как коробка. Это значит, земли бога
передо  мной,  как  круглый  мяч»  («Лейденский демотический папирус»).  И
другие  планеты египтяне называли шарами,  а  Солнце у  них  —  это  «шар,
плывущий в  недрах богини Ну»  (в  небе).  Часто египтяне сравнивали Землю
также с гончарным кругом.
     О  шарообразности Земли знали и древние греки.  В греческой мифологии
говорится,  что  Атлас,  который держал свод  небес,  находился «далеко на
востоке,  где солнце продолжает еще сиять, когда оно закатилось в Греции».
Платон писал о Земле как о круглом теле,  шаре, вращение которого является
причиной смены дня и ночи.
     Об  этом  же  можно  прочесть и  в  «Каббале»:  «Вся  обитаемая Земля
вращается  подобно  кругу.  Одни  ее  обитатели  находятся  внизу,  другие
вверху... В то время как в одних местах Земли ночь, в других — день».
     Все эти истины,  хорошо известные древним,  были потеряны,  забыты, и
человечеству пришлось мучительно и  долго  идти  к  ним  снова.  Такими же
утраченными оказались и высокие строительные познания древних.
     Здания  древнего  города  Тиауанако  в  Андах  выстроены из  огромных
каменных  блоков.  Ближайшее  место,  где  можно  взять  подобную  породу,
находится на  расстоянии пяти километров.  Вес  некоторых блоков достигает
двухсот тонн.
     В  1960  году  «Правда» писала  о  трудностях,  с  которыми при  всей
современной технике пришлось везти каменную глыбу такого же веса в Москву.
«Вчера в Москву прибыл необычайный состав. Со станции Кадашевка на особой,
16-осной  платформе доставлен огромный монумент для  памятника К.  Марксу,
который будет воздвигнут на площади им. Свердлова.
     Транспортировка каменной  глыбы,  вес  которой  достигает  200  тонн,
представляла сложную  задачу.  Из-за  больших  размеров  гранитного  блока
состав мог  передвигаться лишь  в  том  случае,  если  на  линии  не  было
встречных поездов...»
     Тиауанако  —  не  единственное место  на  земном  шаре,  где  имеются
подобные  сооружения.   Среди  развалин  города  Баальбек  (на  территории
теперешнего  Ливана)  есть  постройка,  вес  отдельных  монолитных  частей
которой достигает тысячи  двухсот тонн.  В  Индии  существует храм  Черная
пагода, сооруженный якобы всего лишь семь веков назад. Храм этот высотой в
семьдесят пять  метров  венчает крыша  из  тщательно обработанной каменной
плиты.  Утверждают,  будто вес  этой  плиты две  тысячи тонн!  Современная
техника была бы бессильна сделать то, с чем справились много веков назад.
     Одним  из   семи  чудес  света,   о   которых  писали  древние,   был
Александрийский маяк.  Прибыв  в  Египет,  Александр Македонский облюбовал
участок пустынного песчаного побережья и приказал заложить здесь город. Но
сам  Александр Македонский так  и  не  увидел его расцвета.  Уже после его
смерти один  из  военачальников Александра,  Птолемей,  основал династию и
провозгласил Александрию своей столицей.
     Этот город стал центром и  культуры,  и  торговли,  и  политики всего
тогдашнего Востока. Он был необычайно красив. Величественное здание цирка.
Виллы  богатых  людей,  окруженные тенистой зеленью и  цветами,  роскошные
бани,  мавзолеи.  На  многочисленных базарах Александрии можно было купить
невольницу из  Нубии,  благовония из  Персии  и  древнюю книгу  по  магии,
написанную странными значками  на  неизвестном языке.  Почти  все  религии
тогдашнего мира имели в городе своих представителей и свои храмы.  Рядом с
массивными колоннами храма индийского бога  Шивы пристроилось приземистое,
тяжелое  здание  огнепоклонников-зороастрийцев.  Через  несколько домов  —
беломраморный храм Зевса.
     Но  самым удивительным сооружением Александрии считался маяк.  Он был
виден с каждой улицы и площади города.
     Недалеко от берега в море находился небольшой остров Фарос. На нем по
приказу Птолемея Филадельфа  (285 — 246 гг.  до новой эры) и  был построен
этот маяк,  беломраморное сооружение,  которое  возвышалось  на  150 — 200
метров над голубыми водами моря.  У  самого его подножия проходили корабли
под  красными  и  лимонно-желтыми  парусами.  Огромное  подвижное зеркало,
расположенное наверху,  отражало свет маяка, и его видели на расстоянии до
четырехсот километров.
     Много легенд ходило об этом маяке.  Арабы,  завоевавшие Египет в  VII
веке, рассказывали, будто это сферическое зеркало можно было поставить под
таким  углом,  чтобы  оно  солнечными  лучами,  собранными в  одну  точку,
зажигало корабли, находившиеся в море.
     Название острова, на котором находился Александрийский маяк, вошло во
все европейские языки.  «Фарос» теперь означает просто «маяк».  От него же
происходит известное нам слово «фара» — фары тепловоза, фары автомобиля.
     Мы никогда не узнали бы имени зодчего этого удивительного сооружения,
если бы  не его остроумие и  дерзость.  Когда сооружение маяка подходило к
концу,  фараон велел  на  одной из  мраморных плит  выбить надпись:  «ЦАРЬ
ПТОЛЕМЕЙ —  БОГАМ-СПАСИТЕЛЯМ НА  БЛАГО  МОРЕПЛАВАТЕЛЯМ».  Распоряжение это
было  выполнено.  Фараон  осмотрел маяк,  прочел  надпись и  остался очень
доволен.  Теперь о  нем,  Птолемее,  люди будут помнить и  говорить многие
сотни лет.
     Но  прошли  годы,   надпись  потрескалась  и  обвалилась.  Оказалось,
архитектор сделал ее  не  на  мраморе,  а  на застывшей извести,  покрытой
мраморной пылью.  И тогда-то из-под обвалившейся надписи выступили на свет
дерзкие слова, глубоко врезанные в мрамор: «СОСТРАТУС ИЗ ГОРОДА КНИДА, СЫН
ДЕКСИПЛИАНА, — БОГАМ-СПАСИТЕЛЯМ НА БЛАГО МОРЕПЛАВАТЕЛЯМ».
     Стоит рассказать и о том, как это огромное сооружение прекратило свое
существование.  Порт  Александрия был  величайшим и  сильнейшим соперником
Константинополя.  Особым преимуществом Александрии был ее маяк. Испробовав
все  средства  борьбы,   император  в  Константинополе  решился  на  чисто
византийскую хитрость.  Египет  и  Александрию к  тому  времени  захватили
арабы.  Император направил ко двору халифа Али-Валида своего посла.  Перед
отъездом посол получил устные и  совершенно секретные инструкции от самого
императора.  Вскоре по прибытии ко двору халифа через подставных лиц посол
начал распускать слухи,  что в основании маяка фараонами были якобы зарыты
несметные сокровища.  Слухи  доходили  то  до  одного  высокопоставленного
чиновника,  то до другого, и каждый спешил шепнуть об этом халифу. Сначала
халиф крепился, но в конце концов повелел разобрать маяк. Начались работы.
Маяк был  разобран почти до  половины,  прежде чем халиф заподозрил обман.
Спохватившись,   он   приказал  восстановить  башню,   но   это  оказалось
невозможно.  Ни за какие деньги халифу не удалось найти людей,  достаточно
знакомых с  расчетами,  чтобы  они  могли  вернуть  башне  прежний  облик.
Строительное искусство создателей маяка было утрачено.  В довершение всего
огромное зеркало уронили, и оно разбилось на мельчайшие куски.
     Теперь ничто не указывало уже кораблям путь в гавань,  и они все реже
появлялись на  александрийском рейде.  Когда  же  соперничающий Каир  стал
набирать силу,  мореплаватели вообще забыли путь к  Александрии,  и  город
окончательно пришел в упадок.
     До нас дошли описания маяка.  Судя по всему, Александрийский маяк был
высотою  с  шестидесятиэтажный  дом!  Только  в  нашем  веке  человечество
накопило достаточно инженерных знаний,  чтобы строить такие сооружения.  И
то  при  постройке  подобных  небоскребов используется стальной  каркас  —
своего рода  скелет здания,  которого не  знали строители Александрийского
маяка.

     1246 год,  Кельн.  На узких, мощенных плитами улицах редкие прохожие.
Над  городом  плывет  медленный  гул  колоколов.   Со  старой  колокольни,
расположенной рядом с собором, открывается вид на остроконечные черепичные
крыши.  Под  одной  из  этих  красных  черепичных крыш  в  мансарде сидит,
склонившись над  трудами отцов церкви,  молодой богослов Фома.  Позднее он
войдет в историю философии под именем Фомы Аквинского. Пройдут столетия, и
разработанные им догмы лягут в основу философской школы. Но этого не знает
и  не  может знать молодой студент Фома.  Он смотрит в  раскрытый фолиант,
однако мысли его в  эту минуту далеки от  латинских периодов отцов церкви.
Фома думает о своем учителе.
     Странный и  удивительный это  человек.  Говорят,  сюда он  приехал из
Парижа,  где был профессором университета.  Там на  его лекциях собиралось
столько народу,  что  ни  одна аудитория не  могла вместить всех желающих.
Поэтому чаще всего Альберту приходилось выступать под открытым небом.  Что
заставило его переехать в Кельн?
     Конечно, Альберт — великий ученый и ревностный христианин, а познания
его в богословии поистине безмерны.  Но как удается ему совмещать служение
делу  Христа с  занятиями черными науками?  Фома видел книги в  библиотеке
своего учителя.  Среди них  было  много непонятных рукописей,  посвященных
алхимии и магии.
     В  доме,  где  жил  Альберт Великий,  была  большая комната,  дверь в
которую никогда не видели открытой,  а ключи от нее учитель всегда носил с
собой.  Никто не  знал,  что находится за  этой дверью.  Окна комнаты были
постоянно  закрыты  плотными  ставнями,   которые  не  открывали  вот  уже
несколько лет.
     Однажды Фома  не  удержался и  спросил учителя,  что  скрывает он  за
закрытой дверью. Альберт поднял на него усталый взгляд.
     — Когда-нибудь узнаешь, Фома. — И добавил: — Теперь уже скоро.
     Разговор  происходил  весной.  Сейчас  была  уже  осень.  Но  судьба,
казалось, не спешила удовлетворить нетерпение молодого богослова.
     На следующий день с утра он, как всегда, отправился к своему учителю.
Остановившись у  знакомых дверей,  он  взял чугунный молоток,  висевший на
ремне,  и сделал три сильных удара.  Это был его знак.  Число три — число,
угодное богу. За дверью послышались шаги.
     Фома  насторожился.  Это  была  не  Марта,  старая служанка,  которая
постоянно впускала его.  Неужели у учителя новая прислуга? Он услышал звук
отодвигаемого засова. Дверь открылась.
     — Доброе утро,  фрау, — удивленно приветствовал он незнакомую женщину
и прошел в прихожую.
     — Доброе утро, — ответила она, закрывая дверь.
     В голосе ее было что-то, что заставило Фому вздрогнуть и обернуться.
     Странной, какой-то неестественной походкой женщина шла прямо на него.
Фома едва успел сделать шаг в  сторону,  и  она прошла мимо.  Но  он успел
рассмотреть ее лицо — неподвижное, словно мертвое.
     И в сердце его шевельнулась страшная догадка.  Сотворив знак креста и
повторяя про себя заклинания против дьявола, Фома приблизился к женщине.
     Она  уже  сидела  в  кресле  и  делала размеренные движения рукой,  в
которой был веер. Вдруг рука ее замерла.
     — Учитель ждет  вас  в  библиотеке,  —  произнесла  она  все  тем  же
безжизненным голосом.
     В тот же миг Фома Аквинский прозрел окончательно.
     Хотя  женщина открывала и  закрывала рот,  он  ясно  видел,  что  эти
движения не попадали в такт со звучанием слов.  Голос раздавался откуда-то
из  ее груди или даже из живота.  Говорила не она,  а  кто-то другой,  кто
сидел в ней. Фома сразу понял, кто был этот другой!
     К сожалению,  будущий  философ  оказался  храбрым  человеком.  Он  не
бросился прочь, как сделал бы на его месте кто-нибудь еще.
     Схватив стоявшую у  камина палку,  богослов вступил в  единоборство с
дьяволом...
     Когда, заслышав шум, седой ученый вбежал в комнату, все было кончено.
Железная женщина,  разбитая и изуродованная,  валялась на полу.  Казалось,
потрясенный Альберт сейчас рухнет с ней рядом.
     — Несчастный! — закричал он. — Несчастный! Ты уничтожил труд тридцати
лет моей жизни!
     Тридцать лет жизни,  тридцать лет работы —  такова была цена создания
первого механического человека,  или, как говорили тогда, андроида. До нас
дошло  только  упоминание об  этом  эпизоде.  Ни  расчетов,  ни  чертежей,
которыми  пользовался  Альберт  Великий,   естественно,   не  сохранилось.
Поэтому,  как это нередко бывает в истории науки,  другим ученым,  которые
стремились построить  механического человека,  приходилось проделывать всю
работу сначала.
     Андроид появился снова  только  через  четыреста лет  после  Альберта
Великого.  Его  создателем был иезуитский миссионер Габриэль де  Магеллан.
Миссионер Магеллан,  родственник знаменитого мореплавателя, видно, носил в
крови такую же жажду дальних странствий. Он отправился в Китай.
     Прожив в этой стране долгие годы, Габриэль де Магеллан однажды сделал
императору удивительный подарок.  Это  был  механический человек,  который
«приводился в  движение скрытыми в нем пружинами.  Он маршировал в течение
четверти часа, держа в одной руке обнаженную шпагу, а в другой щит».
     Мы не знаем о  дальнейшей судьбе этого андроида.  Известно только то,
что,  несмотря на  шпагу  в  руке,  он  оказался плохим  защитником своего
творца.  Когда через несколько лет все миссионеры в  Китае были схвачены и
подвергнуты изощренным  пыткам,  Габриэль  де  Магеллан  не  избежал  этой
участи.  И  в  то  солнечное утро  базарного дня,  когда Габриэля везли на
казнь,  по розовому мрамору дворцового зала все так же четко и  размеренно
вышагивал железный человек, равнодушный к судьбе того, кто его построил.
     Есть  сведения о  еще  более  ранних  попытках создания механического
человека.  Так,  Аристотель  упоминает  о  статуе  Венеры,  которая  могла
передвигаться благодаря какому-то  устройству,  помещенному внутри  нее  и
приводимому в действие ртутью.
     Существуют предания,  что  император Священной Римской империи Карл V
весьма любил подобного рода  устройства.  Отрекшись от  престола,  большую
часть  времени он  проводил,  созерцая,  как  механические пешие и  конные
рыцари маршировали или сражались между собой.
     Трудные,   казалось   бы,   неразрешимые  проблемы   вставали   перед
создателями первых роботов*.  Прежде всего:  где взять ту энергию, которая
могла  бы  заменить силу  человеческих мышц?  Обычно пытались использовать
системы пружин. Сжимаясь, закручиваясь, пружины становились аккумуляторами
механической энергии. Но этой энергии было явно недостаточно. Поэтому, как
только  появились  паровые  машины,   век  пара  вторгся  и  в  мастерские
создателей роботов.
     _______________
          * Слово «робот» впервые было введено чешким писателем К. Чапеком
     в 1920 г. в его пьесе «R.U.R», что означало «Россумские универсальные
     роботы». К. Чапек обозначал этим словом механических людей. Затем уже
     как термин оно перешло в технику и науку.

     В  конце  прошлого  века  в  Соединенных Штатах  из  города  в  город
разъезжал некий  Дж. Мор. Он путешествовал не один, а в компании с паровым
человеком.  Спутником  Дж. Мора был двухметровый железный андроид, который
приводился в движение скрытой внутри паровой машиной. Машина эта развивала
мощность в половину лошадиной силы.
     Необычное зрелище  собирало много  народа.  Паровой  человек  сначала
неуверенно, словно сомневаясь в своих способностях, переставлял одну ногу,
потом  другую...  Сделав  первые  шаги,  он  начинал идти  все  быстрее и,
двигаясь по кругу,  развивал  скорость до  7 — 8 километров в час.  А в то
время как он шел, изо рта у него, как на морозе, валил пар.
     Но,  увы,  ни  марширующий человек Магеллана,  ни  паровой человек не
могли  произносить слов,  совершать  разные  действия.  Они  умели  только
ходить.  Никому  из  конструкторов и  ученых  после  Альберта Великого  не
удавалось повторить его шедевра.
     В  1761 году известный математик Леонард Эйлер писал:  «Когда удастся
сконструировать машину, которая сможет воспроизводить все звуки наших слов
со всеми их оттенками,  —  это будет величайшим открытием...  Я  не вижу в
этом невозможного». Леонард Эйлер мечтал об открытии, которое было сделано
за много веков до того, как он написал эти строки.
     В Х веке жил крупнейший ученый своего  времени,  профессор  Рейнского
университета  Герберт-из-Орийака.  Есть  предположение,  что  он  совершил
путешествие в страны Востока,  в  частности  в  Индию,  где  приобщился  к
каким-то высоким знаниям. Во всяком случае, познания Герберта-из-Орийака в
математике,  физике,  механике намного  превосходили  уровень  знаний  его
ученых коллег. Хроники тех лет писали, что «Герберт построил в городе Рейн
прекрасные  фонтаны,  струи  которых,   переливаясь   в   чаши,   издавали
гармонические звуки, напоминавшие какую-то мелодию».
     Герберт-из-Орийака   находился   в   самом   зените   своей   научной
деятельности, когда он был возведен в сан папы и принял имя Сильвестра II.
Современники  этого  папы-ученого  утверждали,   что  в  его  дворце  была
бронзовая голова, которая отвечала на вопросы, произнося два слова: «да» и
«нет». Сам Сильвестр II в дошедших до нас записях подтверждает это.
     Нет   сомнения,   что  интеллектуально  папа  Сильвестр  II   намного
возвышался  над  тогдашним  церковным  миром.  А  превосходства обычно  не
прощают.  Ученого неоднократно обвиняли в чернокнижничестве,  лишь высокий
церковный сан ограждал его от костра.
     Хотя  папа  Сильвестр II  умер  своей  смертью,  во  время  последней
исповеди его все же заставили признаться, что он был другом дьявола.
     Через несколько дней после смерти папы состоялось его погребение.  Но
оно  не  походило  на  похороны высшего  церковного сановника.  По  улицам
Вечного города мимо  притихших толп  ехала никем не  управляемая повозка с
гробом.  В нее были впряжены две лошади — белая и черная. В том месте, где
они остановились,  тело папы было предано земле.  Так прощались с  великим
ученым его современники.
     Имя   Сильвестра  II   связано  с   первым,   достаточно  достоверным
упоминанием о  говорящем  устройстве.  К  сожалению,  о  дальнейшей судьбе
говорящей головы и  связанного с  ней устройства нам ничего не известно...
Возможно,  она  была  уничтожена.  Не  исключено и  то,  что  до  сих  пор
устройство это хранится где-нибудь в тайниках Ватикана.
     Есть любопытные сведения,  которые относятся уже к XIII веку. Хроники
сообщают,  что  Роберт  Гроссетест,  епископ Линкольнский,  сконструировал
бронзовую голову,  способную произносить отдельные слова. На создание этой
говорящей головы ушло семь лет.  Как  писал современник,  бронзовая голова
могла  говорить благодаря устройству,  через  которое  с  силой  продували
воздух.
     Нас  не  должно  удивлять,  что  в  средние века  многие  ученые были
наделены  высокими  духовными  званиями.  Тогда  Ватикан  довольно  охотно
раздавал крупным ученым церковные должности. Сами ученые шли на это, чтобы
обеспечить себе большую свободу научной деятельности.  Нетрудно обвинить в
ереси  человека,  проводящего все  дни  среди реторт и  книг  сомнительных
авторов.  Но  не  всякий  посмеет  возвести такое  обвинение на  человека,
облеченного доверием церкви.  Вот почему тот же Альберт Великий,  несмотря
на  то  что он пользовался в  свое время славой чернокнижника и  алхимика,
стал епископом Регенсбургским.
     Говорящая  голова  епископа  Линкольнского ненадолго пережила  своего
создателя. Сменив нескольких владельцев, она затерялась в каких-то забытых
коллекциях и кунсткамерах.
     Минуло более четыреста лет,  и  в  1779 году Российская императорская
Академия  наук  объявила конкурс  на  создание аппарата,  который  мог  бы
воспроизводить пять гласных звуков:  «а»,  «е», «и», «о», «у». Премия была
присуждена С. Г. Кратзенштейну.  Его устройство представляло собой систему
трубок различной формы и длины.  Когда через них с силой продували воздух,
возникали звуки, имитирующие человеческий голос.
     В  июле  1783 года Французской академией наук было получено письмо за
подписью некоего аббата Микеля.  Он сообщал,  что создал две искусственные
человеческие  головы,   которые  якобы   могут  произносить  целые  фразы.
Изобретатель просил академию назначить компетентную комиссию.
     Аббат Микель жил в монархической Франции.  Поэтому фразы,  которые он
вложил в  уста своих творений,  полностью соответствовали и эпохе и месту,
где они были созданы.
     Первая голова:  «О любимый король, отец народов, благополучие которых
показывает всей  Европе  величие  твоего  трона!»,  «Король даровал Европе
мир!»
     Вторая голова: «Мир венчает короля славой!»
     После одобрения Академией наук  говорящие головы были  выставлены для
всеобщего  обозрения.   Изобретатель  стал   центром  внимания  публики  и
журналистов. Успех следовал за ним по пятам. Микель был представлен самому
королю Людовику XVI.
     Английская пословица —  «Чудо длится только три дня»,  — к сожалению,
часто справедлива.  Вскоре мода на  аббата Микеля и  его  говорящие головы
прошла.  «Невежество,  —  писал современник,  —  не видело,  чем может оно
восхищаться в этих шедеврах,  которые не имели ничего от шарлатанства, так
необходимого в нашем веке, чтобы обрести симпатии толпы».
     Академия наук,  желая помочь Микелю,  предложила, чтобы правительство
купило у  него  изобретение.  Решение этого вопроса было  передано в  руки
полицейского  чиновника.  Некий  лейтенант  полиции  Ленуар  счел  покупку
нецелесообразной.   Бездумным  росчерком  пера  была  перечеркнута  судьба
открытия  и  жизнь  изобретателя.   Измученный  безденежьем,  преследуемый
долгами, Микель в отчаянии швырнул бронзовые головы на пол и разбил их.
     Умер он в нищете.
     Нередко поиски говорящего устройства заводили конструкторов в  тупик.
Но некоторым тупики казались путями,  ведущими к  величайшим открытиям.  В
таком   приятном  заблуждении  всю   жизнь   пребывал,   например,   некий
исследователь эпохи Возрождения Гловани Батиста Порта.  По его мысли, весь
лексикон андроидов мог состоять из своего рода «звуковых консервов».  Если
в  свинцовую трубку,  утверждал он,  произнести фразу,  а затем достаточно
быстро  закрыть отверстие,  то  звучание останется там,  пока  не  откроют
трубку...    В    XVIII   веке   нюрнбергский   оптик   Грундлер   пытался
«законсервировать» звук при  помощи сосуда в  форме замкнутой спирали.  Он
считал, что эхо должно будет без конца крутиться внутри этого сосуда, пока
ему не будет дан выход наружу.
     Человеческая мысль  снова и  снова настойчиво возвращалась к  вопросу
создания говорящего робота.  Когда  Т. Эдисон  изобрел фонограф,  одним из
первых его  применений,  которое пришло ему  в  голову,  было изготовление
говорящей модели  человека!  Но  самому Эдисону не  удалось воплотить свой
замысел. Слабой тенью этой идеи явились говорящие куклы Эдисона, которые в
большом  количестве  стали   выпускаться  некой  расторопной  американской
компанией.  В туловища их был вмонтирован фонограф,  повторявший одни и те
же затверженные фразы.
     Конечно,  этим  беспомощным созданиям было  далеко  до  механического
человека,  к  которому  стремились изобретатели и  конструкторы в  течение
сотен  лет.  Они  мечтали  создать  механизм,  могущий  максимально  полно
имитировать деятельность человека.  Нередко лишь мечты и находили отклик в
легендах.  Так,  предания рассказывают о механическом человеке раввина Реб
Лоу  из  Праги.  Этот андроид был якобы столь совершенен,  что прислуживал
раввину дома.
     Андроиду Альберта Великого легенды приписывали способность не  только
произносить отдельные фразы, но и вести сложные богословские споры. А Фома
Аквинский в  ярости разбил искусственную женщину якобы именно потому,  что
не мог противостоять в диспуте ее знаниям и логике.
     Иными словами, это были мечты о механическом человеке, который мог бы
мыслить.
     В один из дней 1809 года в штабе наполеоновской армии,  расположенном
во  дворце Шенбрунн в  Вене,  царило оживление.  Накануне сюда  в  большом
закрытом  фургоне   привезли  механического  человека.   Созданный  руками
искусного механика,  этот  андроид был  якобы отличным игроком в  шахматы.
Узнав об  этом,  сам император изъявил желание сыграть партию с  необычным
партнером.
     Вечером в  большом  зале  дворца  собрались  все,  кто в знак особого
расположения был допущен присутствовать на  этом  сеансе.  Человек  против
механизма,  император против андроида.  Высшие офицеры гвардии,  маршалы с
удивлением рассматривали неподвижную фигуру механического игрока. В чалме,
с  усами,  одетый  турком,  андроид  сидел  перед  доской,  на которой уже
выстроились массивные шахматные фигуры.  Доска стояла на большом,  похожем
на  ящик  столе,  закрытом с четырех сторон.  Там находился механизм.  Да,
механизм,  и  ничего  более.  В  подтверждение  этого  владелец   андроида
поочередно   отворил   дверцы  стола.  Взглядам  присутствующих  открылись
какие-то колесики, сложные системы зубчатых рычажков...
     Император не  любил медлить.  Он сел перед механическим человеком,  и
какую-то  секунду  казалось,   что  они  смотрят  друг  на  друга,  словно
раздумывая. Наполеон сделал первый стремительный ход.
     Сидящая  перед  ним  кукла  пришла  в  движение.  Почти  человеческим
движением она  протянула руку и  переставила фигуру.  Наполеон,  очевидно,
чувствовал,  что  сегодня  впервые центром внимания является не  он.  Чуть
нахмурившись, император сделал второй ход.
     Наполеон  играл  быстро.  Комбинации мгновенно созревали в  его  уме,
изощренном в других играх,  игральной доской в которых ему служила Европа,
а  фигурами —  армии  и  народы.  И  все  же...  И  все  же  многие начали
догадываться,  что  император проигрывает.  Раньше  других понял  это  сам
Наполеон.
     Тогда,  верный  своей  военной тактике,  он  делает  неожиданный ход.
Императорский ферзь бросился в атаку, перескочив с черной полосы на белую.
Наполеон  не  раз  во  время  сражений добивался удачи,  отбрасывая каноны
военной науки. Сейчас он решил пренебречь канонами игры.
     Каверзность этого хода нельзя было не заметить.  Но ропот придворного
восхищения,  пробежавший по залу,  тут же смолк. Железный человек протянул
руку к фигуре императора и поставил ферзя на место.
     Это была дерзость. Наполеон закусил губу.
     Через несколько ходов он снова попытался сделать неправильный ход,  и
снова андроид все так же бесстрастно поправил его.  Но когда Наполеон,  не
раз  испытывавший судьбу,  повторил это  в  третий раз,  он  был  наказан.
Андроид поднял руку и сбросил фигуры на пол.
     Все замерли, ибо уже не раз видели императора в ярости.
     Однако Наполеон умел  сдерживать себя.  Он  обратил все  в  шутку.  И
действительно,   на  кого  сердиться  его  императорскому  величеству?  На
механизм, на это бездушное сочетание рычажков и колесиков?
     Наполеон никогда так и  не узнал,  с кем играл он в тот вечер.  Среди
частей ложного механизма,  в недрах шахматного стола,  был скрыт человек —
один из лучших венских шахматистов того времени Альгайер. Как ни печально,
автомат для игры в шахматы был мистификацией.
     В течение десятков лет автомат,  тайна которого тщательно скрывалась,
объехал все европейские столицы.  Менялись его владельцы, менялись мастера
игры.  В конце прошлого века, когда секрет железного человека за шахматной
доской был раскрыт,  следы автомата теряются.  Несколько лет назад автомат
этот обнаружили в одной из антикварных лавок Парижа.
     Механический игрок  в  шахматы породил целую литературу.  Вокруг него
создавались  легенды.   Ряд  писателей  посвятили  ему  свои  рассказы.  О
механическом игроке шла пьеса и был поставлен фильм.
     Эта ловкая подделка,  бесспорно, являлась произведением искусства. Ее
автором  был  венский  механик  Вольфганг  Кемпелен.  Стремительная  мысль
конструктора не  хотела следовать за медленной поступью науки его времени.
Так творческая мечта обратилась в талантливую мистификацию.  Впрочем,  это
была далеко не единственная мистификация в истории и в науке.

     Потерянные  знания,   уничтоженные  рукописи  и  библиотеки  породили
великие провалы в  памяти о минувшем.  Не удивительно,  что это отсутствие
знаний вдохновляло не только исследователей,  искателей истин,  но и  тех,
кто готов был сам «творить прошлое» по собственному разумению и произволу.
Разные  люди  предавались этому  делу.  Разные побуждения двигали ими.  Но
одному правилу были верны они  все  —  домысливать,  искажать историческую
действительность нужно только в «лучшую сторону»,  то есть создавать такую
ложь,  которая  была  бы  приятна  современникам.  Мысль  эта  может  быть
проиллюстрирована примером из древних.
     Древнегреческий историк Фукидид рассказывает,  как однажды в Афины из
Сицилии прибыл человек,  который привез весть о поражении афинян. В городе
об этом еще ничего не знали.  Брадобрей,  услышав эту весть от прибывшего,
оставил его  с  намыленным лицом  и  бросился к  архонтам.  Город пришел в
смятение. Архонты тут же созвали народное собрание. Несчастный чужестранец
оказался лицом к  лицу с  разгневанной толпой.  Афиняне не могли поверить,
чтобы  их  армия потерпела поражение!  За  распространение ложных сведений
чужестранца решено было подвергнуть пытке на колесе.
     Позднее  прибыл  гонец,   который  подтвердил  весть   о   поражении.
Чужестранец говорил правду.  Неизвестно,  однако,  был ли  он утешен этим,
когда его снимали с колеса.
     Другой,  противоположный случай:  Плутарх рассказывает о  человеке по
имени Стратоклес.  Узнав,  что флот афинян потерпел поражение и уничтожен,
он скрыл это от своих сограждан.  Более того,  Стратоклес радостно сообщил
им о победе на море.  Он заставил афинян принести торжественную жертву,  и
три дня в городе не смолкали звуки музыки и пения.
     Когда  же  скрывать  поражение  оказалось  больше  невозможно и  ложь
открылась, афиняне потребовали смерти обманщика.
     Однако Стратоклес избежал не только казни, но и не был наказан.
     — Афиняне! — воскликнул он. — Разве я причинил вам какое-нибудь горе?
Разве не благодаря мне вы целых три дня радовались победе?
     Один сообщил правду и был подвергнут пыткам. Другой обманул всех и не
был даже наказан.  Воистину, «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий
обман».
     Недаром еще  в  XIII  веке  один  из  французских  монахов-летописцев
написал  такие  скорбные  строки:  «Те,  кто  пишут историю,  — занимаются
трудным делом. Если они пишут правду, они вызывают ненависть людей, а если
неправду  — гнев божий».  Нужно ли удивляться,  что находились летописцы и
историки, которые больше боялись прогневить земных владык, чем бога?
     В 1834 году  А. Тьер,  тогда министр внутренних дел Франции, подавлял
рабочие выступления в Париже и Лионе.  Для обоснования репрессий ему нужны
были  доказательства.  И  вот  21 апреля  того  же  года он  пишет верному
человеку,  префекту  Нижнего Рейна:  «Я  советую вам,  приложив величайшую
осторожность,   подготовить  вашу   часть   документов   для   предстоящих
расследований. Из этих документов должно ясно следовать, что все анархисты
переписываются между  собой,  что  существует  самая  тесная  связь  между
событиями в Париже, Лионе и Страсбурге, иными словами, что имеется широкий
заговор, охвативший всю Францию».
     Документы эти  были сфабрикованы и  послужили поводом для целой волны
казней, репрессий и террора.
     Годы господства фашизма в Германии были в то же время годами массовой
фальсификации  исторической  науки.  Для  этой  цели  был создан Имперский
институт истории новой Германии.  Задача  его  заключалась  в  том,  чтобы
доказывать,  что  в  Европе  всегда  существовала  некая нордическая раса,
которой обязана  якобы  своим  возникновением  вся  европейская  культура.
Исторические факты, как известно, не имеют ничего общего с этой схемой. Но
тем хуже для фактов! Обращаясь к сотрудникам института, один из фашистских
деятелей  упрекал  их  за то,  что они «не смогли создать ни одного нового
факта».
     В гитлеровской Германии была переписана,  по сути дела,  вся история.
Даже история древнего мира. Согласно новому варианту, во II тысячелетии до
нашей  эры  появляются неведомо откуда взявшиеся германо-греческие цари  и
князья.  Даже «Илиада» и «Одиссея»,  оказалось, «имели» северогерманское и
даже древнепрусское происхождение. Что же касается героев этого эпоса, то,
естественно, они «принадлежали» к нордической расе или «являлись» древними
пруссаками...
     Ложь  ничуть  не  смущала ее  авторов.  Верили ли  они  в  нее  сами?
Неизвестно.  Да,  впрочем,  и неважно.  Важно,  как начала действовать эта
фальсифицированная история,  когда ее  вкладывали в  умы и  сердца солдат.
Историческая  ложь  двигала  армиями,  опрокидывала  границы,  развязывала
агрессию.  Подобно наемнику-ландскнехту, фальсифицированная история служит
любому, кто платит.
     Нередко    фальсификаторы    руководствовались   и    «возвышенными»,
патриотическими побуждениями.  Так, некий шотландец Демистер, живший еще в
XVI веке,  составил список несуществующих книг шотландских  авторов.  А  в
1817  году  научный  мир  был  ошеломлен  известием  об  открытии  древних
рукописей чешского народного эпоса. Причем события, о которых повествовали
эти  произведения,  уходили  в  прошлое  на  тысячу  лет.  Десятилетия все
пребывали в полнейшей уверенности,  что рукописи подлинные. Отрывки из них
цитировались в солидных научных трудах,  крупнейшие исследователи писали к
ним  комментарии,  та  или  иная  строка  из  эпоса  становилась  решающим
аргументом в научных спорах. Под впечатлением этой находки Гёте перевел из
нее «Песню о Вышеграде».
     Прошло почти полвека,  прежде чем  подделка была доказана.  Некоторые
грамматические формы  и  даже  слова,  которыми  пользовался мистификатор,
появились на сотни лет позднее.  А  под «древним» текстом оказался другой,
относившийся к сравнительно недавнему времени.
     В 1951 году в ФРГ отмечалось 700-летие церкви св. Марии в Любеке.  На
торжества прибыл  сам  канцлер Аденауэр.  Ведущие специалисты по  готике с
восторгом демонстрировали ему фрески, обнаруженные при реставрации церкви.
Ученый  мир  и  искусствоведы восприняли находку  «фресок  периода  ранней
готики»  как  большое событие.  Открытие это  считалось новой  страницей в
истории средневековой живописи.  Фрескам церкви св. Марии  были  посвящены
многочисленные исследования и научные статьи.
     Недавно решением  магистрата  города  Любека  «древние  фрески»  были
стерты.  Они  оказались  поддельными.  Правда,  когда реставратор-художник
публично заявил об этом и признался в авторстве,  ему  никто  не  поверил.
Только  после  того,  как  он  представил  фотографии  разных этапов своей
работы,  когда  он  расписывал  стены,  решено  было  назначить   судебную
экспертизу.  «Патриотически настроенные» историки и искусствоведы никак не
хотели  расстаться  с  мыслью  о  подлинности  этого  шедевра.  Но,   увы,
результаты экспертизы показали,  что произведения «ранней готики» нанесены
на штукатурку,  которой стены церкви  были  покрыты  всего  несколько  лет
назад.
     Существует выражение:  «Коллекционеры —  счастливые люди».  Одним  из
самых  счастливых  коллекционеров всех  времен  был,  очевидно,  известный
французский математик  прошлого  века  Мишель Шаль.  Он  обладал  письмами
Рабле,  Паскаля,  Юлия Цезаря,  Клеопатры и  даже Александра Македонского.
Правда,  его  несколько удивляло,  что  другие  коллекционеры не  выражают
никаких признаков восторга по  поводу его  коллекции.  Но  он  утешал себя
мыслью,  что причина тому —  зависть.  Может,  это было и так. А возможно,
многих смущало то обстоятельство,  что Клеопатра,  как,  впрочем,  и  Юлий
Цезарь из его коллекции,  писали почему-то на французском языке XIX века и
пользовались той же бумагой,  что и современники Мишеля Шаля.  Конечно,  и
Юлий Цезарь,  и  Клеопатра,  как  великие люди,  имели право на  некоторые
странности. Но это было уже слишком.
     Не один год во Французской академии наук, членом которой был и сам М.
Шаль, шли бурные споры по поводу подлинности этих документов. И вот, когда
большинство склонялось уже  к  тому,  чтобы  признать  письма  французских
авторов подлинными, у Шаля появилось вдруг письмо Паскаля к Роберту Бойлю.
Тому  самому  Бойлю,  который  известен каждому  школьнику по  физическому
закону Бойля — Мариотта.
     В  этом  письме  Паскаль  сообщал,  что  именно  ему,  а  не  Ньютону
принадлежит честь открытия закона всемирного тяготения.  Поскольку Паскаль
был  французом,  такой документ весьма импонировал патриотическим чувствам
членов Французской академии наук.  Но,  к сожалению,  в том году,  которым
датировалось письмо, Ньютон не мог сделать этого открытия: ему было только
десять лет.
     Автором этих  документов,  которые чуть было не  ввели в  заблуждение
Академию наук,  был  безвестный парижский клерк.  Его искусство было щедро
вознаграждено.  В  общей  сложности он  получил солидную сумму —  свыше 30
тысяч долларов от М. Шаля,  которому продавал свои произведения. За ошибку
же, которая привлекла к нему внимание правосудия, клерк попал в тюрьму.
     Подделка древних текстов была  делом  трудным и  требовала величайших
познаний,  особенно в  области стилистики.  Искусство это бытовало в  свое
время на  правах литературного жанра.  Во  Франции существовали даже школы
этого  жанра.  Люди,  посвящавшие себя  нелегкому искусству фальсификации,
нередко относились к этому как к своего рода спорту. Подобно шахматам, где
один  ошибочный  ход  приводит  к   проигрышу  партии,   здесь  достаточно
единственного неточного нюанса или неправильно употребленного слова, чтобы
обман раскрылся.
     Фальсификация  текстов   древних  авторов  продолжалась  сотни   лет.
Известны подделки произведений Фемистокла и Пифагора, Платона и Демосфена.
Существуют   работы,   авторами   которых   считаются   псевдо-Цицерон   и
псевдо-Аристотель.  Подделка Цицерона, в частности, была выполнена с таким
мастерством, что обнаружилась совершенно случайно только века спустя.
     Чему же верить?  Какова вероятность,  что и другие древние авторы, на
свидетельства которых о  прошлом мы  полагаемся,  не  были созданы позднее
руками  умелых,  но  безответственных  фальсификаторов?  Историкам  всегда
необходимо вносить поправки на возможность фальсификации.
     Еще  в  XVI  веке Эразм Роттердамский сокрушался,  что нет ни  одного
текста «отцов церкви»,  который можно было бы бесспорно считать подлинным.
Ему вторил ученый-иезуит  Дж. Ардуин,  который на  основании скрупулезного
изучения многих  древних  текстов пришел  к  выводам самым  печальным.  Он
доказывал,  что подлинные только Гомер, Геродот, Плиний и Цицерон. А также
несколько произведений Горация и Виргилия. Все остальное, по его мнению, —
плоды поздних фальсификаций.
     Плутовское племя  фальсификаторов прошлого не  перевелось и  в  более
близкое нам время.
     Ночь  на  14 февраля 1493 года  была  в  Атлантике  особенно  бурной.
Многотонные горы воды вздымались к самому небу и  начинали  свой  страшный
бег от одного края горизонта к другому. Конечно, такие штормы бывали здесь
и раньше,  но всякий раз лишь пустынные воды и небо были тому свидетелями.
Но в ту ночь это безлюдие было нарушено. Волны качали и бросали из стороны
в сторону два утлых  суденышка,  две  каравеллы  флотилии  его  величества
короля Испании Фердинанда. На одной из каравелл находился человек, чье имя
известно каждому. Его звали Христофор Колумб.
     Открыв новый,  неизведанный материк,  корабли возвращались в  Европу.
Конец  путешествия был  уже  близок,  и  вдруг ночью в  открытом океане их
настиг  шторм.  Какое-то  время  каравеллы подавали  световые сигналы,  но
вскоре потеряли друг друга из  виду.  Когда шансов на спасение,  казалось,
уже не было,  Колумб сделал то, что обычно делали в таких случаях капитаны
гибнущих судов.  Он  собрал свои  записи,  письма,  отчет  о  путешествии,
завернул в пергамент,  обернул сверху промасленным брезентом, поместил все
это внутрь большого бревна и приказал бросить бревно в море.
     Известен этот факт стал сравнительно недавно, только в конце прошлого
века, когда в архиве Мадридского музея была обнаружена испанская рукопись,
упоминавшая  об  этом.  Вскоре  рукопись  эту  перевели  на  английский  и
напечатали в  Америке.  Не  прошло  и  нескольких недель  после  появления
американского издания,  как  пропавшие путевые  заметки  Колумба  нашлись!
Какой-то  человек  принес  их  в   музей  города  Сан-Франциско.   Правда,
специалистам не потребовалось особого труда, чтобы обнаружить подделку. Но
это не  огорчило владельца «находки».  И  не  переубедило некоего любителя
автографов, который с готовностью купил «бесценную реликвию».
     Этим эпизодом,   однако,  дело  не  ограничилось.  Поскольку  процесс
появления  потерянных  рукописей  Колумба  начался,  ничто  уже  не  могло
остановить его. Через некоторое время очередной вариант появился в столице
Мексики.  На этот раз рукопись была старательно вымочена в морской воде  и
страницы ее были покрыты песчинками.  Но не настолько,  чтобы это помешало
прочесть текст.  Что  же  касается  самого  текста,  то  автору  его  было
почему-то угодно,  чтобы Колумб писал по-немецки.  В другом случае Колумба
заставили писать свой отчет по-английски.  Такая  рукопись  была  получена
одним лондонским издателем вместе с деревянным ящиком,  в котором она была
якобы найдена.  К ящику со всех сторон столярным  клеем  было  старательно
приклеено множество ракушек.
     В  нью-йоркской  публичной  библиотеке есть  целый  отдел  поддельных
рукописей и исторических документов.  Здесь и дневники Эдгара По, и письма
Вашингтона,  и статьи Линкольна.  Эта своеобразная коллекция пополняется и
сейчас.
     Впрочем,  объектом подделок становятся не  только тексты,  но и  сами
исторические реликвии. Такова, например, история кардифского гиганта.
     В  октябре 1869  года  все  газеты  Соединенных Штатов под  огромными
заголовками сообщили о  находке недалеко от городка Кардиф (штат Нью-Йорк)
гигантского  каменного  человека.  По  мнению  одного  из  исследователей,
находка  эта  представляла  собой  не   что  иное,   как  огромную  статую
финикийского бога Ваала.  Он  обнаружил на  ней даже какую-то  финикийскую
надпись и, как и следовало ожидать, без особых затруднений расшифровал ее.
Профессор  Дж. Холл,  директор  нью-йоркского  музея,  назвал  кардифского
гиганта «самой удивительной находкой из всех, обнаруженных в этой стране».
Профессор не догадывался, до какой степени он был прав.
     Ажиотаж  продолжался  два  месяца.   Каждый  день  из  разных  штатов
прибывали  тысячи  людей,  чтобы  взглянуть на  кардифскую находку.  Музеи
оспаривали между собой честь выставить гиганта в своих залах.
     Гром  грянул оттуда,  откуда его  меньше всего  можно  было  ожидать.
Фермер,  который якобы нашел гиганта,  когда рыл колодец,  сам признался в
мистификации.
     Год назад он приобрел большую глыбу окаменевшего гипса и  отправил ее
скульптору.
     — Изобразите меня в виде голого гиганта, — попросил он.
     Когда  скульптор сделал  свое  дело,  мистификатор выкрасил  огромную
фигуру чернилами,  а  для  верности полил еще серной кислотой.  После чего
каменный человек ростом около  трех  с  половиной метров был  тайно предан
земле.  Прошел  год,  прежде чем  фермер решил,  что  его  гигант приобрел
достаточно «ископаемый» вид.  Тогда он  вызвал рабочих и  приказал им рыть
колодец.
     Мистификатор неплохо  заработал  на  своем  гиганте.  Когда  сенсация
улеглась,  на  счету у  него было сто  тысяч долларов.  К  чести его  надо
сказать,  что,  затевая это дело,  он не ставил перед собой такой цели. Он
просто хотел оставить всех в дураках. Что ему и удалось.
     Впрочем,  этот  фермер,  наделенный,  очевидно,  повышенным  чувством
юмора, имел предшественника. Им был не кто иной, как сам Микеланджело.
     Микеланджело долго работал над скульптурой спящего купидона.  Вдруг у
готовой статуи отломилась рука.  Можно представить  себе  досаду  великого
художника.  Но он нашел выход — закопал статую в землю,  а затем подстроил
все  так,  будто  она  была  случайно  обнаружена.  Историки  и   ценители
античности  в один голос принялись восхищаться шедевром прошлого.  Находку
купил кардинал. Уже после этого Микеланджело приделал к статуе недостающую
руку, а заодно и раскрыл свою подделку. Кардинал не скрывал разочарования.
Он  считал,  что  произведение  безвестного  древнего  автора  превосходит
творения Микеланджело,  его современника.  Обычно художников по-настоящему
оценивают только потомки. Микеланджело не был исключением.
     Усилиями  фальсификаторов  на   страницах  истории  порой  появляются
личности,   никогда  не  существовавшие.  Иногда  же,  наоборот,  те,  что
существовали, исчезают, словно их не было никогда.
     С  1410  по  1415 год  папский престол занимал Иоанн XXIII.  Это  был
человек,  оставивший заметный след в  истории:  он  решил судьбу Яна Гуса,
поднял  до  небывалых размеров  торговлю  индульгенциями и,  по  преданию,
основал первый банк Ватикана —  прообраз теперешнего «Банка Святого Духа».
Но характеристика папы Иоанна XXIII будет неполной,  если не добавить, что
этот человек был убийцей,  вором и бывшим пиратом. Карьера его закончилась
печально. За свои преступления Иоанн XXIII был лишен сана и предан суду.
     Ватикан постарался скрыть эту темную страницу своей истории.  История
папства была переписана таким образом,  что в  ней не  оказалось места для
Иоанна XXIII.  На  время  его  правления было  «натянуто» время  правления
других  пап,   предшествовавшего  и   последующего.   Так   Иоанн   XXIII,
существовавший реально,  был вычеркнут,  выпал из истории. Поэтому когда в
1958 году новый папа принял имя Иоанна,  он стал Иоанном XXIII,  как будто
того, жившего пять веков назад, не существовало вообще.
     О женщине, которая стала папой и управляла церковью под именем Иоанна
VIII,  сейчас осталась только легенда. Во всяком случае, если такой эпизод
и  был  в  истории католической церкви,  Ватикан также  сделал все,  чтобы
предать его забвению. Вот почему в дальнейшем появился еще один папа Иоанн
VIII, на этот раз мужчина.

     Какая-то  часть  человеческих  знаний,  памяти  прошлого  забывалась,
стиралась,  исчезала сама по  себе.  Но другую,  значительно большую часть
уничтожали сами люди.  Научные знания,  географические открытия,  память о
государствах и  целых  народах предавались забвению,  исчезали,  казалось,
навсегда.  Разные помыслы и  цели  владели теми,  кто  совершал это.  Одни
скрывали знания,  чтобы сохранить монополию на них.  Другие —  потому, что
считали их  опасными.  Третьи искажали или  скрывали прошлое,  так как это
помогало им  получить или сохранить власть.  Заходила ли  речь о  праве на
престол,  о территориальных притязаниях или о том, чтобы очернить врага, —
ради этого могущественные владыки,  не  задумываясь,  шли на  любую ложь и
подлог.
     Забытые страницы истории,  с  которыми вы  только что  познакомились,
воскрешают минувшее,  в  котором  многое  еще  не  понято,  не  объяснено,
противоречиво.  Возможно,  что некоторые из  этих забытых страниц дошли до
нас  в  искаженном виде.  Но  нам  хотелось бы  обратить ваше  внимание на
следующее.
     В   человеческой  истории  не   бывает  и   не   может  быть   ничего
необъяснимого.  Люди сами творят свою историю,  и  мотивы их действий,  их
столкновений,  их  идей  всегда можно понять и  объяснить,  если подойти к
этому  с   позиций  материалистического  понимания  истории  человеческого
общества,  с позиций научного изучения истории как «единого, закономерного
во всей своей громадной разносторонности и противоречивости, процесса»*.
     _______________
          * Л е н и н  В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 58.

     И,  наконец,  в  исторической науке  можно сделать открытия не  менее
захватывающие,  чем в других современных науках.  И если кто-нибудь из вас
пожелает посвятить себя истории,  авторы этих строк будут считать, что они
сумели выполнить свою задачу.


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 12/08/2000