Постулат пятый. Революция означает переход к более высоким интеллектуальным стандартам общественной жизни

Одним из благ, которым нас соблазняли сладкоголосые сирены перестройки, была "интеллектуализация" общественной жизни. Эпитеты интеллигентный, компетентный, научный стали высшей похвалой. Уж как потешались над Брежневым и всей "геронтократией" за их примитивные силлогизмы, а тезис о том, что "кухарка может управлять государством" вызывал просто хохот. На политической трибуне прочно утвердились академики — Примакова сменял Велихов, Сахарова Лихачев, и так бесконечной вереницей.47 В дальнейшем на смену им пришли "компетентные" кандидаты наук типа Явлинского и Шахрая, но делу это помогло мало. Тесный альянс обществоведов (типа Г.Попова и Т.Заславской), партийных идеологов (типа Г.Бурбулиса и А.Яковлева) и ученых-естественников (типа А.Мурашева и C.Ковалева) выработал совершенно небывалый стиль политических дебатов. Благодаря мощным средствам массовой информации он был навязан общественному сознанию и стал инструментом для разрушения этого сознания, его шизофренизации.

Рассуждения стали настолько бессвязными и внутренне противоречивыми, что все больше людей верит, будто жителей крупных городов кто-то облучал неведомыми "психотропными" лучами. Трудно представить, чтобы когда либо еще в нашей истории был период такого массового оглупления, такого резкого падения уровня умственной работы. Вспомним, как бывший многолетний декан экономического факультета МГУ Г.Попов убеждал народ, что приватизация торговли приведет к изобилию товаров. И ладно бы только жулик-экономист говорил такое. То же самое повторял человек с явно научным образованием на одном митинге. Когда я спросил его, на чем основана его убежденность — ведь продукты не производятся в магазине — он без тени сомнения ответил: "На Западе магазины частные — и там все есть!".

Массовая утpата здpавого смысла, способности кpитически оценивать утвеpждения, довеpие к самым абсуpдным обещаниям — все это подтвеpждается множеством фактов. Вот видный деятель пишет в pеспектабельном жуpнале "Междунаpодная жизнь" о необходимости "pеально оценить наш pубль, его покупательную способность на сегодняшний день" (в начале 1991 г.). Пpедлагаемый им метод до пpедела пpост и столь же абсуpден: "Если за него (pубль) дают 5 центов в Нью-Йоpке, значит он и стоит 5 центов. Дpугого пути нет, ведь должен же быть какой-то pеальный кpитеpий". Ясно, что сознание этого деятеля иррационально. Почему "дpугого пути нет", кpоме как попытаться пpодать pублевую бумажку в Нью-Йоpке? Кому нужен pубль в Нью-Йоpке? А pеальная ценность pубля на той теppитоpии, где он выполняет функции денег, была известна — 20 поездок на метpо. То есть, рубль был эквивалентом количества стройматериалов, энергии, машин, рабочей силы и других реальных средств, достаточного чтобы построить и содержать "частицу" московского метро, "производящую" 20 поездок. В Нью-Йоpке потpебная для обеспечения такого числа поездок сумма pесуpсов стоит 30 доллаpов.48

Все это знали, и тем не менее политики и массы их почитателей pассуждали так же. Более того, даже кpитики правительства не могли внятно объяснить абсуpдность пpодажи 140 млpд. pуб. И.Силаевым. Ведь во всех основных сферах производства и потребления обмен такой огромной суммы в 1990 году по цене 18 руб. за доллар приводил к потерям в десятки, а в ряде сфер и в сотни раз больше эквивалента. Этот случай сам по себе войдет в истоpию как пример массового психоза.49

Поражала логика, с которой принимались важнейшие метафоры. Вспомним, как сторонники радикального перехода к капитализму взывали: "Нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка!". При этом все были уверены, что в один прыжок эту пропасть перепрыгнуть не удастся. Но предложения "консерваторов" не прыгать вообще, а построить мост — отвергались с возмущением. Интеллигенция звала людей просто прыгнуть в пропасть.

О состоянии умов "читающей публики" красноречиво говорят те образы, которые старались создать для себя ведущие политики перестройки. Огромной интуицией и чутьем обладает Ельцин. И вот в "Исповеди на заданную тему" он рассказывает, как потерял пальцы: "Я взялся проникнуть в церковь (там находился склад военных). Ночью пролез через три полосы колючей проволоки, и пока часовой находился на другой стороне, пропилил решетку в окне, забрался внутрь, взял две гранаты РГД-33 с запалами и, к счастью, благополучно (часовой стрелял бы без предупреждения) выбрался обратно. Уехали километров за 60 в лес, решили гранаты разобрать. Ребят все же догадался уговорить отойти метров за 100: бил молотком, стоя на коленях, а гранату положил на камень. А вот запал не вынул, не знал. Взрыв… и пальцев нет. Ребят не тронуло".

Скорее всего, этот рассказ не следует понимать буквально, это возвышающий "великого человека" миф. Уж слишком много странностей: трудно перепилить решетку, пока часовой обходит церковь, гранаты не хранятся с запалами, взорвавшаяся в руках граната кроме двух пальцев отрывает кое-что еще и т.д. Но главное для нас не это, а та структура мышления читателя, на которую ориентируется автор. При нормальном состоянии ума читателей никогда политик не написал бы таких вещей в автобиографии, ведь он изображает себя поразительно безответственным и безжалостным — любой подросток во время войны понимал, что означает для часового перепиленная решетка и похищение боеприпасов (а ведь в книге нет и позднего раскаяния). Но главное, что мы видим четырнадцатилетнего подростка — взрослого по тем тяжелым временам человека, — который, положив на камень гранату, бьет по ней молотком! Не распиливает тем же напильником, а бьет молотком. На какой же эффект мог при этом рассчитывать здравомыслящий человек? И если он в отрочестве бьет молотком по гранате, то каких действий можно ждать от него, если он станет президентом? Отсюда и вытекает характеристика читателей: хитрый политик Ельцин, зная состояние умов читателей, предложил им как раз такой образ, который должен был бы привести в ужас разумного человека и оттолкнуть разумного избирателя — но восхитить и привлечь тех, кто в безумии мечтал лишь о сокрушении "начиненной взрывчаткой" советской империи.

Вот случай помягче. Вспомним один из фундаментальных лозунгов перестройки, который противоречит и здравому смыслу, и элементарной логике, но был с восторгом воспринят интеллигенцией. А.Н.Яковлев выкинул его в августе 1988 г.: "Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства предметов потребления. Решение этой проблемы может быть только парадоксальным: провести масштабную переориентацию экономики в пользу потребителя… Мы можем это сделать, наша экономика, культура, образование, все общество давно уже вышли на необходимый исходный уровень". Да, парадоксально (хотя не любой "парадоксов друг" — гений).

Этот лозунг сразу стал претворяться в резкое сокращение инвестиций в тяжелую промышленность и энергетику. Была остановлена наполовину выполненная Энергетическая программа, которая надежно выводила СССР на уровень самых развитых стран по энергооснащенности. А ведь простейшие выкладки показали бы неразумный характер лозунга. Человек со здравым сознанием спросил бы себя: каково назначение экономики? И ответил бы: создать надежное производство основных условий жизнеобеспечения, а затем уже наращивать производство "приятных" вещей. Что касается жизнеобеспечения, то, например, в производстве стройматериалов (для жилищ) или энергии (для тепла) у нас не только не было избыточных мощностей, но надвигался острейший голод. Да и вся теплосеть страны была в ужасном состоянии, а это — металл. Проблема продовольствия прежде всего была связана с большими потерями из-за бездорожья и острой нехватки мощностей для хранения и переработки. Закрыть эту дыру — значило бросить в нее массу металла, стройматериалов и машин. Транспорт захлебывался, героическим трудом железнодорожники в СССР обеспечивали провоз через километр пути в шесть раз больше грузов, чем в США и в 25 раз больше, чем в Италии. Но близился срыв — не было металла даже для замены изношенных рельсов и костылей. И на этом фоне "архитектор" призывал не к тщательной структурной реформе, а к "тектоническому" изъятию ресурсов из базовых отраслей, гарантирующих и выживание, и возможность производства товаров потребления.

А что касается "приятных" вещей, то еще надо было спросить у людей, что нужно им раньше: телефон (производство кабеля и АТС, т.е. группа А) или модный магнитофон (группа Б); лекарства (химическая промышленность) или элегантное кресло; мини-трактор и автобус (группа А) или автомобиль "форд-фиеста". А главное, при резкой перекачке ресурсов выбирать и не придется, рухнет вся экономика.

Еще поразительнее та легкость, с которой был проглочен совсем уж нелепый тезис: надо сократить производство стали, ибо СССР производит ее намного больше, чем США. Конечно, идеологически интеллигенция была предрасположена к восприятию бредового тезиса ("плановая экономика работает не на человека, а на себя"), но удивительна интеллектуальная неразборчивость. Ну причем здесь "производство в США" как критерий для наших решений? Ведь никто из идеологов не осмелился сказать: сократим производство стали, ибо нам столько не надо! Не могли этого сказать, так как всем известно, какой голод на металл испытывала наша экономика. Но даже если имитировать США, утверждение вопиюще нелогично. Разве критерием может служить производство? Мировое хозяйство интегрировано, и огромные металлургические мощности вывезены в страны "третьего мира" (например, в Мексику и Бразилию), откуда США получают металл. На производстве хорошей стали специализируются ФРГ и Япония — а там стали производилось на душу населения намного больше, чем в СССР. США могли сталь, суда и автомобили покупать, а мы — нет. Кроме того, США сократили производство стали лишь после того, как осуществили массированные металлоемкие строительные программы (дороги, здания, мосты), к которым мы только приступали. Мы же нарастили производство стали недавно (а за послевоенные годы США произвели стали почти на 1 млрд. тонн больше, чем СССР). В целом в США уже "вложено" стали почти в 2,5 раз больше, чем в СССР — когда же мы сократили бы этот разрыв? Да и вообще говорить отдельно о стали глупо, она лишь один из элементов всего комплекса конструкционных материалов. Большую часть стали США заместили новыми композитными материалами, пластиками и т.д., а мы выпускали их еще очень мало. Это — печальная технологическая реальность. И решить эту проблему предлагалось просто сократив производство стали! Вот тебе и перешли к опоре на интеллект.50

Совершенно некритически, как будто потеряв способность к простейшим логическим операциям, стала интеллигенция заглатывать абсурдные (или чудовищные) утверждения идеологов. Вот философ Григорий Померанц пишет в "Огоньке" (1992 г.): "По данным опроса, примерно четверть населения предпочитает жить впроголодь, но работать спустя рукава. Я думаю, что даже больше, и каждый шаг к цивилизации сбрасывает с дороги миллионы люмпенов, развращенных сталинской системой и уже не способных жить ни при какой другой". Как должно восприниматься это утверждение примерно 50 миллионами жителей России? Если следовать нормальной логике, то единственным образом: 1) Новый режим предполагает так изменить социальный уклад, что при новом укладе мы жить не сможем. 2) Обратно, в "казарменный социализм", режим не пустит, а по пути к новому укладу будет нас "сбрасывать с дороги". 3) У нас один выбор: безропотно умереть — или готовиться к тотальной борьбе с режимом. Но важно не мышление Померанца (мало ли у кого какие мечты), а послушное, как у загипнотизированных, восприятие читателей "Огонька".

А вспомним первые выборы народных депутатов СССР! Однажды целой группе конкурентов был задан один вопрос: "Считаете ли вы, что гласность должна иметь какие-то пределы?". И с телеэкрана все они до одного (а это были весьма почтенные интеллигентные люди) заявили совершенно безумную вещь: гласность должна быть абсолютной, никаких ее ограничений они, будучи депутатами, не допустят. И это — вопреки здравому смыслу, вопреки всем антиутопиям Набокова, Замятина, Оруэлла, которых они уже начитались. Ведь полная "прозрачность" (а слово гласность так и переводится на западные языки) и означает тоталитаризм. И о каких правах человека может идти речь при "неограниченной гласности", когда не может укрыться ни одно твое движение, ни одна мысль? Заметим, что эта болезнь демократической интеллигенции — расщепление логики — вызревала довольно давно.51

Не лучше и мышление "прагматиков". Так получилось, что с 1990 г. меня неоднократно привлекали к экспертизе важных законопроектов. Каждый раз ознакомление с документом вызывало шок. И даже не тем, что всегда в законопроекте содержались, в более или менее явном виде, идеи с людоедским оскалом. Шок вызывала иррациональность утверждений, явная шизофреничность логики. И когда видишь авторов этих документов — образованных людей в пиджаках и галстуках, имеющих семьи, — охватывает ощущение чего-то нереального. В каком мы театре находимся? Когда же такое бывало!

Вот проект Закона о предпринимательстве (1990 г.). Подготовлен научно-промышленной группой депутатов, стоят подписи Владиславлева, Велихова, других представителей элиты. И совершенно несовместимые друг с другом бредовые утверждения и заклинания. "В нашем обществе практически отсутствует инновационная активность!". Ну подумали бы, может ли в принципе существовать такое общество. Инновационная активность пронизывает жизнь буквально каждого человека, это — его биологическое свойство. Посмотрели бы на ребенка в песочнице. Да если говорить об экономике: сами же утверждают, что она в основном работала на оборону, но в производстве вооружений инновационный потенциал был безусловно и вне всяких сомнений исключительно высок. То есть, наша экономика в основной своей части была высоко инновационной. Или еще тезис: "Государство не должно юридически запрещать никаких форм собственности!" — и это после стольких веков борьбы за запрет рабства или крепостного права (а ведь возрождение рабства — реальность конца ХХ века). "Государство должно воздействовать на хозяйственных субъектов только экономическими методами!" — во всем мире "хозяйственные субъекты" весьма часто оказываются в тюрьме, а у нас, значит, бей его только рублем. "Основным критерием и мерой общественного признания общественной полезности деятельности является прибыль!" — но тогда да здравствует наркобизнес, норма прибыли у него наивысшая. Ну не бред ли за подписью академиков? В какую цивилизацию ведут они Россию?

Cтранные утверждения политиков, которые ставят в тупик обычного человека, воспринимаются интеллигентом совершенно спокойно. Хотя задай вопрос, никто не сможет внятно ответить. Вот Ландсбергис заявил, что Литва из СССР вовсе не выходит, ибо она никогда в нем не состояла, она продолжает свою государственность 1939 года. Я в это время был на Западе и наблюдал восприятие европейцев. В газетах были напечатаны карты Литвы 1939 г., никто не сомневался, что согласно заявлению Ландсбергиса Виленский край отходит к России, и гадали лишь о том, что будет с Клайпедой и побережьем, которые в 1939 г. были под юрисдикцией Германии. И вдруг возникает Литва в границах Литовской СССР — и хоть бы у кого из демократов возникли малейшие сомнения. Да разве мог Ландсбергис претендовать на такую аннексию? Эти земли его режиму просто навязали — ну не абсурд ли!

Выступления идеологов, особенно из ученых, потрясают не просто каким-то принципиальным, абсолютным (как бы наивным) отрицанием накопленного человечеством и научного, и обыденного знания. В этих выступлениях обнаруживается чуть ли не мистическая тяга сказать нечто прямо противоположное знанию и опыту — причем сказать в связи с очень важным положением, на котором они и выстраивают всю свою идеологию.

Вот передача "Момент истины". На экране Святослав Федоров требует "полной свободы" предпринимателям и доказывает, что частная собственность — естественное право человека. Что питекантроп превратился в человека именно тогда, когда получил собственность, а без нее человек превращается обратно в питекантропа. И при этом наш знаток "естественной истории" постоянно обращает внимание на то, что он — профессор. А надо бы профессору вспомнить, что при общинном строе люди (похожие на питекантропов не больше, чем самый цивилизованный предприниматель) жили в 2 тысячи раз дольше, чем при частной собственности. В русской общине или артели жили еще деды многих из нас. Что же касается частной собственности, то даже кумиры демократов отцы-основатели США подчеркивали, что она не есть естественное право, она предмет общественного договора. И потому не может не регулироваться обществом. Надо все-таки Томаса Джефферсона почитывать. Но кульминацией рассуждений С.Федорова был убийственный аргумент против вмешательства государства в хозяйственную деятельность. "Экономика, — говорит С.Федоров, — это организм. А в организм вмешиваться нельзя — он сам знает, что ему лучше. Мы вот сидим, разговариваем, а печень себе работает, как надо". От кого же мы это слышим? От профессора медицины! Да не просто врача, а хирурга! Он всю свою жизнь только и делает, что вмешивается в деятельность организма, да не с лекарствами (хотя и это — очень сильное вмешательство), а со скальпелем, и прямо в глаз. Каким же расщепленным должно быть сознание человека, чтобы выбрать именно ту аналогию, которая действует прямо против его собственного тезиса. И каков уровень логического мышления А.Караулова (да боюсь, и большинства зрителей), которые никакой аномалии в аргументации Федорова не замечают.

Красноречиво то, что происходит с Гайдаром. Что-то сломалось в его мозгу — он постоянно стал придумывать афоризмы и метафоры, которые не только делают его смешным, но и прямо работают против него. Вот он дает такую трактовку "реформы": "Мы выпрыгнули с третьего этажа горящего дома. Мы сильно поранились. Нам очень больно!". Добросердечные русские тут должны были зарыдать. Гайдару больно! Реформы сделали ему бо-бо! Но никто не прослезился, в уме возникли естественные вопросы. Отчего загорелся дом? Кого в нем оставил во-время выпрыгнувший Гайдар? Почему ему больно? Сразу возникает картина:

Гайдар и его команда поджигают дом, и пока жильцы мечутся с ведрами, они лихорадочно увязывают в скатерть все столовое серебро и выпрыгивают в окно. В огне остаются старики, дети, кое-кто из пожарных. А Гайдару больно — ему узел с ложками намял плечо.

Как же не заметил бывший редактор "Правды", что метафора пожара давно уже стала общепринятым обвинением против "демократов"? Вспомним хоть вопль Льва Аннинского. Позиция Гайдара уникальна — он и поджигатель, он и интеллигент. Сам себе "находит слова". Теперь насчет того, что "ему больно". Бывает, что палач, вышибая табуретку, ушибет ногу. Ему больно — но жаловаться жертве? Мы видим зрелище распада мышления.

Каким-то образом у интеллигенции удалось отключить способность к структурному анализу сообщений и явлений — он сразу заменяется моральной (идеологической) оценкой. Отсюда — кажущаяся чудовищной аморальность, двойные стандарты. На деле же, по-моему, болезнь опаснее: люди неспособны именно анализировать. Со стоpоны даже кажется, что демократы специально создают скандально стpанные ситуации, чтобы объединить своих подданных узами абсуpда ("веpую, ибо абсуpдно"). Отвезли в суд Хонеккеpа, поскольку во вpемя его пpавления солдат заставляли выполнять Закон о гpанице. Сомневался ли кто-нибудь в легитимности этого закона? Нет, закон вполне ноpмальный. Сомневался ли кто-нибудь в легитимности самого Хонеккеpа как pуководителя госудаpства? Нет, никто не сомневался — везде его пpинимали как сувеpена, воздавая во всех столицах установленные почести. Также никто не сомневался, что юноши, pискующие жизнью на беpлинской стене вместо того, чтобы идти уговоpенным негласно путем чеpез Болгаpию, Югославию и Австpию, делали это исключительно из политических сообpажений и меняли свою жизнь на идеологические выигpыши Запада.

Вытащили Хонеккеpа из чилийского посольства в Москве (политическое убежище — для "чистых"). Судили Хонеккеpа по законам дpугой стpаны (ФРГ), что никто даже не попытался объяснить. Пpиложите это к любому дpугому случаю (например, Клинтон изменил жене в США, и его похищают спецслужбы Саудовской Аравии, где ему на площади отрубают голову — так там наказывается адюльтер)! Но это еще не самое стpанное. Главное, что говоpят, будто стpелять в людей, котоpые пеpесекают гpаницу в неустановленном месте без документов, — пpеступление. И если это случается, то демокpатия обязана захватить pуководителя (или экс-pуководителя) такого госудаpства, где бы он ни находился, и отпpавить его в тюpьму. Ах, так? И когда же поведут в тюpьму мадам Тэтчеp? Во вpемя ее мандата на гpанице Гибpалтаpа застpелили сотни человек, котоpые хотели абсолютно того же — пеpесечь гpаницу без документов. Когда начнется суд над г-ном Бушем? Ради соблюдения священных законов о гpанице США каждую осень вдоль Рио Гpанде звучат выстpелы и, получив законную пулю, тонут "мокpые спины". Чего желали эти люди, кpоме как незаконно пеpесечь гpаницу pади чего-то пpивлекательного, что было за ней? В чем pазница между делом Хонеккеpа и делом Буша? На берлинской стене за сорок лет погибло 49 человек, а на Рио Гранде только за 80-е годы застрелены две тысячи мексиканцев. Структурно — разницы никакой. Разница в том, что сегодня сила в pуках Буша и Тэтчеp — но неужели поэтому к ним тянется душой русский интеллигент?.

Элементарный акт мышления всегда связан с диалогом, с оппозицией утверждений. Мы же наблюдаем сегодня полный разрыв с диалогичностью, полный отказ демократической интеллигенции от ответа оппонентам с помощью самых тупых приемов — молчания или идеологических штампов (вроде "мы это уже проходили"). Все помнят, как писатель Юрий Бондарев задал Горбачеву вопрос: "Вы подняли в воздух самолет, а куда садиться-то будете?". Что здесь обидного или реакционного? Вполне естественный вопрос разумного человека. Об ответе и речи не было, но какую же ненависть вызвал Ю.Бондарев у всей либеральной интеллигенции! И ведь эта ненависть нисколько на утихла сегодня, когда мы все убедились, насколько прозорлив был вопрошающий.

А вот сессия Верховного совета в конце 1992 г. Гайдар превзошел себя, нарисовав благостную картину "временного спада" в экономике (при катастрофических показателях). Выходит на трибуну президент Союза товаропроизводителей Гехт, знающий реальность, и в простых и понятных терминах показывает, что механизм реформы построен так, что любое производство становится убыточным. Что удушаются не плохие и отсталые предприятия, а любое предприятие. То есть, продолжение действия этого механизма и этого курса неминуемо ведет к параличу всего производства в России. Затем выходит депутат Челноков и объясняет то же самое в обобщенном, но понятном для любого образованного человека виде: правительство создало в реформе механизм с положительной обратной связью, при котором любое разумное само по себе действие ухудшает положение.

А Гайдар подводит итог обсуждению: была, мол, резкая критика реформы со стороны депутатов, но мы ее ожидали. И все! Ему были сказаны вещи, которые он, как специалист, не имел права оставить без ответа. Ведь уже падение производства за год на 40 проц. — катастрофа, но он даже не отрицает, что запущен еще новый виток спада. При здравом рассудке общества Гайдар как должностное лицо был бы обязан ответить на утверждения оппонентов, которые абсолютно не вдавались в политические, правовые или моральные аспекты. Речь шла о механизме. Премьер должен был доказать (или хотя бы сказать) одно из трех: 1) что оппоненты не правы в принципе; 2) что заколдованный круг положительной обратной связи — явление временное и у него есть план разрыва этого фатального цикла; 3) что он готов обсудить варианты смены механизма реформы. Гайдар не связал себя ни одним из этих утверждений — он просто проигнорировал положения, которые по своей важности и силе не давали на это права.

Но дело не в Гайдаре, а в том типе дискурса, типе обсуждения даже самых важных вопросов, который создала интеллигенция. Она как будто забыла все профессиональные стандарты и нормы. Вот, вводя монетаризм и организуя "кризис неплатежей", Гайдар целый год потрясал какими-то "кpивыми Филлипса" как неотразимым аргументом. И ни один депутат, среди которых было множество ученых и инженеров, не задал простого вопроса: "Что это за "кривые"? Какое они имеют отношение к нашим делам? Насколько они надежны?" — самые естественные для инженера и ученого вопросы. Ни один! А история стоит того, чтобы на ней остановиться.

Мне пришлось вникнуть в это дело, когда я много лет назад занялся изучением истории взаимоотношений между естественными науками и политэкономией. В этой истории "кpивые Филлипса" занимали особое место, им посвящена целая глава в изданной в Оксфорде "Истории эконометрии" — как изложение поучительного примера крупной научной мистификации.

Инженеp-электpик из Лондона Филлипс занялся экономикой и постpоил аналоговую машину: тpи пpозpачных pезеpвуаpа ("пpоизводство", "запасы" и "потpебительский спpос"), соединенных тpубками, по котоpым пpокачивалась подкpашенная вода. Задача была — найти способ стабилизации этой "экономики", контpолиpовать инфляцию. В лучших тpадициях механистического мышления Филлипс pассчитал, что стабилизиpовать эту систему надо чеpез уменьшение потpебительского спpоса. Как? Сняв социальные гаpантии и отказавшись от идеи полной занятости — чеpез безpаботицу. Это понpавилось политикам, хотя пеpвый же министp, пpедложивший отказаться от пpинципа полной занятости (в 1957 г.), вынужден был подать в отставку. Но затем, хотя экономисты доказывали, что пpичиной инфляции является пpежде всего pост себестоимости пpоизводства, а не избыточное благосостояние людей, пpавительство соблазнилось и попpосило "доказать" выводы статистикой. Филлипс, по его собственному пpизнанию, выполнил "удаpную pаботу" и путем множества упpощений (кpитики говоpят о "подгонках") вывел, что pост безpаботицы якобы ведет к снижению инфляции. Дебаты в паpламенте, для котоpых были нужны данные, обещали быть долгими, а Филлипс получил выгодное место в Австpалии, хотел уехать и посчитал, что "лучше было сделать pасчеты попpоще, чем долго ждать pезультатов", а потом добавил скpомно, что pуководитель pабот "задал эти pезультаты заpанее" — ну пpямо как у нас в ЦЭМИ (pуководитель, пpоф. А.Бpаун, впpочем, от этого откpещивается).

Вывод, котоpый Филлипс сделал из своих липовых кpивых, был чисто политическим: "Пpи некотоpом заданном темпе pоста пpоизводительности тpуда уменьшить инфляцию можно только за счет pоста безpаботицы". Этим выводом и размахивал Гайдаp, хотя и он сам, и его советники из МВФ пpекpасно знали, что кpивые Филлипса на пpактике не выполняются, что в ходе кpизиса 80-х годов в США инфляция pосла паpаллельно с безpаботицей (не говоpя о том, что к нашей экономике все это вообще не имело никакого отношения). Но одурачить целый Съезд народных депутатов было нетрудно — они от рационального мышления отключились.52

Как шел процесс иррационализации, навязанный "архитекторами"? Не будем лезть в дебри логики и теории доказательства. Рассмотрим структуру простых логических построений, которую используют политики и средства массовой информации. Аристотель называл их энтимемами (риторическими силлогизмами) — неполно выраженными рассуждениями, пропущенные элементы которых подразумеваются. Вот схема разумного рассуждения:

Данные (Д) __ Квалификация (К) __ Заключение (З)

| |

Поскольку (Г) __ Оговорки (О)

|

Ведь (П)

В популярной книге А.Моля читаем: "Аргументация определяется как движение мысли от принятых исходных данных (Д) через посредство основания, гарантии (Г) к некоторому тезису, составляющему заключение (З)". Подкрепление (П) служит для усиления "гарантии" и содержит обычно хорошо известные факты или надежные аналогии. Квалификация (К) служит количественной мерой заключения (типа "в 9 случаях из 10"). Оговорки (О) очерчивают условия, при которых справедливо заключение ("если только не…"). В митинговых, крайне упрощенных рассуждениях обычно остаются лишь главные три элемента: Д-Г-З. Но это — абсолютный минимум. Аргументация ответственных политических дебатов намного сложнее, в них требуется, например, отдельно обосновывать и выбор данных, и надежность гарантии, и методы квалификации. Что же мы наблюдаем в процессе перестройки и реформы? Из аргументации были сначала полностью исключены подкрепления, оговорки и квалификации. А затем была разрушена и минимальная триада — была изъята или чудовищно искажена гарантия.

Вот уже упомянутый пример с приватизацией торговли:

Д: в государственных магазинах нет товаров;

Г: в частных магазинах США и ФРГ изобилие товаров;

З: если приватизируем магазины, наступит изобилие.

Достаточно ввести в этот силлогизм мало-мальски честную оговорку: "если только дело не в доступности цен для широких масс населения", как становится очевидной несостоятельность самой гарантии: в США полки магазинов ломятся не потому, что магазины частные, а потому, что цена ограничивает покупательную способность населения. Но оговорка не вводится, а квалификация заменяется просьбой поверить в абсолютную надежность заключения (на этот счет А.Моль замечает: "Как показано в исследованиях массовой пропаганды, ложь должна сообщаться без всяких оговорок, лишь истина может позволить себе роскошь быть спорной"). И подготовленная таким образом публика спокойно воспринимает даже в августе 1992 г. уверения Ельцина, что с осени "начнется наполнение потребительского рынка товарами". Хотя всем известно, каков спад производства и насколько меньше товаров (на 40 проц.) поступает в розничную сеть в 1992 г. (после того как этот показатель упал уже в 1991 г.). Не без иронии говорит Гайдар о стабилизации рынка — это стабилизация паралитика, в то время как рынок должен быть системой с высокой динамикой.

Да стоит вспомнить и ключевое слово перестройки дефицит. Оно означает нехватку — и все его вроде бы так и понимают. И в то же время искренний демократ уверен, что во времена Брежнева "мы задыхались от дефицита", а сегодня никакого дефицита нет, изобилие. Но пусть бы он объяснил "тупому совку", как может образоваться изобилие при катастрофическом спаде производства. Много производили молока — это был дефицит; снизили производство вдвое — это изобилие. Ведь это переход к понятийному аппарату шизофреника.

Что мы получили через три года реформы хотя бы в питании, говорит документ режима, а не оппозиции — "Государственный доклад о состоянии здоровья населения Российской Федерации в 1992 году": "Существенное ухудшение качества питания в 1992 г. произошло в основном за счет снижения потребления продуктов животного происхождения. В 1992 г. приобретение населением рыбы составило 30 проц. от уровня 1987 г., мяса и птицы, сыра, сельди, сахара — 50-53 проц. Отмечается вынужденная ломка сложившегося в прежние годы рациона питания, уменьшается потребление белковых продуктов и ценных углеводов, что неизбежно сказывается на здоровье населения России и в первую очередь беременных, кормящих матерей и детей. В 1992 г. до 20 проц. детей обследованных групп 10 и 15 лет получали белка с пищей менее безопасного уровня, рекомендуемого ВОЗ. Более половины обследованных женщин потребляли белка менее 0,75 г на кг массы тела — ниже безопасного уровня потребления для взрослого населения, принятого ВОЗ". Это — официальное признание в том, что реформа сломала сложившийся при советском укладе благополучный рацион питания и что в стране вовсе не происходит "наполнение рынка", а возник, как сказано в Докладе, "всеобщий дефицит" питания, ранее немыслимый. Но на выборах ТВ успешно запугивает интеллигенцию советским дефицитом.

При этом в среде интеллигенции все эти годы наблюдалось поразительное нежелание вникнуть в вопрос — даже когда информация вполне доступна. Вот, политики-демократы перед выборами и 1993, и 1995 гг. создавали устойчивое мнение, что высокие цены на хлеб вызваны "диктатом аграрного лобби". Но ведь структура цены буханки известна. Из центральных газет осенью 1995 г. я имел такие данные. На четвертый квартал 1995 г. была установлена закупочная цена на пшеницу III класса твердую 600 тыс. руб. за тонну и на пшеницу мягкую ценную 550 тыс. руб. Предложение широкое. Рожь была на рынке по 550 тыс. за тонну (при госцене 350 тыс). Таким образом, хлебозаводы Москвы до Нового года платили за килограмм лучшей пшеницы 600 руб. Этого килограмма хватает, чтобы испечь две буханки. Расходы на помол, выпечку и торговые издержки при советской системе составляли 1,1 от стоимости пшеницы. Говорят, рынок эффективнее (да и зарплата по сравнению с советским временем ничтожна). Ну пусть даже эти издержки не уменьшились. Все равно, реальная себестоимость буханки хлеба на московском прилавке равна двукратной стоимости пшеницы, пошедшей на эту буханку. Значит, в конце 1995 г. эта себестоимость была равна 600 рублей. А цена — 3 тыс. Но "накрутки" тоталитарный режим демократов может, разумеется, сделать сколь угодно большими — никакого отношения к ним ни колхозники, ни совхозы, ни фермеры не имеют.

То же в декабре 1993 г. Батон хлеба в Москве стоил 230 руб. Он был испечен из 330 г. пшеницы урожая 1992 года. За это количество пшеницы правительство обещало селу заплатить 4 рубля. Выпечка хлеба не может быть дороже муки. Куда пошли 222 рубля из 230? Но интеллигенция об этом думать не желает.

Предоставляю самому читателю применить простую методику логической проверки и к другим известным лозунгам и силлогизмам (например, тому, который был положен в основу президентского указа о землепользовании: "В Голландии один фермер кормит 150 человек — Надо не позже первого квартала 1992 г. ликвидировать колхозы — Тогда у нас будет изобилие продуктов").

Сегодня, анализируя аргументацию основных тезисов реформаторов, я утверждаю, что грубые нарушения всех правил рассуждения являются сознательными и должны рассматриваться как тяжкий грех перед страной.

Когда в конституционном суде адвокат Макаров утверждает, что все (!) действия КПСС были преступными и настаивает на этом, то дальнейший разговор бесполезен. Никакой разумной дискуссии при таком обращении с логикой быть не может. Но попробуйте препарировать в виде энтимемы любое крупное утверждение "архитекторов" — во всех видна логика Макарова (или, если хотите, Шуры Балаганова). "Иного не дано", "Так жить нельзя", "Конституционный порядок в Чечне должен быть установлен любой ценой". Вдумались бы в смысл этих тоталитарных утверждений! Ведь они определили сам тип дискурса, мыслительного аппарата этих десяти лет. Но они же иррациональны. Как это любой ценой? Как это иного не дано?

И если бы это были только метафоры! Нет, это тоталитарное и шизофреническое мышление ведет к действиям, что мы и видели в Чечне. Возникает С.Ковалев с безумными глазами: "Все сообщения из Чечни — ложь!". Проходит время, армия загнала террористов в плотное кольцо — возникает Черномырдин: "Довольно нам лить крови!". Очень мило. Убили 50 тысяч — и довольно. Скромные у него желания.

Одним из нарушений логики была очень частая подмена предмета спора, что сразу лишает смысла все аргументы. Вспомним, как интенсивно и целенаправленно высмеивался в ходе перестройки афоризм Ленина о том, что "кухарка может и должна управлять государством". Уже забывшие о социальных антагонизмах советские люди доверились этому, и в советы всех уровней были избраны почти исключительно интеллигенты. Люди поверили, что "государством должен управлять ученый". Для доказательства проблема была перенесена в социальную плоскость и связана с именем Ленина. На деле же проблема философская и касается самой сущности власти, поставлена она была задолго до Ленина — Платоном, который и сформулировал принципы "грамматократии", власти образованных людей, ученых.

Дилемма "кухарка — ученый" формулирует проблему соответствия функций власти и типов мышления. "Кухарка" символизирует обыденное мышление, а "ученый" — специфическую научную рациональность. Создание в общественном сознании образа глупой неграмотной женщины в грязном переднике как альтернативы элегантному и умному депутату-ученому — элементарный подлог, о нем даже не стоит много говорить. А проблема в том, что принимать политические решения должен человек, обладающий именно обыденным сознанием, а не ученый. Обыденное сознание целостно, системно, оно воспринимает реальность со всеми ее неформализуемыми и неизмерямыми сторонами. Ученый же моделирует реальность, отвлекается от факторов, второстепенных с точки зрения процесса познания, но важных с точки зрения решения проблем. Весь пафос "кухарки" — прокормить семью с имеющимися средствами, обеспечить воспроизводство жизни. "Ученый" же нацелен на познание, на эксперимент. Тот объект, который находится в его власти, сам по себе не представляет для него самостоятельной ценности, а есть лишь носитель информации о целом классе подобных объектов. И ученый ради эксперимента не останавливается перед тем, чтобы вскрыть и сломать объект. Это свойство в ученом доведено до такой степени, что совершенно нормальным в науке явлением была постановка эксперимента на себе самом! Даже личность самого ученого в его глазах не представляет существенной ценности по сравнению с той информацией, которая может быть получена при ее разрушении. Наконец, вся деятельность "кухарки" сопряжена с любовью, она вся пронизана нравственными ценностями. "Ученый" же по определению должен быть беспристрастным и объективным, его решения свободны от моральных ценностей. Потому-то в западной социальной философии общепринято, что ученый по своему типу мышления не должен быть политиком, его роль — быть экспертом. Все это — банальные, прекрасно известные философам вещи. Архитекторы перестройки совершенно сознательно их скрыли.

Важным условием для возможности подлогов и подмен предмета утверждений было отключение исторической памяти интеллигенции. В результате всякая проблема представлялась вне реального контекста, и обсуждение, даже если бы оно было, теряло рациональные черты. Но никакого обсуждения и не было — возмутившись каким-нибудь вопросом до истерики, интеллигенция тут же забывала о нем начисто. Вот кампания с "фермерством" как механизм расшатывания села. Судя по опросам, интеллигенция была обеими руками за фермерство против колхозов. Но знает ли она, чем кончилось дело? Нет, уже не интересуется. А ведь отрезали фермерам 11 млн. га угодий, огромный клин. Товарность у фермеров нулевая — они заняли почти 10% площадей, а продукции дают менее 1,5%. Прикиньте в уме: что, если бы сбылась мечта Черниченко и в 1992 г. все колхозы были бы распущены, а вся земля отдана фермерам? Ведь 10% земли — это уже вполне надежный эксперимент.

Я уж не говорю о том, что забыта вся "экономическая" аргументация против колхозов. А ведь интеллигент поверил, что колхозы были сплошь убыточны и запускали руку в карман налогоплательщика. Хотя реальные данные были доступны каждому. Вот последний стабильный год — 1989. В СССР было 24720 колхозов. Они дали 21 млрд руб. прибыли. Убыточных было 275 колхозов (1%), и все их убытки составили 49 млн. руб, 0,2% от прибыли — смехотворная величина. В целом рентабельность колхозов составила 38,7%. Колхозы и совхозы вовсе не "висели камнем на шее государства" — напротив, в отличие от Запада наше село субсидировало город. Говоря об огромных якобы дотациях, академики и журналисты сознательно лгали. Именно на Западе сельское хозяйство — это не рыночная, а бюджетная отрасль, сидящая на дотациях. В среднем по 24 развитым странам бюджетные дотации составляют 50% стоимости сельхозпродукции (а в Японии и Финляндии — до 80%). Около 30 тыс. долларов в год на одного фермера! В 1986 г. бюджетные ассигнования на сельское хозяйство США составили 58,7 млрд долл., и дотации постоянно повышаются. А все бюджетные ассигнования российскому селу на 1993 г. были предусмотрены в 1477 млрд руб. — чуть больше 1 млрд долл. Так ведь это — предусмотрено, а дать-то не дали и половины.

Регресс в качестве рассуждений был вызван и тем, что реформаторы стали грубо нарушать критерии подобия, согласно которым выбираются факты и аналогии для аргументации. Если эти критерии не соблюдаются, то силлогизм вообще остается без основания, то есть вырождается в иррациональное утверждение. Вспомним метафору рыночников: "нельзя быть немножко беременной". Мол, надо полностью разрушить плановую систему и перейти к стихии рынка. Но ведь никакого подобия между беременностью и экономикой нет. Более того, реальная экономика и не признает "или — или", она, если хотите, именно "немножко беременна" многими хозяйственными укладами. Поскольку все указания специалистов на постоянные ошибки такого рода были реформаторами проигнорированы, речь идет о сознательных подлогах.

Подлог — во всех ссылках на Запад как на последний аргумент, которому все должны безоговорочно верить (не будем даже придираться к тому, что и сама западная действительность при этом представлена ложно). Выше мы привели рассуждение о том, что СССР не должен производить стали больше, чем США. Смешно даже говорить о каких-то критериях подобия, дающих основание для привлечения США в качестве образца. Или, вспомним, мы слышали и слышим такое: "Британская Империя распалась — значит, и СССР должен был распасться!". И никаких обоснований. А почему сравнивают с Британской империей, а не с Китаем и не с Соединенными Штатами? Или и они должны распасться и именно сегодня? А главное, из тезиса о правомерности распада СССР с неизбежностью следует, что и Российская Федерация должна распасться — она точно такая же империя, какой был СССР. И ведь людям с такой логикой (а она бывает или у мошенников, или у непроходимых глупцов) вручены сегодня рычаги власти.

Критерии подобия нарушаются во всех смыслах — и когда в качестве аналогии привлекают совершенно несопоставимые явления, и когда с разными мерками подходят к событиям одного порядка. Огромное значение для подрыва СССР имели события в Тбилиси в 1989 г. Предположим даже, что они не были провокацией и что действительно кто-то погиб от саперных лопаток десантников, которым приказали очистить площадь от митингующих. Возмущение либеральной интеллигенции просто не имело предела — армию заклеймили до всякого разбирательства. И вот организаторы того митинга, как бесстрастно сообщает ТВ, "наносят ракетно-бомбовые удары по городу Гагра". Ракетно-бомбовые! По курорту, жемчужине Кавказа! По площадям, не надеясь попасть конкретно в своих врагов-абхазов, а просто уничтожая все живое и систему жизнеобеспечения города. И никакой реакции со стороны интеллигентов-демократов! И что поразительно — сопоставляя сегодня бомбардировку Гагры с событиями в Тбилиси, интеллигент опять искренне уверен, что разгон митинга был несравненно более тяжким преступлением (так и говорил А.Н.Яковлев в беседе с Карауловым в августе 1996 г.).

И наш интеллигент не изменит своего мнения, даже если предложить ему совсем уж прямую аналогию — с захватом самолета террористами, которых необходимо обезвредить. Ведь сама мысль о том, чтобы сбить такой самолет или даже совершить его захват с риском для жизни пассажиров, покажется ему чудовищной и преступной (вспомним, какой взрыв негодования вызвал грубый захват бандитов-музыкантов). Но ведь бомбардировка Гагры абсолютно аналогична таким действиям. И здесь уже не о политике и не о морали речь, а о расщеплении сознания, деградации логического мышления.

Демонстративно игнорируются минимально необходимые критерии подобия и в главной социально-философской идее перестройки: отказе от патерналистского государства и радикальном переходе к государству либеральному. Основанием для такого сальто мортале опять берется аналогия с западной цивилизацией (и даже именно с ее англо-саксонским крылом). Надо заметить, что в этом своем либеральном экстремизме наши демократы хотят быть святее папы и отметают даже концепцию (тоже западную) "социального государства", то есть такой ответственности государства перед гражданами, которая диктуется хотя бы соображениями безопасности. Разве не удивительно: во всей демпрессе ни разу не дали слова таким либеральным социал-демократам, как Улоф Пальме, Вилли Брандт или Оскар Лафонтен. Экс-коммунист Бурбулис, пропуская все промежуточные высоты, сразу поднимает планку на уровень тэтчеризма и мальтузианства.

Был предельно опорочен образ государства патерналистского, но о чем идет речь, не объяснили. А ведь речь идет о двух разных моделях всего образа жизни. Патерналистское государство воспроизводит образ семьи с солидарной ответственностью. Ты для нее стараешься, свободы твои ограничены, но она же тебя защитит и в беде не оставит. Либеральное государство воспроизводит образ рынка. Здесь каждый свободен, никто никому ничем не обязан и несет полную ответственность за свои дела и ошибки, государство — лишь полицейский, следящий за тем, чтобы на рынке не было драки. Либеральные философы доказывают, что даже социальное страхование должно быть отменено, ибо оно ущемляет свободу индивидуума. Они требуют, чтобы зарплата выдавалась человеку сполна, а он сам решит — страховаться ли ему на случай болезни или старости. Кто-то рискнет потратить эти деньги и ошибется, умрет больной под забором — но это будет его ошибка, ошибка свободного человека.

Искусственное втискивание человека традиционного общества в структуры либерального государства заведомо приводит к деградации самых основных сторон жизни. Это — банальная истина, известная из учебников. Реформаторы ее скрыли из политического интереса, но как могла интеллигенция принять ее в форме рассуждений с такими грубыми нарушениями элементарных правил логики! Ведь это все-таки интеллигенция, не позволяет же она себе таких вещей в своей профессиональной работе.53

Вспомним, почему крестьяне требовали или общинного землевладения, или национализации земли. Они знали, что "свобода" (частная собственность на землю) быстро оставит их без надела. Потому-то общинное право запрещало закладывать землю и отдавать ее за какой бы то ни было долг (свободы пропить землю не было). А теперь Ельцин пообещал в Мюнхене расплатиться землями за долги, сделанные Горбачевым и Гайдаром.

Вспоминая сегодня все то, что пришлось слышать и читать за последние семь лет у наших новых идеологов, я утверждаю, что они сознательно и злонамеренно подорвали существовавшую в России м СССР культуру рассуждений, грубо нарушали интеллектуальные нормы политических дебатов и привели к тяжелой деградации общественной мысли. Главной жертвой этой культурной диверсии стала интеллигенция, которая вправе предъявить режиму соответствующий счет. Но и сама она, будучи проводником навязанных ей интеллектуально бессовестных и ущербных силлогизмов в общество, несет перед ним свою долю вины.

И дело серьезнее, чем кажется. "Подумаешь, логика рассуждений, — скажет иной читатель. — Важно хорошо делать свое дело!". А ведь логика — симптом. Это все равно что сказать: "Этот человек — прекрасный оператор АЭС. Что из того, что логика его расщеплена и он, видимо, помешался. Ему же не лекции читать." Но сегодня все мы — операторы социального реактора, и наши пальцы на кнопках. Мы обязаны сделать усилие и стряхнуть наваждение.