"Без буржуев" - читать интересную книгу автора (Ефимов Игорь Маркович)

2. Чем и из чего? (Снабженец)

Если бы мы описывали не хвори социалистического хозяйства, а болезни живого организма, то эту главу следовало бы назвать «Расстройство обмена веществ». Причем расстройство какое-то однобокое. Каждая клеточка хозяйственно-экономического тела словно бы вопиет: «еще! нам не хватает! везите! поставляйте!» Все жалобы и стоны идут только из отделов снабжения и почти ни одной — из отделов сбыта. Со сбытом продукции (если это не потребительский товар) — никаких проблем. С добыванием материалов и узлов — полный завал, вечно длящаяся катастрофа.

Дарасунский завод горного оборудования недодал в 1972 году народному хозяйству 186 породопогрузочных машин, 9 буровых кареток, 23 самоходных перегружателя — и все потому, что Усольский завод из надлежащих 850 тонн литья поставил дарасунцам всего 409 тонн (Тр. 21.2.73).

На Ленинградском заводе «Пневматика» через день останавливаются поточно-механизированные линии, так как завод-поставщик присылает вдвое меньше, чем нужно, заготовок корпусов и втрое меньше — отливок цилиндров (ЛП 11.3.77).

В Челябинске срывается ремонт электровозов из-за того, что завод «Азеркабель» (Мингечаур) не поставляет заказанную стальную проволоку тонкого сечения (Изв. 20.2.77).

«Как можно выполнить план, — говорит начальник отдела материально-технического снабжения объединения «Луч» в Ленинграде, — если тонколистовой стали дают 126 тонн вместо 224, пресспорошка — 324 вместо 419, оргстекла 63 вместо 90. Да и то все зто приходит не в срок и каждую тонну надо буквально зубами вырывать» (ЛП 17.4.75).

В Тихвине на производствах объединения «Кировский завод» хроническая нехватка металла так велика, что каждая тонна прямо с колес идет в работу, а блок цехов, рассчитанный на выпуск 75 тысяч тонн металлоконструкций, в 1974 году едва выпустил 21 тысячу (ЛП 16.4.75).

— На этом дворе 70 агрегатов для производства травяной муки, — показывает замдиректора Вильнюсской фирмы «Нерис». — Да еще несколько десятков у железнодорожных путей. Отсылать заказчику не можем, потому что на каждом агрегате не хватает по одному дымососу (должны прийти с Бийского котлозавода) и по три приводных ремня производства ленинградского «Красного треугольника» (Изв. 10.8.76).

В таких условиях снабженец должен обладать исключительной изворотливостью, пробивной силой, предусмотрительностью, запасливостью. Он должен уметь поддерживать хорошие отношения со своими коллегами из отдела сбыта завода-поставщика, чтобы те направляли его предприятию необходимую продукцию в первую очередь. Если он будет слишком разборчив в средствах, другие легко обскачут его. Одного снабженца судили за то, что он держал у себя в отделе «мертвых душ» (фиктивно оформленных сотрудников) и присваивал их зарплату. На суде он оправдывался тем, что тратил эти деньги в основном на покупку «Рижского бальзама» (дефицитный ликер) для тех, кто отпускал кабель его заводу. За каждый барабан кабеля (не сверхфондового, а законного) — три бутылки бальзама (ЛП 24.3.76). Ну, а уж то, что перепадало самому, — это как бы законная плата за страх.

Если предприятие-поставщик находится далеко, надо посылать толкача. Дело это тоже довольно тонкое, не всякий для него годится. Толкач должен обладать острым глазом, красноречием, даром убеждения, отчасти — актерскими способностями. В отделах сбыта ему придется иметь дело с людьми тертыми и жесткими, их, конечно, краснобайством не проймешь. Но, шатаясь по цехам и службам завода-поставщика, толкач завяжет знакомства, поговорит с одним, с другим и вскоре сможет выяснить истинную причину задержки поставок. Если это действительно серьезное недовыполнение плана, тут уж ничего не поделаешь. Но очень может оказаться, что просто львиную долю забирает себе другой завод. Тогда надо будет ехать туда и либо угрозами, либо посулами заставить конкурентов поделиться. Иногда бывает, что нужная продукция сделана, готова к отправке, но тянет железная дорога. Толкач найдет ходы и к железнодорожному начальству. А то еще может открыться на складах завода-поставщика заваль какой-нибудь не находящей сбыта продукции — хитрый толкач предложит забрать часть ее, так сказать в нагрузку к тому, за чем его послали.

К прямым взяткам, как правило, прибегают лишь организации, имеющие некоторую свободу в обращении с финансами, — колхозы и совхозы. «С Енакиевского и Амвросиевского заводов (Донбасс) в колхозы окрестных областей «ушло» 20 тысяч тонн цемента, предназначенного для крупных строек… Посредники вместе с сообщниками получили с колхозов сверх стоимости цемента 75 тысяч рублей» (ЛГ 17.7.74). Толкачи из совхоза «Ащесайский» (Уральская область) уплатили директору Ивановского кирпичного завода (Киргизия) 3 тысячи рублей и вывезли 150 тысяч кирпичей. За теплоизоляционные плиты добавили еще шаль для супруги директора (ЦП 22.7.77).

Однако в сельской местности нужда в эффективном и оперативном снабжении так велика, что даже здесь, под самым носом у контролеров и ревизоров объявился снабженец-шабашник. Некий Мамолин организовал подобие посреднической фирмы, занимающейся поставками дефицитных стройматериалов. Например, совхоз «Культура» Куйбышевской области потребляет леса около 2000 м³ в год. При этом фонды ему отпускаются только на 200 кубометров. Остальное он добывает с помощью Мамолина. Тот получает в кассе совхоза крупную сумму наличными и отправляется в соседнюю Ульяновскую область, где является к директору лесокомбината и предлагает ему помочь с рубками ухода. То есть найти рабочих для вырубки сухостоя, для уборки поваленных ветром деревьев. И взамен просит только разрешения забрать всю эту второсортную древесину. Ну если повалят пришлые лесорубы сгоряча несколько здоровых стволов, то уж пусть директор не велит их казнить, а велит миловать. Директор счастлив этой неожиданной помощью, запрашивает у начальства разрешение на «отпуск за пределы области мелкотоварной, низкосортной древесины, оставшейся от рубок ухода», конечно, такое разрешение получает, а уж какой лес будет вывезен на самом деле, никто проверять не станет.

Неизвестно, перепадает что-нибудь самому директору. Но, думается, что даже и без взятки он может пойти на такую сделку. Ведь своими силами ему лес от захламленности, от болезней, от загнивания не спасти. А тут не только рабочих доставляют, но даже о транспорте думать не надо. Димитровградское управление строительства предоставляет платящему наличными посреднику до десяти машин с прицепами (ЦП 11.7.77). Автор статьи мечет громы в районного прокурора, до сих пор не привлекшего «дельца» к ответу. Но, видимо, Мамолин законы знает и знает, кого надо подмазать. А кроме того, работа его приносит такую наглядную пользу, что у районного начальства просто рука не поднимается задавить «фирму» ради одного только абстрактного торжества социалистической законности.

Заявки на материалы, сырье и инструмент, распределяемые через центральные базы, заводской снабженец всегда будет подавать с большим запасом. Во-первых, он все равно уверен, что главк, ведомство, министерство урежут их. Во-вторых, ему нужно, чтобы отпускаемые предприятию фонды были израсходованы до последнего рубля, иначе на будущий год их сократят. В-третьих, недополучение запрошенных материалов — чудное оправдание для сорванного плана. В-четвертых, вообще запас карман не тянет.

Кроме регулярно потребляемого сырья и заготовок, любое предприятие стремится запастись впрок любым техническим имуществом — просто так, на всякий случай. Отдел снабжения звонит в цех или лабораторию и требует: — Подавайте заявки.

— Да мы ведь недавно подавали.

— То было на следующий год. А теперь мы составляем перспективную сводку для Госснаба, что нам потребуется через 2 и 3 года. Приходите, я вам дам каталоги, по которым надо заказывать.

— Да откуда я могу знать, что мне потребуется через три года? И выпускаемая продукция может измениться, и оснастка будет обновляться, и мало ли что еще.

— Так вы что — не будете подавать заявку?

— Но я просто не знаю, что заказывать.

— Ну, дело ваше. Только потом уж не приходите к нам с просьбами — дайте то, дайте это. Раз не заказывали, будете доставать где угодно, только не у нас.

Конечно в цеху или лаборатории пугаются такой перспективы, послушно открывают каталоги и начинают набирать подряд все, что мало-мальски может иметь отношение к их делу. Отдел снабжения сводит все заявки в единую ведомость, передает ее в главк, и в назначенные сроки заказанное оборудование (или значительная его часть) начинает прибывать с неумолимостью статуи командора. Складских помещений вскоре уже не хватает, нераспакованные ящики выстраиваются штабелями на улице. Электромоторы, насосы, приборы, термостаты, редукторы, тросы, трансформаторы, тиски, абразивы оседают в закоулках цехов, в коридорах управленческих зданий, за шкафами кабинетов, и потом тихо стареют там, дожидаясь естественной смерти и списания в утиль. Лозунг «запас карман не тянет» и опасение остаться в нужный момент без необходимого приводят к тому, что на всех предприятиях страны хранятся миллионы ненужных приборов и механизмов, которые позарез были бы нужны сейчас в другом месте.

На строительстве БАМа очень остро стоит проблема ремонта автомашин. «А в то же время на складах филиала дальневосточной конторы «Строймехзапчасть» в Хабаровске скопились дефицитные запасные детали на сумму свыше 33 миллионов рублей. Часть этого богатства была разбросана по территории, тонула в грязи, разбазаривалась» (ЦП 14.7.77). «Проверка, проведенная Ленинградским управлением материально-технического снабжения, показала, что на ряде предприятий запасы проката превышают нормы в 4, а труб — в 8 раз» (ЛП 3.12.77). (И это при острой нехватке того и другого на соседних заводах.) «Склад управления капитального строительства «Запорожстали» скорее напоминает свалку металлолома. Ржавеют здесь многотонная дроссельная заслонка, мощный насос, клапаны, задвижки. На многих агрегатах невозможно найти дату выпуска — настолько они изъедены коррозией. Многокилометровыми змеями вьется по территории дорогостоящий кабель. Печально опустил ковш полуторакубовый экскаватор, находящийся на складе с 1973 года. Рядом полуразбитые ящики с надписью «не кантовать!» Что в них хранится, установить уже невозможно» (Изв. 10.8.76).

Любопытную проверку произвели народные контролеры «Ленстройтранса». Предприятия Ленинграда заранее подают им заявки на потребность в грузовом транспорте. Например, «Лендревпром» пишет, что ему понадобится в следующем году вывезти со своей территории 72 тысячи тонн столярных изделий, 64 тысячи тонн досок и 20 тысяч тонн отходов — итого 156 тысяч тонн. Будьте любезны обеспечить нас автотранспортом в соответствующих количествах. Потом выясняется, что в качестве сырья «Лендревпрому» отпущено на следующий год всего лишь 83 тысячи тонн круглого леса. Как они собираются добыть из этого количества 156 тысяч тонн изделий и отходов, — неясно (ЛП 23.11.77). Есть и другие способы вырваться из тесных рамок закона сохранения вещества. Трест № 40 Главзапстроя заявляет, что он, среди прочих земляных работ, должен вывезти для треста № 35 5600 тонн грунта. Трест № 35 к своим собственным 3800 тоннам прибавляет еще эти 5600 и подает транспортникам уже совершенно фантастические цифры. «Когда «Ленстройтранс» говорит строителям, что их заявки необоснованы и разбухли от приписок, то слышит в ответ: «Это не ваша забота. Давайте транспорт, а мы разберемся сами». Разбирательство же сводится к тому, что заказанные «с запасом» автомашины часами простаивают, а предприятия спокойно платят «Ленстройтрансу» все те же символические штрафы» (там же).

Кроме штрафов, существует другой финансовый рычаг, которым пытаются бороться с чрезмерной запасливостью, с накоплением ненужного оборудования. Стоимость станков, подъемных кранов, сварочных аппаратов и тому подобного имущества, приобретаемого предприятиями для своих нужд, включается в понятие «основные производственные фонды» (к ним же относится стоимость заводских зданий). С этих основных производственных фондов государству выплачивают отчисления за амортизацию. Чем больше накопишь оборудования, тем выше «основные фонды», тем больше отчисления за них, и тем труднее сводить с положительным сальдо баланс предприятия. И все же вывернуться с цифрами на бумаге всегда гораздо легче, чем достать в нужный момент нужную вещь. Поэтому снабженцы продолжают хватать, что попадется под руку, а уж что кому достанется — это часто вопрос удачи.

Чтобы как-то ослабить вредные последствия этого стихийного «плюшкинства», чтобы активизировать промышленно-хозяйственный обмен веществ, Госснаб СССР проводит всесоюзные ярмарки «по реализации излишних и неиспользуемых ценностей». Летом 1976 года 4 тысячи снабженцев съехались на такую ярмарку в город Горький. Примечательно, что в поисках лекарства от болезни центральное государственное учреждение пытается использовать все тот же, сто тысяч раз обруганный и проклятый рынок. Трогателен и выбор места — Нижний Новгород издавна славился своими ярмарками.

Нынче, конечно, не крутятся карусели, не полощутся на ветру стены шатров, не лезут на столб удалые молодцы за подвешенными там сапогами, не гуляют в кабаках купцы-толстосумы. Ну, пропьют командированные участники в гостиничном ресторане десятку-другую, а так все чинно, по-деловому. Каждый снабженец сообщает о залежах товара, с которым он рад был бы расстаться (так называемые, неликвиды), и жадно ищет то, что позарез нужно его родному заводу. Например, посланец из Мурманского треста «Промвентиляция» счастлив был обнаружить в списке неликвидов электроножницы для резки металла, пылившиеся на складах «Таджиксантехмонтажа», 10 тонн этилацетата, предлагаемые Торжокским заводом полиграфических красок, и многое другое, на приобретение чего он тут же заключил «сделки», скрепленные печатями посредников. Увы, вернувшись домой, ни ножниц, ни этилацетата, ничего другого купец с Кольского полуострова так и не дождался. На все разосланные требования и напоминания ответы приходили одного типа: «Мы считаем, что приняли от вас заказ-заявку, которая не является торговой сделкой, не является плановым актом и к исполнению нас не обязывает» (Кр. № 6, 77). Так что, видимо, игра в рынок больших практических результатов не приносит. Разве что 4 тысячи человек слетали за государственный счет в старинный волжский город, на мир посмотрели, себя показали. Да и то сказать — надо людям время от времени разрядку иметь, обогащаться, так сказать, впечатлениями.

Впрочем, что до впечатлений, то вот уж где от них голова по-настоящему начинает кружиться — на международных выставках. Чего там только не увидишь! Кажется, дай мне министерство валюту — все бы закупил.

И закупают.

На выставке «Пивоиндустрия — 69» приобрели комбайн для стерильного наполнения пивом металлических банок, который решено было пустить под квас. На Останкинском заводе в Москве демонтировали устаревшую бутылочную линию на 500 тысяч декалитров в год и разместили на ее месте заморского гостя. Но тут выяснилось, что для того, чтобы комбайн работал, необходимо докупить: «автомат для выемки банок из коробов, элеватор для подъема их на второй этаж, машину для ополаскивания, автомат для браковки, туннельный пастеризатор, элеватор для спуска банок со второго этажа на первый, автомат для укладки банок в картонные короба, машину для заклейки этих коробов. Стоимость недостающего оборудования превышала стоимость уже приобретенного почти в три раза» (Изв. 5.6.76).

Госплан согласился выделить дополнительную валюту, Внешторгбанк перевел ее поставщику, Техпромимпорт ввез все, что недоставало, и наконец в марте 1971 года монтаж был закончен. Однако испытания показали, что наша жесть не выдерживает давления газов, образующихся при пастеризации, а лак плохо покрывает внутренние стенки банок, так что квас приобретает неприятный запах и странный вкус. Все опытные банки были забракованы.

После этого в 1973 году предприняли последнюю попытку: приспособить комбайн под концентрат кваса. Дело вроде бы сдвинулось, только уж больно медленно — вместо ожидавшихся 4 тысяч банок в час с трудом удалось получить одну тысячу за месяц. Оказалось, что соски наполнителей, рассчитанные на жидкий продукт, очень быстро забиваются густой, липкой массой. Так что все деньги и труды, потраченные на зарубежную новинку, вместо квасной реки, смогли произвести лишь поток бумаг, ровное течение которых оправдывало существование чиновников Минпищепрома, Госплана, Техпромимпорта, Росглавпива, Внешторгбанка и прочих.

Даже такой простой агрегат, как импортная кофеварочная машина имеет тенденцию очень быстро ломаться и исчезать на складах-кладбищах всевозможных пищеторгов. Происходит это скорее всего потому, что буфетчице гораздо проще налить в стакан кофе с молоком из бака (один поворот крана) и получить за него 10 копеек, чем возиться с кропотливой варкой черного кофе (как минимум, 8 движений) и получить 5 копеек за чашечку.

Корреспондент «Литературной газеты» А. Рубинов (тот самый, что занимался завтрашним молоком) с грустью описывает тихую гибель двух таких машин — «Мокко» и «Фантазия», — собиравших когда-то любителей кофе со всей Москвы в магазин «Чай» на Неглинной (ЛГ 15.1.75). В Ленинграде в том же 1975 году практически уже было невозможно найти работающий автомат, но тем не менее на 1976 год было закуплено в Венгрии еще 80 кофеварочных машин, стоивших вместе с кофемолкой около тысячи рублей каждая (ЛП 10.2.76). Впрочем, в 1977 году вся проблема была решена тем, что кофе вообще исчез из продажи.

Печальная судьба постигла и американский аппарат для охлаждения соков, купленный в свое время за 10 тысяч то ли рублей, то ли долларов. Когда все тот же Рубинов обнаружил его на складе «Мосовоща», никто уже не мог сказать ему, что это такое. Кто говорил — соковыжималка, кто — коктейлесбивалка. Было только известно, что за обозримые десять лет, аппарат украшал поочередно интерьеры нескольких магазинов, но куда бы его с великими трудами и кряхтением ни перетаскивала очередная бригада такелажников, нигде ни разу он не выдал ни одного стакана сока, не сбил ни одного коктейля. Бухгалтер «Мосовоща» заявил, что он тут человек новый и не сегодня-завтра загадочную машину спишет, чтоб не висела зря на балансе организации (ЛГ 15.1.75).

Есть такая детская игра: «Бабушка прислала 100 рублей. Что хотите, то купите, «да» и «нет» не говорите, черное и белое не покупайте, не смеяться, не улыбаться, губки бантиком не делать». Примерно по такой же схеме происходят все наши закупки зарубежного оборудования.

Министерство получает фонды на валюту и распределяет их между подведомственными ему предприятиями, (Иногда это делает непосредственно Госплан.) В один прекрасный день начальники цехов, отделов и лабораторий узнают: валютная бабушка прислала нам денег — что будем покупать? Нет, отложить их на потом, до настоящей нужды нельзя, надо давать ответ сразу. Подумать? Но только не очень долго, а то другие перехватят. Ну что ж, можете и отказаться, но имейте в виду, что тогда на будущий год вам уже не отпустят ни доллара. А может, тогда-то и понадобится приборчик какой-нибудь. Будете локти кусать, губки бантиком делать, — да поздно.

И снова начальники подразделений спешат заказывать что-то независимо от того, есть у них в этом острая нужда или нет. Деньги-то не свои — бабушкины. Потом заявки уходят в министерско-внешторговские выси, где уже никому не по силам определить, что из заказанного надо покупать в первую очередь, а что — отложить в сторону.

Когда я работал на экспериментальной турбоустановке, мой начальник, размахивая иностранным каталогом, пытался убедить меня в том, что нам совершенно необходимо купить вот этот новенький английский гидротормоз. Старый, собственного изготовления, действительно, имел недостатки, но для нужд испытаний, проводившихся на нашей турбине, он в общем-то годился. Замена его потребовала бы изготовления новой оснастки, переделки фундамента, остановки плановых испытаний не меньше, чем на три месяца. Все это, переведенное в денежное исчисление и прибавленное к стоимости гидротормоза (кажется, 600 фунтов), превращало всю затею в экономическую нелепость. По наивности своей, я видел лишь мизерность намечавшихся такой ценой улучшений и не понимал, что полученное разрешение на покупку импортного агрегата поднимет престиж моего начальника на те самые 600 фунтов. Так что гидротормоз был заказан, но, по счастью, какая-то из вышестоящих инстанций все же вычеркнула его.

Иногда приобретение иностранной машины оказывается очень полезным независимо от того, какая судьба постигнет ее саму. На дворе Невского завода в Ленинграде в 60-е годы долго стоял необычный вагон, в котором было смонтировано чудо конструкторской мысли и ее воплощения — газовая турбина с электрогенератором на 1500 киловатт английской фирмы «Растон и Хорнсби». Предназначалась вся установка для мобильной подачи по железной дороге источника электроэнергии на отдаленные стройки или в районы стихийного бедствия. Электроэнергии на заводе хватало, стихийных бедствий не происходило, и многотысячный валютный вагон стоял себе и стоял без применения. Но в свое время заводские конструкторы, разобрав турбину, использовали многие заложенные в ней идеи для собственной работы. Только после этого им удалось справиться с неполадками в изготавливаемой на заводе машине и запустить в серию газовую турбину ГТ 700-5, которая до сих пор исправно работает на многих газоперекачивающих станциях. Дешевле было бы, конечно, в свое время послать конструкторов в командировку в Англию. Но зарубежные командировки — привилегия партийной номенклатуры, это дело как бы уже политическое, а где дело касается политики, там мы за деньгами не стоим.

В развитом индустриальном обществе каждое изделие оказывается очень тесно связанным со всей структурой национального производства, с сырьем и полуфабрикатами, идущими на его изготовление. Поэтому пересадка технологического процесса из одной структуры в другую оказывается порой не менее трудной, чем пересадка почки или сердца, сопровождается таким же эффектом отторжения. Пивной комбайн не находит нужной жести, для ремонта импортного станка не годятся наши болты и гайки, шариковые ручки пишут только до тех пор, пока для их изготовления используются привозные шарики и паста (Кр. № 1, 77). Поэтому общая тенденция при торговле с Западом сводится теперь к лозунгу: покупать — так уж целиком предприятие, со всеми потрохами.

И этот метод в значительной мере оказывается эффективным.

Красуется в Таллине первоклассный отель «Выру», построенный финнами. Другой отель строят в Ленинграде шведы. Западные немцы возводят в Москве аэровокзал, приуроченный к Олимпийским играм 1980 года. Фирма «Зальцгиттер» ведет переговоры о строительстве сталелитейного завода под Курском.

Хотя с заводами дело обстоит уже несколько сложнее. Взять тот же знаменитый ВАЗ, построенный по лицензии фирмы «Фиат». Он в огромной степени зависит от заводов-смежников, заводов-поставщиков. И они, не имея тех гигантских ассигнований, которые выдаются ВАЗу, часто не могут удовлетворить его требования ни по качеству, ни по ритмичности поставок. Ярославский шинный в 1975 году выдал большую партию бракованных шин, в том числе и тех 165-R13, которые пошли на вазовские «Жигули» (ЛГ 23.3.77). Автоматный цех долго получал плохой металл из Челябинска. Ни один из станкостроительных заводов не берет на себя труд ремонтировать свои станки, работающие на ВАЗе, заменять в них вышедшие из строя детали (ЛГ 24.3.76). Когда очередная партия комплектующих узлов запаздывает настолько, что это грозит остановкой главного конвейера, ВАЗ высылает за ними специальный самолет. Его снабженцы держат постоянную связь с аэродромными метеорологами, каждое утро получают от них сводку погоды (там же). Долго ли еще этому отпрыску «Фиата» удастся сопротивляться засасывающему действию промышленно-индустриальной структуры, в которой он оказался, покажет время.

Трудности со снабжением приводят к тому, что многие предприятия стремятся завести собственные подсобные производства. Пусть маленькие, полукустарные, нерентабельные, но зато свои. Не надо вечно трястись: пришлют нужное или нет? Экономисты из ЦСУ подсчитали, что производство чугунных отливок организовано на каждом втором машиностроительном заводе, на каждом третьем — стальных. «Более 60 % предприятий имеют собственные кузнечные цехи и участки. Надо ли удивляться, что производительность труда в этих цехах и на участках в 2–2,5 раза ниже, а себестоимость продукции в 1,5–2 раза выше, чем на специализированных участках… Прямо-таки пошла мода на «натуральное хозяйство»… В то время как специализация позволила бы высвободить 700–750 тысяч рабочих» (ЛП 10.2. 76).

Экономистам что? Они подсчитали выгоду, выдали рекомендацию, и сели строчить дальше свои кандидатские и докторские. Это не им придется обивать пороги специализированных заводов, не им рассылать толкачей, не им запрашивать сводку погоды и отправлять самолет за партией шин или ветровых стекол. Именно трудности со снабжением приводят к тому, что и в промышленности, как и в сельском хозяйстве, всюду сейчас побеждает тенденция к расширению, укрупнению, слиянию, созданию фирм.

Формально слияние мотивируется необходимостью сокращать управленческие расходы. Однако опыт показывает, что этого не происходит. Объединение оказывается выгодным лишь тем, что позволяет свободнее маневрировать финансами и сырьем, создавать подсобные производства, закреплять натурализацию хозяйства. Товарооборот между различными предприятиями сокращается и, где только возможно, тяготеет остаться в рамках одного министерства. От этого количество вопросов, ждущих решения министерских чиновников, возрастает еще больше, централизованная бюрократическая машина начинает работать еще медленнее, она буквально захлебывается в делах и запросах, начинает давать сбои. История одного такого сбоя, мне кажется, достойна того, чтобы закончить ею главу о проблемах промышленного снабжения.

Рассказана она была в газете «Комсомольская правда» от 21 октября 1977 года.

Реактор для катализа нефтяных продуктов весом в 150 тонн, диаметром 4,5 метра, изготовленный в Волгограде, должен был покрыть немалое расстояние, чтобы попасть в город Лисичанск Ворошиловградской области. Уже в процессе изготовления огромного агрегата пришлось расширять цеховой пролет. Спрямляли внутризаводские пути, расширяли ворота, чтобы вывезти с территории. На улице снимали провода, на берегу Волги соорудили специальный причал для подхода баржи. Баржа осела так глубоко, что на мелких участках Северского Донца впереди нее пустили земснаряд. В районе города Счастье на берегу реки выложили железобетонными плитами площадку для выгрузки. Операция «баржа — железнодорожная станция» длилась месяц, перевозка по железной дороге — 3 месяца. «Чтобы пропустить реактор приходилось выбирать землю под путепроводами, снимать светофоры в одном месте, частично демонтировать эстакаду в другом, взорвать монолитный железобетонный путепровод в третьем» (КП 21.10.77).

Теперь реактор спокойно ржавеет в траве на задворках Лисичанского нефтеперерабатывающего завода.

Оказалось, нужен он был не здесь, а в Омске. Но после того, как ошибка выяснилась, везти туда за 3000 км сочли невозможным. Проще было сделать новый. Комиссия выяснила, что в заброшенном реакторе уже недостает комплектующих узлов на 6 млн. рублей. Общая же стоимость неустановленного оборудования, осевшего на Лисичанском заводе доходит (как уже говорилось выше, на с. 160) до 24 млн. рублей.