"Без буржуев" - читать интересную книгу автора (Ефимов Игорь Маркович)

б. Как продают за рубли карманные

Большой промтоварный магазин в районном центре. Продают обувь, одежду, посуду, тетрадки, парфюмерию, галантерею, ткани. Ничего не скажешь, товаров много — со сталинскими временами не сравнить. Чего-то, конечно, не хватает, но ведь без этого, то есть без дефицита, нельзя. Дамского велосипеда, за которым мы приехали, в спортивном отделе не видно, но на всякий случай спрашиваем у продавщицы:

— Вообще-то они есть, — отвечает она. — Только не распакованные, на складе. И не очень хорошие. Если хотите, я провожу.

Идем за ней на склад. Подходим к куче ящиков. Где-то в глубине свалены дощатые клети с велосипедами. Продавщица оставляет нам топор и уходит. С трудом разбираем завал, вытаскиваем на двор тяжеленную клеть. Отдираем железные полосы, скрепляющие доски, начинаем извлекать велосипеды. Упаковочная бумага содралась с них, болтается лохмотьями. Краска на всех облуплена, открытые участки проржавели. На одном не хватает резиновых ручек на руле, на другом — педали, на третьем — багажника. Из шести велосипедов не удается выбрать ни одного. Доставать новую клеть нет смысла. Похоже, что вся партия была изготовлена во время одного из тех штурмов, которые совпадают с полосой слепоты у мастеров ОТК. Нам неловко, что мы доставили напрасные хлопоты продавщице, но она не сердится на нас — привыкла. Партии бракованной продукции часто отсылаются в провинцию — у них и требования ниже, и возмутиться побоятся всерьез, и рекламацию составить как следует не сумеют.

Хотя и в универмагах центральных городов вы тоже ни от чего не застрахованы. Наша родственница покупала в ДЛТ (Дом ленинградской торговли) проигрыватель «Аккорд». Стоит он 60 рублей, изготавливается на знаменитом Рижском заводе ВЭФ. Продавец распаковывал коробку за коробкой, наконец, с пятой попытки нашел более или менее исправный, но и его через месяц пришлось относить в ремонт. «Приобрел я недавно электрополотер типа «ЭП-ЗМ» производства объединения «Спутник», — пишет один покупатель из Ленинграда. — Включил полотер в сеть, и тут он начал показывать такие фокусы, что у моих домочадцев слезы от смеха появились. То вдруг замирал в неподвижности, весь дрожа, то начинал приплясывать. Потом было не до смеха: все три войлочные шайбы вместе со втулками разлетелись в разные стороны» (ЛП 4.5.77). Уж казалось бы, что может быть проще сковородки? Но одна сковородка, купленная мною в ГУМе, имела такое тонкое дно, что на ней пригорала любая еда, как бы слабо ни горел газ. Другая, предназначенная специально для приготовления цыплят-табака, была сделана из какого-то пористого мрачного сплава, так глубоко впитавшего тавотовую смазку, что никакими щетками и щелоками, никаким прожариванием нам не удалось избавить ее от запаха керосина. И ту, и другую сковородку пришлось выбросить.

Почему же даже крупные торговые фирмы мирятся с тем, что им присылают бракованный товар? Почему не отправляют сразу назад, на фабрику? Ведь покупатели приходят скандалить, требуют деньги обратно. Ради чего все это терпеть?

Оказывается, производящая и торгующая организации связаны между собой довольно причудливыми узами. Они отчасти держат друг друга за горло, отчасти помогают друг другу удержаться на плаву. Дело в том, что в ассортименте любой фабрики есть два-три изделия, которые пользуются у покупателей повышенным спросом. Этот «дефицит» производитель может (часто по своему выбору) отгрузить в один универмаг, а может — в другой. Получив вожделенный дефицит, универмаг распродает его в мгновение ока и может покрыть существующее у него недовыполнение плана по товарообороту. В благодарность дирекция в следующий раз примет у фабрики неходовой или просто бракованный товар, зная, что потихоньку-полегоньку и он будет расходиться: кому-то позарез нужно, кто-то поленится возвращать, кто-то вообще приезжал за покупкой из другого города — не повезет же он ее обратно. А то, что не разойдется, можно будет со временем уценить или вообще списать. «Главной палочкой-выручалочкой для директора фабрики кожгалантерейных изделий в Уфе были райунивермаги, безропотно перечислявшие на счет его предприятия десятки тысяч рублей, томительно ожидая затем, когда он, наконец, отгрузит им кожаные перчатки или другие дефицитные товары» (СИ 10.12.75). А если им присылали элементарный брак, они только «куксились, деньги обратно просили» — не более того.

И все же полный симбиоз между производителем и торговцем оказывается, конечно же, невозможен. И тот, и другой стремятся к одному — к выполнению плана, но то, что легко произвести, продается, как правило, с трудом, а то, что пойдет нарасхват, должно быть отличным по качеству и не очень дорогим — попробуй-ка выполни план по валу при таких условиях.

Например, в текстильно-швейном производстве уже много лет тянется баталия вокруг мужских рубашек. Упоминавшееся в предыдущей главе объединение «Рассвет», которое упорно шьет рубашки из синтетики, в начале 1976 года попало в трудное положение — ленинградские торгующие организации отказались принять у него капроновых и нейлоновых рубашек на 763 тысячи рублей. «Что вы хотите? — оправдывается администрация. — Объединение шьет сорочки из тех тканей, которые ему выделяют по фондам» (ЛП 4.6.76). «Но можно ли с доверием относиться к этим словам, если в то же время другая фирма «Леншвейпрома» — объединение «Волна» — шьет из чисто рубашечной хлопчатобумажной поплиновой ткани пододеяльники? Конечно, проще прострочить четыре шва и отправить в торговлю 20-рублевое изделие, нежели возиться с тремя (как раз на такую же сумму) сорочками» (ЛП 16.3.77).

На запросы покупателей и требования магазинов фабрики отзываются неохотно. Но вовсе не обязательно потому, что ими руководят лентяи или саботажники, а потому что в первую очередь каждое предприятие вынуждено думать о собственных показателях. Скажем, чулки из капрона и эластика лежат на прилавках, а колготок нет. В 1976 году фабрике «Красное знамя» уже было сообщено об этом изменении спроса. Однако ей гораздо проще гнать по отработанной, устоявшейся технологии чулки, на которые приходится больше половины всего объема ее продукции, чем перестраиваться в соответствии со спросом на производство более сложных в изготовлении колготок (ЛП 16.3.77). «Почему нет детских трикотажных трусиков?» — спрашивают покупатели. Да потому, что Ленинградскому трикотажному объединению «технологически проще, экономически выгоднее выпускать трикотажные спортивные костюмы. Они в избытке, но объединение все равно не сокращает их поставок. Если же и удается уговорить их сшить дефицитные трусики, то в нагрузку к ним трикотажники обязательно дадут незамысловатую футболку, которая поднимет общую стоимость» (там же).

Цену можно взвинчивать десятками путей. Пылесос «Урал» стоит намного дороже других пылесосов той же мощности только потому, что в нем встроен механизм, втягивающий внутрь шнур, и прибор, замеряющий уровень пыли в фильтре (ЛГ 16.2.77). Швейная машина Подольского завода стала на 12 рублей дороже, потому что вместо деревянного короба она теперь упакована в футляр из искусственной кожи. Рекламный вкладыш, расхваливая новую модель, сообщает, что она «приобрела более элегантный вид и стала удобнее в переноске» — но не на курорт же хозяйке с ней ездить (там же).

«Обувные фабрики, — пишет заместитель министра торговли СССР, — зачастую выбрасывают сверх заказов изделия, пользующиеся ограниченным спросом, и не выполняют заказы по дефицитным позициям» (ЛГ 17.11.76). Конечно, обувщикам приходится так же тяжело, как и швейникам. Только перестроишь технологию для производства туфель на шпильках — глянь, они уже вышли из моды. Ты еще только поворачиваешься, чтобы начать копировать заморскую «платформу», а и ее уже быстротечная мода отнесла в день вчерашний. Да и качества хорошего добиться ой как нелегко. В Московском ГУМе я своими глазами видел объявление: «Гарантийный срок носки отечественной обуви — 25 дней».

Для улучшения качества попробовали применить такую меру: разрешить торгующим организациям переводить плохую обувь во второй сорт и штрафовать фабрики за брак. А так как этот контроль требовал добавочного труда, 5 % от суммы штрафов решили передавать в фонд стимулирования (то есть на премии) работникам торговли. Эффект получился совершенно неожиданный — количество брака начало резко расти! «На Украине сумма штрафов, уплаченных обувными предприятиями торговым организациям, в 1971 году возросла с 2 до 5,6 миллионов рублей, а в 1973 достигла уже 8 миллионов» (ЛГ 19.5.76). Центральной базе «Рособувьторга» на 1975 год была запланирована прибыль в 1,6 млн. рублей, а она с помощью штрафов сумела получить 4,3 миллиона (ЛГ 17.11.76). Кишиневское обувное объединение «Зориле» сообщает, что торговые организации стараются браковать ему только дорогую обувь, а рекламации на дешевые детские ботинки составляют всего лишь 0,27 % от всей суммы штрафов.

Когда представитель фабрики соглашается признать обувь второсортной и подписывает акт, ему любезно предлагают: «Мы сами в магазине маркировку изменим и цену проставим новую — чего вам беспокоиться?» Потом уже никто не проверяет, делают ли они это или продают по обычной цене, а разницу кладут себе в карман. Кое-где работают магазины по продаже уцененной обуви (наша семья несколько лет покупала ботинки, туфли и сапоги только там), но какая часть уцененного товара туда попадает — об этом судить трудно.

Вопрос о хищениях государственной собственности я до сих пор старался обходить. В конце концов, похитить захотят только хорошо сделанную, нужную людям вещь. Наверняка она где-то будет применена с пользой. Эта книга рассматривает только труд и производство вещей, а хищения относятся скорее к сфере их распределения. Однако выясняется, что, если вещь предназначена к продаже за карманные рубли, украсть легче всего за счет ее качества.

И. Земцов («Разворованная республика») описывает, как это делалось на его глазах в Азербайджане, Фабрика по производству красок, кроме основной, оформляемой документально продукции, выпускает налево без документов краску из дешевых заменителей. Нужно делать на белилах и растительном масле, их заменяют мелом и асидолом. По липовым накладным этот левый товар отправляется в магазины, директора которых взяты в долю. Килограмм краски стоит 2 рубля. Годовой выпуск был доведен до 300 тонн. Однако самим жуликам из вырученных 600 тысяч рублей доставалось не так уж много — приходилось давать большие куши районному прокурору, управлению торговли, милиции, райкому партии. Обычный размер куша — десятикратный месячный оклад соответствующего чиновника. Любопытно также, что когда у завода трещали показатели по производству основной продукции, часть краски из мела и асидола записывалась в счет вала и выводила таким образом заводское начальство в передовики.

Аналогичные аферы были раскрыты и на других предприятиях. Женские платки Ивановского текстильного комбината оказались на 18 см² меньше стандарта. Годовой выпуск этих платков — 800 тысяч. Таким образом ловкие дельцы прибирали к рукам ежегодно около полутора тысяч метров дорогой нейлоновой ткани. В некоторых рижских транзисторах ставили на один диод меньше. (Цена диода 82 копейки, за год выпускалось 182 тысячи транзисторов.) В ручных часах «Чайка» и «Полет» не доложен был один камушек. Казалось бы пустяк, но помножьте 42 копейки на 750 тысяч часов — получится тоже внушительная сумма.

Швейные, обувные, мебельные, текстильные, парфюмерные и прочие им подобные фабрики и заводы, работающие на индивидуального потребителя, вынуждены так или иначе ориентироваться на его требования и прилагать какие-то усилия, чтобы вырвать из его пальцев потный, крепко сжимаемый карманный рубль. Однако за последние 15 лет производство огромного числа бытовых мелочей планирующие органы приказали выпускать цехам-отросткам, пристроенным к крупным фирмам. Эти, конечно, к покупательскому спросу могут относиться гораздо беспечнее.

Возможно, в таком перераспределении и был свой смысл. В наших условиях проще поручить мощной «Электросиле» вдобавок к генераторам и электромоторам наладить выпуск электрических чайников и самоваров, чем строить где-то отдельный заводик, на котором половину мест пришлось бы отдать управленческому персоналу. Подобные заводики там, где они существуют, влачат весьма жалкое существование. Устав возиться с этими нежизнеспособными рахитами, высокое начальство приказало Ленинградской «Светлане» выпускать термосы (ЛП 3.4.77), Свердловской «Пневмостроймашине» — кастрюли-скороварки (Изв. 12.4.77), Гомельскому вагоноремонтному — кремосбивалки и ножи к мясорубкам (ЦП 22.7.77), Ленинградскому станкостроительному объединению — овощерезку (ЛП 16.4.77), и так до бесконечности.

У цехов-отростков, живущих под сенью мощных промышленных предприятий, есть свои преимущества, но есть и свои беды. Преимущество состоит в том, что полный финансово-показателевый крах им никогда не грозит. В общезаводском вале их доля всегда будет так ничтожна, что даже 50-процентное недовыполнение может пройти незамеченным высокими инстанциями. Не будет, правда, выполнен показатель по товарам широкого потребления, но это не так уж страшно. Материалы, транспорт, жилье для сотрудников, путевки в дома отдыха — все это тоже гораздо легче получать, живя под боком у богатого «дядюшки». Продукцию можно продавать дешевле себестоимости — «дядя» покроет и это. Приемник «Ленинград 002» стоил 200 рублей, а производителю — Ленинградскому радиотехническому объединению — обходился в 260. Однако качество его настолько не соответствовало цене, что в комиссионных магазинах его брались продавать только за 120. При всем том изделие это тоже выдвигалось на награждение знаком качества.

Трудности со сбытом — это и есть главная беда цехов-придатков. Выпуская одну-две вещи, они не могут ничем подкупать торгующие организации. У них нет дефицита, нет разветвленных связей с универмагами, нет хватки и пробивной силы, рождающейся в борьбе за существование. Поэтому если их продукция «не идет» — из-за плохого качества или затоваренности рынка, — этого уже не спрячешь. План цеха по реализации оказывается не выполнен, и на начальника сыплются пусть не очень тяжелые, но все же довольно болезненные шишки.

Да, трудно работать на капризного потребителя, трудно продавать на карманные рубли. Поэтому, если какая-нибудь вещь оказывается слишком неудобной в производстве и трудной для сбыта, предприятие старается избавиться от нее. Конечно, никто не позволит ему просто взять и прекратить выпуск. Но оно может добиться, чтобы ему запретили ее производить.

Всесоюзное совещание приказало объединению «Спутник» улучшить конструкцию, эстетический вид и метрологические характеристики напольных весов «Здоровье». Ничего этого сделано не было, и тогда Госстандарт запретил выпуск весов. Что и требовалось доказать (ЛП 16.4.77). Подобным же образом объединение «Луч» избавилось от необходимости выпускать медицинский рефлектор, а ЛСО им. Свердлова — от хлопотной в производстве овощерезки (там же). Мелитопольский «Бытмаш» в ожидании, когда ему совсем запретят производство злополучного «Вихря», «на всю ту сумму, на которую уменьшено производство пылесосов, заключил договоры с предприятиями тяжелой индустрии и начал выпускать продукцию, которую в магазинах продавать не нужно» (Изв. 4.7.76).

А потребитель, сжимая в руке карманный рубль, валит и валит в широко распахнутые двери магазинов. С утра до вечера бурлит там толпа, к некоторым прилавкам невозможно протолкнуться. Но большинство продирается вперед только для того, чтобы взглянуть на витрину, задать вопрос продавщице: «Есть ли то? А это? И этого тоже нет? А когда будет, не скажете?» Зайдя в универмаг за зубной щеткой, каждый человек считает своим долгом обежать еще добрый десяток отделов — а вдруг повезет? а вдруг нарвешься на какой-нибудь дефицит?

О нет, среди покупателей не найдете вы наивных дурачков, надеющихся напороться по случаю на легковой автомобиль, ковер, ондатровую шапку или банку растворимого кофе. Все они не пустые мечтатели, но вполне практические, знающие жизнь люди и спрашивают только то, что иногда действительно бывает, выбрасывается на прилавки. Поэтому с непобедимым терпением и собачьим упорством они перебегают из отдела в отдел и ищут, ищут, ищут: детские трикотажные трусики и мужские полотняные рубашки, напольные весы и медицинские рефлекторы, автомобильные шины и ветровые стекла, аппараты «Зенит-Е» и объективы для фотоувеличителя, бумагу туалетную и бумагу копировальную, женские колготки и мужские ремни, крестовидные отвертки и колонковые кисти, холст для картин и губную помаду, колбы к термосам и крышки для консервирования, импортный стиральный порошок и обыкновенную мочалку, злектробатарейки к приемнику и пишущие машинки, градусники и презервативы, лампы дневного света и кофемолки, заварные фарфоровые чайники и миксеры, и множество других вещей, которые в настоящее время оказались в списках дефицита, а завтра могут неожиданно перекинуться в разряд товаров, «пользующихся пониженным спросом».

«Росхозторгу» не удается нормализовать конъюнктуру рынка по 400 из 670 контролируемых товаров» (ЦП 22.7.77). А сколько еще остается неконтролируемых?

Но спокойно, товарищи, спокойно. Вы же знаете, что все у нас делается планово, централизованно. Есть соответствующие организации, есть высокопоставленные, облеченные доверием работники, которые и призваны за всем этим наблюдать, планировать и контролировать, которые умело должны проводить наш промышленный корабль между, так сказать, Сциллой дефицита и Харибдой затоваривания.

Похоже, дошла очередь и до высокопоставленных.