"С. Х. В. А. Т. К. А." - читать интересную книгу автора (Левицкий Андрей)

Глава 8

«Зыбь» включилась, когда они уже решили, что прорвались.

Их было четверо. Ходок — молодой, но уже известный в Зоне, легконогий, подвижный, с летящей бесшумной походкой, способный шагать без остановки хоть целый день.

Котелок — тихий сталкер, всегда брал на себя заботы по обустройству временного лагеря, ходил за хворостом и разжигал костер, готовил снедь и мыл миски в ручье, в общем, выполнял негероическую, но очень важную роль.

Стас, который всю дорогу рвался вперёд с горящими глазами — скорее, скорее к Могильнику и скрытому в нем «менталу», — не давал другим спать, старался побыстрее свернуть стоянки, сокращал время отдыха и гнал, гнал отряд дальше.

И хмурый, скептически настроенный Тимур.

Берёза погиб этим утром, просто распался на части — так, оказывается, убивали «пледы». Старик, помнится, называл их «одеялами», а один научник, с которым они консультировались перед выходом, бормотал невразумительное про «глюонные сгустки с псевдоинстинктами, разрушающие атомарные связи окружающих предметов».

Они давно миновали Мост, как некоторые называли область между Тёмной долиной и Свалкой, прошли по краю долины, оставив слева развалины военной базы и опасный Лес-Мозголом на границе Могильника, обогнули его с юга, потом взяли на север, прижимаясь к Припяти, преодолели пару километров вдоль неё по узкой, относительно безопасной полосе между водой и восточной границей Могильника. А дальше зараженная область подступила вплотную к реке и вдоль берега, ставшего болотом, потянулись плавучие островки-деревья, а потом уже были Челюсти…

И вот теперь «зыбь» включилась.

И сразу после этого всё стало ужасно.

Котелок был мёртв. Аномалия, поглотив его, застыла, он просто задохнулся. Наружу торчали только плечо и рука, которая уже перестала дёргаться.

«Зыбь» сработала всего на несколько мгновений, и Стасу повезло: он как раз стоял на камне, который не успел раствориться в серой массе аномалии, а когда всё же растворился, сталкер прыгнул. Его ноги опустились на «зыбь», но та, поглотив Котелка, уже стала твёрдой.

Тимур спасся, заскочив на упавшее дерево. Он присел там, вцепившись в сухие ветки. А вот Ходок, оказавшийся на дереве раньше него, не удержался и съехал по стволу — сук, за который он ухватился, подгнил и сразу сломался. Сталкер почти сумел выскользнуть из аномалии, но с «зыбью» «почти» — не считается. Она застыла, когда левая лодыжка Ходока ещё была погружена в неё.

Всё замерло, только тяжёлые дождевые облака, похожие на огромные комья вымоченной в синьке ваты, ползли, перекатываясь, сминая друг друга, по холодному небу.

Первым опомнился Тимур. Поправив кобуру с пистолетом на ремне, он свесил ноги со ствола, нагнулся и окинул взглядом «зыбь». Большая, очень большая, Старик предупреждал. И непонятно, способна она ещё расширяться или только срабатывает периодически — то есть разжижается, поглощая всё, что в этот момент находится на ней, а после застывает. Поверхность «зыби» изгибалась, повторяя неровности почвы. Будто цементом залили большой кусок ландшафта, но раствор не застыл горизонтально, просто затопив впадины, а тонкой пленкой залепил собой всё, от вершин холмов до распадков между ними.

Неподалеку от погибшего Котелка торчал приклад автомата. Тимур потрогал кобуру. Это был его автомат, и он выругал себя за растяпство — упустил! Перевёл взгляд на Ходока. Тому не было и тридцати, а выглядел он ещё моложе. Первое впечатление, которое возникало при виде его, — лёгкость. Но только не сейчас. Ходок присел, поджав правую ногу, растерянно и недоумевающе глядел на левую, почти до колена погруженную в «зыбь». Он привык доверять своим ногам, привык, что они никогда не подводят его, ноги были его лучшими друзьями, его главным достоинством и гордостью — быстрые, сильные, выносливые, — а тут такой подвох…

— Тим! — позвал Стас. — Надо выбираться.

Выбираться? Он перевел взгляд на брата. Тот, кажется, ещё не до конца осознал, что случилось. С «зыби» Стас перебрался на ствол, прополз по нему и сел в развилке ветвей.

— Умер Котелок? — как-то отстранённо спросил он. Тимур пожал плечами, повел подбородком в сторону торчащей из серой глади руки и повернулся к Ходоку.

И увидел, что тот всё понял. Недоумение на его лице сменилось испугом, а тот — ужасом. Сталкер привстал, всплеснув руками, когда окончательно постиг, в какой беде очутился.

А потом понял и Стас. И сказал:

— Мы будем ждать тут сколько понадобится.

По мнению Тимура, глупее и бессмысленней этого ничего ляпнуть было нельзя, но он промолчал. Зато Ходок помотал головой:

— А если она на сутки застыла? На двое, трое? Вам назад надо, припасов нет, всё с Березой пропало…

— Ты что? — удивился Стас. — Мы дальше к «менталу» идём.

— Не дойдете, — ответил Ходок. — Это уже все поняли, кроме тебя.

Стас посмотрел на брата, ожидая поддержки, но увидел лишь злость. Тимур показал на север, где раскинулся Могильник. Три «пледа» приближались оттуда. Эти твари, или аномалии, или «глюонные сгустки с псевдоинстинктами» передвигались с непредсказуемой скоростью, могли застыть на месте или рвануться вперёд, но в среднем получалось, что летают они примерно со скоростью быстро идущего человека, а значит, скоро будут здесь.

— Что там? — Ходоку с его места «пледы» были не видны, но он заметил, куда повернулись головы братьев. — Там… эти?

Не отвечая, Тимур жестом подозвал брата. Стас вылез из развилки, на четвереньках подобрался к нему, провожаемый взглядом Ходока. Тимур взял Стаса за голову, притянул ближе и тихо сказал:

— Нужно отнять ему ногу.

— Отнять?! — повторил Стас, и Ходок, вздрогнув, схватился за колено. — Что ты говоришь?!

— А иначе он умрёт, — продолжал Тимур безжалостно. — Как Берёза. «Пледы» близко. Хочешь ему такой же смерти?

Стас поник. Берёза погиб страшно: настигший их в берёзовой рощице «плед» будто расправил чёрные крылья и обхватил сталкера вместе с большим рюкзаком, полным припасов, а после отпал, отлетел в сторону. Берёза весь сразу посерел, стал похож на статую из цемента, потом пошёл трещинами и развалился.

— Они близко, — повторил Тимур.

— Но, может, «зыбь» опять включится и Ходок ногу выдернет?

— И сразу провалится туда весь.

— Он может успеть перепрыгнуть…

— Может. Может, мы дойдём до «ментала», а может, и нет. Может, Старик говорил правду, а может, врал. Может, «ментал» даёт бессмертие, а может, нет! А может, Берёза ждёт нас в раю! — С каждым словом Тимур говорил всё громче, а последние выкрикнул в несчастное, полное боли лицо брата, удерживая его рядом, не позволяя отодвинуться от себя, выкрикнул с обидой и злостью — ведь он с самого начала был против этой экспедиции, он не верил в успех, он примерно знал, чем всё это закончится, и не раз говорил Стасу. А тот всё равно взял деньги у Филина, чем уже подставил их обоих, и пошёл за «менталом», принудив идти Тимура. И ведь даже не просил, это был своего рода моральный шантаж, принуждение, потому что не мог ведь младший брат бросить единственного близкого ему человека в такой ситуации.

— Но как отнять? — спросил Стас, всё ещё не способный смириться с этой мыслью, не до конца осознающий ситуацию во всей её безысходности: вот тебе смертельные и неуязвимые «пледы», а вот «зыбь», схватившая Ходока за ногу, и выбор невелик. Стас всё ещё надеялся на какую-то спасительную мелочь, которую они проглядели и которая сейчас всплывет как бы сама собой.

— Отстрелить, — сказал Тимур. — У тебя автомат. Артефакты тоже остались, чтоб он не умер сразу. И аптечка.

Стас помотал головой. Усевшись на стволе верхом, прижал руки к лицу и прошептал:

— Скажи ему сам.

Ходок со смесью надежды и отчаяния глядел на них снизу, и ясно было: он всё понимает, но всё же надеется на то, что хитроумные братья Шульга что-то придумают.

Тимур сполз ниже и коротко объяснил, что к чему. Ходок с ужасом поглядел на погруженную в «зыбь» ногу, потом — на плечо и руку Котелка. Молодое симпатичное лицо враз постарело.

— Нога моя… — простонал сталкер.

— Они летят. — Тимур показал на чёрные сгустки. — Решайте, или я ухожу.

Ходок привстал, пытаясь высмотреть над деревом «пледы».

— Говорил мне Сидорович не связываться с вами, — потерянно произнёс он.

И тут Стас, спрыгнув со ствола на «зыбь», ударил по ней каблуком.

— Ты что делаешь?! — закричал Тимур.

— Включайся! — крикнул брат. — Включайся, ну! Давай! Включайся!

Он топал по твёрдой серой поверхности, потом упал на колени и стал бить кулаками, и Ходок тоже застучал по ней — неистово, безумно, так что по судорожно сжатым пальцам потекла кровь.

Пока они бились в припадке, Тимур влез на ствол повыше и достал бинокль. Над просторами Могильника струилась дымка, искажающая очертания развалин, холмов и деревьев. Где-то в этой дымке прятался «ментал». Недосягаемый и, по мнению Тимура, ненужный. И оттуда к ним приближались три «пледа» — сгустки чёрного воздуха с трепещущими краями. В бездонной, бесконечной черноте, из которой они состояли, вспыхивали искры. Иногда чернота собиралась в тугой комок размером с голову, иногда распластывалась и становилась похожа на большой придверный коврик. Наверное, если наступишь на такой, то провалишься и будешь целую вечность падать сквозь жгучую непроглядную тьму.

— Стас, артефакты, — сказал Тимур, убирая бинокль. — Достань их. И аптечку. Ходок, ты готов или нет? Если не решился… — Он показал на свой пистолет. — Извини, что я говорю это, но тут простой выбор: ты можешь застрелиться. Или я застрелю тебя. Или мы оставляем тебя здесь, и «пледы» убьют тебя, как тогда Березу. Ты видел. Или мы отнимем твою ногу. Говори прямо сейчас, времени больше нет.

Стас с Ходоком перестали колотить по «зыби», хотя брат по-прежнему стоял на ней.

— Отнимите её, — сказал Ходок, слизывая кровь с кулака. — Отнимите, я не хочу умирать! Отнимите, Стас, слышишь?!

Стас покачал головой:

— Я не смогу.

— Отнимите её! Отрежьте, отрубите! Они же летят сюда!

— Я… — начал Стас, и тогда Тимур, не выдержав, прямо с дерева ударил его ногой в плечо.

— Достань аптечку и контейнер! — закричал он. Схватившись за сук, подался вперёд и сдёрнул с плеча брата автомат. — Я сам это сделаю, но ему надо вколоть обезболивающее, потом сразу наложить жгут, потом… Давай, иначе мы не успеем! Из-за тебя погибли уже двое, ты хочешь угробить и нас троих?!

Это было жестоко — но это подействовало. Стасу будто дали пощечину, наотмашь, хлестко, звонко — брат отпрянул, потом лицо окаменело. Он подобрался. Стащил с себя рюкзак, откинул запорную скобу небольшого контейнера на боку. Там было несколько артефактов, которые они нашли по дороге, и среди них те, что останавливают кровь, а ещё снимают жар и на некоторое время тонизируют, так что даже тяжёлораненый человек, наполовину в бреду, может самостоятельно или почти самостоятельно идти, пока не свалится с ног и не вырубится примерно на сутки.

— Дайте водки! — простонал Ходок.

Кинув взгляд на «пледы», теперь отчетливо видные и без бинокля, Тимур отстегнул флягу и кинул сталкеру. Пока они занимались контейнером с аптечкой, Ходок отвинтил колпачок и стал пить. Водка текла по лицу и шее, а он, никогда не пивший, мучительно глотал, давясь, отрыгивая, тряс головой и фыркал. Он весь покрылся потом, руки начали трястись, как у древнего старика, — и всё же не сумел опустошить флягу, выпустил её и упал вперёд, ударившись лбом о серую поверхность. Фляжка отлетела в сторону, остатки водки потекли на «зыбь». Спина схватившегося за голову Ходока часто вздрагивала.

— Эй! — позвал Тимур.

Сталкер обернулся, насколько позволяла попавшая в ловушку нога. Глаза его безумно блестели.

— Д-да, — промямлил он.

Тимур придержал брата за ремень; Стас, набрав полный шприц прозрачной жидкости, потянулся к Ходоку и вонзил иглу ему под колено. Вколол. Когда Тимур вытащил его обратно на ствол, брат сказал:

— Подействует за минуту. Ходок, сейчас вырубишься, слышишь? Когда мне «мясорубка» ногу сломала, я на себе пробовал. Ничего чувствовать не будешь, Ходок, я тебе обещаю! Не будет боли. Даже когда нам придётся… У меня ведь топорик, и нам, наверно, придётся в самом конце рубануть, ну, чтобы кость… Ты понимаешь, да? У тебя перед тем всё поплывет, ты будешь понимать, что происходит, но реагировать сможешь только так… ну, без эмоций, вроде со стороны смотришь. Тебе скажут идти — пойдёшь, ползти — поползёшь, только тело ватное будет, но не…

— Заткнись уже, — перебил Тимур. — Он всё понял.

Ходок протёр кулаками глаза и сказал:

— Только я вас прошу, братишки, жгут хорошо наложите. Где они, далеко?

Тимур глянул в сторону Могильника.

— Близко, Ходок.

— Уже не Ходок, какой из меня теперь Ходок? Одноногим буду. Стреляй, Шульга! Стреляй, ты такое можешь, я знаю. Стреляй, твою мать, я уже ни хрена не чувствую — раскромсай мне ногу к ядреной Зоне! Ты у нас крутой, у тебя рука не дрогнет!

Он замолчал, приоткрыв рот. Облизнулся. Челюсть отпала, лицо стало как у засыпающего человека — безмятежное, отрешенное, только глаза открыты, но из них исчезла осмысленность, будто Ходок вдруг перестал понимать, где находится и что его ждёт.

— Давай ещё подождём… — Стас схватил Тимура за плечо, но тот отбросил его руку.

«Пледы» приближались. Ещё минута, две — и будет поздно. Упершись подошвами в основание толстой ветки, торчащей из ствола сбоку, Тимур наклонился, вытянув руки с автоматом, почти приставил ствол к ноге немного ниже того места, куда Стас вколол обезболивающее, и вдавил спусковой крючок.

Начав стрелять, он очень ясно представил себе, как пули вылетают из автоматного ствола… и ствол этот вдруг стал извивающимся тёмным туннелем, а на дульном срезе далеко впереди заплясало пятно белого света. Тимур превратился в пулю, пронёсся через туннель, нырнул в свет — и вокруг развернулась Другая Зона.

Теперь он очутился где-то в центре, вдалеке от Обрыва, в ложбине между склоном пологого холма, заросшим ельником, и стеной леса.

Здесь горел костёр из шишек и мелких веток. Перед костром сидел Стас и вертел над огнем прутик с нанизанными грибами. Они шипели, пузырились, испуская приятный кислый запах.

Когда Тимур завис перед костром, Стас поднял голову.

«Где ты?» — спросил он.

«Перед тобой», — сказал Тимур.

«Нет, где ты сейчас?»

«В лесу, недалеко от Свалки. Ночь, я на дереве, а внизу малый гон».

«Когда будешь в Логове?»

«Днём. — Тимур пригляделся к липу Стаса. Оно снова немного изменилось — осунулось и потемнело, и то незнакомое и страшное, что проступало в нем, стало более пугающим. — Ты продолжаешь растворяться?»

Стас кивнул.

«Но почему именно пять дней? Кто придумал этот срок?»

«Я не знаю», — сказал Стас и поднял прутик выше.

Грибы выглядели необычно — зелёные, жёлтые и бледно-красные, Тимур не узнавал ни один из них. Брат откусил шляпку от самого большого, прожевал.

«Просто такие особенности у «слизня». Он может вмещать сознание определённое время, а потом оно растворяется».

«Мы в «слизне», это я понял. Это такой пси-артефакт, мы разговариваем через него, он как телепатическаая рация… нет, он скорее как локация в онлайн-игре. Туда могут войти два пользователя, посадить свои аватары друг напротив друга и общаться через чат. Или даже вслух, если у них микрофоны с наушниками».

Костёр стрельнул искрами, язык синеватого пламени взвился над ним, растворяясь в прохладном лесном воздухе, стал похож на силуэт какого-то существа — вроде белки, но с длинными тонкими лапами и большими ушами. Она изогнула шею, глянув на Тимура, и растаяла.

«Не знаю, — сказал Стас. — Тебе виднее. Я никогда не играя в компьютерные игры».

«Но почему ты растворяешься, а я нет?»

«Потому что ты и здесь и там. А я только здесь».

«Что это значит?»

«Тебе всё расскажут в Логове».

«Расскажут? Разве не ты ждёшь меня там? Ведь ты подписался…»

«Я жду в Логове? — удивился Стас. — Но я здесь, Тим. А через двое суток меня не будет и тут, если ты не поможешь».

Лучи солнца озарили мусорное царство Свалки. Когда вынырнувший из-за ближайшего холма Гадюка сделал короткий жест, Боцман скомандовал:

— Стоп.

Все остановились. Навьюченный как верблюд Красавчик тяжело дышал и кривил свой бритвенный рот. Жердь глотал таблетки и ныл, что у него снова разболелся бок. Лысый со Шрамом не сказали ни слова за всю ночь, как и Гадюка, исправно выполняющий роль разведчика. Боцман с Филином иногда обменивались скупыми репликами.

— Знакомые места, — объявил Жердь и, позабыв про бок, полез на ближайшую мусорную кучу. — Дух тут какой, а, чуете?

— Вонища, — согласился Огонёк и залез вслед за ним.

— Точно! А вон «электра» впереди воздух озонирует. О, а вон и «трамплин» трещит, видишь, пятна бурые вокруг, верный признак. Ух, славный! — умилился Жердь. — Пошли, Огонёчек, проверим, может, рядом с ним артефакт какой завалялся.

Огонёк вопросительно оглянулся на Боцмана, а тот посмотрел на главаря. Филин кивнул, и Боцман показал всем растопыренные пальцы на одной руке, что означало пятиминутный привал.

Огонёк с Жердем исчезли за холмом, Гадюка направился вперёд, Красавчик, отдуваясь и показывая всем своим видом недовольство, принялся стягивать тяжёлый рюкзак.

Филин с Боцманом присели на корточки.

— До места, которое Одноногий описал, отсюда не очень далеко, — сказал Боцман.

— Сколько? — Филин район Свалки знал похуже помощника, который раньше часто крутился в этих местах.

Боцман выпрямился. Далеко по левую руку наклонно в небо торчала стрела лежащего между мусорными терриконами подъемного крана. Эту штуку так и называли — Стрелкой, она была хорошим ориентиром.

— Значит, отсюда берем к западу, обходим Стрелку и дальше движемся примерно в сторону, куда она указывает, — стал прикидывать Боцман. — Потом ещё… Так… Ну и… — Присев, он заключил: — За пару часов дойдём, если не напоремся по дороге на снорков или ещё кого.

Филин поднял голову, огляделся и выпрямился. Боцман вскочил.

— Что?… — начал он, а потом понял: Лысый со Шрамом куда-то подевались.

Вернее, понятно куда — приглушенный голос доносился из-за лежащего на боку строительного вагончика, который отряд миновал, прежде чем устроить привал.

Филин, зло плюнув, зашагал назад, и Боцман поспешил за ним. Он видел, что главарь преобразился окончательно, стал таким, каким всегда был в первые дни после возвращения в Зону: молчаливым, мрачно-собранным. При ходьбе он быстро переставлял короткие толстые ноги, взмахивая иногда волосатыми руками. «Ну будто крыльями», — подумал Боцман и даже поморгал, чтобы отделаться от наваждения. Главарь банды отправился к Свалке, надев пятнистые штаны с огромными карманами на бедрах и вздувшимися пузырями на коленях да тёмно-зелёную, в чёрных разводах майку, крест-накрест стянутую ремнями, где висели кобура, нож и подсумок. За спиной у него был обрез-дробовик. Боцман всё никак не мог отделаться от мысли, что Филин напоминает ему какого-то актёра, вернее, персонажа. А потом вспомнил: толстого рецидивиста из старого-старого фильма «Джентльмены удачи». Только Филин не был таким толстым, а ещё казался опаснее и злее.

Они выглянули из-за вагончика. Шрам с Лысым устроились на кирпичах, раскрытый рюкзак лежал рядом, между ними стоял новенький серебристый куб радиостанции, от которого провод шёл к наушникам с микрофоном на голове Лысого. Охранник тихо говорил. Боцман собрался уже шагнуть дальше, но Филин цапнул его за плечо, и бандит замер. Поначалу слышно было плохо, потом он стал различать отдельные слова, а после и целые фразы. Брови Боцмана ползли вверх по мере того, как до него доходил смысл разговора.

— У них дальше лаборатория? — изумленно прошептал он.

Главарь не шевелился, навострив уши.

«У филинов слух острый, они мышку в траве за сто метров слышат», — невпопад подумал Боцман. Сам он едва понимал, о чём бормочет охранник в микрофон, да к тому же не слышал ответных реплик… И всё же, когда прозвучал вопрос: «Убить?» — понял, о ком идёт речь. Он резко повернулся к главарю, но тот качнул головой, одними губами произнёс: «Делай вид, что ничего не знаешь», выпрямился и шагнул из-за вагончика.

Подавив желание стащить со спины дробовик и шмальнуть зарядом картечи по обоим охранникам, Филин подскочил к ним и пнул радиостанцию. Куб перевернулся, работники НИИЧАЗа вскочили, схватившись за свои импортные пукалки, и Боцман направил на них АК.

— Не рыпайтесь, — проворчал он.

Красавчики-в-камуфляжчике, как он про себя окрестил этих двоих, замерли. Филин, сверкая глазами, покрутил пальцем у виска.

— Мы передаем информацию шефу, — напряженным голосом пояснил Шрам, не убирая ладони с кобуры. — Он приказал регулярно докладывать ему. Почему вы мешаете нам?

Филин плюнул, и Боцман перевел:

— Нельзя так палиться! Ваш сигнал перехватить мог кто угодно, прослушать.

— В радиостанции стоит кодер, — возразил Лысый, — и никто посторонний…

— Да какая разница! А если банда какая в округе или мародеры с приёмником, крутят настройку по всем волнам? Теперь знают: на Свалку кто-то пожаловал, станут выпасать нас.

— Вы сами банда, — указал Лысый. — Банда Филина. Кто вас тронет?

Тут наконец заговорил Филин.

— Мы — отряд, — хрипло ухнул он, и от мрачной силы его голоса всем троим захотелось попятиться. — Станцию включать только с моего разрешения. Вопросы?

Не дожидаясь их, Филин развернулся и зашагал назад, перескакивая с кочки на кочку, тяжело взмахивая руками — будто перепархивал, помогая себе крыльями.

— Вырубите это, — бросил напоследок Боцман, кивнув на продолжавшую жужжать радиостанцию, и поспешил за главарем. — Вырубите, запакуйте, сейчас выступаем.

Он не ошибся — когда вернулся к месту, где остался отдыхать Красавчик, туда уже пришёл Гадюка, а из-за мусорной кучи доносились голоса Огонька с Жердем. Разведчик, скользнув к главарю с помощником, тихо сказал:

— Впереди и слева чисто. На севере псевдогигант между кучами бродит, далеко.

— Нам после Стрелки на север как раз сворачивать, — возразил Боцман.

Гадюка ничего не ответил. Филин посмотрел на часы — восемь утра. Время поджимало, и он кивнул Боцману.

— Выходим! — громко скомандовал тот.

Протянув Растафарычу нож, Тимур сказал:

— Тут расходимся. Я с вами дальше не могу, у меня такое дело, что лучше одному. Так что возьми перо, вам нужнее. Но вообще-то я не очень понимаю, как вы до базы этой дойдете, даже с ножом. Тут и опытному сталкеру нормальное оружие понадобится. А вам двоим…

— Не, ну я всё же сталкер, Шульга, — запротестовала Вояка. — Понятно, что не очень-то опытная, всё больше в лагере сидела, но Зону успела понюхать.

— Сколько ты её нюхаешь? Люди Зону годами изучают.

— Да мне и не надо всю Зону знать. Мне главное понимать, как отсюда до того колхоза дойти бывшего, где теперь их база. А это я понимаю. Ничего, дойдём. А ты, Растафарыч, нож всё-таки возьми, он нам и вправду больше пригодится. Шульге до Свалки топать всего ничего, вон она отсюда видна. Нам всё же подольше.

Растафарыч взял нож. Тимур ещё раньше разглядел, что на деревянной рукояти его вырезан большой лист растения, которое в определённых кругах называют просто «трава». Растафарский, в общем, нож.

— Ладно, — сказал он. — Может, мы с вами ещё увидимся, может, нет, но удачи вам.

— И тебе удачи, брателла! — Вояка обеими руками потрясла его руку и от переизбытка чувств даже похлопала по плечу.

Растафарыч несильно ткнул Тимура в грудь костлявым кулаком.

— Бывай, школьник. Ты мне интересную экскурсию по Зоне устроил. Я до того ездил туда-сюда, но ничего вокруг дороги не видел. А теперь у меня айсы-то раскрылись.

— И что ж они увидели, айсы эти твои? — заинтересовалась Вояка.

— Много чего, — загадочно ответил Растафарыч. — Идём, что ли, подруга?

— Да-да, идём.

Они зашагали обратно в лес.

Свалку Тимур знал хорошо, когда-то со Стасом облазили здесь всё. Первые полтора года в Зоне он считай что и жил только здесь, лишь иногда небольшие вылазки по ближайшим окрестностям Стас ему устраивал. Потом стали отходить всё дальше — и вдвоем, и с другими сталкерами, — в конце концов Тимур и сам бродить стал, пока не изучил эти места лучше брата.

Было начало девятого, когда далеко справа он увидел Стрелку, известный всем в этом районе ориентир.

Теперь надо идти к югу, а потом прямо на север. Тимур так и сделал.

Он двигался медленно, часто пригибаясь, настороженно оглядываясь, перебегая от одной мусорной кучи к другой, от холма к холму, забираясь на вершины терриконов и осматриваясь. Без оружия Тимур чувствовал себя не просто голым — словно без кожи. На вершине одного террикона вытащил из влажной земли длинную железяку с загнутым концом и дальше шёл с ней.

Впереди показались четыре стоящих вплотную контейнера. Это был второй после Стрелки ориентир, но не для всех, а только для них со Стасом. От контейнеров до Логова уже недалеко.

Солнце поднялось выше, стало теплее, но откуда ни возьмись наползли облака, и снова похолодало. Тимур крался вдоль торцевой стены крайнего контейнера, когда услышал впереди шаги.

Его будто током тряхнуло. Он подскочил, вцепившись в верхний край контейнера, выбрался наверх, улёгся и осторожно выглянул.

По другую сторону шёл псевдогигант. Топал широченными ножищами, покачивая жалкими недоразвитыми ручонками. Плешивая голова, покрытая какой-то болячкой вроде стригущего лишая, качалась вперёд-назад, складки кожи под глазами были такими большими, что даже сверху Тимур видел их.

Оказавшись прямо под ним, монстр что-то почуял: остановился и заворочал башкой. Тимур замер, затаил дыхание. Рука потянулась к ремню, но пистолета там не было.

Он покрепче перехватил железяку, а псевдогигант вдруг начал раскачиваться.

Тимур присел на корточки на самом краю и, не заботясь уже о том, что монстр заметит его, занёс железяку над головой. И тут псевдогигант топнул. Свалка содрогнулась, когда стопа врезалась в землю с оглушительным грюком. Тимур мог бы поклясться, что видел, как от огромной ступни разошлась вибрация.

Всё затряслось — и трухлявый от застарелой ржавчины контейнер тоже. Пронзительно заскрипев, он стал проседать. Тимур повалился животом на край и изо всех сил метнул железяку. Загнутый конец вонзился псевдогиганту в центр кумпола, в то место, где была болячка. Вообще-то черепа у псевдогигантов крепкие, как сталь, но болезнь источила теменную кость — импровизированное оружие пробило её.

Кажется, болячка действовала и на мозги: Тимур никогда раньше не видел псевдогигантов на Свалке, да и повадки у этого конкретного экземпляра были странноватыми.

Получив удар, занёсший вторую ногу монстр повалился на бок.

А контейнер под Тимуром развалился.

Если бы псевдогигант не рухнул, то легко раздавил бы барахтающегося в ржавых обломках человека. Но пока тварь медленно, тяжело вставала, дёргая крошечными ручками, Тимур сумел выбраться и дал дёру.

Он бежал, пока бессмысленное уханье, стоны и жалобы монстра не остались далеко позади, и остановился, лишь увидев Логово.

Пожалуй, это место знали все сталкеры, так или иначе посещавшие Свалку.

Этакий оазис для отдыха в пустыне. По необъяснимой причине в небольшой долине между холмами никогда не появлялись аномалии. Здесь было относительно мало мусора и пристойно пахло, поэтому в долине устраивали временные стоянки, жгли костры, ставили палатки.

Единственной достопримечательностью долины был большой железный параллелепипед с криво прорезанными окнами, вознесённый на четырех штангах высоко над землей. Он стоял посреди большой лужи, затянутой зелёной ряской. В ней не обитали водяные мутанты, она не пахла, не булькала, не исторгала вредный газ и вообще была вполне мирной лужей, но с виду казалась такой противной, что никто никогда даже не пытался подойти к ней.

В железную коробку тоже никто не залезал. Зачем? Она настолько примелькалась, что стала частью пейзажа, которую не замечаешь, — вроде старой пыльной акации или сломанной лавки на обочине. Из-под днища её вниз шла толстая гофрированная труба из резины, укреплённой проволокой. О назначении трубы догадаться было трудно, да и вообще непонятно, что это за короб такой. Может, часть небольшого заводика, фабрики, неизвестно что производившей. А по трубе, наверное, сливали грязную воду или другие отходы…

Труба слегка наискось уходила в лужу, и скорее всего конец её просто лежал там на дне.

Хотя на самом деле это было не так.

Тимур внимательно осмотрел долину, убедился, что здесь никого нет, и поспешил вправо, к одному из окружавших долину холмов, на вершине которого стоял экскаватор без ковша.

Выставив голову над краем широкой экскаваторной кабины, Гадюка обернулся и показал один палец.

— Это он чего тычет?… — начал Жердь, но заткнулся, когда Боцман с Филином, не сговариваясь, быстро поползли к Гадюке. Отряд, включая Шрама с Лысым, забрался на экскаватор несколько минут назад.

Главарь улёгся возле Гадюки, по другую сторону устроился Боцман, и все трое осторожно выглянули.

Боцман едва не крякнул, узрев того, за кем они охотились, — пригибаясь, Шульга-младший бежал по краю долины. Прямо к ним, прямиком в руки…

Филин заворочался, вытащив из-под груди ремень, снял дробовик со спины, но передумал и сделал жест помощнику. Ну правильно, с такого расстояния дробью плохо шмалять, иное дело — пуля вроде тех, какими заряжен «калаш» Боцмана… Помощник взял автомат, прицелился. Палец замер на спусковом крючке, ствол медленно опускался, следуя за приближающимся Шульгой. Боцман краем глаза видел главаря и только ждал команды.

Но Филин не шевелился и молчал. А Шульга был всё ближе, он уже поднимался к вершине, и скоро целиться станет тяжело, потому что придётся сильно наклонить ствол и задрать приклад, и самому приподняться выше, а тогда молодой сталкер может Боцмана заметить. Так что бандит приготовился стрелять без команды, но тут Филин сказал:

— Нет.

Неслышно выдохнув, помощник аккуратно подался назад и положил АК. Повернув голову, одними губами спросил: «Почему?».

Если б вопрос задал кто другой, Филин не снизошёл бы до объяснения, но Боцману ответил:

— Может, артефакт не у него.

— Мог и прикопать где-то, — согласился Боцман.

— Живой мне нужен, — добавил Филин. Быстрые шаги доносились прямо из-под экскаватора, и Боцман прошептал совсем тихо:

— Так я б по ногам.

Филин качнул головой:

— Он в Логово бежит. Вход внизу. Окружим и там возьмём.

Бандит поразмыслил и согласился:

— Да, оттуда никуда не денется.

А мысленно добавил: если, конечно, Одноногий не соврал насчет того, как это Логово и вход в него устроены. Хотя в том, что не соврал покойный, Боцман не сомневался, слишком уж сталкер был напуган. Не обладал он достаточной силой воли для того, чтобы играть с бандитами, обманывать их, — мог лишь какое-то время терпеть пытки. Лишившись ноги, бывший Ходок сломался: запил, опустился… Шульга-старший подкармливал его, ну и в барах да на стоянках подавали сталкеру-бомжу по старой памяти, вспоминая, каким хорошим парнем был он когда-то, и сочувствуя, ведь потерял не просто ногу, а, можно сказать, некую основу своего существования, то есть лишился смысла жизни.

В общем, Боцман не сомневался: Одноногий-Ходок рассказал перед смертью всё как есть. Он и покойные Берёза с Котелком были в Логове и знали, что там к чему, а остальные сталкеры лишь слышали, что у братьев есть некое место на Свалке, свой хитрый схрон. Ну вот теперь и бандиты про Логово знают.

Обложить Шульгу-младшего будет нетрудно. Он, можно сказать, сам в ловушку идёт, главное — потом незаметно к нему подобраться.

Шаги стихли, и Боцман сел спиной к краю, накинув ремень автомата на плечо. Гадюка пополз назад, где поджидали остальные, а Филин сказал:

— Шрама, Лысого и Жердя через лаз пустим. Сами Логово окружим. Шульге оттуда некуда деваться.

Боцман кивнул.