"Зимняя мантия" - читать интересную книгу автора (Чедвик Элизабет)

Глава 5

Джудит одним плавным движением протягивала иголку с золотисто-красной шерстяной ниткой сквозь ткань. Она вышивала волосы одного из рыцарей. Они были длинными – не такими, как у других, волосы которых были коротко подстрижены, как заведено у нормандцев. Она вышила всаднику золотистую бороду и одарила его голубым плащом. Его развевающийся плащ был с белой опушкой. Рядом с ним на гнедой кобыле ехала женщина.

– Он тебе нравится, верно? – спросила Агата, средняя дочь Вильгельма, присаживаясь рядом с ней на скамейку и доставая иголку.

Джудит не стала делать вид, будто не понимает, о чем говорит Агата. Любой бы понял, что вышитый всадник – Уолтеф.

– Он спас мне жизнь, – сказала она. – Я хочу его запомнить… И… да ведь он всем нравится.

– Не всем, – фыркнула Агата, выбирая темно-зеленую нитку. – Эдвин говорит, что его вообще не следовало выпускать из монастыря.

Джудит сделала несколько быстрых точных стежков и едва сдержалась, чтобы не закатить Агате пощечину. Все знали, что Эдвин Мерсийский ухаживает за Агатой. Вильгельм открыто поощрял эти ухаживания, и это вызывало у Джудит подозрения. Вильгельм никогда так явно не демонстрировал своих намерений.

– Чего еще ждать от Эдвина, – сказала она. – Он не хочет, чтобы Уолтеф потребовал у брата вернуть ему Нортумбрию.

– Уолтеф недостаточно силен, чтобы сместить Моркара, – презрительно заявила Агата. – Он неопытен и ничего не смыслит в управлении.

– Это не значит, что он на это неспособен, – возразила Джудит. – И он – наследник по крови.

Агата вспыхнула.

– Мой отец не хочет перемен, – произнесла она с неожиданной злобой. – Он скорее отдаст меня Эдвину, чем согласится на твой брак с Уолтефом Хантингдонским.

Джудит одарила Агату злым взглядом.

– Твой отец хочет, чтобы Эдвин был у него на крючке, – холодно заявила она. – Глупо с твоей стороны питать какие-то надежды.

– Я не просто наживка на крючке, – огрызнулась Агата. – У Эдвина хорошая родословная. Отец выдаст меня за него. И вообще, Эдвин говорит, что Уолтеф просто большая, тупая дубина.

– Тупая дубина, которая умеет читать и писать, – спокойно возразила Джудит. – Тупая дубина, к которой наши нормандцы-придворные отлично относятся. А твой Эдвин умеет только красиво одеваться и бахвалиться.

– Все равно ему тебя не отдадут.

Джудит пожала плечами, как будто ей было безразлично, что случится.

– Я могу вышить его портрет на картине, но это не значит, что я жажду выйти за него замуж.

– Разве? – проницательно спросила Агата. – А я слышала, что твоя мать держала тебя взаперти, чтобы ты с ним не встречалась.

Джудит выпрямилась.

– Тогда ты слушала сплетни в темных уголках. – Она отложила вышивание. – Я не сделала ничего, заслуживающего порицания.

Агата подняла брови.

– Ты раньше не была такой сердобольной в отношении больных, – заметила она. – А здоровье Симона де Санли тебя глубоко трогало.

– Он пострадал при мне. Разумеется, я о нем беспокоилась, – раздраженно сказала Джудит. – Я все еще боюсь, что он останется хромым на всю жизнь.

– И это не имеет никакого отношения к посещениям мальчика английским графом.

Джудит вскочила. Какая же все-таки стерва ее кузина!

– Конечно, не имеет.

Агата недолго молчала, потом презрительно заявила:

– У Уолтефа есть любовница в Фекаме – шлюха из Гюрделя, что около гавани.

– Подозреваю, что и это ты узнала от Эдвина. – Джудит стояла к кузине спиной, чтобы та не видела выражения се лица.

– Нет, мне рассказал об этом брат, Робер. Он был там с друзьями и видел его с ней. Робер еще сказал, что за деньги она готова на любые пакости. И у нее волосы – как у тебя.

Джудит осторожно поставила корзинку с вышивкой на скамейку.

– Личная жизнь графа Хантингдонского меня интересует меньше всего, – ледяным тоном заявила она. – Твоя болтовня мне надоела, Агата, не желаю ничего больше слышать. – С гордо поднятой головой она вышла из комнаты и присоединилась к матери и сестре, вышивавшим тунику для отсутствующего отчима.

Молчание нарушила Аделаида, вздохнув и отложив в сторону рукоделие.

– Хочу тебе сказать, что от мужа прибыл посланник. Я не была уверена, стоит ли тебе говорить, но решила, что скрывать это ни к чему. Скоро все будут знать. В Англии волнения.

Джудит и Адела встревоженно подняли голову. Они не были особенно близки с отчимом, но он был членом семьи, и обе почувствовали укол страха.

– Воры и бунтовщики объединились и устроили беспорядки. Ваш отчим говорит, что ситуация напоминает бурлящий котел, с которого вот-вот сорвет крышку. – Аделаида прямо не говорила, что боится за жизнь мужа, но Джудит уловила ее беспокойство.

– Дядя Вильгельм пошлет кого-нибудь на помощь, – быстро нашлась она.

Аделаида кивнула.

– Он уже собирается пересечь пролив и положить конец этому безобразию раз и навсегда. Они дорого заплатят, – В ее голосе слышалась ярость.

– А заложников он возьмет с собой?

– Этого я не знаю, но очень надеюсь, что возьмет. Они здесь только пьют и едят и оказывают дурное влияние на нашу молодежь.

– Когда дядя уезжает? – спросила Джудит, склонив голову, чтобы мать не заметила раздраженного выражения ее лица.

– Как только соберет войска и подготовит суда. Твой отчим слышал, что северяне обратились к датчанам… Нельзя допустить, чтобы к ним присоединились англичане.

Уолтеф был наполовину датчанином. К кому он присоединится во время смуты – к бунтовщикам или к ее дяде?

Знает ли он о последних событиях и как поступит? Воспользуется ли он случаем, чтобы поднять восстание, или покажет себя верным вассалом, и тогда – кто знает! – ее дядя, может быть, согласится отдать ему в жены нормандскую невесту? Oнa терялась в догадках, потому что, несмотря на их встречи у постели Симона, она его совершенно не знала.

Слухи о возвращении в Англию вызвали разную реакцию у заложников-англичан. Они радовались возможности вернуться домой, робко надеялись, что восстание будет удачным, и продолжали негодовать, что их держат на привязи у Вильгельма, как нашкодивших ребятишек.

– Если Вильгельм до конца года не отдаст мне Агату, я найду способ присоединиться к бунтовщикам, – заявил вдрызг пьяный Эдвин.

– Ты считаешь, что сможешь победить Вильгельма? – недоумевал Уолтеф. – Думаешь, что ты как воин лучше Гарольда Годвинссона?

– Гарольд неправильно выбрал место и время, – с трудом выговорил Эдвин.

Моркар энергично кивнул в знак согласия. Его поддержал и Эдгар Ателинг, внимательно прислушивавшийся к перепалке.

– Весь север поднимется, – уверенно заявил он. – Если датчане пошлют флот, мы стряхнем нормандцев, как собака стряхивает воду с шерсти.

Упоминание о датчанах встревожило Уолтефа. Как ему поступить, если датчане пришлют флот, – присоединиться к ним или остаться верным Вильгельму? Он был уже пьян и не мог соображать. Но понимал, что, если пойдет против Вильгельма, Джудит будет для него навсегда потеряна. Только верность Вильгельму дает ему шанс, да и то мизерный.

Он знал, что все любят его за хороший характер и способность посмеяться над собой. Он редко злился, был терпелив даже с надоедливыми детьми, злыми собаками и выжившими из ума стариками. Но сегодня, когда он прислушивался к пьяным разговорам, ему было не до смеха.

– Я привез тебе подарок, – сказал Уолтеф.

Симон увидел, как он достает из-под плаща трость. Очень красивую, резную, из ясеневого дерева. Они сидели на скамейке во дворе главного особняка в Фекаме, где шли приготовления короля Вильгельма к отплытию в Англию.

Симон сразу возненавидел трость, но заставил себя улыбнуться.

– Очень красивая, большое спасибо, милорд. – Вполне подойдет для старухи, но не десятилетнему мальчику, которому хотелось бежать через двор с легкостью молодого оленя.

Каждый раз, когда он наступал на больную ногу, ее пронзала резкая боль. Кость неплохо срослась, если вспомнить о том, насколько серьезным был перелом, но нога осталась искривленной. Теперь он не шагал бездумно, а с трудом передвигался, припадая на больную ногу.

Уолтеф хмуро наблюдал за ним.

– Ты должен ходить каждый день, – наставлял он. – Все больше и больше. Только тогда сможешь окрепнуть.

– Больно, – пожаловался Симон, не в силах скрыть своей тоски.

– Знаю.

– Но не чувствуете, – огрызнулся Симон. Он сжал трость в руке. Подавляя желание забросить ее куда подальше, он продолжал хромать по двору.

– Верно, но я вижу, – возразил Уолтеф, идя рядом с ним. – Если не будешь бороться, парень, пропадешь.

Симон промолчал, только сердито сжал губы.

– Никогда не думал, что тебе недостает мужества, – посетовал Уолтеф. – Но пользы от мужества будет мало, если ты не перестанешь себя жалеть.

Симон уже хотел остановиться, но Уолтеф заставил его дойти до середины двора.

– Намного лучше. – Он хлопнул Симона по плечу, отчего тот едва не упал. – Весной ты будешь ходить в три раза быстрее и ездить верхом. Можешь мне поверить. Я не пытаюсь утешить инвалида, во всяком случае, я на это надеюсь.

Симон сжал зубы. Слова Уолтефа задели его гордость. Пусть он умрет от боли, но никто не посмеет обвинить его в жалости к самому себе. Опираясь на здоровую ногу, он доковылял до скамейки. Уолтеф шел за ним. Здесь к ним подошел Ральф де Гал. Он был возбужден – так бывало всегда, когда у него имелись сплетни про запас.

– Ты делаешь успехи, – сказал он, кивнув Симону. Симон мрачно кивнул в ответ. Он знал, что многим не нравился Ральф де Гал. Считали, что ему нельзя доверять. Но нормандцы часто не любили бретонцев. Симону Ральф нравился, он был остроумным и часто разговаривал с ним без покровительственной нотки в голосе. Кроме того, он был другом Уолтефа, что для Симона было очень важно.

– Есть новости из Англии, – сообщил де Гал.

– В самом деле? – настороженно спросил Уолтеф.

– Беспорядки растут. В Эксетере восстание, на западе гоже. Мы отплываем завтра с приливом. Тебе не мешает наточить свой топор. – Взъерошив волосы Симону, он удалился.

Уолтеф долго стоял, вглядываясь в туман, – туда, где находилась гавань.

– Какая она – Англия? – спросил Симон.

Хотя Уолтеф и улыбнулся, глаза его остались грустными.

– Не уверен, что и сам это знаю, – сказал он и двинулся к дому. – Изменилась раз и навсегда. Никогда теперь не будет так, как было, как бы мы этого ни хотели.

Симон, хромавший рядом, морщась от резкой боли, точно знал, что он имеет в виду.

Джудит перекрестилась, поднялась с колен и, потупив взор и скромно сложив перед собой руки, вышла из церкви. Сибилла шла немного сзади.

Краем глаза Джудит увидела, что Уолтеф тоже поднялся, перекрестился и пошел за ней следом.

Она редко видела его после той встречи на лестнице. Вечно все подозревавшая мать не выпускала ее из дому. Обменяться несколькими словами они могли только в церкви и большом зале на глазах у многочисленных свидетелей. Он так и не обратился к ее дяде за разрешением взять ее в жены или хотя бы ухаживать за ней. Она бы знала. Возможно, ему не хватает смелости или силы воли, чтобы что-то предпринять. Возможно, у него и не было серьезного намерения, только пустые слова.

Она искоса взглянула на него, понимая, что не должна с ним разговаривать.

– Значит, вы будете сопровождать моего дядю?

– У меня нет выбора, миледи, – ответил он. – Пока он меня не освободит, я должен следовать за ним повсюду.

– И вы поможете ему подавить восстание ваших соотечественников? – с вызовом спросила она.

– Я буду действовать так, как подскажет мне совесть, – уклончиво ответил он.

– Если вы не союзник моего дяди, значит, вы его враг. Среднего пути нет.

– Я предпочитаю дружить, а не враждовать, – тихо возразил Уолтеф.

– В самом деле? – Будучи девушкой решительной, Джудит была нетерпелива. – Если вы не видите того, что находится перед вами, вы все равно что слепы.

– Вы предлагаете мне спотыкаться в тумане. – Он улыбнулся.

– Глупо быть таким легкомысленным. Мой дядя может помочь вам осуществить ваши планы, он же может сбросить вас в пропасть. Но путь вы должны выбрать сами.

Уолтеф откашлялся и наклонился ближе к ней.

– Джудит, вы сердитесь, что я не спешу обратиться с просьбой к вашему дяде?

Она сжала губы.

– Почему я должна сердиться?

– Потому что вы считаете, что я передумал.

– Я вообще об этом не думаю – Это была ложь. Поразмыслив, она согласилась с точкой зрения матери. – Я хоть и невинна, но знаю, что словами мужчины часто движет похоть.

– Но не в моем случае! – оскорбился он.

– Разве? – Она презрительно качнула головой. – А что вы говорите своей темноволосой шлюхе в борделе, которая выполняет все ваши желания за деньги?

Она думала, он начнет возмущаться и все отрицать, но, хотя цвет его лица стал почти таким же, как цвет волос, голос его звучал спокойно:

– В последнее время ничего. Я не видел ее много месяцев. Более того: сейчас она с Эдвином.

– Эдвином? – удивилась Джудит.

– Я был с ней всего два или три раза, так что ей пришлось искать другого клиента.

Джудит едва не засмеялась, представив себе выражение лица Агаты, если бы та слышала его слова.

– Мне сказали, что она ваша постоянная любовница.

Он поморщился.

– Нет. Я пошел к ней из похоти, но потом мне стало противно – ведь это были не вы.

Джудит резко втянула воздух. Она была оскорблена, но в то же время его слова взбудоражили ее.

– Я не хотел вас оскорбить, – быстро сказал Уолтеф. Он попытался взять ее за руку. – Я не ходил к вашему дяде за разрешением, потому что ждал удобного момента.

– Похоже, вы из тех мужчин, кто ждет вечно. – Она вырвала руку, потому что они уже совсем близко подошли к главному зданию.

– Не в этом дело… – Он закусил губу. – Я боялся, что он мне откажет… и на этом все закончится.

– Если вы не спросите, – презрительно заметила Джудит, – то так и не узнаете, и он отдаст меня тому, у кого хватит смелости попросить у него моей руки.

Он вздрогнул, как будто она его ударила.

– У меня много недостатков, миледи, но среди них нет трусости.

Она видела, что обидела его, но не сумела найти слова примирения. Развернувшись, она скрылась в особняке.

– Вы были с ним слишком суровы, миледи, – заметила Сибилла.

Джудит резко повернулась к ней.

– Когда я захочу узнать твое мнение, я спрошу, – отрезала она. – Ты говоришь, сурова? Да ты и знать не можешь, что значит сурово!

– Он тоже, миледи, – пробормотала Сибилла, ничуть не напуганная яростью своей госпожи. – Он человек мягкий, а такие мужчины дороже золота. Вам следует быть с ним ласковее.

– Попридержи язык, или я тебя выгоню. Это приказ.

– Да, миледи, – произнесла Сибилла тоном, который ясно дал понять Джудит, что ее горничная думает по этому поводу.

Джудит повернулась и быстро вошла в зал. Уолтеф беспокоил ее. Ей хотелось положить голову ему на грудь и послушать, как бьется его сердце, и в то же время дать ему от ворот поворот. Так и не решив, как лучше поступить, она пришла к выводу, что его следует забыть. С этой мыслью она почувствовала облегчение, но почему-то пополам с непонятным желанием разрыдаться.