"Город воров" - читать интересную книгу автора (Хоган Чак)

11. «У Джея на углу»

По всему Городу как грибы после дождя появлялись все новые химчистки. Современной женщине, занятой карьерой, в первую очередь требуется надежная прачечная. Тенденция была настолько повальной, что даже старомодные прачечные вроде «У Джея на углу» устанавливали у себя черные лакированные прилавки для приема заказов, переходили на выездное обслуживание допоздна, проигрывали «музыкальные хиты всех времен и народов» и всячески прихорашивались: ежеутренне дочиста надраивали окна, поливали из шланга тротуар у входа, подновляли вывески, намывали неподатливые кирпичи.

Мораль здесь одна: обновленческий дух капитализма больше походит на влюбленность. Никакая другая сила во Вселенной не смогла бы заставить старика по имени Чарлзтаун пройтись бритвой по заросшим щекам, повязать на шею галстук, озаботиться хорошими манерами и побрызгать на себя одеколоном. В Городе буйствовала весна. А реклама напоминала симпатичную девчонку в сарафанчике и на каблуках.

«У Джея» было тесно, как в табачном киоске, однако приемную отделали в стиле обновленного Города: прилавок с хромированными элементами, бесплатный кофе для клиентов, но все остальное по-прежнему сохраняло старомодный вид: стены, обшитые пробкой, к которой прикрепляли визитки и рекламки уроков игры на гитаре, доисторический торговый автомат с порошком и мылом и сломанный детский столик с пирамидками. Стиральные машины выстроились рядами, спиной к спине, под высокой полкой посередине. Двухэтажные сушилки шли вдоль стен. Более новые машины, принимавшие купюры, стояли впереди. Более старые, трясущиеся, с отваливающимися приемниками для монет, грохотали подальше от глаз.

Дуг выбрал себе место в середине левого ряда и уселся на последнюю чистую машинку, переключатели которой еще не покрылись коркой. Он старательно изображал интерес к бесплатной газете «Бостон Феникс», приглядывая за вращающейся в барабане одеждой. Вещи Клэр Кизи крутились у него за спиной. Она пришла довольно давно. Дугу хватило времени, чтобы смотаться домой за грязными шмотками, вернуться и зайти следом за ней. Теперь его сумка лежала на полу пустая. Одна из немногих вещей отца, которую сохранил Дуг. Армейский вещмешок с выцветшими трафаретными буквами: Макрей Д.

А теперь что? Он действовал, подчиняясь порыву. Возможно, у него помрачился ум. Дуг почувствовал, что подвернулся удобный случай, но как раскрутить его, не понимал. Он сидел всего в нескольких метрах от Клэр. Можно сказать, они одни: мужчина за прилавком чесал лысину и говорил по телефону на греческом. Но Дуг никак не мог придумать, как пройти оставшиеся несколько шагов. Попросить порошка в долг? Подъехать так явно? «А вы тут часто стираете?» Да, давай, отпугни ее на веки вечные.

Даже если она сейчас поднимет на него взгляд и не отвернется сразу, даже если неясная улыбка мелькнет на ее губах — еще раннее утро, и в любом случае выглядит он как безработный горожанин, неловко заигрывающий с женщиной.

«Послушайте, а мы с вами в „Фудмастере“ не сталкивались?»

До гениальности идиотский план. В общем, он только зря время теряет. Ну разве что тряпки постирает — хоть какая-то польза. Дуг представил себе: его друзья заходят сюда и видят, как он пытается найти в себе смелость, чтобы ненавязчиво познакомиться с управляющей отделением банка, которое они ограбили.

Первая партия ее белья постиралась, пока он себя распекал. Клэр стала вынимать вещи по одной, складывать и убирать в желтую корзину для белья. Партия в сушилке тоже была почти готова. Как и пара кроссовок, болтавшихся в третьей машинке. Бум-бум-бум-бум. Как будто барабанный бой во время битвы.

Дуг закрыл газету и бросил ее на пол. Пан или пропал, решил он. Его ботинки ударились об пол. Дуг яростно потер лицо, чтобы перестать быть слабаком. Что можно сказать, чтобы его не приняли за любителя лезть под юбки?

Вопрос нужен подходящий. Например, про то, нужно ли отделять цветное от белого. Нет, любой идиот это знает. Лучше спросить: что стирать в холодной, а что в горячей воде. Просто. Это же как дважды два четыре.

Он прикинул, будет ли такой шаг истолкован как оскорбление. Может быть, предположить, что женщина лучше разбирается в стирке, чем мужчина — это антифеминизм? И тут Дуг понял, именно это ему и поможет. Если у нее из макушки повалит пар после такого вопроса, вот и ладушки, он получит ответ и спокойно пойдет домой.

Он потряс кистями рук, размял хрустнувшую шею и опять чуть не наделал в штаны от страха. Вот херня! Дуг подумал, как будет час за часом мучиться, вспоминая о том, что струсил здесь, в прачечной. И эта мысль подтолкнула его к ней.

Он прошел между стиральными машинками, сунув руки в карманы, чтобы она его не боялась. Клэр замерла с белой блузкой в руках спиной к нему.

— Э… извините?

Она обернулась резко, словно не ожидала, что здесь кто-то есть.

— Здравствуйте. Я тут подумал, может, вы знаете…

Он так старался придумать удачный подход, что только теперь заметил слезы в ее глазах. Клэр вытерла их, поспешно и виновато, испуганная тем, что ее застукали, и постаралась изобразить широкую улыбку.

— Я… ой… — пролепетал Дуг.

В ее глазах снова сверкнули слезы, и она попыталась отделаться от него еще одной улыбкой, но, поняв, что ничего не получилось, сдалась и отвернулась. Запрокинула голову, глядя в потолок, словно хотела выдохнуть: «О, Господи!», потом снова начала складывать блузку, гораздо проворнее, как будто его и не было рядом.

— У вас все в порядке? — спросил Дуг, хотя прозвучало это не к месту.

Клэр повернулась к нему вполоборота, моргнула, успокоилась. Потом встала лицом к лицу, посмотрела пристально и сердито, как бы говоря: «Прошу вас, уйдите».

Что ему и следовало бы сделать. Его присутствие только больше ее расстраивало. Но Дуг как прилип к полу. Уйти сейчас — значит уйти навсегда.

Она вынула остатки белья, пока он стоял у нее за спиной, сунула все, не складывая, в корзину. Носок и сиреневые трусики тихо выскользнули на пол. Клэр хотела поскорее закончить стирку и уйти. Она сняла корзину с еще теплым бельем с машинки, прошла мимо Дуга, опустив голову, и бросилась к выходу. Вторая партия ее вещей вертелась в сушилке.

— Эй, — бросил он ей. — Вы тут забыли…

Но Клэр уже вышла на улицу и исчезла. Лысый за прилавком изогнул шею, прижав трубку к груди. Другой клиент, державший в руке чековую книжку, обернулся ей вслед. Его подруга укоризненно смотрела на Дуга из другого конца зала.

Дуг встал спиной к крутящимся сушилкам и бултыхавшимся кроссовкам (бум-бум-бум), так и не поняв, что же произошло.


В северной части Города, где мост Молден, перекинутый через реку Мистик, уводит в Эверетт, небо разворачивается над мрачным промышленным районом, свет там как в фильмах про Бэтмена. А на указателях — улица Фабричная, Химикатный переулок. Главная улица Западного Эверетта притягивала однообразные многоквартирные дома к тротуарам, словно зрителей, полвека ждавших обещанного шествия.

Дуг оставил «Каприс» у неосвещенного похоронного бюро, прошел три квартала и свернул в проулок. В руке он нес сандвич из «Д'Анджело» и полиэтиленовый пакет с логотипом хозяйственного магазина, а под мышкой — коробку с эмблемой «Вэлволайн» размером с две видеокассеты.

В конце улицы стояли дома на одну семью: послевоенные коттеджи с квадратными двориками и палисадниками. Дверь, к которой он подошел, не была освещена. Он поставил вещи на ступеньку. Тихо постучал. Потом взялся за лампочку: открутил стеклянный плафон и вытряхнул мертвых жучков.

— Иду, иду, Дуглас, — пропела госпожа Сэви, отперла дверь и распахнула ее, облокотившись на ходунки.

Она надела ирландский свитер на пуговицах поверх красного фланелевого халата. Ее пепельное лицо сияло, как луна. Она казалась Дугу старухой еще в третьем классе, когда была его учительницей.

— Опоздал слегка, — извинился Дуг, услышав, что по телевизору начинается игра «Колесо Фортуны».[46] — Как нога? Медсестра сегодня заходила?

— Да. Кажется, заходила.

— Ходите нормально?

Озорно и мечтательно улыбнувшись, она отпустила ходунки, раскинула руки, чтобы держать равновесие, пошаркала ногами в теплых тапочках и пропела: «Да-даа-ди-да».

Выпустив класс Дуга, госпожа Сэви ушла на пенсию. В последнюю неделю работы она освободила свой легендарный шкафчик в раздевалке, предлагая его содержимое всем желающим. Дуг забрал себе все тетрадки, наборы для творчества, карточки с картинками и высохшие фломастеры, до которых только смог дотянуться маленькими ручками, — так сильно ему хотелось унести домой кусочек госпожи Сэви. Но Форни — приемная семья, в которой он тогда жил, — и для него-то с трудом угол нашла. Поэтому его заставили выбросить почти все. К тому времени прошло уже два года, как сбежала мама. А отец отдыхал в местной тюрьме, заработав срок в двадцать один месяц.

Дуг открыл пакет с символикой хозяйственного магазина и достал упаковку энергосберегающих лампочек.

— Вот, купил вам такие штуки вместо обычных, потому что они мне о вас напомнили.

— Ага, — она хихикнула. — Экономичные?

— Совершенно верно. — Дуг прочитал на упаковке: — Малое потребление мощности, экономия электроэнергии. А вот еще: «рассчитаны на несколько лет непрерывного горения».

Она снова захихикала, глядя, как он меняет перегоревшую звякающую лампочку на новую. Потом нажала выключатель. Мягкий свет зажегся моментально благодаря газу в трубке.

— Что-нибудь еще сегодня сделать? — спросил Дуг.

— Нет, Дуглас, благослови тебя Господи. Все у меня есть, с Божьей помощью.

Он открыл дверь и достал из кармана толстую пачку денег. Нана Сэви любила пятерки и десятки — мелкие деньги, которыми можно расплачиваться в магазине на углу.

— Здесь девятьсот. Плата за следующие три месяца.

Она схватила его за руку вместе с деньгами и слегка потрясла ее.

— Благослови тебя Господь, сынок. — Пачка исчезла в кармане ее кофты.

— Ну пойду я, наверное, поздно уже.

— Смотри сам. — Она махнула ему так, будто он плохо себя вел. Дуг заметил, что ранка на ее коричнево-голубом запястье еще не зажила. — Спать пойду.

Госпожа Сэви снова сжала его ладонь. У нее была холодная пергаментная кожа. Косточки пальцев напоминали карандаши в мешочке. Дуг наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Будьте умницей, не болейте.

— Постараюсь, а если не получится, буду осторожна. — Она улыбнулась и отступила назад, шаркая тапками.

Дуг услышал, как щелкнул замок, дождался, пока моргнет, выключаясь, свет, и пошел по дорожке к ее гаражу. Господин Сэви работал на производстве резины в «Гудиер», там и скончался. А по ночам и выходным он на пару с братом занимался извозом: у них была фирма по предоставлению такси и лимузинов. Дуг отлично помнил последние дни в третьем классе. Он стоит на тротуаре около школы. А госпожа Сэви посылает ему воздушный поцелуй с заднего сиденья сверкающего черного «Олдсмобиля» с серебристыми занавесками.

Господин Сэви, будучи ирландцем, любил автомобили, как охотники любят собак. И построил себе с помощью двух-трех друзей-выпивох что-то вроде сарая — гараж на две машины с распахивающимися наружу воротами. С разрешения госпожи Сэви Дуг отвинтил ручки снаружи, чтобы широкие ворота открывались только изнутри. Войти теперь можно было через маленькую боковую дверь в низком частоколе, обозначавшем край владений госпожи Сэви. При слабом голубоватом свете пластмассовой Девы Марии на соседском дворе Дуг открыл замок и откинул верхнюю и нижнюю задвижки, затем захлопнул за собой дверь и только тогда нажал кнопку выключателя на стене.

Галогенные светильники, прикрепленные к потолочным балкам, осветили изумрудно-зеленый «Шевроле Корвет ZR-1», который стоял в центре на цементном полу. Верхом всех наворотов этой модели, которая обошлась в два раза дороже обычной, был алюминиевый мотор «Лотус ЬТ5» на четыреста пять лошадиных сил. Дугу достался один из последних четырехсот сорока восьми автомобилей, собранных в 1995 году, после чего производство было прекращено. Номинальная цена составляла 69 553 доллара. Сумму он выплатил наличными. Документы оформил на Кристу, чтобы избежать лишнего любопытства со стороны Федеральной налоговой службы.

Слой изумрудной краски казался таким гладким и мягким, что проведешь рукой по длинному покатому носу от ветрового стекла с солнцезащитным покрытием до выдвижных фар — и как будто погладил глазурь на пирожном. Машина была подвешена на подъемнике — Дуг как раз заканчивал устанавливать новехонькую выхлопную систему из нержавеющей стали.

Он положил сандвич на верстак под набором разнообразных старых инструментов господина Сэви, рядом с «чилтоновским» руководством по ремонту. Гараж сделали длинным, чтобы помещались «Олдсмобили». В торце метра на полтора в глубину выкопали подпол: небольшой закуток с земляным полом и каменными стенами, заваленный древними трехскоростными велосипедами, допотопными газонокосилками, чудовищными электрическими снегоочистителями. Их ржавые лопасти напоминали скрежещущие зубы, покрытые запекшейся кровью.

Дуг поставил коробку «Вэлволайн» на край и резко присел, подняв снегоочиститель за ручки и отодвинув его от каменной стены. Ему нужен был булыжник размером со страусиное яйцо. Он легко выходил из обломанного цемента, за ним открывалась выемка. Впервые обнаружив этот тайник, Дуг нашел там за шеренгой пустых термосов пыльное письмо с маркой 1973 года. Некая француженка на ломаном английском объясняла, что разыскивает американского солдата по фамилии Сэви, который зимой 1945 года проходил через деревню, где жила ее мать.

Дуг достал из коробки «Вэлволайн» пачки, завернутые в газету, и добавил свою долю из добытого в «ЗаливБанке» к остальным странного вида пачкам купюр. Потом долго смотрел на свое сокровище в холодном тайнике. В дыре цена ему была — ноль центов. Коллекция пронумерованных бумажек, на семьдесят пять процентов состоящих из хлопка, на двадцать пять — из льна, запечатанных зеленой и черной краской. Маленькие прямоугольные полоски лежат мертвым грузом — что с ними делать, непонятно. У Дуга кончалось место (тайник был вырыт на максимально возможную ширину), и время — бабушка Сэви находилась всего в шаге от дома престарелых. Плата за аренду гаража обещала им обоим три месяца счастья, поскольку у Дуга не было запасного плана ни для заначки, ни для «Корвета».

Он вытащил аккуратную стопку холодных банкнот сантиметра три толщиной из пачки уже отмытых купюр, затем снова свернул толстую полиэтиленовую обертку и поставил камень на место, подвинул обратно снегоочиститель и поднялся наверх. От ламп в гараже становилось теплее. Дуг развернул свой сандвич с ростбифом, достал газировку из мини-холодильника, который установил здесь, включил портативный радиоприемник. Обычно взяв в руки инструменты и извозившись в смазке под днищем «Корвета», Дуг быстро забывал о треволнениях окружающего мира. Он лежал на спине на низкой тележке с колесиками. Цеппелиновская «Песня иммигранта» долетала к нему под днище из радиоприемника, настроенного на волну «Классического рока». И хотя туг Дуг никогда не уходил в себя полностью, по крайней мере на несколько часов он погружался достаточно глубоко.


Еще на улице Дуг услышал, как у Джема грохочет музыка. У двери на втором этаже его обдало жаром. Хлипкие стены его жилища на третьем этаже сотрясались, прогнувшийся пол вибрировал, как кожа на барабане. Ложка на кухонном столе подрагивала. Дверца шкафчика открылась сама по себе. Джем весь в этом: сплошные басы, никаких высоких тонов.

Дуг разложил диван и сел на краю, уплетая из миски яблочные хлопья для завтрака и прикидывая: врубить телевизор, чтобы перекрыть этот грохот, или наплевать. У него не было сил идти и стучать в дверь Джема. А еще больше ему не хотелось, чтобы тот затащил его к себе. Это ничего не изменит: крыша все равно может рухнуть и накрыть их всех.

«Кто такой Дуг Макрей?» Вот такие вопросы задают себе трезвые люди за миской хлопьев в три часа утра.

Кой черт его дернул сложить забытое ею белье и оставить его на прилавке? Слишком уж это не по-мужски — стал вдруг заискивать как щенок, хвостиком завилял, руку облизал, мол, вот какой я молодец, так хочу тебе понравиться. Тряпка.

Он улегся на матрас и стал ждать, когда на него обвалится потолок.


Дуг бодро вошел в прачечную «У Джея на углу», постучал по прилавку: «Эй, Верджил!» — и кивнул лысому приемщику в футболке с символикой «Роллинг Стоунс», с которым успел уже свести знакомство и вступить в сговор, заплатив пятидесятидолларовой купюрой.

Дуг прошел вдоль левого ряда стиральных машин, ощущая ее взгляд, но как бы не замечая его. Он понял, что девушка удивилась, увидев его здесь снова — она стояла у третьей машинки справа, — и даже заподозрила неладное в этом совпадении.

Дуг открыл дверцу сушилки и вытащил кучу холодного белья. Оно лежало там два дня, дожидалось его, но знал об этом один Верджил.

Он стал складывать одежду с таким видом, будто размышлял о чем-то важном: сначала джинсы, потом рубашки. Дуг уже подумал, что она не подойдет, когда услышал голос, мягкий, словно ладошка, тронувшая за плечо.

— Простите. Здравствуйте. — Нервная улыбка через два ряда стиральных машин. — Здравствуйте.

Он посмотрел на нее без всякого выражения, потом его лицо прояснилось.

— А, да, здравствуйте. Как поживаете?

— Сгораю от стыда. — Она сложила ладони и принялась выкручивать пальцы. — На самом деле мне так неловко было, что я вообще сюда приходить не хотела. Но совесть заставила прийти, чтобы поблагодарить вас…

— Ну что вы.

— У меня выдался, в общем, не самый лучший… месяц. Не знаю, почему, но как-то все сразу обрушилось. Прямо здесь, к сожалению. — Она вымученно и виновато улыбнулась.

— Не тревожьтесь вы об этом. Главное, что вам, кажется, лучше.

— Гораздо, — с наигранной официальностью ответила она, может быть, даже с легким высокомерием, демонстрируя свою воспитанность. — Все равно. Спасибо, что достали мои вещи. В голове не укладывается, как я могла их вот так бросить. А вы их еще сложили, Верджил мне сказал.

— А, да, Верджил. Ну… — Как будто они договорились, что это останется между ними. — Что тут такого? В смысле, если вам это не было неприятно. Немного странно складывать вещи незнакомого человека.

— Да. — Клэр улыбнулась, но по-прежнему не расслабилась. — Пожалуй. — Она постучала свободной рукой по крышке стиральной машинки и отвела взгляд. — В любом случае, так мило, что вы это сделали. Вы хороший человек. Извините, что я так убежала. И не ответила на вашу вежливость. — Ее красноречие иссякало. Она резко кивнула, показывая свою нерешительную признательность. — В общем, спасибо. Спасибо.

Дуг смотрел, как она уходит к своей машинке, кивнул и хотел что-то ответить.

Но ничего не приходило на ум. Он отвернулся к открытой сушилке, нахмурившись. Передавил. Напугал этим: «Немного странно складывать вещи незнакомого человека». Идиот, фетишист несчастный. Что он вообще тут делает? Воспользовался тем, что человек подавлен. Черт! Ему хотелось треснуть себя по голове, но Дуг боялся, что Клэр увидит.

Он обернулся. Она читала книжку в мягкой обложке. Ему пришло в голову, что он забыл спросить, как ее зовут. И не представился! Вот тебе и сообразительность. Понятно, почему она ушла.

Облажался. У него был шанс. А теперь он в какой-то неловкой ситуации, ни то ни се: вроде уже не посторонние, но и знакомыми не назовешь. А столкнешься с ней еще где-то, она насторожится, испугается.

А может, все к лучшему. Кончилось, не успев начаться. А чего он вообще хотел этим добиться? Пригласить ее посидеть на втором этаже «Пивной»? Или на ужин в «Оливы»? А потом в гребаную оперу?

«Никаких искр». Примерно так в общих чертах. «Никаких фейерверков».

Ему вспомнилась улыбка Клэр. И то, как нервно она выкручивала пальцы. И задерживала на нем взгляд дольше, чем следовало. В нем читалась не только вежливость, но и подозрение. Тут у него в голове всплыла картинка: Клэр с повязкой на глазах. Ему вспомнилось, как он хотел, чтобы эта картинка больше не всплывала.

Девушка почувствовала его приближение, оторвалась от чтения.

— Привет. Это опять я, жутковатый енот-полоскун.

— Не-е-ет, только не это, — рассмеялась она.

Дуг уперся пальцами в стиральную машинку, стоящую впереди, как пианист, готовый солировать.

— Я там носки по парам разбирал, а потом смотрю — вы тут стоите… я никогда не простил бы себе, если бы не подошел и не попытался. — Эта дурацкая речь заставила ее приподнять брови, но Дуг лишь заговорил быстрее. — Потому что, если бы я не попробовал, — повторил он злосчастную фразу, делая вид, что она вполне удачная, — мне это покоя не давало бы еще месяц как минимум.

Она улыбнулась, расслабилась и повернулась к нему.

— Вы в самом деле так строги к себе?

— Вы даже не представляете насколько, — тоже слегка расслабившись, ответил Дуг. — Начнется все, например, с того, что я шлепну себя по лбу разок-другой. А кончится тем, что я буду заходить сюда несколько раз на дню, каждый раз стирать по одному носку, надеясь, что вы заглянете сюда в одиночестве, вспомните меня, мы снова поболтаем, и я выдам что-нибудь несуразное про погоду…

К концу его тирады она улыбалась, а потом нечто вроде инстинкта самосохранения заставило ее сжать губы.

— Что ж, вот вы и попытались, — она игриво выделила это слово, — теперь все хорошо? Достаточно, чтобы вы не стали наносить себе увечий и тратить здесь все свои деньги?

— Ну что вы. Теперь все иначе. Видите ли… мы поговорили. И это уже принципиальный вопрос. Если бы вы мне отказали, то получилось бы, что со мной что-то не так. И тогда я точно не нашел бы покоя. Только все будет еще хуже. Гораздо хуже. Потому что это же значит, что я не способен заинтересовать такого замечательного человека, как вы.

Она прищурилась, еще улыбаясь, но обдумывая его слова и не зная, как их воспринимать. Это Дуга устраивало. Он и сам не понимал, как себя воспринимать.

— Замечательного? — переспросила она, с наслаждением повторив это слово.

Дуг почувствовал, что она сдалась.

— Безусловно, — он был ослеплен успехом. — Замечательного.