"Ловушка для снов" - читать интересную книгу автора (Коростелева Анна Александровна)Клятва Гиппократа— Вот скука-то, даже подраться не с кем! — пожаловался Рори, проснувшись с утра и потягиваясь. — Полгода всё никак не подвернётся настоящего дела! При этих словах в щит, стоявший у него в изголовье, со свистом вонзилось несколько стрел. — Э! — подскочил Рори и огляделся. Он сгоряча принял было это за шутку Нэнквисса, но когда с десяток каких-то одноглазых тварей, с виду пострашнее смерти, вооружённых чем попало, вылетел на него из-за ближайших деревьев, Рори как-то сразу вдруг понял, что Нэнквисс тут ни при чём. — Это фоморы! — ахнул Файтви. С этими словами он упал и крепко заснул. Нэнквисс, завидев врага, занялся своей боевой раскраской. Когда фоморы были уже в десятке шагов, Нэнквисс как раз успел развести сок ягод до нужного цвета, а Файтви-ап-Родри спал как убитый, поэтому один только Рори схватился за свой меч и приготовился защищаться. Следующие четверть часа Рори, обливаясь потом, в одиночку отбивался от фоморов. И нету саги с описанием этой схватки, ибо настолько яростными и блистательными были атаки Рори, и настолько опасным и быстрым — сверкание его меча, что никакой язык и ничьё перо не в состоянии грамотно описать его боевые приёмы, за исключением удара с разворота в три четверти ногой в зубы. В тот день Рори раз и навсегда доказал, что воины Финна Мак Кумалла умеют быстро поворачиваться не только когда ухлёстывают за девушками. Тем временем Нэнквисс во всём следовал обычаю. Он покрыл своё лицо красной краской и затем провёл поверх неё белые полосы, стоя на одной ноге и обернувшись лицом к востоку. Потом он подумал и добавил чёрные крапинки. — Ну, скоро ты там? — окликнул его Рори, улучив мгновенье и тяжело переводя дыхание. — Сейчас, сейчас, — спокойно сказал Нэнквисс, обводя чёрной краской глаза, затем втыкая в волосы орлиное перо и укрепляя его, чтобы получше сидело. После этого он не спеша расправил бахрому по всей одежде, сверху донизу. А потом он взял томагавк и раскидал всех не сходя с места, так что когда Файтви проснулся, кругом было так чисто, словно метлой подмели. И всё бы ничего, но, на беду, Файтви попался на глаза единственный фомор, который не успел унести ноги и корчился в отдалении на земле с обломком меча Рори в ране. — А это ещё что такое? — спросил Файтви у своих спутников, с трудом переводивших дух после сражения. — Сейчас добьём, — пообещал Рори и направился к фомору, поигрывая мечом с обломанным концом клинка и загадочно улыбаясь. У фоморов, как известно, только один глаз, на лбу, и в этом глазу при виде Рори отразилось сожаление о том, что он, фомор, всё-таки как-нибудь не уполз. — Отойди, не видишь, — он тебя боится? — раздражённо сказал Файтви, усаживаясь на корточки возле фомора. — И правильно делает, — сказал Рори, несколько сбитый с толку. — Фоморы — это же совсем маленький народ. Вымирающий. Может быть, эти даже последние. Ты хоть понимаешь, что обломал свой меч об одного из последних фоморов, а, Рори? — скорбно спросил Файтви. — Какая мне разница, об кого, если факт, что он теперь обломан? — пожал плечами Рори. Файтви сплюнул и некоторое время молчал, прощупывая пальцами участок вокруг раны. Фомор жалко моргал своим единственным глазом, уставившись на Файтви, но терпел. — Пора исчезать отсюда, — торопил Рори. — А то они сейчас вернутся и ещё не так нам насажают. Слышь, Файтви? — он потряс Файтви за плечо. — Хорошенького понемножку. Я тебе потом ещё парочку поймаю. — Так, — сказал Файтви. — Вот что, Нэнквисс, ты не смывай свою краску! — заметил Рори, видя, что Нэнквисс собирается уже сполоснуть лицо. — А то, если что, будешь её потом опять три часа размазывать! Тем временем Файтви уже развязывал свою сумку. — Как сказал Гиппократ, жизнь коротка, учёба много дольше, случай мимолётен, эксперимент рискован, судить трудно, — сказал Файтви, закатывая рукава. — Ты что это собираешься делать? — с подозрением спросил Рори. — Извлекать обломок меча, конечно, — не задумываясь отвечал Файтви, прокаливая на огне свои медицинские инструменты. — Да ладно, — польщённо сказал Рори. — Оставь. Обойдусь я без этого обломка. Мне любой кузнец и так перекуёт. Э, — тут только до него начал доходить смысл сказанного. — Ты станешь с ним возиться? Да если мы останемся здесь хоть три минуты, мы покойники! Но Файтви и ухом не вёл. — Твой Гиппократ, — сказал Рори в приступе отчаяния, — уже давно улепётывал бы отсюда сломя голову. Если бы он хоть раз в жизни издалека увидел фомора, у него бы его клятва поперёк горла застряла!.. — Подай-ка мне вон тот флакон, — сосредоточенно сказал Файтви и принялся за дело, не выказывая ни малейшей спешки. — Н* тебе твой обломок меча, — сказал он наконец, подавая Рори зажатый в щипцах кусочек металла. — И чтобы в этом фоморе я его больше не видел! И он начал зашивать разрез, приговаривая что-то утешительное для фомора. — Ну что? — с гордостью сказал он, кончив накладывать шов. — Как? Это операция очень высокого класса. Узнай кто-нибудь, что я сумел провести её в таких условиях, и у меня от пациентов отбою не будет. — Он хочет сказать, — пояснил Рори, — что если они сейчас вернутся с подмогой, нам от них будет уже не отбиться. И это верно, как никогда. — Меня-то беспокоит другое, — сказал Файтви, с сожалением оглядываясь кругом. — Я вот всё думаю: а вдруг вы ещё кому-нибудь из них что-нибудь повредили?.. Рори так и взвыл. — Ладно, ладно. Вот теперь я готов бежать, — сказал Файтви, вытирая ланцет о штанину. — Теперь ты полезешь на дерево, быстро-быстро, — сказал Нэнквисс, подавая Файтви его сумку, — потому что бежать уже некуда. Действительно, едва они все трое успели забраться на ближайший дуб, фоморы в большом количестве заполонили всю поляну, так что теперь в самом деле только и оставалось, что пересидеть на дереве. Тогда они устроились повыше, в развилках ветвей, и повели мирный разговор. — Как это тебя угораздило вляпаться в это дерьмо? — спросил Рори у Файтви. — Где? — обеспокоенно спросил Файтви, оглядывая себя. — Я имею в виду, как это ты заделался врачом? — пояснил Рори, свешиваясь и глядя вниз на фоморов, снующих по поляне и принюхивающихся. И поскольку любимцы Файтви рыскали по поляне ещё добрых полчаса, то, чтобы как-то скоротать время, валлиец и в самом деле рассказал, как это вышло, раскачиваясь вместе с веткой, на которой сидел. Файтви-ап-Родри пришёл поступать в школу в Кармартене, ибо он хотел учиться там, только там и больше нигде. Но прежде чем он протолкался через городской рынок, чтобы позвонить в замысловатый медный колокольчик у дверей школы, которые обычно выходили куда им вздумается и в тот день как раз выходили на рыночную площадь, ему случилось трижды задержаться на этом пути. Первый раз, когда на него налетел горшечник со своей тележкой с криком: «Куда прёшь? Глаза, что ль, дома оставил?», на что Файтви рассеянно отвечал с сильным северным акцентом: «Спасибо, и вам того же, ваша милость». Второй раз он остановился на минутку возле астролога, который за умеренную плату предсказывал какую хочешь судьбу. Бегло оглядев Файтви с ног до головы и подбрасывая на ладони монетку, астролог, особо не чинясь, предсказал, что Файтви суждено стать могущественным друидом. В третий же раз Файтви углядел какие-то ножки в чулочках и повёл за ними глазами, да, на свою беду, ещё и поднял взгляд. После этого не надо было и астролога, чтобы предсказать его судьбу. Файтви ухнул в этот омут немедленно, с головой, и дальше болезнь его протекала в самой острой форме. Пока Гвен, дочь аптекаря, сновала между лотками туда и сюда, Файтви держался в двух шагах и отчаянно размышлял, с чего начать разговор. Он прикинул, что у него есть ровно пять минут на то, чтобы покорить её сердце, всего пять минут и не больше, потому что больше её мамаша никак не проторчит возле вон того лотка с овощами. Файтви успел уже бросить взгляд на эти овощи и убедился, что они все как есть несвежие, и стоит только мамаше протолкаться к лотку сквозь толпу, как она мигом почует тухлятину и повернёт назад. — У нас в Гвинедде, — начал Файтви ненавязчиво, стряхивая, по совету Овидия, с юбки Гвен невидимую пылинку, — бывает всякое. Но чтобы я даже не знал имени девушки, которую приглашаю в кабачок, такое со мной впервые. — А наглости тебе не занимать, — восхищённо сказала Гвен. И оставшиеся четыре минуты Файтви нёс такое, что Овидий просто спрятался бы куда-нибудь от смущения и оттуда подавал бы ему знаки заканчивать. Следующие три дня Файтви то и дело появлялся в аптеке, жалуясь на разные недомогания: его донимала то головная боль, то зубная, то кашель, то колики. За углом он исправно сливал в водосток все купленные снадобья и, весело насвистывая, разворачивал записочку, которую, под видом правил приёма лекарства, черкнула ему Гвен. На четвёртый день, когда они с Гвен обмывали поступление Файтви в школу Мерлина в кабачке «Красный дракон», Файтви был уже совершенно здоров. — Всё-таки моё призвание — медицина, — говорил он между третьим и четвёртым танцем, радостно поглядывая на Гвен. — Никакой магии. Сушёные жабы, толчёные гадюки, беганье ночью в раздетом виде по полям — это всё не моё. — Но друиды знают будущее наперёд! — возражала Гвен. — Говорят такими словами, каких простой человек и нарочно не придумает. Выбирают королей, проклинают кого им вздумается, напускают чёрный туман… — Да ладно, людей не обморочишь, — сказал Файтви. — Тумана напускать они сколько угодно могут, а вот жениться-то друидам нельзя, и всякий это знает, — усмехнулся он, позванивая кружкой о баклажку и трогая Гвен за коленку. Так Файтви-ап-Родри отказался от пути друида. |
|
|