"ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (Félicia, ou Mes Fredaines, 1772)" - читать интересную книгу автора (де Нерсиа Андре Робер)

Глава XX. Соглашение. Препятствия. Тревоги

Мы наконец вышли из-за стола, и я закрылась в своей комнате. Сердце мое колотилось от волнения, лицо горело, руки дрожали. Я сорвала сургучную печать с заветного письма… В нем было всего шесть строк, содержавших все слова, какие только может продиктовать мужчине страстная любовь. Я немедленно нацарапала ответ: «Разве могу я написать в моем признании что-нибудь новое — мои глаза все уже вам сто раз повторили! Да, шевалье, я с восторгом принимаю ваш дар и хотела бы как можно скорее доказать, что полностью принадлежу вам». Записка была незаметно передана, тетя ничего не заподозрила. Как только она на несколько минут вышла в свой кабинет, шевалье начал молить меня позволить ему не покидать наш дом, но проскользнуть в мою комнату и спрятаться в шкафу, где я должна будут его запереть. Я ни в чем не могла отказать д'Эглемону — я была околдована этим мужчиной.

Внезапное желание Сильвины отправиться смотреть новую пьесу едва не провалило наш замечательный план, но изобретательный шевалье придумал уважительную причину, чтобы не сопровождать нас в театр. Д'Эглемон не был одет соответствующим образом, но это не смогло бы извинить его отказ: сама Сильвина всегда сидела в забранной решеткой ложе, поэтому шевалье заявил, что у него назначена важная встреча, к которой ему необходимо переодеться. Воспользовавшись моментом, когда горничная помогала Сильвине надеть платье, д'Эглемон проскользнул ко мне и спрятался в весьма удобном шкафу. Я последовала за ним, хотя мне очень не хотелось держать его в заточении! Я боялась, что шевалье будет не хватать воздуха, что он задохнется, однако страсть позволила ему найти тысячу слов, способных успокоить мою душу. Несколько жарких поцелуев — каких я прежде не знала — стали прелюдией к наслаждениям, ожидающим нас ночью… Итак, я повернула ключ и заперла шкаф.

Всем сердцем проклинала я длившийся целую вечность спектакль, я была в ярости от того, что пьеса имела успех. В довершение всех несчастий, выходя из ложи, мы встретили подругу Сильвины, и она пригласила нас ужинать к себе в компании друзей, близких Сильвине. Я с радостью прибила бы этого архитриклиния[4] в юбке, но мы поехали ужинать, а в полночь меня постигло новое несчастье: общество решило играть. Тетя согласилась составить партию в брелан,[5] но я пожаловалась на сильнейшую мигрень, и моя добрая тетя решила везти меня домой.

Я попросила принести мне в комнату поднос с ужином — возможно, мне захочется поесть, как только головная боль пройдет, и мне подали дичь, вино и фрукты! Я причесалась на ночь и быстро отослала горничную: наконец-то я была одна! Но, Боже, какой ужас! Шевалье без сознания! Он так бледен, что мне на мгновение кажется, будто он уже мертв! Сердце мое сжимается от боли, из глаз ручьем текут слезы… Я прижимаю моего драгоценного любовника к груди, омываю его лицо слезами… Наконец он приходит в себя, несколько раз судорожно вздыхает… Он едва узнает меня… «Где я? — спрашивает он умирающим голосом… — Ах, это вы! Вы!» — добавляет он страстно. Шевалье сжимает меня в объятиях, покрывает лицо и тело жгучими поцелуями. Несколько мгновений мы пребываем в сладостном экстазе, потом шевалье покидает свою гробницу: воздух, небольшой отдых и — главное — моя страстная забота окончательно возвращают ему силы, на лице появляется румянец, я спокойна.