"Обитель ночи" - читать интересную книгу автора (Мартин Том)

9

Уже минула середина дня, когда Нэнси Келли прибыла в офис редакции «Интернэшнл геральд трибьюн» на Акбар-стрит. Почти час такси пробивалось по городу, уворачиваясь от запрудивших улицы рикш, коров, нищих и разномастных полуживых от старости автомобилей, заполонявших все городские артерии Дели. Простившись с Дэном, Нэнси сразу же набрала номер делийской редакции.

Вымотанная поездкой, в ожидании соединения она глядела в окно и гадала, за что браться в первую очередь. Одетые в лохмотья жители Дели боролись за выживание. Вот тащится старик с тысячами сплющенных пластиковых бутылок, и его измученное заботами лицо — карта разбитой жизни; вот на въезде в соседнюю улицу стоит корова, поток движения вынужден огибать ее, и машины едва не задевают прилавок рассвирепевшего торговца овощами. Нэнси машинально наблюдала за этими сценами, едва замечая их. Единственное, на что она была сейчас способна, — это снова и снова прокручивать в голове допрос и нервно сжимать лежащий на коленях сверток. Что же такого мог натворить Херцог, спрашивала она себя, чтобы напугать службы безопасности двух могущественных стран? Брал интервью не у тех людей? Переправлял политические документы для тибетских радикалов? Это не укладывалось у нее в голове: в наши дни надо быть совсем уж зеленым новичком, чтобы попасться на таких делах, а Херцог, как никто другой, чуял ловушки за версту.

Еще одно не давало Нэнси покоя — слова инспектора Лалла о том, что Херцогу будет выгоднее отвечать за свои действия в Индии, чем в Китае. Ей становилось худо при мысли о том, что может произойти с Антоном, если его схватят по ту сторону границы, неважно, виновного или нет. Ей вспомнилась статья, которую ее коллега как-то написал о технике допросов во времена культурной революции. Этого было вполне достаточно, чтобы потерять остатки веры в человеческое милосердие.

Наконец-то телефон соединился. Трубку взял и энергично ответил Кришна Мертхи, тридцатидевятилетний индиец, славившийся среди азиатских корреспондентов «Трибьюн» эрудицией и осведомленностью. Как-то раз в Нью-Йорке, до отъезда в Дели, Нэнси обедала с коллегами, недавно закончившими работу в делийском филиале. На ее вопрос, к кому там стоит присмотреться, все в один голос заявили, что ключ к успешному сотрудничеству — Кришна Мертхи. Он работник высшей пробы, сказали ей. Мастер на все руки, как говорили раньше, и приверженец традиционных идеалов. И вот, держа телефонную трубку влажной от пота рукой (вторую руку она по-прежнему не отрывала от странного свертка), Нэнси назвала Кришне Мертхи свое имя и извинилась за то, что сразу не дала о себе знать.

— Я все объясню на месте. — Она дала отбой прежде, чем связь прервалась.

Наверняка, подумала Нэнси, Кришна Мертхи сможет пролить немного света на загадочную деятельность Антона Херцога.

Кришна Мертхи ждал ее, когда она открыла дымчатую стеклянную дверь кабинета. Элегантно одетый, худощавый, он протянул ей руку и проговорил:

— Мисс Келли, очень рад вас видеть. Буквально сразу после вас мне позвонил Дэн Фишер.

Кто б сомневался, подумала Нэнси. Не иначе, велел убедиться, что я никуда не сорвусь из Дели и не сотворю ничего опасного для него.

Кришна продолжил:

— Он мне все рассказал. Мне очень жаль, что ваше знакомство с Индией получилось вот таким.

Кришна провел ее в комнату. Со своими умными глазами и добрым лицом он вносил спокойствие в обстановку кабинета — заваленные документами два стола, несколько телефонов и компьютеров, — выглядевшего так, словно здесь только что провели обыск. Перед столами громоздился большой, изрядно потертый кожаный диван, почти скрытый под кипами журналов. Кришна устремился вперед и расчистил местечко для Нэнси, без сил рухнувшей на диван. Пока она приходила в себя, Кришна пробрался через завалы, прошел меж двух столов к открытому дверному проходу, за которым находилась вторая комната. Обращаясь к кому-то в той комнате, он быстро проговорил что-то на хинди и повернулся к Нэнси.

— Я попросил принести чаю. А еще я звонил в штаб-квартиру Корпуса иностранной прессы и попросил их обратиться с жалобой в правительство. И подал официальную жалобу министру внутренних дел от имени газеты.

— Спасибо, — поблагодарила Нэнси. — Я безмерно рада просто выбраться оттуда.

— Хотите что-нибудь съесть? Вы наверняка голодны. Сомневаюсь, что вам предлагали перекусить в полицейском участке.

— Да, спасибо, я бы с удовольствием перекусила. Что угодно…

Несколько мгновений спустя из смежной комнаты появилась женщина. Она несла поднос с большим стаканом воды, чашкой чая и двумя свежеиспеченными самосами.[15] Нэнси с жадностью принялась за еду. Кришна вытянул из-за стола кресло и с сочувствием поглядывал на нее, потягивая чай. Он ждал, когда она заговорит. Нэнси вытерла рот салфеткой и попыталась привести мысли в порядок.

— Кришна, спасибо вам огромное. Простите, если веду себя немного дико.

— Не говорите глупостей. Хотите еще что-нибудь?

— Нет-нет, все замечательно. Вот чего бы я хотела, так это узнать побольше об Антоне Херцоге.

Кришна осторожно кивнул. Она продолжила.

— Вы можете помочь?

Он смутился, словно предпочел бы услышать от нее просьбу о чем-то более привычном: как организовать экскурсию по Дели, где лучше покупать продукты или в каком ресторане питаться.

— А что конкретно вы хотели бы узнать?

— Вы работали с Антоном бок о бок. Вы должны лучше других знать его привычки, предпочтения, планы.

— Не так хорошо, как вы думаете. Да, я много лет проработал с ним…

Кришна замолчал. Надеялся, что она сменит тему, догадалась Нэнси. Однако делать этого она не стала, терпеливо ожидая продолжения.

Кришна поерзал в кресле и проговорил:

— Скажу откровенно, Антон человек довольно странный.

— А в чем это выражалось?

— Понимаете, Антон любит Индию, в этом нет сомнения. Он искренне верит в Индию, отчаянно хочет рассказать миру об Индии и убедиться, что слова его дойдут до наших сердец… Но он из тех людей, кого понять нелегко. Порой бывает холоден…

— Холоден?

— Нет, это не совсем подходящее слово. Простите, я не очень-то ясно выражаюсь. Не хочу сказать, что Антону не хватает дружелюбия: он вполне дружелюбен, я несчетное количество раз наслаждался его гостеприимством, он был моим наставником. Я должен молиться за него — он был превосходным боссом. Однако есть в нем еще кое-что… непостижимое. Боюсь, только такими словами я могу объяснить это.

— Как вы думаете, почему он исчез?

— Не знаю. Именно это я и пытаюсь сказать. Правда, я не так близко знаю Херцога, несмотря на всю его доброту и на то, что все эти годы мы провели рядом.

— Неужели он никогда не заговаривал о своей личной жизни?

— Никогда. Ни о чувствах, ни о прошлом, ни о семье. Я могу рассказать о его привычках: где выпивал, какой раздел газеты читал первым каждое утро, как бросил пить кофе на три месяца, а затем три месяца пил его постоянно. Я знал все его слабости и стереотипы, но его внутренний мир был для меня закрыт. Лишь однажды, в самом начале своего пребывания здесь, Антон упомянул о своей семье. Он сказал, что отец умер до его рождения — погиб в тысяча девятьсот сорок четвертом году в Сталинградской битве,[16] а мать эмигрировала из их родного города Мюнхена в Аргентину. Впоследствии он никогда не вспоминал о своих родных, а я, разумеется, не настаивал.

Кришна переложил кое-какие документы на столе и достал потускневшую серебряную рамку с выцветшим черно-белым фотографическим портретом.

— Это его мать, Анна Херцог.

Нэнси подалась вперед и внимательно вгляделась в фотографию. Женщина средних лет в белой закрытой блузе, красивая, со светлыми волосами, стянутыми в пучок, темными глазами и высокими скулами; кожа очень бледная, полупрозрачная. Нэнси взяла у Кришны снимок.

Какое горе — потерять мужа, не успев родить ребенка. Каково это — растить дитя, зная, что муж не вернется, а Европа в огне? Анна Херцог, наверное, была сильной женщиной — такой она и выглядела, несмотря на нежный облик. Но тогда очень многие оказались в ее положении. У людей того времени притязания были скромнее: они хотели выжить и избежать ужасов войны. Величайшей победой было выжить. Продлить жизнь хотя бы на один день. Нэнси опустила фотографию на стол.

Кришна продолжил:

— Странное дело: хотя воспоминаний о Германии у Антона не сохранилось и провел он в этой стране лишь первые несколько недель жизни, он всегда оставался настоящим немцем.

Кришна встал и подошел к столу Херцога, так заваленному бумагами, будто перед отъездом их владелец вытряхнул из ящиков все документы.

— Судите сами: стихи Гёте, поэмы Шиллера, Ницше — «Так говорил Заратустра».

Нэнси тоже поднялась на ноги и пригляделась к столу Херцога — там в беспорядке были разбросаны потрепанные томики немецких классиков. Это наводило на мысль, что здесь работал человек, страдающий ностальгией. Нэнси представила себе, как он слушает сюиты для виолончели Баха и читает «Фауста» поздней ночью, мысленно уносясь далеко-далеко от знойной и душной Индии.

Кришна продолжал рассказ. Он заметно увлекся, будто в одно мгновение забыл наставления Дэна Фишера.

— Дело не только в книгах. Его душа и характер были истинно немецкими. Я считаю, что Антон обладал всеми положительными качествами, присущими немцам: азартом, строгостью и огромным энтузиазмом. Когда он отстаивал свою точку зрения, это напоминало стихийное бедствие. А когда рассказывал о Вселенной и роли человечества в жизни планеты, то походил на настоящего гуру. — Кришна поднял на Нэнси глаза и улыбнулся. — Только немец способен на такое! А еще он был музыкален, очень музыкален. Прирожденный пианист.

Нэнси задумалась. Жизнь порой так жестока к людям: разрушает их семьи, вынуждает покидать родину и разрывать семейные узы. Херцог был легендой для многих, однако сейчас, обводя взглядом беспорядок на его столе, навевающее печаль фото его матери и коллекцию немецких книг, Нэнси видела человеческую сторону легенды, и у нее отчего-то возникло убеждение, что он был глубоко несчастен.

— У Антона была подруга?

Странно спрашивать такое о человеке, которого она боготворила.

— Нет. Я не в курсе. Во всяком случае, ничего серьезного не было.

Нэнси вновь выдержала паузу, однако Кришна не захотел развивать тему.

— Вообще никого?

— Антон не гей, если вы это имеете в виду. Подружки у него появлялись, но не часто и не всерьез. Такого рода, что их не назовешь интеллектуальными компаньонами. Были и другие женщины…

Нэнси тяжело вздохнула, ничего не понимая. Разве «немецкая натура» Антона или что-то другое имеют отношение к тому факту, что ее потащили в участок, обвинили в тайном сговоре с ним и в шпионаже? Грустный пожилой человек, одиночка, влюбленный в Тибет. Что же еще они хотели узнать? Возможно, больше ничего и нет. Затем ее взгляд вдруг упал на самую потрепанную книгу, удостоенную места в центре стола. Похоже, этот том листали с завидной регулярностью.

— А это?

Кришна посмотрел на Нэнси.

— Это «Ицзин», или «Книга перемен». Вне зависимости от обстоятельств Антон пользовался ею каждый божий день.

— Я слышала о ней. Это ведь книга для гаданий?

— Что вы, это не просто книга для гаданий. Скорее, это библия Азии.

Нэнси смутилась. Она мучительно сознавала свое невежество в отношении Индии и азиатской культуры.

— В самом деле?

— Да, это судьбоносная книга.

— Вот как? О чем же она?

Кришна немного помедлил, затем решительно проговорил:

— Ни о чем конкретно. Это книга-пророк. Оракул.

Нэнси с трудом удалось скрыть скептицизм:

— Оракул? Значит, книга помогает вам вглядываться в будущее? Вроде гороскопа?

Кришна неодобрительно поцокал языком, и Нэнси поняла, что книга ценилась гораздо выше, чем гороскопы на Западе.

— Извините, пожалуйста, — поспешила сказать она. — Простите меня за эти расспросы.

Кришна улыбнулся:

— Этой книге безгранично верят. Это могучая сила в современной жизни жителей Востока. Правительство Японии в трудные времена нередко обращается к ней, а все ведущие бизнесмены Гонконга и Сингапура постоянно используют Оракул. Мне кажется, и на Западе она становится все более популярной.

— Невероятно…

Нэнси с трудом могла представить себе преуспевающих бизнесменов и политиков, сверяющих свои шаги с гадательной книгой. С другой стороны, многие политики на Западе прибегали к гаданию, хотя старались не афишировать это.

— Разрешите взглянуть?

Кришна взял со стола книгу и передал ей. Борясь со скептицизмом, Нэнси полистала ее и раскрыла наугад. Наверху страницы располагалась странная схема из шести прямых линий, расположенных друг над другом, каждая около двух дюймов длиной. Одни линии были сплошные, другие прерывистые. Под схемой было название, а под названием — непонятный текст, напомнивший ей шарады, которые она разгадывала в детстве. Кришна вытянул руку и указал на изображение.

— Это гексаграмма. Есть шестьдесят четыре комбинации из шести прерывистых и сплошных линий, что в итоге составляет шестьдесят четыре возможных во Вселенной гексаграмм. Каждая имеет свое имя и обозначает одну из шестидесяти четырех стадий в бесконечном цикле перемен, воздействующем буквально на все в мироздании. В любой момент можно определить, на каком этапе цикла мы находимся, стоит лишь составить гексаграмму и найти в книге ее определение. Видите, текст под гексаграммой поясняет ее смысл. Если хотите посоветоваться с Оракулом, вы должны задать ему вопрос, а затем создать гексаграмму. В давние времена это проделывали, высыпая на пол сорок девять стебельков тысячелистника. В зависимости от того, как они упадут, стебельки представляли одну из шестидесяти четырех гексаграмм. Однако в наши дни люди в большинстве случаев шесть раз подбрасывают монету: орел — прерывистая линия, решка — сплошная. Гораздо проще.

— Для чего же эту книгу использовал Антон? Довольно странное занятие, если учесть, что оно принадлежит культурс другого народа. И где он научился этому?

— Не знаю. Однако он всегда советовался с Оракулом. Между прочим, многие ищут и находят в этой книге утешение и надежду.

— Но ведь ее рекомендации основаны на случайных комбинациях?

— Так, да не совсем. В природе не бывает чистых случайностей. К примеру, поток воды или рисунок волокон на деревянной доске — он кажется произвольным, бессистемным, а на самом деле подчинен порядку, не доступному нашему пониманию. Это «упорядоченный хаос», его принципы ускользают от нас, но не от Оракула. Древние китайцы называли это основополагающим порядком внутри беспорядка — Ли. Некоторые считают, что Оракул преобразует Ли в слова так, чтобы можно было понять, где твое место в постоянном процессе космических перемен, и предпринять соответствующие действия. Выходит, когда внемлешь Оракулу, внемлешь голосу Вселенной. Так, по крайней мере, говорят мудрецы…

Кришна захлопнул книгу и поднял взгляд на Нэнси.

— Антон неплохо знает культуру Востока, в особенности тибетскую и китайскую. Он должен был знать о Ли, а это значит, что Оракул для него полон смысла. Полагаю, о книге он узнал во время путешествий.

Да, странный человек, подумала Нэнси. Странный и загадочный. У Нэнси не возникало сомнений в собственной культурной принадлежности, но Херцог казался личностью куда более сложной. Его склонность к собиранию безделушек иной мог бы осудить как признак неуверенности в себе или потери корней. Но Антону это абсолютно не подходило: он был весьма харизматичным, цельным, сильным и властным, он производил незабываемое впечатление на каждого, кто знакомился с ним. Но знал ли кто в редакции, каким он был на самом деле? Нэнси вгляделась в гексаграмму. Неужели эта схема способна открыть будущее? Может ли в кратких изречениях таиться хоть частица правды?

Нэнси нахмурилась.

— И что, Антон пользовался книгой каждый день?

Кришна кивнул. Нэнси опустила глаза и принялась разглядывать потертый кожаный переплет загадочной книги. Не говоря ни слова, она вернула Оракул на место в центре стола. Ей показалось, что она держит спящее животное и страшится его пробуждения. Как только она положила книгу, Кришна встал.

— Я покажу вам кое-что, чтобы вы поняли Антона чуть лучше. Это фрагмент видеоматериала, который он отснял когда-то давно. Он на DVD в соседней комнате. Погодите секундочку, принесу.

Стоило Кришне выйти из комнаты, и взгляд Нэнси вновь устремился к книге. Оракул завладел ее воображением, и она гадала, что предпринять дальше. Мысль о том, что с помощью книги можно услышать таинственный голос Вселенной, казалась невероятной и очень привлекательной. В это мгновение Нэнси забыла о суровом испытании в полицейском участке, она даже перестала думать о судьбе Антона Херцога. Ее интересовало одно: «сработает» ли Оракул.

«Ну какой вред может причинить книга?» — спросила себя Нэнси, усевшись в кресло Херцога и подвинув «Ицзин» в центр стола.

Она положила на обложку ладонь левой руки, словно предстала перед судом и давала клятву на Библии. Затем не спеша обдумала свой вопрос.

«Оракул, ты действительно можешь помочь? Ты имеешь доступ к вселенской истине?»

Затем, следуя инструкциям Кришны, шесть раз подбросила монетку и записала результаты на клочке бумаги, после чего составила свою первую гексаграмму. Минуту Нэнси изучала рисунок, не находя в нем никакого смысла: просто «стопочка» горизонтальных линий, прерывистых и сплошных. Тогда она обратилась к таблице и стала искать свою гексаграмму.

Это была гексаграмма номер 50, «Жертвенник». Ниже следовало загадочное заключение.

Нэнси несколько раз перечитала стих, хмурясь все больше.