Глава XI

Сжимая в руке захваченную в замке для храбрости толстую каминную кочергу и время от времени ощупывая левый карман с револьвером, я быстро шел по темной, без единого фонаря деревенской улице к дому господина Лугара.

Лугар обмолвился за столом, что живет в самом дальнем конце деревни, возле старой мельницы. Собственно, и дом, в котором не так давно поселились они с дочерью, принадлежал раньше мельнику. Мельнику, умершему год назад.

Гм, в Каменной Пустоши?..

Итак, вы имеете уже представление о том, каким получилось застолье, посвященное моему знакомству с Лугаром и Лилит. Добавлю лишь, что добрую его треть я вынужден был заниматься горячим убеждением всех присутствовавших, что это не я отправил сначала в топку горна, а затем и на тот свет деревенского кузнеца. Не я!

Впрочем, Каролина-то, похоже, не поверила в это с самого начала — во всяком случае, недвусмысленным жестом дала понять, что, по ее мнению, это чушь. На малость раскудахтавшуюся и попытавшуюся было выдавить из своих окуляров пару слезинок скорбного ужаса Лилит я принципиально решил не обращать внимания. Но уж зато с папашей Лугаром пришлось схватиться всерьез. Не знаю, верил ли он сам в то, что говорил, или же его обвинения имели под собой иную цель — например, раздраконить меня и заставить, позабыв об осторожности и конспирации, развязать язык, — но уж с ним-то мы наорались до хрипоты.

Потом, конечно, несколько подустали и успокоились, но, честное слово, для себя я так окончательно и не решил, что же за фрукт этот Лугар и какое место стоит (или не стоит) отводить ему в моих планах. С одной стороны, он вполне убедительно производил впечатление битого жизнью, не слишком счастливого, но всячески бодрящегося, скрывающего под маской добродушного и не очень умного толстяка свои беды и невзгоды человека, — но с другой… С другой, под этой же самой маской вполне могло прятаться и нечто совсем иное — то, названия чему я еще не определил и что нет-нет да и мелькало в его маленьких голубых поросячьих и вроде бы совершенно безобидных глазках.

А прощаясь, Лугар еще раз здорово удивил. Возможно, в течение обеда он на эту тему что-нибудь и говорил, да я пропустил мимо ушей, а возможно, и нет, но с чего-то я вдруг решил напоследок блеснуть великосветскостью манер и выразил сожаленье, что вот не удостоился, увы, чести познакомиться с мадам Лугар, однако в ближайшем будущем надеюсь…

— В ближайшем не надейтесь, — оборвал он меня. — С мадам Лугар на этом свете вам уже навряд ли удастся встретиться, молодой человек. — И, в ответ на мой недоуменно-скорбный взгляд, вполне будничным тоном пояснил: — Ее убили.

— "Убили"?.. — пробормотал я.

— Совершенно верно, — кивнул он. — Ее убили во Франции, сударь, в том маленьком провинциальном городке, где мы раньше жили.

— Но за что?! — едва ли не вскричал я. — И кто?

Лугар безвольно пожал плечами:

— Люди. К сожалению, люди очень часто бывают невежественны, тупы и злы. И вот однажды им взбрело в голову, что Рашель — ведьма.

— Ведьма?.. — только и смог выдохнуть я, а Лугар, снова с видом полной покорности судьбе, кроткий как агнец, подтвердил:

— Ведьма, сударь. — Потом немного помолчал и тихо добавил: — Да знаете, я их не слишком-то и виню: мы с женой действительно были там, среди темных и глупых обывателей, белыми воронами.

— А… убийц осудили? — несмело спросил я.

— Да, естественно, но… — Он замялся. — Знаете, юноша, судить таких, конечно же, надо, просто необходимо — хотя бы для того, чтоб другим неповадно было, — да вот только обвинять по большому счету… — Лугар снова помолчал. — Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Ведь если как следует вдуматься и разобраться… весь мир действительно наполнен оборотнями…

Я открыл было рот, хотя, ей-ей, не знал, что сказать этому странному, очень странному типу, но он уже коротко кивнул и поспешно присоединился к Лилит, которая ожидала его за воротами Волчьего замка. Через минуту оба оригинальных гостя скрылись из виду.

Об этом нашем прощальном разговоре с Лугаром Каролине я ничего не сказал.

И вот я выбрался ночью из замка, прихватив револьвер и кочергу, и быстро приближался теперь к старой мельнице. Зачем я это делал? Понятия не имею. Твердо знал только одно: бездействовать и сидеть сложа руки я не имел больше ни сил, ни желания, ни, кажется, права.

Деревня не город, по части освещения — с этим здесь туго. И потому если бы не Луна и точно усыпанное крошевом зеркальных осколков звезд небо, я вполне мог бы воткнуться лбом не только в стену заброшенного ветряка, но даже и в колонну собора Святого Петра, вздумай тому по какой-то высшей прихоти вседержителя именно в этот день и час оказаться вдруг на моей военной тропе. Но вот, однако, Луна…

Нет-нет, я вовсе не собираюсь повторяться и в миллионный со дня изобретения изящной словесности раз наворачивать затертые штампы и эпитеты типа "среброликая" или "царица тьмы", но должен заметить, что и в самом деле бывают ведь такие ненормальные ночи, когда из надоевшего и набившего оскомину еще со школьной скамьи "спутника" она самым непостижимым, волшебно-мистическим образом вдруг берет да и превращается прямо на ваших изумленных глазах в наизагадочнейшую изо всех загадок — воистину Среброликую Царицу Тьмы…

Но мы отвлеклись.

Итак, я приблизился к мельнице и, обойдя ее кругом, увидел полускрытый деревьями и густыми зарослями кустарника большой дом. И не "сельский" — дом был в два этажа, хотя и деревянный, и весь его облик, насколько я мог судить при свете ночных небесных тел, говорил о том, что при постройке его явно не обошлось без хоть какого-нибудь да архитектурного проекта.

Сначала я этому удивился, однако уже через секунду вспомнил, что мельники, как правило, сельские богатеи и ничего странного в том, что дом сей разительно отличается от прочих крестьянских изб, нет. А еще через секунду вспомнил и то, что, по многим свидетельствам и народным поверьям, мельники куда чаще прочих смертных якшаются со всякой нечистою силой, а на мельницах, как говорят сказочники и ученые-этнографы, черти муку мелют и проч., - и мой исследовательский пыл несколько приугас.

Нет, мельника-оборотня здесь, конечно, больше нет… но зато есть не менее таинственный и непонятный мессир Лугар, да и сама мельница — я невольно оглянулся на черный силуэт, увенчанный черной вертушкой огромных крыльев, — вот она, здесь, и не известно еще, какие сюрпризы могут ждать любознательного путешественника за ее исстари пользующимися среди порядочных людей дурной славою стенами.

На всякий случай я погладил в кармане револьвер, и это сразу же помогло: нервы притихли, сердце вернулось к нормальному ритму работы, и я, решив оставить пока в покое мельницу, полностью переключил внимание на дом.

Примерно около трех часов прошло с тех пор как Лугар и Лилит покинули замок, а покинули они его, по общепринятым канонам гостеприимства, довольно поздно — так что, судя по всему, должны были уже спать…

Должны — но не спали: если все окна нижнего этажа были темны как душа грешника, то наверху свет горел в двух — очевидно, в комнатах Лугара и Лилит, расположенных в разных концах дома.

С земли в эти окна было не заглянуть — они находились на высоте порядка четырех метров. Но поскольку, как уже говорил, дом опоясывало беспорядочное кольцо кустов и деревьев, я решил воспользоваться этими естественными лестницами для того, чтобы увидеть…

Хотя что, собственно, я собирался увидеть? Понятия не имею. Но повторяю, бездействовать и далее уже не мог. Да, я помнил, прекрасно помнил все: и причины, приведшие меня в этот не слишком-то веселый край, и трагические события, произошедшие здесь за последние месяцы, вчерашний ночной вой (и не только, кстати, вой — тоже). Плюс к тому сама не понятная мне пока фигура и личность Лугара — человека вроде бы не опасного и безвредного, но какого-то н е т а к о г о, говорящего абсолютно разные, то невразумительные, то до жесткости отточенные вещи, меняющегося на глазах, как хамелеон, в самом широчайшем диапазоне восприятия и оценки, и сущность — и цель! — которого (если только эта цель и правда в самом деле была) я никак не мог ухватить: Лугар, точно вода, уходил, убегал, ускользал промеж пальцев, меняя одну маску на другую, прямо противоположную, именно в тот момент, когда я, как казалось, только-только хоть что-то да начинал в нем понимать.

Ладно, ближе к делу. Я на минуту задумался, с какого окна начать — правого или левого, — но судьбе самой стало угодно разрешить этот почти шекспировский вопрос: левое окно погасло.

Тогда я осторожно, стараясь ступать как можно бесшумнее и благодаря про себя господа, что у Лугаров, судя по всему, нет собаки, подошел к одному из высоких раскидистых вязов и, цепляясь за шершавые, в трещинах коры сучья, быстро взобрался по стволу вровень с освещенным окном, которое, к счастью, не было задернуто занавеской.

Но повезло мне не только в этом — я "попал" на спальню Лугара, наблюдение за коим интересовало меня куда больше, чем возможность лицезреть церемонию девичьего отхода ко сну Лилит, которая, замечу еще раз, была мне ну просто ни капли не интересна — ни как объект шпионажа, ни как женщина.

Лугара я увидел тотчас же — окно было широким, а комната просторной и просматривалась из моего гнезда как на ладони. Обстановка более чем скромная: стол у стены, два стула, платяной шкаф едва ли не прошлого века и узкая кровать слева от двери — вот, пожалуй, и все. Над столом еще висела маленькая полочка с книгами, а сам хозяин сидел сейчас на одном из стульев, в профиль ко мне, и внимательно читал какие-то бумаги, сложенные перед ним аккуратной тоненькой стопкой. На краю стола возвышался старый массивный подсвечник, и три свечи озаряли комнату и все, что в ней находилось, не сильным, но ровным светом.

Судя по всему, спать хозяин покуда не собирался: он сосредоточенно изучал содержание листков, время от времени шевеля толстыми губами, порой откидываясь на спинку стула и воздевая очи к потолку и почесывая в затылке.

Я вздохнул и уныло подумал, что сидеть мне, как пить дать, придется долго и, скорее всего, без толку. И вдруг…

Лугар поднял голову и тоже внимательно прислушался. Звук был не очень громким и напоминал стук захлопнувшегося ставня или двери. Я предусмотрительно замер, но в дальнейшем все было тихо. Вскоре Лугар опять уткнулся в бумаги, а я, устроившись поудобнее на своем сучковатом насесте, приготовился ждать. Чего? А черт его знает!

Прошло около часа, и члены мои начали потихоньку затекать и неметь. Лугар же точно издевался: продолжал читать, покачивая головой и шлепая губами. Потом он взял с полки перо и чернильницу и принялся делать на листках пометки.

И вот в некий момент тишина теплой летней ночи, сытый желудок, позднее время и решительное отсутствие ну хоть каких-либо активных событий в противоположном стане сыграли со мной злую шутку. Голова вдруг стала тяжелой, глаза сами собой закрылись, а в угасающем сознании поплыли, ни с того ни с сего затрепыхались весьма, скажем так, провокационные и опасные для молодого организма видения — какая-то спальня, какая-то ночь, какая-то дама и, естественно, я. Потом дама неожиданно приняла черты и формы Каролины, против чего я, в принципе, не возражал, — только каким-то уголком, угольком или последней затухающей искрой сознания продолжал еще понимать, что я ведь, кажется, не в спальне и не с дамой, а на дереве и один, — но почему на дереве?.. зачем на дереве?.. и кто такой, собственно, я вообще, и что делаю на этой планете со странным названьем Земля?..

А потом нежное и уже страстное лицо Каролины внезапно затуманилось, затрепетало, как рябь по воде… и вместо него на меня вылупились из-под больших круглых очков другие глаза — огромные и ледяные…

Я дернулся как от удара — вмиг проснувшись, — и тогда, откуда-то сверху, на мою голову вдруг навалилась какая-то мерзкая косматая туша. Мелькнула последний раз в квадрате окна задумчивая физиономия Лугара, я попытался закричать — и не смог: горло сдавили цепкие стальные лапы и безжалостно и хладнокровно принялись выворачивать мне шею, заводя подбородок за плечи…

Отчаянно хрипя забитым вонючей шерстью ртом и почти теряя сознание от дикой боли, я невольно разжал руки, и вместе с этим кошмарным созданием, вцепившись друг в друга мертвой хваткой и ломая ветки и сучья, мы оба камнем рухнули вниз. Ба-бах!..

Слава богу, что ветки и сучья смягчили удар. К тому же они еще случайно поменяли нашу изначальную диспозицию — и я упал на своего врага, пытаясь с ходу прижать его к земле. Однако едва лишь я взглянул в "лицо" существа, которое сжимал сейчас в объятьях, последние остатки храбрости и мужества покинули меня: подо мной, шипя, рыча и брызжа слюной, извивалась громадная кошка с (что самое отвратительное и ужасное) полузвериной-получеловеческой головой. Морда, похожая на пантерью, огромные, точно прожигающие насквозь фиолетовым злобным огнем глаза, жесткая черная шерсть — и… уши и зубы почти как у людей…

И вот тогда-то я завопил!.. Никогда прежде не думал, что легкие мои способны издавать такие отнюдь не мужественные звуки. И я забыл обо всем на свете, — забыл про револьвер, забыл про кочергу, которая была где-то рядом (собираясь лезть на дерево, я прислонил ее к стволу), — и только одно я внезапно почувствовал кроме страха, ужаса и унижения: нестерпимую, жгучую боль в правом бедре — там, где в кармане брюк лежало к о л ь ц о…

А чудище, фыркая и обдавая меня зловонной слюной, тем временем вновь протянуло свои полуруки-полулапы к моей бедной шее. Собрав все оставшиеся, немногие уже силы, я сумел приподняться, пытаясь оторвать зверя от себя, как вдруг…

Другой леденящий кровь в жилах рык раздался за спиной…

Я хотел оглянуться — но было поздно: удар огромной силы как пушинку оторвал меня от человека-кошки и швырнул в бездонную пасть ночи, которая, как крышка гроба, гулко захлопнулась над моей головой.