"Вор и любовь" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава 12

– Теперь, Лью, не торопись с принятием решения. Не говори ничего и не делай что-либо, а дай себе время хорошенько все обдумать. Это слова твоего отца, которые он любил повторять – все необходимо тщательно обдумывать.

Довольно высокий голос миссис Деранж, говорившей в нос, гармонировал со спокойной работой двигателя, так для Элоэ оба эти звука продолжались всю дорогу, пока они ехали к «Шато».

Лью хранила молчание.

Она сидела, уставившись на пролетавший мимо сельский пейзаж застывшим взглядом. Вид у нее был такой, будто она распрощалась с действительностью и жила в мире, придуманном ее собственным воображением.

– Что я чувствую, – продолжала миссис Деранж, – так это то, что ты сейчас стоишь на распутье. Для тебя крайне важно принять правильное решение. Молодые думают только о том, что происходит в настоящий момент. Они забывают о будущем, которое ждет их впереди; по прошествии многих и многих лет любовь часто оказывается пустой мечтой, в то время как более существенные вещи куда важнее! Я хочу, чтобы ты представила себя в свои сорок, пятьдесят, шестьдесят лет, чтобы ты подумала о том, что будет важно для тебя в эти годы.

Лью устало пожала плечами и сказала скучным голосом:

– Хорошо, мама, я поняла тебя. Ты хочешь, чтобы я стала герцогиней, вот и все.

– Я хочу, чтобы ты была счастливой, – поправила ее миссис Деранж. – Но счастье не всегда означает танцульки в обнимку с молодым человеком, чьим единственным достоинством является его красивый профиль.

– Да прекрати ты это! – воскликнула Лью. – Я знаю, о ком ты говоришь. Почему бы не назвать имя этого профиля?

– Я не говорю о ком-то конкретно. Все, о чем я тебя прошу, это не спешить.

– В настоящий момент мы действительно не очень-то спешим, – сказала Лью. – Элоэ ведет машину так, как будто мы на похоронной процессии.

– Прошу прощения, – извинилась она. – Я думала, что нет надобности в спешке.

Все мысли ее были о Диксе, она едва осознавала, что делала. Она просто автоматически вела машину вдоль длинной, усаженной по обеим сторонам деревьями, дороги, ведущей в глубь материка.

«Где сейчас Дикс, – думала она. – Что сейчас там происходит? Что он делает? В безопасности ли он?»

Ей пришлось буквально себя ломать, чтобы вынести этот отъезд из Биаррица, чтобы покинуть отель, чтобы не забыть все поручения миссис Деранж, связанные с раздачей чаевых персоналу, оплатой счетов, проверкой багажа.

Для нее стоило больших усилий выполнять свои обязанности в то время, как ей неудержимо хотелось побежать к Мэри Бланшард, чтобы узнать от нее хоть какие-то новости, выпытать хоть какую-нибудь информацию о Диксе. Удерживала ее от этого шага только гордость, даже несмотря на то, что это было бы бесполезно. Мэри Бланшард не стала бы или, вернее, не смогла бы сказать что-то большее, чем знала сама.

Дикс не появился бы там, потому что под угрозой была его свобода, а возможно, и жизнь.

Весь день Элоэ не могла отделаться от воспоминания о том мужчине, который угрожал перерезать ей глотку, и она содрогалась при мысли о нем.

Если полиция попытается арестовать мужчин, подобных этому, естественно, не обойдется без борьбы; в ход пойдут ножи и огнестрельное оружие. Несколько раз она ловила себя на том, что прислушивается и ждет звуков перестрелки.

В конце концов багаж был худо-бедно втиснут в машину, забив при этом все заднее сиденье и багажник, так что миссис Деранж и Лью могли сидеть только на переднем сиденье рядом с Элоэ.

– Может, ты хочешь повести машину сегодня? – спросила Элоэ у Лью перед тем, как тронуться в путь.

– Если я поведу машину в «Шато», то, скорее всего, окажусь в противоположном направлении, – ответила она. – И что тогда будет делать мама?

Обе девушки находились одни в спальне Лью, и Элоэ инстинктивно протянула к ней руку.

– Тогда не ездит, оставайся здесь.

– А смысл? Я могу поехать и посмотреть.

На языке у Элоэ вертелось: «Стив Вестон уже на пути сюда», но она проглотила эти слова, несмотря на то, что губы у нее уже пытались это произнести. Пусть Лью увидит герцога вначале. Если он ей понравится, тогда Стив может отправляться туда, откуда пришел. Если нет, тогда у него появится больше шансов.

Лью подошла к окну и посмотрела на море.

– Что бы ты сделала на моем месте, Элоэ? – спросила она. И тут же продолжила, прежде чем та успела ответить: – Не говори мне, я знаю. Ты бы категорически выбрала любовь, ведь я права?

– Да, я бы сделала так. Любовь значит больше всего на свете.

– Только для определенных людей. А я, возможно, не тот тип человека. – Она почти в раздражении отвернулась от окна и подошла к зеркалу. – А я буду обворожительной в диадеме герцогини, ты не находишь? – спросила она с издевкой.

– Ты будешь обворожительной во всем, что ни наденешь, – ответила Элоэ. – Но я считаю, что только счастье помогает человеку выглядеть лучше всего, а не украшения, какими бы они ни были дорогими.

– У тебя всегда на все есть правильный ответ, не так ли? – произнесла Лью язвительно. – Кстати, ты себя лучше чувствуешь? Ты все еще выглядишь бледной.

– Со мной все в порядке.

– А чем ты огорчена? – неожиданно вдруг проявила любопытство Лью. – Уж не влюбилась ли ты в кого-нибудь?

Она произнесла это, не задумываясь. Кровь, прихлынувшая к бледному лицу Элоэ, была неожиданным, красноречивым ответом на ее вопрос.

– Элоэ! – сказала Лью, не веря своим глазам. – Ты влюблена! Но в кого?

– Я не хочу об этом говорить. Пожалуйста, оставь меня в покое.

Она говорила не задумываясь, ее слова прозвучали бесцеремонно, почти грубо, но, тем не менее, она не могла сдержаться. Ей была ненавистна мысль о том, что ее любовь к Диксу будет сейчас обсуждаться и над ней будут охать и ахать.

Каждая клеточка ее тела была сейчас напряжена из-за него, она почти обезумела от волнения и встала бы сейчас рядом с ним, если бы это было возможно, чтобы встретить лицом к лицу то, что его ждет, даже если это будет сама смерть.

Что Лью понимала в любви, если она была даже способна обдумывать замужество с человеком, которого никогда не видела и который, как она выяснила, является калекой, инвалидом?

Если бы она хотя бы раз испытала экстаз, восторг и счастье от того, что ее держит в своих объятиях мужчина, которого она любит и который любит ее, она бы ни за что не стала колебаться, ни на секунду не задумалась бы, что ей делать.

Элоэ вышла из ее спальни.

Она слышала, как Лью позвала ее, но не вернулась. До самого их отъезда из отеля она постаралась сделать так, чтобы не оставаться наедине ни с Лью, ни с миссис Деранж.

Она суетилась, присматривая за упаковкой багажа, советовалась с Жанной и делала миллион и двести различных неотложных дел, чтобы только занять себя, и это, по крайней мере, частично отвлекало ее от собственных тревог.

Когда все было упаковано, выяснилось, что места в машине недостаточно для четверых, и поэтому было заказано такси для Жанны и части коробок с багажом.

– Она может отправляться прямо сейчас, – заявила миссис Деранж. – Оно и к лучшему, что она прибудет туда раньше нас. Она сможет начать распаковывать вещи и погладить то, что мы наденем сегодня вечером. Я сказала ей, Лью, что ты наденешь сегодня красное атласное платье. Оно будет смотреться великолепно в тех огромных залах, а я хочу, чтобы ты произвела неотразимое впечатление.

– Как ягненок, которого ведут на заклание, – сказала Лью, увидев в ответ только слегка нахмуренные брови своей матери.

– Сарказм тебе никогда не шел, дорогая, – выговорила она ей. – Если ты не хочешь ехать, мы, конечно, можем позвонить и отменить визит.

Это было пустое предложение, и обе они, и Лью, и миссис Деранж, знали об этом. Ничто не могло в настоящий момент остановить старшую женщину и заставить отказаться от поездки в «Шато».

В этом не было никакого сомнения, судя по ее возбужденному голосу и блеску в глазах, когда они наконец покинули отель и тронулись в путь.

Даже Лью, казалось, пребывала в хорошем расположении духа, когда они выехали с гостиничного двора на главную дорогу; однако как только они выехали из Биаррица, миссис Деранж сделала роковую ошибку и начала говорить.

Было совершенно очевидно, что ее замечания очень скоро испортили Лью настроение. Она вжалась в сиденье, а уголки ее губ опустились книзу. Она едва отвечала, а то и вовсе не делала никаких усилий, чтобы хоть как-то реагировать на замечания своей матери.

«Оставьте ее в покое, – хотелось закричать Элоэ. – Пусть все идет своим чередом без этой ненужной трескотни».

Но вскоре монотонный голос миссис Деранж перестал на нее действовать.

Все ее мысли были заняты совершенно другим: она думала только о Диксе, молилась о нем, желала ему выпутаться из этой истории живым и невредимым и вернуться к ней.

– Вот «Шато»! – воскликнула вдруг миссис Деранж.

Неожиданно их взору предстали высокие башни и сверкающие крыши зданий, возвышавшихся над высокой крепостной стеной с растущими вокруг нее зелеными деревьями.

Через несколько секунд они подъехали к домику привратника, который открыл для них огромные, железные ворота, с причудливым орнаментом и увенчанные коронами.

Теперь, когда замок, освещенный теплыми лучами вечернего солнца, медленно вставал перед их взором, Элоэ забыла о собственных треволнениях, охваченная восхищением его красоты. Замок казался сказочным дворцом, спроектированным и построенным с таким тонким искусством и великолепием, на какое были способны только мастера семнадцатого века. Мостики, переброшенные через ров, огромные озера, простирающиеся с одной стороны, английские сады, являющие собой чудо садоводства, – все это казалось некой прекрасной картиной на гобелене, вышитом любящей рукой.

И все-таки, Элоэ еще раз убедилась в том, что это место не вызывало у нее благоговейный трепет или боязливость; она чувствовала в нем какое-то радушие. Все здесь излучало уют и приветливость, что радовало не только глаз, но и ее сердце.

Она осторожно подъехала к широкой каменной лестнице, ведущей к парадному входу. Лакеи в бархатных ливреях, украшенных серебряными галунами, заспешили вниз по лестнице, чтобы открыть им двери машины.

– Мне отогнать машину в гараж? – спросила Элоэ. Миссис Деранж была шокирована.

– Нет, конечно, нет. Я уверена, что они кого-нибудь пришлют, чтобы это сделать. Ты должна идти с нами. Ты такая же гостья, как и мы.

Элоэ это слегка удивило. Она не ожидала от миссис Деранж такого ярко выраженного возмущения, но потом, усмехнувшись про себя, она вспомнила, что носит такую же фамилию, а это значит, что именно сейчас, в данном случае, она должна являться членом семьи.

Дворецкий проводил их через холл, в котором пахло навощенными полами и гвоздиками, в «Гранд-салон», где ждала их герцогиня.

Она отложила в сторону вышивание, поднялась с дивана и грациозно прошла через комнату, бесшумно ступая по дорогому абессинскому ковру. Ее прическа из белоснежных волос отчетливо выделялась на фоне расписанных стен.

– Я так рада приветствовать вас в «Шато», – с улыбкой сказала она.

Герцогиня пожала руку миссис Деранж, затем Лью и в последнюю очередь Элоэ.

– Пожалуйста, чувствуйте себя здесь как дома, – продолжила она. – Потому что «Шато» действительно является домом для всех, кто носит нашу родовую фамилию. Не хотите ли присесть?

Сказав это, она указала на покрытые гобеленами диван и стулья, которые были расставлены в довольно привычном порядке вокруг низкого стола. На столе стоял фарфоровый сервиз редкостной красоты.

– Я назначила на завтра ужин, на котором вы сможете познакомиться с некоторыми другими членами нашей семьи, – это родственники, живущие поблизости, а также один или два наших самых близких друга.

– Очень приятно, – сказала миссис Деранж. – Но мы и так будем абсолютно счастливы в вашем обществе и… в обществе вашего сына.

Она сделала небольшую паузу, прежде чем упомянуть о герцоге. Элоэ внимательно наблюдала за реакцией герцогини. Ее лицо не выражало совершенно никаких эмоций.

– Мой сын скоро здесь будет, – произнесла она. – Он сожалеет о том, что не смог вас встретить, ведь за время его такого длительного отсутствия у него накопилось очень много важных дел, которые он обязан выполнить. Такое огромное имение, как это, предполагает много работы.

Элоэ в это время не слышала никого и ничего. Она судорожно думала, удастся ли ей спуститься вниз и выскользнуть к Диксу через какую-нибудь боковую дверь.

Было очень трудно что-либо планировать, что-либо придумать. Она уже была наполовину готова к тому, что, когда придет время, она выйдет к нему без всего. Если это будет необходимо, она так и поступит, не раздумывая. Ее уже не волновали такие пустяки.

– Ты так не думаешь? – неожиданно спросила Лью. Элоэ так и подпрыгнула на месте.

До нее дошло, что Лью задала ей вопрос, и она увидела, что герцогиня и миссис Деранж ждут от нее ответа. Она понятия не имела, о чем они говорили.

– Из… извините меня, – заикаясь, начала она. – Я задумалась… кое о чем другом. Так о чем ты меня спросила?

– Я тебя спросила… – начала Лью.

В этот момент их прервали. Дверь в салон распахнулась, и появился лакей.

– Господин герцог! – объявил он.

Элоэ почувствовала, как ее сердце забилось слегка взволнованно. Она увидела, как Лью быстро повернула голову, как глаза миссис Деранж уставились на дверь. Герцогиня грациозно подалась вперед.

Герцога вкатили в комнату на коляске. Он казался еще меньше и более хрупким, чем выглядел на газетной фотографии. Это был маленький мужчина, черты лица которого отображали страдания, а темные глаза были глубоко посажены по обе стороны его тонкого аристократического носа.

Элоэ стало ясно, что физически он очень слаб. Его рука, которую он протянул для приветствия, была почти прозрачной; голубые вены четко проступали через белизну его кожи.

Он остановил свое кресло около миссис Деранж.

– Я так сожалею, что не смог вас встретить, – заговорил он тихим голосом на чистом, почти безупречном английском языке. – Мы не знали точно, в какое время вы приедете, и я был занят некоторыми формальностями с моим нотариусом.

Миссис Деранж пожала ему руку.

– Мы понимаем. У вас здесь такое красивое место, что оно, должно быть, требует от вас много времени и внимания.

– Боюсь, что больше всего – моего здоровья, – сказал герцог.

Он протянул руку Лью. Она пожала ее почти номинально, как будто боялась, что крепкое рукопожатие причинит ему боль.

– Я о вас так много слышал от моей матери, мадемуазель, – сказал он.

Лью ничего не ответила. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но затем снова закрыла его.

– А это Элоэ Деранж, – представила ее герцогиня. – Еще один член нашей семьи, на этот раз по британской линии.

Герцог улыбнулся Элоэ весьма дружелюбно.

– Я должен показать вам наше генеалогическое дерево, – сказал он.

– Я бы с удовольствием на него взглянула, – улыбнулась Элоэ.

– Где коктейли, мама? – Герцог оглянулся вокруг. – Я говорил тебе, что наши американские гости будут их ожидать.

– Я заказала их, – коротко ответила герцогиня. Она коснулась небольшого золотого звонка на столе.

Дверь немедленно распахнулась, и на пороге появился лакей.

– Коктейли, пожалуйста, – сказала герцогиня по-французски.

Почти сразу же в комнату вошли два лакея с серебряными подносами в руках, уставленными бутылками с различными винами и стаканами со льдом.

– Не стоило так беспокоиться из-за нас, – сказала миссис Деранж. – Я знаю, что у вас нет обычая пить коктейли.

– Моя мама всегда отказывается от коктейля, – улыбнулся герцог. – Сейчас ей представился счастливый случай, чтобы преодолеть этот ее предрассудок. Лично мне нравится сухое «Мартини», хотя, должен признаться, я никогда не пью в одиночку, это представляется мне угнетающим. Вы будете пить? Здесь есть все, даже «Джулеп», если вы его предпочитаете.

– Я бы сказала, что вы очень внимательны. Вы даже подумали о наших вкусах в отношении напитков, – заметила миссис Деранж. – Я с удовольствием выпью мятный «Джулеп», а Лью, думаю, так же, как и вы, предпочтет «Мартини».

– Если мне будет позволено высказаться о моем собственном предпочтении, – сказала Лью достаточно грубым голосом, – я бы попросила шотландское виски со льдом.

Она вела себя изысканно вызывающе, и Элоэ поняла это.

Лью очень редко пила виски. По какой-то причине она хотела действовать на нервы своей матери, а возможно, шокировать и герцогиню.

Однако, казалось, ни у герцогини, ни у герцога такой заказ не вызвал ни малейшего удивления. Лакей разнес напитки.

Элоэ робко попросила томатного сока и была награждена, как ей показалось, взглядом одобрения со стороны герцогини.

Герцог поднял свой бокал.

– А теперь – тост, – сказал он. – За нашу американскую родню, и пусть их сегодняшний визит сюда будет одним из многих.

Элоэ даже как-то напугали эти слова. Под ними вроде и не подразумевалось перманентное пребывание Лью здесь. Между тем, миссис Деранж это не смутило. В ответ она подняла свой бокал.

– За вас, герцог, – произнесла она. – И за ваше скорейшее выздоровление.

– Это то, чего мы все желаем, – пролепетала герцогиня. – Я убеждена, что через месяц или около того ему больше не понадобится кресло.

– Твоя вера неиссякаема, – улыбнулся в ответ ей герцог.

– Я ходила к Лоурдесам во время твоего отсутствия, – спокойно ответила она.

Он вновь ей улыбнулся и наклонился вперед, чтобы прикоснуться к ее руке. На какую-то долю секунды глаза герцогини слегка увлажнились. Она встала.

– А теперь, если вы уже закончили с напитками, я покажу ваши комнаты. Ужин будет подан в восемь часов. Думаю, что вы хотели бы передохнуть в течение ближайшего часа, а также принять ванну и переодеться.

– Это было бы замечательно, – сказала миссис Деранж, отставляя свой бокал в сторону.

Несколько смущенно, так как герцог не мог их сопровождать, они друг за другом вышли из комнаты, следуя за герцогиней, которая провела их по широкой лестнице в огромные, шикарные спальни, которые им были отведены.

Миссис Деранж и Лью разместились вдвоем в апартаментах с будуаром и отдельной ванной комнатой; Элоэ отвели соседнюю комнату, по ее мнению, не менее великолепную, также с отдельной ванной комнатой и небольшим балкончиком, выходившим в сад.

– Замечательная комната, спасибо вам большое, – поблагодарила она герцогиню. Как только дверь закрылась за хозяйкой дома, она подбежала к окну.

Сможет ли Дикс добраться до нее через сад? И если он сумеет в него проникнуть, то как она проберется к нему? Она вышла на балкон и посмотрела вниз. «Его сразу же заметят с этой стороны дома, – подумала она, – если он не сможет прокрасться бесшумно. Остается только надеяться на то, что окна спален герцога и герцогини не выходят на эту сторону».

Она решила сразу же после ужина попытаться проверить, нет ли здесь еще какой-нибудь боковой двери, выходившей прямо в сад. Она судорожно пыталась составить в уме план дома – холл и «Гранд-салон», столовая, библиотека, которые они видели во время своего первого визита.

Для нее было слишком сложно вспомнить или представить все это. В доме было так много комнат, одна прекраснее другой.

Дом был построен почти по форме квадрата. Она стала вычислять, а не может ли быть в нем еще каких-нибудь лестниц, по которым можно было бы спуститься на первый этаж.

Она простояла так долго у окна, пытаясь представить, в каком направлении появится Дикс и как он найдет ее комнату, что только каминные часы указали ей на то, что прошло довольно много времени.

Вечернее солнце проблескивало сквозь огромные, кристальные, квадратные облака, что вернуло ее блуждающие мысли к тому факту, что она должна собрать свои вещи в чемодан, с которым она уйдет.

И только тогда, в ужасе, она обнаружила, что ее вещи уже распаковали. Вся ее одежда была развешана по шкафам и аккуратно уложена в ящики красивых инкрустированных комодов, стоявших вдоль стен бледно-персикового цвета.

Но что было самое ужасное, так это то, что все ее чемоданы и дорожные сумки исчезли. Она лихорадочно стала их искать, заглянув даже в буфеты и в маленькую кафельную ванную комнату в надежде найти их там.

Это был удар, которого она не ожидала, она в отчаянии думала, что же ей теперь делать. Нажать кнопку звонка и попросить принести ее чемодан выглядело бы очень странно со стороны гостя, который только что прибыл.

«Почему, почему, – спрашивала она себя, – Дикс не взял меня с собой сегодня утром, когда я умоляла его сделать это?»

Все становилось час от часу не легче, и она решила, что теперь она сможет взять с собой только узелок с вещами.

«Как цыганка», – подумала она, усмехнувшись.

Она собрала некоторые вещи из всего, что она имела, – ночную рубашку, смену нижнего белья, пудру, чулки и носовые платки, завернув все это в тонкую шаль, которую она иногда надевала по вечерам. Затем она спрятала узелок в шкаф и начала переодеваться.

После ванны она почувствовала легкое облегчение. Собственно, почему она так волнуется? Она же уверена в одном, в том, что она может положиться на Дикса. Раз он сказал, что придет за ней, значит, он так и сделает.

Может быть, ему удастся подкупить одного из слуг, который проводит ее вниз и выведет через заднюю дверь к тому месту, где ее будет ждать Дикс.

Она вспомнила, как легко он проник в отель «Кларидж» и прошел в спальню Лью без видимых усилий, он даже не вызвал ни у кого подозрений. Почему бы ему не сделать и сейчас то же самое?

Элоэ взяла из шкафа свое простенькое черное вечернее платье и надела его через голову. «Вчера вечером, – подумала она, – я выглядела блестяще в платье, которое одолжила мне Жанна. Сегодня Золушка возвращается назад к своим лохмотьям, в которых она выглядит скромненько и серенько».

Только она собралась подумать, какой пояс ей лучше надеть, цветной или однотонный, бархатный, черный, как вдруг раздался стук в дверь.

– Войдите, – сказала она.

В комнату вошла горничная в кружевном чепчике и таком же переднике.

– Я принесла вам это, мадемуазель, – сказала она, протягивая Элоэ серебряный поднос, на котором лежал великолепный корсаж с приколотыми к нему розовыми розами.

– Для меня? – удивилась Элоэ. – Вы абсолютно точно уверены, что это не для мисс Лью Деранж?

– Нет, для вас, мадемуазель, – с улыбкой ответила горничная.

– О, благодарю вас.

Розы были приколоты к корсажу проволокой, а их стебли обернуты серебристой фольгой. Она приложила корсаж к платью и увидела, как его суровая простота преобразилась в нечто радостное и нарядное.

– Это как раз то, что мне нужно, – воскликнула она и только сейчас поняла, что горничной в комнате уже нет и разговаривает она сама с собой.

Она приколола корсаж, прошлась в последний раз щеткой по своим светлым волосам, которые мягко рассыпались по ее плечам, и вышла, направившись в спальню Лью.

Она постучала в дверь, страшась того, что Лью ей может сказать, страшась момента, во время которого, как она чувствовала, Лью разразится признаниями о том, что она думает о герцоге. С облегчением она увидела, как обе, мать и дочь, выходили из другой двери апартаментов.

– А вот и ты, Элоэ! – воскликнула миссис Деранж. – Я думаю, мы должны спуститься вниз. Герцогиня сказала мне, что перед ужином они встречаются в «Гранд-салоне».

На Лью было восхитительное красное атласное платье, которое было доставлено от одного из знаменитых французских кутюрье. «Она выглядит так, – подумала Элоэ, – как будто только что сошла с картины восемнадцатого века. Она вполне может сойти за одну из своих прародительниц в этом платье с широкими, ниспадающими волнами юбками, которые шелестят, задевая перила огромной лестницы, пока мы будем медленно спускаться на первый этаж».

На Лью не было никаких цветов. У миссис Деранж к плечу была приколота орхидея, и Элоэ предположила, что цветы всегда посылались гостьям перед ужином. Замечательный штрих, но тут же озадачилась, а не обидится ли герцог на то, что Лью не оценила такого жеста.

Герцогиня уже была в «Гранд-салоне», и герцог рядом с ней в своем кресле на колесиках. Элоэ показалось, что мать и сын что-то горячо обсуждали, когда они вошли, и герцогиня выглядела слегка озабоченной.

Тем не менее она была приучена к тому, чтобы не показывать своих эмоций. Она сразу же поднялась и пошла к ним.

– Надеюсь, что вы нашли все, что вам необходимо, – сказала она. – А также оказали должное внимание вашей горничной.

– Все было отлично, – ответила миссис Деранж. – А Жанна просто на седьмом небе от того, что она вновь оказалась в частном жилом доме. Она так часто мне рассказывала о великолепии французских домов. Мы не можем предложить ей в Америке ничего подобного, что могло бы сравниться для нее с прелестью проживания в доме.

Герцог засмеялся.

– Боюсь, это типично для многих. Мы, французы, ворчим, когда живем дома, но стоит нам попасть за границу, как наши воспоминания становятся просто золотыми.

Он повернулся к Элоэ и спросил:

– А вы не находите, что и вы вспоминаете только приятное и забываете о плохом, когда вы оторваны от дома?

– Я думаю, что, когда человек скучает по родному дому, все для него выглядит в лучшем свете, чем то было на самом деле, – ответила она.

– А вы скучаете по дому?

– Не сейчас. Я в таком восторге от того, что нахожусь здесь. Единственное, чего я хочу, это то, чтобы мой отец смог увидеть «Шато». Он так часто о нем говорил.

– Вы должны приехать сюда вместе с ним, – сказал герцог. – Я хотел бы, чтобы он почувствовал гордость от того, что я сделал, чтобы сохранить фамильные сокровища.

Элоэ про себя подумала: «Повторит ли он свое приглашение после того, как я сбегу. Что он скажет завтра, когда они обнаружат, что моя спальня пуста? Интересно, как скоро они узнают о том, что я сбежала с мужчиной, который разыскивается полицией?»

Она слегка вздохнула. Герцог взглянул на нее.

– Вы несчастны? – спросил он.

Он произнес это тихим голосом, так, чтобы остальные не слышали, а в его глазах светилось что-то, что требовало правды.

Она утвердительно кивнула.

– Не надо, – сказал он. – Счастье всегда подстерегает вас там, где вы его не ждете, а оно стоит того, чтобы его дождаться.

Он говорил с каким-то глубоким, внутренним убеждением, что сделало Элоэ безмолвной, и все же его слова вызвали в ней неожиданный шквал дурных предчувствий и опасений: «А вдруг счастье не поджидает меня за углом? А вдруг Дикс уже мертв или ранен, или находится в тюрьме? Что если я прожду его всю ночь, а он так и не придет? Что я буду делать? Что я смогу сделать?»

В этот момент ей показалось, что все, что сейчас происходит – какой-то кошмарный, неприятный сон: красота комнаты, люди, сидящие в ней, даже она сама, все было нереальным, каким-то бесплотным.

Только Дикс имел значение, только Дикс и его проблемы заполнили собой весь мир, без исключения.

Как будто из дальнего далека до нее донесся голос герцогини.

– Прошу меня извинить, если ужин будет задержан, – сказала она. – Мы ждем еще других наших гостей.

– Пьер всегда опаздывает, – проворчал герцог. Герцогиня повернулась к миссис Деранж.

– Боюсь, мой младший сын славится своей непунктуальностью, – сказала она. – И он ведет с собой еще своего друга.

– Граф Пьер, мадам! – объявил дворецкий.

Элоэ безразлично взглянула в сторону двери; но, после того, как она это сделала, ее сердце, казалось, остановилось.

Она хотела встать, но не смогла сдвинуться с места; она сидела как парализованная на стуле, сжимая и разжимая пальцы, а кровь медленно схлынула с ее лица, сделав его смертельно бледным.

На пороге стоял Дикс!

Дикс, улыбающийся, с его черными глазами, которые обвели взглядом всех собравшихся; его волосы блестели в лучах солнца, проникавших сквозь окна.

Кто-то еще стоял рядом с ним, конечно. Высокий, широкоплечий мужчина в просторном сером костюме.

– Ты должна простить нас за опоздание, мама, – сказал Дикс герцогине. – Но самолет задержался. Могу я представить мистера Стива Вестона?

Лью первая вышла из оцепенения, которое, казалось, охватило их обеих, ее и миссис Деранж. С криком, почти истерическим, она вскочила на ноги и бросилась через комнату к дверям.

– Стив! Стив! – кричала она.

А затем, не останавливаясь, не думая ни о чем, она обхватила руками его шею.

– Привет, Лью! Ты рада меня видеть? – спросил он, хотя в этом уже не было нужды.

После чего он наклонился и поцеловал ее.

– Могу я представить вам своего младшего сына, Пьера? – сказала герцогиня в своей ненавязчивой манере.

Явно не обращая внимания на то, что сейчас происходило между Лью и незнакомым молодым человеком, который только что появился на пороге комнаты, она терпеливо представляла своего сына собравшимся гостям.

Элоэ посмотрела в глаза Диксу.

– Мы уже знакомы, – сказал он.

Он наклонился и взял руки Элоэ в свои. Ее руки были холодными, а пальцы трепетали, как пойманные птички. Очень нежно он поднял ее за руки.

– Я говорил тебе верить мне. Я сказал, что приду за тобой.

– Но… я не… понимаю.

Слова бессвязно слетали с ее губ. Ее глаза были похожи на глаза напуганного ребенка.

– Я все объясню, – сказал он. – Но в настоящий момент я умираю с голоду. Я целый день ничего не ел.

– Ужин подан! – гулко провозгласил дворецкий с порога.

– Предлагаю пройти в столовую, – обратилась герцогиня к миссис Деранж.

Какое-то время миссис Деранж ее не слышала. С выражением почти оцепенения на лице она смотрела на Лью. Рука Стива Вестона обнимала ее, а сама она преобразилась из мрачной, безразличной ко всему девушки в сияющее, лучезарное существо, чье лицо светилось счастьем.

– Я уверен, что мы все с нетерпением ждем ужина, – сказал герцог.

С усилием миссис Деранж заставила себя ему ответить:

– Да, я уверена, что мы все его ждем.

Это был обычный, вежливый, ничего не значащий ответ, но он предотвратил ее от того, чтобы устроить сцену и попытаться силой разлучить Лью и Стива Вестона.

Она потерпела поражение, и она это понимала; но, когда она шла в столовую, ее голова была высоко поднята, а мозг уже был полон планов на предстоящую свадьбу.

Дикс просунул руку Элоэ под свою.

– Почему ты мне не говорил? – спросила она.

– Я должен тебе так много сейчас сказать, что я не знаю, с чего начать…

– Но ты притворялся… Ты лгал… – продолжала она о своем.

– Не совсем. А если я даже это и делал, ты должна меня простить.

Они замыкали процессию, шествующую в столовую, и, не обращая внимания на лакеев, стоявших в дверях, он наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Я люблю тебя, – прошептал он. Между прочим, это было все, что она хотела услышать.

Она чувствовала себя сбитой с толку, пораженной, изумленной, и все же ничто для нее не имело значения, кроме того, что Дикс сказал: «Я люблю тебя».

Ужин, судя по всему, должен был быть тяжелым испытанием, так как Лью и Стив Вестон сидели, уставившись друг на друга, явно не желая ничего говорить ни друг другу, ни кому бы то ни было.

Миссис Деранж была явно поглощена своими собственными мыслями, а Элоэ чувствовала, что она не способна ни говорить, ни есть.

Однако, несмотря на все это, они все весело провели этот час в огромном банкетном зале.

Дикс развеселил всех, рассказывая о своих смешных приключениях, которые с ним случились год назад на рыболовном судне около Капри, он поддразнивал своего брата по поводу его недавнего пребывания в Баден-Бадене, и даже не оставил герцогиню равнодушной, когда прошелся по поводу ее недавних изменений в саду и заговорил о подарке, который он ей привез из Парижа.

Он был настоящим хозяином, принимавшим гостей, а герцог, смеявшийся его шуткам и не сводивший с него глаз, в которых горел задорный огонек, создавал прекрасный фон его чувству юмора.

«Он любит его», – подумала Элоэ, глядя на герцога, неотрывно смотревшего на своего младшего брата.

Затем она повернулась посмотреть на выражение лица герцогини, которое было совершенно иным. Элоэ не совсем понимала, что оно могло означать.

Было ли это неодобрение или сожаление по поводу того, что Дикс выглядел таким сильным и здоровым, в то время как его старший брат был таким хрупким и больным?

Она не могла понять, в чем тут дело, и это только добавило еще один вопрос ко всем другим, теснившимся в ее голове. Когда ужин был окончен, Дикс, вместо того, чтобы остаться в столовой вместе с герцогом и Стивом, проследовал за дамами в другую комнату.

– Пошли со мной, я покажу тебе кое-что, – сказал он, беря Элоэ под руку.

Прежде чем она поняла, что происходит, он провел ее через небольшую приемную, а оттуда они вышли в сад.

Солнце только что закатилось. На западе небо пламенело ярким багрово-золотым цветом, в то время как высоко, прямо над головой, уже мерцали первые вечерние звезды.

Он молча провел ее через цветник с розами, затем они повернули на узкую мощеную дорожку и подошли к беседке, увитой зеленью с оранжевыми цветами и расположенной рядом с каменным фонтаном.

Здесь Дикс остановился и повернулся к ней, чтобы посмотреть ей в лицо. Кончиками пальцев он приподнял ее подбородок и заглянул в ее глаза.

– О, Элоэ! – сказал он.

Было произнесено всего лишь ее имя низким, грудным голосом, но какой неизмеримой силой он обладал, что привел всю ее в движение. Она буквально содрогнулась, и, так как она отчаянно хотела его поцеловать, она выставила руки вперед, чтобы остановить его.

– Нет, не сейчас. До тех пор, пока ты мне все не объяснишь.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Разве это не все, что ты хочешь услышать?

– Это, значит, все, – ответила она. – Но я должна знать и все остальное.

– Ты такая любопытная?

– Любопытная и злая! Почему ты мне лгал? Почему ты поддерживал во мне убеждение в том, что ты вор?

– Потому что я вор и есть, – согласился он. – Я украл твою любовь, разве не так? Ты усиленно этому сопротивлялась, и все-таки я ее завоевал. Я понял это, когда ты пришла ко мне сегодня утром и была готова бежать со мной, находиться в изгнании, встретить лицом к лицу абсолютно неизвестное, враждебное будущее, лишь бы только мы могли быть вместе.

Элоэ почувствовала, как ее лицо заливает краска.

– Я думала, что ты в опасности. Я бы не сказала ничего подобного, если бы я в это не верила.

– Моя дорогая, я обожаю тебя за это. Это и было то, что я хотел от тебя услышать.

– Но почему? Почему?

– Можно я поцелую тебя, прежде чем начну свои объяснения? – спросил он глубоким и страстным голосом.

Она отрицательно покачала головой, упиваясь на какой-то момент своей властью над ним, видя желание в его глазах, нетерпение, с которым он протянул руки вперед к ней.

– Нет, – ответила она. – Скажи мне сначала то, что ты должен мне сказать. Я не уверена, что собираюсь тебя прощать.

Он улыбнулся при этих словах и, взяв ее руку, поцеловал ее ладонь так, что она задрожала и почувствовала, как в ней, почти с невероятной силой, разгорелось желание броситься к нему в объятия.

Затем она взяла себя в руки.

Он должен быть наказан, хотя бы немножко, за то, что заставил ее страдать. Она убрала свою руку.

– Расскажи мне все с самого начала, – приказала она. Он слегка вздохнул, как бы в нетерпении, и завел ее в беседку, в которой стояла удобная скамейка под цветущей ароматной зеленью.

– Я говорил тебе, что случилось со мной во время войны, – начал он. – Это было правдой, все правда. Я сбежал, и мои отец и мать никогда по-настоящему не простили меня. Нельзя их винить. Я заставил их очень сильно волноваться.

Однако, когда война кончилась, я вынужден был вернуться опять домой; я нашел, что размеренная жизнь в «Шато», ограниченная различными предписаниями, для меня скучна. Мне необходимо было получить образование. Мои родители нашли мне репетиторов, и я, на короткое время, поступил в университет.

Почувствовав когда-то вкус свободы и возбуждения, я не смог принять какие-то ограничения. Я был, что называется, бешеным. Я заслужил к тому же чрезвычайно плохую репутацию. Меня выгнали из университета. Я был замешан в нескольких, весьма печально прославившихся, любовных приключениях. Я совершал много, очень много предосудительных поступков и, говорю тебе это со всей прямотой, на меня в семье смотрели, как на паршивую овцу.

Думаю, не без моей вины нашей матери пришло в голову, что, несмотря ни на что, мой брат должен произвести на свет наследника. Я полагаю, что ее переполнял ужас от мысли, что я могу унаследовать титул и состояние. Она хотела сделать хоть что-нибудь, пусть даже что-то отчаянное, лишь бы этого не произошло.

Вопрос о женитьбе моего брата никогда не стоял. Он всегда был инвалидом. Он был болезненным ребенком, и, хотя его показывали всевозможным специалистам, все они говорили одно и то же – нет никакой надежды, что он когда-нибудь выздоровеет.

Однако моя мать решила, что чудо должно свершиться. Он поправится, он женится, и у него родится наследник.

Она была охвачена подобными мыслями как раз в то самое время, когда получила письмо от миссис Деранж. Ей показалось, что сам Бог послал ей такую возможность.

Американская девушка, которая хочет получить титул и, в определенном смысле, является нам родственницей, была как раз тем типом невесты, который искала моя мать.

Элоэ пошевелилась, и Дикс взял ее руки в свою ладонь. Она не стала отталкивать его. Было что-то бесконечно приятное в ощущении силы и теплоты его пальцев.

– Ты знаешь, что произошло потом. Обе старшие женщины договорились между собой, и моя мать предварительно высказала эту идею моему брату. Он сказал ей, что все это смехотворно, и она пообещала ему забыть об этом. Только потому, что он не был уверен в том, что она окончательно выбросила эту затею из головы, он написал мне об этом.

Я был в Лондоне, когда получил его письмо, и, поскольку я остановился в отеле «Кларидж», я решил посмотреть на эту мисс Лью Деранж, о которой так много писали в газетах.

– Ты останавливался в отеле «Кларидж»! – воскликнула Элоэ. – Так вот почему…

– Я увидел, что дверь в апартаментах открыта, – продолжал Дикс. – И я вошел. Это был просто какой-то импульс. Я подумал, может быть, я узнаю что-нибудь о той девушке, которая хочет выйти замуж за моего брата, потому что у него есть титул.

Я увидел миниатюру на туалетном столике и взял ее в руки. Я догадался, что это было ее изображение, и, пока я рассматривал его, ты вошла в комнату.

– Итак, ты даже не думал ее красть, – сказала Элоэ. – Ох, какая же я дура, наверное, подумал ты!

Он сжал ее руки в своей ладони.

– Сказать тебе, что я подумал? – спросил он. – Я подумал, что ты самая восхитительная девушка из всех, кого я встречал за свою жизнь. А потом ты меня просто изумила. Никто никогда до этого не пытался меня исправить.

– Ты, наверное, в душе смеялся все это время надо мной, – промолвила Элоэ с несчастным видом.

– Не смеялся, – поправил он. – Любил тебя.

– Это неправда.

– Нет, правда. Я полюбил тебя с того самого момента, но у меня было великое множество дел в Лондоне, и я не смог увидеться с тобой еще раз. Я послал тебе цветы и надеялся, что ты не забудешь меня.

– Ты узнал потом, что мы едем в Биарриц?

– Я узнал об этом два дня спустя, когда получил письмо от брата, в котором он сообщал, что наша мать все еще настаивает на идее его женитьбы. Он спрашивал меня о том, что ему делать, и я телеграфировал ему, чтобы он не делал ничего, а пустил все на самотек. Я поступил так, потому что понял, что это означало встречу с тобой еще раз.

– Но если бы ты меня не спас… – начала Элоэ.

– Я все-таки должен был поехать в Биарриц, чтобы разыскать тебя. Это было просто везение, что мы встретились в тот момент. Тогда я вновь убедился в том, о чем подумал, когда в первый раз тебя увидел – ты самое очаровательное и восхитительное существо в целом мире!

– А как же контрабанда? Когда я застала тебя с машиной, и те мужчины?

– Я уже подхожу к этому, – продолжил Дикс. – Машина, в которой ты меня видела, была украдена, но не мной. Я так долго находился по ту сторону закона, что, когда меня пригласил шеф Сюртэ и предложил помочь им в одном очень трудном деле, я согласился. Я не сделал бы этого никогда, если бы эта просьба первоначально не исходила от моих друзей в Биаррице.

– Твоих друзей?

– Да, моих друзей! От Мэри Бланшард и некоторых других, кого ты видела на нашей встрече с ними. Они поведали мне, что, несмотря на то, что они закрывают глаза на относительно безобидные случаи контрабанды на испанской границе – что происходило веками – их начинает беспокоить банда, орудующая контрабандой машинами.

– Это те мужчины, которых я видела?

– Да, это те, кого ты видела. Они действительно были преступниками, причем закоренелыми, которые не остановятся ни перед чем, даже перед убийством.

Элоэ всю передернуло.

– Я это почувствовала, когда тот мужчина угрожал перерезать мне глотку.

– Ты просто себе представить не можешь, как я тогда перепугался за тебя. Если бы они подумали, что ты представляешь реальную угрозу, если бы они не поверили мне, когда я им сказал, что ты моя подружка, ты бы не была сейчас в живых.

Он протянул руки и привлек ее поближе к себе.

– Представь, что это могло бы означать: я уже не обнимал бы тебя сейчас здесь, я никогда бы не узнал о том, что ты меня любишь.

– Продолжай. Пожалуйста, продолжай.

– А это и есть вся история. Так как мои друзья попросили меня помочь им, я решил работать вместе с Сюртэ, чтобы отправить эту банду в руки правосудия. А для того, чтобы сделать это, я должен был присоединиться к шайке.

Они знали мой «послужной список», они знали, в какие передряги я попадал по тому или иному поводу, поэтому они меня приняли. Я принимал от них машины, которые они крали, и перегонял их в Биарриц. Я помогал переправлять их в Испанию.

– Но почему полиция не схватила их в тот вечер, когда я оказалась там?

– Потому что двое из главных организаторов банды находились в Париже. У них были свои ходы к отступлению, о которых я даже не знал. Ходы к отступлению, которые помогли бы им избежать ареста при малейшем намеке на вмешательство со стороны французов.

Мы должны были их выманить сюда, в Биарриц. Мы должны были подстроить все так, чтобы они все были в сборе перед тем, как полиция сможет устроить на них окончательную облаву.

– Значит, друг Лью говорил тогда правду?

– Это чрезвычайно глупый малый, который слишком много говорил, – угрюмо произнес Дикс. – С ним еще будут разбираться в центре, я тебе это обещаю.

– Банду схватили?

– Их всех арестовали сегодня днем, – ответил Дикс. – За исключением двоих.

– Двоих? – переспросила она.

Он утвердительно кивнул.

– Меня и еще одного. Парня, которого я хотел спасти. Он не по своей вине попал в эту шайку. Мальчишка приличный, он выправится, и сейчас у него есть шанс получить хорошую работу, на которой он сможет зарабатывать деньги, не прибегая к преступлению.

– Ты нашел ему работу?

Дикс кивнул.

– Он стоил того, чтобы его спасти.

– А остальные?

– Остальные будут отбывать срок в течение ряда лет. Двое из них, по крайней мере, пойдут под гильотину. Их обвиняют не только в контрабанде, но и в убийстве.

– А они тебя не заподозрили? – с замиранием в сердце спросила Элоэ.

– Только в самый последний момент. Пуля просвистела всего лишь в двух сантиметрах от меня. Я думаю, дорогая, что судьба хранила меня для тебя.

– Ох, Дикс! – она содрогнулась. – Это то, чего я боялась, только я думала, что тебя может настигнуть пуля со стороны полиции.

– Когда такое происходит, то не имеет особого значения, кто стреляет, – сказал он, скривив губы.

– Но ты жив.

– Я жив, – ответил он ей серьезно.

– И это все?

– Не совсем, – произнес он. – Когда ты рассказала мне о Стиве Вестоне, я решил встретить его в аэропорту и привезти прямо в «Шато». Я хотел, чтобы Лью была счастлива так же, как и мы. Кроме того, у меня был долгий разговор с моим братом вчера вечером.

– О чем?

– Он сказал мне, – продолжил Дикс, и голос его стал очень серьезным, – что долго не протянет. Специалист, который его смотрел в Германии, определил ему срок примерно в полгода жизни. Он хочет, чтобы я женился как можно быстрее, остался бы здесь с ним и принял на себя управление поместьем.

Предстоит многое сделать, с точки зрения закона, а он к тому же был бы страшно счастлив знать, что «Шато» все еще будет частным владением и что де Ранжи все еще будут жить здесь, по крайней мере, еще одно поколение.

Дикс немного помолчал, а затем добавил:

– Мы сделаем это, и он будет счастлив.

– Ты этого хочешь? – Элоэ взглянула ему в лицо. Дикс повернулся к ней.

– Я хочу этого больше всего на свете. О, моя дорогая! Возможно, я был жесток по отношению к тебе. Возможно, мне нужно было тебе намекнуть, что дела обстоят не так, как ты думаешь. Но я хотел, чтобы ты любила меня только ради меня самого.

У меня было так много женщин, с которыми были любовные отношения; я и не пытаюсь это скрыть от тебя. Но у меня всегда было такое чувство, что они любили не только меня, но и положение, которое я занимаю, возможно, положение, которое я могу занять в будущем.

Я хотел, чтобы меня любили просто из-за меня, несмотря на мой плохой характер, несмотря на все то дурное, что я совершаю и, может быть, буду еще совершать. Я хотел той любви, которую все подразумевают, любви, которую ты подарила мне.

Его голос, казалось, задрожал и эхом разнесся внутри маленькой беседки, и тогда он, очень медленно и нежно, притянул к себе Элоэ.

– Я постараюсь исправиться, – сказал он. – Но я почему-то думаю, что это будет не трудно рядом с тобой, с твоей помощью и под твоим руководством.

– Я люблю тебя таким, какой ты есть. О, Дикс! Я не могу поверить во все, что происходит. Я так счастлива, так бесконечно, безумно счастлива.

– А это то, чего я и хочу. И не только сейчас, а навсегда.

Он перевел взгляд на противоположную сторону беседки и очень торжественно произнес:

– Ты молилась за меня. Я молю Бога, чтобы он помог мне быть достойным тебя.

– О, Дикс! Я была такой глупой в отношении многих вещей, – прошептала Элоэ.

Он засмеялся, и она почувствовала, что торжественность исчезла, потому что он очень крепко прижал ее к себе, так что она едва могла дышать.

Затем она почувствовала прикосновение его губ, сначала на лбу, потом на глазах, наконец страстное и властное – на своих губах.

– Ты моя, – сказал он. – Мы принадлежим друг другу, и ни для кого из нас нет уже больше пути к отступлению. В конце концов, я не думаю, что смогу измениться. Я останусь таким, какой я есть – вором, который украл твою любовь и будет держать ее все время.

Элоэ робко подняла руку и коснулась его щеки.

– Вор, – прошептала она. – Но мой вор. Вор, которого я полюбила с первого взгляда.

– Любовь побеждает все – не правда ли, моя любимая? – спросил он.