"Вор и любовь" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

Глава 5

Сидя за рулем, при свете лучей утреннего солнца Элоэ почувствовала себя так, будто она впервые видит Францию.

Накануне она сильно нервничала, ее пассажир так отвлекал ее своим поведением, со всеми вытекающими отсюда последствиями, что она не могла наслаждаться изумительным сельским пейзажем с его утонченными красками лесов и полей и маленькими выбеленными деревушками с их древними церквями. Только теперь она стала замечать красоту во всем, что видела: в серых замках, стоящих поодаль и огороженных коваными железными воротами, а иногда перед ее взором мелькали и более грандиозные впечатляющие здания, окруженные деревьями, сквозь листву которых поблескивала мерцающая гладь озер.

Она примечала пары великолепных белых першеронских лошадей, работающих в полях, коз, пасущихся вдоль дороги, священников, в их широкополых шляпах. Было столько всего нового, на что можно было посмотреть, что Элоэ сожалела о том, что ей нужно к вечеру попасть в Биарриц и нельзя потратить больше времени на путешествие.

Дикс, однако, настоял на совместном ленче в Бордо. – Я вас так угощу, что вы будете наслаждаться. А вино там такое, что вы его никогда не забудете, потому что оно сделано в самом сердце страны виноградников, – пообещал он.

Элоэ чувствовала себя неловко, принимая его знаки гостеприимства. Вчера вечером, когда принесли счет в ресторане, он так и не дал ей на него взглянуть.

– С вас одна тысяча, – заявил он.

– Этого не может быть! – запротестовала Элоэ. – Вы только подумайте, что мы тут съели. Пожалуйста, вы должны быть справедливы в этом вопросе. Я знаю, вы не можете себе такого позволить.

Он улыбнулся ей такой обезоруживающей улыбкой, противостоять которой было чрезвычайно трудно.

– С вас ровно одна тысяча, – повторил он, протягивая руку.

Он отказался спорить, обсуждать это дальше, и в конечном счете она робко протянула ему тысячную банкноту, притворяясь, что она не видит, сколько еще он доложил под свернутые в трубочку чаевые.

Дикс отвез ее в отель довольно рано. Она легла в постель, но заснуть не смогла. Вместо этого, она лежала и перебирала в памяти все, что было сказано за ужином, волнуясь, потому что она почувствовала, как изменилось его отношение к ней после того, как она отказалась дать ему прямой ответ на его вопрос о браке. Сейчас до нее дошло, насколько она была глупа. Он же не спрашивал ее о том, что бы она сделала в том или ином случае, даже если вопрос и был сформулирован именно так.

Что он действительно хотел узнать, так это есть ли у него возможность жениться на порядочной девушке, которая полюбила бы его ради него самого. Какая же она была дура, чтобы не понять этого!

Она была разъярена собственной тупостью. Насколько же она была бестолковой, чтобы со своей привередливостью и почти смехотворным чувством справедливости не помочь ему, а ему нужно было помочь. Конечно, она должна была сказать, что любовь важнее уважения, что любовь правит над всеми остальными соображениями.

«Я подвела его», – произнесла она несчастно, оказавшись одна в тиши спальни с видом на внутренний дворик. И все же она попыталась воззвать к своей собственной совести: «А что еще я могла сказать?»

Она могла видеть лицо Дикса, суровое и без тени улыбки, после того, как он получил от нее ответ на свой вопрос. Она могла видеть, как теплота, исходившая до этого от него по отношению к ней, исчезла, а взамен появилась почти отталкивающая холодность.

«Я должна как-то смягчить положение», – подумала она, теряясь в догадках, каким же образом ей это сделать.

Его поведение казалось ей вполне обычным, когда они встретились в гараже отеля этим утром. Но их приветствия, которыми они обменялись в присутствии служителя гаража, были чистой формальностью. Дикс проверил, достаточно ли в «кадиллаке» масла и бензина, и объяснил ей, как выехать из Тура.

– Мы должны быть в Бордо к часу, – сказал он. Дождитесь меня, мы пообедаем вместе в ресторане, который находится рядом с рынком, но его довольно трудно найти.

Дорога была прямой, и для нее не составляло никакого труда вести машину на довольно высокой скорости. Было тепло, но не так жарко. С полей дул мягкий ветерок, шелестя весенней ярко-зеленой листвой деревьев.

Было всего лишь половина двенадцатого, когда она подъехала к окраинам Бордо, где остановилась и дождалась, пока большой красный «мерседес» не объехал ее. На один короткий миг ее взгляд выхватил Дикса, удобно сидящего за рулем. Ей пришла в голову мысль, что он относится к тому сорту людей, которые рождены для того, чтобы иметь большие дорогие машины в собственном распоряжении.

«Наверное, некоторые люди просто так устроены», – вздохнула она про себя.

Она подумала о том, как невозможно представить Лью, моющую посуду на кухне или копающую картошку в огороде, так и Дикса тоже просто невозможно представить, работающим механиком в гараже или стоящим у станка на заводе, или спускающимся под землю в угольную шахту. Он был мужчиной до мозга костей, чрезвычайно сильным мужчиной; и все же она его видела исключительно за рулем какой-нибудь роскошной машины или верхом на горячем скакуне, или у штурвала яхты, рассекающей водную зыбь.

«И все же он должен работать, – подумала Элоэ. – Такого рода работы, как перегонять чужую машину, например, только прививают ему вкус к роскоши, которую он никогда не сможет себе позволить».

Она избегала мыслей о золотом портсигаре, часах на его руке, дорогой одежде. Все эти вещи принадлежали его прошлому. Будущее, возможно, покажется ему суровым, но, по крайней мере, оно будет честным.

Неожиданно она почувствовала страх оттого, что именно сейчас, в данный момент, время летит слишком быстро. Они прибудут в Биарриц сегодня вечером, а она не осмеливается спросить, увидятся ли они когда-нибудь еще.

Он остановился возле непритязательного с виду, довольно обычного ресторана, расположенного на улице, прилегающей к большому крытому рынку. На какой-то момент Элоэ была даже разочарована. Она ожидала чего-то более оригинального, но, когда она вошла внутрь, она ахнула от восхищения.

Обеденный зал «Шапо Фин» был отделан под грот. Одна из стен представляла собой огромные скалы, на которых весьма естественно росли цветы и папоротник.

Здесь был фонтан, журчащий в водоеме с речными лилиями, да и в самом ресторане царил таинственный дух огромной, подернутой сизой дымкой пещеры.

– Какое очаровательное место! – воскликнула Элоэ, когда они заняли места за столиком, расположенном в углу.

– Самая важная вещь здесь, – сказал Дикс, – это подвалы.

Сначала она его не поняла, но, когда он поднял снизу виноградный лист, она улыбнулась.

– Вы имеете в виду, что оно знаменито благодаря их вину?

– Очень знаменито, – улыбнулся Дикс. Метрдотель поспешил в его сторону, и они потратили довольно много времени, обсуждая, какие вина и марки лучше всего заказать и какие блюда к ним будут самыми подходящими.

Элоэ была слишком поглощена окружающим ее интерьером, чтобы прислушиваться к ним. Она себя ощущала так, будто шагнула в сказку. Только легкое мелодичное журчание фонтана и приглушенные голоса официантов напоминали ей о том, что это не сон и не кинотеатр, в котором она смотрит фильм.

– Я заказал, надеюсь, то, что вам понравится, – сказал, однако, Дикс, повернувшись к ней с улыбкой.

– Боюсь, это будет слишком дорого.

– Забудьте на время о деньгах. Вы знаете, пока я ехал, я подумал, что вы не имеете никакого представления о том, как получать от жизни удовольствия. Вы относитесь к типу слишком хороших людей. Их так воспитали, что они с подозрением относятся ко всему, что может принести радость или быть просто веселым. «О, это, должно быть, неправильно, – говорят они. – Мне это слишком нравится».

– Да я вовсе не такая, – горячо запротестовала Элоэ. – Я просто думала о том, как я счастлива и как это здорово – оказаться здесь и испытать все это, и что есть вы, и вы мне так помогаете.

– Я рад, что вошел в этот список.

– Ну, конечно, вы. Я хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна за все, что вы сделали для меня. Если бы не вы, я бы никогда не увидела все эти интересные места, не знала бы, что есть или пить, не узнала бы столько о стране! Я очень вам благодарна, это действительно так.

– Итак, даже вор может оказаться чем-то полезным. Элоэ бросила на него взгляд и почувствовала, что он не простил ее за прошлый вечер. Обида все еще чувствовалась, барьер между ними все еще оставался. Импульсивно она протянула руку и положила ее на его ладонь.

– Я должна вам кое-что сказать, – сказала она тихим голосом. – Что-то сказать вам. Я… я думала над тем, что вы сказали вчера вечером… Вопрос, который вы мне задали. И… я знаю ответ.

– Да?

– Когда вы… спросили об этом, – продолжала она, – у меня не… не было времени… подумать, проанализировать. Такой вопрос никогда… не приходил мне в голову прежде. Но сейчас я знаю ответ – это «да». Девушка или женщина, если она довольно сильно любит человека, она могла бы выйти замуж за него, несмотря на все то, что было у него в прошлом.

– Вы уверены в этом?

– Совершенно уверена, – ответила Элоэ решительно. – Понимаете, если она любит его и он любит ее, тогда не будет возникать даже вопрос о том, чтобы он снова совершал плохие поступки или делал то, что может потерять ее уважение.

– Предположим, – медленно произнес Дикс, – предположим, даже если они поженились или признались друг другу в любви, мужчина не меняет своего поведения и остается тем, кем он и был всегда – мерзавцем, в той или иной степени, даже если он и не идет на такие крайности, как быть преступником. Что тогда?

– Я мало знаю о том, что такое любовь, – глубоко вздохнула Элоэ. – Однако, я думаю, раз она однажды дается, ее нельзя уже отнять. Женщина может продолжать любить мужчину, что бы он ни сделал.

Дикс внимательно посмотрел ей в глаза.

– Вы говорите о какой-то мифической женщине или о каком-то мифическом мужчине. Вчера вечером, насколько я помню, я спрашивал вас, смогли бы вы полюбить кого-то, кто не вызывает у вас уважения.

Элоэ опустила глаза на свою ладонь, лежащую на его руке.

Он уличил ее в том, что она блефует, и теперь она должна сказать правду.

Она почувствовала, что вся дрожит. Какое-то мгновение она лихорадочно соображала, что же ему ответить. И тут, почти по волшебству, родился ответ.

– Это вопрос, на который я не могу ответить, потому что я никогда не была влюблена.

– Думаю, этот ответ больше всех приближается к истине из тех, что я смог от вас получить.

Она на секунду заволновалась, не зная, сердится ли он, но затем он улыбнулся.

– Я практически был готов к белой лжи, потому что вы думали, что помогаете мне.

– Я всегда пытаюсь говорить правду. – Она покраснела, взглянув на него.

– Это очевидно.

Он неожиданно положил ладонь на ее пальцы, которые от волнения сжали его руку.

– Не думайте больше об этом. Возможно, когда-нибудь я опять задам вам этот вопрос и вы дадите мне другой ответ. А сейчас давайте поговорим о вас. Расскажите мне о вашем доме, вашем детстве.

Элоэ отвечала на его вопросы, испытывая такое чувство теплоты и счастья, облегчения и благодарности, оттого что он больше на нее не сердится. Наблюдая за ним, она отметила высокую чувственность, излучаемую его тонкими чертами лица, а также легкие морщинки, которые уже показались в уголках его глаз. Она вспомнила, как ее отец однажды произнес: «Чем больше человек напрягается, тем труднее ему противостоять грубости и жестокости жизни».

Они еще немного поговорили, а затем, когда еда была подана с двумя бутылками вина – красным и белым – почти невероятного, утонченного вкуса, они какое-то короткое время ели молча. Когда Элоэ покончила с блюдом земляники и ожидала, пока принесут чашку с ароматным черным кофе, она сказала:

– А теперь у меня есть еще одна вещь, за которую я хочу вас поблагодарить – за второе такое восхитительное угощение, которое мне когда-либо доводилось отведывать.

– Да, обед был прекрасен!

– Вы не смеете его так недооценивать, – воскликнула Элоэ. – Я наслаждалась каждым своим глотком, и мне не верится, что в природе может существовать такое вино, которое своим вкусом напоминает о солнечном свете, закупоренном в бутылку.

– Мы передадим ваши слова владельцу. Наиболее короткий путь к сердцу любого француза – это похвалить его кухню и его винные погреба.

– Похвалить то, что так хорошо, не составляет труда.

– Исключение составляют англичане, которые всегда держат свои мысли при себе, а чувства – в секрете. Неважно, довольны они или нет, они все же ухитряются хранить отрешенное молчание. Я нахожу это очень смущающим фактором.

– О, мы не все такие, – ответила Элоэ. – В Шотландии мы очень дружелюбные. Предполагается, что шотландцы мрачные, но я думаю, что они намного гостеприимнее англичан, и я вижу, что они всегда готовы сказать кому-то комплимент или что-то приятное.

– Я уже понял, что должен побывать в Шотландии. Вы пригласите меня к себе домой?

Это был вызов, и Элоэ приняла его.

– Ну, конечно, – ответила она быстро. – Я с удовольствием познакомила бы вас с моим отцом.

– С тем, чтобы он завершил мое исправление?

– Нет! Потому что вы бы ему понравились, а он понравился бы вам. А когда я расскажу маме, как добры вы были ко мне, она вас полюбит.

– Интересно, могу ли я в это поверить.

– Но, пожалуйста, вы должны поверить, что это правда, – быстро заговорила она. – Несомненно вы не думаете, что я так уж задаюсь, что собираюсь вас стыдиться после всего того, что вы сделали для меня?

– Вы действительно пригласите меня к себе домой? – спросил Дикс.

– Конечно.

В искренности ее голоса не было сомнения.

– Я только боюсь, что вы найдете наши места очень бедными после всей той роскоши, к которой привыкли. Не то чтобы я думала, что это правильно с вашей стороны привыкнуть к роскоши; просто вы сделали ее частью вашей жизни, а у нас вы попадете в мир, в котором вам придется кое от чего отказаться.

– Я не вижу смысла отказываться от чего-либо, поскольку я могу честно заработать на это деньги.

– Конечно, это было бы идеальным. Но вы можете? Что вы можете сделать, чтобы принесло достаточно доходов на такого сорта вещи?

– Есть пути и средства, – ответил он уклончиво.

– Да, но они правильные, эти пути и средства? О, пожалуйста, послушайте меня. Мне ужасно трудно выразить это словами, но я должна заставить вас понять меня. Живите открыто и совершайте только правильные поступки. Это будет означать огромное самопожертвование; это будет тяжело отчаянно тяжело, для вас поначалу. Но если вы сможете преодолеть эти первые моменты уныния, эти первые моменты, когда вам придется обходиться без достаточного количества денег и всех тех вещей, которые сейчас прочно вошли в вашу жизнь, то тогда постепенно на замену им в вас воцарится мир и самоуважение, что будет стоить намного больше, чем то, что вы сможете купить.

– От сколь многих вещей вы хотите, чтобы я отказался? – спросил он.

– От всего, что не досталось вам абсолютно честным путем. От всего, что не было вами заработано, от всего, что не принадлежит вам.

Она говорила тихим голосом, не глядя на него.

Сейчас он действительно вел себя с ней открыто, и она боялась, чтобы какое-нибудь невольное слово не восстановило его опять против нее.

– А предположим, если я скажу вам, что многие вещи, к которым вы с подозрением относитесь, принадлежат мне по-настоящему и без какого-либо темного хвоста, тянущегося за ними? – спросил он.

– Тогда, конечно, я была бы очень рада. Для вас все будет намного проще; не потребуется такого большого самоотречения, нежели в противном случае.

– Предположим… Предположим, эти вещи не мои. Что бы вы тогда предложили мне сделать?

– Тогда вы должны отослать их назад. Это будет тяжко, вы почувствуете себя опустошенным и, возможно, несчастным без них. Но деньги это или вещи, что бы это ни было, если они действительно не ваши и не приобретены абсолютно честным путем, тогда они должны быть возвращены их подлинным владельцам.

Когда она говорила это, она думала о его портсигаре и наручных часах. Возможно, конечно, у него была еще где-то и квартира, заполненная неблагоприобретенными трофеями. Возможно, даже его одежда была краденой или была приобретена у портного под каким-нибудь обманным предлогом.

Казалось, прошло довольно много времени, прежде чем он заговорил вновь.

– Вы очень радикальны в своих убеждениях, не так ли?

– Только в одном. Вы должны понимать это.

– Да, я понимаю, что вы пытаетесь мне сказать. Но мне интересно, сказали бы вы то же самое биржевому маклеру, который разбогател тем, что прыгнул на голову выше другого человека, или промышленнику, которому удалось взлететь наверх к успеху благодаря тому, что он сделал банкротами своих конкурентов, или политику, который раздает обещания, заведомо зная, что он никогда не сможет их выполнить?

Разве эти люди не являются обманщиками и мошенниками точно так же, как и те, которые присваивают себе небольшие предметы, которые им не принадлежат?

– С моральной точки зрения, конечно, являются, ответила Элоэ. – И даже если существует какое-то количество людей, которые поступают таким образом, с другой стороны, существует такое же количество, большее количество людей, которые ведут себя прилично и делают только то, во что они верят и знают, что это хорошо, и пожертвуют своим благополучием, чтобы помочь своим собратьям, и не будут лгать или поступать неправильно ни при каких обстоятельствах.

– Жаль, что я никогда не встречал таких людей, – сказал Дикс.

– Возможно, вы сами себе не давали такого шанса. Приезжайте в Шотландию, и я познакомлю вас со многими абсолютно честными людьми, и они гордятся этим.

– Может быть, когда-нибудь я приму ваше приглашение, а пока, я думаю, мы должны торопиться, раз вам необходимо попасть в Биарриц к ужину.

Элоэ почувствовала, как у нее упало сердце.

Это означало, что их совместный обед подошел к концу; возможно, в последний раз они серьезно говорили о чем-то настоящем.

– Мы заправимся бензином перед тем, как выехать из Бордо, – сказал Дикс, подавая сигнал, что им нужен счет. – Мы можем сделать остановку, чтобы выпить чашку кофе, около пяти часов. Я буду следовать за вами, а когда я увижу, что место подходящее, я проследую мимо вас и покажу вам, где остановиться.

– Это было бы здорово.

Элоэ знала, что это была отсрочка приведения в исполнение приговора. Ей не надо было говорить «до свидания», и на ее сердце было немного легче от этого.

И опять она была в пути – на широком, скоростном шоссе, которое, как она поняла по карте, пролегало между Бордо и Бейонном. Оно было проложено чуть глубже в сторону материка, поэтому Элоэ не могла видеть моря, но все это время она ощущала его присутствие.

В воздухе что-то витало, какой-то особый острый запах, что-то бодрящее и вместе с тем ностальгическое, что заставило ее подумать о величественных серых скалах, тянущихся через всю Атлантику, и о ветрах, дующих с золотого запада.

Пока она ехала, она спрашивала себя, удастся ли Диксу найти хорошую работу в Америке. Она задалась вопросом, а сможет ли Лью помочь ему, однако после таких размышлений она пришла к выводу, что ни Лью, ни миссис Деранж даже и заикнуться о нем было нельзя.

Она не сможет объяснить им, как она познакомилась с ним, как она сможет расписывать его способности или даже просить их помочь ему, зная то, что знала она?

Она начала думать о том, как трудно человеку, однажды заклейменному как паршивая овца, когда-либо исправиться.

Она чувствовала себя измученной всеми этими вопросами. Она почувствовала, как все ее существо напряглось от огромного желания помочь. И все же она ощущала свою полную беспомощность.

Она была так увлечена всеми этими мыслями, что, когда наступило пять часов, она даже не осознала, что время так неумолимо, пока красный «мерседес» неожиданно не просигналил и не обогнал ее как раз рядом с небольшой деревушкой.

К ее удивлению, Дикс проехал немного вперед вдоль узкой дорожки и остановился около маленького шато.

В саду располагались зонтики от солнца, и Элоэ могла заметить, что то, что раньше называлось частным домом, теперь было переделано под ресторан.

Радио наигрывало веселые венские вальсы; однако за столиками было всего лишь две-три пары. Дикс выбрал уединенный столик, где они были скрыты от посторонних глаз, а перед их взором расстилался безмятежный сад, заполненный цветами.

– Какое приятное местечко, – воскликнула Элоэ. – Как вы узнали о нем?

– Я иногда останавливаюсь здесь на моем пути на юг.

– Вы часто следуете этим маршрутом?

– Достаточно часто.

– И всегда на машине?

На его лице появилась озорная улыбка, и он ответил:

– Если я могу, я попрошайничаю или беру в долг, или – ворую.

Элоэ знала, что он смеется над ней, и почувствовала, как краснеет. Ей не пришлось отвечать, так как в этот момент подошел официант, и Дикс заказал чай для нее, кофе для себя и несколько пирожных, густо украшенных кремом.

– Мы прекрасно провели время, – сказал он, взглянув на часы. – Вы должны прибыть в Биарриц к половине восьмого. У вас будет время распаковаться, принять ванну и переодеться к ужину.

– А мне не нужно много надевать на себя, чтобы съесть то, что будет мне принесено на подносе в спальню, – улыбнулась Элоэ.

– Так вот как они с вами обращаются! Какая, черт побери, наглость!

– Ничего подобного, – рассмеялась Элоэ. – Я выполняю свою работу, и вовсе нет никакого резона для миссис Деранж или Лью приглашать меня обедать вместе с ними в ресторан.

– Но вы же их родственница.

– Очень и очень дальняя. Я даже не очень уверена, что поверила в истории миссис Деранж о том, что мы все происходим из семьи герцога де Ранж-Пужи.

Пока она говорила это, она вдруг осознала, что впервые упоминает об этом при Диксе.

– Думаю, что это правда, раз она так говорит, – отметил Дикс. – Эти американцы бывают очень дотошными в своих расследованиях, когда они хотят выяснить что-нибудь.

– Ну, меня это не касается. Я не думаю, что встречу герцога, и я абсолютно уверена, что мной он не заинтересуется.

– А почему бы и нет? Вы для него такая же родственница, как и Лью Деранж.

– Да, но у меня нет долларов. Несколько шотландских медяков не идут в счет, не правда ли?

– В первый раз я увидел вас циничной, – рассмеялся Дикс.

– Я не циничная, – поправила Элоэ. – Я просто практичная. Говорят, что французы – очень практичная нация, и они действительно выглядят такими, когда дело доходит до брака.

– В то время как шотландцы никогда не задумываются о деньгах, – колко ответил Дикс.

– Точно, – рассмеялась Элоэ. – Хотя мы не такие скаредные, как расписывают нас во всех этих историях.

Дикс допил кофе и взглянул на часы.

– Мы должны трогаться.

– Пожалуйста, можно я заплачу за себя, – быстро произнесла она.

– Нет, я оставил за собой право быть вашим хозяином во время нашей последней совместной трапезы.

– Да, конечно, это… это наша последняя… Элоэ вдруг показалось, что солнце зашло.

– Я надеюсь, что вы все-таки будете думать обо мне иногда, – сказал Дикс. – Все же продолжайте молиться за меня, если, конечно, не забудете.

– Я не забуду, – произнесла Элоэ губами, которые как будто немного одеревенели.

– Я буду думать о вас, – сказал он. – Все то время, пока я буду бороться, чтобы бросить те вещи, которые так много значат для меня.

Элоэ почувствовала, как ее охватила беспомощность. Что еще она могла сказать? Что еще она могла сделать, чтобы помочь ему?

Она проследила, как он расплатился по счету, а затем повернулась и зашагала через цветочный сад к тому месту, где их ожидали машины на дороге.

Она постояла какое-то время у дверей «кадиллака», ее светлые волосы блестели на солнце, глаза прищурились от яркого света. Когда Дикс подошел к ней, она протянула ему свою руку.

– Спасибо, – сказала она тихим голосом. – Я хотела бы произнести что-то более торжественное.

Он взял ее ладонь в свои руки.

– Для вас это что-то значит? – спросил он.

Она не поняла его вопрос и посмотрела на него слегка озадаченно.

– Что-нибудь значит? – повторила она.

– Попрощаться вот так.

– Ну, конечно! Я уже говорила, как я благодарна вам за то, что вы пришли мне на помощь и что вы были очень добры ко мне все эти дни. Я… я буду молиться за вас всегда.

– И это все? – спросил Дикс.

– А что еще?

– Что еще? – эхом повторил он, как ей показалось, немного в насмешку. Она не понимала его, никак не могла уловить, что же он пытался сказать. И из-за того, что она была смущена, она отвернулась от него довольно резко.

– До свидания! – сказала она.

– Au revoir! – ответил он и пошел к своей машине. Элоэ почувствовала, как слезы готовы были закапать из ее глаз, пока она ехала по узкой дорожке, а затем повернула на основную дорогу. Что он имел в виду под этим вопросом? Почему он попрощался таким странным образом? Во второй раз за время общения с ним она почувствовала, что предала его, но не понимала, как. Она только почувствовала, что все веселье и счастье этого дня куда-то испарились.

«Что он имел в виду? Что он хотел мне сказать?» – задавала она сама себе вопросы, пока ехала.

Сердито она смахнула слезы. Если она не будет проявлять осторожность, она не сможет ехать туда, куда ей надо. Было бы обидно попасть в аварию сейчас, в этот последний момент, после того как она благополучно проехала весь предыдущий путь.

Она продолжала путь, слишком часто поглядывая в зеркальце заднего обзора. Красный «мерседес» шел все время позади нее. Интересно, о чем он думает. Был ли он также опечален и подавлен, оттого что их путешествие подошло к концу и далее их пути должны разойтись?

Неожиданно к ней пришло ощущение, что все это время она пыталась запереть в узкую клетку прекрасную, редкостную птицу, которая просто умрет в неволе. Пусть уж лучше Дикс поживет своей жизнью в мире роскоши и красоты какое-то время, чем будет отбывать срок в тюрьме согласно общественным обычаям.

«А почему я так думаю? – опять задала себе вопрос Элоэ, немного раздраженно. – Я знаю, что правильно, и я знаю, что плохо. То, чем занимается Дикс, плохо, и он должен с этим покончить».

Она посмотрела в зеркальце заднего обзора. Сзади на небольшом расстоянии от нее, урча мотором, следовал красный «мерседес». У нее появилось внезапное желание остановить машину, подойти к нему и поговорить, сказать ему, что им так много еще надо обсудить, так много еще надо решить.

Но она понимала, что не осмелится остановиться, потому что, когда она окажется лицом к лицу с ним, она не сможет сказать ему всего, что хотела. Она представила, как он смотрит сверху вниз своими темными глазами в ее глаза, представила его улыбку, его касание руки, и поняла, что в такой миг она ничего большего не сможет ему предложить, чем слова – а слова были бессмысленны.

И тогда она поняла всю свою несостоятельность, всю свою беспомощность и всю тщетность своих усилий. Слезы покатились по ее щекам. Она сердито смахнула их.

Они въехали в Бейонн, пересекли мост над рекой, и затем справа она увидела указатель с надписью «Биарриц». Она обернулась назад.

Красный «мерседес» все еще следовал за ней, и она свернула на дорогу, окруженную с обеих сторон соснами. Море было по правую руку от нее – темно-зеленое с золотыми и ярко-малиновыми бликами, играющими в великолепии заходящего солнца. Казалось, оно сверкало и искрилось так, что Элоэ было трудно отвести от него глаза, чтобы следить за дорогой. Сосны справа простирались вниз и уходили в пески.

Перед ее глазами промелькнули ярко окрашенные виллы, спрятанные среди деревьев, а затем дорога вывела ее на открытое пространство и ее взору показались маяк, отели и дома Биаррица.

Все было именно так, как она себе представляла – Биарриц расположился вдоль берега моря небольшим полукружьем, красочный и красивый, а позади рисовались Пиренеи с их заснеженными вершинами.

Инстинктивно она притормозила и обернулась назад.

На какой-то миг она не могла поверить тому, что увидела. Она подкатила автомобиль к стоянке и развернулась всем корпусом, жадно всматриваясь в пыльную белую дорогу позади нее.

Не было больше красного «мерседеса», следующего за ней. Никого и ничего больше не было на дороге!