"Возвращение Скорпиона" - читать интересную книгу автора (Кургузов Юрий)

Глава двенадцатая

Распрощавшись с остроумным ровесником своей "Волги", я какое-то время поблудил по центру города, проверяя, нет ли "хвоста". Не давал покоя казус с мотоциклистом — надо же, вроде все предусмотрел, сменил машину, а просекли как сосунка!

По улицам спешили люди, однако было их не так много, как в прошлый мой приезд: курортный сезон-то еще не начался. Но сейчас мне здесь нравилось больше, чем год назад. Фактически уже стояло лето, было просто тепло — очень тепло, а, к счастью, не очень жарко, как тогда.

Поскольку все равно требовалось убить время, я пошел на пляж. Некоторые из приезжих купались. Да, конечно, вода была относительно прохладной, но лишь относительно. В наших среднерусских реках и водоемах она становится такой не раньше июня, а здесь пожалуйста: начало мая, а ныряй сколько душе угодно без риска отморозить задницу или простудиться.

Я и нырял. Потом валялся на теплой, а не прожигающей шкуру до волдырей гальке. Снова нырял. И снова валялся. И так часа два. Невдалеке расположилась компания: белые как известка двое парней и три девушки. (Впрочем, наверное, я и сам бы выглядел не лучше, кабы не был смугл от природы.) Они тоже купались, а девушки вдобавок еще и звонко визжали, потому что ребята за руки-за ноги поочередно швыряли их в воду, сердились и барабанили своих "мучителей" кулачками по чему придется, однако, вырвавшись, далеко не убегали, а снова давали себя ловить и швырять этим, как они громогласно выражались, "дуракам".

Я завистливо вздохнул — молодо-зелено! — и отвернулся. Но когда один из парней подошел ко мне и пригласил на партейку "подкидного" (не хватает шестого), отказался.

Да ну их, думал я, с достаточно сложными чувствами вспоминая бедную Анастасию. Правда, потом, продолжая наблюдать за компанией краешком глаза, сообразил, что скорее всего ребята решили таким образом захомутать кавалера для третьей, в некотором смысле "лишней" девушки. Это открытие малость успокоило, но не тронуло. Не нужна мне сейчас девушка. Ни лишняя, ни нелишняя. Да и я — на кой я этой девушке нужен? Ничего, до вечера времени достаточно, еще успеет кого-нибудь закадрить.

Ощутив легкий голод, я встал, оделся и пошел искать кафе. Нашел, немного пожрал и, посмотрев на часы, направился через дорогу к стоящей несколько на отшибе скамейке. Присел, достал телефон и набрал домашний номер Маргариты. Тишина, там уже никого. Что ж, придется по другому номеру.

На сей раз трубку взяли почти моментально.

Грубый мужской голос:

— Алло!

— Мне Владимира Евгеньевича.

Трубку прикрыли ладонью, но я все равно слышал какие-то крики. Видимо, "паучата" звали к телефону своего драгоценного Паука.

Дозвались.

— Слушаю! — Голос дребезжащий, напряженный и сердитый.

— Это я, — сообщил я и даже сквозь все разделяющие (или соединяющие) нас провода и антенны услышал, как он зло скрипнул зубами и… разразился вдруг таким бурным потоком самой расплощадной брани, что у меня едва уши не отвалились. И казалось, что слюни его возмущения брызжут мне в физиономию через аппарат. Аж появилось желание утереться платком.

Когда он иссяк, я спросил:

— Выступили?

— О…! — Снова мат, но на сей раз одиночный. Последний патрон.

— Слушайте! — возмутился я. — Если можно, по существу. Пока ничего не понял.

Несколько секунд он молчал — похоже, брал себя в руки. Наконец вроде бы взял.

— Вы что делаете?! Что вы себе, пёс вас раздери, позволяете!

— И что же такого особенного я себе, пёс меня раздери, позволяю, Владимир Евгеньевич?! — удивился я.

— Тьфу! — Он плюнул, и отнюдь не символически. — А кто был сегодня в "Голубом поплавке"?

Хоть он меня и не видел, я сделал круглые глаза:

— Где-где? — Потом снова сделал нормальные. — А-а-а, на той посудине. Н-да, шикарный притон…

— Что вы натворили! — перебил Паук. — Нет, вы вообще-то соображаете, что натворили?!

Я вздохнул как Печорин:

— Господи, ну а что уж такого особенного я натворил, а, Владимир Евгеньевич?

Старик снова заклекотал:

— Не прикидывайтесь идиотом! Вы покалечили шестерых! И один не известно еще, выживет ли. За что?!

Я уточнил:

— Это который "не известно еще, выживет ли"? Со лбом, горлом или вилкой?

— О…! — Опять мат. — С горлом!

Я пожал плечами:

— Будем надеяться на лучшее. — Добавил: — Простите, но не пойму я вас. Ваша дочь похищена…

Он заорал:

— Что?!

— То. Но не убивайтесь. Помните, что было начертано на перстне Соломона? "Пройдёт и это". Пройдёт и это, Владимир Евгеньевич, только мне лично обидно: Маргарита исчезла, я как проклятый пытаюсь ее найти, предпринимаю кой-какие шаги — и вы же меня кроете на чем свет стоит!

— "Кой-какие шаги"!.. — проскрежетал он. — Но зачем вас понесло в "Поплавок"?!

— Здрасьте, — хмыкнул я. — А куда же было идти? Во Дворец пионеров?

— Да с чего вы вообще взяли, что Маргарита похищена?!

— Да с того, что утром она вышла от подруги за сигаретами и не вернулась… Ой, простите, может, не следовало говорить, что Маргарита Владимировна курит? Но она не взатяжку.

— Хватит паясничать, — уже тише попросил Паук. — Дальше.

— А что дальше? Но между прочим, у этой Ларисы-то я побывал уже после вашего звонка. Так что вам и без меня было известно, что Рита пропала. А когда я вышел, проезжавший мимо мотоциклист швырнул мне под ноги записку. Прочитать?

— Да, — выдохнул он.

Я прочитал.

— … Вот видите. И кстати, почерк тот же самый, что на записке застреленной в доме Маргариты девчонки. Ну и что, по-вашему, оставалось после этого делать?

Он не ответил, и я продолжил:

— Совершенно случайно мне стало известно, что особой популярностью у ваших, простите, коллег в городе пользуется некая плавучая банка. Вот и решил туда заглянуть.

Паук просипел:

— Но вы же чуть не угробили…

Я обиделся:

— Ах-ах, какие мы, оказывается, нежные! Шел, никого не трогал, вежливо постучал, а тут этот Валера. В общем, он начал меня бить — я и не выдержал, сорвался.

— Не врите! Вы там произнесли целую речь, в которой объявили войну всему городу.

Я замотал головой:

— Позвольте-позвольте! Не городу, а только подонкам этого города. Да, я предъявил им ультиматум: пока ваша дочь не вернется домой в целости, пардон, и сохранности, я буду их мочить. И мне глубоко плевать, виновен кто или не виновен, в авторитете он или шестёрка. До лампочки мне и ваш здешний расклад: головки полетят у всех, независимо от принадлежности к той либо иной своре. Вам знакомо понятие "саморегулирующаяся система", Владимир Евгеньевич? Так вот, ежели ваша местная "система" не отрегулирует этот вопрос сама, она об этом пожалеет. Предупредите своих людей, чтобы залегли на дно, — я же не буду спрашивать у каждого встречного-поперечного, на кого он пашет.

— Послушайте… — Голос Паука зазвучал как из могилы. — Я прошу, я просто умоляю — выбросьте это из головы!

— Что-о-о?! — изумился я. — И сие предлагаете мне вы?! Вы?! Отец Маргариты?!

— Я! — рявкнул он. — Я! Слушайте: час назад в "Голубом поплавке" состоялось небольшое… совещание. Все мои, как вы выразились, коллеги жутко злы…

— Ну и нормально, — перебил я. — Завтра они будут еще злее. После прошлогодней чистки ваше болото опять здорово заросло! Ну ничего, помните принцип: любое творение одного человека в силах разрушить другой? Я этим скотам устрою тихую Варфоломеевскую ночь! Даже несколько приятных дней и ночей. А кстати, вам удалось прибрать тогда к рукам эскадру Бизона или же?..

Молчание. Потом нехотя:

— "Или же".

— Нашелся более молодой и дерзкий хищник?

Паук проворчал:

— Прекратите. И выслушайте до конца. Надеюсь, вы понимаете, что я на этом… совещании молчал.

— В смысле?

— В смысле — ни словом не заикнулся, что в курсе, чья эта работа, а также, что женщина, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, моя дочь.

— Ага… — Я осмотрелся вокруг — покуда никто из прохожих не проявлял интереса ни ко мне, ни к скамейке. — Ну-ну, и что?

— А то, что ни один из собравшихся понятия не имел, что кого-то похитили, и все дружно клялись, что ни они, ни их люди здесь ни при чем. Слышите? — чуть ли не крикнул Паук.

Я поморщился:

— Да слышу, не орите, пожалуйста, не глухой. А вы уверены, что не врут?

"Папа" помрачнел.

— Ну, в мозги-то к другому не влезешь… Вроде не врут. Но что любопытно — я понял: они не знают вас, даже понятия не имеют о вашем существовании.

— А "Чёрный Скорпион"? О существовании этого бриллианта они тоже понятия не имеют?

Пауза.

— Да нет, про камень народ, конечно, слыхал. Прошлым летом, уже после вашего отъезда, горячка кой-какая была. Но без толку, ребята покружились-покружились и успокоились.

Я усмехнулся:

— Занятно. За алмаз братва, выходит, в курсе, а что вокруг него тёрся какой-то чужак, — нет?

Паук опять начал сердиться.

— Чёрт, да никому же не ведомо, кто тот чужак! И уж тем более никто не отождествляет сегодняшнего искателя неизвестной женщины с прошлогодним визитером.

За "отождествляет" я тотчас зауважал старика еще больше.

— Ладно, и что же вы из-под меня желаете?

— Что желаю? Боюсь, вы неверно истолкуете мои слова, но…

Поверьте, я ужасно беспокоюсь о судьбе Маргариты и страшно волнуюсь за ее жизнь. Я приложу… я уже прилагаю все возможные усилия, чтобы найти ее, однако… Однако так нельзя! — как из пушки выпалил он. — Нет, я знаю, что мы далеко не ангелы, но вы и вам подобные…

— О, а это идея! — перебил я. — Насчет "мне подобных". Звякнуть, что ли, паре-тройке "мне подобных" да пригласить размять кости? А? Они это дело любят.

— Не идиотничайте, — тихо попросил старик.

Я пообещал:

— Не буду. Валяйте дальше. Итак?

— Итак… — почти прошептал он. — В общем, предлагаю следующее: вы покамест попридержите, пожалуйста, свои порывы, а я сообщу остальным, что вы мне звонили и мы договорились.

— И о чем же, Владимир Евгеньевич?

— О том, что неизвестный (вы же и для меня неизвестный, верно?) согласен подождать день-два, пока мы своими силами попробуем отыскать похищенную женщину. И мы действительно будем ее искать!

Я вздохнул:

— Да это и дебилу ясно, вот только а ну как Риту и впрямь найдет кто-нибудь из этих лосей? И когда все увидят, кого искали, как вы объясните браткам свое молчание по поводу пропавшей дочери? Я-то знаю: вы не хотите ставить их в известность, что спустя год "Скорпион" снова зашевелился, и вполне вас понимаю. А они поймут? Вдруг эти чёрствые люди смекнут, что в глубине вашего любящего отцовского сердца до сих пор теплится надежда добраться до этого отнюдь не философского камня и потому вы вешаете им макаронные изделия на уши? Ей-ей, глубокоуважаемый Владимир Евгеньевич, вы крупно рискуете.

Голос его помрачнел.

— За меня не тревожьтесь. Так согласны?

— На тайм-аут?

— Да.

Я почесал макушку.

— А-а, хрен с ним, будь по-вашему. — Проговорил вроде нехотя, но ведь не сумасшедший же я, в конце-то концов, — объявлять вендетту нескольким сотням рыл в "их" городе! Мне было важно их шугануть, чтобы закопошились, начали искать Маргариту. И вроде к тому все и идет, невзирая на финты хитрозадого Паука. Ох, "папа"-"папа", никак ты не уймешься, опять на что-то надеешься… — Хрен с ним, Владимир Евгеньевич, — повторил я. — Жду сутки, а там будет видно.

— Вот и слава богу! — Старик обрадовался, но я его осадил:

— Не прыгайте, веселиться не с чего — что с Ритой, до сих пор не ясно. Да, между прочим: поскольку в ее доме мне пока появляться не стоит, возьмите, пожалуйста, под контроль машину — чтоб ничего не сперли. Предупредите своих: при неосторожном обращении может рвануть. Еще на всякий случай: у меня имеется набор отмычек, так что если приспичит — загляну. Что еще… Да нет, вроде всё, теперь о главном. Как Джон?

Паук буркнул:

— Нормально.

— Девственность не потерял?

— Представьте себе, потерял. — В его голосе зазвучали злорадные нотки. — А еще он загнал Герду в бассейн, свалился туда сам, а потом они оба извалялись в цементе, и сейчас их отмывают.

— Отмывайте лучше, — сказал я. — Цемент — штука поганая.

Он саркастически хмыкнул:

— Да уж постараемся. Кстати, если вдруг будут новости… Вы где будете сегодня ночевать?

Я усмехнулся:

— Там, где я буду сегодня спать.

Тон мой явно ему не понравился.

— И где же вы будете сегодня спать?

Вот настырный!

— Владимир Евгеньевич, там, где я буду сегодня ночевать…