"Хроники Людоедского отряда" - читать интересную книгу автора (Ли Мартинес А.)

Глава 12

Нэд не мог вечно оставаться в своей комнате, но выйти он не осмеливался. С одной стороны, у него просто не было мотивации. Он был не прочь лежать в кровати под одеялом, есть еду, которую ему приносили, и не делать ничего, кроме как иногда переворачиваться на другой бок, чтобы не заработать пролежней. Однако он понимал, что это несбыточная мечта. Когда-нибудь ему пришлось бы встать, чтобы облегчиться, а принимать ванну время от времени было скорей необходимостью, чем роскошью. Но если он и собирался жить вечно, то мог сделать это здесь с таким же успехом, как и в любом другом месте.

Жаль, что все это было лишь мечтой, причем нереальной. Даже Нэд не был настолько ленивым. Прошли бы век или два – при условии, что он не умер бы от старости, в чем он не был уверен, – и ему бы все надоело. Поэтому Нэд поставил перед собой более разумную задачу: провести пару часов в покое и тишине, прежде чем снова вступить в схватку с жизнью.

На самом же деле под одеялом его удерживал страх. Однако это был не страх перед смертью, который он потерял давным-давно. И не страх перед воскрешением, с которым он неохотно смирился. Нэд боялся неизвестного. Он не мог вспомнить, как умер в последний раз. Все, что он помнил, это как собрал свои вещи и вышел из комнаты, чтобы бежать.

А потом…

Он проснулся. Все подробности того, как он умер или кто его убил, выпали у него из головы. А может, это просто был очередной несчастный случай? Нэд понятия не имел, из-за чего погиб. Не знал он и что надо делать, чтобы не допустить этого снова. До этого момента он ни разу не умирал одной и той же смертью дважды и не собирался теперь начинать.

Вдруг Нэд увидел слабый, едва заметный ожог у себя на груди. Он явно появился не просто так. В кои-то веки Нэду захотелось, чтобы Красная женщина, воскресив его, не исчезла сразу. Он мог бы спросить ее, особо не стесняясь. Других он спрашивать не хотел. Это просто было бы слишком неловко и нелепо. В таких случаях он предпочитал быть в неведении.

Но тогда вопрос о том, какой ужасный рок ожидал его по другую сторону двери, оставался открытым. Эта загадка терзала Нэда несколько часов, однако ему никогда не хватало решимости, чтобы долго держать в голове какую-нибудь навязчивую идею. Со временем у него закончилось вино, а расслабляющий зов выпивки был одной из немногих вещей, которые могли заставить Нэда действовать. Он вылез из кровати и остановился у двери. А потом открыл ее, забыв о ждавшей его безымянной смерти.

Но Нэд не умер, и это его не удивило. Это было бы слишком просто. Суть дела была в том, что каждый раз он умирал неожиданно. Было бы разумно предположить, что после стольких смертей он должен был бы научиться предчувствовать беду. Но пока что это ему не удавалось. Поэтому Нэд не понимал, зачем вообще беспокоиться. В этом не было никакого смысла. Ведь он не мог предвидеть смерть, а убивали его как опасные, так и безобидные вещи.

Тем не менее смерть волновала его так же, как и другие вещи, – то есть не очень сильно. Волнение подразумевало контроль над собой, или по крайней мере его иллюзию, а от этого Нэд давным-давно отказался. Он нередко полностью пропускал стадию беспокойства и сразу переходил к смирению, лишь ненадолго останавливаясь на раздражении. А если остановка получалась продолжительной (что иногда случалось), то он использовал выпивку, чтобы подхлестнуть себя.

Нэд шагнул в коридор. Дверь захлопнулась за ним, и через мгновение он осознал, что не так уж и нуждается в питье – по крайней мере не настолько, чтобы выходить на люди или иметь дело с другими пьяницами. Он развернулся, но нечто, какой-то непреодолимый страх, не дал ему дотронуться до дверной ручки. Не зная о заклятии Мириам, Нэд понимал, что не осмеливается вернуться в комнату.

Вдруг коридор наполнился смехом и мерзкими криками. Приближались солдаты. Нэд не собирался стоять на месте, чтобы встретиться с ними. В надежде скрыться он поднялся по находившейся рядом лестнице. Он прошел всю спираль ступенек, открыл люк и вышел на площадку смотровой башни, окунувшись в холодный ночной воздух. Предполагалось, что на башне должны стоять караульные, но никого не было видно. С облегчением Нэд уселся на пол, чтобы его не заметили снизу (хотя никто его не искал), и задумался ни о чем.

Немного позже на лестнице послышались чьи-то шаги. Нэд как мог укрылся в тени, надеясь, что его не заметят, хоть и понимал, что все напрасно. Из люка показалась небольшая фигура, слишком высокая для гоблина, но слишком низкая для людоеда. Ночь была темной, однако длинная борода сразу выдала провидца Оуэнса. Он прошел к противоположному краю башни. Хоть он и был слеп, казалось, что он рассматривает окружающую местность. Нэд старался не дышать слишком громко, и где-то с минуту ему это прекрасно удавалось. А потом у него зачесался нос, и он почувствовал, что ему все сильней и сильней хочется чихнуть. Нэд вздрогнул. Сдержался. Затаил дыхание. Но он все равно должен был проиграть битву своим предательским ноздрям. Это было лишь вопросом времени.

Оуэнс продолжал смотреть вдаль.

– Я же говорил, что вы чихнете. Будьте здоровы, сэр, – сказал он, не поворачивая головы в сторону Нэда.

Нэд тыльной стороной ладони вытер нос.

– Спасибо.

Оуэнс ответил кивком.

Тут Нэд заметил небольшую фляжку, висевшую на поясе провидца.

«Интересно, что в ней?» – подумал он.

– Эль, сэр, – ответил Оуэнс.

Когда Нэд уже собирался попросить выпить, Оуэнс кинул фляжку. Правда, провидец промахнулся на целый метр, поэтому Нэду пришлось встать. Подняв фляжку, он вытащил пробку и сделал глоток. Однако прежде чем он успел поблагодарить Оуэнса, тот сказал:

– На здоровье, сэр.

Нэд сделал еще глоток и поморщился.

– Этот эль совсем…

– Да, сэр. Знаю.

Нэд вернул фляжку, и Оуэнс тоже отхлебнул из нее.

– Я люблю приходить сюда ночью, сэр. Прекрасный вид, верно?

– Сейчас слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть.

Оуэнс усмехнулся.

– В этом и заключается одно из преимуществ слепоты. Вид всегда один и тот же.

Нэд раскрыл рот, чтобы спросить провидца, как давно тот потерял зрение.

– Семь лет назад, – ответил Оуэнс.

Именно в этот момент Нэд заметил что-то странное, а поскольку он вообще редко замечал что-либо, это его просто ошеломило. Наблюдения были верным знаком трезвого ума. Нэд уже было собрался попросить еще выпить, но вдруг решил повременить. Он всегда мог напиться позже, если все станет совсем плохо.

– Оуэнс, ты слышишь будущее, не так ли?

– Да, сэр.

– Но как тогда ты можешь услышать вопрос, который так и остается неозвученным?

– Боюсь, я вас не понимаю, сэр.

– Какой сегодня…

– Среда, сэр.

– Теперь понятно, что я имею в виду? – спросил Нэд. – Я собирался спросить тебя, какой сегодня день, но ты ответил, прежде чем я успел закончить вопрос. Это значит, что я так ничего и не спросил, что в свою очередь значит, что ты не мог слышать вопрос, потому что он фактически не прозвучал. То есть ты услышал будущее, которого нет.

Оуэнс задумался.

– Небольшой парадокс, верно?

– Небольшой, – согласился Нэд.

Несколько минут прошли в тишине.

– Не против, если я задам вам вопрос, сэр?

– Валяй.

Нэд уже знал, что это будет за вопрос, как если бы мог слышать будущее. Как ему удавалось обманывать смерть? Будто бессмертность была каким-то потрясающим даром.

– Как, черт возьми, вы получили эту работу?

Такого вопроса Нэд не ожидал, поэтому был приятно удивлен.

– Я не хочу задеть вас, сэр, – добавил Оуэнс.

– Все в порядке. – Нэд ухмыльнулся. – Я здесь, потому что мне больше некуда идти.

– Как и всем нам, да? – Оуэнс повернул голову в сторону Нэда. – Добро пожаловать в Людоедский отряд, последнюю остановку на вашем знаменитом пути солдата Легиона. Ну, я полагаю, это неплохо, когда у тебя есть место.

У Нэда не хватило храбрости сказать Оуэнсу, что отряд с безумной скоростью приближается к своему концу.

– Вы ведь не хотите здесь находиться, сэр?

– Нет. Я хочу работать с бухгалтерскими книгами.

– По-моему, вы зарываете свой талант в землю, сэр. С вашей-то бессмертностью и прочими качествами.

– Бессмертность – не талант, – проговорил Нэд. – Это просто хитрый трюк.

– Может, и так, – согласился Оуэнс. – Может, и так.

Затем снова наступила тишина.

– Могу я вам кое-что посоветовать, сэр?

Нэд не ответил вслух. Но он подумал о своем ответе и представил, как он его произносит. Оуэнс, как и ожидалось, услышал непроизнесенные слова.

– Пока вы здесь, вы могли бы извлечь из этого максимальную пользу.

– Ты не понимаешь. Я ужасный солдат, а лидер из меня еще хуже. Хорошо у меня всегда получалось только умирать, да и то не совсем по-нормальному.

– Я знаю, что значит чувствовать жалость к самому себе. – Оуэнс показал на свои незрячие глаза. – Но жизнь не всегда складывается так, как этого хочется. По этому поводу можно ворчать и жаловаться, а можно делать все, что тебе позволяют твои возможности.

Нэд выпил еще эля.

– Думаю, я предпочту ворчать и жаловаться.

– А я считаю, что всегда надо максимально использовать свои силы.

Нэд пристально посмотрел на цитадель. Окутанный мраком ночи внутренний двор был полон темных фигур, погрязших в пьяном кутеже. Это была его цитадель. Его внутренний двор. Его солдаты.

Нэд не просил об этой работе. Тут потрудилась жестокая судьба вместе с другими силами, которые находились за пределами его понимания. А этим силам уж точно было наплевать на его жалобы. Им так нравилось мучить его, что можно было предположить, будто они смакуют его страдания. Но ведь у него же есть право быть ко всему безразличным? Пусть безразличие не приносит плодов, но какой от них толк? Все равно в конце все имеет свойство разрушаться. И зачем тогда беспокоиться?

Нэд не хотел задавать этот вопрос, однако Оуэнс каким-то образом услышал его.

– А чего вам терять? – спросил провидец.

Нэд пропустил вопрос мимо себя, но и не проигнорировал его полностью.

– Когда я ослеп, то подумал, что потерял все, сэр. Понимаете ли, Легион был моей жизнью. Ведь помимо того, что я мог видеть будущее, я был еще и чертовски хорошим солдатом. А потом все закончилось. Я вернулся домой и три года подряд выращивал картошку и жалел себя. Но в один прекрасный день я понял одну вещь. Вернее две.

– И что же…

– То, что я ненавижу картошку. Ненавижу ее вкус. Ненавижу ее кожуру. Ненавижу ее выкапывать. Ненавижу ее и вареную, и пареную, и жареную. Ненавижу все, что с ней связано. Чертова картошка! Чтоб того бога, который ее придумал, сифилис разразил!

Провидец плюнул с башни и показал небу неприличный жест.

– Кроме того, я понял, что слепота – не самое плохое, что могло со мной случиться. Ведь всегда есть люди, которым еще хуже. И как мне кажется, в этом мире полно трагедий и пострашней, чем у провидца, который слышит будущее, и человека, который не может умереть.

– Ты…

– Нет, понимаю. Никому из нас не хочется быть здесь. Но мы здесь. И, может быть, пока это так, нам стоит постараться извлечь из этого пользу. – Оуэнс направился к люку. – Эль можете оставить себе, если хотите.

Нэд откупорил фляжку и поднес ее к губам. Но что-то заставило его помедлить. Он был плохим командиром. Он не мог спасти Людоедский отряд. Но что ему было терять? Напиться он всегда мог позже. Да и не было такого правила, которое запрещало бы ему жалеть себя, выполняя при этом работу. В любом случае, не мог же он совсем все испортить!

Он остановил Оуэнса, который уже начал спускаться по крутым ступенькам.

– Спасибо, но мне это не понадобится.

Недолго думая, Нэд бросил фляжку. Она пролетела по воздуху и попала прямиком в лицо Оуэнсу, отчего тот рухнул и с грохотом покатился по ступенькам. Каждый глухой удар, каждое проклятие, которое выкрикивал падающий провидец, заставляло Нэда морщиться и вздрагивать. После короткого затишья сквозь люк донеслось слабое эхо.

– Я в порядке. По-моему, сломал руку, но я в порядке.

Вечно Живой Нэд взглянул на небо, но грубые жесты придержал при себе.

– Это будут долгие, долгие шесть месяцев, – подумал он.