"Защита Лившица: Адвокатские истории" - читать интересную книгу автора (Лившиц Владимир)

Диатомовый планктон

Я часто ловлю себя на мысли о том, что, сталкиваясь по своей адвокатской работе с какой-либо ситуацией, начинаю вспоминать, что я делал в тот день. В этом нет никакого профессионального смысла – просто любопытно сопоставлять свою жизнь с жизнью другого человека, думать о том, что, когда я сидел у тещи на блинах, кто-то залезал в чужую форточку или разбивал чужой череп. А потом таинственным образом наши пути переплелись.

6 октября 1996 года в Ростове впервые отмечали День города. Основное действо происходило вечером на Театральной площади. Пришли тысячи людей, на огромной сцене выступали отцы города и эстрадные звезды. Их сияние время от времени затмевал праздничный салют из армейских гаубиц.

В тот день после долгого перерыва заработал фонтан в парке рядом с площадью. Разноцветные струи воды под музыку изливались на мощные каменные торсы строителей нового общества.

У меня есть детская фотокарточка: на фоне этого фонтана молодой отец в модном пиджаке обнимает нас с сестрой. У меня в руках мороженое, капли которого через секунду упадут на светлые штанишки. Но это уже останется за кадром в том счастливом времени, когда я даже не подозревал, что фонтан работает не сам по себе, а управляется людьми из помещения под каменной лестницей. Там кто-то таинственный и невидимый открывает заслонки, поворачивает краны, включает мощные насосы. Да я и не поверил бы в это, как не поверил бы и в то, что подарки на Новый год кладут под елку родители.

То счастливое время ушло вместе с верой в Деда Мороза. Но не бесследно. Вместо Деда Мороза мы, повзрослев, верим в то, что беды и несчастья всегда происходят с другими, мы живем с уверенностью в том, что все у нас будет хорошо. Мне вообще кажется, что отсутствие такой уверенности несовместимо с жизнью.

Фонтаном в День города управлял пожилой осетин. Вечером, когда уже гремел салют, в насосную пришел его внук Аслан с друзьями. Среди друзей был и Саша Герасимов, будущий мой клиент. Быстро накрыли стол, налили по чуть-чуть, закусили кое-чем, снова налили. Всем им было чуть больше двадцати, поэтому никто не обращал внимания на то, что водка была самодельная, стаканы пластиковые, а закуска из консервов. В двадцать лет такие мелочи не имеют значения.

Позже, когда Саша уже находился под стражей, мне так и не удалось найти всех, кто сидел в тот вечер за столом. Кто-то срочно уехал из города, кто-то внезапно заболел. Так часто бывает, когда со знакомыми случается неприятность.

В какой-то момент в насосную зашел приятель Аслана, некто Витек. Он пришел на площадь посмотреть салют, был уже пьян и агрессивно настроен. Витька усадили за стол, ему налили, и застолье продолжилось.

После третьей у нового гостя возникла потребность выяснить отношения. Витька очень интересовало, уважает ли его Аслан. Аслан его уважал, но как-то не так. И смотрел он как-то не так, и цвета был не такого. Кроме Аслана, никто в компании Витька не знал, поэтому в спор с ним не вступали – просто удивленно посматривали в его сторону. Но тоже как-то не так.

У каждого из нас есть знакомые, чьи достоинства очевидны лишь им самим. С людьми, имеющими такую патологию, очень трудно общаться, особенно пить водку.

В какой-то момент за столом стало слышно только Витька. Саша, сидевший рядом, обнял соседа и попытался его успокоить.

Витек оживился – наконец был найден объект.

Он сбросил Сашину руку с плеча и попытался встать из-за стола, но, не удержавшись, схватился за скатерть и потянул за собой все, что на ней находилось. По закону жанра салат, бутерброды и водка оказались на штанах Витька, а сам он – на полу. Дальше – безадресная ненормативная лексика и приглашение выйти поговорить.

Но драки не получилось. За дверь вышли всей компанией, пытаясь урезонить Витька и помогая ему отряхнуть салат со штанов. В итоге все получили характеристики козлов, с которыми не о чем говорить, и с этим гость удалился. Через полчаса о Витьке все забыли, и больше его никто не видел. Никогда.

Разошлись под утро. Фонтан уже не работал, ветер гонял по площади пустые пластиковые стаканы, обрывки афиш и рано опавшую листву. Впереди были еще два выходных, чтобы отоспаться, и долгая счастливая жизнь.

В понедельник утром Саша пришел на работу. Пожалуй, «на работу» – это громко сказано: с однокурсником Чапой они арендовали часть комнаты в проектном институте и нелегально разрабатывали несложные компьютерные программы на продажу. Чапа был профессиональным хакером, жил в виртуальном пространстве и лишь иногда, не отрываясь от монитора, поедал пирожки. Реальный мир ему был малоинтересен. Саша, напротив, считался крутым бизнесменом, обеспечивал Чапу заказами и не собирался всю жизнь есть пирожки. В перспективе было расширение бизнеса до берегов Атлантического океана, а возможно, и дальше.

Сегодня ожидались хороший заказчик и пополнение бюджета фирмы. Саша заварил чай, и в это время в комнату вошел пухлый блондин.

– Кто Герасимов? – спросил он, как-то уж очень по-хозяйски оглядывая комнату.

– Это я, – ответил Саша, – присаживайтесь.

– Еще успеем, – ответил гость и поманил Сашу к себе. – Есть разговор.

Удивившись странности заказчика, Саша уже приготовился сказать, что у них с Чапой нет секретов друг от друга, как вдруг Пухлый шагнул к Саше, схватил его за руку и ловко повалил на пол. Через секунду Саша лежал в наручниках, застегнутых за спиной.

– Уголовный розыск! – рявкнул Пухлый и вместе с неизвестно откуда появившимся милиционером в форме поднял задержанного на ноги.

На глазах обалдевшего Чапы Сашу увели.

– Палыч, принимай! – крикнул Пухлый кому-то и втолкнул Сашу в кабинет.

Это была маленькая, вытянутая в длину комната, прокуренная, заваленная какими-то папками и кульками. Справа на гвозде висела милицейская шинель с капитанскими погонами.

Саша не сразу заметил стоящего в углу Палыча, темноволосого крепыша лет тридцати, с усиками.

– Ну что, Шурик, набегался? – ласково спросил Палыч, гася сигарету. – Мы тут с ног сбились тебя искать.

Палыч явно был владельцем шинели.

– А что, собственно, произошло? – пытаясь выдавить из себя улыбку, спросил Саша. – Я ни от кого не бегал и никуда не прятался.

– Да ладно, не гони, братан. Сам знаешь, почему ты здесь, – Палыч подмигнул, давая понять, что им все известно.

– Я, правда, не знаю, – ответил Саша, припоминая, что в его жизни могло бы вызвать интерес милиции. Кроме нелегального доступа к чужим компьютерным программам в голову ничего не приходило. Но это еще не криминал.

– Слышь, ты из себя целку не строй, – Палыч подошел к Саше вплотную, излучая запах турецкого одеколона и табака. – Будешь себя правильно вести – домой пойдешь, а будешь выё… – сам знаешь, что будет. Садись, – Палыч слегка толкнул Сашу в грудь, как бы приглашая садиться на стоящий сзади стул.

Саша сделал шаг назад, пытаясь сесть на предложенный ему стул, но стула сзади не оказалось. В наручниках было трудно удержать равновесие, и он упал на пол, больно ударившись локтем. В кабинете раздался веселый смех. Пухлый убрал из-под Саши стул, и эта шутка очень понравилась присутствующим. Вдоволь насмеявшись, Пухлый помог Саше подняться.

– Не ушибся, Шурик? – участливо спросил он. – Надо ж по сторонам смотреть.

– А они все так – сначала делов наделают, а потом по сторонам смотрят, – продолжил мысль Палыч. – Так, Шурик? Наделал делов? – и, подождав, когда Саша встанет на ноги, коротким и точным движением ударил его в живот.

Пока Саша стоял на коленях и ловил ртом воздух, Палыч, делая вид, что ничего особенного не произошло, достал из папки несколько черно-белых фотокарточек.

– Смотри на свою работу, падла, – приказал Палыч.

На фотокарточках был изображен в разных ракурсах безобразный распухший труп. Сашу передернуло от отвращения, и он отвернулся.

– Что, страшно?! – Палыч схватил Сашу за волосы и притянул к себе. – А когда Витька убивал, не страшно было?

Саша мгновенно догадался, с чем было связано его задержание и весь этот спектакль. Его подозревают в каком-то убийстве, и это недоразумение скоро прояснится! Неожиданно ему стало легче на душе, потому что исчезла неизвестность. Сейчас он все объяснит, и его отпустят, а с Палычем он разберется потом. И с Пухлым тоже.

Саша улыбнулся. В этот момент он представил, как вечером будет рассказывать Чапе о своем приключении и о том, как он достойно вел себя с ментами. У Чапы есть соседка, а ее муж, подполковник, работает в управлении. Как-то у Чапы забрали водительские права, и, стоило подполковнику куда-то позвонить, права сразу же вернули. Вот через него он с Палычем и разберется. Сумев наконец вздохнуть, Саша поднялся на ноги. Он был готов к любым вопросам.

– Не слышу ответа! – Палыч, не отрываясь, смотрел на Сашу.

– Во-первых, я никого не убивал и не знаю никакого Витька, а во-вторых, не надо меня оскорблять, – думая о подполковнике, ответил Саша.

– Ой, извините, Александр Григорьевич, – почти пропел Палыч, обходя Сашу со спины, – мы погорячились…

– И снимите наручники, – осмелев, продолжил Саша и вдруг почувствовал, как Палыч сзади схватил его за уже онемевшие руки и резко поднял их вверх. Саша согнулся в унизительной позе.

– Ты, сука, будешь отвечать на мои вопросы! Понял?

Подполковник был очень далеко, а Палыч здесь и сейчас выворачивал Саше руки и, похоже, не собирался на этом останавливаться.

В это время кто-то вошел в кабинет. Палыч отпустил Сашу. У двери стоял высокий мужчина в галстуке с утомленным выражением лица. По реакции Палыча и Пухлого Саша понял, что это начальник. Начальник и Палыч обменялись многозначительными взглядами.

– Что у вас? – спросил Начальник.

– Работаем, – доложил Палыч. – Пока тишина.

Саша понял, что Начальник в курсе дела, но не знает, чем тут занимается Палыч. Ему надо все объяснить, и он поймет.

– Гражданин начальник, – Саша повернулся к Начальнику лицом, – я никакого отношения к этому, – Саша кивнул на фотокарточки, – не имею. Честное слово. Пусть проверят, это просто какой-то бред, поверьте!

– Сиди на месте! – Палыч, надавив на плечо, усадил Сашу на стул.

Начальник даже не посмотрел в Сашину сторону и, глядя на Палыча, процедил сквозь зубы:

– Детский сад! – и, уже в дверях, бросил Палычу: – Зайди!

Палыч вышел из кабинета вслед за Начальником, и Саша остался наедине с Пухлым.

Пухлый, почти Сашин ровесник, был, видимо, стажером или совсем молодым опером, еще не испорченным трудной работой. Саша решил использовать отсутствие Палыча и обратился к Пухлому:

– Слушай, я правда не знаю, о чем речь.

– Шурик, я бы тебе поверил, но факты, пойми, – тон Пухлого был миролюбивым, почти дружеским. – Ты что ж думаешь, мы просто так людей сажаем? Просто так у нас никого не сажают, пойми.

– Я понимаю. Но ведь может быть ошибка. Зачем сразу руки распускать.

– Ты Палыча прости. У него контузия была. Он вообще-то опытный опер, его обмануть невозможно. Просто иногда переклинивает человека. Тут ночами не спишь, в засадах сидишь, сутками дома не бываешь, пойми.

Пухлый присел на край стола рядом с Сашей и, периодически поглядывая в сторону двери, заговорил вполголоса доверительным тоном:

– Я иногда его сам боюсь. Он бешеный, пойми. Такое вытворяет… Беспределыцик, короче. Лучше его не злить. – Пухлый приобнял Сашу за плечо: – Пока он не пришел, расскажи мне все как было. Ты ж на День города у Аслана был? С Витьком ругался?

Видя, что Саша утвердительно кивает головой, Пухлый вдохновенно продолжил:

– Вот видишь. Расскажи, тебе сразу легче станет, а мы с тобой потом придумаем, как тебе помочь. Может, там необходимая оборона была или аффект.

Саша с изумлением смотрел на Пухлого, еще надеясь, что тот шутит. Но Пухлый, кажется, не шутил.

Вот было бы здорово, думал Пухлый, если бы ему удалось сразу же расколоть этого субчика – на голой психологии, без Палыча и всяких там спецприемов. Сразу бы зауважали, поняли бы, что он настоящий сыщик. Ради этого уважения Пухлый, собственно говоря, и пошел работать в розыск. Ни в армии, ни раньше, в техникуме, Пухлому этого добиться не удавалось.

– Какая оборона? Какой аффект? – так же вполголоса заговорил Саша. Поверив в искренность Пухлого, он стал рассказывать о том, как они сидели у Аслана за столом, как пришел и ушел Витек, как разошлись под утро по домам. Саше казалось, что до прихода Палыча он сумеет убедить Пухлого в том, что никакого отношения к безобразному трупу не имеет.

– Там же целая толпа была, – Саша вдруг удивился этой простой до гениальности мысли. – Ты спроси у людей, у Аслана спроси!

– Мы уже спрашивали, пойми, – печально вздохнул Пухлый.

– И что они сказали? – обрадовался Саша.

Пухлый снова вздохнул:

– Не в твою пользу. Я ж тебе говорил, что мы просто так не задерживаем.

Саша не успел ничего возразить, потому что в этот момент в кабинет вошел Палыч. В руках у него был небольшой пластмассовый ящик черного цвета. Палыч поставил ящик на стол:

– Детектор лжи, – Палыч любовно погладил крышку ящика. – Сейчас мы тебя проверим, сейчас мы все о тебе узнаем.

Вообще-то Палыч был на все руки мастер и большой выдумщик. Он мог и утюг починить, и крышу перекрыть, и «москвич» с закрытыми глазами разобрать. Обстоятельный мужик, крепкий. Детектор лжи он сам придумал и очень этой придумкой гордился. На самом деле это был обычный полевой телефон. Крутишь ручку и вопросы задаешь. Напряжение маленькое, а сила тока большая: убить не убьет, но язык развяжет быстро. Учебник физики для средней школы. И никакой тебе психологии. Потому что не любил Палыч все эти заумные разговоры и вообще всякого рода интеллигентов и педерастов. Вот если бы он был начальником…

Пухлый многозначительно посмотрел на Сашу – я, мол, тебя предупреждал – и, открыв ящик, стал вытаскивать из него разноцветные проводки. Эти проводки он старательно прикрутил к Сашиным мизинцам, проверил, хорошо ли держатся… Ну вот, готово. Можно начинать.

– Ну что, Шурик? Будем разговаривать или как? – Палыч закурил, медленно выпустил дым Саше в лицо.

– Я уже все ему рассказал, – кивнул Саша на Пухлого.

– Значит, «или как», – и Палыч несколько раз энергично крутанул ручку аппарата.

Саша никогда не знал, что может так орать. Бывает, что дотронешься случайно до оголенного электрического провода, вскрикнешь, вспомнишь мать и мгновенно отдернешь руку. А когда это длится несколько секунд, в течение которых кажется, что лопаются глаза и останавливается дыхание, тогда забудешь и про мать, и про все на свете. И орать будешь так, как делал это в тот момент Саша. И расскажешь все, что нужно.

Палыч это хорошо знал. Он хоть и не любил интеллигентов и педерастов, но хорошо изучил всех этих людишек, состоящих из одного говна.

Пухлый в это время навалился на Сашу сзади, не давая испытуемому пошевелиться и порвать так аккуратно прикрученные проводки.

– Больно, Шурик? – участливо спросил Палыч. – Наверно, что-то замкнуло. Сейчас еще разик попробуем.

При одной мысли о еще одном разике Саша покрылся холодным потом:

– Я же все рассказал, я больше ничего не знаю, – у него еще оставалась надежда на то, что добряк Пухлый его поймет, Палыч поверит, а Начальник из соседнего кабинета придет на помощь. – Люди вы или нет?!

– Нет, Шурик, мы не люди. Мы менты, пойми, – философски заметил Пухлый, – работа у нас такая, – и снова навалился на Сашу сзади.

А что делал я в это время?

С утра бегал по делам, просил и требовал, ругался и убеждал, договаривался и вникал в ситуации. Обычный рабочий день. Вечером жена сказала, что несколько раз звонил какой-то парень – вроде бы кого-то увезли в милицию и не выпускают, спрашивал, как меня срочно найти. Женщина звонила– напомнила, что завтра кассационное рассмотрение ее дела. Больше вроде бы ничего. У тещи на блинах не был.

Пухлый тем вечером поведал матери – своему единственному восхищенному слушателю, как он раскрыл очередное убийство благодаря умелой оперативной работе. И она радовалась успехам сына.

А Палыч, испив за ужином пару бутылочек пива, смотрел вполглаза телевизор и рассказывал сидящему на коленях сыну о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Сын, найдя в шкафу старую отцовскую фуражку, с которой начинается родина, с гордостью примерял ее перед зеркалом. Папа ловит преступников. Папа большой и сильный.

Ни мама Пухлого, ни сын Палыча, ни множество других людей не знали, что человек состоит из одного говна. Саша тоже этого не знал до встречи с Палычем.

После очередного разика он попросил бумагу, ручку и чистосердечно, без всякого давления, а только из желания помочь следствию написал, как он на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений убил Витька. Ударил его ножом в голову. Дата, подпись. Все, Шурик! В нашей стране жить и ни разу не сидеть – это в падлу, пойми.

Теперь можно звонить Вове – следователю прокуратуры.

Труп Витька был обнаружен в субботу утром недалеко от понтонного моста в протоке Зеленого острова.

Следователь Вова выезжал на место и провозился почти все выходные. На голове трупа в правой височной области была глубокая рана – явный признак насильственной смерти. Сразу же было возбуждено уголовное дело по факту умышленного убийства. Установили личность потерпевшего, место жительства, связи и тех, кто последний видел Витька. Его приятель показал, что они смотрели на салют, потом Витек ушел в насосную к Аслану. Вечером взяли Аслана. Но он не при делах – отпустили. Вышли на Герасимова, с которым у Витька была ссора. Герасимов – ранее не судим, официально не работает, жену с ребенком бросил. Скользкий тип. Надо брать.

Следователь Вова за три года работы проявил себя как грамотный специалист, имел несколько поощрений, хорошие показатели в работе и был в резерве на повышение. Некоторые коллеги Вовы работали потому, что им нравилась власть, должностное положение, красная книжечка в кармане. Вова же относился к этому безразлично. Или почти безразлично. Конечно, приятно осознавать себя причастным к тайнам, быть в некотором роде избранным, но основной интерес следователь Вова видел в самом процессе познания неизвестного, в движении от нуля к единице, от тьмы к свету. Ему нравились новые ситуации, нравилось рассуждать логически, подмечать острым глазом, сопоставлять мелочи.

Вот и сейчас, прочитав «чистосердечное признание» этого Герасимова, Вова сразу же заметил такую мелочь. Герасимов писал, что убил Витька и ночью перетащил труп по улице, ведущей от Театральной площади вниз, к Дону. Там он бросил труп в воду. А труп был обнаружен в пяти километрах выше по течению! Как труп туда приплыл? Неувязочка… Значит, врет Герасимов, темнит.

При допросе в присутствии дежурного адвоката Герасимов полностью подтвердил то, что написал в «чистосердечном признании», добавил, что просит это учесть при назначении наказания. Следователь Вова хотел его немного «покрутить», поймать на противоречиях, но адвокат из-за спины Герасимова делал знаки, показывал на часы, мол, уже поздно, пора по домам.

Хорошо этим адвокатам – вольные люди, ни за что не отвечают, сроки у них не горят. А без них сейчас нельзя – право на защиту как-никак, даже у таких подонков, как Герасимов. Впрочем, как говаривал прокурор, процессуальный кодекс не догма, а руководство к действию. Нужен творческий подход.

За окном уже было темно, накрапывал противный мелкий дождь. Следователь Вова хоть и был человеком творческим, но с утра ничего не ел, хотелось домой, в тепло. Он брезгливо посмотрел на Герасимова: морда красная, помятый какой-то, взлохмаченный, взгляд отводит. Вот такие, как он, напьются до поросячьего визга, а потом мочат друг друга ножами.

Быстро подписали протокольчик и разошлись. Уходя, следователь Вова заскочил к Палычу и указал на неувязочку.

Утром мы встретились с Чапой. Он толком ничего не знал. Рассказал, что весь день простоял около райотдела. Дежурный говорил, что никакого Герасимова у них нет, хотя Чапа своими глазами видел, как Сашу утром туда привели. Он за ними на машине ехал. А вечером Сашу на милицейском уазике увезли в неизвестном направлении. Ночью у Саши дома был обыск, изъяли всю одежду, а зачем – неизвестно.

– Если бы что-то было, я бы знал, – Чапа не мог стоять на месте и описывал вокруг меня круги. – Как вы думаете, что это может быть?

Могло быть все что угодно, но по всем признакам – ничего хорошего.

Днем, после разного рода формальностей я встретился с Сашей. Года два назад мы встречались – они с матерью приходили консультироваться по квартирному вопросу. Других адвокатов Саша не знал и шепнул Чапе, чтобы нашел меня.

Со слов следователя Вовы я уже выяснил, о чем идет речь. Я никогда не спрашиваю у клиента, совершил ли он преступление. Сочтет нужным – сам скажет. Моя задача – оказать ему юридическую помощь, выяснить, доказана ли его вина. Не адвокатское это дело – судить или обвинять своего клиента. У государства и без меня достаточно для этого сил и средств.

Сашу ввели в кабинет. Шаркая по полу кроссовками без шнурков, он молча сел на привинченный к полу табурет.

– Я вас ждал вчера, – не поднимая глаз, сказал он. – Теперь, наверно, поздно.

– Давай поговорим, – предложил я.

Закурили. Я заметил, что у Саши дрожат руки.

– Вот, человека убил. Ножом в голову, – наконец произнес он и посмотрел на меня.

Что-то в его взгляде мне показалось странным. Я удивленно поднял брови, но Саша поспешно приложил палец к губам, показывая головой на стены и потолок. Нас, мол, прослушивают.

Конечно, это было не исключено, и даже очень не исключено, но не имело в данной ситуации никакого значения. Я увидел перед собой сломанного человека, которому нужна не только юридическая помощь. И я уже прекрасно понимал, что могло быть за те сутки, пока дежурный заверял Чапу, что никакого Герасимова в райотделе нет.

Саша наклонился к моему уху и отчетливо прошептал:

– Я никого не убивал. Помогите мне, – и снова сел на табурет.

Любой адвокат знает, что защищать невиновного человека намного сложнее, чем остальных. Остальным можно уменьшить срок, изменить квалификацию действий, исключить пару эпизодов. Это решаемые задачи. Это технология. Но когда речь идет о невиновности, это уже политика. Вся наша демократическая система судопроизводства становится на дыбы, чтобы этому воспрепятствовать, потому что просто так у нас не сажают. Пусть меня поправят, если я ошибаюсь.

Сломанный человек – не боец. Для того чтобы бороться, нужно сначала выпрямить спину и поднять голову. Поэтому я сказал:

– Какого черта ты шепчешь?! Скажи это громко!

Саша съежился и молчал.

– Говори, – я показал на стены и потолок, – пусть все слышат!

– Я не убивал, – произнес Саша. И вдруг, закрыв лицо руками, заплакал, как ребенок.

– Суки, гестаповцы, я их ненавижу! – всхлипывая, он несколько раз в отчаянии ударил кулаком по столу. – Не-на-ви-жу!!!

Саша рассказал мне обо всем, что с ним произошло. После того как следователь Вова обратил внимание Палыча на неувязочку, Сашу повезли в изолятор. Но не сразу. По пути заехали на Зеленый остров к понтонному мосту, возле которого был найден труп Витька. Палыч сказал, что сейчас застрелит Сашу при попытке к бегству, и достал пистолет. После этого прямо в уазике Саша написал еще более чистосердечное, чем прежде, признание о том, как в коляске мотоцикла Аслана вывез труп на Зеленый остров.

В то время, когда мы с Сашей разговаривали, следователь Вова с Палычем выворачивали наизнанку коляску мотоцикла, который без аккумулятора уже третий месяц стоял в сарае у Аслана. Самого Аслана родители сразу после допроса срочно отправили в Осетию к родственникам и этим, я думаю, уберегли от чистосердечных признаний. В коляске видимых следов крови обнаружить не удалось.

Пухлый в это же время прибыл на место убийства и в присутствии понятых составлял протокол. На асфальте возле насосной были зафиксированы пятна, похожие на кровь. Уже значительно позже оказалось, что это гуашь от размытого дождем плаката с поздравлениями в честь Дня города.

Понимая, что нам надо идти хотя бы на полшага впереди следователя Вовы, я поехал в судебно-медицинский морг, чтобы первым узнать причину смерти Витька.

В морге и на кладбище люди начинают размышлять о вечном. О том, например, как суетна и быстротечна жизнь, каким несовершенным и хрупким оказывается тело, и где в нем хранится любовь, ненависть, страх, талант, вера. Куда потом все это уходит, и остаются ли следы…

Я вспоминаю, как первый раз попал на вскрытие, а потом бежал к ближайшему умывальнику со скудным студенческим завтраком в носовом платке. Санитар морга в клеенчатом фартуке, вскрывая чью-то уже бездушную грудную клетку, советовал представлять себе свиную тушу или курицу. Будешь думать, что это человек, – снова побежишь к умывальнику. Это мнение профессионала.

Может быть, Палыч как профессионал прав? Просто у нас разные профессии.

Зажав нос платком, я взлетел на третий этаж к экспертам. Выясняю, что труп уже вскрыли, но результаты еще в черновиках. Эксперт, который вскрывал, уехал после дежурства и будет через два дня, а машинистка завалена работой и напечатает акт не раньше чем через неделю. Результат можно будет узнать только у следователя.

С помощью коробки конфет мне удалось завязать дружескую беседу с машинисткой. Она из кипы бумаг вытащила журнал, нашла нужную страницу и дала на нее взглянуть. Только быстро.

У экспертов-медиков почерк не лучше, чем у врачей, но я неожиданно выхватил из всего текста то, что мне было нужно. Всего два слова. Два замечательных слова, слившихся в единой ритмической фигуре: диатомовый планктон. В результате гистологического исследования в легких Витька был обнаружен диатомовый планктон, дай ему бог всяческого здоровья! Для кого-то, может быть, это просто непонятное словосочетание, а для нас с Сашей это звучало как бетховенская ода «К радости», причем финальная ее часть.

Диатомовый планктон – это такие одноклеточные водоросли. Они не могут противостоять течению и являются пищей для других обитателей водоемов. При утоплении человек совершает дыхательные движения, и планктон вместе с водой попадает в организм. Поэтому обнаружение диатомового планктона служит доказательством наступления смерти от утопления.

Если планктон оказался в легких, значит, Витек попал в воду живым, значит, никаких колясок от мотоцикла не было и быть не могло. И не зря я носил свой бывший завтрак в носовом платке.

Теперь я был на три шага впереди следователя Вовы. А с Палычем мы разберемся и без подполковника.

Пытки в прокурорской практике стыдливо называют «применением недозволенных методов ведения следствия». Жалобы по этому поводу считаются дешевым адвокатским приемом. Обычно, не установив по прошествии месяца синяков и ссадин на теле задержанного, прокуратура с чистой совестью отвечает, что жалоба рассмотрена, тщательно проверена, но доводы не нашли своего подтверждения.

Наш случай был более оригинальным, чем многие другие. Я не знаю, принадлежит ли Палычу авторство именно такого «недозволенного метода», но в тот раз я встретился с ним впервые.

Прокурор прочитал мою жалобу с живым интересом – надо же, что придумали! Я, правда, не совсем точно уловил – ко мне это относится или к Палычу.

– Все понятно, – моя жалоба аккуратно легла в папку «С личного приема». – Мы вас уведомим в течение месяца.

Живой интерес тут же сменился озабоченностью другими неотложными делами, и в глазах прокурора я уже читал: «Ваша жалоба рассмотрена… доводы не нашли своего подтверждения». Да и как же им найти свое подтверждение, если дело об убийстве Витька дало рост раскрываемости по итогам девяти месяцев на восемнадцать процентов, что на три и две десятых процента больше, чем за тот же период предыдущего года.

Я и сам понимал, что нашим доводам будет очень трудно самостоятельно, без помощи прокуратуры, найти свое подтверждение. Поэтому, собственно говоря, мы к вам и обращаемся как к гаранту законности в этом отдельно взятом районе. Помогите доводам найти свое подтверждение. Помогите человеку восстановить справедливость. Назначьте экспертизу и тогда с чистой совестью ответьте, что жалоба тщательно проверена и дешевый адвокатский прием, как всегда, не сработал. Заранее благодарен.

Для того чтобы обнаружить на теле человека электрометки, необходимо вырезать кусочки кожи с пораженными местами. По-простому это называется биопсией.

Эксперты давно и успешно занимались электрометками, но только на уже мертвых телах. Вырезаешь на трупе кусок кожи размером, допустим, десять на десять сантиметров и спокойно исследуешь. Когда эксперты узнали, что предстоит исследовать кожу живого человека, они собрались в кабинете заведующего и стали обсуждать оригинальный случай. Такое в экспертной практике тоже было впервые. Палыч, как оказалось, дал мощный импульс развитию науки.

В операционную Сашу ввели под конвоем. Сержант, похожий на юного пионера, встал на пост у двери. Он с живым интересом слушал разговоры присутствующих о том, в связи с чем проводится экспертиза. Когда дверь в операционную закрылась и мы остались вдвоем, сержант сделал безапелляционный вывод:

– Брехня все это. Я бы никогда не признался, если бы не убивал.

Многоопытный ты мой пионер-герой, много ли всей этой брехни видел ты на своем веку? Веришь, наверно, что с тобой никогда ничего подобного не произойдет. Я желаю тебе и всем остальным, чтобы так оно и было.

Как это ни покажется странным, точечные ссадины на мизинцах Герасимова оказались электрометками. Такие повреждения имеют настолько характерные признаки, что их невозможно с чем-то перепутать. Этого, однако, оказалось недостаточно для того, чтобы доводы нашли свое подтверждение. Тщательной проверкой было установлено, что Герасимов, находясь в камере, пользовался самодельным кипятильником. В результате неосторожного обращения с этим устройством его пару раз и шарахнуло током. Причем первый раз в верхнюю фалангу правого мизинца, а второй раз – в верхнюю фалангу левого мизинца. Это подтвердили два бомжа, находившиеся в одной камере с автором жалобы. В совокупности с объяснениями Палыча и Пухлого версия звучала убедительно. Во всяком случае для гаранта законности. На основании изложенного доводы уткнулись в бетонную стену камеры, в которой никогда не было ни одной электрической розетки, и опять не нашли подтверждения.

Вышестоящий Гарант официально согласился с таким ответом, но неофициально заметил, что все это, конечно, безобразие и надо с этим бороться. Но есть и более серьезные вопросы. Преступность растет, текучесть кадров в милиции огромная, работать за мизерную зарплату никто не хочет.

– Ребята работают на пределе, иногда срываются, – рассчитывая на мое понимание, сказал Гарант. – Мы не можем работать в белых перчатках.

– Да, конечно, – понимающе кивнул я, – поэтому работаете в клеенчатых фартуках.

К тому времени результаты исследования трупа Витька с начинкой из диатомового планктона были у следователя Вовы на столе. Дальнейшие действия носили чисто технический характер. Через несколько дней Саша вышел на свободу с чистой совестью и грязными бинтами на мизинцах. Никакого желания разбираться с Палычем и искать новых приключений у него не было. Течение понесло Сашу дальше.

Через несколько дней Саша позвонил и попросил сходить с ним в прокуратуру за паспортом. Чтобы навсегда поставить точку в этой истории и больше никогда к ней не возвращаться.

Мы попали как раз в обеденный перерыв.

Из-за закрытой двери кабинета следователя Вовы доносились звуки ударов и голоса:

– Вова, делай! – удар.

– Два-два! Убери руки! – еще удар. Саша заметно побледнел и остановился.

– Я туда не пойду…

Я толкнул дверь. В кабинете вокруг стола стояли несколько человек, в том числе следователь Вова и Палыч. Они играли в нарды, а остальные яростно болели.

– Три-пять! Вова, делай!

Вова сделал ход и повернулся в мою сторону, пока Палыч кидал кости.

– Привет! Вы по делу?

– Мы паспорт хотим забрать, – я кивнул в сторону Саши, стоявшего у двери.

– Нет проблем, – не отрываясь от доски, следователь Вова вытащил из сейфа паспорт и бросил его на стол. – Палыч, мой ход.

– Это все? – спросил я.

Следователь Вова недоуменно посмотрел на меня – а что, мол, еще?

Действительно, что еще? Я по наивности подумал, что следователь Вова, имея хорошие показатели в работе, найдет пару теплых слов для Саши Герасимова. Он, наивно полагал я, скажет от имени государства и от себя лично: извини, мол, старик, бывают ошибки. Может, что-нибудь про белые перчатки. Но он этого не сказал, потому что были более серьезные вопросы. Палыч сделал удачный ход.

Мне очень хотелось взять доску вместе с фишками и долбануть Вову по рыжей башке. Но я этого не сделал, потому что башка Вовы принадлежит государству.

Вот такой удачный конец был у этой адвокатской истории. Все остальное лежало уже за рамками уголовного дела и не относилось к моим профессиональным обязанностям.

Как-то вечером – была уже зима – Саша стоял у окна и увидел, как во двор въехал уазик. Из него вышли двое в гражданской одежде и посмотрели вверх.

Саша заметался по комнате, и в этот момент в дверь позвонили. Вместо двери Саша открыл окно и шагнул вниз с девятого этажа. Постояв у двери, соседка из восемнадцатой квартиры вернулась к себе и сказала ждавшему у телефона Чапе, что Саши нет дома. Пусть звонит позже. И повесила трубку.

Конечно, не адвокатское это дело – судить своих клиентов. Кто-то не может противостоять течению, кто-то оказывается не в том месте, не в то время и становится пищей для других. И пусть те, кто обвинит Сашу в малодушии, поставят себя на его место. Станут ли они пионерами-героями, превратятся ли в одноклеточную водоросль или найдут другой способ существования? Это, как говорят юристы, вопрос факта.

Палычу в этом смысле не повезло. Через полгода после смерти Саши он работал над раскрытием грабежа и шел по горячим следам. На пути оказалась группа вчерашних школьников, возвращавшихся с выпускного бала. Я не знаю, было ли раскрыто преступление, но один из группы стал инвалидом по зрению. Случайно несколько раз ударился об угол стола. Вместо поступления в институт мальчику пришлось ходить с мамой по лечебным учреждениям. А папа мальчика был работником городской администрации. Поэтому Палыч оказался в Нижнем Тагиле, где отбывают наказание бывшие сотрудники. Интеллигентом Палыч не стал, а об остальном мне неизвестно.

Пухлый добился наконец уважения. Он работает в управлении, руководит другими, и его мама радуется успехам сына.

Фонтан в парке работает по-прежнему, а я продолжаю просить и требовать, ругаться и убеждать, договариваться и вникать в ситуации. В общем – все как обычно.