"Грешная женщина" - читать интересную книгу автора (Иган Дениза)

Глава 1

Бостон, штат Массачусетс

1854 год

Дрожа на ветру, продувавшем насквозь пристань Лонг-Уорф, Морган прищурилась и посмотрела на контору капитана Монтгомери. Последняя комната в длинном, высоком кирпичном здании – последняя комната, последняя на этаже.

Морган посмотрела на черные окна, и в горле встал комок. Она несколько раз коротко, прерывисто вздохнула. Неужели она все-таки решится? Если ее арестуют, полиция легко свяжет ее с убийством мужа, которого она оставила мертвым на полу в спальне. Перед глазами возник образ палача в черном капюшоне. Он накинул веревку ей на шею и плотно затянул ее руками в перчатках, а из глаз его смотрела смерть. Горло перехватило. Нет, она не может рисковать…

Ледяной ветер насквозь продувал грязный плащ и когда-то чистое атласное платье. Пряный океанский воздух, смешанный с резким запахом мокрого дерева, обжег легкие. О, разве выдержит она еще одну такую ночь, как прошлая, – в сыром переулке, прячась от бродившей там шайки пьяных головорезов?! Если ее найдут они, что ужаснее – изнасилование или виселица?

Головорезы живут здесь, а палач – в Филадельфии.

Морган скользнула к концу здания, отыскала закрытое ставнями окно и старую доску. Потом глубоко вдохнула, чтобы укрепиться в своем решении. Она может это сделать: они с Эми часто вытворяли подобные шальные проделки.

Морган с силой двинула доской по окну. Дерево затрещало, стекло зазвенело, но все звуки заглушили волны, разбивавшиеся о пристань. Морган встала, на цыпочки и заглянула в зияющую дыру. Силуэты мебели ласкали взор – эдакие спящие друзья обеспеченных служащих. Уважаемых, честных людей.

Подумав о том, как мерзко она отличается от таких людей, Морган схватилась за подоконник и подтянулась, пытаясь найти ногами опору на грубых камнях. Через минуту Морган проскользнула в окно и с грохотом упала на пол, благодаря судьбу за то, что оборки кринолина и нижних юбок не дали ей порезаться осколками стекла. Откинув капюшон, Морган поднялась на ноги и поправила светлый парик, от которого чесалась вся голова. Взгляд упал на печку с чайником и коробку угля. Тепло!

В мгновение ока она зажгла масляную лампу и разожгла печку. Отогревая над ней замерзшие пальцы, Морган рассматривала хорошо обставленную контору. Похоже, со времени их последней встречи капитан Монтгомери хорошо поправил свои дела. Впрочем, это неудивительно. Во время того пагубного плавания через Атлантический океан два года назад он хладнокровно провел корабль сквозь ураган и привел его в порт раньше, чем предполагалось. Монтгомери властвовал не только над судком, но и над самим Посейдоном. Да еще и выкраивал время, чтобы предложить ей, скорбящей новоиспеченной вдове, утешение и поддержку, которые она опрометчиво отклонила, чтобы выскочить замуж за человека, которого едва знала.

Сердце Морган сжалось. Скорбящая вдова тогда, грешница из Филадельфии сейчас. Ее последние поступки наверняка вызовут отвращение у такого правильного капитана, пусть и с мягким взглядом.

Морган посмотрела на глобус, на рисунок бостонской гавани и задержала взгляд на столе из черного орехового дерева. В углу стола стояла банка с желатиновыми конфетами. Конфеты! O-o-o! Пустой желудок радостно сжался, и Морган метнулась через всю комнату к столу.

Она сорвала крышку с банки и сунула в рот сразу несколько желатинок. Еда! О, сладкая, восхитительная еда! Может, здесь есть еще что-нибудь? Роясь в ящиках стола, она обнаружила коробку с чаем. Через несколько минут Морган Тернер, вдова Ричарда Тернера, и Чарльза Уэдерли, и Барта Драмлина, бывшая леди Морган Рейнольдс из Уэстборо, приступила к обеду, состоявшему из желатиновых конфет и черного чая.

Нахмурившись, Уорд Монтгомери протянул Робу шляпу и трость и шагнул в свой превосходный новый экипаж.

– Я бы предпочел пройтись до пристани пешком, Роб.

Роб, высокий, как Монтгомери, и худой, как Байрон, просто пожал плечами, годы общения сделали его равнодушным к печально известному сердитому взгляду Уорда.

– Вашим лошадям необходим моцион, сэр. Кроме того, какой смысл держать экипаж, если вы им не пользуетесь?

– Я купил его, потому что ты настаивал, – ответил Уорд, поерзав, чтобы умостить на кожаном сиденье свое крупное тело. Эти проклятые штуки, думал он, рассчитаны на мужчин, сидящих на знаменитой уксусно-картофельной диете Байрона, – Если пешие прогулки достаточно хороши для Лоуэлла и Кабота,[1] они хороши и для меня.

– Но не в такой промозглый день, как сегодня, – произнес Роб, показывая на свинцовое небо.

– В любой день. До моей конторы всего полмили, – отрезал Уорд, положив на колени руки в черных перчатках.

– Сегодня утром вы уже неплохо погребли, катаясь в лодке по Чарльзу,[2] – разве это не гимнастика? – скорчив гримасу, спросил Роб.

Роб в свои двадцать два года презирал любые виды занятий, кроме светских, служа горьким упреком юному поколению. «Или, скорее, – думал Уорд, вытягивая ноги в попытке справиться со своим нетерпением, – упреком моей слишком часто сдерживаемой энергии».

– Да, Роб; Но наедине я не люблю такого официального обращения. Ради Бога, ведь ты мой кузен!

– Я ваш служащий, поэтому должен всегда и во всем проявлять уважение. – Роб хлестнул лошадей, и экипаж покатился по Бикон-стрит.

Уорд покачал головой и откинулся на сиденье, рассматривая кирпичные дома бостонской элиты справа и простые дома слева, серые в утреннем полумраке. Обнаженные ветви деревьев скрипели при каждом порыве ветра.

– Полагаю, я должен считать себя счастливчиком, – произнес Уорд, – потому что ты забываешь о формальностях, когда мы играем в карты.

Роб усмехнулся:

– А заодно теряю кучу денег.

Уорд слабо улыбнулся:

– Я же предупреждал тебя, что я ясновидящий, а ты не поверил.

– Я все еще надеюсь, что в один прекрасный день вы ослепнете.

– Это вряд ли.

– Знаете, сэр, если вы когда-нибудь надумаете сколотить состояние, играя в карты, то сможете бросить работу, – ухмыльнулся Роб.

– И преждевременно отправлю бабушку в могилу. Нет, благодарю. Я предпочитаю честную жизнь.

– Иногда мне кажется, что вы бы предпочли увидеть бабушку в могиле.

Уорд скорчил гримасу.

– Иногда бывает. Однако чаще мне нравится видеть ее живой. Она суровый надзиратель, но положила полжизни на мое воспитание.

– Она была властной каргой и не отпустила вас учиться в приличную школу.

Уорд поморщился. Внешне бабушка Монтгомери выглядела суровой и жесткой, но сердце у нее было достаточно мягкое, чтобы понять, как несчастен мальчик, которого бесконечно изводят одноклассники.

– Она думала, что так для меня будет лучше.

– А если бы вы ходили в школу, то могли бы поступить в Гарвард.

– Я и так мог, Роб, но меня позвало море, а не Гарвард. Тут я бабушку разочаровал, о чем до сих пор сожалею. Ей в жизни пришлось пережить слишком много разочарований.

– Каких разочарований? Ей достаточно вас пальцем поманить!

– Тебе бы понравился сын, похожий на моего отца, Роб?

Роб задумался.

– Нет, сэр, – наконец ответил он. – Возможно, вы и правы. Но с вами у нее все получилось отлично.

Роб замолчал, а Уорд унесся мыслями в свое детство. С младенчества он проводил каждое лето с бабушкой в Нью-Порте, а с двенадцати лет постоянно жил с ней в Нью-Йорке Наверняка перспектива воспитывать внука мало прельщала бабушку, однако она ни разу не поколебалась в своем решении. Улыбнувшись, Уорд вспомнил ее редкие теплые объятия и желатиновые конфеты, которые бабушка молча совала ем в карман за хорошо выполненную работу. Нужно выкроить время и навестить ее.

– Как твоя поездка в Вустер, Роб? Брат наконец женился?

– Да, сэр, – ответил Роб. – Но вас там не хватало.

– Но ведь ты принес мои извинения? Объяснил, что мне пришлось заниматься делами?

Роб кивнул:

– Они все поняли.

– Конечно, поняли. В их жилах течет кровь Монтгомери – бостонская кровь. Нет человека, родившегося в Бостоне, который не понял бы правило «дело превыше всяких удовольствий».

Они приближались к пристани, и мягкий, пряный запах океана защекотал нос. Еще один поворот, и океан раскинулся перед ними, серый, с белыми барашками, и в нем отражается небо. Уорд несколько раз глубоко вдохнул. Как всегда, соленый воздух заставил кровь быстрее бежать по жилам, а плеск волн показался сердцу песней. Уорда охватила острая тоска. Прошло два года с тех пор, как он бросил якорь, но он до сих пор тоскует по морю так же сильно, как и в тот день, когда в последний раз сошел на берег с «Морской цыганки».

Роб натянул вожжи, и экипаж остановился перед конторой Уорда, Монтгомери взял шляпу и трость.

– Роб, пойдем со мной. Если я не ошибаюсь, тебе будет интересно это увидеть.

Они поднялись по лестнице, прошли через склад и кабинет Роба и вошли в кабинет Уорда. Уорд скользнул взглядом по комнате.

– Холодно. Может, я… – Роб посмотрел на маленькое окно. – Сэр! Окно разбито! Вас ограбили!

Уорд подтвердил:

– Совсем незначительно. Совок угля, немного заварки и вот, видишь? Банка пустая. – Он кивнул на банку, в которой хранил желатиновые конфеты. – Вчера вечером я оставил на столе коробку сливочной помадки. Похоже, она тоже исчезла, – произнес Уорд, заглянув в корзинку для мусора. – Здесь пустая коробка и то, что осталось от оконного стекла.

– Вы же не любите помадку. – Тут глаза Роба расширились. – Оконное стекло, сэр? В мусоре?

– Похоже, это очень аккуратный воришка, – медленно ответил Уорд. Эта аккуратность его обеспокоила.

– Аккуратный воришка?

– Да. За последние пять дней я чинил это окно трижды. Всякий раз одно и то же. Он разбивает окно, разжигает огонь, съедает мои желатиновые конфеты и выпивает пару чашек чая. Перед тем как уйти, он сметает осколки, моет чашку и ставит на место чайник.

– Я немедленно сообщу в полицию, – угрюмо сказал Роб. Уорд покачал головой. Понятно же, что этот вор – просто какой-то бездомный мальчишка.

– Не сейчас, Роб. Пусть он и бродяга, но все же относительно честный.

– Честный! Это же вор!

– Он таскает только еду и уголь. В этом ящике у меня хранятся сто долларов, и ящик не заперт. Воришка не прикоснулся ни к деньгам, ни к раме на портрете бабушки, ни к золотому пресс-папье. Хоть он и в отчаянном положении, но ни разу не взял ничего сверх необходимого.

– Ладно, – сказал Роб. – Не будем его арестовывать, просто поставим запирающиеся ставни и выбросим ключ за окно, по крайней мере, убережем вас от расходов по установке стекла.

– Отличная мысль, но я решил его поймать, – ответил Уорд, и желудок словно заплясал веселую джигу. Прошли месяцы, а может, и годы с тех пор, как он позволял себе что-то хотя бы вполовину такое же волнующее. – Конечно, это всего лишь бездомный бродяжка. Одному Богу известно, сколько их в Бостоне. Капитану Арнольду как раз нужен юнга. Мы устроим бродяжку на работу и будем вычитать из жалованья за стекло. За конфеты с него брать мне совесть не позволит.

– Так вы оставили помадку специально для него?

– Парнишке нужно что-нибудь посущественнее, чем желатиновые конфеты.

– Сэр, но вы же не можете спасти всех бездомных бродяжек в Бостоне, даже если бы у вас были на это деньги!

– Не могу, но хотя бы этого спасу. Он мне нравится. Он упрям. – Уорд сел за стол, приготовившись к долгому рабочему дню. – Он забирается только в мою контору. Я собираюсь поймать его сегодня ночью. Ты со мной, Роб? Мне потребуется помощь.

– Сегодня вечер Папанти. Там будут мисс Кабот и мисс Кёртис. Если пропустите – рискуете оскорбить Папанти и миссис Оутис. И лишиться абонемента.

– Проклятие! – Уорд с отвращением вздохнул. – Иногда я думаю, а стоит ли этот абонемент таких усилий. Этот чертов скрипичный смычок Папанти меня здорово раздражает. Мой дед потерял руку, сражаясь против английской тирании, а что происходит в Бостоне спустя каких-то семьдесят лет? Мы позволили итальянскому тирану распоряжаться нашей светской жизнью!

Роб ухмыльнулся:

– Вы уже достаточно хорошо выучили правила, сэр. А лишение абонемента, особенно сейчас, когда подумываете о женитьбе, будет для вас серьезным неудобством.

– Иной раз я думаю, что серьезным неудобством будет женитьба, – проворчал Уорд.

– Нет, если вы думаете о чести семьи.

Честь семьи, подумал Уорд, – это все равно что камень долга, угнездившийся в его груди. Когда-то имя Монтгомери было весьма уважаемым, но отец его очернил, а заодно истощил состояние. Давным-давно Уорд решил, что для него дело чести восстановить и то и другое, поэтому провел лучшие годы своей юности, изучая дело своих предков, работая сначала матросом, а потом став капитаном. Теперь, сделавшись сухопутным человеком, он днем управлял бизнесом, а по вечерам обхаживал светское общество Бостона, пуская в ход свои безукоризненные манеры и занимаясь благотворительностью. Состояние восстановлено, к семье вновь относятся благосклонно. Но чтобы имя Монтгомери снова оказалось среди элиты Бостона, ему нужно жениться на представительнице старинной бостонской семьи. На одной из тех леди, что посещают вечера у Папанти.

– Хорошо, хорошо, я все понял Роб. Сегодня я пойду на этот проклятый бал. А завтра воскресенье, так что за бродяжкой мы придем в понедельник, – закончил он, а противный голосок зудел: «Подобающая бостонская супруга и парочка сыновей…»

– В понедельник я обещал Терезе, – заспорил было Роб.

– Наше дело будет гораздо интересней.

«…и дело всей моей жизни завершится. В двадцать девять лет. Если я умру, вряд, ли кто-нибудь будет по мне скорбеть».

– Ну ладно, – со вздохом согласился Роб. – Вы оставите для него что-нибудь сладкое? Между прочим, сладости не очень подкрепляют растущий организм мальчика.

«Неужели в жизни нет ничего более увлекательного?»

– Я хочу, чтобы он достаточно проголодался. Когда поймаем парнишку, мы накормим, его как следует.

– Сэр, – произнес Роб в полной темноте. – Сомневаюсь, что он придет.

– Замолчи, – проскрипел Уорд. – А то нас услышат.

– Да уже четвертый час.

Скорчившись в углу, Уорд переложил пистолет в левую руку и потуже затянул воротничок. Огонь в печке давно погас, океанский воздух становился все холоднее, пронизывал стены и просачивался сквозь шерстяную ткань черного сюртука. Снаружи завывал ветер, оконные стекла дребезжали – зловещий знак для моряка и опасность для бездомного бродяжки Уорда. Норд-ост набирал силу.

Нахмурившись, Уорд посмотрел на окно. Где же он? Он приходил всю неделю. Может, с ним что-нибудь случилось?

Ветер на мгновение затих. Послышался стук лошадиных копыт и звяканье колокольчика. Экипаж! «Ах тупой чертов дурак, зачем ты велел кучеру ждать?!»

– Роб, – прошептал Уорд, – отошли экипаж. Только выйди через одну дверь, а потом тихонько войди через другую. Пусть наш грабитель думает, что мы ушли. А потом спрячься, пока я тебя не позову.

– Экипаж! Конечно же! Как же я об этом не подумал?

– Возможно, – с ноткой юмора в голосе ответил Уорд, – потому, что тебя не воспитывала бабушка с ястребиным взглядом. Хитрость бывает очень полезной.

Роб вышел. Прошло пятнадцать минут. Двадцать. Двадцать пять – и тут Уорд услышал, как кто-то слабо скребется снаружи, Через миг окно было разбито доской, причем гораздо тише, чем он ожидал. Уорд затаил дыхание и увидел, как две небольшие, обтянутые перчатками руки уцепились за подоконник. Грабитель что-то негромко проворчал, ноги скользнули по кирпичной стене. Минуту спустя в окно протиснулась черная фигура и с глухим стуком упала на пол. Послышалось отчетливое «Ой!», сказанное женским голосом.

Господи милостивый, это женщина!

Она встала, Уорд тоже встал и поднял пистолет.

– Оставайтесь на месте, мадам, – спокойно произнес Монтгомери, – Мой пистолет направлен вам в сердце.