"Непослушный мальчик Икар" - читать интересную книгу автора (Яковлев Юрий)

4

Вертолет стоял на взлетной площадке. Он походил на большого железного кузнечика, который способен совершить прыжок через горы. Сверкающая на солнце застекленная кабина напоминала выпуклый глаз насекомого.

В этот ранний час Павла на месте не оказалось.

– Жди меня здесь! – скомандовал Микоша своей спутнице. – Я пойду за Павлом.

Шуренция кивнула головой. Ей мучительно захотелось сесть, но она удержалась, потому что чувствовала: стоит опуститься на землю, и глаза сами закроются. Лучше стоять из последних сил. Девочка стала рассматривать вертолет. Он был тяжелым и неповоротливым. Краска выгорела, облупилась, на пыльном борту застыли потеки масла. И вообще вблизи вертолет был похож на кабину простого самосвала, что с утра до вечера колесит по кривым горным дорогам, а в кузове с грохотом перекатываются камни. Трудно поверить, что тяжелая земная машина может совершить прыжок через горы… Только большие лопасти подъемного винта свидетельствовали, что вертолет имеет дело с небом, с ветром.

«У нас в Колодулихе нет вертолетов, и нет тореадоров, и в сельпо не торгуют арникой – мазью Дон Кихота», – с грустью подумала Шуренция и провела рукой по прохладной металлической обшивке тем привычным деревенским движением, каким гладят коров, похлопывают лошадей.

Микоша долго не появлялся. И Шуренции начало казаться, что он вообще не придет. Может быть, его запер дома дед, а может быть, отвлекло новое приключение… Она ходила между бочками с ядохимикатами, и на нее зловеще скалились красные черепа. Начинало припекать солнце. С моря тянул сверлящий сквознячок.

Наконец появился Микоша. Пот струился по его лицу и пятнами проступал на рубахе. Глаза горели каким-то отчаянным огнем. Он подошел к Шуренции и тихо произнес:

– Уехал в райцентр… Павел…

– Все пропало? – спросила печальная рыба-солнце.

«Сейчас она вспомнит о сухом дубе», – подумал Микоша и отвернулся к морю. Оно было не синим и не зеленым, а серебристо-молочным. И по его парной глади, глухо постукивая двигателем, плыл морской буксир. Тот самый буксир, который вчера на исходе дня вел за собой в море корабль без мачт, без надстроек, без оружия, без флага. Сейчас буксир шел один, и за ним широким клином расходились спокойные волны.

Микоша сразу понял, что произошло: бывший эсминец «Бдительный» отстоял этой ночью свою последнюю огненную вахту и погрузился в глубины моря, пробитый снарядами. Или ракетами. Мальчик оглянулся в надежде увидеть бородатого моряка на белом коне. Но Ивана Васильевича не было. Может быть, командор «Бдительного» не вернулся этой ночью вместе со своим кораблем? И они оба погибли в той мужественной военной игре, в которую играют взрослые люди, солдаты и моряки, для того чтобы суметь принять настоящий бой? Микоша почувствовал себя причастным к этой грозной игре. Он тоже должен сделать что-то настоящее, отчаянное, чтобы чувствовать себя человеком!

– Погиб «Бдительный», – сказал Микоша. – Затонул.

– Мы проиграли? – одними губами спросила рыба-солнце.

– Мы сделаем прыжок… сами, – отрубил Микоша.

Буксир все стучал двигателем, и за ним расходился молочный клин. Микоша отвернулся от моря и зашагал к вертолету. Он подставил к машине небольшую лесенку, сваренную из железных прутьев, и скомандовал Шуренции:

– Лезь за мной!

– Что ты хочешь делать? – спросила девочка, и бугорки-брови смешно поднялись над глазами.

– Лезь, тебе говорят! Или боишься?!

– Нет, не боюсь, – отозвалась рыба-солнце и полезла за Микошей.

В кабине было прохладно. Раннее солнце не успело накалить алюминиевые стенки, а сквозь прозрачный плексиглас в лицо били прямые слепящие лучи. Микоша занял место пилота. Шуренция уселась рядом, аккуратно поправив платье. Микоша выкатил на нее глазищи и прикрикнул:

– Закрой дверцу… на запор!

Где-то в глубине души он надеялся, что Шуренция не выдержит и в последнюю минуту скажет: «Не надо!» Но Шуренция молчала, и Микоше некуда было отступать. Он двигался вперед, борясь со страхом. И чтобы не дать страху окрепнуть, разлиться по телу, сломить его дерзкий замысел, Микоша крикнул:

– Зашприцевать смесь!..

Он сам себе подавал команды и тут же выполнял их.

– Открыть вентиль!

Лопасти дрогнули. Медленно повернулись.

И сразу послышался грохот, тело вертолета ожило, затряслось, и огромные лопасти горизонтального винта начали брать карусельный разбег. Микоша покосился на Шуренцию: она была бледной, и губы ее завязались узелком, изо всех сил удерживали слова «не надо».

Нет, Микошины глазенапы не только замечали все, что попадало в их поле зрения, они обладали точной памятью. Теперь эта память, сохранившая все движения Павла в полете, оказалась как нельзя более кстати. Памятливые глаза Микоши командовали – цепкие руки выполняли команду.

Микоша тронул сектор газа. Рев усилился. Вертолет сильно вздрогнул, подпрыгнул и оторвался от земли. Шуренцию качнуло, она уткнулась лбом в плечо Микоши. Он грубо оттолкнул ее. А лопасти уже загребали воздух. Гудящий водоворот затягивал, увлекал Микошу и Шуренцию в бездонную глубину голубого пространства.

Радостный озноб охватил Микошу. У него застучали зубы. Это был не страх, а какое-то непонятное, ошеломляющее чувство, которое холодило грудь, учащало удары сердца, наполняло сознанием своей силы. Вокруг все грохотало, жило летучей неземной жизнью. Земля проваливалась. Горы качались.

Эге-ге, «пещерный житель», как тебе удалось превратиться в птицу? Страх, радость, смятение, восторг заглушили боль, поднимали его все выше и выше. А внизу, наверное, желтела полоска пляжа с маленькими фигурками загорающих и разноцветными кружками зонтов. И мальчишки бегут за тенью вертолета. И никому из них не приходит в голову, что машину ведет не настоящий пилот, а «пещерный житель», Микоша.

А толстый Степа спит в колючей горной траве. Потом проснется и подумает: где бы раздобыть каши? Это его главная мысль. Может быть, с годами у него появится другая главная мысль. А может быть, на всю жизнь останется эта.

Микоша вцепился в ручку, и вертолет стало сносить в сторону. Он превратился в качели, которые отлетают в широкой качке, но никак не могут достичь верхней точки. И этой качке нет конца. Микошу вдавило в сиденье. Потом сиденье стало уходить из-под него. Невидимая воздушная воронка затягивала бескрылую летательную машину. Вертолет резко стал снижаться. Откуда-то вынырнул маленький пригорок… Появилась сухая, ржавая трава… Потом удар…

Когда Микоша с трудом открыл глаза, его оглушил грохот. Лопасти проносились над головой. Это были не простые взмахи, а грозные удары, которые вот-вот обрушатся на голову. Микоша втянул голову в плечи, покосился на Шуренцию – и глаза его расширились от удивления: его спутница спала. Да, да, печальная рыба-солнце спала, откинув голову, открыв круглый рот. Во сне лицо девочки было розовым и спокойным.

Микоша почувствовал боль и зажмурился. Его уже не носило из стороны в сторону, не вдавливало в сиденье и не бросало вверх. Вертолет стоял на земле. Но от рева двигателя и от работы лопастей мальчику казалось, что он продолжает лететь.

Он летит над морем – и под ним движутся ровные волны с белым бортиком пены. Местами вода была прозрачна и виднелись камни, лежащие на дне. Все под водой трепетало, колебалось, было живым. И коралловое тело затонувшего эсминца тоже жило таинственной подводной жизнью…

И Шуренция спит. Покинула его в трудную минуту. Но ничего, ничего. Мотор ревет. Лопасти ходят каруселью. Скоро будут горы. Он перемахнет через горы – и война будет выиграна.

Потом Микоше почудилось, что он уже перемахнул через горы, но никак не может посадить машину. И она висит в воздухе. И будет так висеть без конца, потому что Микоша забыл, за какой рычаг надо дернуть.

Микоше стало нестерпимо больно от сознания, что он теперь всегда будет висеть в воздухе и не сможет сообщить белым пилоткам, что черные идут в обход по горной тропе.

И тут Микоша услышал голос друга. Почувствовал его руку на плече. Павел пришел на помощь в самый трудный момент, когда Микоша висел между небом и землей. Микоша спросил:

– Что делать? Павел ответил:

– Ты все уже сделал. Покалечил машину. Мне теперь голову снимут.

И сразу двигатель заглох. И наступила тишина – сильная, как удар.