"Далекий Сайкат" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 7 ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Если не считать даскинов, сгинувших в потоке времени миллионы лет назад, и мифических Владык Пустоты, лоона эо были древнейшей из галактических рас. Внешне они походили на землян, терукси и кни'лина и обладали, по слухам, весьма приятной внешностью, но гуманоидами не являлись. Четыре пола, дар телепатии и размножение при помощи ментальных импульсов делали их особым видом, которому, учитывая вполне человеческий облик лоона эо, земной рубрикатор присваивал название псевдогуманоидов. Покинув твердь земную, они обитали в огромных астероидах, искусственных космических городах, круживших около нескольких планет, колонизированных ими в незапамятные времена. Сектор лоона эо был закрыт для посещений и охранялся наемниками, сосредоточенными на его границах и превосходно вооруженными. Раса наемников менялась каждое тысячелетие, и сейчас они были людьми, некогда покинувшими Землю и расселившимися на планетах, предоставленных лоона эо. Эти миры не входили в Земную Федерацию, но поддерживали с ней тесную связь.

Хотя никто не мог сказать, что видел живого лончака (так на жаргоне астронавтов называли лоона эо), этот народ поддерживал контакты почти со всеми известными расами и занимался активной торговлей. Торговля была обязанностью сервов, точнее — одной из обязанностей, так как они представляли хозяев во всех отношениях, включая дипломатию, культурный обмен и межнациональные проекты. Сервы являлись биоандроидами высокого класса разумности, контактными, неглупыми, преданными производившим их лоона эо и абсолютно не агрессивными. Собственно, их хозяева тоже были хоть и замкнутой, но исключительно мирной расой, одной из первых, с которой земляне наладили связь — разумеется, через сервов. На Луне, в одном из Посольских Куполов, располагалась дипмиссия, укомплектованная сервами, и ее считали древнейшей — возможно, она существовала еще в эпоху войн с фаата, а в период противоборства с дроми — наверняка. Но лоона эо в чужие конфликты не лезли, ссор ни с кем не искали и никого не снабжали оружием; все их устройства, от микрочипов фантастической емкости до гигантских установок для терраформирования планет, носили сугубо мирный характер. В обмен на эти изделия высокой технологии, а также уникальные медпрепараты, тинтахское вино и мед, тонкие ткани поразительной прочности и другие чудеса лончаки вывозили всякие редкости, экзотические растения, необычных животных, предметы искусства, голофильмы, музыкальные записи и тому подобное. Они были богатой расой, когда-то вкусившей прелесть космических авантюр, далеких странствий, борьбы и опасностей, накопившей изрядную мудрость и успокоившейся в том состоянии, которое пессимисты считают болотом гедонизма, а оптимисты — истинным Золотым Веком.

Кроме технологических изделий они еще торговали кое-какими странными предметами. Имелись среди их товаров статуэтки, перенимавшие через месяц-другой облик и черты характера владельца, бывшие как бы его вторым «я», миниатюрным, но достаточно разумным, чтобы вести беседу, сочувствовать, радоваться, утешать. Некоторым такой компаньон скрашивал одиночество и дефицит общения, заменяя семью и друзей; человек настолько привыкал к нему, что, лишившись статуэтки, мог погибнуть в тоске и печали. Были еще зеркала, с виду обычные, но позволявшие общаться с отражением и изменять его, делать смешным, уродливым или прекрасным. Эти забавные метаморфозы вели к тому, что глядевший в зеркало тоже менялся, иногда в лучшую, иногда в худшую сторону, а в какую именно, никто не мог предвидеть. Опасные игрушки! Но самым опасным был гипноглиф, сильнейшее психотропное средство, что воздействовало на мозг через зрительный орган, погружая глядевшего в транс. Гипнотический эффект наступал почти мгновенно, подавляя волю человека, и выйти из транса самостоятельно возможности не было. Гипноглифы имели вид светильников, чаш, плоских экранов и предметов неопределенной формы, искрившихся, сиявших, переливавшихся, и на одни из них можно было смотреть часами и сутками, а другие вели к летальному исходу через считанные минуты — чаще всего в результате асфиксии, разрыва сердечной аорты или кровоизлияния в мозг. Они действовали на гуманоидов всех известных рас, не поддавались копированию, ничего не излучали и не нуждались в энергопитании. Земляне, кни'лина, даже хапторы запрещали их ввозить, однако ввозили тайком, ибо гипноглиф имел массу очень ценных применений — скажем таких, как опробованное на Первом Лезвии.

По мнению биолога Второго Курса, осмотревшего трупы, координатор и несчастный Ори умерли минут через шесть-семь. Наступил паралич дыхательных центров, и оба задохнулись.

Восемь кни'лина и Тревельян сидели в зале собраний, высоком и округлом, разделенном надвое небольшим барьерчиком. В меньшей, земной части было несколько рядов удобных кресел с экранами и откидными столиками, располагавшимися близко друг к другу; на просторной половине инопланетян лежали подушки, и расстояние между ними казалось на взгляд довольно приличным, метра три, если не больше. Но Тревельян, сидевший у самого барьера, ясно видел лица кни'лина: мрачную сосредоточенную физиономию Зенда Уна, широко раскрытые испуганные глаза Ифты Кии, Найю Акра с застывшим выражением злобной агрессии и Иутина, чьи руки были сложены жестом печали. Достойные клана ни выглядели более сдержанными в проявлении чувств, и только на лице Третьей Глубины мелькало временами странное выражение — то ли презрительная усмешка, то ли совсем неуместное торжество.

— Все знают о случившемся? — Зенд Уна, призывая к вниманию, стукнул ладонью по колену. — Все согласны, что нужно обсудить ситуацию? Немедленно, еще до погребального обряда и до того, как мы отправим сообщение на Йездан?

Согласный шелест голосов кни'лина был ему ответом. Тревельян сказал:

— Я обязан информировать свое руководство. Мне нужен доступ к дальней связи.

— Об этом после, — резким тоном произнес лингвист, поворачиваясь к Тревельяну. — Ты первым вошел в отсек координатора. Где кристаллы с сайкатскими записями?

— Я вошел после того, как робот изолировал гипноглиф, и я был не один, а с семью слугами клана ни, — уточнил Ивар, поправив обруч на голове. — Кристаллы находились в голопроекторе. Видимо...

— Я не спрашиваю, где они находились. Где они сейчас?

Тон Зенда Уны и его манера вести допрос Тревельяну решительно не нравились. Прежде лингвист занимал третью позицию в группе кни'лина и теперь, очевидно, метил в лидеры — можно сказать, демонстрировал это со всей откровенностью, хотя тело Первого Лезвия еще не остыло. Ивар, как равный лингвисту по рангу, тоже мог претендовать на руководство — или, в крайнем случае, на уважение. А этот плешак, обращаясь к нему, даже не добавил «ньюри»!

— Кристаллы находились в голопроекторе, — повторил он, игнорируя вопрос лингвиста. — Видимо, ньюри Первое Лезвие просматривал их, когда слуга принес тецамни. Я распорядился, чтобы Мозг станции сдублировал записи, и теперь они доступны каждому из вас. Кроме того, Мозг просмотрел их в быстром режиме и обнаружил... — К черепу Зенда Уны прилила кровь, но Тревельян продолжал как ни в чем не бывало: — ...обнаружил, что четыре кристалла людей-наблюдателей содержат лишь сцены схватки тазинто с терре и заключительное побоище. Из этого нельзя понять, откуда прилетел дротик, поразивший координатора. Что касается панорамной записи, сделанной кибером, то она полностью стерта.

— Ты ее стер, землянин! — Хотя до Найи Акра было шагов двенадцать, чудилось, что ее костлявый палец уткнулся прямо в переносицу Тревельяна. — Ты ее стер, и ты убил достойного Джеба Ро! Ты, волосатое отродье!

— Меньше эмоций, почтенная! Я ничего не мог стереть на глазах семи свидетелей.

— Свидетели, ха! Ничтожные слуги!

— Большей частью специалисты-техники, которые видели и понимали, что я делаю. — Тревельян положил на барьер четыре голубых кристалла и один серый, пустой. Затем добавил к этому контейнер с гипноглифом и произнес: — У меня есть версия произошедшего. Ньюри желают выслушать?

Зенд Уна открыл было рот, желая возразить, но его внезапно перебил гигант-ботаник:

— Не мешай ему, пусть говорит! Мы не в императорском дворце похарас, где все помалкивают и только чешут голые зады. Здесь собрание свободных людей!

Его поддержала Третья Глубина:

— Пусть Йездан добавит нам мудрости. Ведь он сказал: желающий судить безгласного — сам преступник! Не так ли, Зенд Уна? — Она метнула на лингвиста испепеляющий взгляд. — Возможно, ты сам связан с этими убийствами и не хочешь...

Лингвист хлопнул в ладоши, что было знаком гнева, и, испустив рычание, начал подниматься со своей подушки.

— Успокойтесь, ньюри! — Тревельян поднялся раньше него, сожалея, что не успел натянуть кожу. «Пусть подерутся. Баба-то крепкая, так просто ее не прикончить», — прошелестел голос командора, но он, не слушая Советника, сказал: — Успокойтесь, достойные, у нас и без ссоры хватает проблем! Мир, мир! Мир и мои благодарности за поддержку Пятому Вечернему и Третьей Глубине. А теперь я расскажу вам, как...

Женщина-генетик послала ему очаровательную улыбку — будто не было той встречи в парке, нацеленного в него парализатора и презрительной клички «мшак».

— Наши имена изменились, ньюри Ивар Тревельян. — Первый Курс, — она показала на биолога, — Вторая Глубина, — ее ладонь коснулась груди, — а это — Третий Пилот и Четвертый Вечерний. Надеюсь, ты запомнил?

— Разумеется, ньюри, — Тревельян слегка согнул колени. — Могу я продолжать?

— Достойные ни слушают тебя внимательно и с интересом.

Странно! — подумал Ивар. Еще одна заявка на лидерство, хотя ее полагалось бы сделать Курсу — Первому Курсу после смерти Лезвия. Но биолог сидел с бесстрастным лицом, ничем не напоминая то чудовище, что ворвалось в пещеру терре.

— Так вот, коллеги, — он оглядел восьмерых кни'лина, — не подлежит сомнению, что один из вас протащил на станцию гипноглиф. Не совсем оружие, но запрещенный и крайне опасный предмет, в чем мы уже успели убедиться... Сейчас он здесь. — Тревельян постучал согнутым пальцем по контейнеру. — Его владелец не желал, чтобы Первый Лезвие ознакомился с записями, особенно с панорамной съемкой, которая — возможно! — уличала преступника. И это лицо послало координатору гипноглиф под перевернутой чашей. Вы знаете, что ряд мест на жилом и техническом уровнях не контролируется видеодатчиками Мозга, в этом просто нет нужды. В таком месте наш злоумышленник встретил Ори, забрал у него поднос и подложил гипноглиф. Не исключаю, что поднос, чаша с начинкой и токар тецамни были приготовлены заранее и отданы Ори с приказом отнести координатору. Ваши служители повинуются слепо... да Ори и не ведал, что несет...

Наступила тишина, прерванная резким голосом Зенда Уна.

— Если эта версия справедлива, то гипноглиф подложил один из тех, кто спускался на планету. Ты, землянин, или Иутин, или Первый Курс.

— Не обязательно. Если исключить меня, то любой из двух моих спутников мог расправиться с Джебом Ро по приказу кого-то, кто остался на Станции. Возможно, этот человек и есть владелец гипноглифа. — Оглядев кни'лина, Тревельян закончил: — Скажу со всей откровенностью: нас тут девять, и ни один не свободен от подозрений, кроме ньюри Ифты Кии. Ей убивать Первое Лезвие было совсем ни к чему, да и Джеба Ро тоже.

Красавица бросила на него благодарный взгляд. Ее глаза походили на пару затуманенных печалью изумрудов.

Третий Пилот, обычно молчаливый, откашлялся и произнес:

— Версия приемлема, если объяснить непонятный факт: кто и когда стер панорамную запись. Кроме слуги, к Первому Лезвию никто не входил — я обратился к станции, и Мозг это подтверждает. В зале перед нашими отсеками есть голокамеры, так что дверь координатора была под наблюдением.

«А мужик-то толковый, недаром Пилот! — прошелестело у Ивара в голове. — Глядит в самый корень!»

Кто уничтожил запись и когда? Эти вопросы мучили самого Тревельяна. Злоумышленник этого сделать не мог, ибо, как верно заметил Третий Пилот, никто не появлялся в отсеке координатора до или после его смерти. Никто, кроме несчастного Ори! Иутин и Курс могли очистить кристалл во время перелета к станции, но они тоже отпадали — Ивар отлично помнил, что Первому Лезвию были вручены пять голубых, то есть содержащих информацию кристаллов. Их передал Иутин, прямо в шлюзовой камере, и если даже он подменил панорамную запись, проблемы это не решало — ведь один из кристаллов в голопроекторе координатора был все-таки стерт! Соображения по этому поводу у Тревельяна намечались, но он держал их при себе — фактически эти идеи опровергали его версию. Правда, не в части действий, что привели к гибели Лезвия и Ори, но в части мотивов — безусловно. Скажем, если допустить, что запись стер сам координатор, мотивы преступления становились абсолютно непонятными.

— Насчет панорамной записи... — затягивая время, не спеша произнес Тревельян. — Признаю, что ответ на этот вопрос мне неизвестен. Пока неизвестен. Надо выяснить, где был и что делал каждый из нас, и чем подтверждаются все эти версии — наблюдением Мозга, свидетельством коллег или другими обстоятельствами. Кроме того... — Сделав паузу, он с усмешкой произнес: — Кроме того, как говорил Сероокий, ничто не свершается без греха, то есть без ошибки. Если я пойму, в чем ошибка преступника, мы сможем...

— Не смей перетолковывать святые слова Йездана! — выкрикнула Найя Акра. — Он имел в виду грех, и ничто другое!

— Ошибка тоже грех, ньюри.

Жрица воздела руки жестом отчаяния.

— Что мы делаем, достойные? Вразуми нас, Йездан! Два координатора убиты, а мы сидим здесь и слушаем землянина, который, скорее всего, и расправился с ними! Скажите, кто из нас способен на такой поступок? И зачем? Только чужой, что всем понятно! — Лицо Найи Акра вдруг исказила ненависть, костлявый палец вновь уставился в Тревельяна. — Эти волосатые убивали нас во время войны, жгли города на наших планетах, уничтожали храмы Сероокого, и теперь один из них тут, с нами! Еще один волосатый убийца!

«Вспомнила седую старину! Может, Наполеон и Юлий Цезарь тоже резали кни'лина, а Чингисхан помогал? — буркнул командор. — Сучка совсем невменяема!» Тревельян готов был согласиться с ним — похоже, жрица-психолог тронулась разумом.

— Откуда столько злобы? — сохраняя спокойствие, поинтересовался он. — Во-первых, мы воевали не с похарас, а с кланом ни, и, во-вторых, это было давно. Очень давно, но я знаю, что кни'лина тоже убивали наших людей, жгли наши города и уничтожали наши святыни. — Он сделал паузу и закончил: — Думаю, лучше не пересчитывать наши и ваши погребальные кувшины, заполненные в древности, а разобраться с теми тремя, что стоят у нас под носом.

Зенд Уна поднялся и сунул руку за пазуху. Как все кни'лина, он был в сайгоре, обтягивающем рабочем комбинезоне, и слева, повыше пояса, что-то у него подозрительно оттопыривалось. Для излучателя предмет выглядел слишком небольшим, а вот для лазерного хлыста или парализатора — в самый раз.

«Будь осторожен, парень!» — раздался ментальный шепот Советника.

Чуть пошевеливая спрятанной рукой, лингвист задрал вверх подбородок. Его узкое, типичное для кни'лина лицо было преисполнено решимости.

— Мы не можем принять версию землянина, ибо, как заметил Третий Пилот, она не объясняет важные факты. Прав он в одном — каждый из нас под подозрением. Поэтому я сам пошлю сообщение по дальней связи и проведу расследование.

— По какому праву? — приподняв брови, холодно осведомилась Вторая Глубина.

— По праву нового координатора этой экспедиции!

— Ты — координатор? А почему не Первый Курс? Физиономия Зенда Уна передернулась. Такая игра лицевых мышц была для человека-землянина почти невозможной — рот растянулся, глаза словно поехали вниз, мелко затряслись щеки и ноздри. Тревельян понял, что это, как и хлопок в ладоши, признак крайнего раздражения — вероятно, едва контролируемого гнева.

— Почему не Первый Курс? — хрипло повторил лингвист. — В самом деле, почему? — Он замолчал на секунду, вернув лицу выражение бесстрастия. — Я не буду говорить об очевидном, о том, что здесь я третий по рангу, что по решению Хорады экспедицию должен возглавить похарас, и даже о том, что Первый Курс в числе троих подозреваемых в гибели Джеба Ро. Есть более веские причины, и ты их знаешь, женщина ни ! Ты знаешь наверняка, а я и кое-кто еще — мы догадываемся! У нас ведь тоже есть глаза! — Зенд Уна визгливо расхохотался. — Тварь с Toy — координатор! А почему тогда не этот мшак? — Он кивнул в сторону Тревельяна. — Воистину прав был Йездан, сказавший, что жизнь — смех полоумного в пустоте!

Первый Курс медленно поднялся. Поза его была расслабленной, и казалось, что он ничем не угрожает лингвисту. Его серые глаза застыли и потускнели, сделавшись парой оловянных пуговиц.

— Ты оскорбил меня, Зенд Уна.

— Подобного тебе нельзя оскорбить. Ты...

Курс прыгнул — странно прыгнул, не присев, не согнув ног, а оттолкнувшись ступнями от пола, как прыгают в невесомости. Его подушка была неподалеку от Ивара, а чтобы добраться до Зенда Уна, биологу пришлось бы пересечь весь зал. Верно истолковав намерения Курса, Тревельян прыгнул почти одновременно с ним и, в который раз прокляв свою беспечность — где ты, кожа! — обрушился биологу на спину. Против ожидания тот не упал, даже не споткнулся, а лишь повел плечами, отшвырнув Тревельяна прямо на Вторую Глубину. На миг Ивар ощутил, как под пальцами вздулись чудовищно сильные мышцы, и в следующий момент его голова врезалась в бедро женщины, а сам он, перекувырнувшись, очутился у нее на коленях. К счастью, шейные позвонки выдержали, и бедро у Второй Глубины оказалось крепким и упругим.

У биолога все же случилась заминка — достаточная, чтобы Зенд Уна выхватил из-за пазухи голубоватый жезл и направил его на атакующего. Оружие — а Тревельян не сомневался, что это оружие — не походило на лазерный хлыст, парализатор, игломет, молекулярный деструктор или что-нибудь в этом роде, но Первый Курс без звука рухнул на пол. В это мгновение у Тревельяна заломило в висках, глаза застлало темной пеленой, но, сквозь надвигавшееся беспамятство, он услышал короткий, похожий на рыдание стон Второй Глубины и крики остальных пяти кни'лина.

Неприятное чувство прошло почти сразу же — видимо, Зенд Уна отключил свой жезл. Затем, высоко подняв его и не обращая внимания на неподвижного биолога, он произнес:

— Вы знаете, что это такое — палустар, Жезл Власти, который выдается лишь Очам Хорады и применяется ими в исключительных случаях. Ньюри Джеб Ро и ньюри Первый Лезвие были поставлены в известность, что в этой экспедиции есть надзирающее Око, что им являюсь я, и что они оба — под контролем Хорады. Эта экспедиция слишком важна для нас, чтобы ее погубили дрязги между ни и noxapaс! Речь идет о галактическом престиже нашей расы, который земляне постараются принизить — в чем лично я не сомневаюсь! И потому, по праву представителя высшей власти, я возлагаю на себя функции координатора. Возражения есть?

Мертвая тишина была ему ответом. Со своей позиции (его голова и плечи все еще покоились на коленях Второй Глубины) Тревельян видел, что кни'лина испуганы — все, даже гигант ботаник и склочная жрица. В общем-то Хорада, нечто наподобие конгресса кланов, где заправляли ни и похарас, могла считаться высшей властью с большой натяжкой, так как ее решения имели рекомендательный характер. Но кажется, подумал Тревельян, есть у этого органа особые полномочия, либо они даруются сотрудникам Хорады в особых ситуациях. И полномочия эти широки — достаточно взглянуть на лица кни'лина и неподвижное тело Первого Курса!

— Возражений нет, — подвел итог лингвист. — Завтра, после периода сна, мы проведем погребальную церемонию. Слугу можно сжечь сейчас — ты, жрица, проследишь за этим. В ближайшие дни я вызову каждого из вас в свою лабораторию для допроса, но сначала мне нужно ознакомиться с сайкатскими записями и решить, есть ли в них что-то полезное для расследования. — Он метнул взгляд на Тревельяна. — Ты сказал, они уже в памяти станции? Я проверю.

Брезгливо обогнув тело Первого Курса, Зенд Уна приблизился к барьеру, забрал кристаллы и контейнер с гипноглифом и быстро вышел из зала собраний. Остальные, подавленные, мрачные или перепуганные, как Ифта Кии, потянулись следом. Но Вторая Глубина продолжала сидеть, и Тревельян внезапно понял, что пальцы женщины прячутся в его густых волосах — то ли она хотела их погладить, то ли ощупывала наголовный обруч.

— Прости, ньюри, — произнес он, по-прежнему не двигаясь. — Не по своей воле я нарушил твое коно.

— У всех ваших самок такая шерсть на голове? — вдруг спросила генетик. — Такая же мягкая и длинная?

— Гораздо мягче и длиннее, чем у меня, — ответил Ивар, решивший ничему не удивляться. — Они бывают ночного, утреннего и дневного цвета, а еще первого лунного с золотистым отливом. Некоторые носят вечерний и второй лунный цвета, но это не природные оттенки, это уже искусство наших дизайнеров обличья. Что они творят с волосами! Башни, короны, морские волны, птичьи гнезда и...

— У меня нет этой шерсти на голове, — прервала его Вторая Глубина. — Должно быть, я кажусь тебе очень уродливой?

— Отнюдь, — сказал Ивар и повторил после недолгого раздумья: — Отнюдь! Для женщин кни'лина отсутствие волос естественно и никак не может выглядеть уродливым. Даже наоборот, есть в этом нечто новое и интригующее... Однажды я уже признался, что потрясен твоей красотой, и могу повторить это снова.

Она пошевелилась. Теперь затылок Тревельяна, охваченный обручем, лежал на ее бедре, а щека касалась упругого живота. Он видел, как потемнели серые глаза женщины.

«Клюнула, — прокомментировал командор. — Однако не забывай, что эта баба — ведьма. Присоединишь к своей коллекции?»

«Придется, — мысленно отозвался Тревельян и, словно оправдываясь, добавил: — Не ради личных нужд и удовольствий, а исключительно по служебным делам. Лишняя информация, знаешь ли, на полу не валяется».

«На полу — конечно. Она валяется в постели».

Сделав это мудрое замечание, призрачный Советник смолк.

Продолжая ласкать волосы Ивара, Вторая Глубина сказала:

— Ты очень храбр, землянин, но не слишком умен. Ты бросился защищать Зенда Уна, эту мразь, это Око Хорады, гнилой побег noxapac! Твое счастье, что Первый Курс не ударил сильнее... Он мог переломать тебе кости.

— Кстати, как он? — Тревельян скосил глаза на неподвижное тело биолога.

— Он жив. Такого, как он, нелегко убить. Нервные связи в его мозгу восстанавливаются даже после ментального удара.

— Так этот палустар, которым грозил Зенд Уна...

— Ментальный излучатель, и довольно мощный. Аппарат, запретный для любого, кроме особых представителей Хорады. Они... Скажи, у вас есть хищники, что питаются не просто мясом, а падалью?

— Да. Гиены. Не очень приятные на вид.

— Гиены... — повторила Глубина незнакомое слово. — Они — гиены. Мерзкие, отвратительные... иногда страшные.

«Тайная охранка», — заметил командор, а Тревельян спросил:

— Ты его боишься, моя сероокая радость? Глаза Второй Глубины сверкнули.

— Запомни: я никого не боюсь, никого и ничего! Не испугаюсь даже провести ночь с мшаком!

— Звучит заманчиво. — Тревельян поднялся и подхватил ее на руки. — Ньюри меня извинит? Не слишком большая вольность со стороны мшака?

— Извинит. Но ньюри удобнее передвигаться самой. Отпусти меня.

Рука об руку они направились к выходу. Ивар оглянулся, и пустота просторного зала вдруг поразила его, как поражает иногда пространство, сотворенное людьми и для людей, в котором, однако, не найдешь живой Души. Эти ряды никем не занятых кресел, эти неразвернутые столики-пюпитры, эти подушки кни'лина, лежавшие так далеко одна от другой... Ощутив на долю секунды приступ одиночества, он подумал, что нынешняя ночь, пожалуй, не будет одинокой, и это хорошо.

Потом его взгляд упал на все еще неподвижного Первого Курса.

— Ты уверена, что ему не нужна помощь? Может быть, вызвать слуг?

— Они к нему не подойдут, — сказала Вторая Глубина, и пояснила: — Боятся.

— Почему? И почему Зенд Уна назвал его тварью с Toy? Toy — это ведь, кажется, один из ваших миров?

Женщина медленно опустила веки. Ее ресницы были потрясающей длины и лежали на матово-белой коже точно два пушистых веера.

— Ты стоишь рядом со мной, Ивар Тревельян, и это кое-что значит — ты ксенолог, и наши обычаи тебе известны. Так чем мы займемся? Будем беседовать? Говорить о Зенде Уна и Первом Курсе? О маленькой дряни Ифте Кии, об отмороженной жрице и всех остальных недоумках? Если тебя интересуют разговоры, выйди из моего коно, а если хочешь в нем остаться, скажи, что грезишь о моих губах и теле, и отведи в свой отсек. Что ты выбираешь?

Тревельян обнял ее за талию. Они вышли в парк, уже сумрачный под гаснущим светом искусственного солнца. Темный павильон казался большим резным ларцом на мягкой ворсистой скатерти луга. Двух недель не прошло, как они пировали тут, ели странные блюда кни'лина, пили соки, держали чинные речи, и вот двоих уже нет... Троих, тут же поправился Тревельян, вспомнив о бедном Ори. Ему вдруг почудилось, что на лесной опушке, метрах в ста пятидесяти, кто-то стоит. Приглядевшись, он узнал Иутина. Кажется, третий генетик хотел к нему подойти, но, увидев, что Ивар не один, скрылся за деревьями. «Иуда», — прошелестел беззвучный голос командора. Иуда не Иуда, подумал Тревельян, но определенно один из двух подозреваемых. Кто бы ни прикончил Первое Лезвие, это убийство доказывало, что смерть Джеба Ро не была случайной и что тазинто и терре в ней не виноваты.

Не говоря ни слова, Ивар и Вторая Глубина миновали луг, вышли в коридор земной секции и добрались до отсека за багряной дверью. Тревельян шел молча, хотя его распирали вопросы. Сцена в зале собраний, когда Зенд Уна сразил Первого Курса, была столь же непонятной, как явная ненависть жрицы и внезапная, такая скоропалительная симпатия Второй Глубины. Может быть, ей, как и ему, нужно сбросить напряжение? Они едва не стали очевидцами третьего убийства, что непременно бы случилось, если бы биолог добрался до тощей шеи Зенда Уна... Изрядный стресс! А чтобы снять его, имеется универсальный способ, общий для кни'лина и землян.

Возможно, он разгадал мотивы Второй Глубины, только были и другие вопросы, десяток или дюжина, а если поднапрячься, то и побольше. Первый Курс — тварь с Toy? И что это значит? Что он способен потреблять коньяк и временами становиться берсерком?.. О Найе Акра, сухопарой жрице, тоже стоило порасспросить. Почему Глубина назвала ее отмороженной? Этот термин у кни'лина не имел переносного смысла, как в некоторых древних языках Земли, и значил то, что значил, определяя личность, восставшую от криогенного сна. Выходит, жрица подвергалась гибернации? Где, когда и по какой причине? Опять же Иутин, молчавший на собрании, как рыба... Второй Глубине наверняка известно, кто такие зинто ... Но — если тебя интересуют разговоры, выйди из моего коно! Ему совсем не хотелось этого делать. Он утешался мыслью, что после объятий и ласк Вторая Глубина, возможно, станет разговорчивей.

Женщина остановилась у порога, осматривая его апартаменты.

— Никогда не была в жилище землянина.

— Это не жилище землянина, а представление кни'лина о нем, — заметил Тревельян. — Когда прилетит основной состав нашей экспедиции, все изменится. Они создадут обстановку, более привычную для нас: прямоугольные столы, стулья, светильники, посуда, ну и так далее... То, что у кни'лина имеет другую форму или чего вообще нет.

— У вас слишком много вещей. — Вторая Глубина медленно двинулась по комнате, с любопытством заглядывая в стенные шкафы и ниши. — Я видела несколько земных фильмов... масса вещей, которых к зрелым годам становится все больше и больше, словно каждый из вас рассчитывает на вечную жизнь... Я не считаю Йездана божеством или великим пророком, но у него есть мудрые мысли, и одна из них такова: в начале жизни человеку нужны циновка и чаша для еды, а в ее конце — погребальный кувшин. А здесь так много лишнего... Вот это... Что это, Ивар Тревельян?

— Мой гравипланер. Совсем не лишний предмет.

— А это?

— Контейнер с пищей, моя прекрасная ньюри. Боюсь вызвать твое неудовольствие, но напомню, что мне необходимо мясо.

— Тут твоя одежда?

— Да.

— Так много?

— Два комплекта. Один обычный земной, другой — для общения с твоими соотечественниками. Вы ведь тоже любите красиво одеваться.

— Нет ничего красивее этого. — Вторая Глубина коснулась застежки, и сайгор упал с ее плеч. У нее были идеальной формы груди с маленькими алыми сосками, нежная белая кожа, изящные очертания спины и талия, которую Тревельян мог бы обхватить пальцами двух рук. Сайгор свернулся тонким валиком на животе и ягодицах, подчеркивая их упругость и намекая, что в любой момент он может соскользнуть еще ниже. «Ведьма, — прошептал командор, — как есть ведьма... Не забудь об этом, парень!» — «Не забуду», — пообещал Тревельян и сглотнул слюну.

Легким шагом, словно танцуя, женщина шла вдоль стены, с каждым шагом приближаясь к спальне. Тревельян следил за ней, как кот за слетевшей с ветки пичужкой. Ее губы дрогнули; кажется, она понимала его нетерпение.

— Что здесь?

— Оборудование для полевых работ и всякие походные мелочи — фонарь, аптечка, нож, прибор для разжигания огня...

— Зачем тебе огонь?

— Чтобы приготовить пищу в лесу или в горах.

— В этой чаше? — Она показала на котелок с треногой.

— Да. Развести костер, налить воды и бросить в чашу что-нибудь съедобное. Плоды, корешки или... гмм... кусочек мяса. Если в походе иссякнут консервы и придется перейти на подножный корм.

— Немного примитивно, как ты полагаешь? — Вторая Глубина рассматривала предмет за предметом, взвесила в ладони аптечку, включила и выключила фонарь, коснулась рифленой рукояти ножа. Ее нагие груди едва заметно колыхались.

— Примитивно, — согласился Тревельян. — Но для выживания — там, внизу! — он ткнул пальцем в пол, — нужны, в сущности, примитивные вещи.

— Как у терре и тазинто?

— Как у них.

— Дикари! Мерзкие грязные дикари! — Она передернула плечами и вдруг резко повернулась к Тревельяну. — Я знаю, что ты пытался взломать код, охраняющий мои записи... Станция сообщила... Зачем тебе это?

— Код я взломал, — сообщил Тревельян, не моргнув глазом. — Правда, из-за последних событий мне не удалось познакомиться с твоими отчетами... Но завтра я это непременно сделаю. Это мой долг, очаровательная ньюри. По заданию Фонда, пославшего меня, я должен просмотреть все результаты наблюдений и работ, включая твои.

— Ты мог бы спросить об этом у меня.

— Мог бы, но при первой нашей встрече — там, в парке — ты была не слишком ласковой. Даже грозила бедному мшаку парализатором.

— Парализатором? — Женщина приблизилась к нему на расстояние протянутой руки. — Это так, игрушка... маломощное устройство... Хочешь, чтобы я тебе рассказала о своих исследованиях?

Секунду Тревельян взвешивал «за» и «против», потом решил, что слова — это только слова, а в памяти Мозга лежат документы, что много надежней. К тому же ситуация не располагала к ученым дискуссиям.

Окинув нежным взглядом ее нагие груди, он молвил:

— Если тебя интересуют разговоры, выйди из моего коно, а если хочешь в нем остаться, скажи, что грезишь о моих объятиях, и сбрось вот это. — Ивар коснулся валика сайгора.

Вторая Глубина рассмеялась.

— Непременно сброшу — и тогда храни меня Йездан! Но прежде ты заблокируй каналы связи с Мозгом и включи звукоизоляцию в спальне. Еще сними и отключи свой обруч. Я полагаю, это устройство записи? Мне лишние свидетели не нужны.

«Прости, дед. Тут она права», — мысленно произнес Тревельян и получил в ответ едва различимое: — «Ведьма... ведьма...» Прищурившись, женщина следила за тем, как он снимает обруч и запечатывает компьютерные порты — все, за исключением линии экстренной аудиосвязи. На какой-то миг Ивару почудилось, что он поступает в точности, как Первый Лезвие вчера, и что его гостья могла быть убийцей с той же вероятностью, как и любой из остальных кни'лина. Но тут Вторая Глубина скинула сайгор, и он увидел, что под ним ничего нет, абсолютно ничего, ни гипноглифа, ни парализатора, а только прекрасное и такое манящее женское тело.

— В спальне можно отключить искусственную гравитацию, — тихо и страстно шепнула Вторая Глубина. — В определенные моменты, Ивар Тревельян, я предпочитаю свободное падение в невесомости. Мы будем падать в объятиях друг друга вместе со станцией, что кружит около Сайката... падать миг за мигом, мгновение за мгновением... падать всю ночь... почти вечность...

В эту ночь Тревельян узнал много неожиданного о кни'лина и о себе самом. Частью этого знания было имя его партнерши — в ней открывались все новые и новые глубины, такие бездонные, что он так и не смог изведать их до конца. Но сожалений не испытывал, ибо ничто так не красит женщину, делая ее мучительно желанной, как тайна и загадка.

Как обещала Вторая Глубина, их падение длилось почти вечность. Потом, утомленный, он крепко уснул и пробудился только ранним утром от рева тревожной сирены. Женщина, что спала в его постели, исчезла, и лишь аромат ее тела, еще витавший в воздухе, напоминал, что все произошедшее — не сон. Но кондиционеры на станции работали отлично, и запах быстро исчезал, как исчезают и гаснут все сладкие воспоминания, оставляя щемящую пустоту.

Сирена продолжала надрываться. Ивар вспомнил, что каналы связи, кроме экстренной линии, заблокированы, чертыхнулся и соскочил с постели. В холле со столами, диванчиками и шкафами, где были разложены его вещи, следов Второй Глубины тоже не оказалось. Ни следов, ни запаха, ни послания на экране, ни другого знака... Он подключился к портам криогенного Мозга, и резкий компьютерный голос сразу наполнил помещение:

— Срочно! Для сведения членов экспедиции! Ньюри Зенд Уна убит! Событие произошло... — Мозг назвал время, примерно соответствующее двум с половиной земным минутам.

— Убит! Как убит? — выкрикнул Тревельян, нахлобучивая на голову обруч. — У нас новости, — сообщил он командору, прослушав информацию еще раз. Советник лишь испустил ментальный эквивалент хмыканья — видно, был обижен, что его отключили.

Ивар схватил комбинезон, потом вспомнил про кожу и быстро натянул ее на голое тело. Одевшись и уже стоя у дверей, он повернулся к голопроекторам в центре комнаты.

— Станция! Где произошло убийство? Покажи это место и труп!

— Слушаюсь, ньюри Тревельян.

Включилось видео, выплеснув облачко серебристого тумана. Затем дымка рассеялась, и Тревельян увидел Зенда Уна с мертвыми выкаченными глазами и окровавленным раскрытым ртом. Он лежал на спине, на пороге своей лаборатории; дверь в нее была распахнута на безволосом черепе лингвиста играли блики света а в его горле торчал Тревельянов походный нож.