"Заклинатель джиннов" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 1 ХОРОШО ЖИВЕТ НА СВЕТЕ ВИННИ ПУХ

Сегодня филенка была на месте.

Недели три назад, как раз к Новому Году, кооперативные боссы сделали нам сюрприз, установив в каждом подъезде внутреннюю дверку с кодовым замком, хорошую дверь, из цельной сосновой доски, с двумя широкими филенками вверху и внизу и еще одной, узкой — посередине. Чтоб мы, жильцы — упаси бог! — не вымерзли в январские холода, чтоб нам не надуло в уши и чтобы какой-нибудь отморозок не проник на лестницу и не пришиб старушку с седьмого этажа… Но отморозок нашелся прямо среди нас: нижнюю филенку уже трижды вышибали и уволакивали в неизвестном направлении. Я думаю, на тот же седьмой этаж, где кроме старушки проживал дядя Коля Аляпин, мужчина небогатый, но прижимистый и хозяйственный.

Однако сегодня, как я уже говорил, филенка была на месте. Отметив сей отрадный факт, я направился к почтовым ящикам и вытащил из своего, изломанного и побитого жизнью, запечатанную повестку. В ней значилось: Невлюдов Сергей Михайлович, инженер-лейтенант войск связи, тридцати двух лет от роду, обязан явиться во Фрунзенский райвоенкомат города Санкт-Петербурга 19 января, к двенадцати ноль-ноль. С паспортом, военным билетом и дипломами о высшем образовании. При всех регалиях, значит, и к двенадцати ноль-ноль… Что ж, превосходно; посплю до девяти вместо восьми.

Разглядывая клочок бумаги с расплывчатой военкоматской печатью, я думал: все из ящика прут — и журналы, и газеты, и даже письма, а вот на такие повестки преступная рука не поднимается. То ли из злорадства, то ли из жалости… мол, хоть повестку ему оставим, раз газеты сперли…

Газеты действительно сперли — и «Вечерку», и «Невское время».

Впрочем, вызов в военкомат, извлеченный мной из почтового ящика со сломанным замком, с лихвой компенсировал эти потери. Завтра — вторник, день кафедрального семинара, а тащиться в Петергоф мне совсем не хотелось, даже из уважения к Вил Абрамычу. Шеф мой — добрый старикан, страдающий хроническим мягкосердечием, что не позволяет ему резать профанов и четвертовать невежд. А длинноухий нахрапистый Юрик Лажевич был профаном и невеждой, и сидеть на его предзащите с прибитым к небу языком я решительно не собирался. С другой стороны, кто ищет хлопот на свою голову?… Критика рождает недоброжелателей, и отсутствие на семинаре было бы для меня наилучшим выходом. An ounce of discretion is worth a pound of wit — говорят англичане, и они правы: унция благоразумия в самом деле стоит фунта остроумия.

Решив, что повестка — верный шанс прогулять семинар и разобраться кое с какими личными делами, я бодро затопал вверх по лестнице, прикидывая завтрашнюю диспозицию. Может, к Михалеву заглянуть… Глеб Кириллыч, эпикуреец и шалун, был давним отцовым приятелем; жил он вблизи военкомата, на углу Фонтанки и Графского, строгал фантастические романы и отличался гостеприимством, обширным брюхом и житейской мудростью. Нет, не успею, с сожалением подумал я. Если в полдень не наденут каску и не пошлют стрелять дыркачей, то к часу доберусь на истфак, увижусь с Бянусом и одарю его обещанной программой; в четыре буду в Павловске, у моих хрумков-гарантов, а в шесть, пожалуй, дома, у компьютера. И если мои работодатели справились с финансовым вопросом, мне хватит развлечений до полуночи. Или до утра — смотря по тому, какой суммой меня осчастливит Ичкеров…

С этой мыслью я вставил ключ в прорезь замка, нажал, распахнул дверь, отряхнул снег с шапки, разделся и решительно направился к телефону. Телефон висел над диванчиком в прихожей, точно на том месте, где его пристроил отец четверть века назад. Древняя модель, с диском и громоздкой трубкой, но я ее не менял; я вообще старался ничего не менять в родительской квартире.

Примчалась Белладонна, неслышно ступая на бархатных лапах, вспрыгнула на табурет, потерлась о мои колени и мяукнула, требуя рыбки, но я не отреагировал. Первым делом бизнес! Первым делом мне нужно было позвонить в «Гарантию», Ичкерову. От разговора с ним зависели и рыбка, и молочко, и все наше благосостояние на текущий период.

Я набрал номер. Послышались гудки, потом трубку сняли.

— Керима.

— Иа! — подтвердил гортанный голос.

— Это Сергей. Могу подъехать завтра. От четырех до пяти.

— Под'жжай. — Кроме акцента, Керим отличался уникальной лаконичностью.

— Сумму набрали?

— Иа.

— Сколько?

— Пол'рра.

Очевидно, Это значило «полтора», и я успокоился. Полтора миллиона, пятнадцать тысяч стодолларовых купюр — минимум того, что мне требовалось. Оставалось уточнить только один вопрос;

— Не мятые? Новые?

— Как жж'па младенца.

— Тогда до завтра.

В трубке что-то проворчали — то ли бай-бай, то ли о'кей.

Нажав на рычаг, я помедлил секунду и принялся дозваниваться Сашке. Это было непростой задачей, ибо у доцента Александра Бранникова по кличке Бянус имелись разнообразные интересы и обширные знакомства, особенно среди милых дам. Будучи мужчиной в самом расцвете лет, пьющим, неженатым и угнетаемым строгими родителями, он посвящал вечера телефонному общению с прекрасным полом, намекая при случае, что есть-де у него верный друг с трехкомнатной квартиркой в Купчине, а в квартире той найдутся ванна, бар и мягкая постель. Иными словами, душ на двоих, бутылка и диван в гостиной, так как в мамину спальню я развратного Бянуса не допускал.

Белладонна подняла ко мне снежную мордочку с большими, бирюзовой голубизны глазами, рассеченными черными щелями зрачков.

Она молчала, как положено воспитанному зверю, но уши и чуть заметно подрагивающий хвост выражали явное неодобрение. Что ж ты, хозяин, — вернулся домой, а кошку свою не кормишь! Хоть бы приласкал, недотепа…

Я коснулся ее спины, и Белладонна, изящно склонив головку, ткнулась носом в мою ладонь.

— Сейчас, красавица. Будет тебе рыбка, и не простая, а из минтая…

Наконец-то мне удалось прорваться к Бянусу, и я сухо сообщил, что пи-эйч-ди[1] Невлюдов, старший научный сотрудник НИИ кибернетики, пожалует к пи-эйч-ди Бранникову, доценту кафедры древних культур, завтра, в час пополудни.

— Народ благодарен и ждет, — откликнулся Сашка. — А какие будут предложения на вечер?

— Ровным счетом никаких, — отрезал я. — Мне нужно работать.

— Грррм… Ты, Серый, учти: народ любит работать, но еще больше народ любит отдыхать. С пивом и девочками. И с плясками под гармонь.

Белладонна, будто подслушав, протестующе мяукнула, я буркнул:

— Обойдешься!» — и повесил трубку. Но телефон тут же зазвонил; Бянусу не терпелось.

— Согласен без пива и девочек, — сообщил он. — Пусть будет Аллигатор с коньячной подливкой, а вместо плясок под гармонь займемся теорией позитивной реморализации.

— Очень даже опохмеляет! — Бянус выдержал паузу и тонко намекнул: — Ну, приглашаешь в гости?

— Черт с вами, приходите, — сдался я, выдернул телефонную вилку из розетки и двинул на кухню. Верно сказано: приятели — это удовольствие, друзья — хлопоты. А если вы дружите с нежных младенческих лет с Бянусом и Аллигатором, то хлопоты вам обеспечены. Похмельные хлопоты, я имею в виду.

Но сейчас мы с Белладонной могли отужинать и отдохнуть в трезвости и нерушимом покое. Белладонна с деликатным урчанием уминала рыбку, я молча ел сосиски и прихлебывал кофе. В выходные и будние дни я пью кофе из отцовой чашки, а из маминой — только по большим праздникам. Чашки видом своим напоминают мне родителей: отцова массивная, капитальная и как бы даже мускулистая; это впечатление создает утолщенный ободок по верхнему краю и резкий изгиб толстой ручки. Мамина чашка из костяного фарфора была как сама мама — тонкой, хрупкой, элегантной. Я пил свой кофе и думал о руках мамы и отца, которые касались этих чашек тысячи раз; когда я размышляю об этом, мне становится спокойно — так спокойно, будто они сидят сейчас в гостиной и обсуждают, не сходить ли нам троим в театр в ближайший выходной.

О одиночество, как твой характер крут!…

Впрочем, кто сказал, что я одинок? Вовсе не одинок. У меня десятки добрых знакомых по ту и по эту сторону океана, у меня есть парочка друзей, есть Белладонна и даже ребенок — правда, чужой. Как-то не получилось, чтоб это дитя стало моим, хотя какое-то время все шло к тому… Но женщины более разборчивы или более капризны, чем дети.

Прикончив сосиски, я пожалел себя в последний раз, пощекотал Белладонну под брюшком и отправился в свой кабинет. У одной его стенки располагается мое лежбище под пестрым покрывалом, у другой — компьютерный стол с контактным креслом, а весь остальной периметр, за исключением зеркала, окна и двери, занят книжными полками. Пятьдесят шесть полок и ровно столько же погонных метров книг; книги моего прадеда, деда, отца и мои собственные. Что не поместилось в комнате, держу в коридоре. Мамина медицинская библиотека хранится в спальне, в ореховом книжном шкафу; и в нем же, на верхней полке — коллекция Коранов, которую собирал мой дад[2].

Помнится, Коран на английском я приволок ему из Штатов в девяносто шестом, вернувшись домой на каникулы… Или в девяносто восьмом? Нет, тогда был доставлен роскошный индейский убор из вороньих перьев, что висит теперь над зеркалом, и пара томагавков…

Я уселся в кресло, но шлем надевать не стал. Тришка, мой компьютер, глядел на меня своим огромным плоским стеклянным глазом, серым и безжизненным, как могильная плита на заброшенном погосте. Но он не был мертв; он лишь дремал, прислушиваясь в своем полусне к призрачным голосам, к электронному шепоту и вскрикам, журчанию и посвисту, которыми говорила с ним Сеть. Даже дремлющий, он мог разобраться с этой Ниагарой информации, с буйными потоками, что хлестали в его приемный канал ежеминутно, ежесекундно; мог найти и опознать то, что было предназначено для меня, Сергея Невлюдова, абонента. Все это он запоминал, сортировал и хранил, поджидая, когда придет команда пробуждения.

Коснувшись сенсора, я перевел Тришку в активный режим.

Его серый глаз ожил, стал наливаться многоцветьем радужных красок; негромко щелкнула обойма с дисками, мягко прожурчал модем, в колонках вокодера зародилась нежная мелодия, а тройлер и операционные пульты, встроенные в ручки кресла, откликнулись тонкими пронзительными сигналами готовности. «Three Shark»[3]

Мой Тришка, добрый приятель, тихая радость холостяка! Окно в мир, что ни говори… Крохотное оконце в очень большой мир…

Я проверил почту — писем мне не поступало. Ни из Кембриджа, ни из Саламанки, ни из иных мест. Пришла обычная информация — статьи, реклама и краткий синопсис по страницам новостей, на которые я был подписан. Байки, сплетни, слухи…

Белладонна явилась следом за мной и, увидев, что я активировал Тришку, прыгнула на стол и расположилась на своем обычном месте, у теплого компьютерного бока. Ее белоснежная шерсть лежала волосок к волоску, ушки были насторожены, а дымчатый пепельный хвост изогнут знаком интеграла. Сейчас она казалась мне не просто кошкой, пусть редкой и необычной масти, а компьютерным духом, маленьким джинном, явившимся из таинственного электронного сосуда, дабы исполнить все мои желания. Почему бы и нет? Японцы (а в бытность мою в Штатах и в Англии я познакомился со многими японцами) считают кошек загадочными существами, наделенными магической силой. Их колдовская мощь тем больше, чем редкостней окрас, и если исходить из этого принципа, то Белладонна — настоящий Мерлин в своем кошачьем племени. В самом деле, часто ли встретишь белую кошку с пепельно-серым хвостом и голубыми глазами?… Глаза у нее совсем человечьи, вроде моих, только чуть-чуть посветлее.

Чтобы убедиться в этом, я вызвал на экран собственную фотографию — из последних, летних. Можно было взглянуть в зеркало, но снимок лучше: во-первых, не гримасничает, а во-вторых, выражение лица самое благородное.

Ну и что же мы тут имеем? Лоб — один (высокий, с залысинами), пара бровей и пара глаз (хотелось бы думать, стального оттенка, но они и в самом деле синие, как у Белладонны); еще — две губы, ниже — подбородок, выше — нос (прямой, аккуратный, отметил я с удовольствием), две щеки (впалые) и левое ухо (правое на снимке не получилось). Все вроде бы на месте и, если рассматривать в деталях, очень даже ничего.

А вот в комплекте что-то не вытанцовывается… Суровости, может, не хватает? Решительности? Или обаяния?

Вот у Белладонны бездна обаяния: Олюшка, моя соседка по этажу (та, что чуть не сделалась моим ребенком), рядом с Белладонной просто млеет. Как и все коты из нашего подъезда, коих еще не успели кастрировать… Как и хозяева котов и кошек, хотя к их восторгам примешивается капелька зависти… Как и гордые владельцы всяких блохастых псин… Как и сами псины, взирающие на Белладонну с острым и дружелюбным интересом…

Да, великая вещь — обаяние! А я вот его лишен.

Хотя, если подумать, дело это поправимое — стоит лишь разжиться шрамом на роже и романтическим ореолом авантюриста. Судя по новостям, свалившимся Тришке в память, возможности к тому имелись. Во-первых, объявления: требуются крепкие молодые мужчины, мечтающие о подвигах, работа — опасная, но высокооплачиваемая. Во-вторых, прямо из военкоматских кабинетов я мог броситься в бой с отложившимся приморским регионом и схлопотать пулю от дыркачей; в-третьих, поучаствовать в крымской кампании, пристрелить десяток громадян. Впрочем, ни то ни другое меня не соблазняло. И там и тут свои били своих, и я решил, что лучше уж вернуться в Штаты и взбунтовать индейцев. Если, конечно, удастся склонить их к бунту и выбиться в индейские вожди… Кстати, похож ли я на индейца? Пойдут за мною апачи? Или, скажем, черноногие из резервации Сан-Паулу?

Нет, не похож! Решительно не похож! Типичный петербургский бледнолицый. В скулах, правда, намечается что-то монголоидное, и глаза косоватого разреза, но это не от индейцев, это от татарских предков.

А если скорчить рожу погрознее?

Повернувшись к зеркалу, я ощерился и рыкнул, перепугав Белладонну. Она с неодобрением следила за мной, пока я изучал свои зубы. Хорошие зубы, крепкие, и все на месте. Никогда их не лечил. Даже странно для мужика, которому за тридцать. У Аллигатора, к примеру, половины нет. Или четверти. Проел на тортах и пирожных, чревоугодник! Я его поддразниваю, а он отбрехивается: мол, бандитская пуля вышибла. Знаем мы эти пули! Знаем, в каких кабинетах они жужжат! Воистину, стоматологи хуже бандитов. А если еще о ценах вспомнить… Я встал, подошел к зеркалу, напялил индейский убор и обозрел себя от кончиков черных вороньих перьев до колен. Может, сойду за ирокеза или пауни? Телом я сухощав; кость широкая, в отца, но мяса на костях немного — это уже в мать. Она была миниатюрной, грациозной и двигалась так, будто танцевала вальс или медленное танго. Но я не унаследовал ее изящества. Я напоминаю не газель, а недокормленного бычка: скелет крепкий, а на нем одни жилы. Конституция номада, говаривал мой дад. Такими, по его мнению, были мои пращуры — татары и те, другие, что пасли коз в Синайской пустыне.

Вернувшись на место и вспомнив, что газеты мои похищены, я вызвал страницы новостей — сначала обычных, которые передавало агентство «Российский Интернет», а затем международные «AmazingNews»[4].

В обычных новостях сообщались вещи обычные: о резне в Крыму, где боевики украинской «Громады» сцепились с татарами и так называемым «русскоязычным населением»; о наборе крымским парламентом добровольцев среди россиян — с целью защиты Симферополя; о карательных операциях в Чечне и поимке пятидесятого по счету полевого командира; о вялых боях на дальневосточном фронте, где три бронетанковые дивизии застряли под Хабаровском в снегах и льдах; о происках китайцев, снабжавших, по непроверенным слухам, отпавшее Приморье (оно же — ДР, «дырка» или Дальневосточная Республика) боеприпасами и техникой; об очередных событиях в Государственной думе — кто-то кого-то облил нарзаном, а лидера фракции ХЛР уличили в трансвестизме или копролагнии[5] — словом, в чем-то нехорошем.

Малоприятные известия, зато «AmazingNews» меня развеселили. Пропустив голливудские сплетни и описание свадьбы двух голубых шоуменов, я погрузился в разделы магии и уфологии. Судя по заголовкам, в последние дни в мире творилось что-то невероятное: повсюду наблюдался электронный полтергейст, лампочки, телевизоры и стиральные машины включались и выключались сами собой, в Глобальной Компьютерной Сети бушевали штормы, приливы и отливы, телекоммуникационные устройства по непонятным причинам сбоили, а затем, без всякого вмешательства ремонтных служб, вдруг восстанавливалось статус-кво. По мнению уфологов и магов, наука была бессильна объяснить всю эту чехарду, так как комет, магнитных бурь, протуберанцев и вспышек сверхновых в природе не наблюдалось. Что до самих уфологов и магов, они выдвигали пару гипотез, вполне адекватных их профессиональной ориентации. Согласно гипотезе номер один, космические пришельцы, решив активнее влиять на земные дела, подбросили вирусы в Сеть — то ли по злобе, то ли с намеком на свое всемогущество, то ли отреагировав на смутные планы насчет марсианской экспедиции. Им, пришельцам, не нравится наша активность в космосе, где нету места для варваров и дикарей; и потому они, пришельцы, предупреждают: сидите тихо, веники, или будете спать под цветочками. Вторая гипотеза, в сущности, ничем не отличалась от первой, но вместо пришельцев в ней фигурировали адские силы зла, прорыв отрицательных астральных энергий либо Господня воля. По утверждениям очевидцев, вступивших в контакт с ангелами, Господь был многим недоволен, но в особенности — нечестивыми экспериментами по клонированию человека, коими занимались Ричард Сид и добрая сотня его последователей.

Читать всю эту белиберду было временами страшно, временами весело, и я, подхихикивая в самых пикантных местах, процитировал пару заметок Белладонне. Она деликатно зевнула, показав острые зубки и розовый длинный язычок; все эти людские измышления, причуды и закидоны были ей, как говорится, до лампочки.

А вот и зря! Кое над чем тут стоило поразмышлять или хотя бы принюхаться. Конечно, не с таким интересом, как к свежей рыбке, но рыбку мы уже съели, и сосиски тоже; пришла пора вкусить пищи духовной.

К примеру, такой: о лазере с американской космической платформы, который взял и вдруг разрядился в сторону Луны. На мой взгляд, это событие принципиально отличалось от баек об электронном полтергейсте: отраженный сигнал перехватили еще два спутника, российский и французский. Любопытная история! И страшненькая, должен заметить! Теперь сотрудники НАСА искали ошибку в своих программах, агенты ФБР шерстили их вдоль и поперек в поисках то ли китайских шпионов, то ли террористов бен Ладена, а Госдепартамент давал мировой общественности туманные объяснения. В том смысле, что Луна — это вам не Земля, и палить в нее не грех, что из этого факта не надо делать поспешных выводов и что лазер был вовсе не боевой, а так, хлопушка. Совсем безобидный прибор для любознательных ученых, который крыльев комарику не обожжет! И вообще боевые лазеры — чистая фантастика, а слухи о них — происки умалишенных пацифистов. Тех, из Грин-писа, что несут всякую ерунду о психотронном оружии, тетрачуме и прочих воображаемых страшилках.

В одной из прочитанных мною заметок МИД России авторитетно подтверждал: да, все это чушь, происки и слухи, игра воображения! Никто не видел этих лазеров ни в космосе, ни на Земле, никто не пытался их проектировать, никто не использовал их в военных целях, так как — по мнению крупных шишек Икс, Игрек и Зет — сие выходит за рамки реальности. Словом, современная наука до этого не доросла, и Россия таким оружием не располагает. Как, разумеется, и Соединенные Штаты.

Ознакомившись с этой реляцией, я скептически прищурил глаз. По выражению одного из моих друзей, каким при|тыркам тут крутили динаму? Есть лазеры, нет лазеров… В лазерах ли дело? Сбой случился в системе управления, а это значит, что сегодня лазер пальнул в Луну, а завтра сами собой взлетят ракеты и прочая беспилотная машинерия. И куда свалится это добро?

На фоне таких перспектив все мои планы, все неприятности вроде пропавших газет, военкоматской повестки и отсутствия обаяния казались сущей чепухой. Равным образом, как и мои успехи в сфере компьютерных наук и сопредельных областях.

Плохи наши делишки, Белладонна, — сказал я. — Не should have a long spoon that sups with the devil… He понимаешь? Перевести? — Она просительно мяукнула; она любит, когда я с ней разговариваю. — Смысл тут такой, моя красавица: если сел обедать с дьяволом, запасись длинной ложкой. А у нас, людей-людишек, ложка коротковата. Или разум?… Это что же выходит? Накрыли столик, пригласили черта, глядь — а с длинными ложками напряженка!

Коснувшись клавиши сенсора, я перевел Тришку в привычный полусон, затем встал и направился к кровати, разоблачаясь на ходу. Белладонна, прижмурив веки, следила за мной.

— Представь, — бурчал я, стягивая рубаху, — что наш Тришка взбесился… все Тришки в мире взбесились… и безобидные вроде нашего, и те, которые при погонах да орденах… взбесились, значит, и пошли палить туда-сюда… Эточто же получится? Страшный суд, моя дорогая! — Я справился с рубашкой и начал расстегивать брючный ремень. — Во-первых, мы с тобой не успеем потратить гонорар от Ичкерова… во-вторых, Бянус не расшифрует свои письмена…в-третьих, Алику некого будет ловить… преступников не останется, понимаешь?… Ни деловых, ни честных фраеров…все будем жмурики… И тогда наступит на Земле сплошное кошачье царство! Одни коты да кошки, и никаких людей! Ты как, не против?

Я был уже в постели, и Белладонна, покинув Тришку, перебралась ко мне под правый бок. Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись; в ее глазах я прочел обещание, что в том грядущем кошачьем царстве найдется место для одного человечка. Если он, само собой, не попадется дьяволу на зуб.

Протянув руку, я выключил свет.