Молодому человеку могло быть от роду лет шестнадцать, он обладал странной наружностью, то есть странным было лицо: слева – коварное, жесткое, с грубыми чертами, искажавшими облик; стоило ему повернуться, оно неузнаваемо менялось, становясь тонким, даже нежным, даже благородным. Собака выглядела… как собака. Низкорослая, с красивой пушистой ярко-желтой шерстью, дворняжка.
Парень и собака направились в сторону кладбища за деревней, – старый крестьянин просил далеко не ходить, чтобы ему потом проще отыскать это место; парень с собакой о чем-то дружески «беседовали», если допустить, что собака разбиралась в шутках, отпускаемых молодым человеком в ее адрес. Собака отвечала доступным ей образом: то и дело подбегала, стремясь лизнуть его руку, держащую моток толстой веревки.
Поляна, куда они вышли, считалась пастбищем просто потому, что иная хозяйка любила тут коротать свободные часы со своей коровушкой, сидеть на поваленном дереве, вязать, любоваться низенькими, редко растущими, живописными сосенками, вдыхая запахи смолы и грибов.
В то раннее утро на поляне никого не было, сентябрьское солнце отражалось алмазным сиянием на мириадах капелек росы, украшавших листья подорожника.
Вызванная великолепием начинающегося дня резвость желтой пушистой собаки не могла скрыть ее старость. Да, действительно, человек был очень молод, собака же очень стара.
Уже далеко отошли они от ветхих деревенских построек – по ним можно было с легкостью определить, что иным богатством, кроме божественной природы, их жители не обладали.
Окинув коротким взглядом поляну, молодой человек направился к невысокой сосне, раскинувшей длинные крепкие ветви. Собака, старавшаяся то так, то этак достать языком его руку, весело подпрыгивала, не отставала, ей явно нравился начинающийся день.
Когда парень, соорудив на одном конце веревки петлю, стал надевать ее на шею собаке, она, радостно повизгивая, сама торопливо просунула в нее голову. Перекинув один конец веревки через длинную ветку, парень сильно потянул за другой – собака повисла, захрипела. Парень сообразил, что неправильно выбрал позицию: собака оказалась между ним и деревом. Невозможно было привязать конец веревки к стволу иначе, как опустить собаку на землю, а это продлило бы мучения животного. Он решил дождаться конца в том положении, в каком оказался.
Собака хрипела и у нее получалось что-то даже наподобие крика. Она закрутила веревку, обдала парня брызнувшей из нее мочой и тут же опорожнилась. Парень с отвращением плюнул, упомянув при этом черта.
Вскоре собака затихла, как-то очень прямо вытянулась, хвост повис палкой, шерсть как-то еще больше распушилась, солнечные блики весело высветили ее желтую окраску и неестественно красный, высунувшийся из оскаленной пасти, фиолетовый язык.
Обойдя застывшее животное, парень привязал конец веревки к стволу. Осталось вернуться в деревню, сказать старику, что дело сделано, что он может теперь пойти за веревкой, заодно и собаку где-нибудь закопать, конечно же сняв с нее шкуру.
Отойдя немного, молодой человек оглянулся на поляну и, быть может, впервые увидел ее удивительную красоту. Ему открылась радость красок от растений, леса, пожухших листьев в солнечной позолоте. Он невольно подумал, что для таких дел, пожалуй, надо выбирать менее красивое место, да и ненастной погоды дождаться.
Затем он удалился размеренным шагом. В общем-то он был доволен собой: помог бедным старым людям избавиться от лишнего едока.