"Над 'третьим рейхом'" - читать интересную книгу автора (Аккуратов Валентин)

Аккуратов ВалентинНад 'третьим рейхом'

ВАЛЕНТИН АККУРАТОВ, заслуженный штурман СССР

Над "третьим рейхом"

Имя заслуженного штурмана СССР Валентина Ивановича АККУРАТОВА вошло в историю авиации. Еще в 1937 году он участвовал в высадке на Северный полюс четверки папанинцев, спустя четыре года открывал тайны Полюса недоступности. В суровом 1941 году Валентин Иванович прокладывает курс гидросамолету ГСТ, совершившему первый в истории коммерческий рейс в США. А потом были 59 полетов в блокированный Ленинград, разведывательные операции над Баренцевым морем, спасение экипажей союзных транспортов, входивших в состав злополучного конвоя PQ-17, брошенного на произвол судьбы кораблями британского эскорта.

Водил АККУРАТОВ и тяжелые бомбардировщики 45-й дивизии авиации дальнего действия в глубокие тылы "третьего рейха". Об этом Валентин Иванович рассказывает в своих воспоминаниях, подготовленных по просьбе редакции "ТМ", с которой давно и плодотворно сотрудничает.

Хорошо знают наши читатели и кандидата военных наук контр-адмирала Льва Ивановича МИТИНА, одного из руководителей экспедиции, в ходе которой гидрографические суда Краснознаменного Черноморского флота совершили кругосветное плавание, повторив маршрут первооткрывателей Антарктиды. Добавим, что Лев Иванович состоит членом Координационного совета подводного поиска, объединяющего коллективы аквалангистов, занимающихся поисками реликвий отечественной боевой техники в рамках Всесоюзной экспедиции ЦК ВЛКСМ "Летопись Великой Отечественной". Он рассказывает о том, как сражались в годы войны черноморские гидрографы.

Кончалась вторая военная весна. Не по сезону горячая, тяжелая. Едкий дым еще стелился над родной, выжженной землей. Но это были уже не те страшные дни 1941 года... Впрочем, и тогда, отходя с боями, мы учились наступать и бить врага.

И вот свершилось! Перемолоты и пленены войска фельдмаршала Паулюса под Сталинградом, обрублены щупальца коричневого чудовища, тянувшегося к кавказской нефти. Свершилось! Это хмельное слово наполняло нас буйным чувством радости, уверенности пусть не в близкую, но неизбежную победу. Но враг был еще силен.

Из фронтового дневника:

"11 апреля 1943 года. Пишу после очередного боевого вылета. Как всегда, ходили ночью, в одиночку, на четырехмоторном дальнем бомбардировщике Пе-8 в глубокий тыл "третьего рейха". Сейчас уже утро солнечное, тихое, подмосковное. Как оно не вяжется с минувшей ночью!

В уютной столовой, широкими окнами глядящей на ленту Москвы-реки, собрались экипажи. Шумно и весело. Сознание того, что задание успешно выполнено, "фронтовые" сто граммов сняли тупую усталость многочасового полета сквозь зенитный огонь, наскоки истребителей, грозовые очаги.

Один столик не занят... Горка хлеба под белоснежной салфеткой, закуска и букетик золотистой мать-и-мачехи - все в ожидании. Все чаще и тревожнее посматривают летчики на пустующий столик, все тише становится в зале. В широко раскрытых глазах официантки нарастает испуг, - смахивая несуществующие пылинки, она роняет стакан с цветами. Звон разбитого стекла, и неожиданно наступает тишина - тягучая и мучительная. Все встают, скованные вновь проснувшейся усталостью. Столик числится за экипажем соседнего полка - их самолет не вернулся на базу. Время ожидания давно истекло, а хочется верить, что ребятам удалось совершить вынужденную посадку.

Днем после короткого отдыха начался командирский разбор ночного налета. Как осветитель цели и контролер бомбежки, докладываю о результатах.

- Сколько вы были над целью? - спрашивает командир дивизии.

- Двадцать три минуты, пока не отбомбились все. Интенсивный зенитный огонь и прожекторы не помешали работать строго по графику. Истребителей противника в районе объекта не было. Невернувшийся самолет на цель вышел третьим и ушел на восток без видимых повреждений.

- Значит, атакован истребителями где-то на обратном пути, - медленно говорит командир. - Если выбросились над оккупированной территорией - не пропадут, выручат партизаны. Но если над вражеской... Лучше смерть, чем плен!"

Да, это мы знали. Еще в сорок первом, когда нацисты заявили, что Красная Армия уничтожена, летчики авиации дальнего действия, в том числе наша 45-я дивизия, бомбили столицу "третьего рейха". И мы знали об особой "любви" гитлеровцев к нашей дивизии, тем паче к ее костяку, пилотам гражданской И полярной авиации. Недаром же в специальных списках гестапо числились Герои Советского Союза М. Водопьянов, А. Алексеев, Э. Пусэп, М. Шевелев, М. Громов...

Полк Пе-8 перед боевым вылетом. Снимок из газеты "Красная звезда" за 1943 год.

Обладая колоссальным опытом автономных полетов в сложных условиях, мы с успехом применяли его в боевых действиях. А если кого и сбивали над оккупированной нацистами территорией, многим удавалось связаться с партизанами и вернуться в дивизию.

Обычно экипажи уходили на задание с наступлением темноты. Шли в одиночку, на разных эшелонах, чтобы не мешать друг другу, и обрабатывали цели в назначенное штабом время. А лететь к ним приходилось 4-5 ч в один конец, преодолевая море огня зениток всех калибров, атаки истребителей, выскальзывая из ослепляющих лучей прожекторов. То же было и на обратном пути, но он почему-то казался нам более долгим и напряженным.

Из фронтового дневника:

"12 апреля. Сегодня ходили на Кенигсберг. Прорвались нормально, но в 100 км от объекта неожиданно встретили фронт циклона. С высоты 7 тыс. м снизились НАД целью до 500 м, но облачность не пробили. По-видимому, она простиралась до земли, а калибр наших бомб не позволял бросать их ниже 500 м, поскольку был риск попасть под свои же осколки. Зенитный огонь был слабым, истребители в такую погоду не летали, и мы ушли на запасную цель, где и отбомбились. Все самолеты вернулись на базу.

13 апреля. Получили задание вновь бомбить военные объекты Кенигсберга. Циклон прошел. Очень интересен огонь крупнокалиберных зениток. Цель поражена. Полет занял 9 ч 20 мин. Вернулись без потерь.

14-15 апреля. Бомбили объекты в Данциге - порт и заводы. Много прожекторов, значит, в воздухе находились их истребители. Дважды попадали в лучи прожекторов, и нашим стрелкам - подшассийным и башенным - пришлось немало поработать, отражая атаки противника. Все самолеты вернулись на базу. Летали около 10 ч, из них 6 ч на высоте 6 тыс. м".

В этом случае мы надевали кислородные маски. В кабине такая же температура, что и за бортом, то есть -20° С, а то и все -40° С. Когда же мы забирались на 7 тыс. м, термометр показывал -55° С. Маски, и без того неудобные, быстро обрастали сосульками, которые приходилось постоянно обламывать, чтобы не мешали дышать, а это отвлекало от наблюдения за обстановкой в воздухе. Кроме того, штурману и второму пилоту приходилось то и дело окликать стрелков, чтобы те не заснули навеки от кислородного голодания, сидя поодиночке в тесных кабинах.

Из фронтового дневника:

"20 апреля. Бомбили военные объекты и скопления войск в Тильзите. Море огня, взрывы эшелонов с боеприпасами, огненные трассы зенитных автоматов, ослепительные лучи прожекторов - все это напоминает описание ада у Данте. Все самолеты вернулись на базы.

22 апреля. Продолжаем уничтожать военные объекты в Восточной Пруссии. Сегодня бомбили Инстербург. Налет был массированным, кроме нашей дивизии, цель обрабатывало около 200 средних бомбардировщиков. От многочисленных пожаров внизу стало светло, как днем, - отчетливо просматривалась станция с пылающими эшелонами, улицы, заводы. Запах гари проникал даже в самолет... На базу не вернулся один бомбардировщик.

28 апреля. Сегодня опять ходили на Кенигсберг. Наш самолет, по прозвищу "Борода", хоть и серийный, но быстроходнее и легче остальных, пришел на 20 мин раньше товарищей, чтобы обнаружить цель и развесить над нею осветительные бомбы на парашютах".

...Иной стала психология гитлеровцев после Сталинграда. Города даже в глубоком тылу они стали тщательно затемнять, а военные объекты принялись тщательно маскировать или недалеко от них строить ложные. Нелегко было нам обнаруживать цели, тем более ночью. Не случайно же в состав экипажа самолета-осветителя вводили наиболее опытных штурманов, которые всегда точно выходили на цель и развешивали над ней "люстры" из десятков стокилограммовых бомб. На их свет и выходили бомбардировщики с фугасными и термитными бомбами.

Что только не делал противник, пытаясь укрыть от нас свои объекты! Если до Курской битвы, заслышав издалека гул моторов наших машин, он открывал плотный огонь и включал десятки прожекторов (а это и помогало нам выйти на цель!), то теперь нацисты таились до тех пор, пока на цель не обрушивались контрольные бомбы. Тут-то нервы у гитлеровцев не выдерживали, и они открывали беспорядочную пальбу. А осветитель, убедившись, что цель найдена, ходил над нею, увертываясь от прожекторов и зенитных снарядов и методично, в строго назначенное время вывешивая до сорока светящихся бомб, - этого вполне хватало для обеспечения работы всех бомбардировщиков. А после операции экипаж осветителя должен был проверить результаты бомбежки и сфотографировать объект, обработанный летчиками.

Если остальные самолеты находились в зоне огня полторы-две минуты, то осветитель висел над целью до 45 мин. Я покривил бы душой, если бы взялся утверждать, что экипажи встречали штурмана-осветителя с энтузиазмом. Что таить, один такой полет приравнивался к 10-15 "обычным" боевым. Но подобные задания у нас считались почетными, и пилоты гордились ими как признанием их высокой подготовки и доблести.

Опытные, обстрелянные летчики привыкали к зенитному огню и уверенно маневрировали среди разрывов снарядов. Но когда противник вдруг прекращал стрельбу, а прожекторы начинали особо яро охотиться за нашими машинами, становилось тревожно - ясно, что в бой вступали истребители противника. Уходя от них, пилоты бросали тяжелые машины то в пикирование, при котором в барабанные перепонки впивалась дикая боль, то в сумасшедшие боевые развороты, когда казалось, вот-вот оторвется крыло или хвост. Невероятно, но тридцатитонный бомбардировщик, вибрируя и дрожа от резких эволюции, стрельбы своих пушек и пулеметов, выдерживал все эти нагрузки и ускользал в спасительный мрак,

Страшную, но захватывающую картину представлял со стороны бой с истребителями противника, подкрадывавшимися к нам с хвоста. Огонь скорострельных пушек и крупнокалиберных пулеметов заставлял нацистских летчиков отступить либо срезал хищника.

А в короткие летние ночи, возвращаясь домой, мы обычно забирались на солидную высоту и, включив автопилот, наблюдали за попытками летчиков люфтваффе настигнуть нас. Как правило, на высоте 8-8,5 тыс. м они срывались в штопор - сказывалась разреженность атмосферы. В те времена мы и понятия не имели о высотных скафандрах, без которых в наши дни немыслим полет на больших высотах. Нас выручали утепленные комбинезоны и те же кислородные маски, но любое движение сбивало дыхание, сразу же темнело в глазах, наступала апатия, впрочем, и фашистским летчикам было не легче, и мы иной раз, заметив их машины, спорили, на какой высоте "свалится" та или иная.

Самолет на боевом курсе - автор статьи в штурманской кабине. 1943 год.

Кстати, уходили мы на высоту еще и потому, что огонь малокалиберной артиллерии, сопровождавший нас до линии фронта, там был неэффективен, а крупнокалиберные батареи мы обходили стороной.

Из фронтового дневника:

"29 апреля. После налета на Кенигсберг были атакованы группой истребителей. Остреливаясь, ушли в облака, куда они сунуться не рискнули, видимо, опасаясь столкнуться друг с другом. Уже на подходе к линии фронта, снижаясь в облаках, неожиданно напоролись на сильный заградительный огонь. Вырвались, резко меняя курсы и высоту, но все же получили несколько осколочных пробоин. Обидно за книгу - эпос "Калевала", которую урывками читал на обратном пути, - осколки снаряда пробили ее в нескольких местах, а один, пронзив том, содрал у меня кожу со лба и расцарапал шлемофон (эту книгу, списанную из дивизионной библиотеки, я храню по сей день как-никак, но она спасла мне жизнь)".

Май. Все ночи, наполненные хмелем весны, помню, мы проводили над вражеской территорией, огненной, дымной, а днем отсыпались. Поднимались в сумерки, приводили себя в порядок, прорабатывали очередное задание и в темноте уходили в бой. Листаю старый дневник - в нем короткие, сжатые записи:

"3 мая. Ходили на Брест - там разведка обнаружила скопление танков и тяжелой артиллерии. Очевидно, фрицы не ожидали появления здесь нашей дальней авиации - зенитки и прожекторы бездействовали. После массированного налета эшелоны превратились в месиво огня и дыма, которое мы, уходя, видели за 120-140 км.

4, 5, 10 и 12 мая все ночи напролет громим эшелоны на железнодорожных узлах. Не нужно быть стратегом, чтобы по расположению целей понять, что готовится очередное грандиозное наступление. И тщетно фашисты пытаются замаскировать свою технику - мы находим ее в любых условиях".

А секрет прост - противник сам наводил нас на цели. Однажды в ясную, но безлунную ночь, идя над вражеской территорией, мы заметили на черном бархате затаившейся земли вспыхивающие огни. Присмотревшись, поняли, что вспышки соответствуют знакам азбуки Морзе. То были светомаяки, установленные у крупных населенных пунктов и у естественных ориентиров. Каждый маяк давал вспышки из двух определенных букв, которые менялись раз в десять дней. Перенеся эти данные на карту, наши штурманы быстро и точно выводили свои корабли на заданную цель. Помогали нам чужие огни и при возвращении, особенно на подбитой машине, когда штурманы после ночного боя теряли ориентировку. А тут далеко внизу, сквозь разрывы в облаках, замечаешь "световую морзянку", и сразу становится ясно, где ты и сколько еще до линии фронта.

С каждым боевым вылетом росло наше мастерство и понимание тактики врага. К примеру, если год назад мы с опаской думали о том, как бы не встретить над целью аэростаты заграждения, то теперь, отбомбившись, искали их, чтобы сжечь огнем тяжелых пулеметов. Ведь эти аэростаты представляли для нас серьезную угрозу, - обычно спаренные, они поднимали стальной трос на 6 тыс. м. Невидимые в ночи, да еще увешанные электромагнитными дистанционными минами, они были для нас куда опаснее зенитной артиллерии. Вот почему наши стрелки столь беспощадно разделывались с их серебристыми тушами.

В успехе боевого вылета огромную роль играло знание штурманами фактической погоды над территорией врага. В частности, необходимо было иметь представление о нижней границе облачности над целью. Однако карты, которые мы получали от синоптиков, были прогностическими, расчетными. До войны было иначе - сводки погоды поступали к синоптикам со всей Европы, и их прогнозы были более или менее точными. С войной поступление такой информации прекратилось. А положение усугублялось тем, что погода над оккупированной нацистами Европой формировалась под воздействием воздушных масс, движущихся с запада и северо-запада (со стороны Бельгии, Голландии и Норвегии, захваченных гитлеровцами еще в 1940 году). Поэтому доразведку погоды пришлось возложить на экипаж самолета-осветителя. Выйдя на цель за полчаса до появления основной массы бомбардировщиков, он передавал на базу сводку, а та сообщала ее штурманам машин, идущих на цель с. интервалом в 5-10 мин. Выпускать разведчика раньше было нежелательно, так как в этом случае терялся фактор внезапности и противник успевал привести в готовность противовоздушную оборону.

Но и здесь нам помогала самоуверенность нацистов. Дело в том, что их аэродромные станции методически передавали для летчиков люфтваффе сводки погоды на ультракоротких волнах по международному метеокоду. А его отлично знали летчики полярной авиации, работавшие до войны на разведке ледовой обстановки в Арктике. Хотя дальность действия этих радиостанций была небольшой, но это не мешало нам получать полную картину погоды над целью.

Так, в боях, медленно и мучительно, в грохоте осколков, бьющих по фюзеляжу и крыльям, в огненных трассах нацистских истребителей, в режущих глаза лучах прожекторов, в едком дыму, росли наши опыт и твердая уверенность в приближающейся победе.

Пе-8 только что зарулил на стоянку, и Э. К. ПУСЭП поздравляет В. И. АККУРАТОВА с успешным выполнением боевого задания. 1943 год.

Лев МИТИН, контр-адмирал запаса, кандидат военно-морских наук, почетный работник Морского флота, капитан дальнего плавания

Курсы, проложенные огнем

Так уж повелось, что гидрографию нередко отождествляют исключительно с маячной службой. Что же, в давние времена маяки и морские карты действительно были главным оружием гидрографов, да и на флаге современного гидрографического флота изображен маяк. Однако одним лишь присмотром за маяками, уточнением карт и установкой навигационных знаков задачи военных гидрографов вовсе не ограничиваются, тем более в военное время.

Берусь утверждать, что без участия гидрографов в 1941-1944 годах не проводилась ни одна крупная операция Черноморского флота. Они обеспечивали стрельбы кораблей по береговым объектам противника, координировали постановку минных заграждений у своих баз и на коммуникациях неприятеля, следили за бесперебойной работой переправ через Керченский пролив и движением по ледовым дорогам на Азовском море. Они следили за исправностью навигационных средств кораблей и снабжали штурманов свежими картографическими материалами, оборудовали побережье навигационными знаками, рекомендовали штабам и штурманам боевых кораблей оптимальные курсы при боевых походах в сложных гидрометеорологических условиях. Разумеется, этим не исчерпывается весь круг задач, которые в годы войны приходилось решать черноморским гидрографам, как и их коллегам с других флотов и речных флотилий.

Нередко им доводилось выполнять и такие задания, о которых в мирное время они и не помышляли. О них-то и пойдет речь в этой статье.

22 июня 1941 года. Пытаясь заблокировать главную базу нашего флота, вражеские самолеты-миноносцы в первые часы войны сбросили в севастопольскую бухту несколько неконтактных, донных мин. Командование приказало минерам уничтожить их, но не все - некоторые предстояло поднять, разоружить, чтобы, разобравшись в их устройстве, найти эффективное контроружие. С этой целью гидрографы создали в Севастополе (а потом и на других базах) посты наблюдения. Их расчеты, обнаружив самолеты-миноносцы, с помощью геодезических приборов фиксировали места сброса мин и отмечали их плавучими знаками, служившими ориентиром для минеров и водолазов.

Начальник гидрографической службы Севастопольского оборонительного района в 1941-1942 годах капитан 2-го ранга В. Н. КОЗИЦКИЙ (снимок 1943 года).

Минная опасность возложила новые обязанности на военных лоцманов, которые обеспечивали движения боевых кораблей и транспортов с народнохозяйственными грузами по фарватерам, проложенным среди заграждений. О том, каково было лоцманам в ту пору, достаточно красноречиво свидетельствует один только факт: за первые месяцы боевых действий лоцман И. Письменный обеспечил проводку четырех недостроенных эсминцев и 62 транспортов, на которых было перевезено 40 тыс. красноармейцев и морских пехотинцев и 65 тыс. т различных грузов. При этом суда 350 раз атаковала вражеская авиация, безрезультатно сбросив на них 600 бомб и 40 торпед. Кстати, в начале войны капитаны торговых судов не были обучены тактике маневрирования при атаках бомбардировщиков и торпедоносцев. Поэтому при появлении авиации противника лоцманы брали управление судами на себя.

Август 1941 года. военный лоцман старший лейтенант С. Клунников получил приказ - провести на буксире из Николаева в Поти недостроенный крейсер "Фрунзе". Корабль не имел хода и вооружения и не мог ни уклоняться при налетах, ни отражать атаки огнем. Поэтому Клунников повел конвой ночью, и не обычным путем, а коротким, через мелководную Одесскую банку. Риск был велик, ведь наибольшие глубины там превышали осадку максимально облегченного крейсера всего на 20 см. И эту ювелирную проводку военный лоцман выполнил блестяще!

Сентябрь 1941 года. Осадив Одессу, противник начал обстреливать город и порт из орудий крупного калибра. Обнаружить тщательно замаскированные батареи было нелегко. Тогда-то гидрографы предложили засекать их по ночам по вспышкам выстрелов. Для этого на высоких зданиях Одессы развернули наблюдательные посты, оснащенные теодолитами, расчеты которых передавали координаты засеченных батарей нашим артиллеристам, и те заставляли надолго замолкать пушки врага. Этот метод, впервые апробированный при определении мест постановки неконтактных мин, позже нашел широкое применение и на других базах Черноморского флота, а также в блокированном Ленинграде при "контрбатарейной стрельбе".

Одним из наиболее распространенных на Черноморском флоте видов навигационного обеспечения была подготовка десантных операций, которые на этом театре военных действий проводились часто и в крупных масштабах. Достаточно вспомнить тактический десант под Одессой, у деревни Григорьевна, когда одновременными ударами с моря, воздуха и суши были выведены из строя батареи противника, оставшиеся не подавленными армейской и корабельной артиллерией. Или высадку соединений Красной Армии в декабре 1941 года в оккупированную противником Феодосию.

Например, при подготовке Феодосийской операции гидрографы провели тщательную разведку местности. В частности, гидрограф А. Витченко на подводной лодке Щ-201 собрал сведения о береговых средствах навигационного оборудования, о положении бонового заграждения в порту, сделал зарисовки побережья в пунктах высадки.

Непосредственно перед высадкой гидрографы выставили у входа в феодосийскую бухту светящиеся буи, по которым ориентировались корабли с десантом. Два комсомольца, лейтенанты Д. Выжулл и В. Моспан, переправившись в штормовую декабрьскую ночь с подводной лодки на скалу Эльчан-Кая, установили на ее вершине навигационный огонь. После десантирования войск и техники гидрографы обеспечивали движение по фарватерам судов, которые везли подкрепления и эвакуировали раненых.

Начальник гидрографической службы Черноморского флота капитан 2-го ранга А. В. СОЛОДУНОВ (слева) и комиссар гидрографии, старый большевик, в 1917 году член Центробалта дивизионный комиссар Д. П. БОЙЦОВ.

В начале нашего рассказа мы упоминали маячную службу. Сразу же с началом войны многие маяки были переведены на особый режим работы, а створные огни прикрыли инфракрасными светофильтрами. В период обороны Крыма в тяжелейших условиях не прекращали работы Тврханкутский, Феодосийский, Ялтинский, Евпаторийский и другие маяки, а при эвакуации их расчеты уходили из городов последними, с подразделениями прикрытия. Гитлеровцы прекрасно понимали, какую роль играют маяки для нашего судоходства, и упорно стремились вывести их из строя.

Июнь 1942 года. Херсонесский маяк, светивший кораблям и судам, прорывавшимся в осажденный Севастополь, атаковало более 60 бомбардировщиков. После налета все служебные и жилые постройки превратились в груды руин, оптическая аппаратура была разбита, от взрыва баллонов с ацетиленом вспыхнул пожар. Но тяжело раненный начальник маяка А. Дударь (его дед защищал Севастополь в 1854-1855 годах, а отец до 1920 года служил на этом же маяке), его жена М. Дударь и героически погибшая позже в оккупированном городе комсомолка П. Горошко стали зажигать переносные огни на полуразрушенных площадках башни. Они обслуживали маяк до последних дней обороны, а после освобождения города были награждены орденами Отечественной войны.

В конце июня, когда основные причалы Севастополя были разбиты, гидрографы, которыми командовал капитан 3-го ранга В. Козицкий, создали так называемые "резервные порты" для швартовки кораблей. В те дни в город приходили только скоростные и хорошо вооруженные эсминцы и подводные лодки. Получив известие об их подходе, гидрографические суда "Гюйс" и "Черноморец" выходили на рейд, устанавливали у входа в бухту навигационные знаки, а сами останавливались на границе минных полей. И все это под непрерывным огнем вражеской артиллерии и бомбежками.

...26 июня севастопольцы ожидали лидер "Ташкент" и два эсминца с подкреплениями и боезапасом, которые должны были прийти а город ночью и до рассвета уйти в открытое море. Но к этому времени враг разрушил задний Инкерманский маяк. Зажечь огонь на его месте поручили воентехнику 2-го ранга И. Бараховскому. Добираться до Инкерманского маяка ему с группой краснофлотцев и оборудованием пришлось под обстрелом, через горящий город, Сапун-гору и Инкерманскую долину. "Прибыв на маяк, установили точно по азимуту огонь прожектора и подали питание, - вспоминал подполковник в отставке И. Бараховский. - Дважды в течение ночи мы по команде включали огонь - во время входа и выхода "Ташкента" из бухты". Доставив пополнение, приняв на борт раненых, женщин и детей, а также бесценную реликвию полотно панорамы обороны Севастополя в Крымскую войну, "Ташкент" на рассвете вышел в море и, выдержав ожесточенный бой с вражеской авиацией, пришел в Новороссийск.

Таким был (но работал!) Херсонесский маяк в июне 1942 года.

Май 1944 года. Черноморскому флоту поручено доставить горюче-смазочные материалы наступающим войскам 4-го Украинского фронта. Сделать это можно было, отправив из только что освобожденной Одессы танкеры или сухогрузные транспорты, груженные бочками с топливом. Но посылать их в открытое море было рискованно - там все еще действовали нацистские субмарины. Северо-западная часть Черного моря была буквально нашпигована минами. А узкий фарватер был проложен среди заграждений вдоль низких берегов, вне видимости ориентиров и створных знаков. Тогда начальник гидрографической службы Черноморского флота капитан 1-го ранга А. Солодунов принял смелое решение - транспортировать топливо на быстроходных, мелкосидящих торпедных катерах. Приказ командования был выполнен в срок!

Лето 1944 года. Вверх по Дунаю с боями шли мониторы и бронекатера возрожденной Дунайской военной флотилии. Обеспечивали ее действия черноморские гидрографы. Нелегко было им прокладывать курсы боевых.кораблей по заминированной гитлеровцами, англичанами и американцами, усеянной затопленными судами, фермами взорванных мостов реке, на которой навигационные знаки были уничтожены. Добавим, что выше озера Кагул наши боевые корабли ранее не ходили и штурманы недостаточно хорошо знали нрав Дуная. А гидрографам приходилось не только заниматься своим прямым делом обеспечивать судоходство, но и участвовать в боевом тралении.

После войны севастопольцы тщательно восстановили Херсонесский маяк.

Конец 1944 года. На Черном море завершились боевые действия, но не для гидрографов и минеров. Для них война затянулась на долгие годы, ведь предстояло очистить акватории от более чем 20 тыс. мин разного типа. При этом неконтактные магнитные и акустические мины обычно оснащались приборами кратности, которые приводили взрыватели в действие лишь после того, как над подводным фугасом проходило определенное число кораблей. Поэтому и тральщикам приходилось прочесывать с обычными и неконтактными тралами один и тот же квадрат по нескольку раз, чтобы уверенно доложить о том, что минная опасность в нем ликвидирована и море свободно для судоходства.

Однако ориентировку минеров в море затрудняло то, что противник, отступая, уничтожил всю систему навигационного оборудования и геодезическую сеть. Поэтому гидрографам пришлось срочно заняться ее восстановлением, а суда, доставляющие народнохозяйственные грузы в восстанавливаемые Одессу, Николаев, Новороссийск и порты Приазовья, водить, как в годы войны, под контролем военных лоцманов.

Наибольшие сложности возникали при боевом тралении в открытом море, вне видимости берегов. Общепринятый в тот период способ траления предусматривал ориентировку по так называемым "опорам на воде" заякоренным знакам, обозначавшим тот или иной квадрат. И хотя установка их требовала немалого труда и времени, но гидрографы и минеры вынуждены были прибегать к этому методу. Иногда, для того чтобы "привязаться" к береговым ориентирам, гидрографы применяли привязные аэростаты заграждения.

Лишь после того как в 1947 году советская промышленность освоила производство фазовой радионавигационной системы "Координатор", а несколько позже импульсной навигационной системы "Рым", гидрографы смогли отказаться от устаревшего к тому периоду способа триангуляции на воде. В конечном итоге внедрение новой техники революционизировало весь комплекс гидрографических работ.

В конце этого года черноморская гидрография отметит свое 65-летие. От первых, небольших подразделений, созданных в годы гражданской войны, до сильной, разветвленной службы, с честью выдержавшей суровое испытание в годы Великой Отечественной, до организации, проводящей комплексные исследования Мирового океана ло отечественным и международным программам, таков славный путь черноморской гидрографии.

Гидрографическое судно Черноморского флота "Гидрограф".