"Ничто Приближается" - читать интересную книгу автора (Енина Татьяна Викторовна)

Пролог

Все хорошо. Вы уверены? Все пропало. Вы уверены? (надпись на рекламном щите г. Москва, 1999 год)

13468 год по межгалактическому летоисчислению

1995 год по летоисчислению планеты Земля.


СПАСЕНИЕ КСАТСА

или близкие контакты четвертого рода…


Сначала что-то необычное почувствовал Чапа. Он весело носился по дороге взад-вперед, порою убегая так далеко, что Маша начинала волноваться — все-таки Чапа был очень непослушной и своенравной собакой — а тут вдруг прибежал стремглав, прижался к ноге и посмотрел жалобно.

— Что, Чапа? — спросила его девочка и вдруг почувствовала сама. Какую-то странную вибрацию в воздухе, от которой почему-то сделалось страшно, так страшно, что мурашки пробежали по спине.

Стояла поздняя осень, уже выпал первый снег, посыпал словно сахарной пудрой темно-коричневый, пахнущий пряной свежестью ковер опавших листьев; небо было синим и прозрачным, и очень-очень высоким. Чудесный день, первый такой за две недели, а может и больше.

Ходить в лес одной было строжайше запрещено, и Маша ничего не сказала маме, просто взяла Чапу и ушла с ним гулять. Мама работала в машиной школе учительницей физкультуры, сегодня она должна была идти на работу к третьему уроку, а потому все еще была дома, с рассвета гремела кастрюлями и сковородками, стараясь успеть приготовить обед. Не успевала, как всегда, а потому была в очень раздраженном настроении и не особенно обращала внимание на то, что делает Маша и куда там она собирается. В отличие от Алены (сестры старшей) и Катюши (сестры младшей) Маша всегда вела себя тихо и старалась казаться как можно более незаметной в их шумной и суетливой семье. Надо сказать, это ей с успехом удавалось. Машей и ее делами как-то не особенно интересовались, а ей только того и надо было. У нее был свой уголок в детской (комнате, где жили все три сестры), где стояло кресло, очень большое и мягкое, укрытое пушистым пледом. У нее был Чапа и у нее были ее книги, целый шкаф с ее любимыми книгами, большинство из которых она привезла от бабушки, а некоторые купила сама на карманные деньги.

Маша собралась и очень тихо и незаметно выскользнула из дома. «Я ведь не обещала маме не ходить в лес СЕГОДНЯ, — думала она по дороге, пытаясь уговорить совесть, которая, конечно, не преминула напомнить о себе тут же, как она вышла за дверь, — Значит, я ее не обманывала! И потом, я ведь совсем ненадолго, и далеко в лес не пойду, только до поляны. Я ведь уже не маленькая девочка, сама знаю, что в лесу одной опасно.»

В лесу оказалось совсем неопасно. В лесу не было ни единой души, царили спокойствие и тишина, только пронзительно кричала в ветвях какая-то птица, вероятно, радуясь голубому небу и солнышку.

И, разумеется, девочка углубилась в лес гораздо дальше, чем собиралась.

Маша не пошла сегодня в школу по счастливой случайности, (таких случайностей, надо заметить, в ее жизни было совсем немного. Но такой уж выдался сегодня день. Странный, необыкновенный с самого начала.) Сегодня у Маши были уроки по машинописи в соседней школе, куда девочки их класса ходили каждую неделю по средам, и вот вчера им объявили, что их учительница заболела. Это значило, что у них был выходной. Целый незапланированный выходной день посреди недели!

Когда Маша сообщила об этом вчера за ужином всей семье, она тут же горько пожалела об этом, потому что мама принялась читать лекцию по поводу того, что многие учителя глубокие пенсионеры, болеют постоянно, а дети болтаются без дела. А потом, разумеется, перешла на излюбленную свою тему о том, что и сама Маша болеет часто, ужасно хилая, и ей совсем не помешало бы заняться зарядкой по утрам, совсем не повредит пробежка на школьном дворе перед завтраком и т. д. и т. п. Все, что Маша слышала на протяжении всей своей жизни столько раз, что сосчитать было бы невозможно.

К счастью, дальше нравоучительных бесед мама давно уже идти не пыталась — поняла, что это АБСОЛЮТНО бесполезно!

А против прогулок с собакой она ничего не имела, даже напротив. Только предупреждала Машу, чтобы та не ходила в лес…

Тишина в лесу вдруг стала какой-то недоброй, ватной, давящей на уши, умолкла птица, не шелестели последние сухие листики на деревьях, лес словно затаился, почувствовал опасность.

И Чапа дрожал, прижавшись к ноге хозяйки, а та боялась даже дышать. Сердце сковала тоска, будто какое-то предчувствие, и вдруг так остро захотелось домой…

Внезапно тишина словно взорвалась, яркая вспышка света перечеркнула небо, и грохот, такой сильный, что стало больно ушам прокатился среди деревьев. Потом визг, скрежет… и снова яркий свет… и грохот, а потом… Потом Маша какое-то время не помнила ничего, ее как будто не стало на несколько мгновений, а очнулась она почему-то лежа на земле — от боли в голове и от чего-то теплого и мокрого, что гладило ее по лицу. Маша поморщилась и попыталась отодвинуть это — мокрое, наткнулась на мех и почему-то испугалась и вскрикнула, хотя поняла уже в следующее мгновение, что бояться нечего, что это всего лишь добрый милый Чапа.

Пес испугался ее крика, отскочил с жалобным поскуливанием и посмотрел издалека так укоризненно, как только он один мог — снизу вверх из-под густых бровей необыкновенно выразительными глазами. Девочка устыдилась того, что, возможно, обидела милую собаку, подозвала и приласкала. Чапа все еще дрожал. Он все еще был обеспокоен, он смотрел на девочку тихо, жалобно скулил и явно просился домой.

— Что это было, Чапочка? — прошептала Маша и еще больше испугалась из-за своего тихого жалобного голоса, прозвучавшего так одиноко в огромном пустом лесу.

Девочка покрепче прижала к себе собаку и огляделась. Казалось, в лесу все было по прежнему, шелестели листья… поскрипывали деревья… даже птица сначала робко, но потом все смелее возобновила свои пронзительные крики… И все-таки что-то не так… Где-то не далеко… За деревьями… Что-то потрескивало. Очень неприятно потрескивало.

Маша поднялась с земли, отряхнулась от снега и листьев, поправила сползшую на затылок шапочку и посмотрела туда… В ту сторону откуда доносилось это странное потрескивание.

Чапа словно понял ее намерение и предостерегающе зарычал. Машу испугало это рычание еще больше… Больше, чем вспышка, грохот и этот подозрительный треск — Чапа никогда в своей жизни не рычал… Не рычал так!

— Чапа… — прошептала она.

Пес поднял голову, посмотрел на нее и глаза их встретились. Такие серьезные, совсем не собачьи глаза смотрели на Машу снизу вверх.

— Чапа… надо посмотреть.

Собака зарычала.

— Я посмотрю… Ты можешь здесь подождать.

Она сделала шаг, Чапа встал у нее на дороге.

— Я должна, Чапа, а вдруг… Вдруг там пожар и лес сгорит. Ничего особенного не произошло. Просто молния… Бывает и такое. Как-то раз посреди зимы сверкала — сама слышала… Вернее, видела, а гром — слышала.

Она говорила, а сама шла между деревьями к тому месту, куда предположительно ударила эта самая молния, и снег предательски скрипел под ее ногами. Вслед за ней, только гораздо более бесшумно следовал верный пес.


Не было ни взрыва, ни глубокой воронки, пилоту удалось посадить корабль очень бережно. Компьютер полностью вышел из строя, когда корабль ворвался в атмосферу, о том, чтобы доверить посадку ему не могло быть и речи, а у самого Ксатса уже не было сил на то, чтобы принять ручное управление и самому сажать корабль на планету. Это, конечно, не звездный лайнер, с которым одному человеку никак не справиться, а всего лишь одноместный истребитель, но все же… Когда кровь заливает глаза и сознание мутится, а пальцы немеют и не желают слушаться приказов, норовя нажать не на те кнопки…

Однако корабль надо было посадить — ради себя самого и ради жителей этой планеты. Если реактор взорвется, выброс радиации уничтожит все живое на много километров вокруг.

Ксатс не помнил, как он посадил корабль. Он умер до того, как израненный истребитель коснулся брюхом верхушек деревьев, потерял траекторию, дал крен на левый бок и, сминая жалкую подмосковную растительность, упал на скудный ковер из снега и гниющих листьев. Он не знал, что сработали далеко не все амортизаторы, а два оставшихся только чудом посадили корабль, не дав ему вбуравиться в почву носом.

Корабль сел косо, завалившись на бок, но однако не взорвался, и именно потому все еще живые и невредимые медленно и осторожно приближались к нему девочка в красной вязаной шапочке и пушистая, напоминающая меховой шар, собака.

Из сопл все еще било пламя, оно-то и подожгло поваленные кораблем деревья, это они так весело трещали и уже норовили перебросить пламя на соседние, живые деревья. Слава Богу, хоть ветра не было.

То, что упавший предмет ни что иное, как космический корабль, пришло Маше в голову тот час же, как только она увидела этот странный вытянутый серебряный корпус. Чем-то он походил на самолет, но не было крыльев… и не было того, что осталось бы от крыльев, если бы они были изначально. А размерами корабль вполне походил на ТУ-154. Если бы еще были иллюминаторы, кабина пилота и надпись «Аэрофлот» сходство было бы почти полным… Ничего этого и в помине не было. Только серые, гладкие борта, в которых ослепительно отражалось солнце…

Маша постояла у борта, отважилась коснуться пальцем серебристого металла, и тот час отдернула руку — металл был горячим.

Затаив дыхание она пошла вдоль корпуса, решив обойти его спереди, и тут вдруг что-то душераздирающе заскрипело за ее спиной.

Маша вскрикнула, и не оглядываясь, не разбирая дороги кинулась прочь.

Она бежала и бежала пока не поскользнулась и не упала в снег.

Несколько мгновений девочка лежала, прижавшись щекой к вороху гнилых листьев, стараясь отдышаться и никак не могла совладать с дыханием. А потом она поняла, что Чапы нет рядом и разрыдалась.

Чапа остался там.

Размазывая ладонями снег и слезы по щекам Маша поднялась и побрела обратно, находя дорогу по своим же хорошо отпечатавшимся на снегу следам.

— Противная собака, — шептала она, — Вредная, непослушная… Не получит сегодня сосиску… Не пойдет вечером гулять…

Ей было страшно, хотелось позвать кого-нибудь взрослого и сильного, кто мог бы разобраться со всем этим гораздо лучше, чем она… Тут Маша явственно представила себе такую сцену:

«Папа, папа, в лесу упал космический корабль, я сама видела!»

Не оставалось ни капли сомнений что ответит ей на это папа, и, разумеется, он не побежит в лес, чтобы посмотреть на это чудо.

Корабль лежал точно в том же положении, что и раньше, только огонь из сопл стал меньше, и был уже не белым, а красным.

Чапа выскочил откуда-то и кинулся к ней с лаем, едва не испугав хозяйку до смерти, поставил грязные лапы ей на пальто и свесил язык на бок. Пес не выглядел испуганным, и это придало девочке уверенности. Она не схватила собаку и не потащила ее домой, как намеревалась раньше, а решила обойти корабль кругом.

Все-таки интересно.

Не каждый день в Подмосковье падают космические корабли.

Из-за того, что корабль сел далеко не идеально, левый бок его достаточно сильно пострадал — серебряный металл сплющился и швы обшивки люка разошлись, образовав вполне приличную щель, в которую Маша осторожно просунула пальцы и потянула. Громкий скрежет и люк не открылся, как ему полагалось, а просто выпал на снег.

Внутри было темно и тихо.

«Этого не может быть, — подумала Маша, — Мне все это, наверное, снится».

Громко, на весь лес стучало сердце и почему-то было больно дышать.

— Стой тут, Чапа, — прошептала девочка собаке, — Я только взгляну…

Инстинкт самосохранения закричал ей, что ни в коем случае нельзя этого делать, что надо бежать как можно скорее и как можно дальше, а потом вызвать милицию, сказать, что упал… вертолет! Пусть приезжают и разбираются на месте… Но это значит, что она никогда не узнает, что там внутри! Всю жизнь будет ругать себя и думать, что же там было!

— Ты понял, Чапа? Стой тут! — велела она собаке.

Чапа повилял хвостом.

— И удирай… если что, — добавила она, уже забираясь в темноту.

Внутри не было так уж темно, как казалось с улицы. Вдоль потолка тонкими полосками слабо светились бледно-желтые лампы, в их свете Маша с трудом различала некие странные конструкции, коими было загромождено почти все пространство, между ними оставались только узкие проходы, по одному из которых она и пошла.

Когда девочке показалось, что она почти добралась до носа корабля, то услышала впереди чей-то голос. Голос что-то спросил, однако ему не ответили. Может быть, он спросил у нее, у Маши?

Девочка постояла какое-то время, спрятавшись за каким-то прибором, после чего решительно набрала воздух в легкие и произнесла:

— Я друг!

Тишина была ей ответом.

На самом деле голос звучал из кабины пилота, это был голос бортового компьютера, сообщивший, что вторгшийся в пределы корабля организм не идентифицирован и вопросил не уничтожить ли его. Ответить ему было некому, а сам принимать решения он не мог, ибо работал в режиме ручного управления.

Что опять-таки спасло Машу от смерти.

Постояв некоторое время и послушав тишину, девочка двинулась дальше и, наконец, дошла до кабины пилота, где было гораздо просторнее и светлее. Светилась узкая длинная лампа на том месте, где должна была бы находиться приборная панель и светилась достаточно ярко, освещая какие-то кнопки и рычаги. Пол был страшно замусорен, мягкое пружинящее покрытие было завалено кусками оплавленного металла и залито какой-то темной вонючей гадостью, к которой липли подошвы кроссовок… Странным показалось Маше, что не было ни единого окошка ни спереди, ни по бокам, хотя казалось, должно бы… И вообще она была разочарована. Кабина пилота походила на железный ящик — только несколько кнопочек и рычажков и все!

Впрочем, раздумывать над странностями инопланетян девочке долго не пришлось, потому что почти тот час же, после того как вошла, она увидела и самого инопланетянина. Он сидел в кресле, тихо и неподвижно и голова его свешивалась набок.

Это был человек.

Одетый во что-то очень напоминающее спортивный костюм — разве что на куртке не было молнии — из-под которого виднелся белый воротничок, на рукаве и груди Маша разглядела некую странную эмблему и три замысловатых крючочка под ней.

Грудь человека была как будто смята, как будто продавлена внутрь слева, а справа как-то странно надувалась.

На голове человека была маска чем-то напоминающая маску ныряльщика, только было непонятно как она держится на голове, потому что никаких креплений видно не было. Из-под маски по щекам и крыльям носа стекала кровь, она уже залила всю куртку, а теперь едва только капала.

Это был человек.

И он был мертв.

Маша поняла, что он мертв, когда коснулась его руки — рука была холодной и твердой.

Что теперь ей делать девочка не знала. Постояв некоторое время в раздумье она попыталась снять с человека маску, хотя было страшно. Теперь уже страшно просто из-за того, что там, вероятно, была ужасная рана.

Вопреки ожиданиям маска снялась легко, стоило только потянуть.

Лицо человека было в кровавых разводах, волосы слиплись от крови, и где была рана Маша не поняла, казалась вся голова пилота — сплошная рана.

Девочка уже не боялась, она чувствовала только небольшое разочарование и жалость к этому погибшему человеку, а еще она думала о том, что ей предпринять дальше.

Никого звать не хотелось. Не хотелось, чтобы грубые солдаты вторгались на корабль, чтобы волокли пилота в какой-нибудь исследовательский центр и издевались над трупом. Этот черный железный ящик, освещенный желтой лампой, похож был на склеп. Склеп для таинственного пришельца, для летчика, который умер на своем боевом посту…

Маша всхлипнула, попыталась убрать слипшиеся от крови сосульки волос с лица пилота и тут заметила на лбу его почти у корней волос прилипшую к коже небольшую черную пластинку, захотела смахнуть ее, и… Вот тут-то все и началось.

Что-то хлопнуло, и волной воздуха Машу отбросило к стене, она не поняла, как и откуда, но в кабине вдруг появились люди. Не было — и вдруг появились.

Их было двое. Одетые точно так же как и погибший пилот, только без масок на голове, они очень быстро стали проделывать что-то с пилотом и так же быстро говорить между собой на каком-то тарабарском наречии.


— Он мертв почти уже сорок минут, — сказал Илис, взглянув на диагност, который только что подключил к телу, — Дохлый номер — мозг умер.

— Не спеши. Подождем, что машинка скажет. Не забывай, что парень эрайданец, они выживают и после худших передряг… Ты гляди, ему едва мозги не вышибли, а он сумел корабль посадить.

Говоря это, Бартунек поспешно ставил на голову умершего приборы, которые должны были заняться регенерацией тканей.

Илис расстегнул куртку пилота, из- под которой на пол хлынула уже темная, уже почти свернувшаяся кровь.

— Ребра еще сломаны… Посмотри… Что у нас еще? Рваная рана под диафрагмой…

— Угу. Ну, как там?

— Есть импульс. Но очень слабый… Не знаю… Уходит… Если прямо сейчас попробуем…

Они посмотрели друг на друга и Бартунек кивнул головой.

— Давай. Я ее закрепил и придержу еще.

Что-то засвистело и кабину наполнило голубое сияние.

— Эй, давай-ка потише! Руки горят…

— Держи, держи… Это ж мозги, не что-нибудь.

Несколько секунд спустя.

— Все. Готово. Теперь в госпиталь его. Не знаю, получилось ли, но больше нам ничего не сделать.

— Нам самим теперь в госпиталь. Радиация здесь не дай Боже, где-то генератор потек.

— Да, я заметил. С кораблем что?

— Сейчас вызову техников. Пусть разбираются… С девчонкой надо решать. Она тоже облучилась здорово. Здесь ей не помогут.

— Ну, поговори с ней… Как абориген с аборигеном. А я пока Ксатса переправлю.


Один из невесть откуда взявшихся исчез вместе с умершим, а второй остался и подошел к ней.

Маша не могла без содрогания видеть кровь. Нет, она не пугалась, не визжала, не падала в обморок, когда случалось пораниться. Свою кровь она воспринимала равнодушно, но чужую… Если резала палец сестра или мама острым кухонным ножом, у Маши все холодело внутри и даже как будто в голове мутилось… Здесь было столько крови! Как только один из внезапно появившихся расстегнул на мертвом пилоте куртку, кровь выплеснулась на пол с мерзким чавком — как будто не жидкая была, а вязкая, слизистая. И запах ударил в нос, такой тяжелый и приторный…

Девочка оцепенела от ужаса, она стояла на коленях в углу, прижав ледяные ладошки к груди и не могла закрыть глаза, не могла даже отвернуться. Она представляла себе ужасную рану в груди пилота, она представляла себе расколотые кости, разорванные внутренности, она представляла, как больно было этому человеку, пока он был еще жив, пока из последних сил уводил корабль от города (девочка почему-то была уверена, что это было так).

Маша сжалась в комочек, с ужасом глядя на приближающегося к ней инопланетянина и чувствуя, как холодеет кровь.

— Если приборы нас не обманули мы прибыли в Россию?.. Ты русская девочка? — спросил инопланетянин на чистом русском языке, разве что с небольшим акцентом, присаживаясь рядом с Машей на корточки. У него было очень милое, симпатичное лицо, карие глаза, и он улыбался.

— Да, — прошептала Маша, говорить громче она не могла, потому как пересохло горло, — А вы кто?

— Я твой земляк. Только я из Чехословакии родом. Знаешь, где это?

— Чехословакии больше нет.

— Как это?!

— Есть Чехия и есть Словакия. Они разделились. Вы не знали?

— Не знал. Я давно там не был.

Инопланетянин — или не инопланетянин? — выглядел печальным. Он как будто растерялся и не знал теперь… Не знал теперь кто он?

Маша подумала, что, наверное, не стоило ему говорить о переменах, случившихся на Земле в последние годы.

— Извините… — пробормотала она, — Но теперь вы или чех или словак.

Мужчина улыбнулся.

— Понял. Теперь я чех.

Он помолчал еще, потом спросил.

— Тебя как зовут?.. Маша? Какое имя красивое. Русское, старинное… — он закусил губу и потер подбородок, — Знаешь что, Маша, тебе сейчас надо пойти со мной… Ты не бойся, это для тебя необходимо. Произошел сильный выброс радиации, это бывает при аварии, ты облучилась, и если не пройдешь курс лечения, то скоро можешь умереть. Здесь… На Земле тебе не помогут, а в нашем госпитале тебя вылечат за несколько минут. Ну что… Ты не боишься?

«Боюсь», — подумала Маша.

— У меня собака там, — сказала она, — Я не могу ее оставить. Можно я отведу ее домой, а потом…

— Собака тоже облучилась… Веди ее сюда, — вздохнул Бартунек.

Маша с трудом поднялась — от долгого сидения затекли коленки.

— А это надолго? Мама волноваться будет.

— На пару часов, — сказал Бартунек и опять вздохнул.

Вздыхал Бартунек потому, что не любил врать, тем более маленьким доверчивым детям. Но правду сказать он сейчас не мог.

А правда заключалась в том, что Земля была весьма отсталой планетой, не вышедшей еще в космос (полеты вокруг своей орбиты и вездеходы на луне, понятно, не в счет) и потому на ней, как и на других планетах ее уровня ничего знать о мировом космическом сообществе не должны были. Как там говорят мудрецы из Совета: «Это знание повредит естественной эволюции планеты, она перестанет надеяться сама на себя. А к каким результатам это может привести, всем известно».

Действительно, примеров было достаточно.

Девочка-землянка, которую Бартунек забрал с собой, по закону — который невозможно было преступить — не должна была знать всего того, что уже узнала и что узнает еще. Из создавшейся ситуации было два выхода, и оба они были крайне неприятными для ребенка.

Бартунек вспомнил, как когда-то давно сам попал в примерно такую же ситуацию, тоже по глупости полез куда не положено… «Жалею ли я о том, что произошло?» — подумал он и оказалось, что не жалеет. Потому что жизнь его сложилась очень даже не плохо! Кто еще из его друзей и знакомых, вкалывающих, как и он когда-то на автомобильном заводе, проживет такую?.. Однако вряд ли этой девочке хорошо то, что хорошо для него…

А нечего было нос совать куда не следует!

Спасать Ксатса.

И почему в мире все устроено так, что добро — всегда наказуемо?

— Подождем техников, — сказал Бартунек, ему приходилось говорить одному, потому что Маша молчала. Смотрела на него, прижимая к себе собаку, и молчала.

— Посмотрим пока, что у нас здесь произошло…

Бартунек нажал на какие-то кнопки и вдруг произошло невероятное. Железный ящик преобразился… То есть, он совсем перестал быть железным ящиком.

Бесшумно разъехались в стороны панели, закрывавшие разгерметизированную взрывом, носовую часть корабля и поврежденный компьютер — основную его часть.

Кабина пилота сразу стала больше чуть ли не в два раза.

Бартунек попытался запустить компьютер, сначала мысленным приказом, потом различными комбинациями на кнопочной клавиатуре, в конце концов, ему удалось вызвать экран. Слабенький, мерцающий, то и дело рассыпающийся на пиксели… Бедный корабль, это похоже на агонию…

Маша забыла держать собаку и только смотрела на все разинув рот. Было непонятно, то что она видит — иллюминатор это или экран, на нем каким-то образом отображался весь вид вокруг — и лес, и небо, и земля. Смотришь вроде бы вперед, а видно даже все то, что находится сзади, и никаких искажений незаметно!

За виртуальным экраном была самая настоящая дыра, через нее сквозило, через нее было видно хилую елочку. Бартунек только покачал головой.

«И как только ему голову не снесло, — подумал он и добавил, — Эрайданец!»

Удивительно повезло Ксатсу. Энергетический луч, выпущенный, возможно, из того самого нового оружия, пробивающего, по слухам, любую защиту. Прямое лобовое попадание — и он еще умудрился посадить корабль. И ведь выживет, наверняка! Благодаря этой излишне любопытной маленькой девочке.

Бартунек отключил все еще светящийся на виртуальном экране запрос не уничтожить ли не идентифицированное существо, самовольно проникшее на корабль, и взялся от нечего делать за диагностику. Ни одна из основных функций не работала. Корабль был мертв безнадежно. Его, конечно, приведут в божеский вид, подлатают, поменяют кое-какое оборудование и — продадут. Служба Охраны Галактики не может позволить себе летать на битой технике, не может она себе позволить и просто отправить корабль на свалку — если можно выручить за него хоть какие-то деньги, то необходимо это сделать.

Увы, не так уж легко заставить раскошелиться Великий Совет. Средств всегда не хватает.

Техники прибыли чуть ли не через полчаса. Они спешить не привыкли — не спасатели и не истребители — впрочем, спешки от них и не требовалось. Они обычно прибывали последними, подбирать оставшийся после сражений и аварий мусор.

— Привет, — сказал Бартунеку синелиций авессиец Кет Ве, начальник седьмой технической бригады, — Насколько все плохо?

Бартунек пожал плечами.

— Компьютер не работает, генератор потек, а там… не знаю. Разбирайтесь.

— А это кто еще? — Кет Ве кивнул в сторону Маши.

— Спасительница Ксатса.

— Вот так даже… Что, нашему полку прибыло?

Бартунек пожал плечами. После лечения девочку придется вести к командору, ему решать «прибыло ли полку» или не прибыло. Все-таки она девочка и маленькая еще. Хотя… что же в ином случае с ней делать?

— Иди ко мне, — сказал он Маше.

Маша, тихая и незаметная, стояла на коленях у стенки, с трудом удерживая рвущуюся с поводка не в меру разрезвившуюся собаку.

«Мы облучились, — думала она, — Действительно ли это так, ведь я ничего не чувствую? Хотя радиация это именно такая штука. Ничего не чувствуешь, а потом начинаешь разваливаться на кусочки».

Ей было страшно, она чувствовала себя обреченной. Казалось бы, без причины, ведь ее обещали вылечить, и все-таки было страшно. Лететь… так далеко… безумно далеко, откуда она уже не сможет выбраться, если ей в этом не помогут. Ей приходится полностью довериться этим чужакам. А можно ли им доверять? Ведь они могут лгать… А зачем? Зачем им лгать ничем не примечательной юной землянке, зачем она им там?

— Ну что же ты, Маша? — повторил Бартунек, — Нам пора.

— Мы не очень надолго? — жалобно забормотала девочка, — Маме через два часа на работу. Она не сможет уйти, пока я не приду, потому что у меня ключа нет. Мне потом так попадет! Мы успеем вернуться?

Маша спросила, а потом сама представила безбрежный космос, через который ей предстояло лететь.

— Мы ведь успеем?!

Пришелец молчал и только протягивал ей руку.

И Маша подчинилась. Подошла.

Ну, ничего! Попадет, так попадет, не впервой! Зато меня вылечат… А увижу сколько всего! Да кто угодно из нашего класса пол жизни бы отдал за такое приключение, а я, дурочка, всего боюсь!

Бартунек взял ее за руку.

— А как…

Она не успела договорить, произнесенный вопрос так и остался висеть в воздухе над планетой Земля, та же, что произносила его уже была на космической станции, медленно плывущей по орбите неизвестной землянам планеты.


Планета называлась Исчен, она вращалась вокруг своего солнца в череде многих, не имела атмосферы, как следствие, не была обитаемой и служила главной базой Службе Охраны Галактики.

Когда базу только готовили к тому, чтобы она стала штабом СОГ, предполагалось, что она будет СЕКРЕТНОЙ. Поэтому силовому куполу, закрывающему от ядовитой атмосферы жилые постройки, хозяйственные службы, склады и ангары придали форму скального образования, неотличимого на вид от многочисленных естественных образований подобного рода, делавших планету похожей на изрядно потрепанного в жестоких схватках морского ежа.

Стать секретным штабу СОГ не удалось по множеству разных причин, основная из которых та, что в секретности просто не было необходимости, но купол остался без изменений, своеобразной местной достопримечательностью.

На базе Исчена в тот день царила тишина. Большая часть кораблей ушла в патрульную службу вокруг многострадального сектора 13-140-011.

Именно в этом секторе произошла грубая стычка с пиратами, именно в этой стычке был ранен Ксатс, именно в этом секторе находилась маленькая планетка Земля, которая и не подозревала, какие вокруг нее творятся дела.

Бартунек держал Машу за руку и чувствовал, как дрожит рука девочки. Он понимал все слишком хорошо и потому совсем не был удивлен. Он помнил, как чувствовал себя он сам, когда впервые оказался на одной из баз СОГа.