"Ничто Приближается" - читать интересную книгу автора (Енина Татьяна Викторовна)ПашаВсе получилось, конечно, не так, как она предполагала. Когда Маша летела на Землю, она мечтала пожить в свое удовольствие, отдыхать, развлекаться, исполнять все свои желания. Те мысли она вспоминала теперь не иначе как с грустной улыбкой. Не то, чтобы в свое удовольствие — ей вообще было некогда жить. То утро, когда она смотрела телевизор, было первым и последним, в ее жизни на Земле, когда она его включала. Она не читала книг, не общалась с людьми (разве что с Петром), ее существование помимо работы свелось к ванной, постели и еде, причем питаться она предпочитала в кафе… Ее жизнь была очень трудной, она проклинала ее под час, когда падала на кровать не имея сил раздеться, и вспоминала потом как самое счастливое свое время. Тогда еще все было так хорошо и спокойно, и она приносила настоящую и вполне ощутимую пользу — она спасала обреченных на смерть. Поэтому на отдых она старалась уделять времени как можно меньше, понимая, что каждая минута ее сна стоит чьей-то жизни. Как долго она могла бы жить так? Наверное, достаточно долго, имея новейшие препараты, дарующие энергию, а то, что они в конце концов могли убить ее, она не думала — некогда было думать. И ей пригодились джинсы и кроссовки, что оставил ей ее предшественник, и она так и не купила себе ни одного дорогого наряда. Ей не столько досаждали разнообразные пришельцы из космоса, типа тех самых пресловутых оэрлогов, сколько земные подонки, которых было гораздо больше, но с которыми, правда, и справиться было довольно легко. Маша упивалась своим могуществом, чувствовала себя «суперменом» и старалась изо всех сил сделать как можно больше. Сделать все, что от нее зависело. И более того. Это было запрещено, узнай кто-нибудь в координационном центре, чем она занимается, ее бы, по меньшей мере, тот час же выгнали с Земли к папочке Эйку. С большим скандалом… И она изо всех сил старалась, чтобы ее не разоблачили. Маша плевала на все правила и предписания, нагло врала и не чувствовала при этом никаких угрызений совести, уверенная в своей правоте. Ей некогда было думать, некогда было вспоминать. Все, что происходило с ней когда-то казалось ей далеким, нереальным и смешным. Теперь у нее была совсем другая жизнь, в которой не было места ни для чего другого, кроме работы. Разве что иногда она позволяла себе съездить в маленький подмосковный городок и постоять у серой неприметной девятиэтажки с давно облупившейся краской, посмотреть на желтый прямоугольник окна, в глубине которого иногда скользили тени. Маша старалась делать это поздним вечером, чтобы случайно не наткнуться на кого-то кто мог бы узнать ее… Пусть это было маловероятно, ей не хотелось рисковать, она не готова была признаться, что на самом деле ждет, что колыхнется штора, и мама появится в окне, почувствует что-то… Она увидела однажды свою сестру. Алена шла к дому и с ней шел мальчик лет пяти, мальчик был вылитый она — Маша, в том же возрасте. — Боже, Боже… — прошептала она, ее сердце колотилось так сильно, что стало больно. Ей было страшно. Она почувствовала себя так, будто очутилась в другом, параллельном мире, очень похожем на ее родной мир, и все же — другом. Как в страшном сне. Эта красивая женщина… Неужели она действительно ее сестра? Когда Маша видела ее в последний раз, Алена заканчивала школу. Красавица, гордячка с непомерными амбициями. Что из ее мечтаний осуществилось? Прошло семь лет. Семь лет — это целая вечность. Маша почувствовала прилив такой невыносимой нежности к этой женщине и этому мальчику… Как же хотелось броситься к ним и обнять — крепко-крепко, расспросить обо всем, о маме, о папе, о Катьке… Маша поняла, что и не подозревала раньше, насколько сильно она любит их всех, несмотря на долгие годы разлуки… Может быть, именно благодаря этим годам разлуки… Маша вцепилась в руль и крепко зажмурилась, дожидаясь, пока они пройдут, и когда она открыла глаза из них покатились слезы. Слезы давно забытой жалости к себе, обиды за свое одиночество… Нет-нет, эти мысли нужно гнать. Далеко-далеко. Расслабляться нельзя. У каждого своя судьба, свое предназначение, и вернуть ничего невозможно. В тот день Маша поклялась себе не ездить больше домой — она называла это так — она должна знать, что с ее близкими все в порядке, этого достаточно для обретения покоя. После случившейся с ней такой досадной неудачи с обгоревшим мальчиком, Маша не оставила своих попыток быть ангелом-спасителем. Почему-то она считала, что обязана им быть — спасать подыхающих от передозировки наркоманов в городских парках, подстреленных и порезанных в драках подростков… Ей казалось, что человек, побывав на границе между жизнью и смертью, поймет что-то, осознает что-то, начнет новую жизнь — например, станет священником. Она спасала от смерти всех этих никчемных людишек, а перед глазами ее всегда в эти минуты был замотанный в бинты маленький мальчик… Скольких она должна спасти, чтобы полегчало? Чтобы этот образ исчез, оставил ее в покое? Сколько бомжей, наркоманов и пьяниц, сколько упившихся, обколовшихся, замерзающих на снегу? И стоит ли тысяча спасенных подонков одного хорошего маленького мальчика? Маша ехала в сторону своей московской квартиры, как всегда пристально всматриваясь в небо, она смотрела на небо даже когда радар не предупреждал о тревоге. Это просто вошло у нее в привычку — она смотрела в небо всегда, наверняка чаще самого романтичного в мире поэта, и при этом была настолько далека от романтических мыслей! Так далека… Она не поняла, как это произошло. Дорога была гладкая, время позднее, машин было мало… Она услышала рев автомобильного гудка, визг тормозов. А потом удар, мгновенная вспышка боли и — темнота… Первым движением, когда она стала приходить в себя, был поиск на запястье «регенерата», она нащупала его, но тут же отказалась от мысли использовать, пожалуй, не так уж плохо ей было — лучше уж потерпеть боль. Она открыла глаза и увидела пред собой видение из ночного кошмара — на нее смотрело жутко ухмыляющаяся окровавленная физиономия. — За пистолетом полезла? — физиономия дохнула на нее перегаром и хихикнула. — Успокойся — я не злой. Ты как? — Вы кто? — Я Паша. — А-а… — Тебя в больницу или как? — Или как. Маша попыталась приподняться. Было очень больно, но она справилась. Все-таки «регенерат» отменяется и это хорошо. Как бы еще вернуть себе ясность мысли… Если бы не эта рожа, она впрыснула бы себе «HI-FI». Левый бок ее машины был смят в лепешку, на месте пассажирского сидения теперь дымился мятый радиатор вражеского корабля… темно-серого «Мерседеса». — Круто, да? — улыбнулся Павел. — Ты это… не злись, лады? Виноват, признаю. Все живы, все здоровы, все хорошо. Сколько там стоит твоя колымага? Купим тебе новую. Ты хочешь новую? Только это… Давай сваливать, а? Маша смогла самостоятельно выбраться из машины, но на большее ее не хватило, она опустилась на землю, чувствуя, что сейчас ее вырвет… Или она потеряет сознание… Или и то и другое… Паша в это время общался с кем-то по мобильному телефону. — Эй-эй! — воскликнул он, когда разговор был окончен, — Куда собралась? Сейчас довезем тебя домой… или все-таки в больницу? — Домой… У тебя платок есть? — Чего? — Лицо вытри. Платок у Паши был. Посмотревшись в треснувшее зеркальце заднего вида своего разбитого корабля, он как мог вытер кровь с лица, потом очень бережно поднял Машу с асфальта и посадил обратно в машину. — Ты легенькая такая, — удивился он, — Не ешь что ли ничего? Маша совсем не была расположена к диалогу, она откинулась на сидении и закрыла глаза. Только бы не вырубиться! Только бы не… Ах, зараза, как же болит шея! Очень скоро прибыли Пашины друзья, их сопровождала патрульная машина и два погрузчика, которые очень быстро увезли разбитые машины с места происшествия. Когда товарищ в форме сотрудника ГИБДД увидел номера на обшарпанной бордовой «жигулевине», ему явно сильно поплохело. Он побледнел, потом покраснел и кинулся к Маше даже с подобострастием. — Вы не ранены? Выглядите вы… — он покачал головой, — не очень… «Если б ты еще знал, насколько не очень…» — мрачно подумала Маша, постаравшись принять максимально возможный бодрый вид. Надо сказать, удавалось ей это плохо. Ее организм был очень сильным по земным меркам, иначе она вряд ли вообще смогла бы подняться. Жутко болела голова и, самое скверное, стоило шевельнуть ею, как острая боль прокатывалась вниз по спине. — Мне нужно домой, — проговорила она. — Вас отвезут. А за машину не беспокойтесь, оттранспортируем ее куда следует. И оформим все, как надо… У вас нет претензий к владельцу «Мерседеса»? Маша покачала головой. Какие еще претензии, домой бы поскорее и лекарство в вену. Маша видела, как Паша и представитель власти пожали друг другу руки, и патрульная машина тихо шурша шинами укатила прочь. — Все в порядке, — радостно возвестил Паша, провожая девушку в машину, — Где ты живешь? Они вдвоем ехали на заднем сидении автомобиля, который вел угрюмый детина с выбритым затылком, купаясь в волнах кондиционированного, ароматного воздуха, который, казалось, даже немножко успокаивал боль. — Ух, блин, — жаловался Паша, — Я думал, все — пиз… э-э, конец мне пришел. Я, знаешь, никогда еще так не бился. Башка, блин, кружится… Выпить хочешь? — Нет, — сквозь зубы пробормотала Маша, едва найдя в себе силы открыть рот. — А я выпью… Он открыл бар, выбрал одну из многочисленных бутылок, открутил крышку и отхлебнул прямо из горла. — Хорошо пошло… Может хлебнешь? Лучше станет… Ну как хочешь… Тебя как зовут?.. — Отстань ты от меня, ради Бога! — пробормотала Маша. — Да… Прости… Все понял… Паша молчал аж целую минуту. — А ты красивая, — вздохнул он вдруг, — Правда. Даже сейчас. Просто ништяк. Маша подумала, что сейчас убьет его, несмотря на боль и слабость, расщепит его на молекулы, как оэрлога, и развеет по ветру. Паша проводил ее до самой квартиры и, помогая ей улечься на диван, произнес: — Завтра у тебя будет новая машина — куда лучше прежней, потому что ты — умница. У Маши не было сил протестовать, ей хотелось, чтобы он быстрее ушел, и, наконец, избавиться от мучившей ее боли, да и в конце концов почему бы ей не принять подарок? Разве ей не нужна машина как можно быстрее? Перед тем, как покинуть Павел наклонился и поцеловал ее. От возмущения Маша едва не выздоровела, она уже была готова разразиться какой-нибудь бурной тирадой, но тут как раз хлопнула дверь. «А и черт с ним!» — решила Маша дрожащей рукой поднося к вене пистолетик с «HI-FI». На следующий день она позволила себе отдохнуть. Лекарства исправляли полученные ею повреждения, и девушка размышляла о том, отразится ли произошедшее на ее безопасности. В принципе, в подобной ситуации она должна была сообщить о случившемся в центр и ждать указаний, но она не видела в этом смысла. Они там вряд ли смогут адекватно оценить ситуацию, наверняка отзовут с задания, отправят куда-нибудь в Зимбабве, а ведь она только-только начала привыкать к Москве… И потом — это не первый случай, когда в ее квартире побывал посторонний, правда бандит Паша не совсем то же самое, что тринадцатилетняя девочка… Маша раздумывала о том, не связаться ли ей с Вартаном, не попросить ли его совета… Но в конце концов отказалась от этой мысли. Да, Вартан был очень любезен, повелев ей обращаться к нему с любыми вопросами и в любое время, но Маша прекрасно понимала, насколько ему сейчас тяжело на новом месте, и не считала себя вправе лезть со своими проблемами… Тем более, что и проблем то особых не было. Она справится сама, все-таки не маленькая, все-таки она прошла школу СОГа и — в отличие от того же Вартана — она профессиональны солдат… Впрочем, Вартан тоже солдат, раз служил в Афганистане. Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. После отъезда Вартана к ней никогда никто не приходил, и Маша даже не знала, что способна так испугаться звука дверного звонка. Она испугалась, что к ней явился кто-то из центра, что они там уже все знают, и что сейчас она, наконец, получит по заслугам. За все сразу. «Мне нечего бояться!» — сказала она себе, глубоко вздохнула и поняла, что нервничает. Несмотря на то, что чувствовать себя в опасности у нее не было причин. «Что-то случилось с моими нервами… Черт, надо скорее развязаться с этой историей!» Он стоял в дверях. Весь в синяках, исцарапанный, но приодетый. И с цветами. С целой охапкой роз. — Привет! Это тебе! Маша взяла протянутый ей букет. — Я войду? И он вошел не дожидаясь приглашения. — Машина за окном. «Ауди» подойдет? Документы и ключи в сумке. Сумку Паша кинул на диван и сел сам. — Ну, так как тебя зовут-то? — Маша. Она вошла в комнату вслед за ним, встала рядом, желая всем своим видом показать, что не расположена к продолжительной светской беседе. — Я предпочла бы отечественную машину. — Почему? — искренне удивился Павел. — Ментов боишься? Да перестань! Сейчас в Москве одни иномарки, никого не удивишь. И потом ты ж нарушать не будешь, что они тебе сделают? — К новой машине нужно привыкать. — Ну ты даешь! Ты когда-нибудь водила иномарку? Ты попробуй сначала! Ну дает! Я думал, она до потолка подпрыгнет от радости, а она!.. — Ну хорошо, — Маша выдавила из себя улыбку, — Хорошо, спасибо. Паша хмыкнул. — Ты как сама-то, ничего? Она пожала плечами. — Нормально. — Да? А сама как неживая. Ладно, шучу… Может мы, это… Сходим вечером в кабак? Маша едва не взвыла. — Я не могу, — взмолилась она, прижав ладони к груди, — Правда, не могу. — А завтра? — Завтра… Тоже… Я плохо себя чувствую, неужели не понимаешь? — Ладно-ладно… Все понял, ухожу. Он поднялся, и в лице была такая обида, что Маше сделалось его жаль, но она действительно ничем не могла помочь ему, при всем желании. — Звони если что… — буркнул он в дверях, — Там в сумке есть моя визитка. Маша прислонилась спиной к двери, утерла ладонью взмокший лоб. Может и правда найти себе новую квартиру? Она подошла к окну, проводила глазами отъезжающий от подъезда «Мерседес», точно такой же, какой протаранил правый бок ее машины прошлой ночью. Напротив через дорогу стояла белоснежная «Ауди». — О Боже! — простонала Маша, — Вот облагодетельствовал! И куда я на такой?! …Когда в дверь зазвонили снова, она решила не отзываться. Черт побери, ну что за напасть! Она продержалась пять минут, потом пошла открывать — этот придурок переполошит всех соседей, что же с ним делать? В дверях стоял огромный розовый плюшевый медведь. С бантом. В лапах медведь держал открытку, на которой сложив лапки стояла толстая мышь (или хомяк?), глядя на Машу преданными круглыми глазами. Чуть ниже было написано: «Каждую секунду каждой минуты, каждого часа, каждого дня, каждой недели, каждого месяца, каждого года…» Когда девушка развернула открытку, то обнаружила короткое завершение этой многообещающей фразы: «Думаю о тебе.» И можно ли было злиться на это? Наверное, можно, но Маша не злилась. И даже решила не прогонять его в следующий раз и пойти с ним в кабак. Почему бы и нет?.. Только вот пойти в кабак не в чем. На следующий день с утра Маша отправилась по магазинам, надо присмотреть себе что-то по настоящему классное, что-то сногсшибательное… Она не решилась ехать в новой «Ауди», решила для разнообразия прокатиться на метро. Конечно, это было не очень удобно, но и у общественного транспорта есть свои преимущества — по крайней мере, можно сесть, закрыть глаза и думать только о приятном. О новом платье. О бандите Паше, который — в сущности — довольно симпатичный. Главное — сильный и надежный. О том, что раз уж о ее прежних выходках никто не узнал, то и об этой не узнают… Да! Она сделает это! Черт возьми, кому она хранит верность?! Есть ли кто-то в этом мире, кому она должна хранить верность?! По всему выходило, что такого человека не было… Стены медленно ушли вниз, слегка замедляя скорость поезд выехал из тоннеля, и тут же часы на машиной руке пронзительно запищали свою вечную веселую мелодию из пяти нот… Маша едва не закричала. Она с ужасом посмотрела на проносящийся за окном поезда пейзаж. «Зачем я это делаю, — мелькнула мысль, — все равно ведь не буду стрелять, лучше уж и не смотреть…» Не такая уж она идиотка, чтобы стрелять в такой ситуации! Разумеется, по закону подлости, оэрлог появился как раз перед ее глазами, его не пришлось высматривать, поджидать — он был тут, огромный, наглый, плыл по небу почти вслед за поездом… Немного забирал вправо… Розовые искорки нежно переливались на темно-сером фоне закрытого тучами неба. Маша закрыла глаза и открыла снова. Может быть привиделось? Нет, летит. Этот розовый контур, эти тоненькие едва заметные искорки не перепутаешь ни с чем… Вот ведь зараза! И как тут стрелять в него, при таком количестве народа? Но отпустить!.. Оэрлог сжирает за сутки не меньше двадцати человек, как раз сейчас он на охоте… Маша тихо застонала, чем привлекла внимание пожилого лысоватого мужчины, что сидел рядом с нею. Кажется, тот что-то спросил у нее. На принятие решения несколько долей секунды, нельзя упустить оэрлога! Нельзя! Мгновение, и Маша у дверей. Только бы не выпустить его из виду, не потерять… Поезд идет прямо, а эта тварь может уйти в сторону, и девушка уже не обращает внимания на то, что отпихнув кого-то от окна она привлекла внимание всего вагона, и пассажиры смотрят на нее осуждающе, но пока еще не знают, как реагировать. Они не успеют придумать. Все произойдет гораздо быстрее. Глупые и несчастные, им бы бросаться на пол и закрывать голову руками, но они не знают, как защищаются оэрлоги, они ничего не знают! … Надо же какое неудобное положение… через стекло… и поезд трясет… Сколько там поправка на преломление света?.. «Эх, люди, люди, — думала Маша, прицеливаясь, — если бы вы знали что будет со всем этим поездом, если я промахнусь. Если бы вы знали, вы вышибали бы стекла голыми руками и выбрасывались бы на ходу, под колеса встречного, куда угодно! Очень злобное животное оэрлог…» Маша упала на колено и протянула руку по направлению к цели. Какая же все-таки поправка на преломление света в стекле?.. Ну, Господи, благослови! Она сжала ладонь. Тонкий голубой луч вылетел из пластины на ее ладони, без препятствий проник сквозь стекло не причиняя ему вреда и ослепительной молнией полетел в цель… Короткая вспышка и от рева чудовища боль пронзила голову… Людям тоже больно, они тоже кричат, но они еще не видели самого главного… Оэрлог не убит, он только ранен и сейчас последует ответный удар. Оэрлог выпустит импульс туда, откуда в него стреляли. И он попадет точно в цель. Он — животное, у него инстинкт, он никогда не забудет о поправке на изменение скорости поезда… Маше надо было бы сейчас отскочить как можно дальше и кинуться ничком на пол, лучше всего под лавочку, но тогда из-за нее погибнет кто-то другой, кто-то из тех, кто стоит сейчас рядом и хлопает глазами, кто-то из тех, кто не давал присяги и не готов умереть. Маша тоже не была готова умереть, но она чувствовала свою вину за то, что так подставила всех этих людей… Если уж бралась стрелять, то обязана была стрелять точно. И она продолжала стоять. Там, где стояла. Продолжала стоять и ждать смерти, наказывая себя за ошибку, пусть чудовище сожжет ее, может быть не заденет больше никого… Перед глазами ее снова появился забинтованный мальчик… прибор над изголовьем его кровати пищал: пи… пи… пи… обозначая ритм сердца. Оэрлог падал, медленно… Маша впервые видела как падает раненый оэрлог, доселе она всегда убивала этих тварей с одного выстрела… Пассажиры метро смотрели туда же, куда и она, теперь они тоже видели его… Они наконец-то видели то, что летает над их городом! Ответный удар не замедлил последовать. Маша чувствовала кожей, как огненный шар летит прямо в нее. Девушку готовили на уровне инстинктов, подсознания, и это инстинкт сработал, когда она отскочила в сторону. Она отскочила и луч летел уже не в нее, а в какую-то тетку, что стояла у нее за спиной. Прямо в центр ее груди. Думать и принимать решения было некогда. Будь времени чуть побольше, Маша, вероятнее всего, оставила бы все как есть, упала бы на пол и шар точно не причинил бы ей никакого вреда. А что в сущности значит жизнь какого-то никчемного человеческого существа в сравнении с ее жизнью — жизнью солдата Службы Охраны Галактики, который каждый день спасает человеческих существ десятками? Спасает… И поэтому она не может смотреть, как кто-то погибнет сейчас и не помочь… Очень глупо, но… Разве ее жизнь не посвящена тому, чтобы спасать людей от оэрлогов? Не от взорвавшихся бомб, не от наркотиков и не от пожаров — от оэрлогов! Она вернулась на место, и тетка теперь была в безопасности… «Эйк… — подумала Маша, — Боже, ведь я больше никогда не увижу его!» И это была последняя ее мысль. Удар страшной силы отшвырнул Машу к противоположной стене вагона. Сначала из-за силы удара она не почувствовала боли, но спустя несколько мгновений, когда открыла глаза… Она увидела кругом море крови… Ее собственной крови. Искаженные физиономии людей в крови, их одежда, стены, окна… Маша и не предполагала, что в ней может быть столько крови… Она наклонила голову и от ужаса едва не потеряла сознание. У нее не было одного бока. Вместо него огромная кровавая дыра в обрамлении обломков костей. В один момент девушка увидела все свои внутренности. Не нужно было иметь особых познаний в медицине, чтобы понимать, что такая рана смертельна, если бы не особая подготовка и стимуляторы, выпитые накануне после аварии и все еще действующие, Маша уже умерла бы, но пока она была еще жива… И раз она была жива, то, возможно, могла успеть позвать помощь. От правой руки ее почти ничего не осталось, соответственно воспользоваться регенератом она не могла, но была еще одна возможность, когда-то благодаря этой возможности был спасен Ксатс… Левая рука, кажется, более-менее цела… Маша почувствовала… Она поднимается, дотянуться бы до датчика на лбу. Пальцы дрожат, они, кажется, ищут где-то не там… Вот и конец. Попытка двигаться лишила ее последних сил, Маша почувствовала, как что-то тяжелое и горячее излилось из нее и она стала терять сознание… В глазах стало темно… И звуки ушли. А потом ушла и боль, Маша оторвалась от земли и полетела в бездонный черный тоннель… Улетать в него было приятно — немного грустно, но не более того — Маша знала, что сейчас что-то откроется перед ней, и это что-то будет прекрасным и… Вспышка боли пронзила насквозь ее уже свободное и бестелесное существо и эта боль намного превосходила ту, что она испытывала только что, она была настолько сильной, что выдержать ее было просто невозможно. Маша вопила и билась в судорогах, глаза ее вылезали из орбит, мозг горел, словно его кинули на угли, а сознание превратилось в одну белую узкую линию, раскаленную, словно солнце. И это было долго. Бесконечно. Целая вселенная боли, по которой она летела… летела… Вселенная белого огня. И она не поверила, когда все это кончилось. Слишком неожиданно и слишком бесследно пропала боль, осталась лишь слабость, тяжестью сковавшая мышцы… И какой же приятной была эта слабость! Открытыми губами Маша жадно хватала воздух, воздух сладкий-сладкий, словно и не в центре города, а где-нибудь в лесу или в горах, и вместе с этим воздухом в нее вливалась жизнь. Мир возвращался вместе со светом дня, вместе со стуком колес. Поезд до сих пор не скрылся в тоннеле, это значит, что прошло не больше пяти минут. С самого начала и до конца. Можно ли поверить в это? Она увидела над собой человека, одетого в форму СОГа, он смотрел ей в глаза, и улыбался во весь рот. Маша узнала чешуйчатого энкладеза Сил-Эна, с которым когда-то вместе проходила обучение, видимо, именно он сейчас дежурил в «скорой помощи». — Ну как? — спросил Сил-Эн. — Омерзительно, — пробормотала Маша и попыталась улыбнуться, — Хуже просто не бывает. Сил-Эн сочувственно покивал. — Бывает, — произнес он, — Вот встретишься с руководством и поймешь, что бывает… Держись, отправляемся. Они исчезли из вагона за мгновение до того, как поезд снова нырнул в тоннель… Исчезли оставив после себя кровавое побоище. Это кровавое побоище так и приехало на станцию, где открылось глазам ничего еще не подозревающих пассажиров, которые хотели куда-то ехать. И они поехали, скорее всего, но не в этом вагоне и не в этом поезде, потому как тот никуда дальше уже не пошел, а если точнее, то пошел в депо. Перепуганных насмерть и перепачканных кровью людей увезли с собой сотрудники милиции. Неизвестно, что удалось им выяснить и какие выводы они сделали для себя, потому что никакая информация так и не попала в прессу. |
|
|