"Седьмой авианосец" - читать интересную книгу автора (Альбано Питер)

5. 5 декабря 1983 года

— Это еще что такое? — осведомился Эдмундсон. Он сидел на койке и показывал на металлический поднос с какими-то длинными ломтиками.

— Сырая рыба. Японцы обожают ее. Называется сасими. — Порох Росс ткнул пальцем в серую, вязкую массу-А это моржатина или тюленина, называется адзараси. А вот это, — он приподнял пучок чего-то косматого и коричневого, — жареные морские водоросли, нори-но-темпура. — Увидев это, Эдмундсон с отвращением поморщился, он сказал: — Съешь, Тодд. Это полезно для организма. Придает силы. Зажми нос и угощайся.

— Я не умею есть палочками, капитан.

— Тогда действуй руками. Эмили Пост[20] за нами не следит, — добавил Росс с улыбкой, надеясь немножко ободрить своего юного спутника.

Эдмундсон слабо улыбнулся, закрыл глаза и начал жевать. Он жевал, пока не съел все, что было на его подносе.

— Молодчина, Тодд, — сказал Росс, видя, что Эдмундсон и впрямь несколько повеселел. Подкрепившись, он поставил оба подноса на маленький столик, наглухо принайтованный к палубе.

Внезапно корабль стал поворачивать.

— Капитан, мы меняем курс, — сказал Эдмундсон, выпрямляясь.

— Я это заметил. Взяли право на борт, против ветра. Тут ведь в основном западные ветры.

— Да? А я-то думал, норд-осты…

— Это не обязательно, особенно если мы южнее Алеутских островов. Норд-осты начинаются на сорок восьмом градусе северной широты.

— Ничего не могу понять, капитан. Ведь, если они решили двигаться к Перл-Харбору, им следует взять курс на юго-восток, верно?

— Вовсе необязательно, — задумчиво отозвался Росс. — К тому же, если они решили поднять в воздух самолеты, корабль должен идти против ветра. — Словно подтверждая правоту Росса, вдруг заработал один самолетный двигатель, потом к нему присоединился второй, и наконец загремел хор из десятка авиамоторов.

Тодд повернул голову, стал прислушиваться.

— Может, мы ошиблись насчет Перл-Харбора, капитан? Может, их все-таки интересует Датч-Харбор?

— Все может быть. Мы вполне могли ошибиться. Но они поднимают в воздух машины по самым разным причинам — разведка, тренировочные полеты…

— Но если их интересует Перл-Харбор, тогда они идут в неверном направлении, шкипер.

— Да, Тодд. Пока да! Но когда самолеты взлетят, авианосец снова изменит курс и пойдет на восток. Чтобы самолеты могли сесть, им надо идти по ветру. — Росс соорудил из пальцев пирамиду и стал задумчиво ее изучать. — Мне кажется, мы сейчас находимся на ста семидесяти пяти градусах восточной долготы. Перл-Харбор — расположен на ста пятидесяти восьми градусах западной долготы. Они вполне могут сделать крюк и выйти на долготу Перла.

Молодой матрос стиснул ладони, переплетя пальцы так, что побелели костяшки.

— Нами никто не интересуется, капитан, — сказал он с мрачными нотками в голосе. — Нас обязан был засечь чей-то радар. Такая махина просто не может разгуливать по всему Тихому океану незамеченной.

— Мы уже говорили об этом, Тодд, — отозвался Росс. — Система АВАКС, подводные лодки, торговые корабли, даже рыболовецкие баркасы вполне могли нас заприметить.

— Но прошло уже целых три дня…

— Знаю. Но нельзя взять под контроль все корабли на нашей планете.

— Господи! Они сделают то, что задумали.

— Я так не думаю, — сказал Росс, постаравшись, чтобы реплика прозвучала с той самой уверенностью, которой он сам, признаться, не испытывал. — Рано или поздно на них выйдут. И учти: даже если они доберутся до Перла, им еще надо будет прорваться через оборонительные рубежи…

Глаза молодого матроса превратились в две голубые льдинки.

— Если они доберутся до цели, нам придется своими силами помешать им.

— Да, мы попробуем…

— Капитан, вы сами говорили, что авианосец — это пороховая бочка, и надо только поднести спичку…

— Говорил.

— И самое уязвимое место — ангарная палуба.

— Верно. Там бомбы, торпеды, горючее.

— Вот мы и нанесем удар в самое уязвимое место…

— Но при этом и сами погибнем.

— Мне все равно, капитан. Даже если они не убьют нас, это сделают наши же ребята…

Росс еще раз убедился, до чего разумно мыслит его молодой спутник. Оказывается, они оба рассуждали примерно одинаково. Но не успел он ответить, как дверь распахнулась и в каюту вошел Хирата.

— Пошли со мной, — скомандовал он Россу. — А эта свинья останется здесь, — добавил он, злобно глядя на Эдмундсона. Тот бросил на него взгляд, полный ненависти, но не сказал ни слова.

— Спокойно, Тодд, — сказал Росс, вставая. — Они в нас нуждаются. Я скоро вернусь.

— Быстрее! — рявкнул Хирата. — Адмирал Фудзита ждет.

— Да, да, капитан не заставит ждать его превосходительство, — саркастически заметил Эдмундсон.

— Молчать, круглоглазая собака! — взвизгнул Хирата. — А то я велю охране заткнуть тебе глотку.

— Тодд, этим мы ничего не добьемся, — обеспокоенно сказал Росс. — Так что, пожалуйста, сохраняй выдержку и спокойствие.

— Есть, капитан, — сказал Эдмундсон и, стиснув зубы, сел ссутулившись.

Когда Порох Росс выходил из каюты, он услышал за своей спиной нечто очень напоминавшее рычание.

Вскоре Росс вошел в каюту, где обнаружил адмирала Фудзиту в кресле, а также капитана второго ранга Кавамото и секретаря, сидевших на стульях. По одну сторону от адмирала между двух других летчиков стоял подполковник Аосима. Все трое были в полной боевой летной форме: коричневые комбинезоны, подбитые мехом шлемы с наушниками и очками-консервами, поднятыми на лоб. На левом плече у каждого была эмблема восходящего солнца, на правом — знаки различия. На лбах виднелись белые повязки, к ремням были пристегнуты длинные кривые мечи. Росс остался стоять. Хирата не отходил от него.

Возле портрета императора стоял еще один высокий офицер, также в комбинезоне. У него было длинное узкое лицо удивительно невосточного типа, орлиный нос и близко поставленные, злобно смотревшие на Росса глаза. Появление американца явно не вызвало у него восторга.

Адмирал жестом указал на летчиков, стоявших рядом с Аосимой, и сказал:

— Это лейтенант Тадаси Киносита и младший лейтенант Рийки Майеда. Сегодня они будут ведомыми у подполковника Аосимы. — Затем он обернулся к высокому офицеру возле портрета императора и добавил: — А это подполковник Масао Симицу. Сегодня он командир отряда.

Порох Росс крайне неохотно поклонился сперва адмиралу, затем всем остальным. Он с удивлением смотрел на Киноситу, Майеду и Симицу. У всех троих лица были гладкие, без морщин, из-под шлемов выбивались завитки черных, без седины волос. Они выглядели весьма моложаво. Им можно было дать лет по сорок, хотя Росс понимал, что им никак не меньше шестидесяти. И еще одно обстоятельство весьма удивило его: почему он, недостойный пленник, оказался приглашен на этот инструктаж?

Надтреснутый голос адмирала перебил раздумья Росса и дал ответ на его невысказанный вопрос:

— Сегодня у нас второй вылет, капитан. Первый проходил при необычайно благоприятных погодных условиях и был связан с появлением вашей «Спарты». Сейчас вы можете оказать помощь — и нам, и, в первую очередь, вашим соотечественникам. — Стены каюты затряслись от безумного хохота японцев.

Пороху удалось перекричать этот гвалт, задав простой вопрос:

— Каким образом, адмирал?

Фудзита поднял руки. Смех оборвался.

— Вы знаете район Алеутских островов с точки зрения и мореходства, и воздушного сообщения…

— Вы что, повернули назад?

— Капитан, прошу не забывать, что курс «Йонаги» — это моя личная забота.

В голове у Пороха замелькали догадки: может, все-таки их интересует Датч-Харбор, может, они готовят внезапное нападение? Но Датч-Харбор не имеет никакой стратегической ценности. Правда, эти места японцы бомбили в годы второй мировой войны, но исключительно для отвлечения внимания американцев перед наступлением в районе Мидуэя. Кроме того, японцы сейчас явно не собирались наносить массированный удар. Росс слышал, как прогреваются двигатели лишь нескольких машин. Нет, этих психов трудно было раскусить.

— Адмирал, — быстро сказал он. — В этих местах вы вряд ли встретите кого-то или что-то, способное причинить вам ущерб.

— Что вы имеете в виду?

— Судно, с которого был запущен уничтоженный вами вертолет, скорее всего находится где-то далеко на северо-западе, возле Атту, ищет пропавшую машину.

— Мы тоже так считаем.

— Вы можете встретить рыбаков, парочку грузовых судов, может быть, танкер. Разумеется, нельзя забывать и вертолеты нефтяных компаний, но они в основном действуют возле Алеутских островов. Все они — и суда, и самолеты с вертолетами — не имеют никакого отношения к вооруженным силам. Вам они не опасны. — Снова раздался взрыв жуткого истерического хохота. Росс стоял, то сжимая, то разжимая кулаки. Он почувствовал, что покрывается испариной. — Ну а Датч-Харбор вообще ни для кого не представляет интереса. Там даже не бывает кораблей Береговой охраны.

— С вашего разрешения, капитан, вопросы тактики будем решать мы сами, — саркастически заметил адмирал. — Но я готов успокоить вас насчет Датч-Харбора. Планируется учебно-тренировочный и разведывательный вылет. — Затем он повернулся к летчикам и сказал: — По машинам.

Все четверо отвесили поклоны и удалились.

Когда дверь за ними закрылась, адмирал посмотрел на Росса, и в его водянистых близоруких глазах загорелся новый интерес. Он заговорил уже без привычной властности. В его голосе появилось нечто похожее на уважение.

— Капитан, — сказал он. — Вы хоть и американец, но в вас чувствуется благородство, порода. — Кто-то хмыкнул за спиной Росса. — Вы храбрый человек, а храбрость — замечательное свойство в любой нации. В самое ближайшее время вам выпадет большая честь: вы будете присутствовать при особой церемонии.

Все, кто сидел, вскочили на ноги и проревели:

— Банзай!

Пороху показалось, что он находится в палате для буйных психиатрической лечебницы.

— Особая церемония, — пробормотал он себе под нос. — Большая радость! — Он подумал о корабле, полном психов, которые за четыре с лишним десятилетия изоляции от мира лишились остатков рассудка. — Что вы имеете в виду, адмирал? — громко спросил он, пытаясь пробиться сквозь этот неистовый ор.

— Всему свое время, — кратко ответствовал адмирал, давая понять, что эта тема исчерпана. — Пока же вы отправитесь со мной на мостик управления полетами. — И он кивком головы показал на дверь.

Порох стоял у леера, смотрел по сторонам и никак не мог поверить что эта прекрасная погода ему не примерещилась. Несмотря на типичные для Алеутских островов туманы и мглу, море было спокойным, ветер — слабым, и солнце проглядывало сквозь дымку именно там, где Росс и ожидал его увидеть — слева по борту. Сориентировавшись по солнцу, он еще раз убедился в верности своих расчетов: безумный авианосец шел на запад. Сейчас они были примерно в двухстах милях юго-западней Алеутских островов. Вчерашний лед на палубах растаял. На полетной палубе — от центра к корме, в зоне технического обслуживания — находилось десять самолетов. В первых рядах он увидел «Зеро». Всего он насчитал четыре «Зеро», три «Вэла» и три «Кейта».

Он вспомнил военные годы. Да, японцы всегда летали тройками. Три тройки и командир отряда. Адмирал сказал правду. Десять самолетов — это лишь патруль. Возможно, тренировка для ведущих. Для нанесения воздушного удара они бы запустили, как это всегда делали японцы, девять троек, или двадцать семь боевых машин.

Росс облегченно вздохнул. Уже хорошо, что Датч-Харбор вне опасности. Но тут его словно окатили холодным душем: он вспомнил, что скорее всего мерзавцев интересует Перл-Харбор. И они пока просто отрабатывают маневры. Тут он обратил внимание на необычный вид самолета. Ни у одного из них не было знаков принадлежности к авианосцу — кругов на фюзеляжах за кабинами, ближе к хвосту, да и на хвостах не было номеров эскадрилий.

Внезапно адмирал Фудзита поднял вверх скрюченный тоненький палец и начал что-то говорить телефонисту, пытаясь перекрыть рев двигателей. Матрос кивнул головой и послушно забубнил в телефонную трубку. Первый «Зеро», вокруг которого суетились шестеро матросов, вдруг запустил двигатель на полную мощь. Летчик в кабине обернулся к мостику. Росс поймал себя на том, что не может оторвать глаз от подполковника Масао Симицу, который своими очками-консервами и впалыми щеками напоминал богомола, готового убивать.

Симицу повернулся и посмотрел на регулировщика взлета, стоявшего чуть правее и впереди «Зеро». Тот оказался в фокусе всеобщего внимания. Он жестом показал на нос, где труба клапана вентиляции посылала тонкую полоску пара точно по осевой линии полетной палубы. Мгновение спустя были убраны колодки и отвязаны тросы. Когда самолет оказался освобожден от пут, четверо матросов отбежали в сторону и укрылись за орудиями. Остались лишь двое матросов, они держали самолет за оконечности крыльев, проверяя замки.

Затем регулировщик несколько раз выбросил руку вперед. Самолет двинулся вперед, освободившись от двух последних матросов, которые поспешили присоединиться к своим товарищам. Тед увидел, как Симицу дал полный газ.

Изящная белая машина рванулась вперед и футов за двадцать до носа взмыла ввысь. Сердито урча, самолет резко набрал высоту — дитя небес, он возвращался в свою обитель.

Несколько минут спустя четыре «Зеро» уже поднялись в воздух. Они кружили над авианосцем, словно собираясь уберечь его от возможных посягательств со стороны противника. Они кружили очень низко, примерно на высоте сто метров над морем. Тем временем по палубе покатились зеленые пятнистые «Кейты». Двигатели их ревели, под фюзеляжем у каждой машины было прикреплено по торпеде. За ними тронулись груженные бомбами «Вэлы», крашенные в такой же тускло-зеленый защитный цвет. Порох увидел эти бомбардировщики, потом вдруг выпрямился и стал внимательно их разглядывать. Что-то было не так. Наконец он понял, в чем дело: под фюзеляжами у них торчали не обычные авиабомбы, но артиллерийские снаряды большого калибра, снабженные стабилизаторами.

Вскоре под одобрительные возгласы сотен моряков все самолеты оказались в воздухе. Некоторое время они барражировали над кораблем против часовой стрелки. Потом истребители образовали три клина из трех машин каждый и устремились на север, только что не касаясь брюхом пенистых гребней волн. С удалением самолетов стало стихать и ликование. Симицу летел чуть сзади и выше.

Скрепя сердце Росс отметил, что японские летчики действовали очень даже неплохо, во всяком случае они мало чем уступали американским пилотам с авианосца «Энтерпрайз». Росс покосился на собравшихся на мостике. Фудзита, Хирата, Кавамото и двое впередсмотрящих по-прежнему внимательно следили в бинокли за быстро удалявшимися самолетами.

Росс посмотрел на полетную палубу и тихо присвистнул. Чтобы измерить ее площадь, квадратные футы не годились. Тут уместнее были акры — четыре или пять акров. Затем взгляд Росса упал на зенитные установки, окаймлявшие полетную палубу. Японцы явно не хотели, чтобы противник застал их врасплох: наводчики сидели на местах у снарядных ящиков, рядом стояли заряжающие, офицеры стояли со стеками, вглядывались в небо.

Фудзита что-то прокричал телефонисту, и вскоре «Йонага» изменил курс, двинувшись на юго-восток, по ветру. Росс услышал, как адмирал пробурчал: «Все орудия готовы к бою, нас не застать врасплох проклятым янки». Быстро повернувшись, Росс заглянул в темные глубины старческих глаз. Адмирал показал на дверь своей каюты и сказал:

— Прошу, капитан. Нам есть о чем поговорить.

Росс поморщился, вспоминая услышанное ранее.

— Особая церемония? — спросил он.

— Пока что нет, — загадочно улыбаясь, отозвался адмирал, потом резко добавил: — Прошу!

— Еще раз хочу напомнить, что вы дали мне честное слово офицера, — сказал Фудзита, сев за свой стол и откидываясь на спинку кресла.

— Да, адмирал.

Адмирал показал на стул перед своим столом. Росс опустился на него, и Кавамото с Хиратой пододвинули еще два стула и сели по обе стороны от Росса. Секретарь по-прежнему сидел на своем месте с блокнотом и карандашом наготове. Двое охранников стояли, как две статуи Будды, у карты, а двое матросов дежурили у телефонов.

Росс внимательно разглядывал старого адмирала за столом. Казалось, это просто скелет, обтянутый кожей, в синем форменном саване. Росс решил взять инициативу в свои руки.

— Ваша попытка атаковать Перл-Харбор неуместна, вас быстро обнаружат и уничтожат.

Скелет вдруг ожил, глаза засверкали. Он обрушил поток японских фраз на Хирату и Кавамото, что вызвало у Росса улыбку. Адмирал говорил быстро, словно строчил из пулемета, но Россу удалось уловить достаточно из этого монолога, чтобы понять: старик на чем свет костерит своих подчиненных за то, что те якобы не сохранили в секрете от американца боевое задание корабля.

Хирата ежился, морщился, моргал, к большому удовольствию Росса. Усмехнувшись, он поднял вверх руки и сказал:

— Прошу прощения, адмирал, но эти офицеры ничего мне не говорили. Да в этом не было никакой необходимости. Я и сам обо всем догадался.

— Пожалуйста, объяснитесь…

— Сам ваш корабль, зенитки, самолеты — все это образца начала сороковых годов или даже конца тридцатых. Да и ваша форма: длинные синие кителя, нашивки на воротниках, отсутствие погон, головные уборы с императорской хризантемой — такие же, кстати, должны быть на бортах корабля — все это относится к самому началу войны. Я никогда не видел на головных уборах моряков хризантемы. Так или иначе потом их заменили на якоря, а на воротниках появилась кружевная отделка…

— Хризантема с шестнадцатью лепестками означает солнце, символ его императорского величества, — пояснил адмирал. При этих словах все японцы поклонились. Получив тычок от Хираты, наклонил голову и Росс. — Только офицеры «Йонаги» удостоились чести носить эту эмблему на своих фуражках. Потому-то вы никогда не видели хризантем у других моряков. — Адмирал сделал паузу, явно наслаждаясь собственными словами. Затем с каким-то благоговением в голосе осведомился. — Откуда вы столько знаете о Японии?

— Я был военнопленным, — усмехнулся Росс. — Меня допрашивали офицеры его императорского величества в неподражаемо японской манере. — В его голосе послышалась ничем не прикрытая горечь.

— А, значит, вы уже второй раз проиграли нам! — обрадованно воскликнул Хирата.

— Да, первый раз это был беззащитный транспортный самолет, теперь вот безоружная «Спарта». — Росс бросил на Хирату взгляд, полный ненависти и отвращения. — Зато ваш военно-морской флот успел доставить мне удовлетворение.

— Это в каком смысле? — подозрительно осведомился Хирата.

Пороха захлестнули ярость и негодование. Он вспомнил свой уничтоженный экипаж, сбитый вертолет Береговой охраны. Глядя в змеиные черные глазки Хираты, он цедил слова сквозь зубы, еле сдерживая себя:

— Я лично сбил один из ваших драгоценных «Зеро». — Японцы окаменели, а он продолжал: — Я был зенитчиком на «Энтерпрайзе» в сорок втором году. Тогда мы находились на востоке от Соломоновых островов. «Зеро» атаковал нас на бреющем полете со скоростью триста узлов. Я улучшил карму пилота, всадив в машину сотню крупнокалиберных зарядов. — Росс по очереди разглядывал японцев, пытаясь обнаружить признаки ярости, но те сохраняли невозмутимость. Тогда он заговорил дальше. — Это было нетрудно. Болван шел прямо на меня. Идеальная мишень. Тут уж я никак не мог промазать. Я отлично видел, как кувыркался летчик, когда летел вниз. Он был весь в огне. Я видел его головную повязку — хатимаки, кажется, да? И наверное, на нем был еще пояс из тысячи стежков для защиты от врагов. Черта с два он его защитил! — Росс расхохотался. — Ничего, теперь-то он уж точно в храме Ясукуни. Там, где обитают души героев. Можете сказать мне спасибо за то, что я отворил ему дверь в рай. — Росс окинул взглядом свою аудиторию с нарочито безразличным видом, потом снова сосредоточился на Хирате. — Всегда готов оказать вам подобную услугу. Буду просто счастлив быть полезным доблестным самураям.

Хирата и Кавамото вскочили на ноги, схватившись за рукоятки мечей. Встал и Росс со словами:

— Ну, кто первый?

Адмирал Фудзита махнул рукой. Охранники сделали шаг вперед.

— Всем сесть! — приказал адмирал. Все трое неохотно опустились на стулья, а Фудзита продолжал, обращаясь к Кавамото и Хирате. — Вы оба забыли одну из основных заповедей бусидо — держать себя под контролем, не выказывать никаких эмоций. Вы же позволили этому американцу выставить вас на посмешище.

Оба офицера отвесили глубокие поклоны, бормоча извинения.

— Хватит, — оборвал их адмирал и обернулся к Россу. — Вы умны и отважны, капитан, и я готов выслушать вашу историю, но прошу вас не провоцировать больше этих ронинов[21].

Хирата и Кавамото дернулись, словно получили по пощечине, так задело их это страшное слово.

— Хорошо, адмирал, — сказал Росс. Охватившая его ярость постепенно остывала, уступая место слабой надежде, что, быть может, ему удастся убедить адмирала в том, что Япония давным-давно капитулировала, или, по крайней мере, заронить в него семена сомнения. Твердо вознамерившись более не давать воли чувствам, он заговорил опять: — Я многое понял по бомбам, которыми оснащены ваши B5N2. — Японцы насторожились. — Это ведь четырнадцатидюймовые бронебойные снаряды, снабженные стабилизаторами. Изобретение подполковника Минору Генды для бомбежек с горизонтального полета стоящих на якоре линкоров. Да и ваши торпеды тоже кое-что разболтали! Готов побиться об заклад, что если бы я мог внимательно осмотреть их, то обнаружил бы деревянные стабилизаторы для бомбежек в гаванях, где мелко, не больше сорока двух футов. Это тоже изобретение Генды. Кроме того, вы упоминали радиомолчание. Готов предположить, что для наиболее надежного его обеспечения, вы извлекли ваши кварцевые пластины и заперли их в какой-нибудь сейф.

Фудзита поочередно впился глазами в каждого из своих подчиненных, затем спросил Росса:

— Откуда вы обо всем этом знаете?

— У раций всех кораблей, принимавших участие в нападении на Перл-Харбор, были удалены такие пластины.

Воцарилась мертвая тишина. Затем японцы разом загомонили, перебивая друг друга. Росс поднял вверх руки, и то же самое сделал адмирал. В установившейся тишине все взоры устремились на американца. Он же сказал:

— Ну, теперь-то вы наконец верите, что война окончилась? Иначе откуда я мог бы все это знать? Откуда мне знать о Генде, об оружии, об удаленных кварцевых пластинах, о вашем секретном приказе идти на Перл-Харбор? Я все это знаю, потому что это уже достояние истории и, следовательно, доступно каждому. Война окончена. Раз и навсегда.

— Ваша разведка могла снабдить вас сведениями о подполковнике Генде, — подал голос Кавамото.

— Разведка! Вот умора! Я лично встречался с ним в сорок шестом году. Я хорошо знал его. В пятьдесят шестом он стал генералом, а в пятьдесят девятом главнокомандующим силами воздушной самообороны.

— Капитан, — медленно произнес Фудзита. — Вы, кажется, были военнопленным?

— Совершенно верно. Причем я дважды военнопленный. Однажды меня сбили, когда я летел в беззащитном транспортном самолете, а второй раз меня захватили после того, как был потоплен мой невооруженный грузовой пароход.

— В качестве военнопленного вы могли ознакомиться с информацией, недоступной американским военным, — невозмутимо продолжал адмирал, и его подчиненные с готовностью закивали головами.

— Доступ к информации относительно того, каким оружием пользовались японцы при Перл-Харборе?

— Почему бы нет, капитан? Мы не оккупировали Гавайи. Авианосцы «Сорю», «Хирю», «Сокаку», «Цуйкаку», «Кага» и «Акаки» выполнили боевое задание и, нанеся удар, отошли назад. Мы потеряли ряд самолетов…

— Двадцать девять, — устало произнес Росс.

— Нетрудно предположить, что остались неразорвавшиеся снаряды, — как ни в чем не бывало продолжал адмирал. — Нет, капитан, ваша информированность насчет наших бомб и торпед легко объяснима. Ничего удивительного тут нет.

Порох Росс почувствовал, как задыхается. Холодная могучая рука стиснула ему легкие. Но тут ему в голову пришла новая мысль, и он воскликнул с воодушевлением:

— А как насчет капитуляции императора Хирохито? Ведь он выступил с обращением по радио…

— Мы записали эту речь, — сказал Фудзита, а его подчиненные только рассмеялись.

Кавамото вскочил на ноги и нараспев заговорил:

— Враг стал применять новое и страшное оружие. Если мы продолжим сопротивление, это приведет не только к полному уничтожению японской нации, но и может стать причиной конца всей человеческой цивилизации…

Слова капитана второго ранга заглушили раскаты хохота. Сам он, утратив дар речи, упал на стул, сотрясаясь от смеха.

— Погодите! Погодите! — удивленно воскликнул Росс. — Вы что же, не верите своему собственному императору? Вы только верите тому, во что хотите поверить?

— Нет, мы верим в истину, — возразил адмирал.

— В чем же она заключается?

— В том, во что мы верим.

Россу показалось, что он кружится на вышедшей из-под контроля человека карусели.

— По-вашему, выходит, император Хирохито солгал? — язвительно спросил он, обводя присутствующих взглядом.

В молчании пять пар темных глаз впились в Росса.

— Император — это священная особа, — холодно заметил адмирал. — Он потомок Аматэрасу, богини солнца, сто двадцать четвертый представитель династии, правившей столетиями… Вам приходилось слышать о кокутаи? — осведомился Фудзита у Росса.

— Понятие, смысл которого состоит в том, что император — воплощение нации, — немедленно отозвался Росс. Японцы быстро переглянулись.

— Отлично, — без особого энтузиазма признал адмирал. — Вы и впрямь много знаете о Японии, капитан. Но в таком случае скажите сами: возможно ли, чтобы человек, который является не только главой страны, но и воплощением нации и духа самураев, мог капитулировать, оказался способен позволить, чтобы такое обращение передавали по радио? — Адмирал подался вперед и твердо сказал: — Нет, капитан. Это обращение по радио — фальшивка.

Снова воцарилось молчание. Росс, воздев вверх руки, спросил:

— Ну, а атомная бомба?

— Ложь, — внезапно вмешался Хирата. — Ложь, призванная вселить панику в японские войска, заставить их капитулировать. — Японцы одобрительно загудели, а Хирата обратился к Россу. — Кстати, капитан, ведь император Хирохито по-прежнему на своем троне, не так ли?

— Да, но…

— Что за отговорки, капитан? Если бы Япония и впрямь потерпела поражение, то Сын Солнца был, наверное, казнен?

— Мы не дикари-самураи, о доблестный воин, — резко сказал Росс, надеясь, что его слова надолго запомнятся слушателям.

— Сволочь! — взвизгнул Хирата, вскакивая на ноги. — Он ударил Росса рукой и попытался выхватить из ножен меч. Порох тоже вскочил на ноги, но прежде, чем он успел дать сдачи, охранники схватили его за руки. Его грубо пихнули назад на стул и продолжали держать в этом положении.

— Хватит! — воскликнул адмирал. — Хирата и Кавамото, займитесь исполнением ваших непосредственных обязанностей. — А затем, обернувшись к секретарю, сказал: — И вы, Хиронака, тоже выйдите.

Офицеры отвесили поклоны и удалились. Затем адмирал поглядел на дежурных связистов и сказал:

— И вы уходите, Тойофуку и Сато. Я обойдусь этим, — он похлопал по телефону на своем столе. Матросы тотчас же вскочили со стульев и, отдав честь и поклонившись, присоединились к офицерам. Фудзита обернулся к Россу, которого по-прежнему держали за руки охранники. — Вы заставляете меня постоянно напоминать вам о честном слове, капитан, — с упреком сказал он Россу.

— Он спровоцировал меня, адмирал…

— Я готов снова простить вас, если вы будете все же помнить о слове чести.

— С одной лишь оговоркой, если позволите. — Адмирал кивнул, и Росс на мгновение замешкался, подыскивая формулировку, которая прозвучала бы убедительно для самурая. Затем сказал: — Я не стерплю ничего от капитана второго ранга Хираты, что унижало или оскорбляло бы мое звание.

Пергамент лица адмирала покрылся новыми линиями. Фудзита заулыбался.

— Я не возражаю. Но позвольте напомнить вам, что капитан второго ранга Хирата вооружен и может вернуть потерянное лицо, только убив вас, капитан.

— С вашего позволения, адмирал, это уже моя проблема, — отозвался Росс.

— Договорились, капитан. — Затем Фудзита обернулся к охранникам. — Вы свободны. Можете идти.

Мгновение спустя адмирал и Росс остались в каюте наедине друг с другом.

— Капитан, — начал Фудзита. — Ваши знания японской жизни удивительны, просто невероятны для американца.

Росс усмехнулся этому двусмысленному комплименту. Тут и впрямь трудно было понять, похвала это или оскорбление.

— Мы говорили об истории, адмирал, — напомнил он. — В исторических фактах нет ничего таинственного, открывающегося лишь избранным.

— У вас свое понимание истории, у нас свое, — дипломатично произнес старик. — Но я не сомневаюсь, что вы сумели прийти к определенным выводам насчет того, где находился авианосец «Йонага» последние сорок два года.

Итак, адмиралу не терпелось поговорить на эту животрепещущую тему. Собственно, всем японцам на этом судне хотелось общения. Видя, как поглощенно ловят они каждое его слово, Росс понимал: им смертельно надоело общество друг друга. Теперь же, пользуясь своим старшинством, адмирал предъявил свои права на нового человека, даже если тот был проклятым янки. Росс почувствовал прилив воодушевления. Он ответил так:

— Адмирал, не надо быть ясновидцем или колдуном, чтобы понять: все это время вы находились — уж не знаю, по своей воле или в результате стечения обстоятельств, — где-то в районе Арктики. Это единственное место, где вы могли спрятаться.

— Мы не прятались, капитан, — сказал адмирал, и Росс уловил в его интонациях новые, человеческие нотки.

Росс сам был командиром и потому прекрасно понимал, почему адмирал так изменился. В присутствии подчиненных командиры вынуждены сохранять фасад сдержанной властности и умения действовать, не поддаваясь никаким эмоциям. Он и сам так держался в присутствии Тодда Эдмундсона. Но сейчас адмирал чувствовал себя свободным от этой роли. Ему хотелось выговориться, поделиться мыслями, которые не давали ему покоя и которые адмирал не мог доверить своим приближенным. Это выглядело бы проявлением слабости, не положенной командиру. Росс понимал это лучше чем кто бы то ни был.

Старик между тем продолжал:

— Тут вы как раз изменили своей прежней точности и безошибочности, капитан. — Росс удивленно вскинул брови, а адмирал продолжал: — Знаете Чукотский полуостров? К югу от Северного полярного круга?

— Сорок два года, — повторил Росс, словно, произнося вслух эти слова, он мог придать им больше правдоподобия. Как ни странно, но его злость на человека, который приказал уничтожить его корабль, а затем и вертолет Береговой охраны, стала уступать любопытству. Росс наконец смог отставить все эмоции. Он чувствовал, что адмирал хочет пооткровенничать. Ну что ж, как говорится, в добрый час!

— Вы слышали о том, что такое «Ямато», капитан? — осведомился Фудзита.

— Да, адмирал. Это были самые большие суда времен второй мировой войны.

— Отлично, — сказал Фудзита тоном учителя, довольного ответом ученика. — Два линкора водоизмещением шестьдесят две тысячи тонн, с девятнадцатью орудиями калибра восемнадцать и две десятых дюйма. «Синана» — это авианосец водоизмещением семьдесят две тысячи тонн.

— Я знаю, адмирал. Всего три судна…

— Нет, неправильно. Всего их было четыре. «Йонага» — четвертый корабль этого класса.

Теперь уже настала очередь Пороха Росса удивляться.

— Вот, значит, как?! — воскликнул он и задумчиво почесал подбородок. — Но как насчет Чукотки?

— Всему свое время, капитан.

— Ваш корабль побольше, чем авианосец «Ямато», — решил проявить учтивость Росс.

— Верно. Корпус удлинили с восьмисот семидесяти двух до тысячи пятидесяти футов. Была расширена и полетная палуба — до ста восьмидесяти футов. «Йонага», имеет не двенадцать котлов «Канпон», а шестнадцать и шесть турбин. Ее мощность — двести тысяч лошадиных сил, на пятьдесят тысяч больше, чем у трех других.

— Она явно способна развивать скорость до тридцати узлов, — предположил Росс.

— До тридцати двух, — уточнил адмирал, постучав пальцами по столу. — «Йонага» несет на себе сто двадцать самолетов. — В его голосе была нескрываемая гордость.

— И все же как вы оказались на Чукотке?

Старик кивнул головой.

— Вы были правы насчет штурмовой группы, атаковавшей Перл-Харбор. Но дело в том, что задание нанести удар получили не шесть, а семь авианосцев — «Кага», «Акага», «Сорю», «Хирю», «Цуйкаку», «Сокаку» и «Йонага». Но «Йонага» был самым крупным, что создавало проблемы.

— Я вас не понимаю.

Адмирал поднял руку, призывая не перебивать.

— Остальные шесть авианосцев могли находиться в заливе Хитокапу на Курильских островах, не подвергаясь риску быть замеченными. Но «Йонага»… — рука его описала в воздухе круг, — так велик. Существовало опасение, что иностранные шпионы, которыми кишели все посольства, заметят его перемещения. После того как он был спущен на воду 11 ноября 1940 года, мы держали его под маскировочной сетью на далеком рейде в районе Кицуко.

— На острове Кюсю?

— Да. Строительство «Йонаги» держалось в глубочайшей тайне, и сам факт его существования тоже оставался тайной.

— Вы неплохо умеете хранить тайны, — усмехнулся Росс. — Существование всего этого класса «Ямото» было тайной. Не ходило даже отдаленных слухов, как, например, про самолеты «Зеро» и торпеды «Длинное копье». Да уж, вам прекрасно удалось сохранить тайну, — сказал он с горечью.

— Значит, все-таки вы готовы признать, — удовлетворенно хмыкнул адмирал, — что мы вовсе не кучки кривоногих близоруких обезьян, неспособных придумать что-то оригинальное. — Старик подался вперед и продолжил: — Чукотский полуостров — одно из самых безлюдных и отдаленных мест на Земле.

— Я знаю.

— В августе сорок первого «Йонагу» отправили туда дожидаться условного сигнала «Покорим вершину Нитака». Это был приказ атаковать Перл-Харбор.

— Но «Йонага» не мог стоять на рейде, укрывшись в каком-то гроте, даже на Чукотке?

— Капитан, вы когда-нибудь слышали о группе Семьсот тридцать один?

— Еще одна прекрасно хранившаяся тайна? Только в последние годы правда всплыла наружу. — Росс побагровел от ярости и повысил голос: — Убийцы! Это специальная команда, проводившая смертельные эксперименты на военнопленных в лагерях Маньчжурии. Все офицеры ушли из жизни, надо полагать, совершив харакири, кроме одного, который решил принять какой-то яд. Теперь он, говорят, навсегда поселился в сумасшедшем доме.

— Капитан, только не надо читать мораль, — резко перебил Росса адмирал. — Вы хотите услышать продолжение истории авианосца «Йонага»?

— Да, адмирал. Я постараюсь не выражать своих чувств.

Адмирал продолжил уже мягче.

— Если отбросить ваши комментарии, в целом вы правильно охарактеризовали роль группы семьсот тридцать один. Они также проводили опыты с бактериологическим оружием и воздушными шарами. Предполагалось, что шары будут запускаться в Японии и ветры перенесут их через северную часть Тихого океана.

— Нечто вроде этого японцы делали в сорок пятом, только шары несли бомбы. Одна из них убила детей…

— Может быть. Но главное тут — переменчивость ветров. Были опасения, что при неожиданной перемене ветра шары может отнести на японские острова, что приведет к гибели наших людей. — Старик откинулся на спинку кресла. Ему нужно было немного перевести дух. На его лице появились признаки большой усталости, но он заговорил опять:

— Потребовалось найти безопасную в этом отношении базу. Полковник Акира Сано, руководивший группой Семьсот тридцать один, направил подлодки на разведку к востоку от Алеутских островов. Его люди побывали в Беринговом море. Там, на южной оконечности Чукотского полуострова в шестистах пятидесяти километрах от Японии, Сано обнаружил идеальную базу — укромный залив и гигантскую пещеру, созданную ледниковыми образованиями. Направления ветров как нельзя лучше отвечали поставленной задаче. Воздушные потоки должны были подхватить шары и доставить их на юго-запад, южнее Алеутских островов. А там западные ветры — а сейчас мы как раз идем по западному ветру на восток — должны были направить шары через северную часть Тихого океана к западному побережью Соединенных Штатов. — Старик, задыхаясь, подался вперед. Росс привстал со стула, но внезапно адмирал выставил вперед ладонь, приглашая его сесть на место. — Мне пришла в голову одна мысль, — сказал Фудзита.

— Какая, адмирал?

— Я старый человек. Вы можете со мной легко справиться.

— Я дал честное слово.

— Вы не всегда о нем помните. Но я все же не сомневаюсь, что вы помните о том, что такое честь офицера. — Он прокашлялся и с новым воодушевлением заговорил:

— Но вернемся к Сано-ван.

— Сано-ван? — удивленно переспросил Росс.

— Да, мы назвали эту стоянку в честь полковника Сано. — Старик несколько раз провел тонким скрюченным указательным пальцем по отполированной крышке стола. — Теперь вы, наверное, пытаетесь понять, почему вы провели там сорок два года, а также, откуда у нас горючее.

— Меня удивляет не только это, адмирал. Но для начала я буду рад узнать ответы на эти две загадки.

— Сорок два года… Это результат рокового стечения обстоятельств.

— Рокового стечения обстоятельств?

— Да. В сентябре сорок первого «Йонага» и подводная лодка «L—24» находились в этом ледяном укрытии. Восьмого сентября полковник Сано собирался выйти в море на своей подлодке, но тут случилось землетрясение. Ледник не выдержал, и вход в пещеру оказался заблокирован почти километровой глыбой льда. Подлодка «L—24» была раздавлена в лепешку. Экипаж был уничтожен, и «Йонага» оказался в плену.

Вновь наступила пауза, во время которой старый моряк молча сидел и тяжело дышал. К собственному удивлению, Росс почувствовал сострадание.

— С вами все в порядке, адмирал?

— Да, да, благодарю вас. Теперь горючее. Вы знаете о том, что такое Огненное кольцо?

— Да, в тех местах существует цепь вулканов…

— Да, если быть точным, то от Новой Зеландии через Японию, Курилы, Командорские и Алеутские острова, Камчатку, Сибирь и так до самой Аляски. В районе Сано-ван имелся источник геотермальной энергии. Его соответствующим образом оборудовали, после чего у нас уже не было проблем с теплом.

— Теоретически это возможно.

— Теоретически? Ха-ха. Вот они мы…

— Но как же бензин, горючее? Как оно сохранялось все эти годы?

— Мы герметически закупорили все емкости. Нефть, как известно, не портится.

— Но бензин, адмирал. Он же испаряется.

— Мы герметизировали и цистерны с бензином.

— Но как насчет конденсата — воды.

— Верно, капитан, конденсации не избежать. Но бензин легче, чем вода, которая оказывается на дне. Бензин, как и нефть, может храниться очень долго.

— Вы запускали двигатели?

— Да, и авианосца, и самолетов. Раз в год.

Внезапно огромный корабль начал дрожать, а вокруг началась самая настоящая какофония воя и грохота. Грохот нарастал, заставляя барабанные перепонки Росса и Фудзиты выдерживать нагрузки, близкие к предельным. И американец и японец, как по команде, зажали пальцами уши, раскрыли рты. Казалось, в каюте выстрелила пушка, в голове Росса заломило, обдало нестерпимым жаром. Фудзита раскачивался в кресле и стонал. От переборки отлетела заклепка и со звоном упала на пол. Телефоны выскочили из своих гнезд, ручки, чернила, бумаги полетели со стола. Затем грохот стал стихать так же стремительно, как и возник.

— Великий Будда! — взвизгнул адмирал. — Мы подорвались на торпеде!

— Нет, адмирал. Это форсаж.

— Как вас прикажете понимать?

— Самолет — русский или американский — прошел над вами на бреющем полете со скоростью, близкой к сверхзвуковой. Ну, теперь-то вы поверили, что вас засекла по меньшей мере дюжина радаров? Пора кончать с этим безумием.

— Прошу! — крикнул Фудзита, показывая на дверь, ведущую на мостик. Вся его учтивость исчезла. Затем он поднял трубку телефона и выстрелил очередью японских слов. Он явно отдал какой-то приказ.

Завыли клаксоны.

— Это «Туполев-шестнадцать», — сказал Росс, вглядываясь в бинокль и с трудом различая в тумане очертания самолета. Фудзита, Хирата и Кавамото тоже напряженно смотрели в бинокли.

— Теперь он совершит медленный облет судна. Сейчас их радист передает детальное описание вашего корабля. После этого русские подлодки и обычные корабли будут следить за каждым вашим шагом. Их компьютеры задают программу ракетам, которые должны будут вас уничтожить. Вы отдаете себе отчет, адмирал, в том, что «Йонагу» обнаружили, а стало быть, у вас нет шансов?

Адмирал опустил бинокль, внимательно посмотрел на Росса.

— Но они ведь не поставят в известность американцев, правильно, капитан?

— Неужели вы собираетесь рассчитывать на эту малую вероятность?

— Разумеется, — усмехнулся старый моряк. — Русские, как известно, отличаются поразительной подозрительностью. Они подозревают всех и вся. Я воевал с ними в девятьсот пятом. Они упрямо хранят тайны, даже когда в их собственных интересах лучше не делать этого. — Затем адмирал обернулся к телефонисту и пролаял какое-то распоряжение.

— Вы не сумеете перехватить его, адмирал, — поспешил заметить Росс. — Вполне можете не тратить зря горючее и оставить ваши «Зеро» в ангарах.

Старик махнул рукой сначала в сторону носа, затем кормы. Тотчас же восемь пятидюймовых орудий взметнулись к небу. Росс выругался, поняв, что дал маху и что у японцев есть универсальные зенитки.

— Адмирал, — сказал он, — вы не собьете самолет этими вашими игрушками. Он летит слишком низко. Это все равно что бросать камнями в колибри.

Ответ последовал моментально.

— Вы хороший советчик, капитан, но я сам разберусь с нашими зенитными проблемами, — иронически заметил Фудзита. Затем, удивленно вскинув брови, он осведомился: — А почему вы, собственно, помогаете нам?

Росс с удивлением понял, что адмирал прав. Он и впрямь был готов им помогать.

— Я не любитель русских, адмирал, — отозвался американец.

— Русский самолет вооружен?

— Несколько спаренных пушек.

— Бомбы есть?

— Скорее всего нет. Похоже, это обычный разведывательный полет.

— Он будет еще сближаться?

— Трудно сказать. Иногда эти русские ведут себя, как азиаты!

— Как азиаты? — переспросил Фудзита, и японцы недоуменно переглянулись.

— То есть способны совершать безумные поступки, — мрачно пояснил Росс, покосившись на Хирату.

Хирата что-то пробормотал себе под нос, дотронувшись до рукоятки меча. Адмирал приложил бинокль к глазам и сказал:

— Надо подождать. Может, наши самолеты на обратном пути его перехватят. Если, конечно, он не наберет высоту. Они имеют инструкции уничтожать все самолеты, которые ведут за нами наблюдение.

— Боюсь, у них это может не получиться, — фыркнул Росс. — Тут им придется иметь дело с военными профессионалами, а не с беззащитными торговыми моряками и службой Береговой охраны.

Самолет продолжал описывать круги над авианосцем, время от времени прорываясь сквозь туман. Росс заметил, что круги делаются все меньше и меньше, да и самолет с каждым заходом оказывался все ниже и ниже.

— Хотят рассмотреть вас получше, адмирал, — заметил он. — Снижаются.

— Он слишком далеко для наших двадцатипятимиллиметровых орудий, — отвечал Фудзита.

— Я не большой охотник до русских, адмирал, — сказал Росс, — но было бы глупо ввязываться с ним в бой. Вы все равно его не собьете, только создадите себе лишние проблемы.

Старый моряк опустил бинокль, резко обернулся к Россу.

— Практически уже целое столетие с небольшими перерывами мы с ними сражаемся, капитан, — сказал он резким тоном. — Я требую, чтобы вы или соблюдали положенное на мостике молчание, или вернулись в свою каюту. Я не потерплю повторения того спектакля, который вы нам устроили, когда мы встретили автожир.

— Есть, адмирал, — мрачно отчеканил Росс. — Но я категорически отказываюсь оказывать вам дальнейшую помощь.

— Отлично. Что ж, все зависит от Ивана, — сказал Фудзита, махнув рукой туда, где за пеленой слышался рокот самолета. — Может, он приблизится к нам еще. Ну Иван, давай спускайся, разгляди все хорошенько.

Словно услышав приглашение адмирала, «Туполев», сделав вираж, снизился еще больше и медленно стал приближаться к авианосцу спереди. Фудзита что-то крикнул телефонисту, который снова забубнил в телефон. Более двух сотен орудийных стволов повернулись к носу, словно лес под напором ветра. Затем раздался крик впередсмотрящего, который показывал за корму. Там, сверкая пропеллерами, показались два «Зеро» так низко, что их, казалось, обдавали брызги волн. Дальше у горизонта показалась и третья машина.

Внезапно Росс почувствовал, как былая, годами питаемая неприязнь к русским уступает место тревоге. Теперь русские были союзниками, сражавшимися с общим и сильным противником.

— Нет, нет, — пробормотал он сквозь зубы. — Русские, не лезьте на рожон! Возвращайтесь! Уходите от греха!

«Туполев», изящно снизившись, оказался совсем рядом, так что можно было разглядеть его в подробностях: четыре антенны — одна под самым носом, три в обтекателях снизу фюзеляжа, под каждым крылом контейнеры с электронным разведоборудованием, кабина штурмана, пилотская кабина, две задних кабины с хвостовой пушкой, две пушки сверху, красные звезды на фюзеляже, объемистые воздухозаборники двух мощных двигателей, крупный черный номер «68» на вертикальном стабилизаторе. Лениво, словно гигантская стрекоза в погожий летний день, «Туполев» подлетал к «Йонаге». Казалось, он задумал совершить посадку. Тут вдруг проглянуло солнце и залило своим светом авианосец. Самолет же, находясь уже метрах в пятистах от носа «Йонаги», стал сворачивать, обходя судно с левого борта. Двигатели его грозно ревели.

— Они увидели ваши зенитки, — крикнул Росс адмиралу, затем добавил уже в сторону: — Задайте-ка им жару, русские!

Фудзита что-то крикнул телефонисту. Тотчас же батарея левого борта открыла огонь. Мостик сотрясали взрывные волны, едкий коричневый и белый дым окутал корабль, не пощадив и мостика. В нос Россу шибануло запахом пороха. Ураган трассеров обрушился на самолет. Он был так низко, что верхние зенитки надстройки стреляли по сути дела вниз. Очереди пробивали дыры в верхней части фюзеляжа, вздымали гейзеры морской воды в отдалении. Самолет сделал резкий вираж, вздрогнул, словно раненый орел, и попытался набрать высоту. Очередное попадание подняло фейерверк алюминиевых осколков левого крыла. Из левого двигателя повалил дым.

Затем Росс услышал новый вой. Это надрывались моторы «Зеро». Они приближались к «Туполеву», неистово обстреливая его. Росс увидел, как замигали огоньки пушек «Туполева». Один «Зеро» закачался, вильнул, отвалил в сторону. Затем японский самолет разлетелся на тысячи осколков. Причудливо кувыркаясь и дергаясь, словно манекен, летчик рухнул в море.

«Туполев» сделал вираж и, набирая высоту, начал удаляться, преследуемый потоками трассеров и пятидюймовых снарядов. Невзирая на канонаду, второй «Зеро» помчался прямо на неприятеля, прошив нос и кабину огромной машины длинной очередью.

Не дрогнув, не уклонившись в самый последний момент от столкновения, японский летчик протаранил своим истребителем огромный самолет, угодив в переднюю часть, чуть дальше пилотской кабины. Брызнули осколки алюминия, японский самолет потерял крыло, резко отлетел вправо и, дико завывая, устремился вниз, оставляя за собой дымный хвост. Еще мгновение, и он врезался в воду. «Туполев», однако, выдержал удар. Он продолжал набирать высоту, хотя дым, валивший из левого двигателя, делался все гуще и гуще.

Росс увидел третий «Зеро», лишь когда тот оказался у самого «Туполева» и, прошив его левый борт длинной очередью, промчался мимо, буквально в каких-то дюймах от хвоста. Самолет-гигант отчаянно уходил от жаждавших его металлической плоти трассеров «Йонаги». Между тем «Зеро», метнувшись в сторону, словно ошалевший ястреб, атаковал противника с другой позиции — сзади и снизу. Хвостовые пулеметы «Туполева» изрыгали огонь и свинец, но длинная очередь «Зеро» заставила их смолкнуть. Из левого двигателя «Туполева» уже вырывались языки пламени. Самолет качался, словно раненый, но еще не побежденный гладиатор.

Фудзита что-то прокричал телефонисту, и зенитки «Йонаги» разом умолкли. «Зеро» догнал «Туполева» и прошил ему брюхо от хвоста до носа, отчего полетели осколки и бешено закружились в стремительном вихре.

Из левого бензобака «Туполева» показалось пламя. Завалившись на левое крыло, оставляя за собой тучи черного дыма, «Туполев» стал, описывая длинную кривую, падать вниз, приближаясь к «Йонаге».

Адмирал Фудзита истошно вопил, стучал сухоньким кулачком по поручню. Снова вовсю заработали зенитки «Йонаги». Они исступленно дырявили приближавшееся к их кораблю огнедышащее чудовище. Разлетелся вдребезги остекленный нос самолета, распался на части фонарь, отскочил хвост. «Зеро» настойчиво преследовал гибнущего гиганта. Казалось, он был крепко-накрепко привязан к нему своими же трассерами.

Свирепо оскалившись, вцепившись в перила мертвой хваткой, Порох Росс смотрел на объятую пожаром почти стотонную махину, лихорадочно шепча:

— Врежься, врежься в нас! Ну давай, ударь! Ударь!

Казалось, столкновение неизбежно. Но в самый последний момент «Туполев» вдруг резко вильнул в сторону и вонзился в воду буквально в считанных ярдах от авианосца, подняв колоссальный столб брызг и обломков. Тонны соленой воды обрушились на батарею левого борта. Росс исступленно дубасил кулаками по перилам, пока не заболели руки, тупо уставясь на шлейф дыма над морской могилой самолета. По всему авианосцу лавиной катилось «банзай!». «Зеро», торжествуя победу, сделал круг над местом гибели русского самолета.

Но тут послышались возбужденные крики впередсмотрящих на фор-марсе, и все, кто был на мостике, судорожно схватились за бинокли. Росс посмотрел туда, где скрылся под водой самолет, и понял, в чем дело. Теперь на волнах покачивалась маленькая надувная лодочка, в которой сидели двое летчиков.

Адмирал выкрикнул команду. Авианосец стал поворачивать и двинулся прямо на уцелевших русских. Росс отчетливо видел их — молодые, в коричневых комбинезонах, они сидели молча и смотрели, как надвигается на них серая громадина корабля. Они были так близко, что Росс мог разглядеть «крылышки» на груди одного из них. Внезапно русские задрали головы и уставились вверх. Прямо на лодочку пикировал ненасытный «Зеро». Еще немного, и на лодочку обрушился смертоносный град. Один из пилотов высоко взлетел в воздух, потом стал падать вниз, таща за собой выпущенные из распоротого живота кишки. Его товарищ задергался, словно эпилептик, а потом его голова треснула, как переспелый арбуз. В какие-то доли секунды он разлетелся на мельчайшие частицы, как и сама лодка. Еще немного, и на поверхности воды осталось лишь колыхавшееся алое пятно.

Снова японцы завопили «банзай!», снова стали возбужденно хлопать друг друга по спинам. Росс лишился дара речи.

Он остолбенело смотрел на воду не в силах выговорить ни слова. Зрачки его расширились, лицо побагровело, жилы на шее превратились в стальные тросы. Он обернулся к своему мучителю, но так ничего и не смог сказать.

Он мог только издавать какое-то рычание. Хирата усмехнулся. Наконец Росс прорычал, дрожа от ненависти:

— Убийцы! Убийцы!

— Вот так сражаются самураи, янки, — наставительно заметил Хирата и засмеялся.

Росс сидел возле стола адмирала. Он был слишком ошарашен случившимся, чтобы удивляться, почему его пригласили присутствовать при докладе подполковника Масао Симицу. Адмирал Фудзита сидел, выпрямив спину, и слушал летчика. Симицу говорил на том безупречном английском, который словно берег исключительно для Росса:

— К югу от Алеутских островов пропал подполковник Аосима. Исчез в тумане, и больше мы его не видели.

— Где именно?

— Сто семьдесят девять градусов десять минут восточной долготы, сорок девять градусов тридцать две минуты северной широты. Примерно в двухстах километрах южнее острова Тагату.

— Возможно, вышел из строя двигатель. Боги оказались к нам неблагосклонны. Он заслужил право на то, чтобы умереть в бою с врагом. Аосима обладал истинным духом ямато[22].

— Верно, адмирал, — сказал Симицу, глядя на безмолвного американца, — истинно японским духом.

Порох Росс прекрасно понимал значение словосочетания «ямато дамаси», но и не подумал кивнуть головой в знак согласия. Перед глазами у него по-прежнему стояли сцены уничтожения русского самолета. У него было скверно во рту, бурлило в животе, к горлу подступала тошнота, как у не привыкшего к алкоголю человека, вдруг сильно перебравшего спиртного. Он сидел в каком-то отупении, слушал, но не мог заставить себя произнести хотя бы слово.

— «Зеро» проявили себя неплохо, — сказал Фудзита.

— Просто отлично, адмирал. Двигатели не подвели, даже когда работали на полную мощность. И пулеметы ни разу не заклинило. Наши оружейники постарались на славу.

Адмирал посмотрел на Росса, который сидел, качая головой, словно отгоняя призраки.

— Снаряды были распакованы и запакованы заново, — пояснил он американцу, а затем обратился к Симицу: — Отличная стрельба, подполковник.

Губы мертвеца расплылись в подобие улыбки.

— Всего лишь четырнадцать двадцатимиллиметровых снарядов и сорок калибра семь и семь против лодки.

— Это точно, — вдруг вышел из своего ступора Росс. — Что верно, то верно. Отличная стрельба, старина. Дух ямато в чистом виде! Эти бедняги представляли собой смертельную опасность! Мои глубочайшие и самые искренние поздравления.

— Капитан, — в голосе адмирала была сталь. — Вы находитесь здесь исключительно по причине вашего знания этих районов. — Затем, смягчившись, он добавил: — Никто не требует, чтобы вы повели себя бесчестно, и, если вам угодно, я велю проводить вас в каюту.

Росс уже поборол в себе приступ ярости и лихорадочно искал разумное решение конфликтной ситуации. Если он выберет каюту, то утратит связь с руководством «Йонаги». Но нет, адмирал проявлял интерес к своему пленнику. Даже что-то похожее на привязанность. Надо воспользоваться этим и узнать побольше. Может, удастся понять, как остановить этих безумцев! Он сделал усилие и ответил спокойным тоном:

— Я бы предпочел остаться, адмирал.

— Отлично. Но мы вполне можем обойтись без ваших иронических шпилек. Они решительно здесь неуместны.

— Есть, адмирал.

Фудзита обратился к Симицу:

— Младший лейтенант Майеда и лейтенант Киносита погибли смертью героев, не так ли?

— Да, адмирал, — отозвался тот. — Они отдали жизнь за императора, как и подобает самураям.

— Не сомневаюсь, что их душам обеспечено место в храме Ясукуни.

— Совершенно справедливо, адмирал.

Росс посмотрел сначала на одного, потом на другого, но промолчал. Адмирал тем временем говорил:

— Мы берем курс на Перл-Харбор и будем проводить учебные занятия, как только позволит погода. Я приказал двигаться не так быстро. Похоже, радары противника гораздо эффективнее, чем мы предполагали. Если наш корабль будет двигаться медленно, операторы радаров сочтут, что это торговое судно. И пусть ваши летчики летают на малой высоте. Тогда их не смогут запеленговать.

— Все летчики соблюдали потолок в сто метров, адмирал. Мы сумеем прибыть вовремя, седьмого декабря, в установленное место, адмирал? — спросил Симицу.

— Надо. Мы начнем решающий бросок вечером шестого декабря, делая тридцать узлов. — Симицу понимающе кивнул.

Росс с ужасом понял, до чего хитер и проницателен этот старик. Он был отменный тактик и стратег.

— Я понимаю, — сказал адмирал Симицу, — что вам не терпится провести разбор полета с вашими летчиками. Поэтому вы свободны.

Симицу отдал честь, поклонился и исчез, оставив адмирала и Росса наедине друг с другом. Росс понимал, что сейчас должен каким-то образом заставить старика изменить свое решение. Другой возможности ему уже никогда не представится. Несмотря на ясное осознание трудности своей задачи, он все-таки начал:

— Вы абсолютно непоколебимы в своей решимости атаковать Перл-Харбор, адмирал?

— Таков приказ, капитан. Я получил его от главнокомандующего Объединенным флотом адмирала Исоруку Ямамото лично.

— Адмирала Ямамото вот уже сорок лет нет на этом свете, адмирал, — заметил Росс. — Он погиб, совершая инспектирование. Его самолет «Мицубиси G4M» был сбит над Соломоновыми островами. Хочу еще раз напомнить, что ваш поход состоится на сорок два года позже, чем следовало бы.

— Это не существенно. Приказ есть приказ. Это самое главное, капитан.

— Самое главное? — переспросил Росс, чувствуя, что его решимость тает. Вы уничтожили мой корабль, вертолет Береговой охраны, русский самолет. Когда прекратятся эти убийства?

— Никогда, — твердо отчеканил адмирал, затем с легким упреком в голосе добавил: — Прошу вас, капитан, держите себя в руках. Вы ведь профессиональный военный. Разве разумно оставлять свидетелей?

— Но вас уже обнаружили. Русские, несомненно, успели передать все необходимые сведения.

Старый моряк пожал плечами и ответил:

— Я не желаю иметь ничего общего с кораблями, которые ползут как черепахи. Я мчусь навстречу беде.

— Господи, вы же цитируете Джона Пола Джонса?[23]

— Почему бы нет, капитан? Он знал толк в морском деле и был неплохим командиром. Разве вы забыли его девиз?

— Нет, не забыл, — отозвался Росс. — Только я никогда не убивал беззащитных людей. Вы же просто наслаждаетесь этим.

— Ха! Вы знаете, сколько по вашему радио говорили об атомных бомбах? Согласно вашей версии истории, две из них были сброшены на японские города. Сколько же человек погибло в Хиросиме и Нагасаки? Пятьдесят тысяч? Сто тысяч? Разве тамошние женщины и дети были вооружены до зубов? Угрожали вашим войскам? Не говорите мне про убийство беззащитных граждан, янки!

— Это были военные операции, цель которых — скорее положить конец войне. Те же, кого вы убили, не были вашими врагами, они никак вам не угрожали. Да, да! Вы же хладнокровно убивали мирных граждан.

— Какие формулировки, капитан. Значит, если убивают американцы, это военная необходимость во имя гуманных целей, а вот когда убивают японцы — это чудовищное проявление бесчеловечности. Каков же ваш общий знаменатель? Чем вы руководствуетесь?

— Соображениями гуманизма.

— Гуманизм! — горько усмехнулся адмирал. — Значит, по-вашему, вы проявили гуманизм, когда запретили иммиграцию из Японии в двадцатые годы, а потом велели нам убираться из Китая и наложили эмбарго на поставки нефти в Японию в тридцатые? Одной рукой вы даете нам пощечины, а другой мешаете защищаться? — Глаза старика воинственно засверкали. — Когда же мы начинаем отстаивать наше право бороться за Азию для азиатов, вы начинаете убивать всех подряд.

— Значит, вы верите в то, что атомные бомбы были и впрямь сброшены?

Старик выставил руки ладонями вперед:

— Это все не имеет никакого значения. Когда же вы, капитан, поймете главное!

— Главное? В чем оно состоит?

— «Йонага» получил боевой приказ, капитан. Мы сделаем все, чтобы выполнить поставленную перед нами задачу.

— Вы хотите уничтожить Перл-Харбор?

— Ну да. Поймите, раз нам дан приказ, мы обязаны его выполнить. Любой ценой.

— Приказ — мчаться навстречу беде? Неужели, адмирал, это ваш единственный разумный довод? Неужели у вас не существует иного оправдания?

— Вы сами командовали, капитан. Меня удивляет, что вы задаете мне подобные вопросы.

— Есть пределы, за которыми командир уже не имеет права ссылаться на полученный им приказ. Командир обязан взвесить шансы на успех, подсчитать возможные потери. Приемлемы ли ваши предполагаемые потери? В состоянии ли вы нанести противнику достаточный урон? Да и вообще можете ли вы добраться до цели? Или вы готовы поступиться «Йонагой», бросить корабль в костер, как обломок доски, выброшенный на берег волнами? В костер во славу проигранного дела?

Лицо старика сморщилось еще больше. На нем появилось подобие улыбки.

— Капитан, вы сделались очень красноречивым, и в вашей риторике есть своя убедительность. — У Росса снова затеплилась надежда. — Вы бы предпочли, чтобы «Йонага» развернулся, отправился назад, в Японию, и спокойно бросил якорь в Токийском заливе?

— Ну да…

Фудзита долго и пристально смотрел на Росса.

— Не для того строили этот авианосец, не для того его оснащали, не для того готовились члены его экипажа, чтобы вдруг взять и повернуть обратно, не выполнив боевого задания.

— Это уже не имеет никакого значения, адмирал. Война давно окончена.

— Предположим, вы правы, — Росс снова воспрял духом. Неужели дело сдвинулось с мертвой точки? — Но скажите, капитан, когда в истории человечества люди создавали военную машину и не пользовались ею?

Порох вздрогнул, словно его ударило током.

— Вы хотите сказать: «Йонага» должен атаковать Перл-Харбор, потому что «Йонага» существует?

— Разве человечество не руководствуется в своих действиях именно такой логикой?

— Нет!

— Да!

— Нет!!! — чуть не крикнул Росс.

— Ошибаетесь, капитан. Если уж человек брал в руки оружие и взводил курок, он всегда стрелял.

— Даже если целился себе в голову?

— Даже тогда. Должен ли я еще раз напомнить вам о ваших собственных атомных бомбах?

Росс в отчаянии воздел вверх руки.

— Значит, задание надо выполнить только потому, что «Йонага» оказался в этой точке и у него есть приказ. Ну где тут логика, адмирал?

— Прецедент, капитан. Прецедент.

— Какой прецедент?

— Вы верите в то, что нюрнбергские процессы действительно имели место?

— Это факт истории.

— Мы собрали огромное количество информации относительно этих процессов. Предположим даже, что они и впрямь состоялись? — Росс кивнул. — Скольких невинных людей уничтожили немцы в газовых камерах?

— От восьми до десяти миллионов.

— Какой аргумент в защиту Геринга, Йодля, Риббентропа, Кейтеля и прочих подсудимых приводили адвокаты?

— Выполнение приказа, — неохотно буркнул Росс.

— Вот именно, капитан. Итак, немцы просто выполняли данный им приказ.

— И с десяток из них были за это казнены, адмирал.

— Если все это действительно так, то это просто неслыханно. Это беспрецедентно. Незаконно.

— Незаконно?

— Да, законы, по которым они были осуждены, вошли в силу после совершения деяния.

— Неважно…

— По-моему, это как раз самое важное…

— Но при чем тут Нюрнберг? При чем тут нацизм?

— Дело в том, капитан, что мы, военные, при наличии соответствующего вооружения и имея приказ, обязаны его выполнить. Мы делаем то, что нам велят. Мы обязаны так поступать. У нас нет выбора. В противном случае моя или ваша жизнь теряет смысл. Приказ — это святое. Он существует для того, чтобы его выполнять. В каком-то смысле все те, кто облечен властью, являются самураями. — Сухой кулачок Фудзиты ударил по крышке стола. Затем, отчеканивая каждое слово, он произнес: — Мы выполняем приказы. Понимаете? Мы их выполняли, выполняем и будем выполнять, не обсуждая последствия.

— Значит, погибнут еще сотни, тысячи людей.

— Я мчусь навстречу беде, капитан, — старый моряк улыбнулся так, что от него повеяло вечностью.

В дверь постучали. Вошел Хирата.

— Адмирал, — сказал он, выпрямившись. — Лейтенант Мори готов.

— Отлично.

Затем, поглядев на Росса, Хирата продолжил:

— Лейтенант требует присутствия двух волосатых варваров, адмирал. Собственно, он обещает, адмирал, провести всю церемонию на английском языке.

— Церемония? — переспросил Росс, вцепившись в подлокотники. — Та самая?

— Вы пытаетесь понять нас, наши мотивы, источники, откуда мы черпаем силы, — говорил адмирал с улыбкой. — Вам не терпится узнать нашу логику. Раньше вы упомянули об обломке дерева, выброшенном морем на сушу, и сравнили с ним «Йонагу». Вам никогда не доводилось рассматривать древесину, побывавшую в море?

— Я вас не совсем понимаю…

— Японцы убеждены, что природа — хороший учитель. Когда-нибудь возьмите в руку кусочек такого дерева и внимательно его разглядите. Вы увидите, что море вымывает все мягкое, податливое, оставляя лишь самое прочное. Вы поймете, как укрепляются волокна японского характера, узнаете то, чего не в силах постичь западное сознание. Через несколько минут вы станете свидетелем события, которое убедит вас в нашей силе, в нашей верности духу бусидо. Вы поймете, что означает умение самурая выполнять приказ и к каким последствиям может привести ослушание.

— О каких последствиях идет речь?

— Лейтенант Мори ослушался приказа. Теперь он искупит свою вину, реабилитирует себя тем, что совершит харакири, ритуальное самоубийство.

— Он вспорет себе живот?

— Да. Ведь он открыл огонь по автожиру Береговой охраны без моего приказа.

Росс начал смутно припоминать тот инцидент. Да, он наконец снова вернулся памятью к недавним событиям. Адмирал тогда еще пришел в ярость.

— Неужели из-за этого пустяка он выпустит себе кишки?

— У нас есть пословица, капитан. «Истинное мужество заключается в том, чтобы жить, когда надо жить, и умереть, когда надо умереть», — сказал адмирал и затем проговорил, словно отрезал: — Приказ есть приказ, и его необходимо выполнять. Только так ведут себя люди чести.

Двое охранников отвели Росса на ангарную палубу, где он оказался перед помещением, сооруженным из некрашеных досок. Внутрь вела одна-единственная дверь. Возле нее Росс увидел Эдмундсона под охраной еще двоих японцев. Американцы обменялись приветствиями, а японцы молча стояли и смотрели на них.

Палуба была заполнена рядами самолетов. В лучах прожекторов, на потолке, Росс прекрасно видел, как вокруг них копошились техники и механики, проверяли двигатели, закрылки, элероны, щелкали рычагами управления. Бомбы и торпеды по-прежнему находились на стеллажах, бензином пахло все так же слабо.

— Похоже, через задний подъемник они отправляют самолеты наверх для нового патрулирования. А всерьез атаковать пока не собираются, — сказал Росс Эдмундсону, на что тот кивнул.

— Что случилось, капитан? — спросил Тодд после паузы. — Я слышал стрельбу, вой, грохот.

Капитан коротко поведал матросу о том, что случилось с русским самолетом.

— Господи, капитан, неужели они не соображают, что русские не просто запеленговали их, но и навели на них свои ракеты. Ядерные ракеты!

— Им все равно, Тодд. Самурай живет для того, чтобы умереть. — Он показал рукой на вход в помещение и сказал: — Мы будем свидетелями того, что делает самурай, который нашел подходящий повод расстаться с жизнью.

— Что-что?

— Видишь цветы по обе стороны от двери? Это императорские хризантемы. Символ его императорского величества. А вот эта позолоченная доска над входом называется тори. — Молодой матрос кивнул. — Это, наверное, сочетание буддийского храма и синтоистской усыпальницы. Мы станем свидетелями того, как один из этих головорезов вспорет себе брюхо!

— Что? Но почему? — Тодд слегка побледнел. — Он совершил что-то ужасное?

— Нет, сущий пустяк. На какое-то мгновение, как они выражаются, потерял лицо.

В этот момент появился адмирал Фудзита в сопровождении капитана второго ранга Хираты и капитана второго ранка Кавамото. Хирата, сжимая рукоятку меча, злобно покосился на Росса. Тот только плюнул на палубу. Фудзита кивком головы показал на загадочное помещение, и Росса с Эдмундсоном затолкали внутрь.

…Оказавшись внутри, Росс обнаружил там многое из того, что и ожидал там увидеть. Действительно, это было нечто вроде храма. Но там не было большого нефа с нишами. Вместо этого он увидел около сотни офицеров в три шеренги, смотревших на алтарь, устроенный у переборки. По обе стороны от алтаря были полки, а на них сотни маленьких белых шкатулочек с иероглифами. Алтарь находился между двух статуй Будды. В центре помещения имелось небольшое возвышение, примерно в десять квадратных футов. Помост был покрыт алым ковром. Палубного настила не было видно нигде. Вокруг помоста все было застлано красивыми белыми циновками.

— В этих шкатулках, — прошептал Росс Тодду, — находится пепел их умерших. Они готовы на все, лишь бы доставить эти штучки назад в Японию. — Ради этого они готовы бросить вызов кому угодно и даже умереть.

Тодд мгновение подумал, затем тихо прошептал:

— Им предстоит заполнить еще пару тысяч таких шкатулочек. Тогда дело будет сделано.

Росс обратил внимание, что над алтарем имеется большой каллиграфически выписанный черным иероглиф.

— Вечное спасение, — прошептал он перевод на ухо Эдмундсону. — Мы увидим спасение лейтенанта Тако Мори на кончике его вакидзаси.

— Вакидзаси?

— Ритуальный кинжал.

Внезапно, без команды, офицеры в парадной синей форме повернулись к адмиралу и поклонились. Фудзита поприветствовал каждую из шеренг отдельным кивком.

Американцев вытолкнули вперед.

— Кланяйся, краснорожая свинья, — прошипел Хирата, тыкая кулаком в поясницу Росса. Иноземцы поклонились трижды по разу каждой шеренге. Затем их пихнули в шеренгу, где Росс и Эдмундсон оказались рядом с Фудзитой.

В задней части помещения произошло какое-то движение, и гулкие крики механиков, обслуживавших самолеты, и соответствующие лязг и грохот прекратились. Затем в помещении воцарилось молчание. Вошел лейтенант Тако Мори, за которым следовали трое офицеров. Худощавый, с длинными черными волосами, собранными в узел на затылке, лейтенант был облачен в белую накидку с крыльями.

Фудзита обернулся к Россу и тихо сказал:

— Вы, капитан, конечно, неплохо разбираетесь во всем, что связано с Японией, но вряд ли когда-либо были свидетелем харакири.

Росс посмотрел на плоское морщинистое лицо старика и ответил:

— Верно, адмирал, но, признаться, это то, без чего я как раз вполне могу обойтись.

— Вам обоим полезно посмотреть на это, — возразил адмирал. — Мир должен видеть проявление истинного духа ямато.

— То бишь японского духа, — пояснил Росс своему молодому спутнику.

Снова наступило молчание. Лейтенант Мори и его свита остановились перед адмиралом. Человек в белом глубоко поклонился. На этот низкий поклон адмирал ответил коротким кивком. Затем Мори поклонился каждой из шеренг, и офицеры ответили на его приветствие также поклоном.

Медленно, с большим достоинством, осужденный на смерть взошел на помост и распростерся ниц перед алтарем. Так он провел несколько минут, затем встал, повернулся лицом к адмиралу и сел, скрестив ноги. Слева к нему, крадучись, стал подходить офицер, не спуская глаз с лица Мори.

— Лейтенант Мори попросил, чтобы все детали, все подробности предстоящего были как следует объяснены вам, — мягко сказал адмирал, повернувшись к американцам. — Офицер слева — капитан второго ранга Иоситомо Ота. Он лучший друг лейтенанта Мори. На него возложена очень важная обязанность. Если лейтенант Мори проявит нерешительность, колебания, Ота должен немедленно обезглавить его. Если же Мори безупречно выполнит все, что положено для харакири, капитан второго ранга Ота затем нанесет один удар мечом и завершит церемонию.

Американцы переглянулись и молча кивнули. Адмирал Фудзита посмотрел на обреченного и поднял руку. Один из офицеров сделал шаг вперед. В руках у него был поднос, на котором лежал кинжал, завернутый в папиросную бумагу.

— Это вакидзаси, — сказал адмирал Фудзита как бы самому себе. В его голосе чувствовалось благоговение. — Длина — девять с половиной дюймов, острие и кромки — как бритва.

У Росса внутри что-то оборвалось. На ладонях выступила испарина.

Человек с ритуальным кинжалом опустился на пол и передал оружие осужденному, который с почтением принял его, поднял к лицу и внимательно осмотрел, затем положил перед собой.

— Я, и я один, — внезапно заговорил лейтенант Мори глухим голосом, доносившимся словно из кратера, — приказал открыть огонь по автожиру — до того как наш высокочтимый командир соблаговолил отдать такое распоряжение. За это преступление я сейчас убью себя, вспоров себе живот, и прошу всех быть тому свидетелями. — Обреченный на смерть вынул из-за пояса листок бумаги.

— Его предсмертное стихотворение, — сказал Фудзита краешком рта.

Мори стал читать:

— Голубое небо и море — единое целое, они сливаются в отдалении, как сливаются жизнь и смерть, становясь вечностью, совершенным сейчас. — Затем он отпустил листок, и тот стал падать вниз. На помосте остались только лейтенант Мори и каисаку. Мори поклонился и затем снял накидку, подоткнув рукава под колени.

— Он сделал это, чтобы не дать себе упасть вперед, — пояснил Фудзита. — Тогда бы ассистенту пришлось изрядно потрудиться, чтобы нанести один-единственный точный удар.

Словно в трансе, Росс наблюдал, как Мори твердой рукой взял лежавший перед ним кинжал, посмотрел на него задумчиво, с какой-то странной любовью, затем несколько раз глубоко вздохнул, словно желая в последний раз в жизни сосредоточиться. Затем он приставил острие кинжала к левой части живота.

Шум турбин авианосца и гудение вентиляторов словно утонули в тяжелом безмолвии, установившемся в этом помещении. Это безмолвие тяжким грузом давило на Росса, словно пытаясь расплющить его. Росс слышал только собственное дыхание. Он не отрываясь смотрел на Мори. Тот же, решительно стиснув зубы и поджав губы, надавил на рукоятку кинжала. Тотчас же брызнула кровь, обагрив белую ткань. Мори сделал горизонтальное движение, и хлынул новый поток крови. Она побежала по скрещенным ногам лейтенанта, на ковер. Ота подался вперед. Внимательно следя за каждым движением Мори, он держал наизготовку длинный изогнутый меч.

Откуда-то с другой планеты до Росса донесся голос адмирала:

— Горизонтальный разрез освобождает «вместилище души», коротко пояснил он. — Теперь нужен завершающий, вертикальный разрез.

Медленно Мори повернул лезвие у себя в животе и потянул кинжал вверх. На его лице не дрогнул ни единый мускул. Он не издал ни звука. Он выдернул кинжал и подался вперед, вытянув шею. Внутренности стали выползать ему на колени, на пол. В этот момент Ота вскочил на ноги, занес над головой свой меч и со свистом опустил его. Раздался тот самый звук, который можно услышать в мясной лавке, когда сталь врезается в мясо и кости. С глухим стуком отрубленная голова упала на помост и скатилась на палубу. Его глаза были по-прежнему открыты. Обезглавленное тело застыло в сидячем положении, чуть наклонившись вперед. Из перерубленных яремных вен на помост фонтаном била кровь, кишки громоздились серо-красной кучей.

Росс с трудом подавил стон. Он никак не подозревал, что в человеке столько крови. Эта кровь образовывала лужи, свертывалась, превращаясь в толстую корку на помосте, на палубе, у ног самого Росса. Японцы, стоя по стойке «смирно», безмолвно смотрели на происходящее. Наконец фонтаны прекратились, но кровь продолжала вытекать из тела.

Росс почувствовал, что его взял за руку Эдмундсон. Молодой человек показал на пол. У ног Росса на щеке лежала голова лейтенанта Мори. Глаза были широко открыты, смотрели на Росса. Росс почувствовал горечь желчи, Эдмундсона вырвало.

Росс услышал, как где-то в отдалении злобно рассмеялся Хирата. Затем Росс услышал его слова, полные сарказма:

— Значит, зрелище смерти самурая вам не по нутру, волосатые круглоглазые обезьяны. — Хирата брызгал слюной, и глаза его светились опасным огнем. Судя по всему, случившееся только усилило его кровожадность.

Порох почувствовал знакомое покалывание: словно тысячи иголочек вонзились в его плоть. В висках застучали молоточки, все чувства обострились. Показав рукой на помост, он сказал:

— Как только ты пожелаешь совершить такое же восхождение, приятель, я буду рад оказаться твоим помощником, о доблестный воин.

Издав звериное рычание, Хирата одним прыжком выскочил из строя. Выхваченный из ножен меч со свистом разрезал воздух. Хирата бросил на Росса взгляд, полный ненависти. Он расставил ноги, а страшный меч занес над правым плечом, ухватившись за рукоятку обеими руками. Сзади кто-то грубо обхватил Росса так, что он не мог пошевелиться. Охранники?! Росс забыл об их существовании. Как выяснилось, совершенно напрасно.

— Нет! — крикнул Эдмундсон и тотчас же простонал от боли, потому что другие охранники ловко и безжалостно вывернули ему руки за спину. Больше никто не шелохнулся. Офицеры оставались в шеренгах, безучастно глядя на американцев.

— Адмирал! — воскликнул Росс. — Это, стало быть, и есть бусидо? Значит, у самураев принято нападать на безоружных людей? Нападать с мечами?

На Росса уставилась голова мертвеца.

— Ваша жизнь и ваша смерть — это ничто. Вы имели неосторожность оскорбить самурая вашим сарказмом. Да, он имеет право поступить с вами по своему усмотрению. Я же предупреждал вас, капитан: Хирата должен снова обрести лицо.

— Уничтожением безоружных, да? — запальчиво крикнул Эдмундсон, на что адмирал сухо ответил:

— Это не средневековая Европа, и мы не рыцари Круглого стола. Наш корабль — микрокосм Японии. Да. И согласно древнему учению бусидо, японский офицер-самурай имеет право убить любого — будь то японский крестьянин или американский капитан, — кто стоит ниже его, хотя бы для того, чтобы проверить, хорошо ли отточен его меч. Кодекс чести самурая распространяется только на самих самураев. Вы вне его.

— Отпустите вонючего варвара! — взвизгнул Хирата, и тотчас же Росс почувствовал, что его никто не удерживает. — Не надо его держать. Я предпочитаю убивать тех, кто может свободно передвигаться. Так гораздо интереснее.

— Оружие! — крикнул Росс. — Дайте мне оружие, и мы посмотрим, кто кого!..

— Вы сами пошли на риск, капитан, — сказал адмирал. — Мы уже говорили о том, что подобное может случиться. Капитан второго ранга Хирата проявил великодушие. Он разрешил освободить вас. Теперь он вступит с вами в поединок. Один на один. — Хирата отвесил низкий поклон и опустил меч.

Росс сделал шаг вперед, наклонился и схватил то, что попалось ему под руку. Его пальцы вцепились в длинные, собранные в пучок волосы на отрубленной голове лейтенанта Мори. Он поднял голову, у которой по-прежнему были открыты глаза, отвисла челюсть, и из нее все еще капала кровь. Хирата поднял меч, желая поскорее исполнить задуманное.

Росс изучал противника наметанным глазом человека, которому не раз приходилось сражаться за свою жизнь. Хирата был невысок и худощав, движения его отличались легкостью, проворством. Собственно, большинство японцев на этом загадочном корабле, несмотря на возраст, проявляли быстроту реакций. Росс вспомнил, что тогда в каюте адмирала подполковник Аосима без труда увернулся от его атаки. Хирате было явно семьдесят с небольшим, то есть лет на десять больше, чем ему, Россу. Порох Росс был крупнее, сильнее и моложе, но у японца в руках имелся длинный меч.

Причем какой! Росс не мог без содрогания смотреть на его отточенное, как бритва, лезвие. Он понимал, насколько уязвима его плоть перед этой безжалостной сталью. Причем Хирата, совершенно очевидно, отлично обращался с мечом. Он мог нанести точный удар с расстояния, причем одного такого удара будет достаточно, чтобы распотрошить противника, заставить его потроха смешаться с внутренностями лейтенанта Мори. Но вспыхнувшая в груди Росса ярость заслонила страх. Чувствуя, как в груди бушует пожар, Росс стал медленно пятиться к помосту, кровь хлюпала под его подошвами. Подняв руку, он высоко поднял голову Мори. Он был весь внимание. Пламя ярости сочеталось с ледяным спокойствием.

Хирата двигался за ним боком, как краб, занеся меч над правым плечом. Он выжидал удобного момента, чтобы нанести удар. Один-единственный. Как это делают японские воины. Но американец все же был далековато.

Внезапно Росс услышал глухой звук за своей спиной. Он быстро оглянулся. Тело Мори соскользнуло с помоста и, волоча за собой кишки и комья застывшей крови, упало на палубу, у самых ног Росса. Где чертов вакидзаси? Наверное, в руке трупа.

Росс перешагнул через труп Мори. Хирата неумолимо наступал. Он был уже совсем близко. Росс переместил центр тяжести тела, и вдруг нога его поехала по застывшей луже крови. Он ощутил панику, но успел сохранить равновесие и присутствие духа. Хирата улыбнулся. Снова, как краб, боком он двинулся вперед. Росс ожидал, что японец свернет в сторону, постарается обогнуть труп, но вместо этого, словно хищник, улучивший удобный момент, Хирата перепрыгнул через труп, и меч со свистом рассек воздух. Росс упал на левое колено, пригнулся. Меч просвистел выше. Собрав все свои силы, он схватил голову лейтенанта и ударил ею противника.

Голова Мори врезалась Хирате в правый висок, отчего тот грохнулся наземь. Меч вылетел из его руки и, со звоном отлетев в сторону, исчез в скопище японцев. Никто не поспешил поднять и подать его Хирате. Росс понял, что этого не предусматривал самурайский кодекс. Хирата вызвался расправиться с врагом собственноручно, и бусидо требовало, чтобы он смыл оскорбление, не прибегая к посторонней помощи.

Когда Росс поднялся на ноги, Хирата уже стоял, и взор его блуждал по обезглавленному трупу лейтенанта. Они оба одновременно увидели вакидзаси в руке Мори, кинжал был весь в крови и покоился на серо-красной горе внутренностей. Оба противника бросились за ним. Но американец поскользнулся и, выругавшись, упал на колено.

Японец радостно взвизгнул, склонился над трупом и выхватил из его руки вакидзаси. Вытерев лезвие о свой китель, он продолжил наступление.

По-прежнему крепко сжимая в руке свое единственное оружие, голову лейтенанта, Росс стал медленно пятиться. Хирата, держа вакидзаси перед собой, наступал. Росс почувствовал неприятное шевеление в животе. Снова плоть против стали. Этот кинжал казался Россу еще опаснее, чем меч, — особенно в руках у человека, охваченного безумной жаждой смыть нанесенное ему оскорбление кровью того, кто по сути дела оставался безоружным. Россу случалось убивать людей из огнестрельного оружия. Порой оно причиняло ужасный, страшный урон. Но на расстоянии. Даже меч убивал на расстоянии вытянутой руки. Но в кинжале было что-то особенное, почти интимное. Он соединял убийцу и жертву в нечто единое, чего не удавалось сделать никакому другому оружию. Росс помотал головой. Оторвал взгляд от лезвия. Нашел бездонные черные глаза Хираты и заглянул в них, сам не зная, что надеется там увидеть.

Противники кружили вокруг трупа лейтенанта Мори. Осторожно ощупывая носком пол, прежде чем сделать новый шаг, Росс обнаружил ступеньку. Поднялся на помост. Наконец-то сухое место, где можно находиться без опасения поскользнуться. Хирата продолжал наступать, держа перед собой вакидзаси. Он не торопился, зная, что преимущество на его стороне.

Затем он сделал стремительный выпад. Порох Росс ловко увернулся, махнул головой Мори. Но и он не сумел задеть противника. Хирата оказался на том самом месте, где Мори совершил ритуальное самоубийство. Американец сделал ложное движение. Японец увернулся. Рассмеялся. Росс отскочил вправо. Хирата бросился в новую атаку и поскользнулся…

Росс понял, что ему предоставляется тот самый случай, о котором он молил небеса. Голова лейтенанта Мори, описав алую дугу, выбила нож из руки Хираты. Росс бросился на противника, они сцепились, упали на помост, истошно вопя. Голова лейтенанта, как мяч, покатилась по алому ковру.

Росса поразила сила маленького японца. Они катались по помосту, колотя друг друга руками, ногами, изрыгая рычание, пронзительно крича друг другу в уши, свернувшаяся кровь обволакивала их, словно красное тесто. Хирата рычал, словно волк, жаждущий напиться крови неподатливой жертвы.

Они находились слишком близко друг от друга, чтобы нанести действительно сокрушающий удар. Тогда Хирата попытался выдавить глаза американцу. Росс резко откинул голову, стараясь уберечь свои глаза от пальцев японца, и, когда они в очередной раз перевернулись, ударил того локтями в живот.

Росс вдруг почувствовал, как в горло ему впиваются зубы хищника. Он отчаянно изогнулся. Попытался ударить Хирату коленом в подбородок. Получилось. Высвободил кулак, врезал Хирате в челюсть, почувствовал, как та обмякла. Удар оказался отменным.

Теперь американец возил японца по скользкой палубе, левой рукой держал его за китель, а правой обрабатывал. Снова и снова большой кулак Росса врезался в лицо японца. Летели зубы. Из носа Хираты брызнула кровь. Еще один страшный удар разбил Хирате губы. Японец явно сдавал. Росс услышал звериное рычание. Оказалось, что это рычит он сам. Он быстро посмотрел на офицеров. Они стояли не шелохнувшись. С помоста скалилась голова лейтенанта Мори.

Еще мгновение, и Росс схватил Голову Мори. Потом, оседлав Хирату и крепко ухватив голову лейтенанта обеими руками, он стал дубасить этим тупым орудием Хирату по лицу. Снова и снова голова Мори врезалась в лицо Хираты. Хрустели хрящи, вылетали зубы, сочилась кровь. Росс начал выкрикивать нараспев:

— «Спарта», Береговая охрана, русские… «Спарта», Береговая охрана, русские…

По палубе покатился один глаз, затем второй. Росс уже не понимал, чьи это глаза — Мори или Хираты. Впрочем, ему было все равно. Он продолжал дубасить.

— Капитан! Капитан! — кричал Эдмундсон. — Ради Бога! Хватит! Не надо! Хватит! Ради всех святых! Перестаньте! Капитан!

Тяжело дыша, Росс перестал наносить удары. Обернулся, но увидел только синюю стену. Потом он снова посмотрел перед собой. Красная бесформенная мякоть. Лицо Хираты. Глаз не было. Вместо носа — дыра, вместо рта — щель, из которой вырывались красные пузыри. Порох Росс схватил голову Хираты за уши, приподнял ее и пробормотал:

— Ну теперь, сукин сын, ты действительно потерял лицо. Раз и навсегда.

Затем, схватив голову лейтенанта Мори, он поднял ее высоко-высоко и что было сил опустил на лицо Хираты, вернее, на то, что когда-то им являлось. Потом откуда-то издалека, из глубокого каньона послышался тяжкий стон. Японец затрепетал, задергался в конвульсиях, потом затих. Раз и навсегда…

Росс медленно, с трудом поднялся на ноги. Уронив руки, сгорбившись, стоял он над трупом того, кто еще недавно был капитаном второго ранга Хиратой. Его китель, брюки, руки, лицо были в крови. Глаза блуждали по синим шеренгам. Офицеры по-прежнему безмолвствовали. Наконец взгляд Пороха Росса остановился на адмирале Фудзите. Старик стоял очень прямо, надменно вскинув подбородок, его глаза влажно поблескивали. Очень тихо Росс произнес:

— Цена славы, адмирал, никогда не бывает слишком высокой, не так ли?

Фудзита промолчал.

Ему было нечего сказать.