Ал Мишо Засолка и консервирование

Клем Краудер непременно завопил бы, не заткни ему рот влажные пальцы, застрявшие между зубами и языком. Вместо крика из горла вырвалось нечто вроде клекота. Клекота испуганного птенца.

— И нечего трястись, — буркнул Данки, вытащив пальцы изо рта Клема и с силой надавив на его подбородок, чтобы как следует заглянуть внутрь. Для этого он зажег спичку и, держа ее под углом, внимательно осмотрел пасть Клема, равнодушный к пришельцу-фантому, материализовавшемуся футах в десяти за его спиной.

— Да только вчера я вытащил последний зуб у бабки Фигл, а она и глазом не моргнула.

Клем устремил взгляд мимо мигающего огонька, поверх плеча Данки, на упорствующего фантома. Он словно вырастал из серой дымки, с каждым моментом становясь все отчетливее. Молодая леди. Теперь Клем ясно ее видел. Более того, узнал!

— Смотри, Клем, новый зуб у тебя что надо, — объявил Данки. — Сел на место, как пришитый.

Вообще-то основным занятием Данки Дринкуотера была охота за съедобными моллюсками, но во время прилива он пополнял свои доходы практикой дантиста. Шестнадцать пенсов за удаление ноющего зуба, глоток виски для облегчения процесса, и даже протезирование: установка радующей глаз замены, старательно и, надо сказать, довольно ловко выструганной из подручных материалов.

Фантом наконец принял завершенную форму. Клем подумал, что из печальных глаз дамы должны литься слезы… при условии наличия головы. Только вот голову ей отрубили еще при жизни, и следы этого жестокого деяния до сих пор пятнали воротник грубого платья из домотканой материи.

Клем испустил стон ужаса, отчего огонек спички бешено заколебался и угас.

— Что это на тебя нашло? — возмутился Данки, швырнув потухшую спичку на пол, но случайно поймал взгляд Клема и почувствовал, как встали дыбом волосы на затылке. Он нерешительно повернулся.

Безголовая женщина стояла в центре полутемного рыбацкого домика. Сквозь ее тело ясно проглядывала цепь ловушек на лобстера. На руках она держала призрачного ребенка, взиравшего на них бесцветными глазами.

Данки издал вопль, так и не удавшийся Клему.

Фантом протянул прозрачную длань. Клем и Данки слетели с мест и прижались к дальней стене. Клем схватил с полки фонарь и держал его в вытянутой руке. Данки судорожно порылся в кармане, вытащил спичку, чиркнул ею о штанину и поднес к фитилю фонаря. Но прежде чем загорелся огонек, фантом неожиданно растаял..

— Господи-боже-мой! — выпалил Данки. — Молчаливая женщина!

— Точно, — подтвердил Клем, не в силах выразить ужас, скрутивший внутренности и оледенивший сердце. Молчаливая женщина в его рыбацком домике! Данки тоже видел ее и узнал, как, впрочем, любой обитатель Клэпборд-айленд на его месте. Она была своего рода знаменитостью, героиней местных легенд, оставившей кошмарный след в народных преданиях и моряцких песнях. Клем понятия не имел, почему привидение вдруг надумало появиться в его домике, но годы неустанного тяжкого труда и неудач позволили предположить, что это хотя и первый, но далеко не последний раз.

— Просто кровь стынет в жилах, — охнула миссис Краудер, когда на следующий вечер Молчаливая появилась снова. — Представить немыслимо! Я больше не проведу в доме ни единой ночи, можете быть в этом уверены, мистер Краудер!

— Я раздобуду подвесную койку, — пообещал Клем. — Переночуем в лодке.

Но на следующую ночь призрак появился снова. Клем долго, мучительно гадал, каким образом он ухитрился найти дорогу от фермы на рыбацкую шаланду, тем более что, по общему мнению, подобные создания обычно ограничиваются пребыванием на заклятой ими же земле. Миссис Краудер пригвоздила мужа прокурорским взглядом, пребывая в полной уверенности, что именно беспутный супруг и является источником всяческих неприятностей в ее многотрудной жизни.

— Что вы знаете о Молчаливой женщине? — спросил Клем адмирала Сибери Гвинна после нескольких дней регулярных явлений призрака, когда вопрос, можно сказать, окончательно назрел.

— Ровным счетом столько же, сколько все местные, — пожал плечами адмирал, — и ни йотой больше.

Старый морской волк вышел в отставку и проводил дни за шашечной доской, на крыльце Поджи-хаус, обмениваясь байками и последними сплетнями со всеми, кому вздумалось его навестить.

Клем навалился грудью на бочонок из-под галет, служивший столом.

— Как, по-вашему, она злой дух?

— Насколько мне известно, еще какой! Злой и коварный, — ответил адмирал, набивая табаком белую пенковую трубку. — Погляди только, что она сотворила с бедным капитаном Элленбахом!

Клем, разумеется, знал все давние истории, особенно эту. В один злополучный день Молчаливая таинственным образом появилась на шхуне капитана Элленбаха и принялась преследовать его и команду, пробудив в моряках сверхъестественный ужас. В конце концов после бесчисленных попыток команды изгнать призрачную гостью шхуна налетела на скалы и затонула. С тех пор женщину никто не видел.

До этого момента.

— Значит, вы полагаете, это она уничтожила капитана Элленбаха? — уточнил Клем, пожирая глазами изящные очертания адмиральской трубки, чашечка которой была вырезана в виде девы, из тех, которые обычно укрепляют на носу корабля. Именно такая украшала когда-то нос торгового судна адмирала.

— Говорят, именно она загнала его в могилу раньше срока, — пропыхтел адмирал Сибери, выдувая клубы дыма из трубки.

— Так-то оно так, да только она навредила не столько капитану Элленбаху, сколько его шхуне, — протянул Клем.

— Тут ты прав. Шхуну она потопила, — уверенно заявил адмирал Сибери. — Вот только оставшиеся в живых не находили себе места. Бродили, будто потерянные, и совсем не дорожили жизнью.

— Не дорожили, — согласился Клем, словно, повторяя последние слова, утверждал некий универсальный закон. Ему вдруг стало легче на душе, хотя солнце уже опустилось за горизонт и крыльцо освещалось только приглушенным светом свисавшего с крыши фонаря.

— Честно говоря, я не слишком верю в эти старые бредни, — заметил адмирал Сибери. — Всегда говорил, что не поверю, пока не увижу сам. А я никогда не встречал такого создания, как… ка-а-ак… ка-ак…

Клем недоуменно уставился на странно квакавшего адмирала, который сжимал трубку с такой силой, словно хотел раздавить. Краем сознания он отметил, что костяшки пальцев морского волка стали белее снега. Раздался громкий треск — и голова пенковой девы взлетела в воздух и упала ему на колени.

Лишь тогда Клем заметил, что в квадратах остекленного крыльца отражаются не только он и адмирал. Ночная гостья вернулась и стояла над его плечом жутким безголовым часовым.

Адмирал Сибери безмолвно шевелил губами, произнося беззвучные проклятья. Клем кое-как дотянулся до фонаря и прибавил света. Молчаливая женщина исчезла так же внезапно, как и появилась, превратившись в бесформенное облако.

Адмирал, словно не поверив увиденному, энергично потер глаза, заглянул в чашечку трубки, исследовал содержимое табачного кисета и, отчаявшись найти разумное объяснение случившемуся, вручил то и другое Клему.

Тот взял кисет и трубку, но ничем не выдал, что, как и адмирал, стал свидетелем очередного явления духа. Просто знал, что Молчаливая женщина все еще маячит неподалеку, за кругом света, отбрасываемого фонарем. Только этот свет и не давал ей принять видимую форму.

К своему ужасу Клем понял также, что зародившиеся чуть раньше подозрения подтвердились с неопровержимой силой. Значит, Молчаливую не интересовали ни его дом, ни рыбачья лодка для ловли омаров, ни причал, ни даже крыльцо Поджи-хаус.

Молчаливая преследовала лично его, Клема Краудера.

На длинном причале, простиравшемся до самой бухты, все было тихо. Покрытый жидкой грязью полумесяц берега назывался Дринк-уотер Флэтс. Причал также именовался Дринкуотер.

Клем забросил за плечи матросский рюкзак и направился к «Арт-фул Доджеру», древнему люггеру, пришвартованному в дальнем конце причала.

Звезды низко нависли над далеким горизонтом. Клем пристально всматривался в темные уголки и лежавшие на причале тени, полный решимости на этот раз не позволить призраку напугать его неожиданным появлением.

Слишком поздно он понял, какую ошибку совершил, рассказав жене о встрече в Поджи-хаус. Та, не желая иметь никаких дел со странным и неестественным явлением, в два счета сложила мужнины вещи и выставила его из дома.

На этот раз Клем благополучно добрался до судна и поднялся на палубу. Табличка на двери каюты гласила:

Он постучал в дверь чуть пониже таблички. Уютный свет, лившийся из окна двухпалубной рубки, свидетельствовал, что владелец-капитан проводит вечер дома.

— Клем! — воскликнул Данки, открывая дверь. На нем был засаленный передник; вкусно пахнущий дым горящих дров и стряпни мешался с просоленным воздухом палубы. — Заходи, будь гостем. Как твой новый зуб?

— Мне сейчас не до зуба, — отмахнулся Клем, уронив рюкзак на пол. — Нужно где-то устроиться на ночь.

— Конечно-конечно, — захлопотал Данки. — Идем в кубрик. Там есть лишняя койка.

Оба спустились вниз. Данки что-то наскоро помешал в стоявшем на углях и почерневшем от сажи горшке.

— Ты еще не ужинал, Клем? Мои бобы почти готовы.

— Кто способен думать о бобах в такие минуты? Клем встряхнул проеденное молью одеяло и расстелил его на койке.

— Вот уже почти неделя, как я глаз не сомкнул.

— Не позволяй этой немой изводить тебя, Клем, — посоветовал Данки, сгребая бобы на щербатую тарелку. — Я написал о ней Баку Стеббинсу. Он знает, что делать.

Клем снял сапоги и растянулся на койке:

— Кто такой Бак Стеббинс?

— Ты не знаешь Бака? Парень Хорнпаута Стеббинса. Преподает в университете. Головастый мужик, ничего не скажешь.

— Боже милостивый, я же велел тебе держать язык за зубами, а ты строчишь письма какому-то университетскому яйцеголовому. И что он изучает?

— Птичий разум, — промямлил Данки, набивая рот бобами.

— Разум… чей?! — переспросил Клем, в полной уверенности, что ослышался.

— Птичий, — повторил Данки. — Работает с попугаями, насколько мне известно. Полагаю, он наблюдает за их жизнью, изучает повадки и все такое.

— Поведение птиц? — недоверчиво ахнул Клем. — И каким образом, черт бы тебя побрал, это мне поможет?! Данки немного подумал:

— Понятия не имею, Клем. Хорнпаут говорит, что Бак — авторитет в подобных вещах.

— Твой Хорнпаут гроша ломаного не стоит, насколько мне известно, — проворчал Клем.

— Брось, Клем. Я знаю Бака. Если кто-то и сумеет справиться с той пакостью, что завелась у тебя в доме, так будь уверен — это он.

— Дом тут ни при чем, — собравшись с духом, признался Клем. — Все дело во мне.

Данки было сунул в рот очередную ложку бобов, но тут до него дошел смысл сказанного Клемом.

— Что-о-о? — завопил он, давясь едой.

— Да-да, ты верно расслышал, — кивнул Клем. По спине потянуло холодком озноба, знаменуя присутствие чего-то аномального в атмосфере. Он боязливо оглядел кубрик и натянул одеяло до подбородка. — Не гаси фонарь. Свет ее отпугивает, — прошептал он.

— Она здесь?! — выдохнул Данки, лихорадочно осматриваясь. Наконец он схватил другой конец одеяла и тоже натянул до подбородка. — Я этого не вынесу, Клем. Не смогу…

— А что, по-твоему, чувствую я? — вскричал Клем. — Каждую ночь она сводит меня в могилу! Всю эту неделю мне нет ни минуты покоя!

— Клем! — взвыл Данки. — Лично мне позарез нужен покой! Так что извини!

С этими словами он подскочил, как ошпаренный, схватил фонарь и вылетел из двери.

— Ты куда?! — крикнул вслед Клем.

— В машинную часть, — проорал Данки из коридора. — Нужно немедленно отыскать Бака Стеббинса. Он знает, что делать.

Однако найти профессора Бака Стеббинса оказалось не легче, чем пресловутую иголку в стоге сена. Клем и Данки прибыли в маленькую прибрежную деревеньку Меддибемпспорт еще до рассвета и с первыми лучами солнца принялись обшаривать кампус Бейнбриджского университета. Увы, следов профессора они не обнаружили. Приятели допросили десятки студентов. Все спешили на занятия, и когда Клем и Данки сообразили, что их миссия безнадежна, осталось только одно: обратиться к администрации. Но и это оказалось бесполезным, поскольку офис профессора Стеббинса был давно заброшен. Проходивший мимо дворник предположил, что о пропавшем специалисте по поведению птиц должны знать на кафедре орнитологии. Но вскоре стало ясно, что ни один сотрудник кафедры вообще не слышал о Баке Стеббинсе. Наконец они набрели на декана, который с крайне раздраженным видом отметил на карте кампуса то место, где предположительно можно отыскать затерявшегося ученого.

Клем и Данки стояли у подножия высокой башни с курантами, в центре кампуса, разглядывая карту.

— Вот оно, Клем, — утверждал Данки. — Если верить декану, именно здесь скрывается Бак.

Клем смерил взглядом внушительное строение — достойный архитектурный памятник коллекции готических уродств, из которых состоял бейнбриджский кампус. Если верить местному управляющему, здание прозвали Башней из слоновой кости, но не в смысле намека н° интеллектуальный эскапизм, а из-за цвета отметок, оставленных н черных гранитных стенах летавшими над ней чайками.

Данки рванул на себя высокие двустворчатые двери. Вверх вела широкая лестница.

— Должно быть, он там, — предположил Данки. — Идем.

— Нет там никого, упрямый ты осел! — рявкнул Клем. — Мотаем отсюда! Я больше не потрачу ни единой минуты на поиски твоего птичьего профессора с его птичьими мозгами!

Вместо ответа Данки рванул наверх.

— Давай за мной!

— Упертый дурак! — завопил Клем, но все же бросился следом.

Путешествие к небу казалось бесконечным. Наконец они очутились на верхней площадке, еще перед одной дверью, ведущей в затканную паутиной комнату. Внутри ящики и коробки громоздились почти до потолка. Целая стена была занята шестеренками и прочими деталями механизма огромных часов.

Клем бессильно обмяк, пытаясь отдышаться. Они только что пробежали не менее двенадцати пролетов и оказались не в кабинете профессора, а на заброшенном складе.

— Стервец! — почти взвизгнул Клем, полоснув Данки разъяренным взглядом.

— Ошибаетесь. Моя фамилия Стеббинс! — послышался из-за груды коробок бархатистый бас с чуть резковатыми нотками. Выступивший вперед человек спокойно представился: — Профессор Бакминстер Стеббинс.

Клем растерянно оглядывал ученого мужа. Это был человек огромных размеров, если не сказать тучный, причем жир отложился в тех же местах, что и у женщин: на груди, бедрах и заднице. Только вот гигантское брюхо могло принадлежать исключительно мужчине. Однако общий эффект несколько сглаживал хорошо сшитый твидовый пиджак.

— Бак! — воскликнул Данки.

— Данки, старый дружище! — тепло улыбнулся профессор Стеббинс. — Как я рад тебя видеть! Извини, я боялся, что это приспешники декана. Они в который раз пытаются выкурить меня из моего гнездышка.

Теперь, узрев профессора Бакминстера Стеббинса во плоти, Клем вспомнил, что уже видел этого человека, точную копию своего отца Хорнпаута: лицо, как у рыбы-скорпиона — толстогубое и брыластое, с неправильным прикусом, образовавшим нечто вроде жаберных покрышек в уголках рта. В детстве они ходили в одну школу. Жестокие мальчишки прозвали Стеббинса Рыбьей Мордой и безбожно издевались над ним, по крайней мере, до четвертого класса, последнего, который удалось закончить Клему.

Но как бы велико ни было сходство профессора Стеббинса с рыбой, все же оно резко заканчивалось там, где речь заходила о глазах. Глаза его ни в малейшей степени не напоминали рыбьи и лучились добрым юмором и умом.

— Что привело вас в Бейнбридж? — спросил ученый. — Все же от Клэпборд-айленд путь неблизкий.

— Слушай, профессор, это не встреча старых друзей, и нам сейчас не до задушевных воспоминаний. Ты получил мое письмо?

— Да-да, получил по почте, день-два назад. Рыбацкий домик твоего приятеля преследует хорошо известный в здешних местах призрак.

Разрозненные детали головоломки вдруг сошлись в голове профессора. Он повернулся к Клему, дружески протягивая руку:

— Клем Краудер, полагаю.

— Как поживаете, профессор? — пробормотал Клем. Если профессор и припомнил его по школьным дням, то не подал виду.

— Милости прошу в мой кабинет, — пригласил Стеббинс и повел гостей за стену из коробок в пыльный, тесный угол башни, где повсюду возвышались стопки книг: на полу, на стуле, на письменном столе красного дерева. Освещалась каморка светом пламени нескольких высоких свеч.

— Видишь, Клем, говорил я тебе, что он изучает птичьи мозги, — объявил Данки, показывая на диплом, висевший на стене. — Вот тут написано: «Пэррот — пси-хо-логия».[1]

— Парапсихология, мой добрый друг, — поправил профессор. — Изучение психологического аспекта паранормальных явлений.

— Хотите сказать, что изучаете… сверху-стественное? — вцепился в профессора Клем.

— Наряду со многим другим. В основном, я занимаюсь амулетами и талисманами. Бейнбриджский университет известен во всем мире и пользуется заслуженным авторитетом во всем, что касается достижений в паранормальных и эзотерических науках. По крайней мере, был известен.

— Был?

Настроение Клема определенно улучшилось с той минуты, как он узнал, что профессор получил степень не за успехи в изучении повадок птиц, а как ученый-парапсихолог.

— Что же случилось?

— Наше новое руководство. При поддержке деканов ректор взял смелый курс к новым горизонтам. «Пограничные» дисциплины больше не являются специализацией университета. Отныне мы сосредоточились на более респектабельных областях науки, а именно: сельское хозяйство и биология моря.

Профессор отвернулся и поглядел сквозь треснувшее стекло на кампус, средневековый стиль которого выглядел так же странно в приморском поселке Меддибемпспорт, как балерина на сельских танцульках.

— Бейнбридж был основан два века назад для изучения тайных обрядов, колдовства и мистических искусств. Принято считать, что основателями выступили сами ведьмы и колдуны. В разгар процессов над пуританами гонимые ведьмы искали убежища в забытых богом местечках штата Мэн. Здесь образовался союз уцелевших ковенов,[2] а впоследствии возник Бейнбриджский университет. Другие исследователи считают, что традиция уходит в глубь веков, к общине друидов, прибывших сюда с просоленным ирландским рыбаком, хорошо изучившим эти воды еще до появления Колумба. Как бы там ни было, верования и обычаи основателей до последнего времени считались наибольшими ценностями нашего университета. Но теперь главным стало сельское хозяйство! Бейнбридж! Коровий колледж!

Профессор глубоко вздохнул, очевидно, излив накопившуюся ярость.

— Прошу извинить меня за столь пространную тираду. Я слишком эмоционально выражаю свои чувства, когда речь заходит о великом старом университете. Как вы уже успели заметить, декан отдал мой бывший офис тем, кому он «нужнее», и поместил меня во чрево этой часовой башни. Заткните уши.

Клем решил, что неправильно понял профессора, пока не заметил, что тот прижал ладони к ушам. Данки поспешно последовал его примеру. Только тут Клем догадался, в чем дело. Троица терпеливо вынесла испытания, дождавшись, пока часы пробьют последний, десятый удар.

— Весь следующий час нам ничто не грозит, — заверил профессор Стеббинс, когда кризис миновал. — Поверьте, хуже всего в полдень.

Клем мельком оглядел заплесневелые тома, сложенные на письменном столе. Внимание его привлекло заглавие верхней книги: «Элленбах. Трагическая жизнь и триумфальная смерть капитана из штата Мэн».

— Занимательное чтение, — заметил профессор, — и имеет прямое отношение к вашей ситуации.

Клем с треском открыл переплетенный в кожу том и заглянул внутрь. В содержании перечислялись этапы бесчестной жизни капитана Элленбаха: девять невест, проклятая шхуна, крушение на скалах, Немезида в облике Морской старухи. Немалое место в повествовании занимала Молчаливая женщина. Клем продолжал перелистывать страницы, пока не наткнулся на гравюру семнадцатого века, изображавшую слишком знакомую фигуру безголовой особы в неуклюже скроенном платье и с ребенком на руках.

— Я взял эти книги в библиотеке, как только прочитал твое письмо, Данки. Собирался сослаться на них в своем ответе. Вы будете рады узнать, что причины появления Молчаливой женщины подробно изложены на этих страницах с объяснениями — как и почему.

— Почему?

— Но это очевидно, — пожал плечами профессор. — Молчаливую намеренно перенесли на шхуну капитана Элленбаха, и сделала это его подлая соперница Морская старуха.

— О боже! — воскликнул Клем, до которого наконец дошло. — Это означает, что меня заколдовала сама Морская старуха!

— Ничего подобного. Ни в коем случае, — заверил профессор. — Причина появления Молчаливой женщины в вашем доме заключается в том, каким образом Морская старуха сумела совершить подобное деяние.

Клем уставился на профессора. Тот схватил висевший на шее монокль и вставил его в глаз, после чего перелистал страницы и показал на литографию, изображавшую то, что казалось неопрятной грудой кусочков слоновой кости со странными метками, вырезанными на поверхности.

— Она достигла своей цели с помощью этого.

Клем и Данки посмотрели на литографию и переглянулись.

— Судя по выражению ваших лиц, вы узнали эту безделушку. Я так и думал.

— Но что это?

— Это известно как колдовские оковы. Посредством черной магии Морская старуха приковала Молчаливую женщину к сему украшению, которое спрятала на шхуне Элленбаха. Весьма мудро с ее стороны А потом началось преследование.

Профессор закрыл книгу, и монокль выскользнул из его глаза.

— Как я полагаю, вы сами видели эти оковы. Клем кивнул:

— В водах Лейтон-пойнт. Они запутались в моей ловушке на лобстеров.

— По-ра-зи-тельно! — воскликнул профессор Стеббинс, едва ли не по складам. — Лейтон-пойнт! То самое место, где потонула шхуна Элленбаха. Наша маленькая тайна почти раскрыта.

— Говорил я тебе, что ум у него острее кинжала! — шепнул Данки, подтолкнув Клема локтем.

Профессор Стеббинс скромно отмахнулся.

— Где сейчас эти оковы?

— Припоминаю, что отдал их Данки. Он сказал, что знает парня, который интересуется такими вещами.

— Этот парень ты, Бак, — вставил Данки. — Мне ужасно жаль, но я так и не донес их до тебя.

— Совершенно верно, — вздохнул профессор. — По-прежнему их хранишь?

— Да. С тех пор как Клем отдал их мне. Когда это случилось? Прошлой весной?

Профессор с преувеличенным изумлением всплеснул руками.

— Что я слышу?! Неужели оковы лежали у тебя, Данки, почти полгода, и ты ни разу не видел Молчаливую женщину?! А теперь, неделю назад, она обосновалась в рыбацком домике Клема Краудера?

Данки и Клем снова переглянулись.

— Видишь ли, Бак, с тех пор как я написал это письмо, кое-что изменилось. Оказалось, что она не думала селиться в доме…

— Не думала? — встревоженно перебил профессор.

— Нет, — покачал головой Клем. — Она повсюду следует за мной.

— Любопытно!

Профессор вынул из внутреннего кармана пиджака банку сардин, вставил ключик в отверстие и медленно, методично скатал крышку.

— Крайне любопытно. Похоже, нашу небольшую сверхъестественную тайну нельзя так просто уложить в банку и засолить. Нам нужно целиком пересмотреть эту ситуацию… Сардины? — предложил он, протягивая банку. — Я нахожу, что они подстегивают умственную деятельность.

Клем отказался, хотя вспомнил, что много лет назад они прозвали Бака Стеббинса не Рыбьей Мордой, а Рыбьей Вонью.

— Вопрос остается прежним: почему Молчаливая женщина вернулась именно сейчас, в этот момент?

— И почему она завладела именно мной? — добавил Клем.

— Не завладела, — поправил профессор. — Господи, вовсе не это. Обладание — это штука совершенно иного рода, и в таких случаях говорят, что человек одержим злым духом. Используя более точную терминологию, можно сказать, что Молчаливая взяла тебя в осаду.

Клем, которому это понравилось ничуть не больше, чем первое определение, мучительно сморщился.

— Вот дрянь, хотел бы я спросить ее, за каким чертом я ей понадобился.

— Спросить?! — Профессор едва не подавился последней сардинкой. — Предлагаешь обратиться непосредственно к Молчаливой женщине? — Глаза зажглись бриллиантово-ярким светом. — Превосходная идея, Клем. Но для этого, нам, конечно, необходим медиум.

Данки и Клем озадаченно уставились на ученого.

— Медиум? Это еще что такое?

— Человек, способный общаться с духами умерших, — рассеянно объяснил профессор. И добавил: — Я знаю именно такую особу… Мисс Бевилаква!

К величайшему удивлению мужчин, из-за противоположной коробочной стены показалась женщина с худым, вытянутым лицом.

— Да, профессор?

— Мое пальто, пожалуйста.

Женщина вышла из-за угла и поменяла пальто на пустую банку из-под сардин.

— Спасибо, мисс Бевилаква. Меня не будет до конца дня, — бросил на ходу профессор Стеббинс, подтолкнув приятелей к двери. — Постараюсь разыскать мадам Зорайю и попрошу помочь нам в качестве медиума. Сегодня вечером попытаемся наладить контакт с духами. Мадам Зорайя — заслуженный профессор спиритуализма, здесь, в Бейн-бридже, а заодно и мой драгоценный друг. А вы пока возвращайтесь на судно и проведите все необходимые приготовления для сеанса. Кстати… мисс Бевилаква, — крикнул он, не оглядываясь, — если декан спросит обо мне, скажите…

Он остановился в дверях, пытаясь придумать подходящую отговорку.

— Скажите ему, что я отправился на охоту за привидением.

Клем тупо вперил взгляд в потрепанные годовые таблицы приливов и отливов, висевшие на стене. Несколько часов прошло с тех пор, как он и Данки закончили подготовку к сеансу, установив стол и четыре стула. Посчитав, что их миссия на этом завершена, остаток дня до прихода Стеббинса они провели в рубке.

К вечеру появился профессор и был немедленно препровожден на мостик, где имел возможность обозреть дело рук приятелей. Помещение было крохотным, вмещавшим штурвал, стол, четыре стула и койку, слишком узкую и жесткую, чтобы считаться удобной. Однако ученый остался доволен.

— Мадам Зорайя скоро прибудет, — объявил профессор Стеббинс и хотел было сесть на койку, но, заметив ее размеры, внезапно передумал. — Ей понадобится ваше добровольное и безоговорочное сотрудничество, иначе наши попытки связаться с Молчаливой женщиной будут безуспешны.

Данки с готовностью закивал.

— Думаете, эта безделушка поможет поговорить с привидением?

— Спектральные оковы? — переспросил Стеббинс. — О небо, они здесь?

— Угу.

Данки потянулся к встроенному комоду, вытащил ящичек и перевернул над столом. По столешнице разлетелись обломки слоновой кости.

— Иисусе, что за хаос!

Профессор беспомощно оглядел груду безделушек, не в силах определить, какая из них и есть оковы. Зато Клем немедленно углядел их и выловил из кучи кусочков.

— Действительно, оковы, — кивнул профессор, принимаясь разглядывать вышеупомянутый артефакт. — Несравненно… неподражаемо… неповторимо… — Он вставил в глаз монокль и наклонился ближе. — Однако они повреждены!

Клем присмотрелся пристальнее. Все было так, какой помнил: грубоватая пирамидка, чем-то похожая на леденец, только вершинка полностью стесана. Там, где полагалось быть острому трехграннику, осталась только небольшая ямка.

— Она с самого начала так выглядела? — осведомился профессор.

— Господи, мне ужасно жаль! — выпалил Данки, прежде чем Клем успел ответить. — Адмиралу Сибери понадобилась новая ладья, вот я и вырезал ему фигуру из этого…

— Из этих оков, — закончил за него Клем, потрясая бывшей пирамидкой. — Из всей горы слоновой кости, которая валялась у тебя годами, тебе понадобилось именно это, чтобы…

— Боюсь, дело совсем плохо, — перебил Стеббинс. Он захватил из башни книгу об Элленбахе и теперь, открыв ее, показал литографию с изображением артефакта.

— Эти метки, вырезанные на поверхности оков, носят рунический характер. Смотрите, как спираль поднимается к верхушке. Именно выгравированная там руна, Главная руна, соединяет их.

Клем сравнил пирамидку с литографией. И точно. Главная руна исчезла.

— Энергия, как по каналам, проходит по этим вторичным рунам к Главной руне, — пояснил профессор, водя пальцем по оковам. — Только в этой точке, ключевой позиции, Молчаливая прикована к пирамидке.

— Ты, должно быть, освободил ее, когда стесал Главную руну! — злобно рявкнул Клем на Данки.

— Не уверен, — покачал головой профессор. — Совсем не уверен. Если Молчаливая женщина действительно освободилась, почему она снова прикована, на этот раз к тебе, Клем? Почему не к Данки? Почему не к адмиралу Сибери? Все-таки мы не нашли недостающего кусочка головоломки.

Разгоравшийся спор был прерван стуком в дверь. Профессор сунул оковы в карман. Данки открыл дверь. Клем заглянул через его плечо, но, к своему удивлению, никого не увидел. Машинально опустив глаза, он узрел коренастую особу с квадратным лицом, доходившую ему едва до пояса и удивительно похожую на заласканную карликовую собачонку, из тех, которые вечно тявкают на прохожих, норовя вцепиться в ногу. Клем навидался таких шавок, в изобилии появлявшихся во время туристского сезона. Правда, хозяйки, как правило, держали их на руках.

— К чертям все оковы, Бак! — пробормотал Данки. — Это и есть медиум, который нам нужен? Да она просто карлица!

— Это мадам Зорайя! — вскричал профессор. — Впусти ее, Данки, немедленно впусти.

— Это вы, доктор Стеббинс? — начала мадам Зорайя гелиево-высоким голосом.[3] Я почувствовала ваше присутствие.

Данки отступил, позволив мадам Зорайе подняться на мостик. Короткие ножки быстро несли ее по полу в вихре дешевой бижутерии и косметического китча.

— Я чувствую еще одного… — изрекла мадам Зорайя, вертя рукой в воздухе. — Злосчастная, давно лишенная свободы душа, чье тоскливое существование длится вот уже несколько жизней, полных боли и страдания…

— Это, должно быть, Клем, — догадался Данки.

— Это, скорее всего, Молчаливая женщина, — возразил профессор Стеббинс.

— Мы должны помочь этой бедной женщине-ребенку, — пробормотала мадам Зорайя, спеша к столу. — Рассаживайтесь.

Четверка немедленно заняла свои места. Мадам Зорайя велела положить ладони на столешницу так, чтобы пальцы, соприкасаясь, образовали неразрывный круг. Несколько раз глубоко вздохнув, мадам Зорайя откинула голову и испустила долгий стон.

— Клем, — шепнул Данки, — по-моему, ты наступил ей на ногу.

— Мне необходима полная тишина, — бросила мадам Зорайя, трепеща веками и бессильно мотая головой. — Сейчас я вступлю в контакт…

И тут она неожиданно дернулась назад, ловя губами воздух, как выброшенная на песок рыба, и заговорила не своим голосом:

— Теперь я могу дышать! Наконец я могу дышать… и могу говорить… Больше никто не скажет, что я нема!

— Господи-боже-мой! — ахнул Клем. — Кто ты?

— Бен… Беневоленс, — ответила мадам Зорайя. — Я Беневоленс Данем.

— Молчаливая женщина, — прошептал Стеббинс Клему. — Большинство исследователей уверены, что ее описание встречается в исторических хрониках. Хотя имя бедняжки затерялось в веках… до сего момента. Но ее описание имеется в дневнике сэра Райли Питибога.

— Сэра… кого? — переспросил Клем.

— Райли Питибога. Основателя одной из первых колоний.

— Мне необходимо полное молчание, — напомнила мадам Зорайя своим голосом и вновь заговорила неестественно хрипло.

— Сколько времени? Скажите, сколько времени прошло с тех пор, как я говорила в последний раз?

Профессор Стеббинс неловко откашлялся:

— Экспедиция Питибога высадилась на побережье Мэна в 1608-м. Ваш голос, предположительно, звучал в том году последний раз.

— В жизни не думал, что женщина способна так долго молчать, — присвистнул Данки.

— Тишина! — скомандовала мадам Зорайя. Голова ее снова дернулась назад.

— Экспедиция… — не своим голосом пробормотала она. — Боже, колонию атакуют! Индейцы! Почему, почему они нападают? Профессор Стеббинс снова откашлялся:

— Спешат установить хорошие отношения с новыми соседями. Сэр Райли устроил вечеринку с местным индейским племенем. Колонисты засыпали подарками своих новых туземных друзей: медные котлы, фетровые шляпы, стеклянные бусы… и сыр.

Клем и Данки искоса поглядели на него, и даже мадам Зорайя приоткрыла один глаз:

— Сыр? — спросила она своим голосом.

— Совершенно верно. Индейцы никогда не видели ничего подобного. Сэр Райли торжественно вручил вождю племени головку прекрасно созревшего чеддера. К сожалению, никто не знал, что вождь не переносит молочных продуктов, поэтому и нашел сыр, мягко говоря, малосъедобным.

— И? — настаивала мадам Зорайя.

— Ошибочно посчитав дар от чистого сердца попыткой отравить вождя, индейцы встали на тропу войны. Колонисты и опомниться не успели. Сэр Райли приветствовал воинов с распростертыми объятиями, но его саблю выхватили из ножен…

Профессор Стеббинс поднялся из-за стола, чтобы подкрепить рассказ пантомимой.

— …и ударили беднягу рукоятью в висок.

— Не смейте прерывать связь! — рявкнула мадам Зорайя. Профессор Стеббинс немедленно уселся и раздвинул пальцы на столе. Веки мадам Зорайи снова затрепетали. По щекам заструились слезы.

— Помогите… пожалуйста, помогите… — взмолилась она не своим голосом. — Ребенок… я должна уберечь ребенка… этот индеец… шпага… нет… не смейте… убирайтесь!

Пронзительный вопль мадам Зорайи оборвался тошнотворным бульканьем. Профессор Стеббинс тяжело вздохнул:

— Когда сэр Райли очнулся от удара, он увидел, что еще недавно процветающая колония разрушена до основания. Его рассказ о резне вышел на редкость живописным. У одной жертвы, молодой женщины, была отрублена голова каким-то острым, как бритва, лезвием. Сэр Райли немедленно понял, что бедняжку убили его собственной саблей.

— Эта молодая особа и есть Молчаливая женщина? — тихо спросил Клем.

Профессор грустно кивнул.

— Ее убили так внезапно, что ребенок еще сосал грудь, выглядывавшую из расшнурованного корсажа. Его пухлые щечки были покрыты брызгами молока и крови. Много месяцев спустя команда корабля, доставившего припасы, узнала о бойне в колонии Питибога. То, что осталось от бедного сэра Райли, болталось в петле, свисавшей с крыши его бревенчатой хижины. История, которую я поведал вам, была полностью приведена в дневнике — до того момента, как несчастный покончил с собой.

Данки судорожно сглотнул:

— А ребенок?

Профессор Стеббинс вскинул брови, словно раньше никогда не задумывался об участи малютки.

— Вероятно, умер от голода у груди погибшей матери.

— Заткнитесь… — прошипела мадам Зорайя, — не то я окончательно потеряю контакт.

— Прошу, продолжайте, — шепнул профессор. — Нам никак нельзя терять ее. Необходимо установить ее связь с Морской старухой…

— Старуха! Ведьма! — вскрикнула мадам Зорайя голосом Молчаливой женщины. — Не подпускайте ее ко мне… что она делает… что сделала со мной…

— Она приковала тебя, — твердо объявил профессор, поднимая вверх спектральные узы. — Вот к этому! Слушай меня, Беневоленс Данем, слушай внимательно, ибо тебе почти невозможно поверить в то, что ты сейчас узнаешь от меня. Ты — обезглавленный труп, дух, бродящий в мире живых, желающий избавиться от земных печалей, но не способный сделать это самостоятельно. Короче говоря, ты типичный призрак и как таковой не сознаешь собственного состояния. Морская старуха отыскала тебя много-много лет назад, примерно полтора века спустя после твоей гибели, и заключила в спектральные оковы в качестве ни в чем не повинного орудия ее личной мести. Но теперь, по неизвестным причинам, ты связана с другим человеком, и мы собрались, чтобы разорвать эту связь и направить тебя в последнее путешествие к Свету. Для того чтобы это свершилось, нужно сказать нам, где похоронены твои останки…

Клем бросил вопросительный взгляд на сидевшего напротив Данки:

— Ее останки?

— Мы должны найти ее могилу, — прошипел профессор, скорее себе, чем Клему, и встал перед мадам Зорайей. Лицо его словно окаменело: — Если хочешь, чтобы мы помогли тебе, отведи нас к месту твоего упокоения…

От лица мадам Зорайи отлила краска. Она пыталась пошевелить губами, но не могла. Из горла вырвался странный сдавленный звук.

— Беневоленс Данем! — властно воскликнул профессор, перегибаясь через стол и сжимая плечи мадам Зорайи. — Беневоленс Данем, где твоя могила?

Мадам Зорайя широко раскрыла рот, и в воздухе прозвенел злобный смешок, от которого волосы встали дыбом. Отчетливый злобный смех ведьмы.

Температура в комнате мгновенно понизилась. Взявшийся неизвестно откуда ветер пригибал огоньки керосиновых ламп. По комнате разлилось потустороннее сияние, в круге которого материализовалась Молчаливая женщина. Несмотря на отсутствие головы, было понятно, что она вне себя. Она бешено размахивала одной рукой, а другой по-прежнему прижимала к себе младенца.

— Не позволяйте ей коснуться вас! — крикнул профессор. Повторять не было нужды. Клем и Данки сорвались с мест и втиснулись в угол. Только мадам Зорайя, продолжавшая пребывать в трансе, по-прежнему сидела неподвижно. Но профессор Стеббинс стащил ее со стула и вжался в угол вместе с остальными.

Молчаливая женщина шаг за шагом продолжала наступать. Все прилипли к стенам и друг к другу, не видя пути к бегству. Она протянула руку. И когда пальцы уже шевелились в каком-то дюйме от искаженных страхом лиц, Молчаливая женщина вдруг круто развернулась, сбитая с толку и дезориентированная. Наконец она, похоже, потеряла силу и постепенно растаяла.

— О, черт, — всхлипнул Данки. — Ну и зрелище!

— Как говорит моя жена, кровь стынет в жилах, — пробормотал Клем.

— В некоторых случаях именно так и происходит, — добавил профессор Стеббинс, вылезая из угла, сначала опасливо, потом чуть смелее. — Прикосновение призрака слегка сворачивает кровь в месте контакта, сгущает ее и, собственно говоря, леденит, то есть замораживает. Под напором такой сгущенной крови может произойти разрушение кровеносной системы, вызывающее разрыв сердца, что придает жертве вид умершей «от страха».

Клем вздрогнул при мысли о том, как часто Молчаливая находилась в опасной близости от него.

— Друзья мои, боюсь, мы в тупике, — объявил профессор Стеббинс, уверившись, что призрак действительно исчез, по крайней мере, на время. — Судя по тому, что нам подсказывает история, об изгнании Молчаливой женщины не может быть и речи. Экзорцизм, спиритические сеансы, медиумы — все привычные методы уже испытаны во времена Элленбаха. Мне следовало понять это раньше. Ясно, что Морская старуха нашла способ оградить оковы от подобных стандартных приемов. Наш мешок с фокусами за все эти годы не претерпел особых изменений, и боюсь, они так же бессильны, как и прежде. — Профессор вздохнул: — Если бы только мы нашли место ее последнего упокоения!

— Не совсем понимаю, зачем нам это, — вмешался Клем.

Стеббинс принялся мерить шагами тесное пространство мостика.

— Привидения обычно слоняются либо на месте гибели, либо там, где их похоронили. Вполне естественно, что Молчаливая пребывала в одном из этих мест, когда Морская старуха захватила ее и «завербовала», если можно так выразиться.

— И что?

— Для Молчаливой это нечто вроде дома. Если тебя можно освободить от нее, Клем, то только на этом месте.

— Но где же оно?

Профессор печально покачал головой:

— Где-то поблизости от старой колонии Питибога или прямо там. Но более подробные детали, скорее всего, выяснятся при допросе самой Морской старухи.

Мучительный хрип привлек внимание присутствующих. Бедная мадам Зорайя, только сейчас оправившаяся от транса, пыталась подняться и выбраться из угла.

— Мадам Зорайя, простите, я едва не забыл… — бормотал профессор, протягивая ей руки. При этом спектральные оковы выскользнули из кармана его пальто и упали на пол. Мадам Зорайя уставилась на покрытую рунами пирамидку:

— Это и есть…

— Э? Да-да. Спектральные оковы. Я с самого начала собирался показать их вам.

— Они у вас? Я понятия не имела.

Мадам Зорайя рассматривала оковы благоговейно и, как заметил Клем, почти жадно.

— Истинный артефакт Морской старухи. Поразительный и мощный…

— И ясно без слов — крайне опасный в недобрых руках, — перебил профессор, снова сунув артефакт в карман. — Мадам Зорайя, боюсь, наш сеанс полностью провалился. Очевидно, Морская старуха сделала все, чтобы не дать Молчаливой женщине открыть место ее упокоения. Я сам позабочусь о средствах ее обнаружения… если только Морская старуха по какой-то счастливой случайности не оставила письменных свидетельств.

Он невесело усмехнулся.

— Кто-нибудь знает, где можно найти ее дневник?

— Маяк Жирной Лягушки, — мгновенно ответила мадам Зорайя, не сводившая глаз с кармана, где лежали оковы.

При упоминании о маяке Жирной Лягушки Клем мгновенно насторожился: непроизвольная реакция, связанная не столько с маяком, сколько с его смотрителем — грубым, бесцеремонным человеком, довольно состоятельным и родовитым, известным под именем Месмерон. Фамилия у него тоже имелась, но никто ее не упоминал, особенно семейство Стоддардов, порвавшее все отношения с паршивой овцой много лет назад. При этом дело было не в дурацком снобизме Месмерона: подобное качество вообще отличало род Стоддардов. Речь шла, скорее, о его ненасытной жажде власти, неустанной потребности главенствовать в делах государства или учреждения не только всеми возможными, но и самыми немыслимыми средствами.

Последние, насколько знал Клем, включали в себя откровенное мошенничество и подлог. Однажды он имел несчастье увидеть личную библиотеку Месмерона: весьма впечатляющее собрание даже для неспециалиста, посвященное различным формам оккультизма. Поспешный обзор названий выявил несомненный интерес к трудам Морской старухи, хотя Клем не припоминал никакого ее дневника. Но если таковой вообще существовал, то где же ему еще храниться, как не на маяке?

— Не подозревал, что Месмерон прячет такое в своей книжной кладовой, — солгал Клем, посчитав, что лучше вытерпеть еженощные визиты Молчаливой женщины, чем единственную встречу со смотрителем маяка.

— Месмерон, Месмерон, — повторял профессор себе под нос. — Насколько я помню, пару лет назад он пытался завязать со мной переписку. Однако общий тон его письма не вызвал у меня доверия, и я уклонился от знакомства. Если память мне не изменяет, он увлекался политикой и собирал оккультные древности.

— С тех пор ничего не изменилось, — заверила мадам Зорайя. — И так уж случилось, что сейчас он ищет специалиста для консультации по поводу своего последнего приобретения, якобы могущественного талисмана.

— Талисмана?

Профессор Стеббинс дернул себя за лацканы пальто.

— Ваша область знаний, — без нужды напомнила мадам Зорайя. — Я получила письменное приглашение обследовать артефакт, но повседневные дела вынудили меня отказаться. Возможно, вы сумеете поехать вместо меня? В благодарность за услугу Месмерон наверняка позволит вам заглянуть в дневник.

— Талисман! — просиял улыбкой профессор Стеббинс, отчего жаберные покрышки в уголках рта стали еще глубже. По необъяснимой причине он вставил в глаз монокль и повернулся к окну, словно мог с такого расстояния увидеть маяк.

— Думаю, настало время нанести визит нашему заблудшему коллеге Месмерону, хозяину и хранителю маяка Жирной Лягушки.

«Артфул Доджер» переваливался с волны на волну, громко стуча дизелем. И в такт механическому сердцу билось сердце Клема. То, что он вчера вечером считал неприятным курьезом, теперь, под леденящей тенью быстро приближавшегося маяка, казалось уже полным безумием. Месмерон был известен своей нелюбовью к гостям, особенно незваным. Клем серьезно сомневался, что их пустят дальше порога.

Однако профессор Стеббинс не разделял этого скептицизма, поскольку, по его словам, в рукаве имелась нужная карта. Он и потребовал отправиться в путешествие на рассвете.

Двигатель люггера замер, и Клем приготовил швартовы. Высокий шпиль маяка возвышался над головами, напоминая некий неприличный жест. На этом скалистом островке каждый быстро понимал, что здесь слово Месмерона — закон. Двадцатилетнее пребывание в качестве смотрителя дало деспоту абсолютную власть над людьми, по крайней мере в этом крошечном королевстве, население которого состояло исключительно из членов семейки Стептоу. Стептоу служили Стоддардам с начала времен, и Месмерон унаследовал штат домашней прислуги из этого разросшегося и плодовитого клана. Жаль, что точное количество Стептоу, служивших на маяке Жирной Лягушки, было неизвестно даже самому Месмерону.

Данки и профессор Стеббинс сошли на берег. Клем плелся за ними, каждую минуту ожидая появления одного-двух Стептоу, которые преградят им дорогу еще до того, как они взберутся на холм, где стоял маяк. Но, очевидно, появление незваных гостей осталось незамеченным. Судя по тому, что вокруг не было ни души, компания с таким же успехом могла высадиться на необитаемый остров.

Оказавшись на вершине холма, Клем глянул вниз с противоположного склона. Вот там царила настоящая суматоха. Десятка два бесформенных фигур, обряженных в черную мешковину, сновали по берегу, слишком занятые своими делами, чтобы заметить троих нарушителей частной собственности. Ошибиться было невозможно даже на расстоянии: все Стептоу таскали на спинах нелепые гигантские горбы.

Насколько мог различить Клем, воду бороздило какое-то суденышко, показавшееся ему неестественно большим индейским каноэ из березовой коры. Весла мерными взмахами разрезали белые гребни волн, оставляя прямой, подобный стреле, след. Клем пожалел, что не захватил подзорную трубу.

Троица без помех приблизилась к двери.

— А, козерог! — обрадовался профессор при виде медной фигурки, служившей дверным молотком, и, схватив козерога за хвост, принялся энергично стучать.

Дверь немедленно открылась.

— Входите, — пригласил стоявший на пороге горбун, величественно поводя рукой, такой длинной, что пальцы едва не касались земли. — Хоз-зяин в-вас ж-ждет…

Тут привратник, оглядев гостей выпуклыми, словно вываливающимися из орбит глазами, понял, что ошибся, и попытался быстро захлопнуть дверь.

— Погоди-ка, дружище, — воскликнул профессор Стеббинс, упираясь в дверь бедром. Даже ему, при столь внушительном весе, пришлось приложить немало усилий, чтобы побороть щуплого Стептоу.

— Ваш… хозяин… просил… консультации… у меня…

Кое-как он ухитрился достать из кармана письмо и сунуть в щель. Прошло не менее минуты, в продолжение которой швейцар, очевидно, читал письмо. Наконец он снова широко распахнул дверь и жестом пригласил всех войти.

— Давайте, не мешкайте, — буркнул он. Троица проследовала по длинному коридору, украшенному парадными портретами предков. Поколения Стоддардов взирали на гостей точно с таким же высокомерным видом, как их еще живущие потомки — на весь окружающий мир. Взять хотя бы этого. Ширджесуб Стоддард (если верить табличке) — пароходный магнат, чье длинное лицо состояло из вершин и впадин. У изножья картины висел еще один портрет, очевидно, слуги, и Клем, к своему удивлению, прочел на табличке имя Крепшоу Стептоу.

Вскоре он обнаружил, что портрет каждого господина сопровождается изображением слуги из семейства Стептоу. Вот Рекомпенс Стоддард, гранддама, с горничной Гризеллой Стептоу. Далее следовали Иегосафат Стоддард и Мартин Сутулнег (вероятно, прозвище). Галерея все продолжалась и продолжалась, и Клем невольно заметил, что былые Стептоу ничем не отличались от нынешних: глаза навыкате, плоские лица и массивные сгорбленные спины. Стоддарды, все как один худые, имели мрачный вид и казались олицетворением пуританского ханжества, словом, люди, отравляющие окружающим радость жизни, из тех, что украшали генеалогическое древо каждого жителя Новой Англии.

Стеббинс внезапно замер, зачарованно уставясь на один из портретов. Клем и Данки подошли ближе.

— Судья Инкриз Стоддард, — пояснил профессор, показывая на человека со строгим лицом. — Жестокий инквизитор, отправивший на костер десятки пуритан и ведьм.

— И капитан Изау Стептоу, — громко прочитал Данки.

— Оба — основатели родов Стоддард и Стептоу в Америке, — сказал профессор. — Ходили слухи, что Стоддарды, желавшие получить идеальных слуг, решили вывести подобную породу селективным скрещиванием. Древние аристократы Стоддарды позаботились о размножении своих слуг Стептоу и на протяжении нескольких поколений воспитывали в них определенные качества. Если в этих слухах есть хотя бы доля правды, все современные Стептоу действительно унаследовали эти свойства, они рождаются для того, чтобы с охотой подчиняться любым приказам, буквально горбатиться на Стоддардов.

Привратник громко откашлялся, злобно взирая на бесцеремонную троицу огромными, похожими на грибы-поганки глазами.

— Прошу прощения, — пробормотал профессор Стеббинс, слегка краснея. — Всего лишь восхищался портретами ваших дрессиров… предков.

Привратник взмахнул своей обезьяньей лапой, указывая куда-то в глубь коридора.

— Пошевеливайтесь!

Посетители послушно последовали за слугой. На подступах к библиотеке они услышали мужской голос, в котором безошибочно распознали риторические разглагольствования Месмерона:

— …орудие управления невидимыми силами тьмы… способ поднять из небытия души мертвых, захватить их, подчинить воле смертного…

«Кажется, он произносит речь, — сообразил Клем, — но кто его слушатели?» По словам мадам Зорайи, Месмерон довольно давно ищет эксперта для исследования нового артефакта. Похоже, он собрал целый отряд таковых, и сейчас обращается к ним.

— …талисман, чтобы удержать эти невидимые силы, заставить их выполнять мои приказы…

Голос Месмерона стал более звучным, более размеренным. Клем и остальные замерли на пороге библиотеки. Оказалось, что Месмерон стоит спиной к ним, лицом к высокому окну, выходившему на море. Кроме него, в комнате никого не было.

— Если мое последнее приобретение действительно позволит заручиться помощью тех, кто сбросил свою смертную оболочку, — продолжал рассуждать Месмерон сам с собой, — я сумею покорить законы природы, превзойду самые смелые ожидания моих предшественников-оккультистов и при вмешательстве сверхъестественных сил обрету власть над всеми политическими органами страны…

Он хищно сжал пальцы, словно пытаясь схватить воздух в пригоршню.

— …и наконец получу право контролировать гражданское правительство Аме…

— Хоз-зяин! — раздался трубный глас привратника. — Вы снова разговариваете сами с собой!

Месмерон, нервно дернувшись, повернул голову. Оказалось, что он вполне мог заменить любой из портретов в коридоре. В угловатом профиле ясно проглядывало раздражение. Прошло несколько напряженных мгновений, прежде чем он коротко кивнул.

— И хоз-зяин, — продолжал страж, — к вам джентльмен-посетитель!

На этот раз Месмерон круто развернулся, пораженный то ли появлением незваного гостя, то ли смутно-гомосексуальными обертонами в интонации швейцара, подчеркнувшего пол визитера.

— Это доктор Стеббинс, — пояснил привратник, показывая на профессора. Очевидно, Данки и Клем считались недостойными даже краткого представления: убежденность в этом швейцара основывалась на вполне реальной вероятности того, что господин вряд ли обратит внимание на подобную шушеру.

Месмерон выступил вперед, выпрямился и свысока глянул на профессора.

— Бакминстер Стеббинс, доктор философии Бейнбриджского университета, профессор эзотерических наук? Специализируетесь по амулетам, талисманам и фетишам?

— Совершенно верно, — кивнул профессор, выступая вперед и приветственно протягивая руку. — А вы, вне всякого сомнения, — Месмерон, бывший член городского управления и главный владелец Клэпборд-айленд, нынешний хозяин и смотритель маяка Жирной Лягушки? Рад познакомиться.

— Итак, — бросил Месмерон, игнорируя протянутую руку, — предлагаю вам немедленно освободить мой дом, иначе вас с позором выведут за дверь!

— Хоз-зяин? — воскликнул страж. — Не понимаю. Письмо. Приглашение…

— Отправленное семь лет назад! — прогремел Месмерон, выхватывая письмо из руки швейцара и грозно наступая на профессора. — Были так заняты, что не нашли времени для ответа?!

Профессор с преувеличенным недоумением вскинул брови:

— Вы просили меня отыскать исторические прецеденты использования сверхъестественных сил в государственных делах. Я не совсем понял, как мне отвечать на такое требование?

— Быстро и без промедления, — отрезал Месмерон. — А на будущее запомните, что я вас…

— Хоз-зяин, — нерешительно перебил привратник, — прибыл тот гость, которому было назначено…

В комнате появилось еще двое Стептоу в сопровождении мужчины, такого огромного, что он заполнил весь дверной проем. Вновь пришедший, несомненно, был американским индейцем, из тех, кто свято придерживается старых традиций. И одет он был на манер племени ал-гонкинов — в гетры и мокасины из телячьей кожи. Мало того, на голове у него красовался церемониальный убор из перьев — непременный элемент одежды равнинных индейцев, за последние годы принятый всеми туземцами. Заплетенные в косы черные волосы были сильно разбавлены сединой, а лицо походило на обветренный и исхлестанный всеми дождями мира утес.

Так вот он, эксперт, которого ожидал Месмерон! Это его каноэ заметил Клем у причала.

— А вот и вождь Луи Пулоу, — воскликнул Месмерон.

— Месмерон, — пророкотал вождь. Голос его словно исходил из центра земли. — Давайте поскорее покончим с этим.

— Поверьте, вас достойно вознаградят за консультацию, — ответил Месмерон, словно деньги было тем единственным, что имело для него значение. С этими словами он взял сверток ткани, лежавший на столе, извлекая оттуда старую индейскую боевую дубинку — традиционное оружие индейцев абнаки с незапамятных времен. И без того грозная на вид дубинка была дополнена смертельно острыми шипами и тяжелым круглым набалдашником.

— Думаю, мое последнее приобретение заинтересовало вас. Хотелось бы услышать ваше мнение.

Вождь взял оружие и медленно повернул в руках. На обратной стороне было искусно вырезано лицо индейского воина, вселяющее страх в любого смертного: безумно вытаращенные глаза, рот, открытый в боевом кличе, глубокие шрамы и незажившая рана на щеке, сквозь которую проглядывали зубы. При виде такого кошмара Клем зажмурился.

— Хм-м… Микмак Моу, — пробурчал вождь Луи, вглядываясь в изображение воина.

Данки подался вперед, чтобы лучше видеть:

— Микмак… кто?

— Могавк. Из племени микмаков. При жизни был известен как Микмак Моу.

— А жил он, Данки, в начале восемнадцатого века, — пояснил профессор Стеббинс. — Время, когда английские колонии вели бесчеловечную политику оплаты каждого индейского скальпа, снятого неважно с кого: с мужчины, женщины или ребенка.

— Микмак Моу перенял этот обычай, — вставил вождь Луи. — Говорят, его личная коллекция скальпов янки насчитывала сотни экземпляров.

— Да-да, так и было, — подтвердил Месмерон, проводя пальцем по дубинке и показывая на цепочку символов, бегущую по рукояти.

— Посмотрите, эти иероглифы Микмака… по своей природе они могут служить талисманом?

— Талисманом? — Вождь Луи перекатил это слово подобно грому. — Я не шаман. Если бы ты объяснил, что твои интересы лежат в области магии, я попросил бы Раненую Печень сопровождать меня.

— А, Раненая Печень… Очень могущественный шаман, — вставил профессор Стеббинс. — Мы много раз работали вместе над различными случаями появления призраков, даже проводили церемонии экзорцизма. Он прекрасно умеет управляться с сильными духами.

— Самого разного рода, — добавил Месмерон и, вырвав дубинку из рук вождя Луи, протянул профессору Стеббинсу. — Возможно, ваше вмешательство было крайне удачным, доктор. Хотелось бы услышать просвещенное мнение признанного авторитета в данной области.

Профессор Стеббинс вставил в глаз монокль и смерил взглядом дубинку.

— Талисман? При беглом рассмотрении я сказал бы, что нет. Микмаки — единственное племя североамериканских индейцев, имеющее письменность. Думаю, эти иероглифы — просто какое-то изречение. Истинный талисман, скорее, имел бы вот такой вид.

Он сунул руку в карман и извлек спектральные оковы.

Реакция Месмерона была мгновенной. Лицо передернулось, как от нервного тика. Гримаса, исказившая лицо, выражала то ли восторг, то ли благоговение.

— Насколько я понял, вы распознали работу Морской старухи, — с усмешкой заметил профессор.

— О да. Разумеется…

Месмерон улыбался, словно змея-яйцеед, попавшая в курятник.

— Подлинные спектральные оковы, изготовленные самой могущественной повелительницей рун, которая когда-либо ступала по этой земле. Этот талисман намного превосходит любой образец моей коллекции. Я, разумеется, готов заплатить за него немалую сумму и настаиваю…

— О, это не для продажи, — перебил профессор.

— Жаль.

Месмерон рефлекторно сжал пальцы, словно борясь с желанием выхватить безделушку из руки профессора и пуститься в бега.

— Если бы вы дали мне оковы хотя бы на время… Да, вероятно, с них можно снять копию…

— Ни в коем случае, — покачал головой профессор. — Сомневаюсь, что хоть у одной живой души найдутся необходимые умение и знания, чтобы изготовить столь могущественный талисман. Кому, как не вам, знать, что Морская старуха стоит особняком от всех колдунов и ведьм.

— Скажите, профессор, — заговорщически прошипел Месмерон, — можно ли употребить этот объект в качестве политического орудия?

— Прошу прощения?..

— Можно ли каким-то образом использовать оковы, чтобы управлять толпой?

— Управлять? — Профессор свел брови. — Полагаю, весьма ограниченным образом. Путем запугивания и страха.

— Как насчет большой политической организации? — не отставал Месмерон. — Скажем, Содружество штата Массачусетс? Профессор поджал губы.

— Не совсем понимаю, как этого можно достичь. Впрочем, я никогда о таком не задумывался.

Месмерон ощерился. Присущее ему самодовольство снова вылезло наружу.

— Кроме того, — продолжал профессор Стеббинс, — в данный момент оковы не держат в плену никого из духов. Молчаливая женщина освободилась и теперь осаждает Клема Краудера, что подводит меня к истинной цели нашего визита.

— Вы хотите найти ее захоронение, — договорил за него Месмерон.

— Совершенно верно. Мы надеемся, что в недрах вашей обширной коллекции найдется разгадка местоположения могилы.

— Позвольте мне избавить вас от лишних трудов. — Месмерон потянулся к свисавшей со стены бечевке и развернул большую карту штата Мэн. — Она лежит здесь.

— О небо! — Стеббинс вставил в глаз монокль и воззрился на то место, куда уперся палец Месмерона. — Не сказал бы, что кладбище находится бок о бок со старой колонией Питибога.

Клем уставился в карту. Профессор был прав: место, показанное Месмероном, находилось гораздо дальше, чем прежняя колония, в заметном удалении от побережья, вернее, в глубине самого штата.

— Команда судна, доставившего припасы, обнаружила, что колония полностью уничтожена, и испугалась повторного нападения дикарей, — пояснил Месмерон. — Матросы собрали тела, отвезли в более безопасное место, где и похоронили.

— Хм-м, — проворчал вождь Луи, подходя ближе. Но Месмерон дернул за бечевку, и карта свернулась, прежде чем вождь успел ее рассмотреть.

— Давайте покончим с нашими расчетами, — объявил Месмерон, поспешно оборачиваясь и щелкая пальцами. Один из Стептоу немедленно выступил вперед. В руке он держал бумажник.

— Вампума,[4] извините, у нас не в ходу.

— Ничего, сойдут и наличные, — невозмутимо отозвался вождь. Стептоу протянул ему несколько банкнот.

— Мы прошли долгий путь с тех пор, как продали Манхэттен голландцам за несколько долларов, — покачал головой вождь.

Дождавшись кивка хозяина, Стептоу вручил индейцу еще несколько бумажек.

— Пожалуйста, проводите вождя к каноэ, — распорядился Месмерон, — и приготовьте спальни для наших гостей. Завтра на рассвете мы отплываем.

Клем, Данки и профессор переглянулись:

— Мы?!

— Естественно, — кивнул Месмерон. — Я единственный способен привести вас к могиле Молчаливой женщины. Полагаю, возражений не будет?

При этом Месмерон смотрел прямо на Клема. Впервые с минуты их появления здесь Клем ощутил, что смотритель маяка осведомлен о его присутствии. Он неуклюже стащил с головы шляпу и принялся нервно мять ее в руках, ломая голову в поисках отговорки, любой отговорки, какой бы несуразной она ни казалась. Лишь бы не дать Месмерону присоединиться к ним на конечном этапе их путешествия.

Клем сокрушенно вздохнул. Как ни старайся, на ум ничего не приходило.

Эта ночь для Клема выдалась бессонной. Уже в который раз. Он лежал в гостевой спальне маяка, прислушиваясь к шуму прибоя, и затягиваясь пенковой трубкой, подаренной адмиралом Сибери. Хоть и треснувшая, она сохранила благородные очертания, и с ней было легче вспомнить лучшие времена и спокойную жизнь.

— Когда собирается появиться этот чертов призрак? — буркнул Месмерон, сидевший в кресле у постели Клема. И без того не слишком большой запас терпения истощался с каждой секундой.

— Насколько я знаю, у нее нет расписания, — ответил профессор Стеббинс с другой стороны кровати Клема. В отличие от Месмерона, ему было чем занять себя. Профессор с головой погрузился в огромный том, взятый из библиотеки Месмерона: если верить заглавию, что-то вроде руководства по наиболее эффективному использованию амулетов. Очевидно, мнение профессора по данному вопросу резко расходилось с точкой зрения автора, судя по презрительному фырканью, то и дело раздававшемуся в комнате.

Мужчины, сидевшие по обе стороны постели, были полны решимости собственными глазами наблюдать материализацию Молчаливой женщины и ради этого соглашались бодрствовать хоть до утра. Данки, со своей стороны, твердо вознамерился избежать подобной встречи и поэтому предпочел провести ночь на люггере. Счастливец! Он уже крепко спал.

— Какая-то проблема, доктор? — спросил Месмерон после очередного фырканья.

— Этот писака, — пояснил профессор, — не способен отличить амулет от талисмана!

— На этот раз я целиком с вами согласен, — заявил Месмерон.

— Назвать такого жалким любителем — означает сильно повысить его статус, — добавил профессор, с отвращением закрывая книгу и давая моноклю выскользнуть из глаза. — Если не сочтете меня хвастуном, я порекомендовал бы вам свою книгу по этому предмету. Я куда более сведущ, чем этот тип… хотя, должен признать, был несколько обескуражен, не найдя своего труда на ваших полках.

— Он там есть, уверяю вас. Не сомневаюсь, что начатки знаний, изложенные там, могут помочь даже оперившемуся оккультисту.

— Ну разумеется, — сухо улыбнулся профессор. — Ваши знания в этой области, несомненно, равны моим… или я себе льщу?

Месмерон не счел нужным ответить и вместо этого устремил взгляд на Клема:

— Скажи, как мог такой жалкий человечишка приобрести столь могущественного врага?

— Врага?

Клем поперхнулся дымом и закашлялся.

— Что-то я в толк не возьму, о чем вы.

— Врага, противника — неважно, — небрежно бросил Месмерон. — Того, кто посадил тебе на шею Молчаливую женщину.

— Того, кто посадил… вы считаете, это было сделано намеренно? — осведомился профессор Стеббинс, очевидно, шокированный таким предположением не меньше Клема.

— Да бросьте, доктор, — отмахнулся Месмерон. — Не думаете же вы, что Молчаливая самостоятельно освободилась от оков! Как еще она могла… откуда этот омерзительный смрад, черт возьми?!

Клем потянул носом и скорчил ужасающую гримасу, но, повернувшись, обнаружил, что профессор открыл очередную банку сардин. При этом Стеббинс бессмысленно глядел в пространство, явно затерявшись в глубинах собственных мыслей.

— Намеренно… я не подумал об этом…

Волосы Клема вдруг встали дыбом. Бедняга затрясся в ознобе, пронзившем все его существо.

— Она здесь.

В комнате стало тихо. Из тишины выплыло слабое, едва слышное причмокиванье. Клем приготовился увидеть зрелище, неизбежно сопровождавшее звуки сосущего грудь младенца.

И тут у изножья кровати проявилась Молчаливая женщина.

— По-ра-зительно, — прошептал профессор, таращась на привидение. На губах Месмерона играла злобная усмешка.

Молчаливая стояла неподвижно, не наступая и не отступая. Клем смотрел поверх ее залитого кровью воротника, туда, где должны были находиться ее глаза, взывая к зеркалу ее души, способному столь многое выразить без слов. Впервые он видел в ней то, кем она была на самом деле: молодой, испуганной, затерянной во времени девушкой.

И тут Месмерон захихикал, сначала едва слышно, потом все громче и ехиднее, пока смешки не переросли в оглушительный маниакальный хохот.

И спину Клема снова обдало ледяным ознобом, по сравнению с которым впечатление от явления Молчаливой женщины казалось детской мультяшкой.

Время уже шло к полудню, когда экспедиция пустилась в путь на поиски старого кладбища Питибога. После долгих и жарких споров было решено предпринять путешествие на судне Месмерона. Этот сноб при виде «Артфул Доджера» объявил его полностью непригодным для плавания. Он и слышать не хотел о том, что старый люггер каким-то образом сам нашел дорогу к маяку и ни разу не сел на мель.

Уже после полудня компания прибыла на тот отрезок побережья, который ближе всего подступал к цели их путешествия. Берег был весь изрезан бухточками, а рифы делали его поистине предательским при высадке, особенно если прилив был невысок. Кроме того, он представлял собой почти отвесную скалу. Ни один опытный моряк не посмел бы высадиться в таком гибельном месте, но Месмерон твердил, что это единственный подходящий участок на много миль вокруг.

Теперь, цепляясь за почти вертикальный склон обрыва, слыша, как внизу разбиваются волны, Клем всерьез сомневался в собственном здравом рассудке, позволившем ему согласиться на эту авантюру. Пыхтевший у его ног Данки медленно полз по склону, опасаясь глянуть вниз. Припавший к стене профессор Стеббинс методично искал подходящие щели и впадины для опоры. Массивный зад угрожающе нависал над головой Клема. Под мышками пальто темнели потные круги. Отряд возглавлял Месмерон. Его худощавое тело словно влипло в каменистый склон: казалось, то извивается огромная змея.

— Но, колонисты… просто… не могли быть… похоронены… здесь, — пыхтел профессор Стеббинс, озвучивая мысли, тревожившие Клема. Как, спрашивается, могла команда судна, похоронившая покойных, перенести тела по этому обрыву? Совершенно невозможно!

Впрочем, почти час назад они своими глазами наблюдали, как с полдюжины Стептоу, подобно гориллам, карабкались по отвесному обрыву, словно каждый день проделывали подобные трюки. При этом каждый тащил мотыги, лопаты, кирки и другие инструменты грабителей могил. Клем полагал, что если матросы были хоть вполовину так ловки, как Стептоу, то, вероятно, проделали восхождение без особых затруднений.

— Уверяю, кладбище находится в той стороне, — крикнул Месмерон, уже добравшийся до вершины. Клем отметил оставшееся расстояние и задался вопросом, почему Стептоу не сбросили им в помощь веревки. А он-то думал, что Месмерон послал слуг вперед именно с этой целью!

Когда остальные добрались до вершины и перевели дух, Месмерон снова пошел вперед, углубившись в густой прибрежный лес, через который была проложена хорошо протоптанная тропа. Впереди слышались стук, визг пил и грохот. Наконец вся компания очутилась на маленькой поляне, где уже орудовали Стептоу, и Месмерон объявил, что они прибыли. Клем был приятно удивлен тем, что карта оказалась неверной: старое кладбище находилось не так далеко в глубине материка, как ему казалось вначале.

По команде господина Стептоу рассыпались по поляне и принялись атаковать землю лопатами и мотыгами. Клему вновь показалось, что Месмерон просто хвастался своими познаниями в топографии, иначе Стептоу не стали бы рыть ямы где попало.

Работа шла медленно. Все орудия находились исключительно в распоряжении Стептоу, и в душе Клема росло отчетливое ощущение, что любая предложенная помощь еще больше замедлит дело. Ничего не оставалось, как без толку шататься по поляне. Вдруг Клем споткнулся и беспорядочно замахал руками, чтобы сохранить равновесие. Случайно опустив глаза, он обнаружил, что балансирует на краю широкого, представляющегося бездонным провала, ведущего, казалось, к центру Земли.

— Черт, да ты едва не сверзился в эту громовую ямищу, Клем! — воскликнул Данки, подбегая к приятелю. Оба уставились в бездонную пропасть, прислушиваясь к шепоту океанского прибоя где-то далеко-далеко внизу. Судя по звуку, провал, вполне вероятно, соединялся с прибрежной пещерой, находящейся на уровне моря. Подобные провалы достаточно часто встречаются на каменистом побережье: во время прилива волны бьются о стенки пропасти, и эхо отдается от этих стен оглушительным ревом. Отсюда и название таких пустот: громовые ямы.

Клем и Данки принялись исследовать поляну в поисках потенциальной опасности. К этому времени каждый из Стептоу успел вырыть по несколько ям, очевидно, рассудив, что изобилующая булыжниками почва вряд ли позволила выкопать глубокие могилы. Но пока что не было найдено ни одного скелета.

День близился к концу. Профессор Стеббинс предложил попробовать заняться лозоходством, дабы обнаружить заброшенные могилы, но Месмерон посчитал это излишним, поскольку был уверен, что с минуты на минуту кладбище будет обнаружено.

На землю спустились сумерки. Несколько Стептоу отложили лопаты, чтобы зажечь принесенные с собой фонари. Остальные принялись разводить костер. Клем и Данки вызвались собирать хворост, радуясь хоть какому-то занятию. Их внимание привлекла высокая груда срубленных и сложенных вертикально веток. Они проворно вытащили самые толстые. Груда обрушилась, обнаружив длинное лицо с горящими демоническими глазами. Данки с воплем ужаса плюхнулся на землю. Клем в испуге уставился на дьявольскую физиономию, едва различимую в тусклом свете, и довольно быстро сообразил, что это тотемный столб, изображающий злобную горгулью с головой и рогами американского лося, клювом и когтями орла и крыльями летучей мыши.

Рядом затрещали сучья: это профессор Стеббинс ломился к ним сквозь заросли, услышав крик Данки.

— Любопытно! — воскликнул он при виде тотема и, немедленно взявшись за монокль, принялся изучать уродливую фигуру.

— Изображение Памолы, бога грома индейцев пенобскот.

В этот момент поднялась очередная суматоха — на этот раз среди Стептоу. Горбуны размахивали какими-то маленькими предметами, радостно окликая хозяина. Профессор немедленно направился к месту раскопок, чтобы взглянуть, в чем дело.

Словно в награду за все свои труды, Стептоу, похоже, отрыли сразу несколько могил. Профессор Стеббинс присоединился к Месмерону, изучавшему первую находку — разбитую трубку мира.

Профессор слегка поморщился, но взял следующий артефакт — потрепанную головную повязку с грязным пером. Далее последовал полусгнивший мокасин. Еще один Стептоу принес сломанный лук и стрелы. Потом обнаружился томагавк.

— Не понимаю, — произнес профессор, обозревая находки. — Ни одна из этих вещей не принадлежала английским колонистам. Похоже, мы отрыли…

— Индейское захоронение, — докончил гелиево-высокий голос. Из леса на противоположную сторону поляны выступила мадам Зорайя.

Профессор, явно озадаченный столь внезапным явлением, безмолвно уставился на крошечную спиритуалистку. Спрятавшись за деревьями, Клем и Данки в ужасе наблюдали, как Месмерон зашел за спину профессора и поднял индейскую боевую дубинку, которую все это время скрывал под длинным пальто. Они и вскрикнуть не успели, как Месмерон опустил дубинку на затылок Стеббинса. Профессор желеобразной массой расплылся по земле.

— Простите, доктор, — вымолвил Месмерон без малейшего намека на искренность и, порывшись в карманах пальто своей жертвы, вытащил спектральные оковы.

Мадам Зорайя устремилась к центру поляны, по обыкновению перемешивая воздух правой рукой.

— Я чувствую присутствие… здесь, — вещала она, проходя мимо могил.

Клем, раскрыв рот, наблюдал, как Месмерон поднял спектральные оковы над клочком земли, указанным мадам Зорайей. Оба принялись декламировать странные стихи на языке, которого Клем раньше не слышал. Бесформенные силуэты Стептоу, подобно потусторонним ду хам, мелькали на фоне высокого огня.

«Ритуалы черной магии!» — взвыл про себя Клем и украдкой глянул на Данки, чье искаженное ужасом лицо без слов убедило его: это не игра воображения. Страх одолел обоих. Приятели дружно помчались в чащу леса и так же дружно споткнулись о нечто, распростертое на земле. Клем встал на колени, чтобы лучше разглядеть препятствие. К собственному удивлению, он обнаружил, что наткнулся на вождя Луи Пулоу, добросовестно связанного и с кляпом во рту.

— Боже мой, что с вами случилось? — прошептал Клем, дернув за кляп. Данки тем временем старался ослабить веревки на руках и ногах вождя.

— Стептоу, — пророкотал вождь Луи глубоким баритоном. — Они одолели меня. Я подозревал, что после нашей встречи на маяке Месмерон отправится прямо сюда, вот и успел первым, чтобы залечь в засаду.

— Что это за место? — спросил Данки, нервно жуя еловую смолу и поглядывая на стоявший неподалеку тотем индейского демона грома.

— Древнее поле битвы, где захоронены павшие, — заявил вождь. — Мои люди поставили здесь тотем, чтобы отпугивать случайных путников. Стептоу завалили столб ветками, пытаясь скрыть от вас его присутствие.

— Захоронение? — повторил Клем с упавшим сердцем. Всякий нормальный человек знал, что никогда и ни в коем случае не стоит тревожить мертвых индейцев.

— Микмак Моу и его шайка воинов-мстителей были убиты и похоронены здесь.

Вождь Луи поднялся, стряхивая остатки веревок.

— Месмерон попытается использовать спектральные узы, чтобы покорить дух Микмака Моу, — продолжал он. — Но у него ничего не выйдет.

— Они уже начали, — сообщил Клем.

— В таком случае нужно действовать быстро, — сказал вождь и повел их к краю поляны. Месмерон и мадам Зорайя по-прежнему стояли в центре, с неослабевающим усердием бормоча заклинания. Стептоу окружили их, благоговейно взирая на происходящее. Месмерон одной рукой поднял индейскую дубинку, а другой — спектральные оковы.

В воздухе перед ним сгущался странный зеленоватый туман, постепенно принявший облик покрытого боевыми шрамами индейского воина с незажившей дырой в щеке. Клем и Данки уже видели это лицо на старой боевой дубинке Месмерона.

— Опоздали! — покачал головой вождь. — Быстрее к костру!

Приятели без вопросов и возражений последовали за индейцем и, рискуя быть обнаруженными Стептоу, подобрались как могли ближе к ритуальному кругу и подтащили к огню бесчувственное тело Стеббинса.

Вдруг профессор издал слабый стон, ресницы его затрепетали, глаза открылись. Профессор сел, потирая шишку на затылке.

— Сотрясение мозга, — объявил он диагноз.

— Слушайте! — призвал вождь Луи. Клем навострил уши, не зная, к чему прислушаться. И тут раздался неестественный звук, словно шум налетевшего урагана, сначала отдаленный, но с каждым мгновением становившийся ближе и распространявшийся во всех направлениях. Постепенно звук становился все отчетливее, приобретая интонации индейского боевого клича.

Месмерон и мадам Зорайя, казалось, ничего не замечали, зачарованно таращась на маячивший между ними призрак.

— Взгляни на свою темницу! — провозгласил Месмерон, показывая спектральные оковы прозрачному образу Микмака Моу.

— Оковы ни за что не удержат его! — крикнул профессор Стеббинс, с трудом поднимаясь на ноги. — Силы стихий не могут распространяться в нужном направлении…

— Молчать, жалкий научный червь! — скомандовал Месмерон. — Как легко ты забыл о той, что изготовила этот талисман! Позволь напомнить, что не кто иной, как сама Морская старуха преодолела силы природы, чтобы запечатлеть свою волю на этом кусочке слоновой кости. Слова и мысли, нюансы и полутона, материал, место, время, заклинания и расположение звезд, иные факторы, о которых ты и понятия не имеешь, — все это она применила при создании спектральных оков, которые я сейчас держу в руке. Она-то знала истинную тайну покорения этих сил и умела заставить их склоняться перед ее волей.

Профессор покачал головой.

— Вы не понимаете. Могущество оков больше не…

— Могущество? — повторил Месмерон, смакуя каждый слог. — У меня будет достаточно могущества, чтобы утвердить свою власть над сбитым с толку, запуганным населением, как только дух этого дьявольского дикаря будет надежно заключен в оковы.

К этому времени накатывающая волна какофонии стала настолько громкой, что даже Месмерон и мадам Зорайя прислушивались. Профессор Стеббинс нервно вздрогнул.

— Мадам Зорайя, надеюсь, вы не пожелаете участвовать в этом?

— Неужели вы ничего не понимаете, профессор? — удивилась мадам Зорайя. — Имея такое могучее оружие, как эти оковы, мы восстановим прежнюю славу и назначение Бейнбриджского университета и снова займемся миром сверхъестественного и непознанного! Поэтому я и указала вам на логово Месмерона. Когда Микмак Моу окажется в нашей власти, деканы будут вынуждены прислушаться к доводам разума, и мы сможем заставить их…

— Все это никуда не годится! — завопил профессор. — Вы не знаете самого важного: на спектральных оковах отсутствует Главная руна. Без нее они ни на что не способны.

Злобная улыбка разлилась по изуродованной физиономии Микмака Моу. Он выхватил из-за пояса призрачный томагавк и, откинув голову, издал высокий вибрирующий крик, после чего ударил, целясь в голову Месмерона.

Томагавк прошел сквозь череп, будто солнечный луч через стекло, не причинив зримого вреда. Однако этот эфемерный удар сразил Месмерона. Он повалился на землю с воплем боли. Клем вспомнил, как профессор Стеббинс предостерегал по поводу прикосновений духов и их смертоносного, свертывающего кровь воздействия.

Стептоу сгрудились рядом с упавшим хозяином, высоко держа фонари, чтобы отпугнуть дух индейца. Боевой клич раздавался теперь по всему периметру поляны. Буйный ветер раскачивал толстые стволы деревьев, и Клему показалось, что в ветвях время от времени появляются лица в боевой раскраске и руки, сжимающие оружие.

И тут внезапный порыв ураганного ветра пронесся по поляне, затушив фонари Стептоу, и почти погасив костер. Поляна погрузилась во мрак.

— Разожгите огонь! — крикнул вождь Луи и, схватив палку, принялся ворошить едва тлеющие уголья.

Костер разгорелся снова, отбрасывая на поляну мерцающие отблески. Клем увидел слуг, по-прежнему толпившихся возле упавшего господина. Однако в их облике произошли некие неуловимые метаморфозы. Большие глаза навыкате потеряли всякий цвет, а губы потрескались, словно пересохший пергамент.

— Э… профессор… смотрите.

Клем указал на Стептоу, опасаясь, что он единственный заметил столь странное изменение внешности преданных слуг.

— О небо, — пробормотал профессор, поняв суть происходящего. — Вот это, Клем, и есть одержимость.

— Помогите мне, идиоты! — выдохнул Месмерон. Сжимая голову, он с трудом поднялся на ноги и оглядел слуг, которые, казалось, вовсе не собирались ему подчиняться.

— Вы меня слышите? Какого черта с вами творится?

От костра отошла мадам Зорайя, встала перед толпой Стептоу и, оглядев собравшихся, приказала хриплым мужским голосом, совсем не похожим на ее собственный:

— Убейте его!

Стептоу схватили лопаты, кирки и мотыги, до сих пор лежавшие на земле.

— Немедленно прекратить! — вскричал Месмерон.

Один из Стептоу запустил киркой в своего господина. Та пролетела в нескольких дюймах от головы Месмерона. Смотритель маяка взвизгнул, увернулся от очередного удара и помчался к тем, кто стоял у костра.

— Что это на них нашло? — спросил Данки, когда Стептоу стали наступать.

— В мадам Зорайю вселился дух Микмака Моу, — пояснил профессор Стеббинс.

— А мои слуги? — выпалил Месмерон.

— Подозреваю, что они, как породистые собаки, предрасположены к определенным генетическим дефектам, — осторожно ответил профессор Стеббинс, — а в этом особом случае обладают уникальной восприимчивостью к одержимости.

— К одержимости! — вскричал Месмерон. — Все сразу? Но это невозможно!

— Возможно. И если правда, что Стептоу были намеренно выведены вашими предками с целью рабского подчинения, то Стоддарды ответственны за их нынешнее состояние.

А тем временем горбуны с дружным боевым кличем продолжали атаковать. Клем едва успел поймать лопату, прежде чем она опустилась на его голову, но другой удар поверг его на колени. Уже падая, он успел заметить, что Данки и Стеббинсу приходится не лучше: на каждого из них наседал Стептоу, и бедняги уже покрылись синяками и порезами. Месмерону удалось вырвать мотыгу у одного из слуг. Теперь уже он безжалостно избивал взбунтовавшегося раба. Вождь Луи со своим гигантским ростом и немалой физической силой успешно противостоял миниатюрной мадам Зорайе, одновременно повторяя древнее индейское заклятье в попытке изгнать из ее тела злой дух Микмака Моу.

Клем повалил Стептоу на землю в опасной близости от костра. Отчаявшись победить врага, он схватил небольшой камень и ударил горбуна в висок: раз, другой, третий, пока не почувствовал, как тот обмяк. Вскочив, он заметил, что окровавленный предмет в его руке был вовсе не камнем, а спектральными оковами.

— Хоть на что-то сгодился, — громко объявил он.

— Это… я виноват… что оковы… не срабатывают, — вскричал Данки, пытаясь вырвать у противника кирку. — Оставь… я их… в своей… хибаре… где держу приманку… они… были бы… целы…

— В хибаре? — переспросил Стеббинс, сдерживая атаку очередного Стептоу. — Я думал, ты с самого начала хранил его на «Артфул Доджере»?

— Не-а!

Данки все-таки вырвал кирку у соперника, но в процессе сам опрокинулся вверх ногами.

— Перенес их на «Доджер» только после того, как сделал бабке Фигл новую брошку.

— Брошку для бабки Фигл? — ахнул Стеббинс. — Ты же толковал насчет ладьи для шахматной доски адмирала Сибери?

— А может быть, я выточил новую запонку для парадной рубашки Хорнпаута, — промямлил Данки, усердно жуя смолу.

— Да не все ли равно! — проорал Клем. Он в это время отражал нападение Стептоу. Горбун бросился на него, как одержимый, каковым, он, впрочем, и был, вынуждая Клема отодвигаться от защитного сияния костра. За кругом света столпились призрачные индейские воины, время от времени посылавшие призрачные стрелы, которые таяли в воздухе, оказавшись в непосредственной близости от костра.

Клем припомнил, как реагировал Месмерон на удар томагавка Микмака Моу, и преисполнился решимости не испытать того же от индейских стрел. Поэтому он ринулся на парочку Стептоу, заставив обоих вертеться в неестественном, неуклюжем танце. Остановились они на некотором расстоянии от костра, хотя в пределах защитного сияния. Но тут Клем почувствовал, как дрожит под ногами земля, и, опустив глаза, обнаружил, что снова балансирует на краю громовой ямы. Непонятно, как он не сообразил раньше: дыра ревела, подобно разъяренному льву. Начинался прилив.

Повернувшись к огню, Клем увидел Данки и профессора, яростно споривших о том, на какое изделие пошла верхушка оков. Даже Месмерон присоединился к обсуждению. Неожиданно все трое повернулись к Клему. И стали кричать что-то в один голос, яростно жестикулируя. Только вот слов было не расслышать за оглушительным ревом громовой ямы. Секунду спустя земля под ногами Клема разверзлась, и он вместе с одним из Стептоу рухнул в пропасть.

Однако падение продолжалось недолго. Клем с оглушительным стуком приземлился на карниз провала, футах в пятнадцати ниже края ямы. Стептоу повезло меньше. Он пролетел мимо уступа и упал в бушующие воды.

Клем, не успев отдышаться, почувствовал, что его атакуют со всех сторон. В темноте он едва различал нападающих: Данки, Стеббинса и Месмерона, которые, очевидно, подбежали к провалу и стали спускаться вслед за Клемом. При этом они продолжали дико орать на него: совершенно бесполезное занятие в громовой яме. Наконец его грубо схватили за руки. Клем вырвался, решив, что они, подобно Стептоу, одержимы духами индейских воинов.

Он попытался вскарабкаться наверх, но Данки опрокинул его на землю, вцепился в горло и полез в рот. Профессор Стеббинс тяжело уселся ему на грудь, грозя переломать все ребра, и одновременно шарил в карманах в поисках очередной банки с сардинами. Данки насильно оттянул подбородок Клема как раз в тот момент, когда профессор вынул из банки ключ и попробовал сунуть тот конец, что с петелькой, в рот Клема.

Паника овладела несчастным. Он стал отчаянно вырываться, выбив ключ из руки профессора и локтем ударив Данки в челюсть. Высвободившись, он умудрился подняться. Но тут вмешался Месмерон и сумел нанести несколько метких ударов, прежде чем Клему удалось лягнуть его в голень.

Судорожно сглотнув, он принялся подниматься по предательски отвесной стене ямы. То и дело ему приходилось сплевывать кровь. Оказавшись наверху, он застал оставшихся Стептоу, одолевавших вождя Луи, которому, очевидно, так и не удалось изгнать злой дух из тела мадам Зорайи, и теперь она подкрадывалась к нему со спины, держа наготове лопату.

— Вождь Луи, берегись! — крикнул Клем, но рев громовой дыры заглушил его голос. Он проковылял через поляну со всей возможной скоростью. Мадам Зорайя в тот момент опускала лопату на голову могучего вождя. Клем выхватил лопату и огрел мадам Зорайю. Та рухнула на землю.

— Прекратить! — раздалась чья-то команда. Клем обернулся. Профессор Стеббинс, Данки и Месмерон, успевшие выбраться из ямы, бежали к нему.

Клем взмахнул лопатой. Ему не слишком хотелось драться с друзьями, но что делать, если и они одержимы злыми духами?!

— Брось лопату, Клем, — велел профессор Стеббинс. — Ты ничего не понял. Мы пытались тебе объяснить: все дело в твоем зубе! Данки выточил тебе зуб из верхушки пирамиды!

Клем опустил лопату. Так вот она, пропавшая деталь головоломки! Его зуб! Вот что кричали ему «одержимые» друзья! Вот что профессор пытался вытащить у него изо рта!

— Берегись! — крикнул вождь Луи, сталкивая лбами двух Стептоу и швыряя их на землю. Краем глаза Клем увидел зеленоватый туман, поднимавшийся от тела мадам Зорайи. Слегка поблескивая в полумраке, он сгустился в фигуру Микмака Моу.

— Дело в моем новом зубе, — крикнул Клем вождю. — Вот почему Молчаливая осаждала меня. Она прикована ко мне, вернее, к моему зубу.

— Я слышал, — кивнул вождь. — Немедленно вырви его! На нем — Главная руна.

Клем обвел языком окровавленный рот, и там, где еще недавно стоял зуб, обнаружил пустое место.

— Он пропал!

Все разом повернулись к духу Микмака Моу, все еще колеблющемуся над телом мадам Зорайи. В темноте снова раздался боевой клич индейцев, а злобный ветер удвоил усилия.

— Клем, немедленно давай сюда зуб! — завопил профессор. Клем оттянул уголок губы, чтобы показать дыру.

— По-моему, Месмерон выбил его в этой чертовой яме! Приятели заглянули в провал, понимая полную тщетность своих усилий.

И тут перед ними возникла Молчаливая женщина. Клем мгновенно ощутил перемены, произошедшие в ней. Понял, что впервые за многие столетия Молчаливая пребывала в ярости. Ребенок шипел, как змея, выражая эмоции, на которые не была способна его мать.

Молчаливая женщина прыгнула вперед. Люди в страхе рассыпались во все стороны. Она пролетела по образованному ими проходу, не коснувшись ни одного. Посмотрев ей вслед, Клем понял, кто был ее истинной мишенью.

Микмак Моу уже ждал ее, с поистине садистским злорадством размахивая томагавком и целясь ей в голову. Однако Молчаливая женщина вряд ли была подходящим кандидатом на скальпирование. Она ринулась вперед и сомкнула пальцы на горле Моу, тщетно пытаясь выдавить жизнь из безжизненного тела.

Мужчины столпились на краю поляны, прижавшись друг к другу. Ветер прочесывал поляну во всех направлениях, угрожая раз и навсегда загасить костер. По небу катились черные тучи. Клему послышался раскат грома.

Молчаливая и Микмак Моу яростно боролись, с каждой минутой увеличиваясь в размерах. На глазах потрясенных наблюдателей происходила битва призрачных титанов.

— Клем, твой зуб! — напомнил профессор Стеббинс.

— Я туда больше ни ногой! — завопил в ответ Клем.

— Нет. Ты не понимаешь! Молчаливая женщина здесь! Значит, и зуб тоже где-то поблизости. Клем покачал головой.

— Но Месмерон его выбил. Если он не в яме, значит…

Он уставился на всю честную компанию. Те уставились на него.

— Он может выйти через несколько дней, — пробормотал Данки.

У них не было и нескольких минут, не говоря уже о днях. Поэтому вождь Луи сжал кулак величиной с голову ребенка и с силой мчащегося на всех парах локомотива всадил его в живот несчастного Клема. Тот от неожиданности согнулся, обхватив себя руками. Зуб пулей вылетел из желудка и приземлился на некотором расстоянии от Клема.

Преодолевая напор бушующего ветра, Клем поднял зуб и поднес к костру. На поверхности змеилась странная, изогнутая буква какого-то неведомого алфавита.

— Клем, возьми это, — крикнул профессор, шаривший по земле, среди маленьких белых камешков, каждый из которых мог сойти за оковы. Наконец подняв один, он швырнул его Клему. Тот легко поймал камешек.

— Они не будут действовать, как следует, пока вновь не станут единым целым.

Клем повертел в руке маленький белый предмет. Действительно, это оковы! Он поместил зуб на изуродованную верхушку, но обломок никак не хотел держаться.

— Попробуй это, — посоветовал Данки, вынимая изо рта комок смолы.

К этому времени размеры борющихся призраков достигли поистине гигантских размеров. Из черных туч с неестественной частотой и адской яростью били изогнутые молнии, ударяя в крошечную поляну. Бесчувственное тело мадам Зорайи все еще лежало на земле, почти рядом с потусторонними противниками. Клем положил на оковы комок еловой смолы и прижал к нему зуб.

— Давай, Клем! — прокричал профессор.

Прикрывая глаза рукой от слепящих молний, Клем швырнул восстановленные оковы в сторону дерущихся. Оковы пролетели по воздуху, ударились о землю, дважды подпрыгнули и нашли место временного упокоения на груди мадам Зорайи.

Ветер немедленно взвихрился над оковами, сгущаясь в узкую мрачную воронку, медленно поднимавшуюся наверх, к черным тучам. Этой воронкой и были захвачены призраки, увлеченные дракой. Среди вспышек молний и грохота грома эти двое медленно и неуклонно втягивались в жерло воронки. Завывание ветра все усиливалось и достигло наивысшей точки, когда призраки скользнули в неумолимые тиски оков.

Клем ошарашенно наблюдал, как Молчаливая женщина и Микмак Моу навечно исчезают в оковах. В этот момент вой ветра превратился в визг, который, как мог бы поклясться Клем, до ужаса напоминал леденящее кудахтанье ведьминого смеха.

На поляне воцарилась мертвая тишина. Никто не смел пошевелиться или заговорить, если не считать Месмерона, вновь попытавшегося завладеть оковами. И это бы ему удалось, если бы не стальная хватка вождя.

На горизонте пробился первый луч солнца, в ветвях запела птица. Профессор Стеббинс осторожно выступил вперед и поднял оковы.

— По-ра-зительно, — обронил он. К ним по одному стали подходить Стептоу, одержимость которых тоже рассеялась. Очевидно, слуги были безразличны к разыгравшейся драме и роли, которую они в ней сыграли. Мадам Зорайя наконец зашевелилась.

— П-профессор! — пискнула она. — Что случилось?

Профессор отвернулся от нее и стал бродить по поляне, явно пытаясь собраться с мыслями. Потом встал на колени над россыпью белых камешков и принялся рассеянно пересыпать их из ладони в ладонь.

— Что случилось? Видите ли, мадам Зорайя, ваша неудачная попытка взять власть над Микмаком Моу с треском провалилась. Правда, при этом злые духи едва не уничтожили всех, находившихся на этой поляне. Теперь я понимаю, каким глупцом был.

Он проворно вскочил, обернулся и окинул гневным взглядом мадам Зорайю и Месмерона.

— Мне не следовало раскрывать вам тайну существования оков! Там, где правят власть и сила, всегда найдутся люди, готовые использовать их в своих эгоистичных целях! Слишком много зла кроется в этом талисмане, и по этой причине я должен увериться, что он никогда не попадет в плохие руки.

Высоко подняв оковы, так, чтобы видели все, профессор отступил и подбросил их в воздух.

— Не-е-е-ет! — завизжала мадам Зорайя и бросилась вслед за артефактом. Оковы взлетели в небо и описали дугу в направлении громовой ямы.

В этот же момент Месмерон вырвался из рук вождя и метнулся вперед, пытаясь перехватить талисман. Клем ошеломленно наблюдал, как смотритель маяка, подпрыгнув, сделал хищное хватательное движение. Длинные пальцы, дотянувшись до драгоценного объекта, выхватили оковы из воздуха.

— Осторожнее! — завопил профессор Стеббинс. Но было слишком поздно. Мадам Зорайя врезалась в Месмерона, и оба, потеряв равновесие, повалились на землю. На мгновение соперники задержались на краю ямы, прежде чем рухнуть вниз.

— Хоз-зяин! — взвыли Стептоу, бросившись к пропасти. Остальные присоединились к ним и осторожно заглянули в зияющий провал.

Ничего. Ни единой души. Только пустой карниз и яростно бушующий прибой.

Впервые за много-много времени Клем без тревоги и тоски наблюдал, как солнце медленно опускается за горизонт. Теперь он освободился от ночной гостьи и мог спокойно наслаждаться вечерами в более дружеской, можно сказать, телесной компании.

— Господи, как хорошо-то, Клем! — выдохнул Данки, растянув в улыбке пасть, словно пес, ухвативший лакомую косточку. — Молчаливая пропала навсегда, мы зажили прежней жизнью… я даже слышал, что миссис снова разрешила тебе ночевать в доме.

— Так оно и есть, — подтвердил Клем. — В каждой бочке меда есть своя ложка дегтя.

— Хм, — пробурчал вождь Луи, то ли в ответ на замечание Клема, то ли занятый собственными мыслями.

Все трое сидели вокруг бочонка из-под галет на крыльце Поджи-хаус, наблюдая, как профессор Стеббинс мерится умом с адмиралом Си-бери. Шашки были убраны, и на их месте стояли шахматные фигуры, включая новую, вырезанную вручную ладью, подарок Данки.

— Ваш ход, — объявил адмирал Сибери, попыхивая новой трубкой, выточенной из верескового корня.

Профессор обозрел шахматную доску.

— Беру слоном ладью, — сообщил он, по стародавней привычке сопровождая каждый ход комментариями.

Клем поборол внезапно возникшее желание исследовать новую ладью на предмет наличия рун: глупая, мимолетная мысль, поскольку Данки изготовил ладью из кусочка слоновой кости, не имеющего никакого отношения к оковам: это, по крайней мере, было точно установлено.

— Интересно бы знать, почему сам ты ни разу не видел Молчаливую женщину, если оковы все это время лежали у тебя? — неожиданно спросил он Данки.

— Потому что Данки почти не находился в непосредственной близости от оков, — ответил за него Стеббинс. — До того как Данки взял оковы на судно, чтобы вырезать для тебя зуб, они хранились в лачуге, где держали приманку, то есть в том месте, куда он никогда не заходил после заката солнца. Молчаливая женщина, вне всякого сомнения, появлялась там еженощно, да только некому было ее увидеть.

— Тьфу! Что это за вздор насчет Молчаливой женщины?! — фыркнул адмирал. — Я всегда твердил, что не поверю, пока не увижу собственными глазами…

Он вдруг осекся, очевидно, припомнив, что именно видел собственными глазами прямо на этом крыльце, и мрачно замолчал.

— Но где теперь эти оковы? И что с ними будет? — спросил вождь Луи. Он тоже курил трубку, трубку мира, вырезанную в форме томагавка, и смотрел на профессора спокойным непроницаемым взглядом.

— Уверены, что они хранятся в надежном месте? Профессор слегка покраснел.

— Хранятся? Если уж быть точным, они отосланы в надежное место и вряд ли еще раз доставят кому-то неприятности.

Клем был полностью с ним согласен. После падения в бешено несущиеся воды на дне пропасти оковы, несомненно, унесло в море, где больше их никому не достать. Даже тела Месмерона и мадам Зорайи все еще не были найдены.

— Оковы исчезли, а вместе с ними и Молчаливая женщина, — уверенно заключил Данки. — Как по-вашему, это Микмак Моу убил ее тогда?

— О, небо, конечно, нет, — покачал головой профессор Стеббинс.

— При жизни их разделяло более столетия. Однако их взаимная и весьма глубокая вражда несомненна. Впрочем, неудивительно, если учесть, какой конец ждал каждого из смертельных врагов. О, прошу прощения. Адмирал… пешка на е4.

— В таком случае, — отрезал адмирал, — шах и мат.

— О господи!

Профессор схватился за монокль и принялся исследовать доску.

— Я потерпел сокрушительное поражение.

— Я только что побил университетского профессора! — буквально проворковал адмирал Сибери. — Это доказывает, что есть вещи, которым не выучишься в книгах. Еще партию?

— В другой раз. Обещаю, мы еще сразимся. Но сейчас уже почти стемнело, а мне нужно возвращаться в Бейнбридж. Мисс Бевилаква! Мое пальто, пожалуйста.

Худенькая пичужка, прибывшая днем в Поджи-хаус только для того, чтобы провести несколько часов в терпеливом ожидании, пока профессор закончит свою партию, вскочила и подала ему пальто.

— Благодарю, мисс Бевилаква, — снисходительно бросил профессор.

— А что там у вас в кармане? — внезапно осведомился вождь Луи с тем же бесстрастным выражением глаз.

— Всего лишь банка сардин, — пробормотал профессор, поглаживая солидный бугор на груди. — Хотите сардинку? Я нахожу, что они помогают сосредоточиться, а это может быть неоценимым качеством для того, кто сядет играть следующим против адмирала Сибери.

Вождь, не отвечая, продолжал взирать на профессора с тем же странноватым выражением.

— Джентльмены! — воскликнул наконец профессор Стеббинс и, кивнув собравшимся, повернулся, чтобы уйти.

— Минутку, профессор! — крикнул Клем, прежде чем профессор Стеббинс и мисс Бевилаква исчезли из виду. Вскочив, он резво потрусил за ними.

— Да, Клем?

— Ведь у вас в кармане действительно банка сардин? — уточнил Клем.

— Клем, — широко улыбнулся профессор, — разве ты не знаешь, что я неразлучен с сардинами? Иначе как бы я соответствовал своему детскому прозвищу? Рыбья Вонь, не так ли?

Клем залился краской. Значит, профессор действительно все помнил!

— Наверное. Я просто боюсь, что Молчаливая когда-нибудь вернется и снова станет меня донимать. Только и всего.

— Беневоленс Данем больше тебя не побеспокоит, — заверил профессор Стеббинс и постарался взглядом ободрить человека, так много выстрадавшего из-за непонятного каприза судьбы. Но видя, что уверения не достигли цели, он со вздохом сунул руку в карман и вынул знакомую пирамидку слоновой кости, украшенную комком смолы и руническим зубом.

— Профессор! — потрясение ахнул Клем при виде спектральных оков.

— Клем, друг мой, — подмигнул профессор Стеббинс, — будем считать, что твои беды надежно засолены и законсервированы.