Здрасьте, я ваша тетя – 2 (с половиной)

Особняк Чеснеев.

- Мистер Чесней! – звонкий, даже визгливый, женский голос разорвал тишину.

- Мистер Уэйком! – визг на максимально высоком уровне другого и тоже женского голоса.

- Мистер Чесней! – от крика в доме зазвенели стекла.

- Мистер Уэйком! – стекла зазвенели еще больше.

- Мистер Чесней! – кричала известная читателям по предыдущему произведению, как одна из воспитанниц судьи Криггса. Ныне она добилась того, чего хотела и звалась миссис Чесней.

- Мистер Уэйком! – рык разгневанной тигрицы издала вторая бывшая воспитанница, ныне миссис Уэйком.

Последние два крика были слышны даже за пределами дома. Именуемые герои, постаревшие на год, шли по дорожке от ворот дома. Крики заставили их кровь заледенеть в жилах. Оба были разряжены в костюмы джентльменов - фанатов, флаг их любимой команды Арсенал на спинах, цилиндры с эмблемой клуба, футбольные свитера с 99 номерами у обоих. Вдобавок, под глазом у мистера Чеснея красовался огромных размеров синяк, а очки мистера Уэйкома представляли собой жалкое подобие треснувших очков кота Базилио из фильма про Буратино.

- Это все ты виноват! – заорали они друг на друга.

- Мало того, что этот подонок, судья Кригсс со своими уголовниками - фанатами надавал нам по шее, так нас еще и жены застукали! Я же сказал им, что мы едем на рыбалку! – возопил мистер Чесней, поправляя свою изрядно потрепанную, а местами выдранную шевелюру.

- Это все ты виноват! – близоруко сощурившись на молодые дубки, еще раз повторил Чарли Уэйком, ухо которого было таким красным. Словно его драли. Как школьника.

- Я? Да если бы ты со своей рассеянностью не взял билеты в сектор, где сидят фанаты Эвертона, мы бы хорошо провели вечер! – запальчиво отвечал мистер Чесней. – Кто тебя просил орать «ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ-ГОЛ!» не оглядевшись по сторонам, как следует!

- А ты вообще заткнись! – обиделся мистер Чарли. Сидишь на моей шее вместе с женой, вернее на шее моей тетушки, донны Розы д’Альвадорес!

- Ты забываешься, Чарли! – вскричал мистер Чесней и заехал кулаком в другое ухо своего друга. – Твоя тетушка замужем за моим папой, так что по закону еще неизвестно, кто на чьей шее сидит!

- Жалко, что твоего отца не кастрировали в плену! – заплакал Чарли. – И вообще, ты говоришь, как судья Криггс! – в его устах это прозвучало, словно его приятель оказался мухой, сидящей на кучке дерьма.

- Вот они где, скоты! – на парадном крыльце появились жены наших героев.

– Грязная вонючая скотина! Сейчас сюда приедет донна Роза с мужем, а ты в таком виде! – немедленно возмутилась миссис Чесней.

- Если через пять минут ты не успеешь привести себя в порядок, пеняй на себя! Свои чеки, Чарли, ты будешь оплачивать сам.

- Но, дорогая! – взмолился несчастный Чарли.

- Никаких но! – отрезала его жена.

- Это и к тебе относится! – вмешалась миссис Чесней, обращаясь к своему благоверному.

- Дорогая! – выдвинув подбородок и пытаясь поправить свои патлы, воззвал к своей супруге Джеки Чесней.

- Я сказала!!! – рык разгневанной тигрицы заставил отшатнуться и несчастного мистера Чеснея.

Оба молодых джентльмена кривоватой походкой направились «приводить себя в порядок» – в гостиную, где располагался мини-бар.

- Брассет! – вскричали Джекки и Чарли.

Бармен, он же дворецкий, Брассет едва не подавился очередной кубинской сигарой из запасов Джекки Чеснея и сэра Френсиса.

- Да, сэр, - отозвался он.

Здесь пахнет моими сигарами! – изумился мистер Чесней, пытаясь в очередной раз поправить свои патлы.

- Это сэр Френсис накурил и ушел, - нашелся Брассет, пряча окурок сигары в кофейник.

- А, тогда это другое дело, - успокоился Джекки.

- Сделай-ка нам крепкий кофе, - вмешался Чарли Уэйком, близоруко щурясь сквозь свои наполовину треснувшие, наполовину расколовшиеся очки.

- Хорошо, сэр! – пообещал Брассет и, захватив кофейник, скрылся из гостиной.

- Здесь где-то была бутылочка шнапса, - мистер Чесней принялся осматривать содержимое мини-бара сразу же, как только дворецкий покинул комнату.

- Но здесь же ничего нет! – воскликнул Чарли.

- сам вижу, - изумлению Джекки и Чарли не было границ. На стеклянных полках, лафетах и причудливых приспособлениях для хранения емкостей для спиртного, красовались многочисленные пустые бутылки. Зеркало в глубине мини-бара усиливало впечатление в несколько раз. – Но еще утром, как минимум пять, нет четыре бутылки были полны. Как болит голова! – мистер Джекки принялся ковырять указательным пальцем в своем правом ухе.

- Это все твой папаша! – взвизгнул Чарли, голова которого гудела не меньше, чем колокол в вечернюю. – Брассет сказал, что он тут накурил, держу пари, штук двадцать сигар и выхлебал весь бар!

- Заткнись! Может это твоя тетя! Папа никогда не пьет больше двух бутылок в день.

- Моя тетя не алкоголик! – сообщил Чарли на повышенных тонах. – А насчет твоего папаши, ты случаем не перепутал бутылки с бочонками? И месяца не прошло с приема в честь миссис Факсли, когда два бочонка анжуйского вина испарились за одну ночь, а твоего папашу нашли на памятнике Карлу I, сидящего позади короля!

- Когда он был вдовцом, он столько не пил! – защищал своего отца Джекки. - Как только женился, так пошло – поехало! Не зря говорят, с кем поведешься, от того и наберешься!

- Не пил? – вскричал Чарли. Конечно, ведь тогда у него не было денег! – продолжал мистер Чарли Уэйком, снимая своим очки. – Если меня кто-нибудь спросит, как спустить состояние коту под хвост, я посоветую ему выйти замуж за твоего папашу!

- Ты – мелочный скупердяй! – сообщил своему другу Джекки. - Где этот Брассет с этим кофе? Тебе бы родиться не Уэйкомом, а Криггсом! Кстати, твоя мамаша, ныне покойная (слава богу!) училась с ним в одном колледже, - сообщил мистер Чесней, выходя из гостиной.

- А ты, ты, - принялся восклицать мистер Чарли. – Я тебе это припомню! – прокричал он ему вслед и направился к себе в комнату переодеваться.

Оставим их ненадолго и опишем, что же произошло за то время, на которое мы оставили наших героев без присмотра. Джекки и Чарли связали свою судьбу с Энни и Бетти, а сэр Френсис Чесней своими россказнями про фиалку и усталого путника, утомил даже такую стерву, как настоящая донна Роза д’Альвадорес. Фальшивая же донна Роза, он же Бабс Баберлей, оказался в кутузке, где к великой радости судьи Криггса на него завели дело. Приложив немало усилий, таких как уступка своим коллегам трех процессов по убийствам, оправдательным вердиктом по делу Джека III Потрошителя, он добился того, что его назначили судьей по процессу над Бабсом. Выказав недюжинную сноровку, судья на основании показаний глухой старухи и слепого нищего, а также кучи сфабрикованных улик, осудил нашего славного толстячка на тридцать семь лет с половиной с последующей принудительной кремацией (вне зависимости от того, жив ли подсудимый или нет), после чего со страшным скандалом ушел в отставку.

Все свое свободное время бывший судья использовал для того, чтобы по мере сил отравлять жизнь обитателям особняка Чеснеев, где и поселились три счастливых парочки. Все обитатели особняка очень живо приняли к сердцу произошедшее с Бабсом Баберлеем. Добросердечная тетушка назначила «своей» дублерше пожизненную пенсию размером в три пенса. Однако благодарность донны Розы на этом не ограничилась. В память о Баберлее, она завела кота, сентиментально назвав того Бабсом. Бедного кота пинали все кому не лень, а он в ответ приловчился гадить в самых неожиданных местах, передушив за год трех породистых щенков, подаренных знакомым генералом сэру Френсису, двух хомячков Брассета и морскую свинку судьи Криггса, с которой тот неосторожно прогуливался близ особняка.

Воспитанница донны Розы, несравненная мисс Элла Дели написала несчастному мистеру Баберлею пятьдесят два письма (по одному в неделю) в которых сообщала ему, что восхищена и растрогана им (Бабсом), но между ними нет ничего общего, поэтому она мисс Дели скоро выходит замуж. Наконец, в пятьдесят втором, она написала, что только что вышла замуж и передает привет вместе с мужем.

Так распорядилась злодейка судьба с нашим героем за год. Вернемся же в особняк Чеснеев.

Брассет накрыл на стол в беседке. Откупорив одну из бутылок, дворецкий приложился как следует, после чего долил в бутылку воды из озера.

Спустя две минуты в беседку вошли донна Роза, сэр Френсис, мистер Уэйком с женой, и мистер Чесней без жены. Его жена появилась на мгновение позже со шпилькой в руках. Догнав своего благоверного, она ткнула ею в него, да так, что он едва не сбил с ног донну Розу, взмахнув руками.

- Мерзавец! - объяснила она свое поведение донне Розе и остальным.

- Дорогая! Взмолился несчастный Джекки, потирая уколотое место. – Что о нас подумают!

- Все равно хуже, чем ты есть не подумают! – визгливым фальцетом ответила она.

Ее поведение было настолько естественным, что миссис Уэйком тоже почувствовала необходимость пошпынять своего благоверного.

- Не сутулься! – ткнула она его в бок. – Не щурься! Тебе звонила какая-то стерва. Что все это значит? Отвечай! – она незаметно для других ударила каблучком по пальцам ног Чарли. От боли он сложился пополам, угодив лицом в салат и, ухитрившись расколоть и новые очки и тарелку.

- Наши дети удивительно милы, не правда ли? - осведомилась донна Роза у своего мужа.

- Да??? – изумился сэр Френсис. – Я человек военный и не знаю слов любезности, но таких «милых» я могу сравнить только со стадом скунсов, вышедших прогуляться после того, как обгадили близлежащие лес.

- Френсис! – возмущенная донна Роза взмахнула вилкой. – Единственным скунсом в нашей округе являешься ты и уж к тебе-то твои слова уж точно подходят!

- Брассет! – принеси графинчик вина. Прости дорогая, но ты несправедлива ко мне. Я старый солдат и не знаю, что такое обида, но поверь мне, что старая пушка стреляет лучше новой, в смысле, не следует судить всех по качествам всяких там донов Педров.

Ответом ему был кофейник и его содержимое, которые его жена обрушила на него.

- Никогда! Никогда дон Педро не пил! – вскричала донна Роза д’Альвадорес - Чесней. – А его пушка по твоей шкале была гораздо старее и лучше стреляла.

- Черт бы тебя побрал, старая стерва и твоего дона Педро тоже, - подумал сэр Френсис, а вслух произнес, - Дорогая, ты слишком жестока к твоему усталому путнику, который на склоне жизненного пути увидел на озаренном солнцем поле нежную, дорогая, фиалку!

- Ты мне так надоел со своей фиалкой, что я приказала выполоть на своих плантациях все фиалки, - отмахнулась от, как всегда, надрызгавшегося с утра мужа донна Роза. – Я собрала вас всех, черт возьми, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие!

В беседке неожиданно стало так тихо, что все услышали как Брассет прикладывается к графинчику с вином.

- Брассет! – вскричал сэр Френсис, чье сердце не выдержало этих душераздирающих звуков.

Дворецкий, прятавшийся в кустах неподалеку от беседки, немедленно подавился и опрокинул на себя содержимое графина (он пил прямо из горлышка). При этом он дернулся, словно его ткнули в зад шилом и, потеряв равновесие, сделал попытку удержаться на ногах, но не получилось. С громким воплем дворецкий полетел в пруд, где, по обыкновению, кот Бабс ловил себе на пропитание любимых золотых рыбок донны Розы. Громкий всплеск и вопли Брассета, однако, ничуть не поколебали истинно британское спокойствие леди и джентльменов, собравшихся пообедать.

- Помогите! – закричал дворецкий, в очередной раз выныривая наружу и прикладываясь к уже порядком разбавленному содержимому графина. При этом он не переставал молотить по воде ногами и свободной рукой.

Брассет! Возмутилась донна Роза. – Если вы не перестанете орать, то я буду вынуждена вас уволить! – и, поморщившись, добавила, - Подождите, пока мы закончим наш разговор.

Брассет так поразился столь явному проявлению истинно британских манер, что тут же замолчал и пошел ко дну.

- Сегодня я получила уведомление от адвокатской конторы «Плотски, Скотски и Глотски» о наличии второго завещания моего бывшего мужа дона Педро. Согласно этим бумагам, второе завещание содержит пункт о возможности перехода всех прав на наследство внебрачному племяннику дона Педро, некоему Попусу Мандатрахулосу, - это здесь так написано, нечего смеяться, - в гневе сверкнула глазами донна Роза, услышав дружный хохот собравшихся. – Я запрещаю вам смеяться! – воскликнула она и тут же, на лицах появились улыбки, сдержать появление которых было так же невозможно, как и сыграть Йорика в спектакле «Гамлет». – Его никчемный брат, как жалко, что его не кастрировали в детстве, согрешил с какой-то гречанкой, прежде чем отправился путешествовать в Южную Америку, так мне рассказывал сам дон Педро. К счастью, то есть я хотела сказать, к сожалению, там он напоролся на «охотников за головами», которые оказали ему максимальный почет и гостеприимство. Его тело сгинуло в дебрях тропических джунглей, а голова угодила на аукцион «Сотбис», где ее и купил дон Педро.

- Это все очень интересно, тетя, что Вы нам рассказываете, но я не понимаю, как это относится к нам, - попытался прервать монолог донны Розы ее племянник, мистер Чарли Уэйком.

- Сейчас узнаете, - зловеще пообещала старшая миссис Чесней, она же донна Роза.

Все со страхом приготовились слушать.

- Если Попус Мандатрахулос не появится к двенадцати часам завтрашнего дня в конторе «Скотски, Плотски и Глотски», все мое состояние, как ранее принадлежавшее дону Педро, переходит в пользу бедных.

- Бедные сиротки! – воскликнул удивленный Джекки Чесней. – Я хотел сказать, богатые выродки, - добавил он, увидев, как все с неодобрением посмотрели на него.

- Если Попус все-таки появится завтра к означенному часу, то все мое состояние также переходит к нему, - продолжала донна Роза.

- Ни хера себе! – воскликнул сэр Френсис. – А как же мое, в смысле наше благосостояние?

Энни и Бетти, как по команде, лишились чувств.

- Какой ужас! вскричал Чарли.

- А где сейчас этот гребаный, в смысле, достопочтенный Мандагребиус? – спросил ошарашенный не меньше других, Джекки Чесней.

- Мандатрахулос! – сверкнула глазами донна Роза. – Говорят, что он сбежал из исправительного детского дома в возрасте десяти лет в поисках папаши, - сообщила она. – С тех пор, о нем никто не слышал, а в детском доме помнят только то, что воровать он начал раньше, чем научился ходить. Перед побегом он прихватил приходскую кассу, при котором находился приют, но это неважно! Нам надо решить, что нам делать! Провести, так сказать, мозговой штурм.

- Да, Брассет, голубчик, принеси нам бараньи мозги! – сразу же нашелся сэр Френсис. – Интересно, куда же подевался Брассет.

- Дорогой сэр Френсис, вам незачем требовать бараньи мозги, их у вас и так с избытком, - съязвила донна Роза.

- Дорогая! Нам ничего не остается делать, кроме как напиться до бесчувствия! Поверьте моему солдатскому опыту! – заявил сэр Френсис.

- Сэр Френсис! – вскричала его жена. – Побойтесь бога! Какой пример вы показываете нашим детям! Я решительно приказываю Вам заткнуться!

- Благодаря своему опыту я выжил в песках Индии и джунглях Сахары! – заявил сэр Френсис, прихлебывая шнапс из своей походной фляжки, - Или наоборот, я точно не помню. Пу-рум! Пурумпумпумпумпум! Пу-рум! Пурумпумпумпумпум! – попытался изобразить военный марш сэр Френсис.

При первых звуках имитируемого военного марша, Энни и Бетти немедленно очнулись.

- Сэр Френсис! – слабым голосом начала Энни.

- У меня ужасно болит голова от вашего марша! – вторила ей Бетти.

- Мне этот марш уже во сне снится! – поддержала их миссис д’Альвадорес - Чесней.

- Посмотрим, что у вас заболит, когда наш особняк продадут за долги, - изрядно захмелевший полковник Чесней был уже не в состоянии учтиво выражаться.

- Ах, мы вышли замуж за нищих! – воскликнула Энни, вновь лишаясь чувств.

- Да прекратите падать в обморок, - жестко приказала донна Роза таким тоном, что ей позавидовал даже сам полковник Чесней.

- Надо выработать решение, а не тонуть в слезах.

- Мне ничего не приходит в голову, - после мучительных раздумий, отражавшихся на его лице в виде идиотских ужимок и миганий, выдавил Чарли.

- Вынужден признаться мне тоже ничего, кроме несчастного случая с адвокатской конторой, в голову не приходит, - отозвался мистер Джекки Чесней.

- О, у меня, как раз есть пушка! – обрадовался полковник Чесней, отрываясь от своей уже пустой фляжки. – Я ее вывез из Индии и тайно закопал в саду.

- Это не выход. К тому же, если бы Вы, мой дорогой муж, умели бы стрелять из пушки, дом судьи Криггса давно был бы разнесен в щепки, - заявила донна Роза, незаметно добавляя в кофе мужа слабительное. Так она пыталась отучить его от пьянства, но задубевший за годы службы желудок ее мужа не поддавался на столь слабое воздействие.

- Значит, у нас нет плана, - со вздохом заявила донна Роза, и принялась закуривать сигару.

Энни и Бетти после этих слов в очередной раз лишились чувств.

- Эврика! – вскричал мистер Джек Чесней. – Мы же еще не спросили совета у Брассета.

- Брассет! – в ужасе все вспомнили о том, что тот свалился в пруд. Разом вскочили и бросились к пруду даже потерявшие сознание Энни и Бетти. Их взорам представилась удивительная картина.

Дворецкий стоял на дне пруда вместе с подносом. На подносе вместе с графинчиком лежали соломки для коктейлей. Через три соединенных между собой соломки, дворецкий и дышал, как заправский агент 007.

Когда его вытащили со дна пруда, то оказалось, что дворецкий мертвецки пьян. С его слов выходило, что он наглотался воды из озера, но его красный нос и цвет воды в графине, говорили об обратном.

- Хотел бы я знать, как он умудрился напиться под водой, - с завистью сказал сэр Френсис.

- Приведите же его в чувство! – вскричала донна Роза, глядя на начавшего горланить какую-то неприличную песенку дворецкого.

- Чарли! – воскликнул мистер Джекки Чесней. Ты же отучился целый год в медицинском колледже, пока тебя не выперли за неуспеваемость! Ты непременно должен знать, как отрезвлять пьяных!

- Да, но я учился на гинеколога, - неосторожно проговорился Чарли и тут же получил пощечину от своей жены.

- Нам похрен, на кого ты учился, приведи Брассета в чувство! – дружно вскричали все присутствующие.

- Мне нужны белый халат, гм, резиновые перчатки, для того чтобы, гм, произвести осмотр, - заявил Чарли.

Услышав, что его собирается осматривать несостоявшийся гинеколог, Брассет мгновенно протрезвел.

- Нет, нет, не надо, - вскричал дворецкий. – Я к Вашим услугам, донна Роза, ик-ик.

Спустя еще три минуты дворецкий, окончательно проикавшись, спросил, обращаясь ко всем:

- Кто-нибудь видел когда-нибудь этого мистера Трахпопулоса или Перетрахулоса, в общем, не важно?

- Разрази меня гром! – вскричал сэр Френсис.

- Если я правильно поняла, то Брассет предлагает выдать кого-либо за потерявшегося Попуса, - задумчиво сказала донна Роза.

- Но кого? - воскликнули Энни и Бетти.

- Да, кого? – спросил Чарли Уэйком.

- Да, дорогая, кого? – вторил им полковник Чесней, потянувшись к единственной не опустошенной до конца бутылке виски. При этом он опрокинул солонку с перцем в бокал с содовой, стоявший перед его сыном. Тот не заметил этого и одним глотком осушил его.

- Кто как не он, самая старая (и облезлая) из присутствующих здесь дам! – закашлявшись, заявил Джекки. – Кто как не этот мошенник, который столь ловко обманул эту старую сволочь, судью Криггса, благодаря которому мы с Чарли поженились, и кто, как не Бабс Баберлей, на которого мы все, гм начихали, может сыграть свою очередную шутку?

- Йез, йез! – с безумным восторгом воскликнул Чарли, пританцовывая на месте, как идиот.

- Но он сидит в тюрьме, а племянник должен появиться завтра! – встревожился сэр Френсис, незаметно доставая из - под стола очередную непочатую бутылочку.

- Брассет! – с важным видом заявил мистер Джек Чесней. – Если сегодня к вечеру мистер Бабс Баберлей не будет иметь честь отужинать у нас, я, в смысле донна Роза, не заплатит тебе жалованье! – он назидательно поднял указательный палец и уткнул его вверх. Сверху, из ветвей, свисавших из-под потолка беседки, прямо на палец упала кучка птичьего кала. Веселая ворона, случайно залетевшая под крышу беседки, облегченно взмахнула крыльями и улетела. – Ах, птичка! – заявил Джекки, пытаясь смахнуть липкую птичью какашку с пальца. Неосторожное движение и кучка летит в лицо донне Розе.

Все ахнули. Сэр Френсис закрыл голову руками и спрятался под стол.

- Джекки! – буквально взрычала его жена. – Что ты себе позволяешь!

- Ах ты мерзавец, недоумок, сын кретина! – вскричала разъяренная донна Роза и принялась подручным средством – зонтиком от солнца выбивать пыль из несчастного мистера Чеснея - младшего. Ее примеру немедленно последовала жена Джекки.

- Брассет! Вы еще здесь? – вскричал мистер Чесней, проносясь мимо. – Я думал, что вы уже копаете подкоп, - с этими словами он пнул дворецкого и побежал дальше, спасаясь от разъяренных женщин.

Брассет учтиво буркнул «Да, сэээр» и поплелся по дорожке, почесывая ушибленное место.

Сэр Френсис со словами «Это надо отметить» выудил из кустов позади беседки очередную припрятанную бутылочку виски.

- Ну что, гинеколог, выпьем? – предложил он покрасневшему, как рак Чарли Уэйкому.

Перенесемся же из прекрасного особняка Чеснеев в тюрьму, где коротает свои дни несчастный Бабс. Обрисуем же, что же из себя представляет исправительно-трудовое учреждение Англии конца двадцатых годов (с точки зрения автора, естественно).

Тюрьма Мурдерхауз располагалась на одном из островов близ побережья, на спорной территории между Англией и Северной Ирландией. Остров был так мал, что вся его территория была занята зданием тюрьмы, воротами и забором вокруг здания. В связи с нехваткой территории, колючая проволока по периметру была обмотана вокруг столбов и пулеметных вышек, стоявших прямо в море, метрах в десяти от берега.

Мрачный подонок и головорез, некий Джон Стингам весело проводил время у окна своей камеры, смачно харкаясь. При этом он страстно хотел попасть в одного из надзирателей, которые превратили свое пребывание в курортный рай и слонялись по тюремному двору в плавках и купальных полотенцах, часами просиживая в шезлонгах. Заключенных же годами томили в их камерах, заставляя летом смотреть на купальный, а зимой на лыжный сезон надзирателей. Заключенных выпускали наружу только весной и осенью, в самую слякоть, для уборки территории. В отместку, зеки проводили свой чемпионат по плевкам на дальность и точность. Первый приз – месяц карцера можно было завоевать, попав в директора тюрьмы. Второй и третий призы составляли две недели и неделя карцера за попадание в старшего надзирателя и часового. Для зеков карцер являлся настоящим раем, поскольку зимой и летом на это время они могли отдохнуть от созерцания ненавистных рож, а весной и осенью давало возможность отлынивать от работы. Единственным неудобством были килограммы звездюлей и неструганые доски кровати, на которых приходилось спать голышом – одежду у чемпионов (обитателей карцера) отнимали. Ко всему прочему, карцер находился в подвале под той частью кабинета директора тюрьмы, в которой находился личный туалет начальника тюрьмы, так что для бедного карцерника с потолка ежедневно (начальник любил поесть и попить) извергались потоки нечистот. Волей-неволей, все это приходилось убирать самому обитателю карцера в небольшое воронкообразное отверстие для слива подобной гадости, располагавшееся под привинченной кроватью. Однако даже то, что нечистоты приходилось убирать железным ломом, не останавливало никого из заключенных, тех же, кто не участвовал в играх, считались стукачами.

Дошло до того, что стукачи, чтобы их не заподозрили, были вынуждены плеваться вместе со всеми заключенными, так что в придачу к тридцати серебренникам за свое иудство, они получали еще по полкило тех самых, что начинаются на «пи…» и заканчиваются на «...лей».

Джон Стингам был многолетним бессменным чемпионом тюрьмы. Его кожа была похожа на дубильную доску, а причинить ему боль было столь же трудно, как и пытаться ограничивать рождаемость китайских кроликов, которые такого насмотрелись в китайских селениях, а что именно, догадайтесь сами. Благодаря своему таланту, Джон Стингам завоевал в тюрьме такой же авторитет, как и у Джека Потрошителя. Ходили слухи, что раньше он был боксером и попал на виселицу за десяток-другой нокаутов со смертельным исходом. Когда же приговор приводили в исполнение, виселица сломалась, а Стингам, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, чуть не разорвал оторопевшего палача пополам голыми руками. Стоит ли говорить, в каком страхе он держал всю тюрьму.

Именно к нему в камеру и посадили мистера Баберлея. Постоянные издевательства над собой в виде вбитых снизу деревянной скамьи гвоздей и спичечно-балалаечной филармонии по утрам, вкупе с ежедневными посылками от судьи Криггса (старая сволочь присылал ему одно и то же – самодельную виселицу с восковой фигуркой) доводили его до сумасшествия. Стингам не оставлял своих шуток ни на минуту, придумывая такие «развлечения» как помочиться в тарелку супа Бабса или замачивания, якобы для стирки, полосатой робы мистера Баберлея в ведерке с парашей. Отдых для Бабса наступал только после очередного чемпионства Стингама по харкательным играм с отбыванием призового срока в карцере. За это время Бабс Баберлей успевал прибраться в камере и подготовить парочку-другую сюрпризов для ненавистного сокамерника. В первый раз Стингам с удивлением увидел газету у порога и решил вытереть об нее ноги, но с негодованием обнаружил, что под газетой коварный Бабс спрятал небольшое (полкило) количество отходов человеческого организма.

- ПАСТЬ ПАРВУ! – заревел он, пытаясь встряхнуть с башмака прилипшую гадость.

- Порву надо кричать через «о»! – назидательно заявил Бабс, спрятавшись под своей кроватью. – И вообще, только идиот не заметил бы кучу какашек, прикрытых газетой. Параша уже полна, а чтобы ты не наступил, я написал на газете «Какашки».

Стингам уже разодрал на себе робу, готовясь расправиться с Бабсом, когда до него дошел смысл слов, сказанных сокамерником.

- Ты это че, правда? – по его щеке прокатилась слеза. – Но я это, читать не умею.

- О, я тебя запросто научу, как пишется «какашка», как пишется «Джон Стингам – король плевков» и другие важные слова, предложил Бабс.

Однако, вскоре Стингам уже забыл то почтение, которое испытывал к Бабсу и вновь начал досаждать ему. Наш герой тоже не остался в ответе и научил его писать фразу «Джон Стингам – кретин», заверив, что тот пишет «Джон Стингам – король». Стингам за месяц исписал этой фразой полтюрьмы, выламывая каждый раз для этого дверь камеры. Его должны были сажать за это в карцер, но начальник тюрьмы так смеялся, что решил его не наказывать.

Бабсу в итоге еще и досталось от Стингама, который в благодарность за обучение обломал спинку кровати об его же спину. В ответ он, встав пораньше, провел оголенный провод из лампочки к ведерку с парашей. Поэтому рано утром вся тюрьма была разбужена диким ревом Стингама, помочившегося на электропарашу. Чемпиона отправили в карцер транзитом через тюремный лазарет, а Бабс получил очередную передышку.

Так прошел год. Стингам и Бабс поочередно сменяли друг друга в лазарете и карцере. Одной из последних шуток Бабса было проведение электричества к железной двери. Надзиратель, Косой Хэнк со странной фамилией Падлус, принялся косить пуще прежнего, и вдобавок начал заикаться. Вбежавшие затем в камеру его коллеги с дубинками не стали разбираться и навешали хороших (ну, тех самых) обоим.

Первым в лазарете проснулся Стингам и, схватив первое, что попалось ему под руку, клизму, стал как-то нехорошо посматривать на Бабса. Тот, недолго думая, отсоединил капельницу к которой был подсоединен Стингам и опустил ее конец в утку, заставив груду мускулов дергаться как эпилептика.

Прибежавшие затем врачи, увидев это, повалились на пол от хохота, держась за животы. Стингам разъярился и принялся харкаться направо и налево, в результате чего стекла очков главврача лазарета украсились смачными плевками, а неосторожно раскрывшему от негодования рот его помощнику и вовсе угодило в самое горло. Бедняга захрипел, схватился руками за шею и, выпучив глаза, задохнулся.

«Смерть хирурга Херомантоуза наступила в результате попадания плевка в другое горло» - гласил протокол вскрытия. Пуще всего возмущался местный следователь, он же местный прокурор, в чьи обязанности входило расследовать преступления, совершенные на территории тюрьмы.

- Как же я докажу судье и двенадцати придуркам, что этот ублюдок Стингам насмерть заплевал доктора Херомантоуза? – вопрошал он, брызгая слюной на главврача, принесшего протокол вскрытия.

- Это ваши трудности, - отрезал тот. – А у меня сейчас другая проблема – где купить растворитель для очистки стекол очков.

После этого обогнать Стингама в первенстве тюрьмы не мог уже никто. Хотя многие сорвиголовы и пытались повторить его подвиг, плюя надзирателям в рот, как только те его открывали, чтобы выругаться или рыгнуть, но насмерть заплевать тюремщика не удавалось никому. Напротив, разъяренные надзиратели забили насмерть пятерых подобных претендентов, создав вокруг них своеобразный ореол мученичества.

Единственный, кто извлек из всего этого пользу, был наш любимый «тетя» – Бабс Баберлей. Он неплохо отдохнул в отсутствие Стингама, которого пытались осудить к виселице, но трижды адвокат без труда отбивал все обвинения, утверждая, «что захлебнуться в плевке это все равно, что утонуть в только что извергнутых экскрементах, накакать же больше, чем ты сам есть невозможно, а следовательно утонуть в нем можно только по собственной инициативе, посему уважаемый прокурор может попытаться провести следственный эксперимент в зале суда или открыть соревнования под девизом «Какай как мы, какай с нами, какай больше нас», до тех пор же, пока не доказано обратное, я буду стоять на своем, а именно, что мой подчиненный чист перед законом как стеклышко на очках главврача после применения растворителя».

Следует ли говорить, что каждый раз он доводил прокурора до стадии белого каления, а присяжных до неудержимого хохота; эту роль автор бы доверил Джиму Кэрри, поскольку адвокат все, что говорил сопровождал всевозможнейшими ужимками, гримасами и непристойными жестами, а именно в части предложения прокурору произвести в зале суда эксперимент собственноручно (в смысле собственнозадно) по утопанию в его же, прокурорских, а потому, наверняка, благоухающих, как иерихонская роза, экскрементах.

Звали этого адвоката очень по-пролетарски - Джон Буль, и он являлся прямым потомком того Джона Буля, которого вздернули на виселице за то, что в Лондоне не осталось ни одного жителя, которого он бы как следует, по полной программе не обругал, включая королевское семейство.

Вернемся же к Бабсу. Постепенно описывая то, как он провел целый год с того момента, как мы с ним расстались, мы подошли к тому моменту, когда перед Брассетом встала страшная, можно сказать неразрешимая проблема – как вытащить Бабса из тюрьмы.

Чтобы решить ее, наш доблестный дворецкий прибег к помощи спорта, а именно – футбола, поскольку узнал из газет, что министр юстиции является, по-совместительству, генеральным менеджером, тренером и президентом Чарльтона – захудалого клуба первого дивизиона Англии (премьер-лиги тогда не было), который за два года руководства довел команду до последнего места в турнирной таблице.

- Сэр, - обратился Брассет к мистеру Чарли Уэйкому. – Мне нужен Ваш идиотский костюм, а также тот, идиотско-рыжий галстук, который Вы надеваете, когда идете в гости. Все это нужно мне для представительности, я направляюсь в министерство юстиции.

- Но я купил костюм у портного Ее Величества, а галстук я привез из самого Оксфорда! – запротестовал Чарли.

- Сымайте! – в ответ заявил Брассет.

- А ну, сымай, гинеколог хренов! – заорал мистер Джекки Чесней, услышав разговор. – Если не снимешь сейчас, потом будешь снимать одежду за деньги!

- почему? – поправляя очки, еще больше удивился Чарли.

- Потому что мы окажемся на мели и придется тебя трудоустроить в театр мужского стриптиза, - не колеблясь ни секунды, объяснил Джекки.

Мистер Уэйком так поразился услышанному, что безропотно отдал всю свою одежду, оставшись только в трусах цвета лиловых перемен (на лице умирающего от чумы).

Брассет с достоинством облачился в сброшенную одежду, напялил еще и идиотскую шляпу Чарли и, хлопнув дверью, вышел на улицу.

- Чего-то не хватает, - подумал он, глядя на седоватого джентльмена, который деловито торговался с проституткой на углу дома. – Ну, конечно же! – Брассет стукнул себя по лбу, а подойдя поближе, седовласого джентльмена по шее. Тот упал, как мешок с картошкой, а дворецкий подобрал его трость с набалдашником.

- То, что надо! – подумал Брассет, нанося удар набалдашником по голове второго участника торгов – проститутки, оказавшейся при ближайшем рассмотрении накрашенным мужчиной в женском платье.

- Такси! – заорал Брассет, размахивая тростью.

Перед ним немедленно остановился старый рыдван, не разваливавшийся на первый взгляд только потому, что его недавно покрасили.

- В министерство юстиции! – приказал Брассет, залезая в старый рыдван.

Шофер с готовностью вжал педаль газа в пол. Машина затряслась, как суслик в предчувствии случки, пыхнула через выхлопную трубу и понеслась вперед, гремя железом.

Спустя десять минут старый рыдван остановился напротив здания министерства.

- Это была срочная полицейская необходимость! - заявил Брассет, вылезая из машины.

- Чего? Плати давай, а то в морду получишь! – заорал шофер.

- Я не буду платить, - вежливо объяснил Брассет, с силой захлопывая дверцу, после чего рыдван принялся рассыпаться как карточный домик. Один миг и шофер оказался сидящим по колено в металлоломе, который назвать машиной было нельзя даже при внимательном обследовании. – К тому же, нет машины – нет денег! – радостно добавил дворецкий. И, на всякий случай, огрел шофера тростью по голове. – Извините, сэр, - добавил он, делая вид, что заботится о состоянии здоровья шофера, на самом же деле, он весьма профессионально обчищал тому карманы.

- К мистеру Пендлтону! – не допускающим возражений тоном, заявил Брассет.

- Все так говорят, - отозвался констебль, преграждая ему путь.

- У него умерла теща, и если он узнает, что какой-то недоумок не разрешил рассказать ему об этом в тот же час, - многозначительно начал Брассет.

- О, поздравляю вас, это первая хорошая новость за полгода, скажите, что вас без промедления пропустил сержант Чипс, это я. Второй этаж, напротив женского туалета! – напутствовал констебль, взяв под козырек.

Дворецкий с достоинством поднялся наверх и с изумлением уставился на архитектуру, вернее, планировку второго этажа. На этаже было расположено всего два кабинета – дамская комната, только пройдя через которую, можно было попасть в кабинет мистера Пендлтона. Если судить по мизерным размерам дамской уборной и величине здания, то можно было предположить, что кабинет министра юстиции занимал почти весь второй этаж. Немало подивившись этому, Брассет толкнул дверь и вошел внутрь.

И очутился в большом кабинете, размером с футбольное поле, в центре которого восседал сам мистер Пендлтон. Вдалеке виднелись футбольные мячи и ворота с сеткой. На стене висела огромная таблица из черного дерева с результатами матчей команд первого дивизиона Англии, выполненных золотыми буквами. Повсюду были разбросаны скомканные и разорванные газеты с кричащими заголовками «Чарльтон – мудаки», «Президент Чарльтона – ублюдок!», «Министра юстиции в отставку!, Тренер Чарльтона недостоин тренировать даже сборную Бразилии, за которую играют очень много диких обезьян».

- Грязные недоноски! – воскликнул Пендлтон, отбрасывая от себя очередную газету.

- Совершенно с Вами согласен, сэр! – угодливо заявил Брассет.

- Траханные ублюдки, мать их! Занимаются бумаголожеством вместо того, чтобы писать о моем тренерском мастерстве!

- Я хожу на все матчи Чарльтона и хочу сказать, что целиком поддерживаю Вас в стремлении создать великую команду! – подхалимски сощурив глаза, сказал дворецкий, не прекращая теребить свой, в смысле уэйкомский, галстук.

- Так это Вы? – радостно вскричал Пендлтон и принялся трясти руку Брассета так, словно хотел ее оторвать.

Дворецкий тоже изумленно уставился на министра, но быстро пришел в себя, увидев огромный заголовок в газете, только что отброшенной министром: «На десяти последних матчах Чарльтона средняя посещаемость составила 1 человек!» Брассет быстро вспомнил, что в статье говорилось о каком-то спившемся учителе физкультуры, потерявшем чувство реальности и регулярно посещавшего футбольные матчи.

- Я так мечтал с вами познакомиться! – министр радовался как ребенок.

- Я тоже, - нашелся Брассет. – Но я пришел сюда не только за этим. Не только за этим, хотя я Вас уважаю! Вы знаете, как я Вас уважаю? Нет? Очень хорошо. В то время, когда Чарльтон благодаря судейскому произволу и необъективной прессе прозябает на последнем месте, звезда, я повторяю, ЗВЕЗДА С БОЛЬШОЙ БУКВЫ, сидит в неволе по пустяковому обвинению! Доколе это будет продолжаться? Доколе писаки будут обсирать славное имя Пендлтона?

- Да, да, - распалялся Пендлтон, то и дело подпрыгивая на месте от возбуждения.

- Что мы должны сделать? – вскричал Брассет.

- Да, что мы должны сделать? – вторил ему Пендлтон, размахивая своими кулаками.

- Мы должны потребовать от министра юстиции отпустить Бабса Баберлея и мы потребуем, во имя Чарльтона! – как заклинание, прокричал дворецкий, вытаскивая из кармана свежекупленный шарф с цветами Чарльтона и принялся трясти им, словно шаман свежесодранным скальпом.

- Да, да, да, да! – кричал Пендлтон. – Но секунду, министр это же я! Так не пойдет. Вы не можете просить меня сделать это, - он вдруг успокоился и потух, словно костер на который помочился слон.

- Просить! – фыркнул Брассет. – Я не обычный человек! – и в подтверждение схватил стул и выбросил его в окно. – Я фанат! А мы фанаты не просим! Мы требуем! А кто не с нами, тот против нас, мы ему жопу порвем!

- Да, да, - министр восхищенно смотрел на Брассета и в6новь принялся распаляться. – Мы щас подведем его под амнистию, фальсифицируем кое-какие документы, небольшой подлог, но мне насрать, я тоже фанат! А если плохо сыграет в сегодняшнем матче, я его по ошибке повешу! Будет знать, как плохо играть!

Дворецкому это не понравилось, и он в знак протеста высморкался в занавеску, но благоразумно промолчал.

- Уверяю тебя, братан, - заявил Брассет, - Хуже чем сейчас, все равно не будет! Я могу называть тебя Пендлягой, братан? – доверительно, положив руку министру на плечо, сказал Брассет.

- Если Чарльтон сегодня не проиграет, то ты можешь называть меня стариной Пендли, совершать мелкие и крупные хулиганства, и даже, - его голос дрогнул, - даже парочку раз кого-нибудь изнасиловать! – возбужденно вскричал Пендлтон. – Вот пустой бланк с моей подписью и печатью, - он взмахнул им, словно знаменем. – Но если ты братан, фуфло гонишь, из тюрьмы вовек не выйдешь! – пообещал он.

- Значит та, если сегодня победим, то с нашей «суперзвезды» снимаются все обвинения и он выходит на свободу? – уточнил Брассет, лихорадочно размышляя о том, как выпутаться из этой ситуации.

- Да, да, да, да!!! – закивал Пендлтон. – Ну, поехали за суперзвездой. Я сейчас вызову эскорт и поедем. Это здорово, мы еще никому жопу не рвали, только нам, - сообщил министр юстиции, напяливая на себя фанатский шарф.

Спустя три часа Брассет и Пендлтон уже сходили на берег острова-тюрьмы. Град плевков и ругательств обрушился на них из зарешеченных окон камер. Дворецкий лишний раз порадовался за то, что захватил с собой из приемной министра бесхозный зонтик. Министр с удивлением уставился на струи плевков, стекающих с зонта.

- У меня всего одна просьба, - доверительно зашептал Брассет на ухо Пендлтона после того, как директор тюрьмы собственноручно (собственноязычно) вылизал зонтик министра в его присутствии, после чего отправился в лазарет, залечивать свои синяки и ушибы (дворецкий, одолжив зонтик у министра, одолжил ему на время свою трость с набалдашником).

- Еще хоть один плевок, я тебе эту трость в задницу засуну, - сообщил министр директору тюрьмы напоследок. – Прихвати сюда заключенного Баберлея! – это уже он обратился к заместителю директора.

- Если через три минуты его здесь не будет, - решил вставить словечко Брассет, - Мы со стариной Пендли вот этот зонтик тебе в зад запихнем и откроем!

- Он будет здесь через две минуты с половиной! – затрясся заместитель, побледнев как полотно.

- А ну, бля!! – заорал он, врываясь в караулку. – Чтоб через минуту этот заключенный, - он взмахнул бумажкой, - Был здесь, сфинктеры рваные!

Топот ног надзирателей, выбитые двери в больнице и спустя полторы минуты в комнату буквально впихнули (впинули!) Бабса.

- Все вон!!! – заорал Брассет, освоившись в новой роли. Всех, включая даже Пендлтона, как ветром сдуло.

- Узнаешь? – спросил Брассет.

- Брассет! – вскричал Бабс. – А, его тон стал угрожающим. – Вам опять понадобилась «тетя». – Но я не согласен! Мне настогребло изображать из себя стерву не первой свежести в начале климакса!

- В начале? – удивился дворецкий.

- Все равно, я мужик а не баба! – заявил Бабс.

- А, ну тогда извини, я думал, что тебе надоело здесь сидеть, - снисходительно объяснил Брассет, делая вид, что уходит. – Да, кстати, нам нужен мужик с яйцами, а не то, что ты сказал. Но раз ты против, тебе здесь нравиться, то я умываю руки.

- Стой! – вскричал Бабс. – Я слушаю тебя.

- Тогда так. Для министра юстиции ты суперзвезда английского футбола, сегодня ты играешь за Чарльтон. Если Чарльтон сегодня не проиграет, ты свободен, если нет, извини, министр обещал тебя повесить под соусом судебной ошибки. Нехер, говорит, плохо играть!

- Ты с ума сошел! – схватился за голову Бабс. – Я даже правил не знаю!

- У нас три часа до начала матча, вот тебе сборник правил.

- Да я читал про этот Чарльтон, они же все матчи просрали! – возопил Бабс.

- У нас нет времени на причитания! – наставительно заявил Брассет. – Сегодня на матче будет аншлаг. – Я позвонил донне Розе, в случае победы каждый болельщик получит по стакану виски бесплатно, так что представь, что они с тобой сделают, если ты их обстебаешь на стакан. Зато поддержка будет бешеная! – обрадовал его дворецкий.

- С кем хоть играем? – спросил удрученный толстячок.

- Да, пустяки, это всего лишь Уимблдон, прошлогодний чемпион, - «успокоил» его Брассет. – Идем, нас ждут великие дела!

- Господи, сделай так, чтобы я остался жив! – захныкал было Бабс, но тут же взял себя в руки. – Я вам всем покажу!

За час до начала игры.

В раздевалку Чарльтона бодрым козлиным шагом, вприпрыжку вбежал президент Чарльтона мистер Пендлтон. За ним размеренной походкой дворецкого шествовал Брассет, за ним изрядно похудевший Бабс, вращая в руках тросточку с набалдашником, словно Чарли Чаплин. Находившиеся в раздевалке футболисты немедленно отложили карты, кости и полупустые бутылки с пивом, тупо уставившись на вошедших.

- Познакомьтесь, это ваш новый тренер, - заявил мистер Пендлтон, подпрыгивая на месте от возбуждения и указал на Брассета. – А это наша новая суперзвезда, как там его, - он вопросительно взглянул на Брассета.

- Попус Мандатрахулос, - неожиданно нашелся Брассет.

В раздевалке раздался дружный гогот. Он еще более усилился, когда оскорбленный Бабс сбросил плащ и оказался в спортивной форме – футболке, сквозь которую ясно просматривалась любовь к пиву и трусы до колен.

- Заткнуться!!! – заорал новый главный тренер Брассет. – Я все про вас знаю! Вы все ублюдки и подонки, но вы выиграете сегодня! Посмотрите на себя! Вы – неудачники, ошибка природы. Но сегодня, - Брассет открыл шторы в окне раздевалки, - Сегодня полный стадион болельщиков, которые поверили в вас, в меня, в него, - он ткнул пальцем в «Попуса», - И в нашего президента Пендлтона! – Брассет перевел дух, отхлебнув из своей походной фляжки, которую носил за пазухой. На всю комнату распространился запах коньяка. – И эти болельщики, все до единого, поставили на Чарльтон деньги, последние деньги! Так что я вам не завидую, если десять тысяч разъяренных подонков и головорезов (а мы бесплатно распространили билеты по тюрьмам всей Англии) потеряют из-за вас хоть один пении! Зато если победите, каждый из вас получит премию – бесплатный ужин сегодня вечером плюс почетная грамота министерства юстиции с правом на одноразовое изнасилование, - дружный рев изумленных игроков заставил подскочить на месте президента клуба. – Наш сегодняшний спонсор – донна Роза д’Альвадорес-Чесней установила каждому из вас прибавку к будущей пенсии в целых три пенса! Я в вас верю, в вас верят десять тысяч фанатов и вы сами в себя поверите! А если опять проиграете, каждого из вас посадят в тюрьму на три года, мистер Пендлтон обещает!

Потрясенные до глубины души футболисты слушали Брассета, раскрыв рты.

- Теперь план на игру, - продолжал дворецкий. – В воротах Джонс по кличке Бубль-Гум. В защите четыре брата-близнеца Дрючмана, кто где играет, объяснять бесполезно, все равно никто вас не различит; если же из-за одного забьют гол, то болельщики линчуют всех четверых. В середине поля играют Костолом Гадс, Шутник Сранк и Вонючка Роджер. Впереди Попус, слева Харн, справа Дум.

- А я?

- А мы? – воскликнули остальные игроки.

- А вы семеро, остаетесь в запасе сегодня, вам особое задание. Подойдете к основному составу Уимблдона, повторяю, к основному, а не к таким же как вы неудачникам из запаса, так вот, каждый пнет коваными бутсами, я их специально принес, - тренер вывалил тяжелую обувь на пол, едва не проломив пол, - соперника по коленной чашечке. Каждый должен вывести из строя по игроку, кто с этим не справится, будет лишен зарплаты за этот месяц. Далее, как только мяч окажется у вас, вы сначала пинаете им изо всей силы в пах соперника, и пока тот загибается на газоне, бежите дальше и отдаете пас. Самое главное, мяч доставить до Попуса, а уж он забьет. В защите не гнушайтесь ничем, на полном скаку (в смысле бегу) наступите бутсой на пятку противника, перелом обеспечен. Теперь вратарь. Если пропустишь хоть один гол, после матча привяжем тебя к воротам и будем вбивать в тебя голы! Если в наши ворота назначат пенальти, вот специальный чугунный мяч, покрашенный под кожаный, обязательно подмените. Каждый игрок должен взять на игру по горсти с красным перцем с толченым стеклом и бросить в лицо сопернику, если тот попробует прорваться к нашим воротам.

Тем временем, пока длился этот поучительный для многих тренеров диалог, на трибунах стало шумно. Там и сям раздавались крики.

- Это бьют фанатов Уимблдона, - пояснил Брассет, взглянув в окно. – У мистера Чеснея младшего и мистера Уэйкома есть кое-какие счеты с председателем клуба болельщиков Уимблдона Криггсом.

- Это все замечательно! – воскликнул Пендлтон. – Но что делать с судьей, он же полкоманды удалит.

- А вот приказ о повешении судьи, напечатанный на обратной стороне красной карточки. Необходима лишь подпись министра юстиции!

Пендлтон хрюкнул от восторга и размашисто расписался на красном квадратике.

- А это желтая, - сказал Брассет, демонстрируя желтую картонку. – На ней написано, что по приговору суда судью приговаривают к повешению с последующей конфискацией всего имущества, включая рваные трусы с заплаткой. – Ну вот и все, отнесите форму судье, - деловито сказал Брассет, запихав желтую и красную картонку с подписью министра юстиции в нагрудный карман судейской формы. Пендлтон с готовностью схватил форму и выбежал из раздевалки.

- Ну что, орлы! – вскричал Брассет, оглядевшись вокруг. – Пора порвать кое-кому жопы! – дружный рев поглотил его слова напутствия. Команда выбежала на поле.

Их соперники, уимблдонцы, уже с полчаса пинали мячик, пораженные до глубины души. Все трибуны были заполнены до отказа подозрительными личностями, при первом взгляде на физиономию которых, хотелось бы иметь при себе револьвер. На многих лицах была написана такая ненависть, что хотелось все бросить и бежать без оглядки. В различных секторах виднелись самодельные плакаты и транспаранты с надписями «Чарльтон – короли, Уимблдон – параша!», «Кто болеет за Уимблдон, тот педрила и гондон», «Кто не верит в Чарльтон, тех зарежем и убьем!». Там и сям били одиночных болельщиков уимблдонской команды, привыкших безнаказанно болеть на пустых трибунах и, вследствие этого, неосторожно рассевшихся по всему стадиону.

Появление футболистов Чарльтона несколько успокоило уимблдонцев, но ненадолго, потому что группа запасных игроков Чарльтона подбежала к ним, чтобы крепко пожать руку и пнуть по коленной чашечке кованой бутсой. Некоторые ухитрились сделать это дважды. Кто руки, кто коленную чашечку.

Судья увидев это, немедленно полез за красной карточкой, но предъявив ее одному из наиболее рьяных запасных хозяев, так поразился, что тут же спрятал ее обратно. Спустя пять минут, семерых футболистов основного состава Уимблдона унесли на носилках, их места заняли запасные. Судья тем временем обратился к констеблям и семерых героев засадили в черные воронки. Трибуны взорвались неодобрительным гулом. Кое-где, в знак протеста, болельщиков Уимблдона посадили на флаг, словно на кол. Возникший шум был разорван звуками свеженаписанного гимна футбольного клуба Чарльтона, который визгливым голосом исполнял сам мистер Пендлтон.

(Исполняется на мотив «…и вместо сердца пламенный мотор…»

Спустя минуту, судья начал матч. Трибуны взревели, подбадривая себя и футболистов. Болельщики орали, кто во что горазд. Нестройная какафония, сквозь которую отчетливо слышалось только «Чарльтон» и крики распинаемых болельщиков Уимблдона, подстегнула обе команды.

Нападающий Уимблдона сразу же, получив мяч, рванулся вперед. Ему навстречу выскочило сразу четверо близнецов. Раздался страшный крик и хруст костей. Защитники столкнулись и разбежались. Один из них вынес мяч подальше. На месте столкновения остался сиротливо лежать лишь нападающий гостей.

Судья громко свистнул и полез за желтой карточкой.

- Кто из вас наступил ему сзади на пятку? – грозно спросил он у близнецов Дрючманов.

- Он! – показали они друг на друга.

- Ах так! Нате! – воскликнул судья и взмахнул желтой карточкой. Прочтя то, что на ней написано, он молча запихнул ее к красной и, решительно застегнул карман.

Нападающего Уимблдона унесли с поля на носилках. Диагноз врачей был неутешителен – тройной перелом обеих стоп с двойным смещением вокруг своей оси.

Штрафной потрясенные гости пробили гораздо выше ворот.

Вратарь Чарльтона радостно ввел мяч в игру. Шутник Сранк исподтишка толкнул соперника и, отобрав мяч, длинным пасом вывел Бабса на линию штрафной. Там его встречали трое защитников, но горсть перца с толченым стеклом, которую он швырнул им в лицо, перед ним лишь вратаря. Наш герой прокинул мяч вперед и побежал забивать гол. Вратарь с усмешкой накрыл мяч в прыжке и… получил бутсой по голове. Это Бабс попытался забить гол, но не попал по мячу.

- Еще раз так сделаете, будете удалены! – вскричал судья, громко свистнув Баберлею прямо в ухо.

- Еще раз свистнешь, я тебе свисток в задницу запихну! – пообещал в свою очередь Бабс. Судья полез было за карточкой, но, вспомнив о чем-то, сделал вид, что оглох.

В следующие полчаса различные травмы получили почти все игроки Уимблдона. По полю они ходили едва ли не пешком. Судья хотел было прервать матч, но тренер Брассет пообещал во всеуслышание объявить по стадиону номер комнаты в отеле, где остановился судья и места в поезде, на котором он собрался уезжать.

Оставшееся до перерыва время, Уимблдонцы перепасовывали мяч на своей половине поля, не рискуя перейти «границу».

Второй тайм начался жестокими стычками между игроками. Уимблдон принялся использовать те же грязные приемы, что и хозяева. Спустя двадцать минут голкипер Бубль-Гум трижды спас свою команду, метнув припасенные камни в лоб нападающим соперника. В последний раз это случилось в штрафной площадке.

- Пенальти! – свистнул судья. Подоспевшие близнецы тут же выбили мяч на трибуну, оспаривая назначение пенальти. В это время, был принесен запасной мяч, как оказалось, из чугуна.

Этот удивительный факт обнаружил на свою беду второй центрфорвард Уимблдона, пробивший по мячу с такой силой, что чугунный мячик пролетел целых полметра. Незадачливого форварда заковали в гипс. Пока несчастному бинтовали сломанную ногу, кто-то на глазах у всего стадиона утащил носилки. Из-за их отсутствия форварда так и оставили валяться в штрафной площадке.

Мяч заменили и Чарльтон начал плести кружева атаки. Каждое продвижение вперед на несколько метров тяжело давалось хозяевам поля. Соперники прыгали им в ноги в грязных подкатах. Дольше всех удалось продвинуться Вонючке Роджеру, прошедшему трех соперников, пока не нарвался на либеро – огромного детину из Уимблдона, страдавшего насморком.

- Штрафной! – свистнул судья.

Нападающий Дум навесил мяч в штрафную. Там находилось все футболисты, кроме вратаря Чарльтона и закованного в гипс нападающего Уимблдона. Началась настоящая свалка, удары бутс по голени, кулаков по челюстям были слышны аж на трибунах. Бабс плюнул в лицо своего оппонента и, пока тот тер глаза, проскочил вперед. После серии рикошетов мяч отскочил к вратарю. Тот прыгнул на него, Бабс тут же бросился вперед и занес ногу.

- Нет, нет, только не по голове! – вскричал вратарь, закрывая голову руками. Мяч он, естественно, выронил и Бабс торжествующе вогнал мяч в сетку.

- Г-О-О-О-О-О-О-Л!!! – завопил Пендлтон. Весь стадион замер, словно не осознавая происшедшего.

Футболисты Чарльтона первыми из всех очнулись от спячки, вызванной тем, что последний гол они забили три года тому назад, да и то из явного офсайда.

- Да он же гол забил! – заорали братья Дрючманы, с благоговейным трепетом взирая на Бабса.

- Гол! – грянул нестройный хор остальных чарльтонцев.

- Гол бля! – заревел стадион. – Загребись!

- Гол! – пискнул судья и показал на центр.

Брассет схватил мегафон и на весь стадион громогласно объявил:

- Гол забил Попус Мандатрахулас!

В следующую секунду стадион уже ревел, хрипел и смеялся. Несмотря на все, до этого момента ни один из зрителей, даже Брассет, не верил в успех безнадежного аутсайдера. Но осознав, что до конца матча осталось всего несколько минут, весь стадион, за исключением, разве что председателя клуба болельщиков Уимблдона Криггса, вопившего, что мяч забит неправильно, ревел так, что ушам было больно.

- Судью на мыло! – завопил Криггс, но ему в рот тут же запихнули грязный носок.

Игроки Уимблдона окружили своего вратаря и принялись его бить.

Поставив мяч на центр, судья терпеливо ждал, пока уимблдонцы закончат критиковать игру своего вратаря.

Мяч с центра поля покатился вперед, на половину поля Чарльтона спустя минуту. Атака развивалась медленно, потому что многочисленные синяки и ушибы не позволяли футболистам скакать, как козликам в брачный период. Медленно, но верно, уимблдонцы продвигались вперед. Длинным пасом, одного из игроков вывели один на один, но судья зафиксировал офсайд – загипсованный форвард оказался во «вне игры».

Разъяренные гости тут же принялись пинать своего товарища, так что после матча тому пришлось загипсовывать и вторую ногу.

Воспользовавшись моментом, один из братьев Дрючманов выбил мяч в поле. Опомнившись, уимблдонцы бросились в погоню. Харн подхватил мяч и помчался вперед, но выпитое перед игрой пиво дало о себе знать. Остановившись на полпути он принялся блевать. Атака была сорвана, мяч потерян, а на Харна набросились свои же игроки. Это неожиданно вновь оставило гостей во вне игры и судья вновь дал свисток.

Уимблдонцы, на бутсах которых еще не запеклась кровь их закованного в гипс форварда, тут же набросились на судью. Чарльтонцы, увидев это, тут же бросили пинать окровавленного Харна и продолжили атаку. Увидев это, в свою очередь уимблдонцы бросились защищать свои ворота.

Судья с трудом поднялся, оглядел бушующий стадион, выплюнул выбитые зубы и увидел, что в спину рвавшегося вперед Дума полетел вырванный с угла поля угловой флажок. Заколотый чарльтонец из последних сил дополз до штрафной и испустил дух.

- Пенальти! – заорал судья и тут же пожалел об этом. Уимблдонцы вырвали второй флажок и побежали навстречу судье.

Несчастного рефери спасло лишь то, что костолом Гадс поставил мяч на одиннадцатиметровую отметку и начал разбегаться. Второй флажок тут же полетел в его сторону и вонзился ему между лопаток. Удар по мячу оказался из-за этого столь слабым, что мяч несильно покатился вперед, прямо в руки вратарю, где бы он и оказался, если бы не Бабс. Он смело бросился вперед. Увидев несущегося на него Бабса, вратарь вновь закрыл голову руками и выпустил мяч.

Наш толстячок тут же этим воспользовался и вогнал мяч в сетку.

- ГОЛ!!! – грохнул стадион.

Судья воспользовался моментом и, показав на центр, тут же дал финальный свисток. Начавшееся после этого ликование мощностью в десятки децибел оглушило всю округу. Болельщики обнимались, целовались и танцевали. Несчастного вратаря Уимблдона выбежали на поле пинать даже тренер и президент гостей. Спустя несколько секунд к ним присоединился воспользовавшийся моментом и удравший из плена судья Криггс.

Счастливый донельзя Пендлтон схватил корзинку с тухлыми яйцами и принялся закидывать ими толпу журналистов, не веривших своим глазам.

Брассет быстро подмахнул у Пендлтона нужные бумаги, схватил Бабса в охапку и скрылся со стадиона на чьем-то автомобиле, вызывающе стоявшего прямо у выхода со стадиона.

Поздний вечер в особняке Чеснеев.

- Ну где же эти мерзавцы, - в сотый раз воскликнула донна Роза, носясь по комнате в нетерпении, словно посетитель платного туалета, стоящий в самом конце огромной очереди.

- Мистер Бабс Баберлей! – объявил Брассет, ударом ноги распахивая дверь гостиной. На пороге стоял донельзя счастливый толстячок, в очередной раз перечитывая свое помилование.

- Футбол – лучшая в мире игра! – заявил он, пряча бумаги в карманы пиджака, найденного в угнанном со стадиона авто.

- А где Джекки и Чарли? – в один голос осведомились Энни и Бетти.

- Да, где эти два мерзавца, - осведомилась и донна Роза, кивнув Бабсу так, словно они виделись не далее, чем вчера.

- А вот и они, - сообщил Брассет, увидев притормозивший кэб, из которого вывалились два нетрезвых джентльмена, которые принялись бить кэбмена вместо платы за проезд. Весь кэб был разрисован чьей-то нетвердой рукой надписями типа «Чарльтон – чимпион!». Вскоре кэбмен согласился с условиями оплаты проезда ( а именно, никакой оплаты) и был отпущен восвояси.

- Что там было, что там было! – восклицали напившиеся до чертиков в глазах Джекки и Чарли. – Уимблдонского вратаря повесили на перекладине собственных ворот свои же! Готов поклясться, что командовал этим сам судья Криггс. Говорят, что он просадил кучу денег в тотализатор, поставив на победу Уимблдона, - радостно делились свежими новостями Чарли и Джекки.

- Если бы ты, слепая пьяная свинья, ничего не видящая сквозь свои стеклышки, правильно заполнил бланки, мы были бы миллионерами! – сердито заявил Джекки. – Брассет, я бы чего-нибудь выпил.

- Я тоже! – заплетающимся языком пробормотал Чарли.

Мерзавцы! Кретины! Алкоголики! – принялась возмущаться донна Роза.

- Дорогая, к чему так обрушиваться на молодых людей, ик-ик. Я бы тоже не отказался чего-нибудь выпить, ик-ик, - сделал попытку вмешаться сэр Френсис, проснувшийся в кресле-качалке, где он дремал все это время.

- А ты заткнись! – гневно отозвалась его жена. – Знала бы, вышла замуж за Брассета. Он то, по крайней мере, пьет не на свои деньги.

Кофейник при этих словах вылетел из рук Брассета.

Покраснев как школьник, дворецкий принялся собирать осколки.

- Брассет, голубчик, - развязно отважился, наконец, высказаться мистер Баберлей. – Я бы тоже чего-нибудь выпил. Мы в Бразилии, где в лесах много-много диких обезьян, ха-ха, любим выпить, это сгубило моего, пардон, вашего, донна Роза, бразильского мужа. Да-да, дона Педро.

- И этот туда же, - взмахнула кулачками миссис д’Альвадорес-Чесней.

В это время Энни и Бетти, окончательно придя в себя, тоже посчитали необходимым обрушиться на своих благоверных. Бормоча что-то типа «я тебе покажу, козел рогатый» они принялись тыкать в них своими зонтиками. Сэр Френсис, увидев это, довольно улыбнулся. Он утопил все пять зонтиков своей жены в пруду с неделю тому назад. Как оказалось, он забыл о щипцах для льда, кои ему тут же были недвусмысленно сунуты под нос с красноречивым молчанием.

- Гляжу я на вас и душа радуется, - как ни в чем не бывало, продолжал Бабс. – Как хорошо, что я не женился на мисс Дели. А то бы и мне тыкали под ребра, или куда еще похуже, чем-то вроде гильотинки раввина для обрезания.

При этих словах Энни и Бетти тут же перестали тыкать зонтиками в своих мужей и повалились в обморок. Их мужья с благодарностью посмотрели на Бабса.

- Прекратите паясничать, - приказала донна Роза. – На ваше вызволение из-за решетки потрачена уйма денег с этим дурацким матчем,. Мы не для того Вас высвобождали, чтобы выслушивать всякие гадости.

- А для чего же еще понадобился старина Бабс? – удивился мистер Баберлей. – В прошлый раз я только этим и занимался и всех это устраивало. Об одном только жалею, - вынув из-за пазухи свежестыренную у Брассета сигару, наш толстячок закурил, - Мне так и не удалось побывать в женском туалете столько, сколько хотелось и моглось, - заявил он.

При этих словах Энни и Бетти пришли в себя.

- Фи, какое чудовище, - заявила Энни.

- Ужасный похабник и хам, - вторила ей Бетти.

- Хватит сюсюкать, ближе к делу, - выпустив клубы вонючего дыма, предложил Бабс. – А то я подумал, что меня вызволили из темницы только для того, чтобы направить в школу хороших манер.

- Я тебя уважаю! – икая через каждое слово, заявил Джекки и сделал попытку зааплодировать.

- Он настоящий джентльмен, - ик-ик, - подтвердил Чарли Уэйком и упал лицом в салат.

- Мои сигары! – удивился сэр Френсис, принюхавшись к клубам дыма.

- А ну заткнуться, словоложцы хреновы! – рассвирепела донна Роза.

- Кто-кто? – из рук Брассета вылетел и разбился чайник для заварки.

- Я сказала всем заткнуться, у нас слишком мало времени. Завтра к двенадцати господин Мандатрахулос должен появиться в адвокатской конторе «Скотски, Плотски и Глотски»!

- Но я не желаю, - заявил Бабс. – Брассет, голубчик, плесни мне немножко виски.

- Я не желаю слышать то, что вы не желаете, - отрезала миссис Д’Альвадорес-Чесней. – Я не потерплю в моем доме ничего из того, к чему Вы привыкли в вашей тюрьме. Возьмите свой язык и скатайте в трубочку, пока я говорю. Завтра нам надлежит сделать следующее.

…

- И вот, спустя много лет, Вы , Попус Мандатрахулос чудесным образом объявитесь завтра в адвокатской конторе, рассказывая всем душераздирающую историю о своей судьбе, - закончила донна Роза.

После пятиминутной речи миссис Чесней, Бабс чуть не прослезился, поскольку рассказ донны Розы удивительным образом смахивал на собранные воедино фрагменты жизни Гадкого Утенка, Маугли и Пиноккио вместе взятых.

- Может лучше все сейчас это записать и издать крупным тиражом? –- Вся Британия будет затоплена слезами домохозяек и старых дев, мы же наживемся и заживем как джентльмены.

- Ты себя с нами, истинными джентльменами не ровняй, - тонким голоском пискнул очнувшийся Чарли. – Джентльменами не становятся, джентльменами рождаются!

- Гм, интересно, Адам был джентльменом или нет? – немедленно осведомился Бабс, затушив сигару прямо об скатерть.

- Конечно! – недвусмысленно ответил очнувшийся Джекки Чесней.

- В таком случае я тоже джентльмен, потому что мои предки произошли, без сомнения, от Адама, - радостно заявил Бабс.

- Ваши предки произошли от обезьяны! – ядовито заявила донна Роза. – Поэтому, джентльменом вас не назовешь, даже если захочешь.

- Старая мымра! – подумал про себя Бабс, оглядывая миссис Чесней. – Шуебнуть бы тебя через унитаз на стульчаке, - мысленно выругался он и, теперь уже вслух, заметил, - А что будет, если я Аткажусь, да, через букву А!

- Вы не откажетесь даже через твердый знак! – сердито заявила донна Роза.

Все, включая Брассета, с изумлением уставились на миссис д’Альвадорес-Чесней.

- Но тетушка, как мы можем его заставить? – спросил Чарли и икнул.

- Да, как? – поддержал своего друга Джекки и икнул дважды.

- Да, дорогая, поделись с нами, - осушив стакан виски, присоединился к общей просьбе сэр Френсис.

- Я просто сообщу журналистам, как Пендлтон освободил уголовника, под давлением общественности помилование аннулируют, а невоспитанный хам и похабник, отправится в свою камеру, - объяснила она, размахивая кипой писем, вытащенными из-за корсажа.

Бабса буквально передернуло при этих словах.

- Боюсь, это Вам не поможет, - откашлялся наш герой. – Все присяжные ярые фанаты и не допустят, чтобы лучший нападающий Лондона протирал штаны в тюремной камере.

- Посмотрим, что будет, если присяжные окажутся фанатами Уимблдона, - хладнокровно отпарировала донна Роза. – Что Вы на это скажете, мистер Мандатрахулос?

- Я скажу, что предпочел бы не рисковать и оказать вашей милой семейке еще одну услугу, причем весьма недорого, всего за пару-тройку миллионов, - улыбнулся Бабс.

- Что? – вскричали все, включая Брассета.

- Брассет, голубчик, не стоит так кричать, я обещаю взять вас на работу, если стану миллионером.

Все с изумлением посмотрели на дворецкого. Тот расцвел как пеон в канун праздника облысевших вдов.

- Наш Брассет, похоже, выигрывает при любом раскладе, - констатировал сэр Френсис и опрокинул очередной стаканчик.

- Это грабеж средь бела дня, - посерела донна Роза. – Нет, так ни хрена не пойдет, - безапелляционно заявила она.

- Сколько ж Вы думали мне предложить? – удивился Бабс, подмигивая Энни и Бетти, сидящим прямо напротив него. Результатом стало падение молодых дам в обморок.

- Ну пять, ну десять процентов, наконец, - с интонацией Ипполита Матвеевича Воробьянинова, ответила донна Роза.

- И мои харчи, - насмешливо, с интонациями Остапа Бендера отозвался Бабс.

- При всем, ик-ик, моем уважении к Вам, ик-ик, - начал пищать своим голоском Чарли Уэйком. – Кстати, донна Роза, а чему равняется сто процентов от суммы?

- Да, ик-ик, апчхи! – поднял голову Джекки. – Читателям тоже интересно знать!

- Десять миллионов, нехотя ответила миссис Чесней-д’Альвадорес после долгой внутренней борьбы.

- Десять миллионов чего? – пискнул Чарли Уэйком.

- Естественно десять миллионов фунтов, а не десять миллионов старых чемоданов, набитых старыми галошами, - язвительно отозвался Джекки Чесней.

- Так что, запросы мои скромны, как аппетит сельского священника на званом обеде, - как ни в чем не бывало, продолжил Бабс. – Из уважения к Вашей семейке Адамс, в смысле Чеснеев.

- И Уэйкомов! – вновь пискнул Чарли.

- И Уэйкомов, - согласился Брассет. – Да хоть, Брассетов. Тьфу ты, черт. Почему я о нем вспомнил? – А, Брассет, нельзя ли нам чего-нибудь выпить?

- Нельзя, - заявила донна Роза.

- Ну так вот, я готов работать всего за два лимона, но только из уважения.

- Полтора! – в один голос заорали Джекки, Чарли, сэр Френсис и донна Роза.

- Да! – в один голос добавили Энни и Бетти, пришедшие в сознание.

- Но это чертовски трудная роль, потом у меня запланированы расходы на развод мисс Дели, не знаю, как ее счас звать, и на свадьбу!

- ????

- Что вы все на меня уставились, как будто я только что трахнул королеву? – удивился наш толстячок. – Боже трахни, в смысле, храни королеву!

- Тетушка, - с привычным апломбом начал Джекки Чесней, поправляя свой идиотский пробор. – Я думаю, что выскажу свое, в смысле общее мнение, если скажу, что два миллиона это сущие пустяки по сравнению с тем, что мы избавимся от этого чудовища, осмелившегося оскорбить самое святое, что может иметь британец – королеву!

- Королеву пик или королеву бубей? – налакавшись виски, как от молока, сэр Френсис очнулся и присоединился к разговору.

- Меня не волнуют Ваши отношения с королевой, - ответила донна Роза, нахмурившись. – Да и роль, которая сейчас Вам предложена, очень легкая. Сыграть кретина – нет ничего легче. Вы сможете делать все, что захотите, все окружающие будут считать, что это одно из проявлений кретинизма.

- Да? – обрадовался Бабс. – А можно я осную джаз-банду? Я даже название придумал – «Ведро химических чернил»! Как вам?

- Слишком сложное название, - отозвался Чарли Уэйком, осовело косясь на недопитый бокал. Название должно быть более простым и звучным и состоять максимум из двух слов, ик-ик, - он непроизвольно рыгнул, - Поверьте мне, я чуть не стал продюсером нашей с Джекки джаз-банды!

- Тогда «Ведро краски»! – додумался Бабс.

- Это неплохо, признал Чарли.

- Да хоть «Ведро дерьма», - заявила донна Роза. – Полтора миллиона и можете записать в свою джаз-банду любого из нас!

- Заметано! – обрадовался мистер Баберлей. – Первое выступление завтра вечером, уже можно продавать билеты. Мистер Чарли, если все билеты в оперный театр будут проданы, я согласен.

- А почему я? – возмутился мистер Уэйком.

- Потому что ты – продюсер, - догадался Джекки Чесней. – Ты же всю жизнь об этом мечтал, гинеколог!

- Брассет, голубчик, - добавил Бабс. – Завтра Вы играете на саксофоне, мистер Джекки на пианине, мистер Чарли на барабане, а сэр Френсис на контрабасе. Я буду играть на гитаре и петь, а дамы танцевать, иначе я не согласен.

- Дружный рев протеста, исторгнутый от возмущения, заставил Бабса удивиться.

- Вы что, играть не умеете?

- НЕТ! – хором ответили все, кроме Брассета.

- Ничего, до завтрашнего вечера много времени, успеете научиться, - с этими словами мистер Баберлей вышел из гостиной.

- Подонок!

- Ублюдок!

- Мерзкий негодяй!

- Что он о себе возомнил?

- Тихо! – командирскому голосу донны Розы позавидовал даже ее муж полковник Френсис. – Да мы на него молиться должны! Он же может все оставить себе! Поэтому, чтобы все к завтрашнему вечеру научились играть на чем-нибудь! Будете плохо играть, перестану оплачивать ваши счета, - гул недовольства тихо пронесся над столом. – Я так сказала! – с этими словами она тоже вышла, хлопнув дверью.

- Я бы чего-нибудь выпил, - в который уже раз заявил сэр Френсис, и все с ним согласились.

Описание этого дня на этом можно было бы заканчивать, если бы не судья Криггс.

- А вот и я! – как чертик из коробочки, на пороге возник судья Криггс. Точнее, бывший судья. – Что, не ждали? – его идиотские усы, порядком выдранные вместе с частью шевелюры во время матча, радостно встопорщились. – А я пришел! Я знаю, что завтра вы вылетает в трубу! А откуда я это знаю? А, донна Роза? Где донна Роза? Почему вы опять от меня ее прячете? Что за безобразие!

- Что еще за хам орет в гостиной? – на пороге появилась донна Роза. – И Вы еще смеете появляться здесь?

- Что такое? – возмутился судья Криггс. Вы не польщены оказанной вам честью видеть мою честь у вас в доме?

- Мы были бы польщены видеть вашу честь в другом месте, а именно в психбольнице доктора Дуремарио! – язвительно ответствовала миссис д’Альвадорес-Чесней.

- Что? – взревел судья. – Что она сказала? Я, что сумасшедший?

- ДА!!! – хором ответили все.

- Ах вот как, - возмутился уязвленный Криггс.- Вот вам! – он схватил со стола полкурицы и запустил в донну Розу.

- Убирайтесь прочь! – заявил сэр Френсис, пытаясь встать изо стола.

- Что? – вновь возмутился Криггс. – Сидите, сидите! – с этими словами он грубо толкнул сэра Френсиса обратно в стул.

- Мерзавец! – возопила донна Роза, почувствовав, как кусок курицы шмякнул ее по голове. – Схватив со стола солонку с перцем, она щедро выплеснула ее содержимое в лицо судьи.

- А-а-а-а! – заорал Криггс.

- Послушайте, это переходит всякие границы! – проскрипел, наконец, сэр Френсис.

- А-а, заткнись, старый осел, - немедленно отозвался экс-судья, и тут же принялся кидаться солеными помидорами.

В ответ в него полетели арбуз, дыня, яйца и даже горсть заварки.

- Оле, оле, оле, оле! – принялись напевать Джекки и Чарли, принимаясь швырять в судью многочисленные пустые бутылки, стоявшие на столе и под столом вблизи с полковником Чеснеем. – Чарльтон, чемпион!

Экс-судья, которому вовсе не улыбалась перспектива кидаться одному против всех, выхватил из-за пазухи револьвер и всадил пулю в потолок. Немедленно раздался женский визг. Это Энни и Бетти в очередной раз упали в обморок.

- Пошел вон! – нашелся, наконец мистер Джекки Чесней. – Брассет, немедленно вышвырните его отсюда!

- Это решительно невозможно, сэр! – из-за кадки с фикусом, отозвался Брассет.

- А-а, что, испугались? Это еще не все, - принялся торжествовать экс-судья. – Я тут по блату устроился в адвокатскую контору «Скотски, Плотски и Глотски», так что завтра я посмотрю, как ваши денежки уплывают в трубу, ха-ха-ха!

Раздался грохот. Это донна Роза рухнула в обморок.

Вот видите, что Вы наделали! – воскликнул сэр Френсис. – Немедленно убирайтесь отсюда.

- Я уйду, но мы завтра еще увидимся, - торжествовал новоиспеченный юрист. Выстрелив на прощание в потолок еще раз, на прощание, судья Криггс удалился, изо всех сил хряснув дверью. От сотрясения, на голову сэра Френсиса немедленно упала тяжелая люстра, почти полностью перебитая пулей. День закончился еще хуже, чем можно было представить.

Утро следующего началось еще хуже. Жуткое похмелье, навалившееся на всех, дополняла проблема судьи Криггса.

- Он же знает меня в лицо! – завопил Бабс, как только ему пересказали вчерашний разговор.

- Надо что-то придумать! – парировала донна Роза. – Я плачу Вам полтора миллиона не за то, чтобы Вы хныкали, что не можете ничего сделать!

- Да, пиздить, не мешки ворочать! – про себя подумал Бабс. – Брассет, нет ли у нас чего-нибудь выпить?

Протестующие крики миссис д’Альвадорес-Чесней и ее наперсниц, Бабс отмел сразу.

- Это поможет мне найти выход из создавшегося положения, - объяснил он.

- Скорее, это поможет Вам напиться, - заявила донна Роза, но затем, подумав, махнула рукой.

- А-а-а, кайф! – заявил Бабс, отведав стакан грубо очищенного виски. – У меня сразу же появилась блестящая идея! Даже не одна! Первая: мне надо загримироваться. Вторая: надо нанять парочку подонков, которые подобьют оба глаза судьи Криггса так, что он с трудом будет их открывать. Третья: нужен еще один подонок, чтобы сыпануть в больные глаза пару-другую щепоток молотого перца с толченым стеклом.

- Вот это да! – воскликнул сэр Френсис. – Никогда бы не подумал, что в стакане виски содержится столько идей!

- Вот это да! – воскликнул его сын Джекки. – Никогда бы не подумал, что любую проблему можно решить с помощью всего трех подонков!

- Здоров! – пискнул Чарли Уэйком и захлопал в ладоши от восторга. У всех присутствующих немедленно разболелась голова.

- Чарли, перестань хлопать, у меня начинает ломить в голове! – возмутился Джекки.

- Неплохо, неплохо, - поморщилась донна Роза. – Только где найти целых три подонка? У нас осталось часа два-три на все про все.

- А далеко ходить не надо, - объяснил Бабс, опорожнив второй стакан виски и выразительно посмотрел на всех присутствующих.

Джекки и Чарли, поднесшие по стакану ко рту, при этих словах поперхнулись.

- Что? Что он себе позволяет! – вскричали они, обнаружив, что их костюмы безнадежно испорчены от выплеснувшегося содержимого стаканов.

- Что? – возмутился даже сэр Френсис. – Паапраашу выбирать выражения в моем доме!

- А что я такого сказал? – удивился Бабс. – Выйдите на улицу, свистните только, такая толпа мерзавцев наберется, что можно будет пол-улицы избить до полусмерти.

- Брассет! – быстрее всех в возникшем недопонимании разобралась донна Роза. – Ступайте на улицу, найдите трех, нет лучше пять негодяев, готовых за два пенса родную бабушку в бетон закатать. – Вот вам шиллинг, ступайте.

Дверь за дворецким закрылась с тихим стуком. От сотрясения со стены слетела картина, изображавшая что-то типа исторического празднования победы Чарльтона над Уимблдоном.

- Шиллинг? – удивился Бабс. – Да он его счас же пропьет и скажет, что заплатил по счету из прачечной.

Все присутствующие с негодованием посмотрели на нашего толстяка.

- Он, в отличие от Вас, воспитывался в особняке Чеснеев! – глубокомысленно заметил сэр Френсис. – Его предки Брассеты уже три с лишним века служат нашему роду!

- Как знаете, я пошел гримироваться, но мне нужны деньги! – заявил Бабс.

- Составьте список, вам немедленно все доставят, - заявила донна Роза.

- Скучно, - разочарованно заявил мистер Баберлей.

- Почему? – язвительно поинтересовался мистер Джекки Чесней.

- Да уже полстраницы и никаких шуток! – объяснил наш герой. – Вы что, думаете, читатели эту книгу покупают из-за литературных достоинств, что ли? – Если так, то вы еще глупее, чем выглядите!

- Вот ты, толстая жопа и весели их! – предложил срывающимся голосом Чарли Уэйком. В поисках поддержки своего выступления, он посмотрел на жену. Та от неожиданности выронила блюдце с тортом на юбку своей подруги. Немедленно разгорелся скандал.

- Отлично, мистер Чарли! – одобрил его речь Бабс. – До вечера Вы должны написать стихи для песни, мы же вечером выступаем, иначе я не играю, - радостно осклабился мистер Баберлей.

В этот момент на пороге появился Брассет.

- Донна Роза! – почтительно начал он. – Ни один не соглашался меньше чем за двадцать фунтов, поэтому, я подумал и позволил себе оплатить ваш счет из прачечной за трусы-бикини, в цветочках которые. - Донна Роза покраснела. - Я еще подумал, что они Ваши любимые, - ненароком сообщил Брассет.

Все с изумлением уставились на дворецкого.

- Как Вы сказали, сэр Френсис? Три с половиной века? – с ехидцей поинтересовался Бабс. – Держу пари, неплохое они сколотили состояние, должно быть. – И, как Вы сказали, Брассет? Самые любимые? Ха-ха-ха!!!

Все громко расхохотались. Все, кроме Донны Розы, Брассета и сэра Френсиса. Но сэр Френсис слишком долго искал слова, чтобы выразить свое негодование. К счастью для него, обстановку разрядил его сын.

- Прекратите! – заявил Джекки Чесней. – Время тает, словно девственность монашки, оказавшейся в большом городе.

- Хорошо сказал! – загордился своим сыном сэр Френсис.

- Похоже, придется мне самому браться за ухудшение зрения достопочтимого судьи, - со вздохом заявил Бабс. – Сто фунтов наличными, прямо сейчас, или я не играю, - потребовал он.

- Все берите, - с интонациями мадам Грицацуевой, ответила донна Роза, выуживая из-за корсажа свой кошелек.

- Брассет! Следуйте за ним! – заявил сэр Френсис. – Отвечаете своим жалованьем и своим местом!

- И в полдень, чтоб были в адвокатской конторе! – напутствовала их миссис Чесней-д’Альвадорес.

- И чтоб к вечеру было все готово! – отозвался Бабс. – Все-таки, шоу-бизнес, мать вашу!

- Хам! – отозвались Энни и Бетти, но падать в обморок не стали.

Бабс и дворецкий вышли из особняка и поймали такси.

- На вокзал! – скомандовал мистер Баберлей.

Подъехав к зданию вокзала через десять минут и ткнув горящей сигаретой в глаз водителя, требовавшего оплатить проезд, Бабс немедленно завел разговор со слепо-глухо-немым нищим, сидящем прямо у центрального входа. Спустя еще десять минут, побродив по вокзалу, Брассет и Баберлей зашли в туалет. Там их ждали два амбала со внушительными хлеборезками. После двух минут разговора, выяснилось, что оба готовы за шиллинг отделать не только бывшего судью но и весь состав присяжных, если их всех загонят в одну тесную комнату без окон, а судью заставят проглотить ключ.

- Заметано! – стороны ударили по рукам. При этом, Брассет неосторожно продемонстрировал предмет переговоров, заныканный от донны Розы шиллинг, якобы пошедший на оплату счета из прачечной по трусикам-бикини. Не прошло и секунды, как амбалы ударили Брассета по его «гляделкам», после чего, подняв ладонь и выставив средний палец, покинули туалет не попрощавшись.

- Идиот! – обрушился на дворецкого наш толстячок. – Из-за тебя уплыл целый шиллинг, а работа не сделана! Придется теперь обращаться к помощи студентов.

- Студентов? – изумился Брассет, глаз которого уже начал заплывать.

- Да, - коротко отмахнулся наш герой. – Не совсем качественно, зато бесплатно.

- Бесплатно? – еще больше изумился дворецкий. – А зачем мы тогда у старой курвы стольник взяли?

- А это мне на чай! – объяснил Бабс. – А со студентами дело плевое. Представимся преподавателями, пообещаем высокую оценку на экзамене и вперед!

- Вы гений, мистер Баберлей, - подобострастно заявил Брассет. – Пятьдесят фунтов меня вполне устроят.

- За что? – возмутился мистер Баберлей.

- За молчание о порядке оплаты услуг подонков, - с усмешкой ответил Брассет.

- О, как это низко! – воскликнул Бабс и вошел в туалетную кабинку.

- Это вы о чем? – удивился Брассет, и также решив посетить подобную кабинку, увидел на уровне груди большую красную линию на стене и надписью под ней: «Если Вы сикаете выше красной линии, пожарная охрана Лондона приглашает Вас на работу». Чуть ниже приводился телефон и адрес. Еще ниже было гораздо более краткое объявление, старательно выведенное губной помадой: «Сосу». Далее также следовал номер телефона. Следует также добавить, что вся стена за унитазом была забрызгана мочой донельзя. Воровато озираясь по сторонам, Брассет записал номер телефона.

Спустя пятнадцать минут Брассет и наш герой заходили уже на территорию колледжа Дауна, названного так в честь одного из учеников, который, несмотря на тяжелую форму болезни Дауна, сумел закончить его с отличием, что впрочем, объяснялось также достаточно просто -–его отец Джеймс Даун был ректором колледжа. Обо всем этом Бабсу поведал Брассет.

- А ты откуда знаешь? – удивился наш толстячок.

- Хм, так ведь мистер Джекки и мистер Чарли не один год здесь провели в каждом классе, - ответил ему дворецкий.

- А, вот и студенты, - заметил Бабс, направляясь к куче молодых пижонов и стиляг, пытавшихся всем своим видом походить на джентльменов, что им удавалось с таким же успехом, как и майскому коту прилично вести себя в окружении беззащитной кошечки.

Результатом переговоров «профессоров» Брассета и Баберлея явились следующие события.

В одиннадцать часов, за час до полудня, судья Криггс вышел прогуляться, подышать свежим воздухом и кого-нибудь оскорбить. В аллее парка к нему подошел молодой выпускник и, со словами:

- Судья Криггс? – изо всей силы ударил его кастетом в глаз, после чего скрылся в кустах.

- А-а, мерзавец, это тебе даром не пройдет! – завопил Криггс, левый глаз которого быстро заплывал. – Это нечестно! Я тебя еще засажу в тюрьму, скотина! Там твоя розовая задница окажется в надежных руках!

Поохав и постонав, судья отправился в полицейский участок, где всех поставил на уши.

- Да я с самим министром в одном классе два года просидел, я добьюсь, чтобы вас всех сослали в Индию, патрулировать джунгли!

Участок быстро опустел, все полисмены бросились к парку ловить неизвестного. А судья Криггс, вне себя от негодования, забежал к врачу на прием. К его удивлению, очередь была столь велика ( а состояла она сплошь из студентов), что его правый глаз раскрылся от удивления.

- Судья Криггс! Как Ваш глаз? – неожиданно спросил судью какой-то очкарик, держа правую руку в кармане.

- Очень болит, а тебе какое дело? – грубо отозвался судья. – И вообще, почему ты руку держишь в кармане?

- А вот почему! – с этими словами рука с кастетом вынырнула из кармана и ударила в правый глаз судьи.

- А-а-а-а-а!!!– завопил судья. – Держите его, он схлопочет у меня виселицу! А-а-а-а-а! Мой глаз!

- Что Вы орете? – уперев в бока руки, спросила орущего судью молодая девушка в белом халатике.

- Заткнись, нашатырная сучка, у меня глаза болят! – грубо ответил судья.

- А, тогда это будет в самый раз! – девушка швырнула судье в лицо большую горсть перца с толченым стеклом и, накинув на голову судьи свой халатик, скрылась на лестнице.

- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – неповторимый, устойчивый крик.

Адвокатская контора «Скотски, Плотски и Глотски». Полдень. Огромная толпа журналистов у входа. Полный набор семейки Чесней-Уэйком-д’Альвадорес плюс Брассет. Бабс предусмотрительно спрятался в туалете, где завершал сеанс гримирования.

Кабинет поверенного мистера Скотски. За столом восседает судья Криггс, первый помощник мистера Скотски. На глазах у него красуются огромные черные очки.

- Что? Кто? А-а-а! – судья на слух определил своих недругов. – Вам надо было все-таки выходить замуж за меня-я-я! – радостно проблеял Криггс, уставившись на стену, располагавшуюся метрах в двух от донны Розы.

- Скорее я вышла бы замуж за Брассета, чем за такую свинью и хама, как ваша честь, вашу мать! – грубо но решительно отрезала донна Роза.

- Что такое? – возмутился судья. – Старая ведьма!

- Боже мой! Что он сказал? – вскричала донна Роза. – Вы все слышали? Я - старая ведьма?

- Да, - угодливо поддакнул сэр Френсис и тут же добавил. – Сэр, Вы хам и мерзавец, таких как Вы, на войне засовывали в пушку задницей вперед и обстреливали вражеские позиции.

- Что? – слепо вскинулся Криггс. – Молчать, старый осел! – немедленно отозвался он, не обращая внимание на то, как миссис Чесней падает в обморок. – Водить солдат колоннами против пулеметов, это не одно и тоже, что отвечать за закон и порядок!

Часы на стене принялись бить полдень.

- Боже мой, где же эта сволочь? – произнесла донна Роза, открывая глаза и снова упала в обморок.

На двенадцатом ударе в комнату ворвался низенький пузатенький толстячок в коротких штанишках, матросском костюмчике и детском чепчике на голове. В его рту, словно папироса, торчала соска большого размера.

- Тетя Роза! – вскричал Бабс. – Это я, Попик! Узнаете племянника Попуса?

- Узнаю! Узнаю племянника Попу! – обращаясь к присутствующим, вскричала донна Роза, мгновенно приходя в себя после обмороков.

- Что? – взревел судья Криггс, на слух определивший опасность. – Ксиву покажи!

- Не покажу! – ответил племянник. – Из принципа! Из-за религиозных убеждений! В знак протеста против войны НАТО в Югославии! Из-за смерти Муму и Улофа Пальме! – И вообще, - распалялся на ходу «племянник». – Мой дядя, дон Педро, учил меня держаться подальше от таких приставучих дяденек, потому что они все пидарасы!

- Что? – взревел судья Криггс. – Я - пидарас?

- Да! – с готовностью подтвердил сэр Френсис.

- Молчать, старая сволочь! – немедленно отозвался Криггс. – Да я этого племянника в порошок сотру! Я лицо закона!

- У меня есть справка из психушки, что я могу делать, что захочу, и мне за это ничего не будет! – сблефовал Бабс.

- Полицейский значок, что ли? – спросил судья Криггс. – Да эдак каждая сволочь заявит, что он миллионер!

- Не каждая, усатая, ты морда закона, а только высокопородная, как я! – с достоинством заявил Попус. – И ваще, у меня есть куча свидетелей, я вчера играл за Чарльтон, полный стадион был! У меня есть официальная заявка Чарльтона, поданная в федерацию.

- Нет! – завопил судья Криггс. – Это нечестно! Хрен вам, а не завещание!

- Там внизу толпа журналистов, повторите им ваши слова, - глубокомысленно предложил мистер Джекки Чесней.

- Да, - выставив свое левое плечо вперед, пискнул Чарли Уэйком.

- Я Вас не понимаю, Ваша честь, - попытался всех примирить сэр Френсис. – чем вызвано такое неприятие этого племянника?

- На донне Розе он еще мог жениться, а вот на племяннике, - многозначительно заметил Джекки Чесней.

- Для того, чтобы делить невзгоды и деньги, вовсе необязательно быть супругами, достаточно быть любовниками, - простодушно пискнул Чарли Уэйком и нервно, истерически рассмеялся.

- Заткнись! – с ужасом простонал Бабс, увидев, как судья Криггс, вслушивается в смысл фразы. Спустя полминуты, он принялся лыбиться в ту сторону, где, по его мнению, находился племянник.

- Полноте, не думаете же Вы, что судья Криггс, - начал было Джекки Чесней и тут же замолк, увидев, какие ужимки появились на лице судьи Криггса. Глядя на экс-судью, можно было подумать, что он разговаривает по телефону и говорит какую-нибудь гадость.

- Помогите! – испугался «Попус», пятясь назад.

- Ну уж нет! – радостно осклабилась усатая морда закона. – Ты от меня так просто не отделаешься!

- Позовите журналистов! Сбрызни, педераст! – закричал Бабс, вспоминая, какие гадости ему говорил судья Криггс еще в его, Бабса бытность донной Розой. – при них он будет вести себя прилично!

Спустя минуту, толпа журналистов ворвалась в кабинет, щелкая фотоаппаратами и тыкая друг друга перьевыми ручками.

- Что Вы думаете о политике кабинета министров в Британских колониях? – спросил Бабса самый расторопный из них.

- Я думаю, что… - Бабс хотел было аргументировано высказаться на эту тему, но вовремя вспомнил, что «Попус», которого он играет, недотраханый имбецил в последней стадии кретинизма, поэтому безапелляционно заявил журналистам, - колонии – это приставшие к заднице империи куски дерьма, от которых давно плохо пахнет. Пора вытереть свою задницу и смыть засохшие какашки в унитаз! Деньги надо тратить на своих бездомных граждан, а также кошек и собак!

Все репортеры от неожиданности раскрыли рты. Стало слышно, как новоиспеченный и невоспитанный юрист Криггс уронил ручку на пол.

- Че вы на меня уставились, словно я только что испортил воздух? Уверяю, что если кто и испортил воздух, так это, несомненно, никто иной, как мистер Криггс, хозяин этого кабинета.

Репортеры опомнились от столбняка и странички их блокнотов покрылись причудливыми закорючками.

- Не смейте про меня такое писать! – завопил адвокат Криггс. – Стручки гнилые, я из вас потом в суде последнее пенни выжму!

- Не слушайте эту усатую морду, возросшие тиражи газет с лихвой покроют штрафы и издержки! – подначивал журналистов Бабс.

- Давно Вы страдаете недержанием газов? – спросил у Криггса самый бойкий журналист.

- Скажите, вы гороховый суп любите? – принялся выспрашивать другой, принадлежность которого к желтой братии, читалась на лице.

- Заткнуться, ублюдки! Я вам покажу, как меня в пердуны записывать! – заорал Криггс на журналистов. – И этому недоноску-кретину это с рук не сойдет! Его мильоны вылетят в трубу, когда я вчиню ему иск о чести и достоинстве! – продолжал орать наш противный усач с черными очками на глазах.

- Что Вы на это скажете, мистер Мандатрахулос?

- Я ему вчиню встречный иск за загрязнение воздуха! – нахально ответствовал Бабс. – И еще, запишите, он пристает к богатым племянникам! Слышали бы вы, какие гадости он говорит! Порядочный человек не выдержал бы и пяти минут!

- Пошел вон, кретин! – завопил судья. – Вот твое завещание, вот твое бумаги, а вот твоя чернильница! – с этими словами бывший судья швырнул наугад все вышеперечисленное, раскроив голову одному из писак. Разгоревшийся после этого скандал прибежали улаживать сами Скотски, Плотски и Глотски, которые после длительных препирательств, выдали каждому журналисту по большой чернильнице и закрыли за собой дверь. Результатом всего этого явилось попадание судьи Криггса в больницу со множественными повреждениями головы, рук, ребер и ключицы.

Тем временем, Бабс в окружении своих «родственников» погружался в большой автомобиль. Но мест в лимузине всем не хватило, так что на глазах не прорвавшихся в здание журналистов, «Попус» высадил из машины Брассета, Чарли Уэйкома и Джекки Чеснея, после чего, пыхнув черным клубом дыма из выхлопной трубы, укатил, бросив на прощание белый платочек несчастной троице, стоявшими с черными от копоти лицами и раскрытыми от удивления ртами.

- Ах, наглая морда!

- Да, мерзавец! – пискнул Чарли Уэйком.

- И притом, очень богатый мерзавец, - добавил Брассет.

Замечание дворецкого привело других двух героев в себя.

- Ну ты, продюсер хренов, пошли что ли, организуем концерт, - предложил Джекки.

- А ты, ты, ты – кретин! – сообщил Чарли своему другу. – Шел бы ты учиться играть на пианине, а то всех нас опозоришь!

- Да я тебя, очкастая морда, седьмую сонату Бетховена в задницу запихну! – огрызнулся Джекки.

- Брассет! – вознегодовал мистер Чарли. – Вы то че уставились? – ехидное выражение лица Брассета, как ветром сдуло. – Идите и договоритесь с какой-нибудь монашеской капеллой об аренде музыкальных инструментов.

- Слушаюсь, сэр! – ответил Брассет и, повернувшись к обоим приятелям спиной, отправился на поиски.

- Какая-то толстая задница высадила нас из папиного лимузина! – вновь принялся возмущаться Джекки Чесней.

- Из тетушкиного! – с апломбом возразил Чарли.

- Сэр, - вмешался Брассет, задержавшийся, чтобы завязать шнурки. – Сейчас этот лимузин принадлежит господину Мандатрахулосу!

- Заткнись, пошел вон!!! – одновременно заорали Джекки и Чарли.

- Да сэр и сэр! Сию минуту! – вытянулся Брассет.

- Какого хера ты командуешь моим дворецким? – возмутился Джекки Чесней. – В смысле, по какому такому праву?

- По праву джентльмена! – взвизгнул мистер Уэйком. – К тому же Брассет не твой раб, а слуга. Он служит и твоему папаше, а тот женат на моей тетушке, а значит… - распалялся Чарли, нервно поправляя свои очки.

- А значит, Брассет еще и родственник тебе, да? – насмешливо отозвался Джекки. – Следуя твоей логике, я могу приказывать приставу палаты лордов на том основании, что я сидел на том же унитазе, что и лорд Пердоун десятью минутами ранее, ведь я учился с ним в одном классе!

- Заткнись! – голос Чарли Уэйкома вновь сорвался на визг. Я тоже учился с ним в одном классе, но никогда не сидел на унитазе после него, ведь он срал так, как сейчас говорит, брызгая слюной во все стороны. В кабинку зайти было невозможно!

- А, ты имеешь в виду выпускной бал, когда я подсыпал ему слабительное в шампанское и он всего пятьдесят сантиметров не добежал до унитаза? – радостно спросил Джекки Чесней.

Толпа журналистов, ставшая свидетелями последней части беседы двух приятелей, неистово зачиркала в своих блокнотах. Чарли плюнул в ответ на эту тираду Джекки и направился в ближайшую пивную под интересным названием «Сыне бойся гнева господня». Интересным было только то, что на вывеске чьей-то рукой перед первым словом была добавлена еще одна буква «С».

Джекки с интересом прочитал вывеску и ему стало понятно, почему у пивной постоянно останавливались разные джентльмены и мочились на стену, никого не стесняясь. Подумав немного, он вздохнул, махнул рукой и тоже направился в пивную.

Напившись там до невменяемого состояния, причем всего лишь за полтора часа, Джекки и Чарли вспомнили о предстоящем сегодня вечером концерте под руководством «неполноценного кретина».

- Да, неполноценного кретина! – еще раз повторил Джекки. – Он, ик-ик, думает, что своим талантом покорит публику, - заплетающимся языком добавил он.

- Да, тоже мне, Битл нашелся, ик-ик, - согласился с ним Чарли. – Ик-ик, я с таким наслаждением посмотрю на его толстую рожу, когда его начнут закидывать помидорами.

- Да, приятное будет зрелище, - выпучив глаза, согласился с ним Джекки. – Кстати, ик-ик, ты же должен все это, ик-ик организовать.

- Да? – поразился Чарли. – Ну так чего же мы тут сидим? Пшли, АРГАНИЗУИМ! ДА!!!

- Пшли, - согласился с ним Джекки, решительным жестом поправляя свои патлы.

К удивлению автора, а также, наверное, читателей, мистер Чарли Уэйком ухитрился организовать все за оставшиеся до начала концерта полтора часа. «Все» включало в себя:

Не менее, чем сам автор, удивлялась донна Роза.

- И как это тебе удалось? – поразилась она, удивленная донельзя организаторскими способностями своего племянника. Ее удивление, впрочем, было вполне понятным, поскольку она Чарли не смог обеспечить даже такую простую штуку, как перерезание ленточки при открытии нового платного туалета в трущобах Лондона. В тот раз, так и не найдя желающих, Чарли отправился на поиски страждущих облегчиться на соседнюю улицу. Когда он вернулся ни с чем, то обнаружил, что на ленточку кто-то очень аккуратно облегчился. К великому ужасу Чарли, кстати, автора идеи по открытию туалета, именно в этот момент прибыло все семейство Чеснеев во главе с донной Розой. Чуть не провалившись тогда от стыда сквозь землю, несчастный Чарли за гроши продал сие обгаженное сооружение вместе с ленточкой, туристическому бюро, располагавшемуся напротив. Сметливый владелец бюро впоследствии, огреб огромные прибыли на организации экскурсий на самый быстро обгаженный в мире туалет. По словам экскурсоводов, его засрали доверху еще до того, как его открыли, в доказательство же, они тыкали длинными указками в обгаженную ленточку. Словом, изумлению донны Розы не было предела. Еще полтора часа назад она созванивалась с оперным театром, но там ничего не слыхивали ни о какой джаз-банде, да еще с таким идиотским названием, как «Ведро краски». Мнение тетушки о своем племяннике, казалось, сложилось окончательно, как вдруг все перевернулось с ног на голову.

- Меня даже удивляет не то, что ты все-таки это организовал, - продолжала взволнованная донна Роза, - Сколько то, что ты это сделал за какие-то полтора часа!

- Ик-ик, он сделал это за полчаса, - доверительно сообщил пьяный донельзя Джекки Чесней. – Мы уже битый час хлещем виски!

- Но как? – еще больше поразилась миссис Чесней-д’Альвадорес.

- Вот так! – объяснил Джекки и опрокинул еще один стакан виски.

- Для этого, ик-ик, мне пршлсь плжить всь мй тлнт, - с трудом сообщил Чарли, еле удерживая себя от того, чтобы не облевать тетушку.

- и сто тысяч фунтов, - наябедничал Джекки, с трудом опираясь на стену.

- Сто тысяч? – вскричала донна Роза. – Я этого не переживу! – сообщила она, собираясь упасть в обморок, но передумала. – Но как, черт возьми, за полчаса организовать такое, пусть даже за сто тысяч? И как вы успели продать все билеты?

- Илиминтарно, тетя, - хвастливо заявил Чарли, глупо улыбаясь. – Тот, у кого голова на плечах, ик-ик, всегда найдет выход из положения!

- Он всего лишь отменил концерт какого-то Шляпина или Шаляпина на сегодняшний вечер, но никто об этом еще ничего не знает, - ухмыльнулся Джекки. – естественно, весь цвет Лондона скупил все билеты заранее.

- И меня, танцующей в джаз-банде, увидит весь цвет Лондона? Я этого не переживу! – вновь сообщила донна Роза и вновь собралась упасть в обморок. – Но снова передумала. – Вообще-то, лучше кривляться на сцене, чем кривляться на улице без гроша в кармане. К тому же я загримируюсь, как старая ведьма, - решила она и цыкнула на Джекки и Чарли, - А вы, мерзавцы, приведите-ка себя в порядок, а то вы меня знаете, - она топнула ногой так, что у Чарли немедленно разболелась голова. Топнув еще раз, она ретировалась в гримерную.

- Тетушка, а зачем Вам гримироваться? – воззвал ей вслед Чарли, держась за голову. К счастью для него, донна Роза этого уже не слышала.

За пять минут до начала представления.

В гримерную ввалились все участники джаз-банды во главе с солистом группы «Попусом». Все, за исключением Чарли и Джекки. Впрочем, спустя полминуты их за шиворот втащил в гримерную директор театра.

- Эти негодяи облевали всю администраторскую, - возмущенно заявил он. – Это ни в какие рамки не лезет! Мало того, что заставили меня отменить концерт Великого Шаляпина, так еще и заменили его невесть чем! Невесть кем, тьфу! А моя репутация? Надеюсь, что ваш симфонический оркестр «Видроу Красски» достоин хотя бы одного процента славы великого тенора! Иначе я буду обесчещен!

- Пошел вон! – заявил пришедший в себя Чарли.

- Да, пшел! – согласился с ним Джекки. – Ваша девичья честь недостойна этих ста тысяч! За такие деньги можно стерпеть даже прилюдное лечение геморроя на сцене!

- Эй, как там тебя, - решил , наконец, вмешаться Бабс. – После третьего звонка все двери должны быть закрыты до конца представления!

- Это невозможно! – заявил директор театра, дико вращая глазами. – А вдруг пожар?

- За сто тысяч можно будет отстроить новый театр, мерзавец, - заявила донна Роза. – Убирайся отсюда и гляди, чтобы все было как договорились, или клянусь памятью дона Педро, ты всю оставшуюся жизнь будешь зарабатывать на пропитание прилюдным лечением этого самого, как его?

- Геморроя, - услужливо подсказал жене сэр Френсис, болезненно при этом поморщившись.

- Это невозможно! – еще раз воскликнул побледневший директор, но тут же добавил, - А вообще-то мне насрать, можете даже этот, как его геморрой, показывать, - директор преобразился на глазах. – Прошу меня простить, леди и джентльмены, мне пора идти, - величественно заявил он, и, поспешно удаляясь, добавил, - Столько дел, столько дел!

- Говорят, что он выступал на подмостках в качестве актера, - нарушил тишину Чарли Уэйком, взъерошенный, как и Джекки Чесней, от душа холодной воды, выпущенного на них директором из бутафорского огнетушителя, оказавшегося, правда, не таким уж и бутафорским, а искусно замаскированным сифоном с газированной водой. – И вообще, это просто безобразие! Обливать человека холодной водой только за то, что его три раза стошнило! – с пафосом возмутился мистер Уэйком.

Все с улыбкой выслушали это замечание. Все, кроме мистера Джекки Чеснея и его папаши, сочувственно покачавших головой.

- Так, всем заткнуться, слушать сюда! – взял инициативу в свои руки Бабс. – Кто на чем будет играть, все помнят? А где мое ведро с краской? А гитара?

- На сцене, - после непродолжительного молчания ответил мистер Джекки Чесней, поправляя свои мокрые после холодного душа волосы.

- А что мы будем играть? – уточнил сэр Френсис, вытянувшись по струнке.

- Да, сэр, как мы будем выступать без репетиции? – поинтересовался Брассет.

- Да, а как мы будем танцевать без этой, как его репетиции? – повторили вслед дворецкому Энни и Бетти.

- Очень просто, каждый играет, танцует и поет как умеет. Зрители, конечно, сначала охренеют, но самое главное произвести нужное впечатление, чтобы все были в отпаде.

- Боже, простонал Чарли Уэйком. – Да нас всех изобьют!

- Кстати, - продолжал неумолимый Бабс. – Мистер Уэйком должен был сочинить стихи для моей песни.

Все с интересом посмотрели на Чарли.

- Я, я, я, забыл, - признался тот, ковыряя носком ботинка паркет.

- Ну что же, буду петь с листа, - заявил Бабс и принялся выталкивать всех на сцену.

Зрелище, которое предстало зрителям, поразило всех до глубины души. Толпа, состоящая из семейства Чеснеев, мистера Уэйкома и Брассета, разбрелась по сцене в поисках инструментов. Разодетый как павлин в гавайскую рубаху сэр Френсис являл собой разительный контраст с изрядно потрепанными смокингами его сына и Чарли Уэйкома, прическу которых можно было охарактеризовать как патлы, торчащие в разные стороны.

Одеяние донны Розы, напоминало по ее мнению, платье цыганки, а по мнению всех остальных наряд старой ведьмы. Во что были облачены Энни и Бетти было трудно разобрать, поскольку ядовито-желтые краски на фоне коричневых полос их платьев или их подобий, оттеняли глупые улыбки на их лицах. Единственным исключением был Брассет, одетый с иголочки в костюм палача. Венчал шествие, раздававший всем пинки главный солист группы, одетый в черный смокинг с бабочкой и чепчик. Вдобавок, вместо брюк на Бабсе красовались шорты, открывавшие всему миру кривые, волосатые, но достаточно крепко сбитые ноги. На лысоватой голове вместо цилиндра весело топорщился детский чепчик, завязанный морским узлом под подбородком.

Пока все зрители в удивлении пялились на «Шаляпина», остальные участники джаз-банды расхватали инструменты. Бабс оглядел свою «труппу», поправил гитару на своем животе и, дав сигнал к игре пинком в барабан, оставшийся ничейным, затренькал кривыми пальцами по струнам. Первым, догадался, что это значит, мистер Джекки Чесней, обрушивший на клавиши пианино свои трясущиеся руки. Пианино издало глубокий протяжный стон, напомнивший всем голос старого унитаза в последней степени расхлябанности. Спохватившийся Чарли схватил бесхозный барабан и принялся выбивать из него звуки при помощи бейсбольной биты. При первых звуках барабана, от которых у зрителей сразу же заложило уши, очнулся и сэр Френсис, принявшийся строгать смычком контрабас, собираясь перепилить его пополам. Донна Роза, Энни и Бетти бесхитростно накинули на себя обручи и принялись крутить их, громко вскрикивая, когда вихляющиеся обода бессильно падали на пол. Сквозь эту ужасающую для тонких ценителей классической музыки какофонию, нестройно пробивалось тренькание гитары Бабса. Словно придя в себя, Брассет суматошно схватил саксофон и выдал из него пронзительный дребезжащий звук, от которого у всех по спине пробежали мурашки. Его следующая попытка выдуть что-нибудь приличное и вовсе закончилась крахом. Непокорный инструмент издал настолько неприличный звук, что ползала покраснело от стыда. Вдохновенно вздохнув, покрасневший как рак дворецкий, зажмурил глаза и продолжил в том же духе. Его поддержали остальные, окончательно заглушая негромкие звуки гитары. Эта прелюдия продолжалась около трех минут, пока, наконец, от звуков барабана не рухнула вниз, прямо на зрителей, тяжелая чугунная люстра. От неожиданности оркестр замолк. Тишину заполнили новые звуки – крики и стоны пострадавших.

Воспользовавшись возникшей паузой, Бабс взял ситуацию в свои руки и, продолжая наигрывать на гитаре разрозненные звуки, начал петь, перевирая каждую ноту:

При последних словах раздался женский визг. Бабс с удивлением воззрился на сидевшую в первом ряду мисс Дели, теперь уже миссис, рухнувшую в обморок. Привставшие седые джентльмены, повидавшие на своем веку дикое количество теноров, словно по команде зашатались и со страшным грохотом тоже повалились на пол.

- Перед вами выступала джаз-банда «Ведро краски»! – заорал смущенный Бабс в ожидании аплодисментов. Вместо этого в зале начал нарастать шум недовольства. Больше всех негодовал седой критик, сидевший рядом с бывшей воспитанницей донны Розы. Исчерпав свой запас ругательств, критик не нашел ничего лучшего, чем язвительно спросить:

- А почему ваша дурацкая группа называется так по-идиотски, «Ведро краски»?

- А вот почему! – заявил Бабс и схватив стоявшее на сцене ведро с белой краской и с размаху выплеснул на старого джентльмена. Начавшееся после этого столпотворение не поддается никакому описанию. Бабс первым почуял, чем начинает пахнуть и, увидев искаженное презрением и ненавистью лицо молодого джентльмена, хлопотавшего возле упавшей в обморок бывшей воспитанницы донны Розы и швырнул в него опустевшее ведро.

- Полундра, шухер, е-мое, делаем ноги, - воскликнул Бабс. Он верно угадал настроение толпы, выведенной из себя. На сцену в музыкантов полетели тяжелые предметы, такие, как бинокли, монокли, рюмки, фужеры, граненые стаканы, пустые бутылки из-под водки. Какой-то старикан, покраснев, с натугой метнул в Бабса бутылку из-под шампанского. Довольными выглядело лишь с полдесятка журналистов, строчивших в своих блокнотах, на лицах которых застыло гадкое, злопыхательское выражение, обозначавшее предвкушение сенсации.

- Бейте их! – вскричал какой-то немощный критик, стаскивая с одного из своих потерявших сознание собратьев ботинки и, примерив себе по ноге, в гневе швырнул их на сцену.

- Мама! – пискнул Чарли Уэйком.

- Боже! – простонали Энни и Бетти.

- Держитесь, я сейчас приведу подмогу! – закричал Бабс и скрылся за кулисами.

- Занавес! – проревела донна Роза.

- Отступаем! – предложил сэр Френсис.

Немного помявшись из-за возникшей неразберихи, толпа зрителей, ощетинившись зонтиками, разбитыми бутылками и фужерами, полезла на сцену. В это же самое время на сцену упал занавес, в прямом смысле слова. Это Бабс подрезал веревки и огромное полотно накрыло всю толпу зрителей.

- А теперь бежим! – вскричал наш толстячок, окидывая взглядом напоследок зал.

В зале радостно исписывали свои блокноты журналисты, в пятом ряду беззвучно хохотал маленький человек в цилиндре и с усиками. Бабс обомлел. Это был никто иной, как сам Чарльз Спенсер Чаплин, пришедший посмотреть на «великого Шаляпина». Его здоровый и радостный смех преисполнил Бабса уважения к самому себе. Однако ничто не может продолжаться вечно. Обезумевшие зрители принялись выбираться из-под занавеса и нашему герою ничего не оставалось, кроме как ретироваться через кулисы. Пробегая мимо закулисного стенда, толстячок сорвал с него причиндалы спектакля «Гамлет» - шпагу принца Гамлета и череп Йорика. Сзади ревела и бесновалась толпа.

- Держите их! – завопили самые расторопные, увидев спину Бабса. Он, не теряя ни секунды, скрылся в одной из комнат. Беснующаяся толпа принялась стучать в дверь. Та трещала, но не поддавалась. Спустя несколько минут, когда самые горячие головы уже предлагали сбегать за каким-нибудь тараном, дверь распахнулась. На пороге стоял Бабс в костюме Гамлета (белая рубаха, спортивные трико, в одной руке шпага, в другой череп Йорика).

- Что за безобразие! – притворно возмутился Бабс. – Я не могу репетировать в таком шуме! – увидев, что его тирада не произвела никакого впечатления, он отставил вперед ногу и вытянул шпагу, едва не выколов глаз самому ретивому из толпы линчевателей. Уставившись в пустые глазницы черепа, он продекламировал, - Бедный Йорик! – Бабс изобразил на лице какую-то гримасу, долженствовавшее отобразить его, Гамлета сострадание к Йорику. – Что невесел? – неожиданно вскричал «Гамлет», с надрывом меняя интонацию, - Буйну голову, в смысле, лысый череп, свой повесил?

Неожиданно раздались жидкие хлопки. Спустя секунду, они переросли в настоящую овацию. «Гамлет» раскланялся и собрался было захлопнуть перед носом у одураченных ценителей искусства дверь, но тут из-за занавески с грохотом упал сэр Френсис.

Толпа вновь взревела и попыталась ворваться внутрь гримерки. Бабс от отчаяния вновь решился на экспромт.

- А, а, а, Клавдий! – страшным голосом взревел «Гамлет», швыряя в сэра Френсиса череп Йорика. Тот с треском разлетелся на куски об стену дюймах в трех от головы полковника Чеснея.

Рык Бабса перекрыл рев толпы, самые ретивые представители которой застряли в дверях, немилосердно толкаясь друг с другом за право первым линчевать джаз-банду «Ведро краски». Теперь уже толпа принялась толкаться, но уже за право хоть одним глазком поглядеть на продолжение.

Бабс скосил глаза и увидел, что от него ждут очередной реплики.

- Клавдий, - старательно повторил он, подбегая к сэру Френсису и, хватая его за лацканы мундира. – Ты убил моего отца! – сообщил он «Клавдию». – Ба-а-а-льшая ошибка! – добавил он, стукая сэра Френсиса головой об стену. Тот, не сказав ни слова, полностью ошалев от «экспромта», принялся сползать по стене. Бабс же, отбросив шпагу, принялся засучивать рукава у своей рубашки. Толпа тем временем продолжала просачиваться внутрь. С каждой минутой в гримерке становилось все более тесновато.

Бабс, понимая, что нужно продолжать, взмахнул кулаком и воскликнул:

- Бить или не бить? Вот в чем вопрос! – сообщил он «зрителям». – Бить! – принял решение он. – Готовься, Клавдий! – с этими словами он приподнял сползшего было полковника и так смазал кулаком по его челюсти, что тот с грохотом упал к его ногам.

- Браво! – заорал Брассет, вылезая из-за второй занавески.

- Браво! – грянула толпа, принявшаяся рукоплескать «актеру».

- Спасибо, спасибо, - принялся раскланиваться Бабс. – Приходите на спектакль, не пожалеете, а сейчас попрошу вас всех удалиться.

- Отличный удар, сэр, - к «Гамлету» подскочил один из восторженных зрителей. Я и понятия не имел, что пьеса Шекспира так же интересна, как матч по боксу!

Бабс с улыбкой вытолкал любителя бокса наружу и, захлопнув дверь, прислушался к шуму за дверью. Ошалевшая толпа, побурлив немного, начала расходиться, делясь впечатлениями о встрече с великим актером.

Из шкафов и из-под стола вылезли остальные участники джаз-банды.

- Скотина! – взревел Джекки Чесней. – Как ты мог поднять руку на моего отца!

- Если бы я не поднял на него руку, то мы бы все откинули ноги! - - заявил Бабс, прячась за стулом от разъяренного Джекки.

- А кто в этом виноват? – продолжал орать Джекки Чесней. – Все ты со своей идиотской группой! Зачем надо было выплескивать на зрителей ведро краски? – возмущенно орал он, вырываясь из тесных объятий Брассета и Чарли Уэйкома.

- А это, чтобы нас запомнили! – с апломбом заявил Бабс, гадко улыбаясь. – Теперь о нас будут говорить и писать целый месяц, не меньше!

- Перестань, Джекки! – заявила донна Роза. – ну врезал смеха ради старому алкоголику, так ему полезно, вот увидите, сегодня опять напьется и будет вспоминать, как ходил на повстанцев врукопашную.

- Донна Роза, Вы забываетесь, - заявил Джекки. – Это не просто какой-то алкоголик, или проходимец. Это Ваш муж и мой папа!

- Одно другому не мешает, - отрезала донна Роза.

- Нет мешает! – с пылом возразил Джекки. – Джентльмен не может быть проходимцем и алкоголиком!

- Нет не мешает! – загорелась донна Роза. – Вспомните судью Криггса!

- Судья Криггс не джентльмен! – с достоинством заявил Чесней - младший., поднимая своего отца. – А ты че скалишься, мерзавец, - он увидел ухмыляющегося Бабса.

Так я же кретин, мне все можно, - осклабился еще больше Бабс. – Только, по-моему, пора отсюда сматываться, а то придется репетировать еще и битву Гамлета с этим, как его, не помню, я в этот день школу прогулял.

- Должна признаться, что эти слова не лишены смысла. – Господин Мандатрахулос славно повеселился, но ему пора кое-что подписать! – заявила она, доставая из-за корсажа кипу бумаг.

- Ни хера! – взвился «Мандатрахулос». – Я не вижу, где мои полтора мильена!

- После, - заверила его донна Роза. – После.

- Вот и подписывать я буду после, - передразнил ее Бабс. – У нас говорят, что «не верь глазам своим, если видишь, что солнце встает на западе, а садится на востоке». Лучше проверь свой компас! Ни хера я ниче не подпишу!

- Хам, мерзавец, скотина! – выпалила донна Роза.

- Прежде всего, я бизнесмен! – хвастливо заявил Бабс. – А все то, что Вы сказали, это Ваш муж, сэр Френсис.

- Сударь, Вы забываетесь! – проскрипел сэр Френсис, приходя в себя. – Я за свою жизнь убивал людей за меньшее. Как щас помню, зарубил саблей одного пленного индуса, который хотел бежать. Я храбро подъехал к нему на лошади и рубанул сзади, - похвастался сэр Френсис. – Я отдавал приказы о расстрелах сотен пленных и ни одной слезинки не было в моих глазах!

- Да Вам просто обязаны вручить медаль «За мужество», - насмешливо сообщил Бабс, выходя из комнаты.

- Но как же с бумагами? – воззвала ему вслед донна Роза.

- Я не подпишу, пока не увижу деньги, - твердо заявил Бабс. – А до тех пор я, пожалуй, поживу у вас в особнячке.

- Зачем же Вам столько денег сразу? – воскликнула донна Роза.

- Они мне сердце согреют, когда я на нары тюремные пойду! – в стиле «Шарапова в стане бандитов», ответил Бабс и подмигнул Энни и Бетти.

Те пискнули и приготовились упасть в обморок.

- О чем Вы говорите? – с апломбом воскликнула миссис Чесней старшая.

- Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю! – ухмыльнулся Бабс. Я еще не забыл вашей «благодарности» за предыдущий «спектакль», когда никто пальцем о палец не ударил, чтобы вызволить меня из-за решетки. А теперь, если вам вздумается повторить эту процедуру, то я хоть буду по вечерам прижимать к сердцу вкладную книжку. Это сделает для вас мою «посадку» невыгодной!

- Да как Вы смеете! – тонким фальцетом воскликнул Чарли Уэйком. – Да тетушка установила Вам пожизненную пенсию, назвала кота Вашим именем, - принялся перечислять он.

- Ой, ой, ой, - деланно смутился мистер Баберлей. – Держите меня, я сейчас заплачу от умиления. – Да я в камере крысу назвал именем вашей тетушки, а вы мне про какого-то кота, - вскричал наш толстячок, возмущенно размахивая руками. - Вашей пенсии мне хватало только на то, чтобы раз в месяц сходить в платный туалет!

- Фи, как грубо, - заметила Энни.

- Фу, как неприлично, - согласилась с ней Бетти.

- Да, - поправляя свои упрямые патлы, заметил Джекки Чесней, - Воспитанные люди не говорят о том, что они ходят в туалет, или по крайней мере не намекают на то, что они там делают!

- Намекают? – удивился Бабс. – Что же еще можно делать в туалете, кроме как делать то, для чего туалет предназначен?

- Гм, про крысу это круто, - изрек полковник Чесней, на секунду приходя в себя. В следующую минуту, донна Роза стащила с ноги свой увесистый башмачок и заехала каблуком сэру Френсису по лбу. Тот вновь отключился.

Бабс ухмыльнулся и вновь подмигнул Энни и Бетти.

- Беби, поедемте в номера! – предложил он, гадко улыбаясь.

- Это возмутительно, - срывающимся голосом заявил Чарли. – Он постоянно подмигивает моей жене! Так поступать нехорошо!

- Она так как раз молчит, - оправдывался Бабс. – Не поймешь вас. Она говорит «хорошо», а ты, - он вновь усмехнулся, - говоришь «нехорошо».

Его слова тут же вызвали семейный скандал со всеми приличествующими атрибутами: падениями в обморок, закатыванием глаз и использованием зонтика для выбивания пыли из пиджака Чарли Уэйкома.

- Вы настоящее чудовище! – заключила донна Роза. Все с ней согласились.

- О, не беспокойтесь! Скоро я стану миллионером и совсем не буду отличаться от вас, - успокоил ее мистер Баберлей. – Будем ходить друг к другу в гости, на футбол, в театр, - начал перечислять Бабс. – Кстати, Брассет, где мой лимузин?

- Надеюсь, Вы понимаете, если, конечно, действительно хотите стать джентльменом, что в лимузине поедем мы с Энни и Бетти, а также раненый сэр Френсис! – с апломбом заявила донна Роза. – Ну, а Вы, как настоящий джентльмен пойдете пешком.

- Как же неудобно быть джентльменом! – пожаловался Бабс мрачным Джекки и Чарли, глядевшим вслед лимузину, катившему в сторону особняка Чеснеев.

- Ну, че, пошли отметим, - предложил Бабс. - Тут есть замечательное местечко. Джекки и Чарли, недолго думая, согласились. Троица направилась в «замечательное местечко», оказавшееся питейным заведением самого низкого пошиба, в котором ошивались преимущественно бомжи и выжившие из ума алкоголики из высшего общества.

Чарли с ужасом оглядывался по сторонам. Лужи блевотины, еще совсем свежие красовались на полу, который не подметали, похоже годами. Для того, чтобы пройти от стойки к своим местам, пришлось преодолевать горы мусора, рельефно высившиеся посреди паба. Неструганые доски столов и скамеек, изрезанные ножами стены с изображениями голых девиц и незабываемая атмосфера запахов табака, алкоголя и содержимого чьих-то желудков, так поразили Чарли, что он, заерзав, тут же почувствовал, как ему в задницу впились две, а может быть и три занозы. Мистер Чесней младший не обратил на окружающую действительность никакого внимания, пока не опорожнил свою кружку. Бабс с усмешкой выудил какую-то таблетку и, разломив ее на кусочки, бросил ее в свое пиво. Содержимое его кружки немедленно вскипело. К потолку поднялся сизый дымок. Чарли как завороженный отхлебнул свою кружку и скривился. Мистер Чесней с презрением посмотрел на своего друга и одним глотком осушил еще одну кружку. Глядя на него, Чарли преисполнился решимости и маленькими глотками опустошил свою кружку.

Их примеру последовал и Бабс.

- Слушай, а что за таблетку ты кинул себе в пойло? - осведомился Чарли, громко икая.

- Да, это мне один профессор, который сидел рядом, посоветовал в аптеках покупать. Если, говорит, будешь использовать, то будь уверен, никакие бактерии тебе не страшны.

- И что это за лекарство? - поинтересовался Чарли. - Наверное средство от блох? - он визгливо рассмеялся, довольный своей шуткой.

- Нет, это средство от глист, - объяснил Бабс. - Разумная предосторожность, особенно в этом клоповнике.

В следующую минуту Чарли Уэйкома и Джекки Чеснея вывернуло наизнанку, покрыв всю поверхность стола содержимым их желудков.

- Ну все, вечер испорчен, - грустно сказал Бабс. - Тут этого ой как не любят, - в подтверждение его слов все посетители таверны принялись бить Чарли и Джекки. Мистер Баберлей в возникшей сутолоке выскользнул наружу, забыв заплатить. Обнаруживший это официант, выудил откуда-то бейсбольную биту и принялся раздавать удары направо и налево.

- Спасибо, ик-ик, Вы наш спаситель, - принялся благодарить Чарли, очки которого лишились стекол, а костюм рукавов. Вид у Джекки был не лучше. Разодранные брюки, разорванный на несколько частей галстук и быстро опухающее лицо, все говорило о том, что еще немного и их бы тут убили.

- Я тебе дам спасибо, - заорал официант. - А ну платите за выпивку! - он замахнулся на наших героев бейсбольной битой. Те непонимающе уставились друг на друга.

- У тебя деньги есть? - одновременно спросили они друг друга. В следующую минуту, официант принялся выбивать пыль из их одежды, обрушивая один удар за другим. Наши герои тут же выскочили из-за стола и принялись бегать по таверне, увертываясь от ударов. Примерно минут пять вся таверна с интересом наблюдала за тем, как официант бегает по залу за двумя хануриками.

- Держу пари, они продержатся еще пять минут, - смачно сплюнув, заявил один из завсегдатаев, опрокидывая в себя очередную кружку пива.

- Куда им, - гнусаво возразил его напарник. - Еще минута и он их на отбивные пустит.

- А я говорю, пять минут! - вновь заявил первый. К спорщикам присоединились голоса других завсегдатаев. Спустя еще минуту, разгорелась драка. Там и сям затрещали лбы и раздавались крики типа «А кто ты такой?» и «Кийя». Официант на секунду оглянулся на возникшее побоище и, наши герои тут же этим воспользовались. Повернувшись, официант увидел перед собой пустое место.

- А, бля!!! - заорал он и с досады пустил в ход биту. Драка разгорелась с новой силой.

Спустя полчаса в особняк Чеснеев ввалились Джекки и Чесней. Их вид иначе как последней степенью помешательства, объяснить было трудно. Разодранные на лоскуты костюмы, висевшие на честном слове, рубашки без воротников, взлохмаченные волосы и красные, как у кроликов глаза с наметившимися под ними синяками. Увидевшая их донна Роза вскрикнула так, что кот Бабс выронил обратно в аквариум последнюю оставшуюся в живых любимую рыбку миссис Чесней. Останки предпоследней оставшейся в живых рыбки были от испуга отрыгнуты котом во время скачки по накрытому столу. За ним собрались все, даже мистер Баберлей, но к трапезе не приступали, ожидая опоздавших. Бедная рыбка плюхнулась в салатницу. Усатая бестия на бегу лапой с когтями, словно вилкой захватила несколько колбасных кружков и, пока за ней по всей гонялись все сидящие за столом, ухитрилась их еще и сожрать. Напоследок, вновь вскочив на стол, кот Бабс полоснул лапой с когтями по морде сэра Френсиса и, в длинном красивом прыжке исчез в раскрытой форточке. Махнув в полете хвостом, хитрое создание умудрилось еще и обрушить большой цветок, растущий на окне, радость и гордость председателя общества садоводов – миллионеров, донны Розы д’Альвадорес-Чесней. С громким, ушераздирающим (не путать с душераздирающим) воплем она рухнула в обморок.

- Вот ведь гадкое животное! – взвизгнула Энни.

- Я говорила, что надо бы его кастрировать, - присоединилась к ней Бетти.

- Слышь, Чарли, я бы на твоем месте не давал ей в руки острых предметиков, - подколол несчастного Уэйкома Бабс.

- Прекратите! Я имела в виду это ужасное животное!

Пока все приходили в себя, донна Роза очнулась. Первыми жертвами ее гнева оказались Джекки и Чарли.

- Мерзавцы! Негодяи! Посмотрите на себя! Вы похожи на торговцев библиями на острове каннибалов! Кретины, да и только! Сколько раз я говорила, чтобы вы позвонили живодеру! Кто обещал это сделать?

- Что? - ужаснулся Бабс. - Первый, кто тронет моего кота, останется без единого пенса в кармане на всю жизнь, я гарантирую!

Сделавший было шаг к висевшему на стене большому ружью с большим дулом, сэр Френсис тут же отдернул руку.

- С сегодняшнего дня, - начал Бабс, - Ни одна рука не поднимется на моего любимого кота. И вообще, пока кот не пожрет, никто за стол не сядет! Брассет!

- Да, сэр! - вытянулся в струнку Брассет.

- Вы слышали?

- Да, с-э-р! - протяжно подтвердил дворецкий.

- Все слышали? - угрожающе спросил он у присутствующих. - А не то я найму себе поверенного в моих делах, или как его там это называется, и не кого-нибудь, а мистера Криггса, этого достопочтенного джентльмена.

- Эту достопочтенную гниду с повадками мерзкого интригана? - ужаснулся Джекки Чесней. - Гм, тетушка, я думаю, что мы действительно несправедливо относились к коту. И нам всем очень стыдно.

Все закивали, как китайские болванчики.

В это время в открытую форточку, словно почуяв изменение политической обстановки, ворвался кот. Из его маленькой пасти торчала голова свежепойманного домашнего хомячка. Неприлично рыгнув, кот выплюнул голову несчастного хомячка и стал играть с ней в футбол.

- Держу пари, это очередной хомячок судьи Криггса, - заявил сэр Френсис. - Вот потеха-то. Как только у него пропадает свежекупленный в зоомагазине хомяк, так эта усатая бестия устраивает на него сафари. А бедный судья обклеивает заборы фотографиями хомячка, обещая вознаграждение.

Все присутствующие вежливо засмеялись.

- Может попробовать продать ему то, что осталось от хомячка? - высказал предложение предприимчивый Бабс. - Или сделать еще лучше, обтянуть череп хомяка картой мира и подарить ему на день рождения этот маленький сувенирный «глобус». То-то радости будет старому хомякоразводителю.

- Это самая восхитительная мысль, которую я когда-нибудь слышала от Вас, - неожиданно заявила донна Роза. - Я думаю это будет достойный ответ на его чудовищный, неподобающий поступок, - ее глаза гневно сверкнули.

- Судья подарил ей на день рождения в этом году огромную надувную резиновую жабу, - шепотом, на ухо Бабсу, разъяснил ситуацию Чарли Уэйком. Тот понимающе кивнул.

- Да, этот мерзавец достойно заплатит за свои гнусности, - заявил Бабс. - И все благодаря моему Бабсику, - в это время кот нагло зафутболил голову хомяка под комод и громко замяукал, требуя, по-видимому достать ее обратно.

Вечер удался. Все оставшееся время в гостиной только и обсуждали планы мести донны розы судье Криггсу. Чем дольше продолжалось обсуждение, тем более бесчеловечным пыткам виртуально подвергался экс-судья. Если бы существовала хоть какая-то незримая связь, то этот достойный джентльмен содрогнулся бы от ужаса. Хотя, может быть что-то такое все же существует в нашем мире, поскольку ничем иным нельзя было объяснить постигший судью запор. Судорожно терзая стульчак, судья Криггс был озабочен только одним, чтобы от натуги глаза не вылезли на лоб. Тяжкие страдания он, правда переносил мужественно, даже в такой ситуации строя планы в отношении семейки Чеснеев. В его голове, видимо благодаря запору, созрел дьявольский план. Промучившись в туалете всю ночь, судья Криггс с трудом дополз до телефона и заказал в аптеке клизму с доставкой. Прибывшего под утро курьера из аптеки он с рычание спустил с лестницы и заперся в туалете. Спустя еще пять минут, он выскочил обратно и, сбегав на почту отослал заветную клизму на имя донны Розы с припиской «От верного поклонника с надеждой на взаимность».

Доставка посылки заметно прибавила оживления в особняке Чеснеев. В негодовании миссис Чесней расколотила с три десятка сервизов. Негодуя, как разъяренная самка хорька, она решилась на выполнение условий Бабса. Война с судьей Криггсом требовала мобилизации всех усилий, в том числе и даже такого отвратительного, по ее мнению, союзника, как Бабс Баберлей. Потратив все послеобеденное время на улаживание формальностей с денежными запросами нашего героя, вечером она буквально сгребла его в охапку и насильно повезла в банк.

Ошеломленный Бабс от удивления только крутил головой. Открытый на его имя счет в Английском банке и увесистый портфель набитый пачками денег, ошеломили его больше, чем визит проктолога в монастырь старых дев.

Пока он крутил головой, донна Роза сделала ему официальное предложение о найме на работу.

- Я начинаю войну с этим старым мошенником Криггсом. Мне понадобятся все ваши недостатки и плохие манеры. Что Вы на это скажете?

- Ай лав вис гейм! - воскликнул Бабс, вновь пробуждаясь к жизни. - Все двери открыты предо мною, но настало время кое-кому надрать задницу! За такие деньги, - он раскрыл саквояж и мысленно еще пересчитал каждую пачку, - Я готов довести этого кретина до сумасшествия.

- Тогда через час первое собрание военного командования, - заявила донна Роза и отбыла по своим делам. Ошеломленные домашние впали в ступор в первые же пять минут заседания, на котором слово было предоставлено командующему штабом войны с Криггсом, мистеру Бабсу Баберлею. Выработанный план действий получил полное одобрение присутствующих. Война началась.

На следующее утро судья Криггс, получил маленький сувенирный глобус в виде головы хомяка с кратким письмом:

«Уважаемый мистер Кригсс!

Государственное Общество Великобританская Национальное Объединение (сокращенно ГОВНО) награждает Вас призом за многолетние успехи в разведении хомяков. Этот приз - сувенирный глобус мира, выполненный в виде головы хомяка. Кроме этого скромного, но надеемся дорогого подарка, предлагаем Вам эксклюзивные расценки на услуги живодера домашних животных и высокие оптовые цены на шкурки хомяков.

Искренне Ваш,

Председатель Мистер Поннос».

Трижды перечитав послание, судья Криггс так ничего и не понял. Все утро прошло в тщательном многократном перечитывании послания и разглядывании глобуса. При этом наспех наклеенная карта разорвалась и взору судьи предстала засохшая голова несчастного хомяка. Придя в конце концов к определенному выводу, что стал жертвой чьей-то гадкой шутки, судья пришел в ярость.

- Что? Кто-то смеет делать из меня идиота? Не выйдет! - брызгая слюной, вскричал он. - Наверняка, это все старая прошмандовка из соседнего особняка, или ейная семейка. - Я им устрою праздник, - пообещал он. - У меня есть план и вы все попляшете! - с этими словами судья выбросил голову несчастного хомяка в мусорное ведро и отправился в Скотланд-Ярд. По старой дружбе с начальником Скотланд-Ярда, неким мистером Гутентагсом, он получил доступ ко всем уголовным делам, расследование по которым зашло в тупик.

- Дела мне нужны для того, чтобы найти главного виновника и засадить его лет на тридцать восемь с половиною, - объяснял своему другу судья Криггс, распивая с ним огромную бутыль с самогоном из брюквы с тройной очисткой.

- А я думал, у тебя в туалете бумага кончилась, - закудахтал Гутентагс.

- Не, я обещаю вернуть дела, как только закончу с маленьким расследованием, - осушив еще один стакан, заявил судья Криггс. - Я знаю, кто это сделал, надо только найти доказательства, свидетелей. Я думаю лет тридцать восемь с половиной ему обеспечено, - гадко ухмыльнулся судья Криггс, становясь похожим на усатого таракана. - Этот Попус Мандатрахулос у меня сядет, пусть даже мне придется выбивать показания из свидетелей!

- Это правильно, - икнув, заявил мистер Гутентагс. - Преступник должен сидеть в тюрьме! Но собрать доказательства не удалось даже таким асам, как мои орлы, - с сомнением сообщил он и рыгнул.

- У твоих орлов глисты из задницы торчат, - досадливо поморщился Криггс. Только и умеют, что самогонку тырить. А у меня есть брат, он почти такой же умный, как я, но только в два раза тупее, так вот, у него есть детективное агенство, которое всего за пятьсот фунтов сфабрикует любые улики, выбьет любые доказательства. А кто будет против, я предлагаю арестовать по подозрения в скупке краденых трусов. Надеюсь ты сможешь обеспечить мне это маленькое одолжение? - проблеял Криггс, выдыхая пропитанное спиртом содержимое своих легких.

- О чем речь! - обрадовался нехороший Гутентагс. - У меня куча заявлений о пропаже старых трусов.

Одним словом, судья Криггс отправился домой в очень хорошем настроении. Его зловещий план по засадке мистера Мандатрахулоса начал осуществляться. Вдобавок ко всему, судья принялся сочинять очередное послание донне Розе.

- Мерзавка! Старая ведьма! Старая клизма! Проститутка! Леди Блядь! - так начиналось анонимное письмо из посылки, полученной семейством Чеснеев. На свою беду, донна Роза поленилась сама вскрыть и прочитать его и попросила об этом своего мужа. При первых же словах, которые сумел проскрипеть из себя сэр Френсис, боровшийся с приступом душившего его смеха, миссис д’Альвадорес - Чесней рухнула в обморок. - Я позволил себе оказать Вам знаки внимания, прислав отличную, только раз использованную клизму, надеясь получить ответ на свои чувства. Но Вы безжалостно промолчали. Посылаю Вам свою зубную щетку, я ею больше пользоваться не могу, поскольку уронил ее в унитаз, но Вам, надеюсь, она пригодится. Ваш Верный поклонник, - так заканчивалось послание, написанное судьей в порыве экспромта в тот момент, когда он сидел, борясь с очередным приступом запора. Все собравшиеся на чтение боролись с желанием громко расхохотаться. К счастью для них, это всем удалось и потому, пришедшая в себя донна Роза запустила заварочным чайником и новым сервизом в стену, а не в голову кому-нибудь.

Словно в ответ, на следующий день неизвестные бродяги, всего за два пенса каждому, закидали домик судьи тухлыми яйцами и помидорами (продукты за счет заказчика). Вдобавок кто-то подписал судью на целую кипу порножурналов. Но самодеятельность Чарли Уэйкома ни к чему не привела. Обрадованный судья каждый день с нетерпением поджидал почтальона. Однако это ничуть не охладило воинственного пыла судьи. Результатом этого стало получение донной Розой по почте из секс-шопа посылки с огромным вибратором. Приписка гласила:

«У меня такой же.

Ваш Верный поклонник».

Прошла неделя. Судья Криггс вместе с очередной кипой журналов получил посылку с веревочной петлей. Кроме нее в посылке лежало письмо.

«Старая сволочь! Доколе ты будешь мучить белый свет своим существованием? Найди в себе силы и повесься. Обещаем в честь этого немедленно устроить дискотеку

Общество старушек божих одуванчиков».

Потирая от радости руки, донна Роза была немало удивлена появлением судьи поздним вечером.

- Мне тут по ошибке прислали посылку. Я думаю, что это Вам, - галантно расшаркался судья Криггс и быстренько ретировался. Увидев знакомое содержимое, донна Роза немедленно послала за Бабсом.

- Вы мерзавец, хам, кретин! Судья прислал мне мою же посылку и еще издевательски расшаркался предо мною, - бушевала донна Роза. Я не за то плачу Вам деньги, чтобы надо мною издевались!

Бабс пожал плечами и поехал с Брассетом на кладбище домашних животных. За небольшую плату сторож разрешил выкопать несколько свежезахороненных трупов братьев наших меньших. Запаковав трупики в мешки, на следующее утро Бабс отправил их в огромной посылке.

- «Как нам стало известно, вы недавно потеряли горячо любимого хомяка. Руководствуясь лучшими чувствами, высылаем Вам двенадцать собачьих трупиков. Надеемся, что они хоть ненамного скомпенсируют Вашу утрату. Общество Защиты Животных», - так заканчивалось письмо.

Судья, прочитав письмо так разволновался, что немедля осушил целую бутылку коньяка и пошел бить окна в особняке Чеснеев. Расхайдокав окна на двух этажах, мистер Криггс, вспомнил о том, что на следующей неделе у сэра Френсиса день рождения и, осененный новой идеей, немедленно ретировался. Как оказалось, он провел весь день в среде художников, подыскивая среди них такого, у которого были бы какие-нибудь нелады с законом, и которого можно было бесплатно заставить потрудиться на себя. Таковых оказалось так много, что мистер Криггс устроил целый конкурс, пообещав победителю амнистию. Для пущей важности, он пообещал всех остальных проигравших упрятать за решетку на месяц, чтобы научились рисовать по нормальному.

Целую неделю обитатели особняка Чеснеев с интересом наблюдали за судьей Криггсом. Но тот не подавал никаких признаков гнева или недовольства, напротив, завел привычку каждый день бросать под колеса проезжающих машин трупики собак и требуя с них потом компенсацию, угрожая в противном случае засадить их за жестокое обращение с животными. Спустя неделю, судья Криггс, гадко улыбаясь направился в галерею Джеймса, где имели обыкновение собираться все художники, или считающие себя таковыми. В этот день выставка была открыта только для одного посетителя, мистера Криггса. Вся галерея была заставлена картинами, выполненными по заказу судьи. Он долго ходил от одной к другой и хохотал над увиденным. В конце концов, он объявил, что все они, художники - подонки и мерзавцы, по которым веревка плачет, но в этот раз он так и быть их прощает, при условии, что они доставят все полотна на дом судье.

Что было изображено на полотнах вскоре узнали и соседи судьи. В самый разгар попойки, на которой все отрывались по черному, особенно сам юбиляр, сэр Френсис, Брассет объявил, что на дом поставлена посылка и что это, судя по всему, картина. Все немедленно повскакивали с мест и бросились в парадное, где к стене было прислонено большое, в полный рост полотно в раме. Изображение было скрыто под тонкой специальной тканью, на которой было выгравированы золотыми буквами следующие слова:

«Полковнику Чеснею, в знак признания его заслуг перед родиной от безыимянного мастера».

Растрогавшийся полковник утер скупую мужскую слезу и, гордо выпятив грудь, решительно сдернул ткань. Взору всех предстало изображение поля боя, на котором валялись поверженные и окровавленные враги. Но не это потрясло всех до глубины души. На переднем плане в белоснежном мундире, на лацкане которого висели многочисленные ордена, была изображена старая обезьяна. Как и у сэра Френсиса, одна нога у обезьяны была заменена протезом. Вид обезьяны в полковничьем мундире, да еще с орденами, поверг сэра Френсиса в столбняк.

- Боже мой! - проскрипел юбиляр. - Я больше пить не буду, - заявил он, и икнув, рухнул как сноп. Его обморок продолжался целых полчаса, причем прибывший на место врач констатировал паралич и убыл, принеся соболезнования. Быть может сэр Френсис так бы и остался паралитиком на всю жизнь, если бы находчивый Брассет не додумался прогудеть в горн побудку. Привычным рефлексом сэр Френсис вскочил, как ужаленный и, выдернул из ножен свою сувенирную саблю.

- Рота, в атаку, - заорал он и взмахнул саблей над головой, задев люстру. Тяжелая, хрустальная люстра рухнула ему на голову и последнее, что он увидел, прежде чем вновь обнять пол, это изображение обезьяны в ранге полковника.

Визг, который стоял после этого в доме примерно с полминуты, не поддается описанию Его громкость приятно удивила судью Криггса, спрятавшегося в саду, чтобы получше услышать реакцию на его подарок.

Вторично прибывший на место доктор в этот раз констатировал сотрясение мозга и наложил семнадцать швов на лысый череп героя Индийской войны.

- Рекомендую на всякий случай накидать завещание и подмахнуть, пока он жив, - ободрил всех доктор. - Если в состоянии больного произойдут какие-нибудь изменения, я буду в ресторане «Палас», - сообщил он и укатил на машине скорой помощи, включив для пущей важности мигалку.

Потрясенные до глубины души домашние осторожно, всего лишь два раза стукнув головой сэра Френсиса об двери, занесли мужественного полковника в гостиную, на диван. После чего подсели к столу и продолжили праздновать, не забывая вставать каждый раз, когда произносили тосты и здравицы в честь сэра Френсиса. Горе семейства было так велико, что крышки из бутылок только и успевали вылетать из горлышка, напоминая временами канонаду. Именно этот волшебный звук вновь пробудил сэра Френсиса к жизни, поскольку вскоре донесся его болезненный стон, перекрывший очередной тост.

- Пить! - заскрипел, едва не плача, перевязанный полковник. Рядом с ним материализовался Брассет со стаканом и бутылочкой минеральной воды, которые тут же полетели в голову дворецкого с большим ускорением.

- Я сказал ПИТЬ!!! - как тигр прорычал сэр Френсис Чесней. Все немедленно обратили внимание на пришедшего в себя юбиляра и ушедшего в себя дворецкого, сползавшего по стене с разбитой головой (увернуться от бутылки минералки ему не удалось). Все бросились к пострадавшему.

- А-а-а-а! - донесся сзади чей-то знакомый голос. - Не ждали? А я с подарком, - радостная морда судьи Криггса сияла, словно начищенный пятак. - Дай думаю зайду, а тут крики, шум гам, кто-то срезал все розы в вашем саду вот этими ножницами, - он помахал злополучным садовым инструментом в воздухе, - И поджег беседку у пруда, - в воздухе действительно потянуло гарью, - в доказательство старый судья продемонстрировал коробку спичек. - Но я не мог упустить случая поздравить моего «друга», - экс-судья особо выделил последнее слово. - И вот, это мой подарок, - он развернул какой-то сверток у себя под мышкой и продемонстрировал какую-то жалкую поделку под самурайский меч. - Это древний японский тесак для исполнения харакири, - сообщил судья Криггс, улыбаясь, как усатый таракан. - Такому военному человеку, как Вы, сэр Френсис, вещь, надеюсь, обязательно пригодится в ближайшем будущем, - продолжал судья, дюбуясь пилообразному лезвию клинка.

- Что? - проскрипел сэр Френсис. - Мне, харакири? - мгновенно выздоровевший полковник, схватив подарок, обнажил клинок ти со свистом рассек воздух. - Да я этим клинком не то что харакири, обрезание сделаю! - его голос внезапно обрел былую величественность. - Но не себе, - добавил полковник, увидев, что донна Роза немедленно грохнулась в обморок, опрокинув на себя бокал с шампанским.

- Что Вы на меня так смотрите? - испугался мистер Криггс, пятясь назад. - Не смейте ко мне приближаться, - заорал он, с ужасом глядя на свой «подарок» в руках юбиляра. Его глаза испуганно забегали по сторонам. Неожиданно он узрел перед собой чрезвычайно знакомую физиономию. И у ее обладателя не было ни спасительного чепчика, ни матросского костюмчика. А органы зрения судьи уже начали приходить в норму, если красные, как у кролика глаза можно назвать нормальными.

- Что Вы на меня так смотрите, - тут уже испугался Бабс.

- А-а-а-а-а-а! - взревел судья, вспомнив издевательские переливы голоса (фраза типа «Я тебя поцелую после, если захочешь» постоянно вертелась в больной голове судьи). - Как ты выбрался из тюрьмы? - его руки сомкнулись на горле Бабса. Тот захрипел, но тут же вернул судью на приличное расстояние от себя, использовав свою любимую трость. Мистер Криггс со стоном согнулся пополам.

- Как граф Монте-Кристо! - гордо ответил Бабс, выставив вперед левое плечо и задирая нос. - В смысле как мистер Мандатрахулас! - Типа, я и есть Мандатрахулос, поэтому меня выпустили. Или наоборот, я точно не помню. Я кретин, - мистер Баберлей скорчил гадскую рожу, которая окончательно привела судью в бешенство.

- Тем лучше! - заорал судья, выхватывая револьвер и стреляя в потолок. Тяжелая люстра гостиной немедленно повторила подвиг своей предшественницы из парадного, обрушившись на незадачливого стрелка. - Вор должен сидеть в тюрьме! - приглушенно донеслось из-под люстры. - Я об этом позабочусь, - пострадавшая, залитая кровью морда судьи показалась из-под останков люстры только для того, чтобы бессильно откинуться в сторону. Судья тоже потерял сознание.

- А может пока он спит, ему это, харакири или это, как его, обрезание сделать? - предложил неугомонный мистер Мандатрахулос, обеспокоенный угрозами судьи.

От такого устрашающего предложения, судья немедленно пришел в себя и, не открывая глаза, страшным голосом сказал.

- А-а, мерзавец, заткнись, я все слышу! - и снова потерял сознание.

- Надеюсь, он впал в кому? - спросил мистер Джекки Чесней.

- Надеюсь он не окочурился? - пискнул Чарли Уэйком.

- Надеюсь нам не придется его хоронить? - обеспокоилась пришедшая в себя донна Роза.

- А, это пустяки, обольем тело серной кислотой и смоем в слив ванной комнаты, - предложил мистер Мандатрахулос..

- За это надо выпить! - предложил раненый юбиляр и, дотянувшись до непочатой бутылки виски, одним взмахом открыл пробку при помощи самурайского меча. В комнате раздался звук виски, разливаемого по стаканам. В это время с громким треском лопнули стекла. В порыве радости, все отмечавшие как-то пропустили мимо ушей сообщение судьи о том, что кто-то поджег беседку в саду. За все то время, пока все семейство вовсю отмечало юбилей, пожар перекинулся и на особняк. Закрытые ставнями оконные стекла долго и упорно держали оборону, но настал момент и им лопнуть, разлетаясь шрапнелью во все стороны. Очнувшийся за мгновение до этого Брассет, поднялся в полный рос и принял очередь из кусочков стекла на себя. Его идиотско белый, по последней моде, костюм дворецкого мгновенно окрасился кровью. С хриплым криком Брассет повернулся к присутствующим и все узрели торчащие у него из груди, щек, лба и носа осколки стекла. Более всего в эту минуту Брассет напоминал бойца Ку-Клукс-Клана, неосторожно десантировавшегося в Гарлеме.

- Пожар! Горим! - заверещала донна Роза, увидев стену огня, бушевавшую за окном.

- Спасайся кто может! - завопил Бабс, незаметно пуская в карман столовое серебро. - А этот старый кактус пусть остается здесь, - он кивнул в сторону судьи Криггса.

- Я все слышал!!! - заорал судья, открывая глаза. - Вызовите пожарных!

- Вызовите страховых агентов, я застрахую все имущество, - завопила донна Роза.

- Что? - хрипло вскричал сэр Френсис. - Этот старый козел, - он пнул лежащего судью носком своего протеза, - поджег наш особняк и мы не получим за это никакой компенсации? Да я щас ему харакири сделаю, - тусклым голосом просипел он, размахиваясь клинком.

- Помогите! - заорал судья. - Я не позволю мне делать обрезание! Мне еще потомство необходимо заиметь!

- Боже мой! - вскричала донна Роза. - Мало нам досталось, так еще и нашим потомкам достанется! Таким подлецам надо запретить вступать в браки.

- Кто сказал про брак? - удивился судья. - Я, как и все мои предки убежденный холостяк. - Правда, для Вас донна Роза я готов сделать исключение, сели вы разведетесь со своей обезьяной, - заявил судья, пытаясь выбраться из-под люстры.

- Что? - сэр Френсис схватился за сердце. - Держите меня, я его сейчас буду убивать! - Джекки и Чарли немедленно подскочили к нему.

- Молодец папа, давно пора, - заявил мистер Джекки Чесней.

- Да, сэр Френсис, я Вами восхищаюсь, - пискнул Чарли Уэйком срывающимся голосом.

- А-а-а-а! - угрожающе проскрипел полковник, размахиваясь самурайским мечом.

- А-а-а-а! - в унисон ему, но гораздо более дурным голосом завопил судья. - Покушение на судью в отставке, виселица с конфискацией.

- Не слушай его, дорогой, - в порыве воскликнула донна Роза. - Все равно у тебя нечего конфисковывать.

- Ага, - насмешливо заявил судья. У тебя, старая сучка тоже нечего конфисковывать, кроме разве что твоей девичьей чести. Да и то, ты ее потеряла небось еще в детском саду! - для безопасности судья загородился большим столом.

Миссис Чесней издала гортанный крик, от которых у всех кровь застыла в жилах и, схватив недоеденный арбуз, метнула его прямо в наглую, ухмыляющуюся морду судьи. Тот опешил и, оступившись упал. Издав еще один вопль, донна Роза набросилась на упавшего и принялась хлестать его по лицу, не замечая, насколько все это фривольно выглядит со стороны.

- Вломи, вломи, вломи ему, - в восторге заорал Бабс.

- Молодец тетушка, - пискнул Чарли.

Энни и Бетти, долго молчавшие тоже радостно запрыгали на месте, хлопая в ладошки.

- Уберите от меня эту старую стерву, - простонал судья. - Или я сейчас в нее плюну, - в подтверждение своих слов он смачно плюнул прямо в лицо леди. И попал. Воспользовавшись возникшей заминкой, судья вскочил и, оглядевшись по сторонам, схватил тяжелый стул. Оказавшегося на его пути несчастного Брассета смело словно ветром.

- Ну все, сутяжный гондон, - заорала донна Роза, утираясь от плевка своим платком. Энни и Бетти, услышав подобное выражение, вскрикнули и упали в обморок. - Живым не брать! - вскричала миссис Д’Альвадорес - Чесней и издала еще один крик, наподобие тех, что издают индейцы из бразильских лесов, увидев молоденькую беззащитную и, тьфу, сексуальную с их точки зрения обезьянку.

- Давайте его в ковер закатаем и оставим в горящем доме, - вдруг предложил Бабс. - В этом случае виноватых не будет, тем более, что он сам поджег.

Услышав эти слова, судья решился на отчаянный шаг. Запустив стулом в горящие ставни, он нырнул прямо в огонь.

- Нифига! - из-за стены огня донесся его торжествующий смех. - Нифига вам меня не поймать. А я пойду пока в пруд мешок с цианистым калием сброшу. Надеюсь вашим золотым рыбкам понравиться, - закудахтал невидимый судья, по-видимому удаляясь.

- А, сволочь ублюдочная, я тебя и с того света достану, - завизжала донна роза и закашлялась. Гостиная наполнилась дымом, запылали занавески. Эни и Бетти упали в обморок.

- Айда, валим отсюда! - предложил Бабс. - А то мы точно копыта откинем. Да, и еще, если хотите, телок своих можете здесь оставить, - предложил он. Весьма советую, - закончил он и, закрыв глаза рукой ринулся в оконный проем, не слыша возмущенных возгласов, которые издали лежащие без сознания Энни и Бетти.

Вслед за ним последовали смелые Джекки и Чарли. За ними сиганул хромой юбиляр, грязно ругаясь. Из покинутого ими, охваченного пламенем особняка доносились гневные вопли брошенных жен.

- Мистер Чесней! - раздался дикий вопль, от которого у Джекки кровь застыла в жилах.

- Мистер Уэйком! - визг, от которого закладывало уши, заставил покраснеть Чарли.

- Сэр Френсис! - донесся кашль донны Розы. - Немедленно вернитесь и спасите меня!

- Сейчас дорогая, я сию секунду сбегаю и вызову пожарных, - в один голос заорали все трое и быстрым, 15 км/час галопом, поскакали к выходу из особняка. С усмешкой наблюдая за ними, Бабс вытащил из кармана своего нового пиджака дорогую сигару и, пошарив по карманам в поисках спичек, с сожалением повернулся к окну и, прыгнул обратно. При этом он сбил с ног приготовившуюся прыгать донну Розу и та распростерлась на полу рядом с Энни и Бетти, тоже потерявшими сознание от удушливого дыма.

- Брассет! - заорал Бабс, вглядываясь в клубы дыма.

- Да, сэр! - донеслось откуда-то слева хриплое покашливание.

- Огоньку не найдется? - спросил мистер Баберлей.

- Сию секунду, сэр, - прокашлял Брассет и возник рядом с Бабсом. - Пожалуйста, мистер Мандатрахулос, - дворецкий чиркнул спичкой.

- Ах ублюдки! - заорала донна Роза. - Я вам сейчас покажу мерзавцы, как спичками баловаться! - с этими словами она нашарила какой-то тяжелый увесистый предмет и запустила им в наших героев.

Рядом с лицом Бабса просвистело лезвие самурайского меча. С глухим стуком меч вонзился в оконную раму.

- Ой, бля, - пробормотал Бабс и выпрыгнул обратно на свежий воздух. Огненная стена опалила ему лицо, волосы и брови, но зато сигарета продолжала гордо торчать у него изо рта. Вслед за ним с глухим стоном вывалился Брассет.

- Брассет, мерзавец, немедленно вернись и спаси нас, - вопль донны Розы был слышен аж на улице, кварталах в двух, где у ближайшего телефонного аппарата сэр Френсис, его сын и Чарли Уэйком безуспешно пытались вызвать пожарных. Безуспешно, потому что позвонивший за пять минут до этого по телефону судья Криггс, срезал трубку себе на память.

- Вперед, к другому телефону, - прокричал сэр Френсис, бинты на голове которого представляли собой весьма живописную картину. - А, вот и еще один телефон, - его слезящиеся глаза заметили затормозивший грузовик с телефонным аппаратом на борту кузова. С радостным воплем он вцепился в него, но тут же рухнул на тротуар, получив по голове палкой.

- Так вот кто в нашем районе трубки срезает, - заорал небритый детина, вылезший из грузовика. - А эти два ублюдка тоже с ним, - с этими словами его палка со свистом рассекла воздух и принялась выбивать пыль из несчастных Джекки и Чарли. Его напарник в это время вызвал полицию. Приехавшие на вызов полицейские затолкали находящихся в бесчувственном состоянии троих джентльменов и укатили, громко воя сиреной. Очнулись они только в участке, от того, что кто-то больно тыкал им полицейской дубинкой под ребра.

- У меня есть право на один звонок! - вдруг мужественно заявил сэр Френсис. Следователь, весьма неприличной наружности субъект с большой бородавкой на носу, недовольно пнул телефонный аппарат по направлению к избитой троице.

- Алло, пожарные? - проскрипел сэр Френсис. - Срочно выезжайте, в особняке Чеснеев пожар, - он продиктовал адрес и положил трубку.

- Ах ты ублюдок! - заорал следователь и принялся избивать сэра Френсиса носками своих кованых сапог. - Шутки вздумал шутить с пожарными. Я тебе устрою, - с этими словами он принялся пинать и двух других задержанных.

- Вы делаете большую ошибку, - заорал Джекки Чесней. - Мы все большие, высокопоставленные лица и вы еще об этом пожалеете! - с этими словами он влетел головой в стену, - следователь с удовлетворением разглядывал брызги крови на своем кастете.

- Меня не надо, - пропищал Чарли Уэйком, закрывая голову руками. - Я готов во всем признаться.

- А, ну это другое дело, - сразу осклабился следователь. - Джонсон, принеси-ка кипу нераскрытых дел, - распорядился он. Вошедший звероподобный полицейский вытянулся по струнке и ускакал, подпрыгивая от радости.

- Так, имя, фамилия, род занятий, - следователь снял с руки окровавленный кастет и начал писать.

- М-м-мое? - заикаясь спросил Чарли.

- Нет, мое! - заорал на него полицейский. - В глаз захотел?

- Нет, нет, - испугался Чарли. - Чарли Уэйком, эсквайр.

- Чем на жизнь зарабатываешь? - заскрипев перьевой ручкой спросил следователь.

- Ничем, - стыдливо признался Чарли.

- Как же ты живешь, - удивился «нос с бородавкой». - В смысле, как же ты оплачиваешь счета из прачечной за стирку трусов?

- А, это, - успокоился Чарли. - Ну, на это мне тетя денег дает.

- Как зовут тетю? Сонька Золотая Ручка? - поинтересовался следователь, подтирая нос своей немытой волосатой ладонью.

- Донна Роза Д’Альвадорес, - гордо пропищал Чарли.

- Что-то знакомое, - покрутил носом полицейский. - Так вроде зовут мадам в публичном доме в Сохо.

- Как вы смеете! - вскричал очнувшийся Джекки Чесней. - Донна Роза Д’Альвадорес всем известная миллионерша из Бразилии, где в лесах так много диких обезьян. - Уже год, как она замужем за очень видным британцем, героем войны в Индии, сэром Френсисом Чеснеем!

- Вы его видимо очень хорошо знаете? - осведомился полицейский. Услышанное ему нравилось все меньше и меньше.

- Да, это мой папа! - с апломбом заявил Джекки, размазывая кровавые пятна на своем лице. - А меня зовут Джекки Чесней.

- А я и есть сэр Френсис Чесней! - проскрипел сэр Френсис, поднимаясь с заплеванного пола. - И в моем особняке пожар! - на этих словах он сделал ударение.

Полицейский съежился, почесал бородавку и начал дрожать.

- Мистер Факс, вот и дела, - в комнату ввалился давешний звероподобный констебль Джонсон и швырнул на стол гору дел, высотой с полметра.

- Что? Пошел вон, сволочь! Не видишь это уважаемые люди, как ты мог только подумать, что это преступники! И что на них можно будет списать нераскрытые преступления! - голос Факса звенел словно струна на контрабасе. - А ну подать сюда тех телефонных дел ублюдков, которые посмели вызвать полицию, обвинив этих уважаемых господ черт знает в чем! И вызовите пожарных!

Джонсон шарахнулся от испуга, сделал поворот, обрушив при этом стоящий шкаф и, прокричав «есть» вновь ускакал, подпрыгиваая на каждом шагу. Спустя пять минут в кабинет влетели головами вперед два злополучных телефониста. На глазах у наших героев Факс вызвал подкрепление Джонсону и их принялись бить.

- С ноги, с ноги, им вломите! - подбитые глаза сэра Френсиса светились мстительным азартом.

- И кастетом их кастетом! - мстительно добавил Джекки Чесней.

- И дела, дела нераскрытые не забудьте на них списать! - радостно пропищал Чарли.

- Будет сделано! - вытянулся Факс. - Надеюсь, вы простите нас за это большое недоразумение.

- Нет конечно, - ответил Джекки Чесней. - Но простить вас мы сможем при одном условии, - он почесал ушибленную голову и по привычке сделал попытку уложить свои непокорные патлы, торчащие в разные стороны. - Че бы такого пожелать? - вслух подумал он.

- Давайте потребуем, чтобы судью Криггса арестовали, - предложил Чарли Уэйком.

- Судью? - испугался инспектор Факс. - Не, на это я пойти не могу, имейте совесть.

- Раньше надо было думать, - заорал на него Джекки. - Тогда у нас есть пожелание, чтобы вы проделали все то же самое, что с нами, но с одним гадом. Он как-то посмел поднять руку на моего отца, и вообще нагло издевался над нами.

- Ты имеешь в виду этого мерзавца и негодяя, - хриплым голосом спросил сэр Френсис. - Неблагодарного подонка, который за все добро, которое мы для него сделали, содрал с нас полтора миллиона и ударил меня по морде?

- Да, да, да, - все более распаляясь при мысли о мести, заявил Джекки. - Я имею в виду этого Попуса Мандатрахулоса.

- Браво, Джекки, - захлопал в ладоши Чарли. - Пускай эта толстая жопа получит по заслугам!

Троица пострадавших подоробно описала инспектору Факсу личность будущего пострадавшего и удалилась из полиции в хорошем настроении.

Тем временем особняк продолжал полыхать. Вопли брошенных жен давно перестали доноситься. Прибывшие на место пожарники обнаружили руины некогда гордого особняка. Пожав плечами, пожарники решили разбить бивуак и принялись сооружать костры, на которых намеревались делать шашлыки. Внезапно от руин отделилась черная голая фигура, обсыпанная золой и грозно сверкнула глазами.

- Эй, огоньку не найдется? - поинтересовался главный пожарник, безуспешно похлопав себя по карманам в поисках спичек.

.- Огоньку? - вскричала фигура голосом донны Розы. ОГОНЬКУ? ОГОНЬКУ??? - с этими словами она схватила шампур и ткнула им в задницу пожарного.

- А-а-а! - заорал он. Тут на помощь донне Розе из руин присоединились еще две фигуры, тоже абсолютно голые и все в золе. Визжа что-то неразборчивое, женщины похватали шампуры и принялись бегать с ними за пожарными.

- - А-а-а-а-а-а-а-а! - вскоре окрестности сгоревшего особняка огласились целой какофонией звуков. Их издавали обезумевшие от страха пожарники.

Однако пожарная команда была спасена появлением около особняка сэра Френсиса, его сына Джекки Чеснея с другом, Чарли Уэйкомом. Увидев их, разъяренные женщины окончательно превратились в фурий и визжа накинулись на своих благоверных.

- Дорогая, - кричал сэр Френсис, быстро отступая в сторону изгороди. - Я торопился спасти тебя, но злой рок, стечение обстоятельств и неправомерные действия полиции не дали нам возможность прибыть, - скрипел голос бравого полковника, спрятавшегося в кустах. - В конце концов, это же мы вызвли пожарных!

Его примеру немедленно последовали Чарли и Джекки, вопившие, что это все не он, а его приятель, и на бегу показывали пальцами друг на друга.

- Это он меня подговорил, - одновременно оправдывались они, улепетывая со всех ног. Нырнув в заросли, они притаились там, вызывая шквал гнева и ругани, которыми их осыпали Энни и Бетти.

- Немедленно выходите мерзавцы, - прокричала донна Роза метнув шампур в гущу зарослей. Ее примеру немедленно последовали Энни и Бетти. Оттуда раздался громкий стон и из зарослей показался несчастный Брассет, из груди которого торчали три шампура.

- Ы-ы-ы-ы-ы, - учтиво заявил дворецкий и повалился набок.

- Ой, - сказала донна Роза, смущенно ковыряя босой ногой траву. Энни и Бетти упали в обморок.

- Ага, статья такая-то, двадцать лет тюрьмы или виселица, - немедленно разъяснил Бабс, также появляясь из зарослей. Энни и Бетти, только что пришедшие в себя, вновь потеряли сознание.

- А ну мерзавцы, немедленно выходите, или я за себя не отвечаю, - закричала донна Роза. - Посмотрите, что вы наделали! Брассета закололи! Кто теперь нам готовить будет?

- Я бы за это не беспокоился, в ближайшие двадцать лет бесплатная тюремная баланда Вам обеспечена, - ободрил всех Бабс.

- А Вы, чудовище, заткнитесь! - потребовала миссис Чесней -Д’Альвадорес. - Это все Вы виноваты!

- Я? - удивился Бабс. - Это же была ваша идея объявить войну мистеру Криггсу. Кто ж думал, что он свихнется и подожжет ваш особняк.

Ответную гневную реплику донны Розы никто не услышал. В особняк Чеснеев въехала кавалькада полицейских машин. Вслед за ней катили многочисленные репортеры местной прессы, которых пригласили освещать проведение крупной полицейской операции. Из первой же машины показалась какая-то шишка, представившаяся Гутентагсом. Из остальных машин вывалилась куча жирных, хорошо откормленных полицейских во главе с мистером Факсом и Джонсоном. Покрутившись вокруг, они обнаружили тело Брассета и, радостно гомоня, наперебой стали докладываться Гутентагсу о совершенном преступлении. Допросив всех присутствующих при помощи полицейских дубинок, Факс и Джонсон немедленно получили правдивые показания от сэра Френсиса, Джекки Чеснея и Чарли Уэйкома, после чего немедленно заковали донну Розу, Энни и Бетти.

- Какая удача! - потирал руки Гутентагс, когда инспектор Факс, гордо задрав свой нос с бородавкой, доложил о раскрытии зверского преступления. - Мы вообще-то тут чтобы арестовать известного злоумышленника, некоего Попуса Мандатрахулоса, на совести которого немало (две комнаты архива) нераскрытых дел, - при этих словах Факс удивленно выгнул свои мохнатые брови и подмигнул сэру Френсису, под глазом которого красовался свежий синяк.

Ручки в руках репортеров зажили словно своей жизнью, принявшись терзать странички блокнотов, покрывая их кучами каракулей. Завтрашние репортажи обещали сенсацию.

В это время на лужайку ворвался еще один автомобиль. Громко завывая шинами, авто резко развернулось на остатках лужайки и затихло. Из него вывалился радостный донельзя мистер Криггс вместе с каким-то молодым человеком, весьма бандитской наружности, словно сошедшего с плаката, рекламировавшего услуги страховых компаний.

- А, полиция, очень кстати! - воскликнул молодой человек. - Я требую арестовать этого человека! - молодой человек заученным движением ткнул кривым пальцем в сторону Бабса.

Репортеры с интересом вновь заскрипели своими ручками.

- Подождите немного, - рассердился мистер Гутентагс. - Кто здесь Попус Мандатрахулос?

- Он! - взвизгнул Чарли Уэйком. - Я все скажу!

- Он! - поддержал Джекки Чесней. - Это из-за него мы все время впутываемся в неприятности.

- Неправда! - воскликнул Бабс. - Я никакой не Мандатрахулос! - пустите меня, волки позорные, - он начал вырываться из объятий полицейских.

- Вы слышали, он признался! - воскликнул молодой человек. - Он никакой не Мандатрахулос! Настоящий Мандатрахулос это я! Поверенный фирмы «Скотски, Плотски и Глотски», мистер Криггс может это подтвердить.

Судья Криггс закивал головой, как китайский болванчик. На его лице застыла довольная, ни с чем не сравнимая улыбка человека, только что выведшего своих врагов на чистую воду.

Гул среди репортеров нарастал. Они явно не ожидали столь захватывающего развития событий.

- Вот как? - удивился мистер Гутентагс, косясь на журналистов. - Так, этого освободить, а вот этого, - он указал пальцем на молодого человека, - арестовать!

- Но, секунду! - заорал тот. Что вы делаете?

- Кричи не кричи, все равно попался! - злорадно заявил мистер Гутентагс. Мы имеем колоссальное количество свиедетельских показаний, из которых следует, что некий Попус Мандатрахулос совершил около трех сотен различных преступлений, за что большое спасибо судье Криггсу, собравшего эти свидетельства, - пока он говорил, инспектор Факс и констебль Джонсон уже запихали арестованного Мандатрахулоса в машину.

- Но, секунду, - заикаясь, начал говорить судья Криггс. - Это как же? Это же он главная сволочь, - он начал что-то шептать на ухо Гутентагсу.

- Что я могу сделать? - прошипел ему в ответ Гутентагс. Мы уже сфабриковали все улики обвинения, а тут вылезает этот молодой человек и заявляет, что он Мандатрахулос, и все это на глазах журналистов! Да я просто обязан его арестовать! Какого хера вы его сюда притащили?

- Я боялся, что этот подлец опять как-нибудь вывернется и решил подстраховаться, - оправдывался судья.

- Ну что же, поздравляю Вас, он вывернулся, - злобно бросил Гутентагс и повернувшись к Бабсу, постарался придать лицу невинное выражение. - Ну, теперь у нас в руках настоящий мистер Мандатрахулос и он получит по заслугам, а Вам я приношу свои извинения, - он расшаркался перед Бабсом.

Бабс захлопал в ладоши.

- Да здравствует британская полиция, самая лучшая полиция в мире! - воскликнул он и принялся аплодировать. Его порыв немедленно подхватили журналисты, засыпавшие толпу полицейских бурными аплодисментами.

Единственным недовольным лицом было лицо судьи Криггса, на котором застыло такое выражение, словно тот длительное время страдал запором. Судья аж заскрежетал зубами от злости.

- Я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! - пригрозил он и сплюнул в сторону. Его плевок немедленно угодил в одного из журналистов, после тут же разгорелся новый скандал.

- Это же та самая сволочь, которая кидалась чернильницей в юридической конторе, - воскликнул один из журналистов, на лбу которого красовалась большая шишка. - Ну держись! - с этими словами он подобрал булыжник и запустил им в судью. Тот увернулся и кирпич со всего размаха ударил по лбу мистера Гутентагса. Полицейский негодующе схватил кирпич и метнул им в своего обидчика. Однако камень угодил совершенно в другого репортера.

- Ах так! - вскричал тот, отбрасывая блокнот и нагибаясь за камнем. - Получи!

В следующую минуту в особняке Чеснеев разгорелось настоящее сражение. Туча камней летала по воздуху во всех направлениях, разбивая головы и лбы нерасторопным. Отряд полиции, сомкнув свои ряды по приказу Гутентагса начал избивать прессу дубинками, но журналисты оказались не робкого десятка. Каждый из них работал криминальным репортером и в совершенстве владел искусством уличных боев.

После прибытия подкрепления, вызванного по рации, вверх взяли полицейские, арестовав и избив всех, кого только можно было поймать в окрестностях замка. Вновь попало сэру Френсису, Джекки Чеснею и Чарли Уэйкому, оказавшихся на пути сводного отряда полиции особого назначения. Вновь досталось на орехи и судье Криггсу. Его подбитые глаза и сломанный нос дико смотрели на мир. Брассета забрали вместе с остальными участниками, посчитав его за одного из зачинщиков. К вящему неудовольствию судьи Криггса и семейства Чеснеев обнаружилось, что из сетей полиции счастливо ускользнул только Бабс Баберлей. Подтверждением этого факта можно считать теплое письмо, присланное им в тюрьму на имя семейства Чеснеев. В письме приводились слова сочувствия и глубокого прискорбия тем, что не может разделить их судьбу, поскольку в ближайшее время женится и уезжает на Канарские острова.

ЭПИЛОГ.

Судья Криггс, в своем кресле-качалке дожидался наступления Нового года. Несмотря на достаточно солидный возраст, который судья тщательно скрывал, он до сих пор верил в Санта-Клауса и каждый год под елочкой оставлял большой мешок для подарков. Но к его немалому разочарованию, после достижении будущим судьей совершеннолетия, мешок постоянно оставался пустым. Молодому Криггсу было невдомек, что подарки в мешок клали его родители, которых он отправил в дурбольницу, чтобы завладеть их состоянием, благо полученное на родительские денежки обширное юридическое образование (с обширными пробелами во всех областях юридиспруденции) помогло. Но судья каждый год продолжал верить, что в предыдущем году произошло досадное недоразумение и что в этом-то году, его большой мешок обязательно наполнится и ругался последними словами, когда этого не происходило. Стоит ли говорить, что запросы судьи росли вместе с ним, и размеры мешка достигали уж вовсе неприличных размеров. Резонно полагая, что в этом-то году ему должны обломиться подарки за все предыдущий годы, мистер Криггс каждый год увеличивал размеры мешка. Со временем, елку пришлось ставить в конюшне, поскольку мешок, в который запросто могла поместиться лошадь вместе с экипажем, занимал слишком много места в гостиной судьи. Несмотря на это, проснувшись после каждого нового года мистер Криггс живо бежал исследовать содержимое мешка. Вот и в этот раз, едва проснувшись, в ночной рубашке и идиотском спальном колпаке на голове, судья Криггс поскакал по ступенькам вниз, во двор. С пинка распахнув дверь конюшни, судья замер. Его гитантский красный мешок был наполнен доверху и был подвешен к потолку веревкой, туго перетянувшей его горловину. Сгорая от нетерпения, судья попытался отвязать веревку, но никак не мог подпрыгнуть на большую высоту. Не в силах больше терпеть, мистер Криггс, сбегал домой и, сняв со стену саблю, позаимствованную со стены в особняке Чеснеев еще в те времена, когда его еще приглашали в гости, вернулся в конюшню и, встав прямо под мешком, подпрыгнул, что было силы и рубанул саблей по нависавшей над ним нижней части мешка. Ткань не выдержала и, лопнув по периметру, обрушила на радостного судью груду упакованных, словно куриные окорочка, бесчисленные трупики хомяков. Сотни, может быть даже тысячи хомячков засыпали судью с ног до головы, отнимая последнюю детскую мечту, мечту в доброго Санта-Клауса, оставляя только чувство озлобленности.

- Что такое! - взревел судья Криггс. - Мерзавцы, подонки, ублюдки, вшивые негодяи, козлы, волки позорные, сволочи, - принялся ругаться он. - Я до вас доберусь! Найду кто это сделал, шкуру живьем сдеру, кожаное пальто себе сошью с карманами! Или даже лучше, я тоже над вами подшучу! Засуну в ваши мешки для подарков содержимое моего унитаза после плотного ужина! Санта-Клаусы гребаные!

А в это время на чердаке конюшни беззвучно хохотал Бабс, нарядившийся Санта - Клаусом.