"Ночь шрамов" - читать интересную книгу автора (Кэмпбелл Алан)

9. Столпотворение у Колодца Грешников

Сотни собравшихся стояли безмолвно и неподвижно у сторожевой башни в ожидании казни. Прямо над головой Неттла нависала ржавая масса цепей. Времени оставалось все меньше и меньше. От этой мысли у него замирало сердце.

На западе у самого горизонта лучи заходящего солнца стрелами пронзали багрово-синие тучи. Приближалась Ночь Шрамов.

Наблюдательная башня Барраби проросла прямо сквозь цепи. Испещренные выбоинами и вмятинами стены почернели от пожаров. Окна и двери были замурованы еще две тысячи лет назад, но поговаривали, что до сих пор в башне слышатся рев и хрип демонов.

Вокруг господина Неттла собрался рой мух. Он подтолкнул тележку вперед, при этом поцарапав и отдавив добрую дюжину ног, и обогнул помост, остановившись около церковных обозов, груженных дарами Ульсису: изделиями из железа, меди и дерева, цветами и мечами. Каждый предмет являл собой образец мастерства ремесленника, подносившего его в дар богу. После казни телеги возвращались в храм, а дары сбрасывались в пропасть.

Пустая трата.

Два церковных стражника в доспехах охраняли подношения. Услышав скрип тележки Неттла, один из них обернулся.

— Что у тебя там? — прорычал солдат. — Железо?

— Для тебя — ничего, — буркнул незнакомец.

— Здесь тебе не бесплатное представление.

— Я не для того тащился в такую даль, чтобы посмотреть, как тут пилигримов режут.

— Тогда иди куда шел!

Опустив голову, господин Неттл проследовал мимо стражников. Нет ничего хуже солдата, которому нечем заняться. Тут надо радоваться, что хоть какая работа есть. В регулярных частях при храме состояло менее девяти сотен, большинство из них несли службу в гарнизонах речных городов. Еще около тысячи были понижены в ранг резервистов и вообще не получали жалованья. После такой армейской службы у них ничего и не было, кроме доспехов да оружия, которые приходилось точить и начищать для регулярной инспекции, дабы не вызвать громоподобного недовольства Авульзора. Дипгейтская кавалерия также подверглась сокращению. Боевых коней запрягли в купеческие телеги или распродали мясникам и глюманам.

Шепот волной пробежал по толпе, когда по ступенькам на помост поднялся сам Итчин Самюэль Телль, Авульзор Дипгейта. Господин Неттл обернулся. Худое лицо Авульзора с впавшими щеками заканчивалось острой, словно кинжал, намасленной бородой. Человек в черной сутане был главой спайнов. Он что-то тихо сказал одному из стражников, тот вытянулся, затем кивнул и потащил к помосту первого пилигрима.

Хашеттский воин не пытался сопротивляться и даже не поднял головы. Глаза его были закрыты: очевидно, он молился. За ним выстроилась целая шеренга пилигримов. Их запястья и лодыжки хранили свежие следы тяжелых чугунных оков. Полдюжины мужчин, две женщины и не перестававший хныкать мальчонка в грязных лохмотьях песчаного цвета.

Солдаты, охранявшие небольшую группу напомаженной знати, встретили бродягу враждебными взглядами. Неттл сурово взглянул на них в ответ и ускорил шаг. Кто знает, может, и стоит избавляться от паршивых овец в стаде таким образом. Но темнота его забери, он и минуты не собирался оставаться и наблюдать за этой резней.

Авульзор взглянул на свиток, прежде чем обратиться к толпе. Словно с того света зазвучал его голос.

— Этот человек — язычник и богохульник.

— Искупление! — взвыла толпа.

— Да будет так. — Итчин Телль забормотал молитвы, а стражник поднял люк и открыл Колодец Грешников — шахту прямо в центре помоста, ведущую в пропасть под Дипгейтом. Теперь бездна была готова принять тела тех, чьи души прошли очищение от земных грехов. Стражник затянул петлю на шее пилигрима и стал разворачивать замотанные в мешковину топорики и пилы. Спайны давно заметили, что искупление грехов при помощи одной лишь веревки слишком пресно, чтобы удовлетворить вкусы толпы. Кровь должна пролиться над Колодцем Грешников.

Освященная кровь, но… Господин Неттл встречал один и тот же взгляд в каждой паре глаз: гнев и отвращение мешались с жаждой ужасного и величественного. И более того: потребность лицезреть опасность, чувствовать доли секунды, отделяющие один удар сердца от другого, желание раздразнить бездну и получить еще одно неопровержимое свидетельство ее существования.

Два лица храма Ульсиса: Сайпс и его ангел, спайн и Колодец Грешников. Непросто установился между ними баланс сил, но надолго ли это? Народ начинал поговаривать, что Сайпс совсем обленился от старости, а может, и в маразм уже впал.

В храме теперь остался всего лишь один ангел, и именно на Сайпсе лежит за это вина. Ему следовало бы убедить Гейна взять вторую жену. Не было недостатка в девушках, готовых принять мученическую долю. Господин Неттл еще раз взглянул в охваченные страстью лица и отвернулся. И недостатка в семьях, которые с радостью заставят своих дочерей пойти на это ради звонкой монеты, не было тоже.

Может, Сайпс все-таки еще и не впал в маразм.

Скованный по рукам и ногам хашеттский мальчонка зарыдал во весь голос. Итчин Телль распорядился поставить его в самый конец шеренги, дабы тот наблюдал за искуплением до тех пор, пока не придет его очередь.

Неттл до боли стиснул зубы, сжал кулаки на ручке тележки и протиснулся сквозь толпу. Веревка скрипнула, и толпа радостно приветствовала новую безгрешную душу.

Неттл, стуча тяжелыми сапогами по доскам подвесных мостов и расталкивая прохожих, возвращался обратно в Лигу, не обращая ни малейшего внимания на то, как сильно он раскачивает переходы, а людям приходилось цепляться за канаты и перила, чтобы не упасть и не свернуть себе шею. Доски трещали под весом груженой тележки, рваные полы черной и мокрой от крови сутаны хлестали по ногам и мешали идти. Местный народ только хмурился, завидев его, и обходил стороной, не решаясь отпустить в сторону бродяги лишнего замечания. И только на мосту Девяти Веревок какая-то кривоногая старуха завизжала ему вслед: «Грубиян! Свинья! Свинья!»

Господин Неттл хотел было развернуться и дать ей оплеуху, но увидав скрюченное, вцепившееся в перила существо, и в самом деле почувствовал себя хамом. Вместо того он нахмурился и плюнул себе под ноги, но все-таки постарался больше так не топать и не раскачивать мост.

Он бы обязательно хлопнул дверью, но она была примотана к косяку тонкой бечевкой, готовая в любой момент совсем отвалиться. Оказавшись в комнате, Неттл один за другим вытащил металлические прутья из тележки и разложил их на самых крепких досках пола. Когда работа была закончена, он в два шага перемахнул через прихожую, распихивая в стороны пустые бутылки и бочки из-под масла. Дом задрожал и зашатался, веревки сердито заскрипели, но что теперь было за дело, выдержат они или нет. К черту везение! Он зажег лампу в спальне, сдернул с себя сутану и со всего размаху метнул нож. Лезвие вошло в стену и жалобно застонало.

С бутылкой виски в руке Неттл рухнул в кресло и заскрежетал зубами.

Ангел. Он ударил себя кулаком по колену. Ангел, ангел, ангел! Почему ее так называют? Вряд ли она набожна словно церковная пташка. Она словно отвратительная пиявка, словно рана на теле города, которая, как и раны, наносимые ею, никогда не заживет. Как и раны Абигайль.

Он сделал глоток, и виски потекло по бороде и шее.

В Ночь Шрамов или нет, но эта проклятая стерва, которая убивает и крадет души, скоро получит свое. Расплата уже близко. Сегодня на нее начнется охота. Под черной луной останутся только он и она — наедине, если не считать попрошаек, психов и спайнов. «Крадущиеся по ночам», кем они себя возомнили? Понавешали на себя освященного оружия: мечей, арбалетов, ядов. У нищих просто нет выбора, у сумасшедших нет мозгов, чтобы выбор сделать, но спайны… если они так чертовски хороши в своем деле, так почему эта тварь все еще на свободе? Почему Абигайль мертва? Взгляд скользнул по застрявшему в стене ножу. Зачем ему понадобился арбалет? Что за дурацкая идея. Восемь дюймов стали и сильная рука сделают свое дело. Можно найти способ подобраться к ней поближе. Он сделал еще глоток.

И всего один миг настоящего везения — это тоже наверняка понадобится. Совсем чуть-чуть удачи. Не больше. Тварь обязательно заметит Неттла, если все эти байки про нее правда. Почует еще за милю. Он уж постарается — крики-то она точно услышит. Весь проклятый город услышит! В Ночь Шрамов никто и глаза не сомкнет. Но ему тоже нужно будет вовремя заметить противника — а это уже сложнее. Она ненавидит свет.

Так он размышлял долго. Если бы удалось сманить ее с крыш на землю, устроить ей ловушку. Можно притвориться пьяным и завалиться в каком-нибудь углу. Нет, говорят, она не любит кровь с привкусом виски или липкую кровь глюманов. Лучше притвориться раненым, а еще надежнее просто шляться по улицам и орать идиотские песни, словно умалишенный. Неттл отогнал от себя эту мысль. Еще покойница-жена поговаривала, что он поет не лучше подбитого кабана.

Вдруг отпугнет стерву?

Стены все еще были завешаны рисунками Абигайль. На небольших квадратиках фанеры расцветали красно-желтые сады. Ему так ни разу и не удалось раздобыть для дочери зеленой краски, только эти два цвета. Да та и не печалилась. Говорила, что красный и желтый — ее любимые цвета, и бросалась отцу на шею. А он, стаскивая с себя девочку, только ворчал, чтобы пошла да нарисовала что-нибудь.

Господин Неттл опомнился. Красно-желтые деревья на стенах слились в одно пестрое пятно.

Виски на два пальца меньше. Вот и бутылка уже почти закончилась. Веки его отяжелели, подбородок уперся в грудь, руки и ноги повисли, словно мокрые веревки. Надо сначала поспать, а потом поломать голову над ловушкой. Следует немного привести мысли в порядок перед тем, как все продумать. Усталость высосала последнюю кровь из мышц, и Неттл еще глубже провалился в кресло. Глаза медленно закрылись. Нужно быть умным. Нужно быть хитрым. И трезвым. Нельзя позволить Карнивал добраться до него, пока он пьян.

Он стоял на высокой башне, и перед ним расстилался бледный город, словно кружево из тоненьких шпилей и изящных мостов. Черная луна быстро поднималась на бледном, цвета слоновой кости небе. Потоки темных облаков, бурля и вздымаясь, мчались по горизонту, будто гонимые яростными ветрами, а черные звезды, как дыры прохудившуюся тряпку, покрыли небо.

Улицы пусты. Он был уверен, что остался один, один во всем городе, когда кто-то коснулся его руки.

Рядом стояла Абигайль. Белый саван развевался на ветру; На него смотрели грустные глаза, а холодная детская ручка сжала его пальцы.

— Дип, — сказала девочка.

— Да…

Тогда Неттл разглядел огни. Тепло просачивалось сквозь затворенные ставни, в домах было полно народа. Послышались приглушенные звуки песни и смеха. Но наверху на башне было страшно холодно.

— Армия Ульсиса, — заговорила Абигайль, — ждет своего часа, чтобы отправиться к небесам.

Неттл пожал плечами.

— У тебя все еще есть выбор, — продолжала девочка. — Ты правда веришь, что сможешь победить ее? Если она сама и не заберет твою душу, то отправит ее навечно в ад.

— Большая разница между тем адом и этим? — спросил он. — Я прожил всю свою жизнь в Дипгейте и ни разу не пожаловался. Даже Лабиринт не может быть хуже.

— Айрил бесконечна.

Сердце его сжалось. Абигайль сейчас там. Неттл хотел утешить ее, что там они по крайней мере будут вместе, но это было ложью. Тот, кто оказывается в Лабиринте, обречен навеки бродить в одиночестве по кровавым коридорам в поисках собственной души. Неттл больше не мог смотреть на дочь и поднял глаза к небу. Темная тень проскользнула над головой. Крылья? Рука потянулась к ножу.

— Не надо, — просила Абигайль.

— Не надо чего? — Он спросил так, будто не понял вопроса.

Она только крепче сжала его руку.

— Пожалуйста, па, не делай этого.

Неттл освободил руку.

— Не надоедай. Уходи. — Он чуть не сказал: «Иди нарисуй что-нибудь», и боль еще сильнее сковала сердце.

— Мне страшно, — сказала Абигайль.

Ему так хотелось взять дочь на руки и обнять, но он не мог.

— Не тебе решать.

— Пойдем домой, па.

— Зачем?