"Ночь шрамов" - читать интересную книгу автора (Кэмпбелл Алан)

Часть 2 УБИЙСТВО

11. Ночь Шрамов

Дождь лил как из ведра, отбивая дробь о жестяные баки и цистерны. Журчащие потоки неслись по водосточным трубам. Дипгейт запел протяжную и жалобную песню: с мокрых цепей клубами валил пар, и металлическая паутина протяжно стонала и раскачивалась, проседая под весом залитых водой построек. Вечер постепенно уступил место ночи, унеся с собой последние лучи заходящего солнца, а уличные фонари так и не зажглись. Скоро район храма, Рабочий лабиринт и Лига Веревки погрузились во тьму.

На Пикл-лейн ожидали наступления ночи двенадцать угрюмых призраков. Убийцы-спайны неподвижно стояли в своих неизменных кожаных одеждах прямо под проливным дождем, держа наготове мечи, ножи и арбалеты. Из всей дюжины дрожь пробирала лишь Рэйчел. Она не раз видела эти лица, но не могла назвать ни одного имени.

— Ты будешь приманкой, — произнес спайн с мертвыми глазами и кривым шрамом через весь нос.

— Почему я?

— Ты обладаешь способностью приводить ее в бешенство.

— А ты нет? — фыркнула Рэйчел. — Не льсти себе. Только рот открой, она уже с катушек слетит от ярости, точно говорю.

— Ты должна спровоцировать ее, адепт. Карнивал отзовется — отзовется на оскорбления. У тебя талант к применению подобных эмоциональных… средств. Ты будешь приманкой.

Любой разговор со спайнами подобен беседе с кирпичной стеной. Временами Рэйчел почти радовалась, что ей пока удалось избежать ужасной муки — процедуры посвящения, которая призвана очистить душу адепта и избавить его от ноши чувств и эмоций.

Почти радовалась.

— Безусловно, ты будешь расходным материалом, — добавила распущенного вида девица с полными бледными губами. Рядом стояла худенькая девушка с синими кругами под глазами и пустым взглядом.

Господи, неужели и я так выгляжу? Как привидение. Как обескровленная!

Рэйчел перевела взгляд с одного безразличного лица на другое и, встретив в них лишь бесконечное равнодушие, тихо повторила:

— Расходный материал. И как я могла забыть. Глупо с моей стороны. Спасибо, что напомнила. Девица бесстрастно кивнула.

Оскорбления, сарказм, ирония никогда бы и не смогли дойти до коллег Рэйчел. Можно было бы с таким удовольствием врезать гадине, если бы это хоть чуть-чуть ее разозлило, а от битья по кирпичной стене какое удовольствие? Тем не менее, несмотря на это, Рэйчел завидовала и этой женщине, и всем остальным. Посвящение дарило адепту внутреннее спокойствие, получив которое, Рэйчел не стала бы оплакивать потерю собственного «Я».

— Отлично. Убирайтесь только с глаз моих, — отрезала она. — Встретимся в планетарии.

— Не вступай в бой с Карнивал до тех пор, пока не будет готова ловушка.

— А если она атакует раньше?

— Не делай ничего.

— Ничего? — Да.

— Как прикажете. — Рэйчел сжала кулак.

Спайн с мертвыми глазами кивнул.

— Черная луна поднимается. — По его немой команде группа растворилась в ночной темноте, оставив Рэйчел наедине с городом.

Ничего не делать? Девушка резко повернулась, выругалась и вернулась на прежнее место. Ну уж нет, лучше она забредет в какую-нибудь таверну и выпьет рому, как все нормальные люди. Может быть, встретит мужчину… Может быть…

Может быть, для нее еще не все потеряно.

Рэйчел сорвалась с места и бросилась прямо навстречу дождю по безлюдным улицам. Сырой воздух сгущался, и в атмосфере ощущалось напряжение. Темные дома зашептали тысячами голосов: проверяли ставни, заколачивали двери, повсюду гремели железные решетки, цепи, засовы и замки. Дипгейт готовился к предстоящей битве.

— Монетку пилигриму? — Откуда ни возьмись появилась грязная фигура; из-под капюшона торчали длинные сальные космы нечесаных волос и борода, обсыпанная крошками. — Сэр, поднимается черная луна. Воздух сегодня чистый и свежий, и мы пока еще живы. В вашем сердце кровь, а в моем — клей. Не правда ли, просто великолепно! Пожертвуйте монетку.

Глюман? Это тряпье скрывает липкую желтую кожу, из которой сочатся яды и химикаты. А кровь у него… другая.

— Сэр? — ответила Рэйчел.

— Ах, миледи. По голосу совсем молодая, да красивая какая… Да, да. Я слышу грудь, боже мой, а бедра… тугая одежда — кожа, я прав? Как ужасно. Гуляет одна и без спутника в такую-то жуткую ночь. Он выгнал тебя на улицу? Или умер и бросил несчастную, обезумевшую от горя малышку шататься по городу? Зарезан? Прими мои соболезнования, бедный котеночек.

Рэйчел догадалась, что разговаривает со слепым. Поэтому он и услышал ее шаги.

— Все это ты узнал по одному слову?

— Уже восемь слов, красавица, и каждое такое тяжелое от горя и страдания, что сейчас мостовая провалится. Еще я слышу тоску. Ты вся в смятении и нерешительности, бедняжка. Я слышу затаенное желание в твоем голосе. Я слышу… — Он остановился, прислушиваясь, потом понизил голос. — Ах, черт побери, вот оно что. Ты вся промокла, да? Насквозь. — Нищий начал раскачиваться взад и вперед. — Подари мне еще два слова. Два слова, чтобы заглянуть в твою душу. Для меня, пожалуйста.

Убийца вздохнула.

— Какие два слова?

Рваный капюшон приблизился к девушке и прошептал:

— Грязный мальчишка.

— И ты хочешь, чтобы я сказала… эти два слова?

— Скажи, умоляю.

— Нет.

— Ну пожалуйста. Пожалуйста, — не унимался глюман.

— Ни за что, попрошайка.

— Котеночек, имей сострадание. Посмотри на меня, одинокого и несчастного калеку. Братья мои все до одного пропали в доках. Жена сбежала с оборванцем-резервистом. Старика-отца забили камнями на глазах Авульзора. Матушка моя…

— Хорошо, хорошо. — Иначе нищий грозил перебудить всю округу. Рэйчел робко оглянулась, убедилась, что никого нет поблизости, и прошептала: — Грязный мальчишка.

— Вожделение! Восхитительно! — завопил попрошайка. — А теперь иди поближе, присядь-ка ко мне на колени.

Рэйчел нахмурилась.

— Я слышу, как ты хмуришься.

— Что ты здесь делаешь в такое время?

— Сижу на земле да деньги клянчу.

Девушка усмехнулась.

— Очень умно. Не мог найти места поспокойнее? Не будь так уверен в эту ночь. Ты тоже в опасности.

— Да мы с Карнивал понимаем друг друга.

— Каким же образом?

— Я не охочусь за ней, а она не охотится за мной.

— Это по-честному. — Спайн не смогла сдержать улыбку. — Тебе, наверное, и разговаривать с ней приходилось?

— Я услышал шорох крыльев над головой и окликнул ее. Она ринулась вниз и сделала мне подарок.

— Подарок?

— Отличный подарок! Сладкое баранье бедрышко в ягодном соусе. Посмотри-ка сюда… — Глюман начал копошиться в грязных лохмотьях и через некоторое время извлек что-то из своего плаща.

Бродяга протянул дохлую крысу с откушенной головой. Рэйчел сморщилась.

— Она дала тебе этого… барашка?

— Ах, душа моя, я тебе слово даю. Так что, сама видишь, бояться мне нечего.

— Да, ты… счастливчик. — Рэйчел достала медную монету из сумки на ремне и аккуратно положила ее на ладонь нищего.

— Да благословит мстительный Ульсис твои ночи, — сказал нищий, а потом тихо прошептал: — А злая Айен — твои дни. — Он подмигнул незрячим глазом и гордо добавил: — Я вовсе не молюсь им обоим, мне прямая дорога в ад. Так что я поклоняюсь Айрил. Есть своя выгода в том, чтобы быть проклятым. Лабиринт расширяется. Иногда я слышу, как кровь течет по его каменным переходам прямо под заброшенными улицами и дворами. — Нищий спрятал монету. — А на это я куплю бутылку вина, чтобы отпраздновать нашу победу. Раздели его со мной, я настаиваю. Мяса хватит на двоих. Ты красавица такая и недавно овдовела. Мы могли бы с тобой…

— Нет, спасибо. Мне пора возвращаться к работе до того, как… — Девушка только сейчас сообразила, что проговорилась.

— К работе? — Глюман отпрянул назад и зашипел: — Спайн! Убирайся, сука!

Рэйчел неподвижно стояла на месте.

— Шлюха Телля.

— У меня для тебя ничего нет, — прорычал бродяга, сжав дохлую крысу.

Рэйчел резко повернулась.

— Сколько ножей тебе пришлось отмыть за свою жизнь, спайн? — прокричал нищий. Он вцепился зубами в мертвого зверька. — Ночь Шрамов — ее ночь… Черная луна… Одну душу заберет ангел… А кровь спайнов достанется Айрил!.. — Он ехидно засмеялся. — А вот души в Лабиринт не попадут. У вас их давно и нет!

Убийца ушла прочь, подальше от безумного глюмана. Она долго бродила по улицам, петляла среди мокрых цепей. Рэйчел прошла четыре таверны, где ее встречали лишь крепкие запертые двери.

Дождь наконец-то прекратился, и город вдохнул прохладного чистого воздуха. Свежий северный ветер ворвался в Дипгейт и принес звездам бледные обрывки облаков. Черепица на крышах таинственно мерцала, словно змеиная чешуя, улицы чернели между рядами зданий. Ставни были заперты, фонари и газовые лампы потушены. Лишь немногие отважились в такую ночь выйти на улицу.

Плотно сложив за спиной потрепанные крылья и обняв себя руками, Карнивал уселась на сторожевой башне Ивигарта, наслаждаясь растекавшейся по жилам силой. Каменные соколы расселись по стенам восьмиугольной башни и сурово всматривались слепыми глазами в улочки и закоулки Дипгейта. Лицо ангела застыло, словно у каменной статуи. Длинные черные волосы хлестали по изрезанной коже: по шрамам на лбу и на шее, на носу и щеках под темными, как ночь, глазами. Все оставлены ножами, кроме одного.

Сторожевые башни были построены столетия назад — Карнивал не могла точно вспомнить, но когда-то давно линия горизонта была совсем другой. Судя по размытому водой и поросшему травой камню, постройкам было не менее тысячи лет. Вероятно, башни когда-то понадобились спайнам. Лишь смутные образы всплывали в памяти ангела, будто ядовитое зелье, вскипая и бурля, переливалось через края котла.

Еще одна башня… Обрушившиеся стены… Дым… Кровь.

Шрамы сжались вокруг сердца. Карнивал чуть не закричала. Острые когти впились в ладони. Нахлынувшие чувства душили, ее бросило в дрожь. Нечто ужасное случилось в башне Барраби, на месте которой теперь находился Колодец Грешников. Карнивал не хотела вспоминать.

Дипгейт так часто причинял ей боль: Дом тысячи камней, сети под рынком Церковных труб. Обрывки старых воспоминаний всплывали в памяти ангела каждый раз, когда она приближалась к этим местам. Старые раны гнали ее прочь, и Карнивал бежала, рыча и задыхаясь. Должно быть, она уже бывала здесь раньше. И тогда погибли люди.

Но страшнее всего была бездна. Карнивал уже пыталась спуститься в темноту пропасти, но каждый раз шрам вокруг шеи сдавливал горло словно веревка, и она мчалась наверх глотнуть воздуха. Карнивал овладевал необъяснимый страх перед бездной.

С высоты башни Карнивал спокойно рассматривала Дипгейт. Голод начинал приобретать ясные очертания, а жажда растекалась по венам, но чувства эти пока еще не завладели волей ангела. Она терпеливо ждала, выискивая глазами какую-нибудь маленькую оплошность: приоткрытое окошко на чердаке, провалившуюся черепицу, печную трубу, из которой не валил бы дым, или гремящие на ветру открытые ставни.

Ничего. Дома были наглухо заперты, и так просто туда не пробраться. Добыча давно научилась вести себя осторожно.

Карнивал довольно улыбнулась.

Краем глаза она заметила, как тень скользнула в переулке за милю от сторожевой башни Ивигарта. Спайн с луком наперевес, согнувшись, пробежал по крыше таверны «Краб и козел» и скрылся за дымоходом. Уже девятый убийца за ночь.

Интересно, знает ли он, что кожаные доспехи гораздо темнее черепицы? Может статься, весь этот жалкий камуфляж лишь приманка.

Карнивал глубже всадила когти в камень. Зачесались шрамы на руках. Сердце заколотилось, и она облизнулась. Часть ее хотела сорваться с места и помчаться за спайном. Ангел стиснула зубы и вцепилась в каменный выступ так, что пальцы заболели, а дыхание перехватило. Голод отступил.

Ловушка. По-другому и быть не может.

Карнивал закрыла глаза и прислушалась к ветру, который разносил шорохи и шепоты по городским улицам. До ангела долетели обрывки приглушенного разговора из дома по соседству.

— …нет, оба уже спят… — шептала обеспокоенная мать.

— …заперто, я сама проверяла, — говорила мужу пожилая женщина.

Карнивал слышала треск угля в камине, скрип половиц и звон посуды. Кто-то кричал и ругался.

Вдруг порыв ветра принес пьяный голос, и Карнивал встрепенулась.

— Проклятая, вонючая, злобная стерва!

Глаза ангела в то же мгновение широко раскрылись, и она бросилась на другую сторону сторожевой башни. Шрамы запульсировали под давлением крови.

— Вонючая расцарапанная шлюха! — Пьяница грозился крышам в нескольких кварталах от башни. Здоровенный малый шатался по улице, размахивая длинным ножом в одной руке и бутылкой в другой. Неожиданно он покачнулся и завалился прямо в кучу коробок. Какое-то время пьяница просто лежал и ворчал что-то невнятное. Потом кое-как выкарабкался и продолжил свой извилистый путь по городским улицам.

— Выходи, грязная стерва! — Пройдя каких-то двадцать шагов, здоровяк упал, его вырвало прямо на мостовую, и он завалился набок.

Карнивал наслаждалась болью, которую причиняли израненной коже судороги.

— Ш-ш. — Она поднесла палец к губам. — Я тебя слышу. — Рука осторожно коснулась паутины белых шрамов, окутавших таинственную улыбку тонких губ, и медленно спустилась вниз к глубокой отметине вокруг шеи.

Карнивал оттолкнулась от каменного выступа и нырнула в темноту ночи.

Купол Оберхаммеровского планетария возвышался на часовой башне покосившегося серого строения словно гигантское стеклянное яйцо, готовое в любую минуту скатиться вниз прямо на дома. Вьюны и сорняки завладели восточным полушарием купола и уже пробрались внутрь металлического каркаса, там, где хрупкие грани были выбиты камнями или попросту треснули от мороза. Но большинство стекол осталось нетронутыми. Они были закрашены черной краской и испещрены небольшими, с булавочную головку, дырочками. Было время, когда солнце превращало эти точки в бескрайнее звездное небо, которое завораживало толпы зрителей. Размещавшаяся внутри купола платформа с двенадцатью удобными креслами таинственным образом удерживалась в горизонтальном положении, в то время как огромная сфера совершала свое чудесное вращение.

Сидя в наблюдательном кресле, Рэйчел рассматривала настоящее звездное небо, заглянувшее в глубь иллюзорного космоса сквозь разбитое стекло.

Планетарий ни разу не открывался с тех пор, как Рэйчел себя помнила. Оберхаммер, подобно другим жертвам нетерпимости Церкви, умер в нищете, как изгой и чудак, покончивший с жизнью после настигнувшей его череды неудач. Астрономия в числе других молодых наук успела заслужить лишь хмурые подозрительные взгляды, а десятилетия научной работы оказались запертыми в пыли церковных книгохранилищ. Массы жаждут просвещения. А что проку от просвещения, когда внизу ждет всемогущий Ульсис? Сменятся несколько поколений, и лишь единицы вспомнят имена ученых мужей.

Так и туловище Оберхаммеровского планетария с заколоченными окнами медленно разлагалось и загнивало, погребенное под толстым слоем листвы и стеблей.

Стрелка башенных часов вот уже много лет показывала половину десятого — час крыс и летучих мышей, лунатиков и безумцев, призраков, вурдалаков и всей остальной нечисти, когда-либо померещившейся дипгейтским горожанам. Оберхаммер остановил часовой механизм именно в эту минуту, бесшумно заперся в кабинете и вскрыл вены — таков был его последний аргумент в споре с Церковью. Тогда в этом самом месте Айрил открыла двери, а это означает, что нечто вырвалось в Дипгейт из Лабиринта. Рэйчел вспомнились рассказы из детства: Мрачный Молчун, Крадущийся-По-Цепям, Госпожа Нянечка — вечные грешники, что некогда покинули Айрил и теперь навеки обречены бродить по коридорам Оберхаммеровского особняка, увенчанного куполом обсерватории.

У ангела было множество путей, чтобы пробраться внутрь планетария, и больше — чтобы выбраться наружу. Особняк Оберхаммера был самым невероятным местом для засады, что, собственно, и делало такой выбор идеальным.

Девушка поднялась с пропитанного водой сиденья. Кожаные брюки намокли и неприятно прилипали к ногам. Дождевая вода годами скапливалась в старом здании, капала прямо с сырого потолка и ручьями стекала по стенам запертых комнат, насквозь пропитав само вещество дома. Коридоры рыдали, а лестницы сморщились и покривились. Краска полопалась под размокшими и прогнувшимися потолками. Рэйчел поежилась, представив, как Крадущийся бесшумно подбирается к ней сзади, а Госпожа Нянечка бродит где-то по коридорам с охапкой спиц в руках.

Настоящий сад причудливых рычагов и ржавых шестерен тянулся прямо к обзорной платформе — механическое чудище протягивало зрителям руку. Цепи, связывавшие гигантские башенные часы с рычагами, как считалось, сняли еще рабочие, демонтировавшие здание обсерватории, но Рэйчел все же не удержалась и попробовала повернуть колесо. Обросшая ржавчиной шестеренка не поддавалась.

Раздавшийся с южной стороны шум привлек внимание девушки. Карнивал приближалась. Рэйчел переборола желание покинуть пост, забраться куда-нибудь в укромное место и оттуда наблюдать за прилетом ангела. Нужно оставаться в планетарии, быть приманкой в клетке. Спайны постараются привести Карнивал к особняку, а задача Рэйчел — привлечь ее внимание. Девушка рухнула в кресло, ослабила прихваты метательных ножей и погрузилась в одинокое ожидание. Как и любой дряхлый старик, Оберхаммеровский планетарий беспрерывно ворчал и стонал.

Резкая головная боль разбудила господина Неттла. Когда он попытался пошевелиться, череп снова будто сдавило тисками. Неттл лежал посреди незнакомой улицы, где пахло виски и еще какой-то мерзостью. Мокрая в свете звезд брусчатка качалась и расплывалась перед глазами, сливаясь в единую полосу, которая сворачивала налево приблизительно на расстоянии пятидесяти ярдов. Дома склонились по обе стороны улицы, каменные мышцы словно напряглись, натягивая гигантские цепи. Бродяга с трудом поднялся на ноги и попытался понять, где же, черт возьми, он находится и что делает здесь.

Он вовремя вспомнил и успел обернуться.

С неба стремительно спускался темный демон с широко раскинутыми крыльями, развевающимися на ветру волосами и черными от ярости глазами.

Неттл поднял нож, но Карнивал только усмехнулась.

Вдруг ангел резко дернулась в сторону, и через секунду град стрел в щепки разлетелся о камни мостовой прямо перед Неттлом. Бродяга быстро развернулся.

Десятки спайнов, расположившись на крышах домов, окружили улицу.

— Гражданский, — раздался голос, — немедленно укройтесь в здании. Если вам некуда пойти в этом районе, вам предоставят временное укрытие в убежище или в ночлежке при храме всего за шесть монет…

— Отвали! — крикнул Неттл и повернулся прямо к ангелу.

Карнивал устремилась вверх, преследуемая новой волной стрел. Некоторые из них достигли цели, прорвали черные крылья или впились в древние замшелые одежды. Она взвыла и бросилась прочь от убийц. Бродяга побежал за ангелом.

Аллея сливалась с более широкой улицей, которую Неттл узнал с первого взгляда. Улица Решеток плавно спускалась от старого планетария на юг, пробегала через добрый десяток сгорбившихся мостов и вела прямо к дипгейтским докам. Имя свое улица получила благодаря решеткам с острыми шипами, которыми здесь было заперто каждое окно и каждая дверь. На улице Решеток обитали портовые рабочие и смотрители за цепями, которые подчас могли раздобыть больше металла, чем кузнецы на улице Черных легких. Все в городе, за исключением, конечно же, Церкви, знали, что каждая вторая украденная тонна железа в Дипгейте уходила на то, чтобы защитить улицу Решеток от новой ночной атаки. Возникало ощущение, будто стоишь прямо в раскрытой пасти чудовищного монстра — со всех сторон на путника хмуро смотрели ощетинившиеся острыми зубцами прутья и решетки. Можно было только удивиться, что улица Решеток до сих пор не утянула половину города в пропасть. Растащили даже железные балки и механизмы возвышавшегося над улицей планетария — металл ушел на отливку временной защиты для многочисленных жилищ. Теперь только плющ и вьюны удерживали гигантский купол на вершине башни.

Внезапно Неттл услышал шипение и разглядел, как тени бесшумно движутся по крышам. Чуть впереди к северу в воздух вновь взлетели стрелы спайнов. Бродяга выругался и перебежал на противоположную сторону улицы, чтобы лучше разглядеть цель, которую преследовали церковные убийцы.

Они гнали Карнивал на север, в сторону планетария. Стрелы рикошетили от каменных стен, железных решеток и черепицы, с треском разлетаясь в щепки.

— Вот сука! — Господин Неттл только развел руками.

Карнивал стремительно развернулась в воздухе и ринулась на бродягу.

И снова стая стрел преградила ангелу путь и погнала в сторону планетария. Это может продолжаться до самого утра — спайны пытаются прогнать ангела как можно дальше от храма и Рабочих лабиринтов. Как можно дальше.

С криком Неттл сорвался с места и помчался по улице.

Карнивал не прощала спайнам ни одной раны. Чем сильнее была боль, тем страшнее становилось возмездие. Никакие преграды не могли сдержать раненого ангела. Веревочники и нищие из Лиги страдали от ее гнева больше всего и ненавидели спайнов за это. Стены их фанерных лачуг были не толще бумаги. Те, кто мог позволить себе такую роскошь, ставили в домах клетки, в которых запирались вместе с семьей. Иногда это помогало, хотя чаще всего нет. Карнивал разбила с дюжину таких лачуг в Ночь Шрамов, вырывая их прямо из цепей, где были закреплены жилища.

Спайны спешили к планетарию. Темные фигуры одна за другой ныряли в темноту. Стрельба остановилась.

— Сюда, стерва!

Карнивал не замечала его. Что-то еще привлекло внимание ангела — что-то внутри планетария. Неттл выругался и посмотрел на серое здание особняка, увенчанное гигантским граненым шаром. Старый дом смердел, словно коридоры Айрил. Окутавшие часовую башню цепи удерживали рассыпавшиеся кирпичи. Через щели в заколоченных окнах на Неттла смотрела черная пустота. На какое-то мгновение ему показалось, что там мелькают причудливые силуэты. Поговаривали, что коридоры Оберхаммеровского особняка непрестанно движутся, складывая все новые и новые лабиринты и головоломки для теней, запертых в его стенах.

В какой-то миг Неттла охватило сомнение, но он снова двинулся вперед. Подойдя к стене часовой башни, бродяга ухватился за цепь и начал карабкаться вверх.

Внезапно звезды в одном из разбитых окон погасли. Черная, как ночь, тень закрыла небо. Рэйчел осторожно повернулась; дряхлое кресло ворчливо скрипнуло. Тень дрогнула. Ангел заметила девушку, но пока не нападала.

Тебе кажется, это ловушка? Ничего удивительного. Эти идиоты перестали стрелять и дали тебе возможность атаковать. А я должна сидеть здесь и ничего не делать, подумала Рэйчел и, прицелившись, метнула в ангела нож.

Ангел увернулась и зарычала, однако медлила с атакой.

Ну давай, стерва, нападай! Убийца бросала один нож за другим, но Карнивал уходила от них так быстро, будто то были легкие осенние листья, подхваченные ветром. Как она вообще замечает ножи? Рэйчел сжала губы. Они говорят, спровоцируй ее.

— Эй ты, чучело!

В самую точку. Карнивал ринулась вниз.

Спайн успела отскочить в сторону как раз вовремя — на пол посыпались трухлявые щепки от стула. Девушка откатилась по полу и вытащила из рукава следующий нож. В этот момент раздался щелчок тетивы — с арбалета, установленного на крыше особняка, сорвался заряд.

Широкая металлическая сеть накрыла целиком купол обсерватории. Металлический каркас вздрогнул, когда тяжелые ядра, удерживавшие сеть, ударились в стены часовой башни.

Ангел испустила душераздирающий вой.

А теперь начинается самое интересное — Карнивал в ловушке… и я вместе с ней. Рэйчел снова метнула нож, но услышала металлический звон в противоположном направлении. Вот черт, черт, черт! Карнивал отбила нож. На нее можно с тем же успехом нападать с воздушным шариком в руках. Спайн выпрямилась и вытащила меч. Огромные черные крылья сливались с ночным мраком, и только звезды выдавали их очертания.

— Ты будешь принесена в жертву, — зашипела Карнивал.

— Посмотрим.

Темное пятно стремительно сорвалось с места и ринулось в сторону спайна. Рэйчел взмахнула мечом — невидимая рука отразила удар. Враг просто отвел клинок ладонью. Боги! В этот момент девушка почувствовала, насколько уязвима, а невидимые когти уже тянулись к горлу. Рэйчел скользнула вниз и успела увернуться, не удержалась на ногах и завалилась на спину, прямо на стулья.

Боль пронзила шею, но нельзя было тратить ни секунды на такие мелочи — Карнивал снова устремилась в атаку. Как быстро! Спайн успела вовремя откатиться в сторону и сгруппировалась, слепо размахивая перед собой мечом. Я дерусь хуже наложившего в штаны новобранца. Только чудом этот нелепый маневр позволил Рэйчел выиграть время и подняться на ноги.

На голову посыпались осколки стекла. Что такое? Рэйчел развернулась. В какой-то момент показалось, что снова пошел дождь, хотя над головой мерцало чистое звездное небо. Струи воды полились вниз через разбитые окна. Карнивал отпрянула назад, чтобы укрыться от дождя. Капля жирной вязкой жидкости попала Рэйчел на руку. В нос ударил резкий химический запах. Так вот в чем дело!

Это совсем не вода. Но это не входило в их планы. По крайней мере в те планы, в которые посвятили меня.

Ангел тоже почувствовала запах.

— Будешь принесена в жертву, — прошептала злобная усмешка на черных губах.

Рэйчел услышала, как летят горящие стрелы, раньше, чем увидела огни. Первая попала в стену вьюна с западной стороны здания, на мгновение погасла, и сорняки расцвели ярким оранжевым пламенем. Следующая стрела вдребезги разбила стеклянное звездное небо планетария и рассыпала огни прямо по полу смотровой площадки. Следом за ней в планетарий ворвалось еще с дюжину стрел.

Горючее масло — его залили сюда, словно в лампу. Они обе сгорят заживо.

Через несколько мгновений купол планетария был охвачен огнем.

— Спайны, — прошипела Карнивал, — последние ублюдки!

Глаза ангела превратились в узкие щелочки, а шрамы вспыхнули кроваво-красным огнем. Она взмахнула крыльями и поднялась над пламенем, которое тянуло вверх жгучие пальцы, пытаясь ухватить свою жертву.

Расходный материал? Рэйчел опустила меч. Да, они не шутили.

Судя по всему, Карнивал не разделяла со спайном ее возмущения, хотя они и оказались пойманы в одни сети. Охваченные пламенем крылья заполнили пространство купола. Собираясь с силами, ангел отступила к южной стороне смотровой площадки. Внезапно пол дрогнул от сильного удара, а стеклянные грани купола дружно зазвенели. Потом стекла разлетелись и посыпались на мостовую. Эхом застонал металлический каркас.

Вот черт, она же не собирается… Она не может… Купол весит несколько сотен тонн.

Карнивал отлетела назад, сгруппировалась и всем весом ударилась в стену.

Раздался металлический лязг, и планетарий накренился.

К этому моменту огонь уже охватил большую часть смотровой площадки, и языки пламени начинали пожирать ряды стульев. Обивка зашипела, и пространство планетария заполнили клубы едкого дыма. Крылья ангела утонули в белесой пелене. Нестерпимая жара заставила Рэйчел отступить к южной стене. Закрыв рукой рот, она спрыгнула с площадки и ухватилась за металлический выступ. Стальная сетка никак не поддавалась. В свете пожара стеклянные грани планетария загорались и потухали, переливаясь красным, зеленым, золотым.

Каждый взмах крыльев ангела приводил огонь в бешенство, заставляя разъяренные языки выпрыгивать к самому потолку. Закрыв глаза, Карнивал испустила истошный крик и нырнула вниз.

Раздался треск и скрежет, посыпалась каменная кладка, застонал металл, стена сорняков задрожала и отпустила цепкие пальцы. Купол Оберхаммеровского планетария покачнулся и сорвался с башни.

К тому времени, когда разразился пожар, господин Неттл преодолел треть пути до внешней стены часовой башни и, тяжело дыша, остановился перед ней в нерешительности, упершись сапогами прямо в осыпавшуюся, дряхлую каменную кладку. Еще издалека он заметил, как металлическая сеть накрыла купол планетария, и тяжелые ядра врезались в стену, намертво заковав стеклянный шар в стальную паутину. Сначала это, а теперь еще проклятые спайны устроили пожар. Триста веков противостояния, и этим собакам удалось одолеть ангела именно сегодня! Мысль засела у бедняги Неттла в голове словно кусок тухлого мяса в желудке. К черту такое везение: Карнивал не должна погибнуть от руки спайна — для ее черной глотки уже приготовлен отличный нож. Может быть, еще удастся подобраться к ней, пока огонь не охватил все здание. Пусть все сгорит к чертям, и он вместе с Карнивал. Только бы подарить крылатой стерве еще один шрам через всю глотку — в память об Абигайль.

Двадцать или тридцать спайнов, вооруженных арбалетами, собрались на крышах домов по обе стороны улицы, которая резко убегала вниз, словно глубокая черная расселина, и терялась где-то среди кранов и причалов дипгейтских доков.

Неттл стиснул зубы и глубоко вдохнул: даже огонь не посмеет отнять у него последнюю возможность отомстить за смерть дочери. Бродяга снова поднял глаза на возвышавшуюся перед ним стену и начал быстрее работать руками, подтягиваясь на металлических цепях.

Внезапно купол покачнулся прямо над головой, градом посыпались кирпичи и известка. Конструкция медленно накренилась и сорвалась вниз.

Неттл крепко прижался к каменной кладке и почувствовал, как спину на долю секунды обдало пламенным дыханием. Шар упал прямо на жилые дома и с грохотом уперся в карнизы с обеих сторон улицы. В небо ринулись столбы каменной пыли, оранжевых искр и пепла. Купол оказался шире улицы и повис, зацепившись за чугунные фасады зданий, в восьмидесяти футах от земли. Спайны ударились врассыпную, спасаясь от обломков печных труб. Черепица и обломки кирпича оползнем посыпались на мостовую.

Неттл не смог сдержать улыбки — теперь сучка у него в руках. Но улыбка не долго задержалась на грязном небритом лице.

Охваченный огнем и скованной стальной паутиной купол Оберхаммеровского планетария со стоном покачнулся и двинулся с места. Давя крыши, карнизы и водосточные трубы, гигантский шар покатился прямо по направлению к городским докам.

От удара при падении Рэйчел сбило с ног, а сверху градом посыпались осколки звездного неба — больше не осталось ни одного стекла. Девушка провалилась между двумя соединенными балками и упала прямо на окутавшую купол сеть, одной ногой застряв в металлических сплетениях. Далеко внизу осколки стекла зазвенели на мостовой. Карнивал просто взвыла от удовольствия.

Проклятие!

Она чудом уцелела при падении.

К счастью, купол планетария оказался довольно широким, а литые фасады домов — достаточно прочными, и шар застрял над мостовой, пролетев не больше тридцати футов с высоты часовой башни. Рэйчел высвободила ногу из сетей и, задыхаясь, упала на спину — она оказалась заперта в полыхающей металлической ловушке один на один с ангелом. Нужно выбираться.

Внезапно страшный вой сотряс воздух.

Конструкция покатилась вниз.

В следующий миг охваченная огнем обзорная площадка стала вертикально, а еще через долю секунды превратилась в пылающий потолок и снова упала под ноги. Крепко вцепившись в сеть, Рэйчел вращалась вместе с куполом. Карнивал повисла в воздухе футах в шести над железными перекладинами. Через пелену едкого дыма казалось, что Дипгейт вот-вот завалится и раздавит пленников купола. Город поднялся и заполнил собой все пространство перед глазами: целые улицы окованных железом домов, лабиринты мокрых крыш, храм…

Доки!

Стрелы кранов возвышались над гигантскими дырами, приспособленными для прохода воздушных судов.

Чё-о-о-о-о-о-о-о-орт!!!

Рэйчел изо всех сил вцепилась в сеть. Оберхаммеровский планетарий продолжал свой разрушительный путь. Хрустели черепица и кирпичи. Уловив момент, девушка оттолкнулась от сетки и прыгнула на металлический каркас купола, ловко передвигаясь, словно крыса в колесе, с одной балки на другую.

— Давай же! — крикнула Карнивал, ударив себя в грудь.

Рэйчел приблизилась к ангелу со спины, вытащила меч и размахнулась, заранее чувствуя, как Карнивал отклонит удар. Но та, рассмеявшись, отступила, даже не попытавшись отразить нападение. Крылатая бестия внезапно оказалась сзади.

Не в силах остановить движение, чувствуя опасность за спиной, спайн побежала что было сил. Она карабкалась по каркасу планетария, цепляясь разбитыми пальцами за металлическую цепь и яростно отмахиваясь мечом. Клинок разрезал воздух в миллиметре от лица Карнивал, заставив ангела остановиться. Рэйчел не растерялась и отбросила противника назад ударом в живот.

Огонь! Она, должно быть, почти ослепла от света.

Оберхаммеровский планетарий пылал, словно гигантская масляная лампа. Мокрые листья сорняков шипели и кружились в раскаленном воздухе. Рэйчел собралась с силами и бросилась бежать. Обзорная площадка ушла из-под ног и в мгновение ока оказалась прямо над головой, чтобы снова свалиться вниз с потолка. Рэйчел прыгнула прямо на площадку, помчалась по проходу между горящими стульями и спрыгнула с обратной стороны платформы. Она вцепилась в металлические звенья и изо всех сил потянула на себя сеть — прочное плетение не поддавалось. Купол разгонялся все сильнее и сильнее.

Оправившись, Карнивал снова поднялась в воздух, ударами крыльев удерживаясь в центре конструкции, подальше от вращающихся металлических балок. Спайн проскользнула снизу и снова оказалась позади ангела. Обломки стульев, горящие листья и ветки сыпались со всех сторон. Пламя неистово выло, а Дипгейт обрушивался прямо на звездное небо всем весом мощеных улиц, фонарей и цепей.

Шар набирал скорость.

Силой вращения Рэйчел придавило к сетке. Она еще раз промчалась под Карнивал. Девушка пыталась двинуться, но ее прижало так, что кости захрустели. Все быстрее и быстрее. Вот Карнивал уже снизу. Планетарий ударился во что-то твердое, подскочил в воздух, и на долю секунды Рэйчел сделалась невесомой, словно листок сорняка.

Она оттолкнулась от сетки из последних сил.

Карнивал не успела увернуться от меча Рэйчел, и острие задело ее по колену, разрезав кожу и выпустив струю алой крови. А сеть снова унесла спайна за собой. Металлический каркас планетария грохотал по карнизам и крышам улицы Решеток, набирая скорость.

Карнивал бросилась к тому месту, где еще секунду назад была девушка, но та уже унеслась вслед за вращающейся сетью, выдернула из-за рукава нож и метнула в ангела. Карнивал взвыла и с яростью вырвала нож из плеча.

— Спайн! — зарычал смертоносный враг. — Я приду за тобой, как только стемнеет. Ты слышишь меня? Когда стемнеет и я смогу видеть. Я найду тебя и вырву твое поганое сердце!

В другой момент Рэйчел и не сомневалась бы, что ангел выполнит угрозу. Но металлическая сфера неслась все быстрее и быстрее, так что нельзя было даже двинуться с места. Каждый новый удар купола грозил переломать кости или свернуть шею. Кожаные доспехи и волосы обгорели в огне, руки покраснели и распухли от ожогов. В воздухе кружился настоящий ураган искр и горящих перьев. Вот крылатый враг оказался прямо перед спайном, а уже через секунду — внизу под ногами. Еще секунда — и Карнивал уже над головой. Рэйчел начинало тошнить. Она отчаянно тянула и рвала сеть — стальное плетение было довольно тонким. Любой адепт мог прорваться через подобную преграду.

Любой, кроме Рэйчел.

Она попыталась сфокусироваться и, превозмогая боль, потянула сеть.

Ничего.

Рэйчел Хейл прижалась к цепям, даже не пытаясь взять под контроль сбившееся дыхание. Карнивал была где-то над головой, или сзади, или снизу — какое это теперь имело значение? Рэйчел не могла одолеть, остановить ангела. Она никогда и не была по-настоящему готова сразиться с Карнивал. И больше никогда не будет. Рэйчел проиграла. Вот и закончилась служба в отряде спайнов.

Дыра!

Футах в четырех от Рэйчел стальную сеть, по всей видимости, разорвало об карниз, и болтались лишь обрывки. Из-за бушевавшего огня и дыма брешь нельзя было заметить раньше.

Боги под нами, да там половину сетки оторвало. И как я только раньше не вывалилась?!

Стиснув зубы, убийца начала карабкаться к дыре. Едва получалось дышать. Казалось, вместо того чтобы ползти по сети, она постоянно срывалась вниз. Верх и низ совершенно перепутались. Огонь бешено выл и мчался вслед за движением планетария, хватаясь за голую шею и руки.

— Я слышу тебя! — зарычала Карнивал. Оглянувшись, Рэйчел увидела лицо в огненных шрамах с крепко закрытыми глазами и обгоревшие крылья. В следующую секунду ангела поглотили огонь и дым.

Из последних сил девушка оттолкнулась и пролезла в дыру, выбравшись на свежий воздух. Мимо неслись камни мостовой и звезды, город бешено кружился, перед глазами мелькали светлые и темные пятна. Внезапно Рэйчел почувствовала, как сильные пальцы схватили ее ногу, дернулась и полетела вниз.

В первое мгновение показалось, что она падает прямо к небу, потом перед глазами возникли серые черепичные крыши. Рэйчел опускалась в благословенную тишину, утопая в холодном шелковом воздухе, и только ветер свистел в ушах. Она закрыла глаза, изнеможение нежными руками обняло израненное тело.

Удар обо что-то твердое, треснуло бедро, но совсем не чувствовалось боли… Раздался хруст, и Рэйчел опять полетела вниз. Снова удар и снова падение. Наконец она упала на что-то мягкое, на лицо посыпались камни и осколки.

— Мама! — Крик будто раздался с того света. — Мама, женщина провалилась сквозь крышу!

— Не говори глупостей. — Второй голос был еще дальше.

— Она в моей постели!

— Ложись спать. Я два раза повторять не буду.

Убийца улыбнулась, не открывая глаз. Второй голос абсолютно прав: нужно как следует выспаться. До утра Рэйчел уже ничто не разбудит.

— Зачем ты так поступаешь со мной? — взмолилась девочка. Девон перестал читать и взглянул на ребенка. Бедняжка была совсем на себя не похожа: красные глаза распухли от слез, лицо мертвецки побледнело, а черные мокрые волосы облепили полупрозрачную кожу. На девочке был надет кухонный фартук в синюю с белым полоску, забрызганный кровью с той стороны, где Девон пытался вставить в вену иглу. На тонких белых ручонках чернели синяки от зажимов, которыми ребенок был прикован к креслу. На запястье остались следы от трубки, с помощью которой кровь переливалась из тела девочки.

— Я ищу бога, — сказал Девон.

Когда ребенок снова зарыдал, отравитель решил вколоть ей еще немного седативного препарата. Бутылка стояла на столе посреди разбросанных бумаг, и из нее торчал шприц. Бутыль у подножия кресла была почти на две трети заполнена кровью, и Девон решил не злоупотреблять успокоительным. Слишком многое поставлено на карту, а лекарство только затянет процесс очищения. Нельзя терять драгоценное время. Остальные бутыли аккуратно выстроились вдоль стены, где темно-красная жидкость была в безопасности. Девон решил переставить их, когда девочка начала вырываться и дергать ногами.

За тяжелыми ставнями черная луна поднималась над Дипгейтом, возвещая горожанам о наступлении Ночи Шрамов, которая приведет за собой Карнивал на городские улицы. Голодный ангел выйдет на охоту за всякими бродягами и паразитами, что шатаются по холодным дворам в такое время. В кабинете Девона было тепло и светло. Отделанная вощеным деревом и обставленная свечами в хрустальных колбах комната была на скорую руку превращена в лабораторию. Огоньки причудливо играли в догонялки в стеклянных сосудах и мензурках, металлических дистилляторах, медных зажимах и штативах, которыми было заставлено все помещение. Несколько портретов выдающихся ученых прошлого в позолоченных рамах пылились у стены, а на их месте висели испещренные записями графики.

Только один портрет украшал кабинет. На холсте была изображена женщина. Строгое лицо смягчали свет янтарных глаз и чуть заметный след улыбки на губах. Дорогая Элизабет. Девон подолгу смотрел в нарисованные глаза, будто ожидая чего-то.

Когда же спайны придут за мной? Может быть, вы прямо сейчас подкрадываетесь к двери с мечами наготове, с заряженными арбалетами?

Нет. Могущественный покровитель снабдил Девона всем необходимым для спасения.

Некто из самой верхушки Церкви.

Семь месяцев назад отравитель вернулся домой и обнаружил на первый взгляд совершенно безобидный пакет. Наверное, бессвязные каракули какого-нибудь лаборанта. Он отложил посылку и на какое-то время забыл про нее. В конце концов открыв пакет, Девон был потрясен и не на шутку напуган увиденным. Он держал в руках журнал наблюдений тех самых Мягких Людей: ученых господина Патриджа, господина Хайтауэра и господина Блума. Страницы древних записей, которым не менее тысячи лет. Строки древней рукописи описывали процесс приготовления ангельского вина.

Ничто не указывало на человека, пославшего драгоценный пакет, но со временем у Девона начали появляться некоторые подозрения. Рукопись могла быть изъята лишь из одного источника — Кодекса.

Дело рук пресвитера Сайпса?

Но почему?

Вопрос неотступно преследовал отравителя, однако было бы крайне опрометчиво прямо обратиться к пресвитеру. Таинственный благодетель явно намеревался оставаться в тени. А что, если Девон ошибся? Одно лишнее слово, и ему конец. Спайнам вряд ли понравится возвращение подобной рукописи.

Отравитель перевел взгляд с безмолвного лица на каминную полку, где между кучами колбочек и склянок, написанных от руки ярлычков и засахаренных пробок отсчитывали секунды позолоченные часы. Полка была заставлена ядами для приготовления ангельского вина.

Девон втянул воздух. В комнате висел приятный и одновременно отвратительный запах серы.

Отравитель вернулся к журналу, задумчиво постукивая карандашом по золотому ободу очков. Через бинты на спине сочилась маслянистая жидкость, на обратной стороне локтя выступила небольшая капля крови, которой тем не менее оказалось достаточно, чтобы испачкать и без того затасканный старый твидовый пиджак. Девон не обратил на это никакого внимания. Внешность не имела значения, пока Элизабет любила его.

Потрескавшиеся губы сжались, пока глаза снова и снова пробегали по знакомым строкам.

Кровь содержала в себе энергию: жизненную силу, или душу, как ее называла Церковь. В манускрипте описывался метод извлечения, отделения духа от крови. Превращения его в напиток. Плоть увядает. Все материальное, все, что мы потребляем, — есть яд. Даже воздух, которым мы дышим, разрушает нас. Но когда мы питаем тело духом, насыщаем плоть эфирной сущностью… Где-то за окном бродило существо, которое проделывало это вот уже тысячи лет.

— Пожалуйста, перестаньте! — взмолилась девочка.

Девон еще раз взглянул на сосуд с кровью, прежде чем вернуться к записям. Он точно следовал описанию процессов извлечения и очищения, но до сих пор не получил ожидаемого результата. Может быть, неточный перевод? Или он что-то упустил? Невозможно. Ошибки быть не могло ни в приготовлениях, ни в исполнении — главный отравитель не сомневался. Чего же недоставало? Какое-то действие не было внесено в журнал? Рукопись, несмотря на пеструю смесь мистицизма с наукой, по всей вероятности, содержала полное и подробнейшее описание. Девон задумчиво кусал огрызок карандаша. Может быть, какая-то грязь попала в оборудование? Маловероятно. Большей стерильности вряд ли можно было добиться. К тому же все емкости были предварительно освящены. Разве этого недостаточно? Да и Девон использовал минимальное количество седативных препаратов.

Что тогда? Чего еще недоставало?

Девочка чуть дышала, ее язык заплетался.

— Вы хотите… меня убить. Пожалуйста… перестаньте.

— Тише, девочка.

— Меня зовут Лиза, — расплакался ребенок, задыхаясь от слез.

Девон покрутил карандаш между пальцами. Волдырь на руке лопнул, и из него вытекла вязкая жидкость. Возможно, души загрязнялись, каким-то образом повреждались в процессе отделения? Мягкие Люди извлекли тринадцать душ до того, как эликсир достиг точки насыщения, при которой дух не может быть больше поглощен физическим веществом. Только после этого плоть может принять ангельское вино. Девон уже собрал десять душ. После девочки остаются еще двое. Но до настоящего момента ничто не указывало на приближение к точке насыщения, и это не на шутку беспокоило отравителя. Может быть, душа измерима?

— Моего отца зовут Дункан Фрай, он лейтенант церковной стражи, — задыхалась девочка. — У нас есть деньги. Мы скопили, я точно знаю. Он все вам отдаст.

Девон хлопнул по столу.

— Ты не видишь, я работаю! — Грудь сдавило от боли, и отравитель поморщился. — Ради чего, ради чего ты так хочешь спастись? Чего ты так жаждешь? Всю жизнь горбиться на вонючей кухне Фонделгру? Или слушать ворчание какой-нибудь поганой свиньи, с которой тебе придется спать в одной постели? Дерьмо за ним выгребать до конца дней? За тобой пришла Айрил, девочка, имей хоть каплю гордости.

Девочка вздрогнула и повернула голову, насколько позволяли ремни. Бледные губы задрожали.

— Я сделаю… все, что вы захотите. Я дам вам все, что вы хотите.

Девон тщетно пытался вернуться к своим записям. Мольбы и всхлипывания ребенка нарушили ход его мысли. Тогда отравитель поднялся из-за стола, подошел к девочке и уселся на корточки перед креслом. Он поднял голову ребенка так, чтобы она смотрела прямо на сочащиеся раны и трещины на его коже.

— Именно это ты сейчас и делаешь. — От улыбки кожа на щеках и подбородке еще больше потрескалась.

Девочка снова зарыдала, по ее лицу потекли слизь и слезы. Девон вытер руки о фартук Лизы и взял ее за плечи.

— Величайшая тайна жизни — это смерть. Что с нами происходит? Куда мы попадаем? Ты же веришь в богов? Веришь в душу?

Девочка всхлипнула и кивнула, взглянув прямо в глаза своему палачу.

— Тогда ты должна верить, что Ульсис может отделить душу от крови. — Девон убрал с лица ребенка прядь волос. — Если душа действительно существует, можешь утешиться — твоя не пропадет даром. — Его лицо смягчилось. — Душа твоя послужит великому делу. Еще одна спелая виноградинка в бутылке редчайшего вина, малышка.

Лиза завыла и затрясла головой, снова растрепав волосы.

— Тише, девочка, не волнуйся. Скоро все закончится. — Отравитель подарил ей свою самую нежную улыбку, мысленно скорчившись от боли, и взял хрупкое личико в ладони. Слезы солеными ручьями потекли по растрескавшимся пальцам. Он приблизился к девочке и тихо прошептал: — Ш-ш. Постарайся быть храброй. Людям свойственно избегать смерти: мы запираем ее в ящик и забываем про нее, пока в один прекрасный день она не застучит в крышку и не напомнит о себе. Для меня этот самый день настал, когда моя жена заболела. Красота Элизабет оказалась неподвластна ни людям, ни природе. Даже в самом конце, когда кожа ее походила на мою, она оставалась прекрасной — для меня.

Девочка дышала все тише. На полке мерно тикали часы, а в камине потрескивали бревна. Девон нежно прижал к груди голову ребенка и держал ее так, пока дыхание не остановилось.

— Ради бога, женщина, ради всего святого, не могла бы ты замолчать?! — Руки доктора Солта сжали невидимую шею.

Розмари Солт, сложив на груди руки, встала в дверях гостиной и преградила мужу путь к отступлению.

— На этот раз я не позволю тебе трепаться, как обычно, Артур. И плевать я хотела, что там за ночь сегодня.

— Она тебя услышит, — зашипел Артур, — и тогда уже вся твоя болтовня потеряет какое-либо значение. Хочешь, чтобы мы оба погибли?

Женщина не сдвинулась с места.

— Двенадцать бутылок, Артур? Скажи-ка ради бога, как тебе удалось извести двенадцать бутылок за месяц? Ты хоть разок протрезвел-то?

Доктор Солт только развел руками с растопыренными пальцами.

— Да я не все сам выпил. Нужно было сделать несколько визитов, а туда, сама знаешь, с пустыми руками не ходят.

— Ах, с пустыми руками не ходят, конечно. Замечательно! В следующий раз налей грогу себе в череп, да так туда и отнеси. А к моему винному запасу не смей и на милю приближаться. Нам бы с тобой этого на год хватило. А что теперь делать с бутылкой, которую я обещала отцу? А твоему брату за то, что он так помог нам? — Толстый палец уперся в грудь доктора Солта. — Думаешь, я не знаю, что происходит? Это все Джойслин Уилтон, так? Ты там все время ошиваешься.

Доктор процедил ответ через стиснутые зубы:

— Я прихожу к Патрику. Как я могу отказаться от приглашения самого главы факультета, а? Ему нужно с кем-то поговорить. Он просто волнуется о здоровье Джойслин.

— О здоровье! — взвыла Розмари. — Да после тебя она — второй пьяница во всем Дипгейте. Ее мочой хоть яйца маринуй.

— Дорогая, говори потише. Об этом можно и в другой раз поговорить. Я куплю тебе проклятого виски.

— Черт, ты прав, еще как купишь…

Раздался стук в дверь.

Розмари Солт так и застыла на месте с глупо открытым ртом, высунув язык. Выпучив глаза, доктор Солт уставился на дверь в прихожей.

— Нет, это не она, — выдавил Артур. — Как будто ей больше делать нечего, как…

В дверь еще раз настойчиво постучали.

— Мы можем сделать вид, что не слышали. — Он проглотил ком в горле.

Розмари закрыла рот ладонью.

— А вдруг это не она? — сквозь пальцы прошептала женщина. — Что, если кто-то из твоих пациентов? Мы ведь не можем оставить их за дверью в такую-то ночь.

— Можем, черт побери!

— Вдруг дело срочное?

— К чертям собачьим это срочное дело.

Они долго стояли, тупо уставившись друг на друга.

Дверь вздрогнула еще три раза.

— Пойду спрошу, кто это, — наконец нарушила молчание Розмари. Она осторожно взяла с полки фонарь, на цыпочках пошла в прихожую и у двери оглянулась на мужа. — Вовсе не обязательно открывать дверь.

Нервы Артура были напряжены, словно до предела сдавленная пружина. За запертой входной дверью раздавался лишь вой одинокого ветра, который метался по улицам, стучался в окна и тряс ставни.

— Кто там? — спросила Розмари.

— Это Джойслин. Откройте, — ответил холодный голос. Доктор Солт облегченно вздохнул и сам направился к двери.

— Подождите. — Розмари схватила мужа за руку и уставилась прямо ему в глаза. — Чувствуешь запах?

— Какой еще запах?

— Ну, точно палеными волосами пахнет?

В дверь снова постучали.

— Пожалуйста, пустите меня.

Розмари подскочила к двери.

— Джойслин, а что случилось? У тебя какой-то голос странный.

— Конечно, странный. Я так испугалась.

В голосе не звучало и нотки страха, но где уж было доктору Солту догадаться? Для него и при свете дня женщины были совершенно непостижимы, а перепуганные женщины ночью — тем более. Он освободился от жениных рук и приблизился к двери.

Розмари ухватила мужа за рукав и потянула к себе, уставившись ему в лицо выпученными глазами, подавая знак, чтобы тот замолчал.

— Джойслин, а что ты здесь делаешь? Ты ведь знаешь, какая сегодня ночь.

— У Патрика случился удар.

Доктор Солт рванулся к двери, но жена вновь остановила его и зашипела:

— Мы не можем быть уверены.

— Да иди ты! — огрызнулся доктор. — Она не останется за дверью ни секундой дольше. — Он оттолкнул Розмари в сторону, отодвинул засов и распахнул дверь.

Будет больно. Смерть всегда приносит боль. Она никак не могла привыкнуть к этому. Карнивал подтянула цепь и повесила ее на крюк под стропилами. Длинный кусок цепи остался болтаться и скрипеть в полосках тусклого света. С завязанным ртом и руками доктор Солт был прикован за ноги к цепи и висел вверх ногами, упираясь головой в дощатый пол. Он шумно дышал и оглядывал помещение безумными глазами. Белая обнаженная грудь быстро поднималась и опускалась, и слезы ручьями текли по распухшему, окровавленному лицу. Несчастный попытался высвободить ноги из оков, приподнял плечи и обессиленно упал. Тело безжизненно качалось в полосках света и тени.

Чердак придется оставить сразу после того, как дело будет сделано. На запах сбегутся спайны, а кровь приманит демонов. Крюк и оковы следует спрятать в другом укромном, темном месте, а окровавленные цепи можно и здесь бросить — в Дипгейте цепей хватает.

Карнивал придержала раскачивающееся тело и подставила сковороду ему под голову. Желудок словно скрутило в узел. Ангел смотрела на мужчину, сколько смогла вытерпеть.

Несчастный бросал испуганные взгляды на нож в изрезанной шрамами руке. Его глаза безмолвно кричали, доктор шумно и быстро втягивал носом воздух. Теперь можно вытащить кляп: кричать он не будет, только хватать ртом воздух.

Ангел взяла его за запястье, и все тело вздрогнуло, мочевой пузырь расслабился, жидкость потекла на грудь, на лицо и застучала по сковородке. Не обращая никакого внимания, Карнивал опустилась на колени и полоснула ножом по руке. Кровь мгновенно выступила из пореза. Тело затряслось, когда она поднесла губы к ране.

Головокружительная теплота заполнила пространство чердака. Нежно поскрипывая, цепи раскачивались взад и вперед. Взад и вперед, все медленнее и медленнее.

Голодная боль постепенно ушла, и Карнивал расслабилась.

Густая темнота медленно проникла на чердак и затопила всю комнату, пропитав древесину, плоть, кровь. Тело безжизненно повисло, цепи умолкли, и только горло ангела бесшумно двигалось.

Насытившись, Карнивал встала и посмотрела на рану доктора. Она разорвала зубами плоть больше, чем хотела. Отпущенная рука ударилась о доски, разбрызгивая кровь по полу.

Карнивал вытерла рот и подняла окровавленный нож.

Ангел ждала, дрожа всем телом.

Она умерла.

И возродилась.

Безумная боль раздирала тело, будто душу отрывали от плоти. Задыхаясь, ангел упала на руки. Кровь шумела в висках, желудок скрутило. Она стиснула зубы и заставила себя подняться.

В голове немного прояснилось. Какое-то время Карнивал не знала, где она и кто. Увидев кровь, вспомнила.

Что я наделала?

Совсем другая боль охватила ангела, будто какой-то чудовищный зверь пытался вырваться из ее тела наружу и острыми когтями рвал тело. Она резко развернулась, сделала несколько шагов вперед, потом снова назад, не зная, куда идти, царапая пальцами грудь.

Кровь на полу, на руках, на одежде.

Что я наделала?

Карнивал медлила, вертясь на одном месте. Ей стало дурно.

Ангел взглянула на свою ногу и с силой вогнала нож в бедро. Лезвие полоснуло по кости, кровь ручьем хлынула из раны. Карнивал упивалась безумной, острой болью, охватившей тело, поворачивала нож еще и еще, больше вскрывая рану. Новая боль расцветала перед глазами красными, зелеными, желтыми кругами. Карнивал закрыла глаза и втянула воздух дрожащей грудью. Она вывернула нож и отбросила его в сторону. Боль росла, сжимая сердце и ломая кости. Пальцы скрючились, словно птичьи лапы. Слюна — или кровь — потекла по подбородку. Карнивал громко вздохнула… и завыла.

Постепенно боль утихла.

Рана на бедре затянулась, превратившись в новый шрам.

Грязная забрызганная сковородка стояла посреди чердака. Порезанная рука все еще качалась и кровоточила. Карнивал вынула из кармана грязную тряпку и вытерла губы, лицо и шею. Аккуратно сложив материю, обтерла руки и выбросила бесполезную тряпку. Потом быстро подняла. Ангел облизнула зубы и сплюнула. И снова сплюнула. Попробовала расправить волосы руками, но не смогла — слишком они были спутаны. В первый раз за все время в нос ударил запах: отвратительно сладкий запах разлившейся по полу крови. К утру чердак будет кишеть мухами.

Страшно хотелось чесаться. Дрожа всем телом, Карнивал отвернулась и, сделав несколько неуверенных шагов по скользкому полу, скорчилась от боли. Новый шрам пульсировал, в ушах отдавались тяжелые удары сердца, пока чувство стало едва выносимым. Заорав, она развернулась и ударила мертвеца ногой в голову. Шея хрустнула, словно сухая ветка.

Карнивал рухнула на пол, обхватив плечи руками. Скрип цепей и крючьев слился с ее плачем. Тело содрогалось от истошных рыданий. Ангел снова схватила нож и глубоко загнала лезвие в бедро, оставив еще один шрам — и еще, и еще.

Боль была страшной. Но недостаточной.