"Ночь шрамов" - читать интересную книгу автора (Кэмпбелл Алан)

13. Лига Веревки

Одинокий фонарь дрожащим красноватым светом освещал ржавые жестяные листы и полусгнившие доски, которые, собственно, и составляли основной строительный материал городских трущоб. Покосившиеся бараки, соединенные трухлявыми мостами, качались в пеньковых гамаках. За пределами Лиги огни городских улиц сначала опускались, а потом плавно ползли вверх, огибая силуэт храма в центре гигантской чаши.

Отражения заплясали в черных доспехах капитана Клэя, когда тот повернулся и с отвращением огляделся вокруг. Доски жалобно заскрипели под тяжелыми сапогами стражника.

— Вы уверены, что мы именно в том месте?

Клэй поморщился и потянул носом воздух.

— Судя по запаху, в том самом.

Фогвилл и сам чувствовал, что попахивает тухлятиной. Может быть, дохлая крыса или кошка. А капитан еще настаивал, чтобы помощник не смел душиться перед выходом. И хотя ряса, как, нахмурившись, заметил Клэй, пропахла духами, этого было явно недостаточно, чтобы перебить жуткую вонь.

— Вы можете идти, капитан. Отсюда я и сам доберусь.

— Помощник, вы в трущобах, — проворчал стражник, опершись на тяжелое копье. — На днях этот бродяга чуть не придушил моего человека. Грязный ублюдок. Такой крысе доверять нельзя.

— И тем не менее мне нужно поговорить с ним наедине. Ваше присутствие лишь подольет масла в огонь. Я сам в состоянии найти отсюда выход. — Фогвилл только тут понял, что сказал, и ужаснулся.

Клэй сначала колебался, но потом кивнул, развернулся и зашагал прочь по прогнившим доскам, отведя руку и балансируя копьем. Подвесной мост подпрыгивал с каждым ударом солдатского сапога, веревки стонали и дрожали, словно натянутые струны. Даже не тросы, обычные веревки. Фогвилл крепко вцепился в мост, стараясь не смотреть вниз. Бесполезно: пропасть, словно черный магнит, притягивала взгляд. Помощник зажмурился.

Когда наконец-то вместе с мостом успокоились и внутренности Фогвилла Крама, он уже стоял перед строением из досок и металлических листов, сильно напоминавшим коробку. По всей видимости, конструкция служила бродяге домом. Через окно — просто дыру в стене — не наблюдалось никаких признаков жизни.

Помощник проскользнул под веревочными перилами подвесного моста и с сомнением посмотрел на доску, перекинутую от улицы до двери лачуги. Четыре фута прогнившей древесины и пара старых веревок отделяли смельчака, рискнувшего ступить на эту шаткую тропу, от вечной темноты. Помощник тщетно силился разглядеть сетку над пропастью. Сетка точно должна быть. Даже здесь. Это закон. Мысль эта утратила свою ободряющую силу, едва нога помощника опустилась на доску, издавшую протяжный предсмертный скрип. Может быть, стоит крикнуть в окошко и попросить помощи? И показаться трусливым щенком, которым Фогвилл, в сущности, и являлся? Ничего умнее нельзя и придумать. К тому же так можно разбудить всю округу, а помощник искренне желал, чтобы она спокойно спала до самого утра. Выбора не оставалась: нужно идти вперед. Фогвилл набрал воздуха в легкие, вцепился в веревки и сделал крошечный шажок. Даже в мрачном свете уличного фонаря можно было разглядеть белые полоски на толстых пальцах на месте дорогих колец. Доска прогнулась под весом священника, когда расшитые туфли добрались до ее середины.

Эти четыре фута показались Фогвиллу длиннее, чем дорога от храма до трущоб Лиги. Трясущиеся ноги подошли к двери лачуги. Помощник собрал всю волю в кулак и отпустил веревку, чтобы постучаться.

Ответа не последовало.

Фогвилл про себя выругался: надо было попросить Клэя подождать у моста. В этой части Дипгейта не стоит бродить в одиночку, тем более по ночам.

Помощник чуть сильнее постучал в дверь.

— Заперто! — пробасил хриплый голос.

Фогвилл нагнулся к щели между досками, набрался смелости и немного громче проговорил:

— Можно вас на пару слов?

— Убирайся к чертовой матери! — громыхнул голос.

Помощник вздрогнул. Он так полгорода перебудит.

— Пожалуйста, это срочно! — Бараки продолжали молча и неподвижно дремать. Одиноко висевший над серединой моста фонарь скрипел и шипел. Фогвилл уже занес руку, чтобы снова постучать, когда дверь скрипнула и приоткрылась. В лачуге было темно. Фогвилл наклонился к двери и прошептал в образовавшуюся узкую щель: — Мне нужно с вами поговорить. Дело касается вашей дочери.

— Убирайся, святоша проклятый! Абигайль украла Пиявка. — Дверь хлопнула перед самым носом помощника.

— Нет! — крикнул он.

В лачуге послышалось какое-то движение, и дверь снова скрипнула. Фогвилл решил воспользоваться моментом.

— По-моему, Карнивал тут ни при чем.

В следующий миг дверь распахнулась, и на Фогвилла из темноты комнаты уставилось страшнейшее чудище из тех, которые ему приходилось видеть. Помощник чуть не взвизгнул от испуга, но вовремя проглотил комом ставший в горле страх. Лицо — да, если внимательно присмотреться, это и правда было человеческое лицо, — молча обвело взглядом улицу и остановилось на Фогвилле. Нос сморщился.

— Ты воняешь, — сказал господин Неттл.

Фогвилл был счастлив сойти с гнилой доски. Но чувство это мгновенно развеялось, когда за его спиной захлопнулась дверь лачуги. На какой-то момент решение прийти сюда показалось роковой ошибкой. Фогвиллу никогда не справиться с таким громилой, если тот решит напасть. Еще Клэй предупреждал об агрессивности бродяги и некоторой недружелюбности к Церкви. Вдруг Фогвилла зарежут или того хуже? Могут даже надругаться.

Господин Неттл полоснул по кремню, и масляная лампа осветила комнату. Стоя посреди узкой коробки из картона и жестяных листов, бродяга поднял лампу и с отвращением осмотрел пришельца с ног до головы.

Здоровенный мужичина в порванной рубахе раза в два превосходил любого из церковных стражников в полной амуниции. Грязный и пыльный, словно гора строительного мусора, он заполнил собой узкое пространство лачуги. Грубое лицо походило на неотесанный кусок камня, до которого еще не дошли руки скульптора. Приплюснутый нос сломан и свернут на сторону. Жесткая, словно металлическая стружка, щетина покрывала половину лица. Остальная половина расцвела синяками всевозможных оттенков. Запавшие красные глаза злобно уставились на Фогвилла.

Щеки и глаза провалились так, будто бродяга не спал и не ел целую неделю. Он походил на совершенную развалину, и воняло от него как от мешка дохлых кошек.

— Сюда, — буркнул господин Неттл.

Бродяга повернулся и пошел по коридору, наступая на связки макулатуры и ящики бутылок, разворачивая широкие плечи, чтобы не снести стопки коробок. Лачуга тряслась и грозила обвалиться на каждом шагу. Гвозди беспорядочно торчали из стен в самых неожиданных местах — там, где нужно было в очередной раз залатать дыру. Приглядевшись повнимательнее, помощник пришел к выводу, что весь дом собран из мусора. Гардеробная дверца закрывала стену, а ее близняшка оказалась неподалеку на потолке. В другом месте рама от зеркала с выбитым стеклом прикрывала пространство между балками. Ржавые трубы и сломанные лестницы служили опорами для лоскутного одеяла из фанеры и всевозможной рухляди. Сразу становилось понятно, что талантом плотника природа господина Неттла обделила: ни одного прямого угла во всем доме. А это еще что такое? Щит? Герб на панели — точно, щит церковного стражника. Фогвилл прижал руки к груди и съежился в комок, чтобы занимать как можно меньше места и не задеть ничего по дороге. Помощник прогнал от себя мысли о крысах и начал осторожно передвигать ноги.

Пустые бутылки скатывались по наклонному полу комнаты в кучу у стены под выцветшим плакатом уитвортского медового мыла — продукта, который сам господин Неттл, по всей видимости, никогда не употреблял.

Бродяга снял пустые коробки со старого облупившегося кресла и кинул их в кучу остального мусора в углу.

— Садись, — буркнул господин Неттл.

Фогвилл осторожно опустился на самый край кресла. Подлокотником служило не что иное, как разломанный костыль. Помощник немного не так представлял себе жилище бродяги: в его воображении рисовалось что-то вроде антикварного магазина — старая мебель, всякие диковинки, выуженные из сетей на починку и продажу. А тут только макулатура да бутылки, жестянки и горы грязного тряпья. Из всего хлама в глаза бросалось несколько неожиданных вещиц: мраморные часы с одной только минутной стрелкой явно попали сюда из другой части города; пара больших медных шестеренок, вероятно, в свое время покинули церковный телескоп, над которым ночами корпел старый пресвитер; несколько пестрых картинок с изображением городских пейзажей, намалеванных на фанерной доске, были приколочены к стене. В общем и целом жилище бродяги было под завязку набито хламом. Как только можно жить в такой помойке?

Хозяин опустил на пол фонарь и сложил руки на груди, ожидая, пока Фогвилл заговорит.

Священник разгладил на коленях простецкую черную рясу, которую надел по настоянию капитана Клэя.

— Могу я поинтересоваться, чем ваша дочь зарабатывала на жизнь? — начал Фогвилл слащавым голосом.

Неттл поморщился и неохотно ответил:

— Рисовала.

Священник присмотрелся к рисункам на стене.

— Это ее работы?

То были незамысловатые любительские картинки. И народ это покупает?

Бродяга кивнул.

— Бесподобно, — поспешил отметить Фогвилл. — У нее был талант…

— По монете за картину.

Может быть, стоило купить какую-нибудь картинку, чтобы помочь делу, но Фогвилл вспомнил, что оставил все деньги в храме, и решил, пока не поздно, сменить тему.

— Господин Неттл, вы знаете, где точно находилась ваша дочь, когда она исчезла?

Вместо ответа бродяга полез в кучу коробок и вытащил кусок фанеры. То был набросок, такой же бездарный, как и все остальные картины. И тем не менее изображение на рисунке не оставляло никаких сомнений.

— Она работала именно над этим?

— Я вытащил фанеру из сетей в том самом месте. В первую очередь я там все обшарил.

Фогвилл внимательно изучил набросок. Не было никаких сомнений: на заднем плане возвышались печи и трубы Ядовитых Кухонь. Безусловно, картинка еще не доказательство, на ее основе нельзя строить обвинение против Девона. Хотя можно делать определенные выводы. У Фогвилла уже давно появились некоторые подозрения. Впрочем, Карнивал могла совершить убийство в любой части города.

— У нее на руках были синяки? — последовал вопрос.

Бродяга прищурился.

— Были синяки? — повторил священник.

Неттл с подозрением посмотрел на гостя.

— Да.

Все совпадает. Бродяга никогда не держал дочку в ящике со льдом или что-нибудь в этом роде. Фогвилл еще раз посмотрел на картины: разные уголки города, нарисованные все теми же яркими красками. У девочки явно была какая-то непонятная страсть к красному и желтому, потому что рисовала она исключительно этими цветами.

— Мы нашли других, — рассказал Фогвилл. — Насчет ран все понятно, но синяки… Это не Карнивал. Ангел подвешивает жертвы за ноги.

— Так кто это сделал?

— Мы не знаем.

Бродяга угрожающе приблизился к Фогвиллу.

— Но вы кого-то подозреваете?

Помощник заметил, как мышцы на громадных ручищах Неттла напряглись, словно веревки. Он внутренне съежился, но все-таки заставил себя посмотреть в глаза великана и выдавил:

— Нет.

Глаза бродяги замерли на лице священника, но синяки и жесткая щетина словно пульсировали в такт движениям сердца.

Фогвилл отчаянно пытался сохранить внешнее спокойствие. В лицо бил нестерпимый запах виски, а воротник насквозь промок от пота. И зачем только нужно было отпускать Клэя?

Наконец господин Неттл отступил назад.

— Выметайся отсюда.

Фогвилл в два прыжка перемахнул через планку и, путаясь в полах рясы, со всех ног пустился в сторону храма. Доски прогибались и раскачивались, но он и не думал останавливаться. До самых ворот храма.


Господин Неттл быстро оделся и сложил в рюкзак обычное снаряжение нищего: веревку, крюк, молоток, гвозди, небольшой шкив, фонарь и несколько кусков кремня. Вместе с инструментами положил фляжку, ломоть хлеба, мешочек изюма и кусок сала, заткнул за пояс нож, вывез тележку Смита на мост и начал нагружать ее чугуном. Понадобится помощь, которая, вероятно, обойдется недешево. Может быть, чугун это покроет, а может, цена окажется куда выше.

Пока бродяга работал, поток холодного ветра вырвался из бездны и качнул Лигу Веревки, словно тонкую паутинку. Лачуги застучали одна о другую. Доски и фанера затрещали, гвозди заскрипели по жестяным крышам. Даже улицы Рабочего лабиринта пришли в движение. И только черная громадина храма неподвижно возвышалась в сердце Дипгейта. Окна, словно застывшие в воздухе капли янтаря, сверкали в последних лучах заходящего солнца.

Неттл нутром чувствовал, что толстый священник соврал: Церковь кого-то подозревала. Он вытер грязной рукой пот со лба и глубоко вздохнул. Это была не Карнивал? Священники могут искать виноватого или нет — не имеет значения. Неттл найдет его раньше, чего бы это ни стоило.

Колдовства не существует. Это всем известно. По тавернам и питейным Рабочего лабиринта народ давно перестал в это верить и только посмеивался над подобными россказнями. Но если хорошенько прислушаться, можно заметить, что слишком уж сильно они не верили и слишком громко хохотали.

Нагрузив доверху телегу, бродяга плюнул себе под ноги и направился к единственному человеку в Дипгейте, который умел разговаривать с адом.

Чем больше Фогвилл удалялся от Лиги, тем сильнее его охватывали тошнота и головокружение. Здесь, как и на других окраинах города, первые цепи находились на самом далеком расстоянии друг от друга. Основная масса домов держалась в сетях из относительно тонких цепей, канатов и веревок.

Все качалось, дрожало и стонало. В нос бил запах подгнившей мокрой древесины. Словно в чумном доме. Целый район, охваченный гниением и болезнью.

За старые веревки было страшно взяться: они могли лопнуть в любую минуту и утащить в пропасть весь грязный вонючий квартал. Каждый шаг может стать последним. Призрачные очертания сетей далеко внизу успокаивали мало — по большей части они давно прогнили и истрепались и вряд ли удержали бы собаку, не говоря уже о дородных телесах Фогвилла. Иногда по дороге попадались фонари, но большей частью помощнику приходилось пробираться в темноте при тусклом лунном свете — так скоро после Ночи Шрамов на небе светил только тоненький молодой месяц. Народ в Лиге не рисковал высовывать нос из дому после захода солнца, но отсутствие на улице воров и головорезов не давало Фогвиллу внутреннего спокойствия: человек, к которому он направлялся, был куда опаснее всех бандитов Дипгейта.


Хромой медиум жил на Воробьином мосту в районе Церковных труб. Мост раскинулся над пропастью между Тэннерс-Глум на западе и старыми угольными складами на востоке. Высокая деревянная конструкция крепилась к гранитной платформе. Воробьиный мост, вмещавший две плотно идущие бок о бок телеги, некогда являл собой символ процветающего индустриального района. Перегнувшись через парапет, можно было заглянуть в глубь воздушного канала, рассмотреть мощные каменные стены, облака дыма и громадные цепи в основании Рабочего лабиринта. Процветание приносит богатство, богатство приводит за собой людей, а людям надо где-то жить. Теперь над Воробьиным мостом возвышались уже четыре этажа. Новые жилища надстраивались сверху, слепленные словно детский конструктор и приделанные при помощи всевозможных крюков и цепей. Покосившиеся крыши неровной линией поднимались над мостом. Около сорока семей обитало в этом муравейнике до того, как в нем поселился Томас Скэттерклоу. Груженные кожей для рынка или металлоломом из разобранных угольных хранилищ телеги все еще проезжали по длинному туннелю под домами на мосту, но теперь только по одной и только в дневное время.

Господин Неттл посмотрел вверх на мост. К дому с внешней стороны были пристроены леса, однако доски давно просели, а столбы и лестницы сгнили. Черепица наполовину обсыпалась с кривых крыш, в пропасть глядели разбитые окна. Только в одном окне горел приглушенный красноватый свет.

— Железо у тебя?

Неттл обернулся на голос. Из темноты выкатился человек на низкой доске с колесиками и, ловко взмахнув забинтованными руками, подъехал к бродяге. Ноги у него были отрезаны чуть повыше колен, однако, несмотря на это, широкая грудь и мощные руки выдавали в незнакомце сильного малого. Такими руками можно лошади шею свернуть. Два глубоких шрама на левом предплечье очень походили на раны, оставленные мечом, — вероятно, парень когда-то служил в войсках или церковной страже.

— Здесь хватит? — спросил Неттл.

— Смотря что ты хочешь. — Колесики скрипнули. — Нет, знаешь, в конце концов, все-таки не хватит.

— Это что, загадка такая?

— Дэннинг мое имя, — буркнул калека. — Хочешь знать, что стало с моими ногами?

— Нет.

Безногий улыбнулся.

— Хочешь поговорить с господином Скэттерклоу? Вверх по лестнице. А я заберу железо.

— А вдруг он не сможет мне помочь?

Дэннинг пожал плечами.

— Не мое дело. У нас только так.

Неттл колебался. Железа в телеге — на целое состояние для нищего вроде него: хватило бы на полгода беззаботной жизни. Если медиум не поможет, все кончено. Неттл больше не видел для себя будущего. А вдруг поможет? Тогда будущее может оказаться много хуже, чем его отсутствие.

— Я не могу за тебя решать, — сказал Дэннинг, — только мне сдается, ты уже многим рискнул, придя сюда. — Он улыбнулся какой-то недоброй улыбкой. — Господин Скэттерклоу знает, что ты здесь. А если господин Скэттерклоу знает, то и Лабиринт тоже знает.

Господин Неттл отпустил ручку тележки.

— Дверь рядом с красным окном. — Дэннинг мотнул головой в сторону дома, а сам подъехал к тележке и опустил ручку так, чтобы она уперлась в его широкие плечи. Ворча и ругаясь, калека покатил чугун в ту сторону, откуда появился, скрипнув тремя парами колес.

Леса зашатались под тяжелым весом бродяги. Гнилые веревки и доски жалобно застонали, но Неттлу удалось без особых происшествий добраться до верхней платформы. Серебряные в лунном свете нити цепей разбивали извивавшийся внизу канал на черные полоски пустоты. Сквозь грязное стекло в покосившейся раме проглядывали темные очертания в красном свете. Неттл припрятал рюкзак в укромное темное место и постучал.

— Он здесь! Прячьтесь! — прошипел голос за дверью. Бродяга ждал: он совсем не хотел знать, с кем или с чем разговаривал Скэттерклоу. Слишком много дверей в Айрил уже открылось в районе Воробьиного моста.

— К нам тут гости пожаловали! — во весь голос проревел Скэттерклоу. — Вы что, хотите его перепугать до смерти? Убирайтесь с глаз моих! Все до одного! Пошли вон!

Господин Неттл довольно долго прислушивался к тишине за дверью, но не услышал ничего: ни шагов, ни малейшего движения. Не зная, что еще делать, бродяга снова постучал.

Молчание.

— Проходите, — раздался голос через некоторое время.

Дверь распахнулась, и гостя встретила целая стена разбитого стекла: острые, как бритва, осколки всевозможных форм и размеров были приклеены к деревянной перегородке в нескольких футах от входа в помещение. Стена восьми футов высотой тянулась от одного до другого конца продолговатой комнаты и образовывала длинный коридор, от которого начинались еще с десяток проходов, также обклеенных битым стеклом. Красный фонарь, заливавший помещение кровавым светом, свисал со стропила.

Лабиринт? Медиум воздвиг святыню Айрил посреди Дипгейта? Неттл вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Ширины коридора как раз хватало, чтобы он прошел, не ободрав рубашки об острые осколки. Лабиринты в любой форме были запрещены в Дипгейте: демоны Айрил черпали из них силу. Рассказывали, что месяца два назад одного ивигартского ювелира притащили прямо к Авульзору за то, что тот изготовил брошку. Рисунок оказался столь замысловатым, что стражники посчитали его подобием коридоров ада. Но здесь-то находился настоящий лабиринт из стекла и дерева. Церковники дотла выжгли бы это место, узнай они о жилище Скэттерклоу.

Неттл медленно продвигался вперед. Ближайший коридор заканчивался футах в двадцати, и от него ответвлялись еще шесть проходов.

— Скэттерклоу? — позвал бродяга.

— Сюда.

Казалось, голос одновременно звучал изо всех концов квартиры. Господин Неттл осторожно повернул в один из стеклянных проходов, боясь потерять дорогу. На одной стене он приметил черный осколок в форме полумесяца, чтобы на всякий случай иметь ориентир, и шагнул в третий коридор справа.

Узкое пространство тянулось по меньшей мере на сорок футов, давая начало бесчисленным проходам. Бродяга нахмурился: с виду и не скажешь, что на Воробьином мосту может уместиться такое сооружение. Он оглянулся на осколок и осторожно пошел между стеклянных стен к сердцу лабиринта, стараясь не задеть за острые выступы. Внезапно кто-то ухватил его за плечо, и, остановившись, Неттл почувствовал, как по спине потекла струйка крови.

— Стой! Стой! Стой! — завопил Скэттерклоу. — Всем оставаться на месте! Он пока не потерялся. Ты ведь еще не потерялся, бродяга?

— Нет.

— Тогда продолжай идти.

По лбу струились ручейки пота, но господин Неттл не смел поднять руку и вытереть лицо. Места едва хватало, чтобы вздохнуть. Бродяга набрал в легкие воздуху и сделал шаг. Следующий проем вел в новый коридор вдвое длиннее предыдущего. Черные осколки блестели со всех сторон. Бессмыслица какая-то: все помещение не могло быть больше шестидесяти футов в ширину. Неттл посмотрел на потолок: там снова болтался красный фонарь. Проклятая лампочка всегда оказывается прямо над головой? Все это начинало утомлять.

— Скэттерклоу, — крикнул гость.

— Не останавливайся. Они знают, где ты.

— Кто знает? Ответа не последовало.

Господин Неттл выругался и пошел дальше. Свернул налево, еще через пятьдесят осторожных шагов — направо. Когда он остановился и поднял голову, фонарь снова оказался прямо над ним. Чтоб чертов медиум провалился! И так уже целое состояние калеке отдал, а теперь еще приходится играть в дурацкие игры! В какой-то момент Неттл уже собирался забраться на перегородку и хорошенько осмотреться, что к чему. Или отскрести ножом от стены проклятые осколки и спокойно идти дальше.

Тем не менее бродяга не сделал ни того, ни другого: меньше всего в этот момент ему хотелось злить господина Скэттерклоу. Ходили слухи, что медиум пришел из дальних краев за Желтым морем, из мест, где поклонялись Айрил, что пришел он сто сорок лет назад, и с тех пор тело его стало серым и иссохшим, как мумия. Поговаривали, что Скэттерклоу проколол себе губы, уши и глаза щепками досок с виселицы, чтобы разговаривать с демонами, и что ему в позвоночник вбиты гвозди, дабы не давать ему смотреть в небо во время сна.

Неттл остановился, отсчитал двенадцать вздохов и снова двинулся вперед. Влево, опять влево. Двадцать шагов и направо. Через десять шагов еще один поворот направо. Повсюду одинаковые острые стены и неизменный кроваво-красный фонарь. Может быть, Скэттерклоу просто дурачит его? Или все гораздо хуже и выхода из этой квартиры больше не найти? Казалось, Неттл несколько часов бродил по лабиринту, коридор за коридором, между лезвиями стеклянных осколков.

В конце концов бродяга остановился.

В десяти шагах в стене показался проем, за которым вместо узкого прохода виднелось более широкое пространство. Даже издалека можно было разглядеть, что перегородка располагалась на некотором удалении от косяка, и на сей раз глаза не резало блеском стеклянных осколков. Неттл осторожно подошел к проему.

В центре небольшого, футов в двадцать, квадратного помещения, ограниченного деревянными перегородками, скрестив ноги, сидел Томас Скэттерклоу. Темно-красная сутана с большим капюшоном полностью скрывала медиума, но гостю показалось, что на спине господина Скэттерклоу проступают шишки, которых там быть явно не должно. На полу перед хозяином лежали обычный кухонный нож и треснутая тарелка, полная крови.

— Ты медиум? — буркнул гость.

— Возьми нож и вскрой себе вену. — Голос исходил от совершенно неподвижной фигуры. — Кровь твоя соединится с этой — мертвой кровью.

— Зачем?

— Сделай это быстро.

— Ты не знаешь, чего я от тебя хочу.

— Нет, — ответил Скэттерклоу. — Зато Айрил знает. Быстрее, здесь повсюду демоны.

Гость оглянулся: ничего, кроме крашеных деревянных стен. Медиум нарочно пытается нагнать страху.

— Давай! — прорычал Скэттерклоу.

Неттл взял нож и полоснул себе по руке чуть ниже большого пальца. Кровь мгновенно выступила из пореза и потекла по руке на пол.

— В тарелку, — сказал Скэттерклоу, — быстро.

Неттл сделал все так, как приказал хозяин.

Ряса задрожала, и служитель Айрил нагнулся, поднял чашу черными, будто обугленными кривыми руками. Скрюченные пальцы обвивались друг вокруг друга, точно корни. Скэттерклоу сам это с собой сделал? Медиум опрокинул тарелку и начал пить.

С отвращением Неттл наблюдал, как медиум осушил чашу и поставил обратно на пол.

— Не закрывай глаза, — проговорил Скэттерклоу. — Ни на один миг. Ты хорошо понял? Можно только моргать. Они проникают через глаза, но только когда ты их не видишь. Они попытаются подкрасться к тебе, одурачить. Если они проникнут, ты уже никогда не покинешь лабиринт, останешься здесь, пока Айрил не придет за твоей душой.

— Кто?

— Нон Морай.

Бродяга снова беспокойно оглянулся.

— Ты их сам увидишь, если хорошенько приглядишься. А я тебе советую как следует приглядеться. Тебе повезло, что еще достаточно светло: в темноте они совершенно наглеют. Беды на острове Ког случались только по ночам. Они как мухи слетаются к дверям ада.

Свет странным образом сгустился, так что стало трудно смотреть через красную пелену. В таком свете стены, пол и потолок казались почти черными. Неттл почувствовал движение за спиной и резко развернулся. Ничего. В воздухе распространился запах тухлого мяса. Краем глаза бродяга уловил движение, как будто что-то пыталось незаметно приблизиться. Но стоило только повернуться, как оно исчезало. И все же господин Неттл физически ощущал, как пустое пространство наполняется ненавистью, заставляя сердце бешено колотиться в груди.

Томас Скэттерклоу медленно и глубоко втягивал воздух, а потом заговорил чужим, клейким голосом:

— Сколько вас здесь?

Неттл услышал шипящий хор голосов у себя за спиной.

— Одиннадцать.

Он резко развернулся, однако ничего не увидел.

— И одна живая душа, — проговорил Скэттерклоу.

— Наша душа, — зашептали голоса.

Томас Скэттерклоу или то, что завладело им, долго сидел бесшумно и недвижимо, и вдруг капюшон повернулся и уставился прямо на гостя.

— Твоей дочери нет среди нас. Живой человек забрал ее душу.

Кулаки Неттла сжались.

— Кто?

— Он болен. Хейф скоро доберется до него.

— Хейф?

— Ад четвертого ангела, утопающий в грязи и ядовитой Зеленые духи, жуткие подземелья и цветы.

Неттл нахмурился. Может быть, Лабиринт пытается сбить его с толку? Айрил коварна.

— Кто он?

В воздухе закружился вихрь голосов.

— Закрой глаза. Позволь нам войти, и мы все расскажем тебе.

В какое-то мгновение Неттл почти послушался их. Казалось, так просто закрыть глаза и впустить голоса. Но что-то внутри него сказало: «Нет!»

Голоса зашипели и зарычали.

— Девон, — прохрипел Скэттерклоу.


От тлеющих костров поднимался дым и разливался призрачной пеленой вокруг Колодца Грешников. Девять из двадцати шестов были заняты: шесть мужских, две женские и детская голова дремали в тумане. Таблички под шестами провозглашали их богохульниками, приспешниками Айрил или хашеттскими шпионами. Все они были схвачены спайнами, доставлены для допроса к Итчину Самюэлю Теллю и теперь искупили грехи перед жителями Дипгейта. Кровоточащие тела были сброшены в пропасть, а головы оставлены как знак эффективной работы отряда спайнов. Фогвилл смотрел на место казни сквозь слезящиеся глаза и дышал через рукав. Его человек пришел? Или, наоборот, уже слишком поздно?

Затем в темноте сверкнула искорка — загорелась трубка, и из мрака возникло длинное грязное лицо, которое через мгновение снова поглотила ночь. Фогвилл подошел к шпиону.

— Вечер добрый, помощник, — прозвучал голос.

— Какие-нибудь изменения?

— Нет, Работает допоздна, как обычно.

— Вам удалось скрыться без всяких неприятностей?

Шпион затянулся, и тлеющий табак в трубке осветил два ряда узких зубов, впалые щеки и тонкий, как лезвие, нос.

— Вышел покурить. Разве нет? Половина рабочих ходит на перекур. — Человек улыбнулся. — Кто меня остановит? Бригадир? Да он меня сам боится. При мне всегда нож, и всем это хорошо известно.

Фогвилл обернулся в сторону шестов: вороны уже успели выклевать у женщины глаза. Помощник поморщился.

— Обязательно было здесь встречаться? Меня от этого места просто воротит.

— А мне здесь нравится, — вместе с дымом процедил сквозь зубы шпион. — Головешки мне все рассказывают.

У Фогвилла в горле пересохло. Перед ним стоял настоящий сумасшедший.

— Что рассказывают? — вовремя не сообразив, спросил помощник.

— Секреты всякие.

— Здесь пролили кровь, — поежился Фогвилл Крам. — В этом месте небезопасно. Бог знает, что может тут прятаться.

— Костры освящены.

— Нельзя быть слишком осторожным. — Помощнику померещилось движение, и он резко повернулся. Темная фигура, похожая на собаку, только гораздо больше, проскользнула между цепями. — Вы это видели? Что это? Проявление?

Шпион пожал плечами. Жест смутил Фогвилла. Человек, что стоял сейчас перед ним, когда-то был спайном — не адептом, а просто обычным убийцей. На шее остались следы от игл — свидетельство того, что его пытались подвергнуть процедуре посвящения. Следы эти отмечали татуировки в виде узлов — в знак неудачи. Хотя процедура посвящения была делом обычным, изредка случались и провальные попытки. Иногда человек просто сходил с ума.

Выброшенные за церковные стены, искалеченные посвящением убийцы редко выживали. Общество их избегало. Гибель была только делом времени, пока не попадешься на глаза головорезу пошустрее.

— Удалось что-нибудь выведать у бродяги? — поинтересовался шпион.

— Его дочь исчезла недалеко от Скиза. Судя по синякам, тут поработала не Карнивал, а кто-то другой.

— Хотите, чтобы я начал действовать? — Неудавшийся спайн затянулся.

Фогвилл качнул головой.

— А если я ничего не найду?

— Доложите мне завтра утром. — А если найду?

Фогвилл помедлил с ответом.

— Вам известна воля бога. — Так просто: вот все и сказано.

Я только что дал санкцию на убийство.


То, что овладело Томасом Скэттерклоу, теперь покинуло его тело, оставив медиума без сознания валяться на полу. Зато голоса становились все громче, все смелее.

— Закрой глаза. Всего на минутку. Свет слишком ярок.

В комнате действительно посветлело так, что стало тяжко смотреть, но Неттл и не думал закрывать глаза. Злость помогала ему сопротивляться демонам, если именно они кружили в лабиринте Скэттерклоу.

Девон убил Абигайль. И Девон смертен. Его можно заставить страдать. Как именно страдать, Неттл пока не знал. Но отравитель будет кричать и молить о пощаде еще до наступления утра.

— Мы поможем тебе. Только закрой глаза. Или разбей лампу. Да, вдребезги! Мы сможем помочь, только когда станет темно.

— Заткнитесь! — Нужно все хорошенько обдумать. Он все еще находился в западне лабиринта и не имел ни малейшего понятия, как из него выбраться. Не было особого желания протискиваться через узкие коридоры и острые осколки в поиске выхода с целым роем демонов на хвосте. Нужно искать другой путь.

— Есть другой путь. Совершенно безопасный. Разбей лампу, и мы покажем его тебе.

Неттл осмотрел комнату. Стропила слишком высоко — до них не дотянуться. Половые доски мощные и проломать их не удастся. Может быть, забраться на стену и попробовать добраться до выхода, перешагивая по перегородкам? Неттл выругался, что оставил мешок с инструментами за дверью.

Что-то холодное дотронулось до руки, и бродяга моментально махнул кулаком.

Пустое место.

Хохот вихрем закружился по комнате.

Неттл медленно повернулся. Он ясно ощущал движение, но никак не мог разглядеть, что же именно находится рядом с ним: будто ветер постоянно уносил туманные тени, не давая им остановиться и принять четкую форму. Тени расплывались, и очертания таяли в воздухе, превращаясь в причудливый рисунок на стене, когда Неттл поворачивал голову.

В тот момент, когда неровный свет фонаря на секунду померк, бродяга разглядел белые лица и красные рты. Они сомкнулись в кольцо вокруг него.

Неттл бросился к ближайшей перегородке, ухватился за край и подтянулся.

Осколки врезались в пальцы: та сторона оказалась дьявольски острой. Пересилив боль, Неттл поднялся и сел на корточки на узкой стене. Отсюда лабиринт казался гораздо меньше, не больше пятидесяти футов в длину, но замысловатость конструкции просто поражала. Узкие коридоры ютились в крошечном пространстве, разбегаясь в разных направлениях. Квадратные спирали, всевозможные изгибы, бесчисленные тупики, и все блестело кроваво-красными осколками. В двадцати шагах Неттл заметил входную дверь и единственное во всей квартире окно. Если сделать все осторожно, можно перебраться по верху лабиринта и добраться до выхода. Бродяга медленно выпрямился. Край перегородки был не больше двух футов в ширину.

— Обманщик, — завыл ветер. — Обманщик! Обманщик! Обманщик!

Неттл переступил через соседнюю перегородку, балансируя руками. Воздух зашевелился, будто подталкивая его, пытаясь скинуть вниз. Бродяга раскинул руки и на несколько секунд замер, уверенный, что сейчас рухнет на пол. Колени дрожали. Вскоре, однако, он восстановил равновесие, глубоко вздохнул и сделал еще один широкий шаг. Перегородка со скрипом качнулась, сердце у Неттла замерло, а внутренности перевернулись. Лабиринт под ногами оскалил острые стеклянные зубы, словно пуская слюни, предчувствуя скорую добычу.

— Обманщик, обманщик, обманщик!

Неттл всем телом ощущал гнев демонов: лицо обдавало ледяным дыханием, а невидимые тела метались вокруг. Еще один шаг, доска застонала, но выдержала. На какой-то момент Неттлу стало дурно, лабиринт покачнулся, стеклянные стены наклонились и начали падать. Шаг, еще шаг.

До двери оставалась половина пути, когда погас фонарь и комната погрузилась в темноту.