Альберт Мальц Самый счастливый человек на свете

Джесси готов был расплакаться. Он поджидал Тома в маленькой конторе, радуясь, что можно дать отдых ушибленной ноге, и с ликованием предвкушал минуту, когда Том скажет: «Ну, что ж, Джесси, ладно, как сможешь, так и приступай к работе».

Вот уже две недели он шёл пешком из Канзас-Сити в Тулсу – из штата Миссури в Оклахому – шёл и днём и ночью, и под палящим солнцем и под проливными дождями, недоедал, недосыпал и поддерживал себя только предвкушением этой минуты. Но вот Том открыл дверь в контору. Он шёл быстро, держа в руках пачку бумаг; он взглянул на Джесси мимоходом, но всё-таки внимательно. Он не узнал его. Он отвернулся… А ведь Том Бреккет приходился Джесси шурином.

Одежда, что ли, виновата? Джесси знал, что вид у него ужасный. Он попробовал навести на себя лоск у питьевого фонтанчика в парке, но и это не помогло, от волнения он порезался бритвой, и на щеке теперь безобразная царапина. И выколотить красноватую пыль из пиджака оказалось просто невозможно, он чуть себе обе руки не отбил… А может быть, он так изменился за это время?

Правда, они не виделись пять лет; но Том выглядит теперь на пять лет старше, только и всего. Это всё ещё прежний Том. Господи! Неужели он сам так изменился?

Бреккет повесил телефонную трубку. Он откинулся на спинку вращающегося кресла, недружелюбно и подозрительно взглянув на Джесси своими маленькими светло-голубыми глазками. Том был грузный сорокапятилетний мужчина, с уже заметным брюшком, с каштановыми волосами, суровый на вид; лицо у него было полное, резко очерченное, нос мясистый и красный. Он производил впечатление солидного, благопристойного человека, хорошего дельца. Он смотрел на Джесси холодно и равнодушно, явно не желая тратить время на разговоры с ним. Джесси чувствовал презрение даже в том, как он пожёвывал зубочистку.

– Ну? – сказал вдруг Бреккет. – Что вы хотите?

«Голос не такой уж грубый, – подумал Джесси. – Можно

было ожидать худшего». Он шагнул к деревянному прилавку, разделявшему контору на две части, и нервным движением запустил руку в спутанные волосы.

– Я вижу, ты меня не узнаёшь, Том, – нерешительно проговорил он. – Я Джесси Фултон.

– А? – сказал Бреккет. И только.

– Да, Фултон, а Элла шлёт тебе привет.

Бреккет встал и подошёл к прилавку, очутившись лицом к лицу с Джесси. Он недоверчиво разглядывал Фултона, пытаясь найти в нём хоть что-нибудь напоминающее шурина. Человек, стоящий перед ним, был высокого роста, лет тридцати на вид. Как будто подходит! У него правильные черты, он худощавый, стройный. Всё так! Но уж слишком измождённое лицо, слишком костлявое тело под мешковатой одеждой. Кто его знает! Ведь шурин был когда-то здоровым молодым человеком, мускулистым, в теле. А сейчас точно смотришь на выцветшую, плохонькую фотографию и стараешься уловить в ней сходство с оригиналом: сходство как будто и есть, а всё-таки разница громадная. Он поймал его взгляд. По крайней мере хоть глаза знакомые – серые, застенчивые; глядя в такие глаза, сразу скажешь: человек он порядочный. Это ему всегда нравилось в шурине.

Джесси стоял спокойно. Но внутри он весь кипел. Бреккет рассматривает его, точно выбившуюся из сил клячу; даже глаза стали жалостливые. Это бесило Джесси. В самом деле! Не так уж плохи его дела.

– Да, верно. Как будто ты и есть, – сказал, наконец, Бреккет, – только здорово изменился.

– Как-никак пять лет прошло, – обиженно проговорил Джесси. – Мы. с тобой и виделись-то раза два, не больше. – Потом про себя, стиснув зубы, борясь с чувством злобы и стыда: – Ну, изменился, ну и пусть! Все меняются. Я не труп.

– Ты был здоровяк, – тихо продолжал Бреккет тем же недоверчивым и удивлённым голосом. – Похудел, что ли, за это время?

Джесси молчал. Бреккет был слишком нужный человек, восстанавливать его против себя не стоило. Но он еле сдерживался, чтобы не наговорить ему грубостей. Молчание затянулось, стало тягостным. Бреккет покраснел. – Да что же это я! – заговорил вдруг он извиняющимся тоном и поднял откидную доску прилавка.

– Заходи сюда. Садись.

Он схватил Джесси за руку и стиснул её. – Я очень рад повидаться, ты не обижайся. Просто вид у тебя уж очень усталый.

– Пустяки, – пробормотал Джесси. Он сел на стул и запустил руки в свои кудрявые спутанные волосы.

– Ты что это прихрамываешь?

– Напоролся на камень, подошву разорвал. – Джесси спрятал ноги под стул. Ему было стыдно за свои башмаки. Он получил их в виде пособия от Бюро помощи безработным, но за эти две недели от башмаков почти ничего не осталось. Сегодня утром Джесси с какой-то восторженно-глупой торжественностью клялся самому себе, что в первую голову, даже раньше чем костюм, он купит пару новых хороших башмаков.

Бреккет отвёл глаза в сторону. Он понимал, что Джесси мучается, и ему стало жалко его. Просто ужас! Он никогда ещё не видел людей, дошедших до такого состояния. Сестра писала ему каждую неделю, но она и словом не обмолвилась, что дела их настолько плохи.

– Ну, ладно, – начал Бреккет, – расскажи, как там у вас? Как Элла?

– Элла? Ничего, – рассеянно ответил Джесси.

Голос у него был мягкий, приятный и немного застенчивый, подстать таким же мягким глазам. Он думал о том, с чего бы начать разговор.

– А ребята?

– Хорошо… Знаешь, – добавил Джесси уже немного поживее, – малыш у нас не может ходить – пришлось надеть шину. Но умный мальчишка. Рисует хорошо и вообще смышлёный.

– Да, это хорошо. – Бреккет хотел сказать что-то ещё и не решался. Наступило молчание. Джесси ёрзал на стуле. Сейчас самое время начать разговор, а он вдруг оробел. Бреккет нагнулся и положил Джесси руку на колено. – Элла мне не писала, что у вас так плохо, Джесси. Я бы помог.

– Да нет, что там, – тихо ответил Джесси, – у тебя самого, кажется, дела не больно хороши.

– Да. – Бреккет откинулся на спинку стула. Его красное лицо стало грустным, несчастным. – Знаешь, скобяной лавки-то у меня больше нет.

– Конечно, знаю, – удивлённо сказал Джесси. – Ты нам писал. Я об этом и говорю.

– Я забыл, – сказал Бреккет. – Мне самому до сих пор как-то непривычно. Правда, толку от неё было мало, – с горечью добавил он. – Последние три года себе в убыток торговал. И держался-то я за неё только потому, что всё-таки, как-никак, а собственное дело. – Он невесело засмеялся. – Да ты расскажи о себе. Почему ты без работы?

Джесси вдруг заволновался. – Об этом после, Том, мне надо с тобой кое о чём поговорить.

– С Эллой не ладишь? – встревоженно спросил Бреккет.

– Да брось ты! – Джесси выпрямился. – И как это тебе в голову могло притти! Да мы с Эллой… – он засмеялся. – Я в ней души не чаю, Том. Другой такой не найдёшь. Я только Эллой и живу, Том.

– Ну, виноват. Забудем об этом. – Бреккет неловко засмеялся и посмотрел в сторону.

Эта вспышка чувства, обнажённого, страстного, взволновала его. Бреккету мучительно захотелось сделать что-нибудь для них. Такие хорошие люди – жизнь слишком круто обошлась с ними. Элла сама такая же, как этот юнец, – застенчивая, мягкая.

– Слушай, Том, – сказал Джесси. – Я ведь не зря к тебе пришёл. – Он запустил руку в волосы.

– Эх, дружок, – простонал Бреккет. Он ждал этого. – Я многим помочь не могу. Тридцать пять долларов в неделю – и ведь за это спасибо говоришь.

– Я знаю, знаю, – заторопился Джесси. Он снова почувствовал то сладостное, лихорадочное волнение, которое охватило его рано утром. – Деньгами ты не можешь помочь, это я знаю. Но мы видели одного человека, он работает у тебя. Он был у нас в городе. Сказал, что и для меня работа найдётся!

– Кто это?

– Почему же ты сам не написал? – с упрёком воскликнул Джесси. – Я как только услышал, так сразу собрался. Две недели шёл, как сумасшедший.

Бреккет громко застонал. – Пешком из Канзас-Сити ко мне за работой?

– Конечно, Том! А как же иначе?

– Господи-боже! Какая же сейчас работа, Джесси! У нас затишье. Да и нефтяного промысла ты не знаешь. Надо быть специалистом. У меня здесь есть приятели, но сейчас и они ничем не помогут. Да будь хоть малейшая возможность, неужели я бы не попросил за тебя.

Джесси сидел, как громом поражённый. Надежду, которая поддерживала его последние две недели, сменила боль, мучительно сжавшая желудок. Потом он крикнул с отчаянием:

– Он сказал, что ты нанимаешь людей. Сам сказал! Он у тебя шофером на грузовике! Он говорил, что здесь люди всегда нужны!

– О-о… В моём отделе? – тихо спросил Бреккет.

– Да, в твоём.

– Ну, нет, у меня ты работать не захочешь, – так же тихо сказал Бреккет. – Ты не знаешь, что это за работа.

– Нет, знаю, – настаивал Джесси. – Он мне все рассказал, Том. Ведь ты диспетчер? Отправляешь грузовики с динамитом?

– А кто этот человек, Джесси?

– Его фамилия, кажется, Эверет.

– Эгберт? С меня ростом? – медленно проговорил Бреккет.

– Да, Эгберт. Ведь он не врал?

Бреккет засмеялся. Смех у него и на этот раз был невеселый. – Нет, он не врал. – Потом добавил изменившимся голосом: – Ты хоть бы написал мне, расспросил обо всем, прежде чем тащиться такую даль.

– А я нарочно не написал, – с наивной хитростью пояснил Джесси. – Я знал, что ты откажешь. Он говорил – работа опасная, Том. А мне все равно.

Бреккет стиснул пальцы. Его большое, полное лицо стало суровым. – И все-таки я тебе откажу, Джесси.

Джесси вскрикнул. Ему и в голову не приходило, что Бреккет может не согласиться. Казалось, вся задача была в том, чтобы добраться до Тулсы. – Нет, что ты, – умолял он. – Разве работы нет?

– Работа есть. Уж если на то пошло, так место Эгберта свободно.

– Он ушел?

– Он умер.

– А-а…

– Умер на работе, Джесси. Вчера ночью, если хочешь знать.

– А-а… – Потом: – Ну что ж, пусть!

– Ты послушай меня, – сказал Бреккет. – Я кое о чем расскажу, что тебе следовало знать, прежде чем пускаться в дорогу. Мы развозим не динамит. При бурении нефтяных скважин такая безопасная штука, как динамит, не применяется. И рады бы с динамитом работать, да нельзя. Это нитроглицерин!

– Да я знаю, – уверял его Джесси. – Он мне говорил, Том. Ты не думай, я все знаю.

– Помолчи минутку, – сердито одернул его Бреккет.

– Слушай! Одного взгляда достаточно, кашлянул громко – и взрыв. Знаешь, как его перевозят? В специальных жестянках, вот таких – веером! Несколько отделений, и все проложены резиной. С ним только так и можно обращаться.

– Слушай, Том…

– Подожди, Джесси. Ты подумай как следует. Я знаю, тебе не терпится получить работу, но ведь надо же разобраться, в чем тут дело. Эту штуку перевозят в специальных грузовиках! По ночам! И маршрут дается строго определенный. Через города нельзя проезжать. Нужно сделать остановку – специальные гаражи. Ты понимаешь, что это значит? Понимаешь, как это опасно?

– Я буду очень осторожно ездить, – сказал Джесси. – Я умею обращаться с грузовиками. Буду ездить медленно. Бреккет застонал. – А ты думаешь, Эгберт ездил неосторожно, думаешь, он не умел обращаться с грузовиком?

– Том, – серьезно сказал Джесси, – ты меня не запугаешь. Я сейчас только об одном думаю: Эгберт получал доллар с мили, он сам мне говорил. Он ездил через день, а зарабатывал в месяц пятьсот – шестьсот долларов. И мне так же будут платить?

– Конечно, будут, – рассвирепел Бреккет. – Доллар с мили. Пустяковое дело! А как по-твоему, почему компания платит такие деньги? Пустяковое дело, а потом – наскочил в темноте на камень, как с Эгбертом было. Или шина лопнет! Или попадет соринка в глаз, выпустишь на секунду руль, грузовик тряхнет – и кончено дело! Да мало ли что! Мы Эгберта не можем спросить, что с ним такое было. От грузовика и следов не осталось. И тела нет. Ничего нет! Может, завтра где-нибудь в кукурузе найдут кусок погнутой стали. А шофера и искать нечего. И ноготка его не сыщешь. Нам известно только одно: по расписанию машина не прибыла. Тогда ждем звонка с полицейского участка. Знаешь, как вчера было? Случилось что-то на мосту. То ли Эгберт нервничал, то ли задел за перила крылом. Только моста уж больше нет. И грузовика нет. И Эгберта нет. Теперь понимаешь? Вот тебе и доллар с мили, будь он проклят!

Наступило молчание. Джесси сидел, ломая свои длинные тонкие пальцы. Рот v него был полуоткрыт, лицо страдальчески сморщилось. Потом он закрыл глаза и тихо сказал:

– Все равно, Том. Ты меня предупредил, а теперь сжалься, возьми на работу.

Бреккет ударил рукой по столу. – Нет!

– Слушай, Том, – тихо сказал Джесси, – ты пойми. – Он открыл глаза. В них стояли слезы. Бреккет отвернулся.

– Посмотри на меня, Том. Разве этого мало? Что ты подумал, когда увидел меня? Ты подумал: «Шел бы этот бродяга по добру по здорову, нечего здесь попрошайничать». Правда, Том? Я больше так не могу, Том. Я хочу ходить с гордо поднятой головой.

– Ты с ума сошел, – пробормотал Бреккет. – У нас за год из пяти шоферов один погибает. Это в среднем. Подумай, стоит ли?

– А что стоит такая жизнь? Мы голодаем, Том. Ведь меня выключили из списка.

– Надо было сказать об этом, – сердито крикнул Бреккет. – Сам виноват. Какая уж тут гордость, когда семье есть нечего. Я займу денег, перешлем Элле по телеграфу. А ты отправляйся домой, тебя скоро опять включат в списки на пособие.

– А дальше что?…

– А дальше будешь ждать. Ведь ты же не старик! Ты не имеешь права бросаться жизнью. Когда-нибудь получишь работу.

– Нет! – Джесси вскочил с места. – Нет! Я тоже так думал. Но теперь уж я в это не верю, – с отчаянием крикнул он. – И я не получу работу, и ты не вернешь свою скобяную лавку. Я потерял квалификацию, Том. На линотипе без квалификации нельзя. Я разучился. Шесть лет на пособии. Если и попадалась какая работа, то только с лопатой. Весной получил место, там думали, я хороший линотипист. Какое! Машины все новые! Как только работы поубавилось, меня и вышибли.

– Ну и что же? – сердито спросил Бреккет. – Другой работы не найдешь, что ли?

– А кто это знает? – сказал Джесси. – За шесть лет ничего не попадалось. Я теперь и браться боюсь. Слишком долго ждать, пока опять включат в списки на пособие.

– Не теряй мужества! – крикнул Бреккет. – Надейся на лучшие времена.

– Мужества я не потерял, – горячо сказал Джесси, – а вот надежды уже больше не осталось. Шесть лет жду – где уж тут надеяться! Единственная моя надежда – это ты.

– С ума сошел, – пробормотал Бреккет. – Я тебя не возьму. Подумай об Элле.

– А разве я о ней не думаю? – тихо спросил Джесси. Он потянул Бреккета за рукав. – Поэтому я и решился, 92

Том. – Его голос перешел в тихий, напряженный шопот. – В этот вечер, когда у нас сидел Эгберт, я посмотрел на Эллу и точно в первый раз ее увидел. Ее уж теперь не назовешь красивой. Том! – Бреккет мотнул головой и отошел в сторону, Джесси последовал за ним, всхлипнув, тяжело переводя дыхание. – Тебе этого мало, Том? Помнишь – Элла была, как куколка. На нее все оборачивались на улице. Сейчас ей и двадцати девяти нет, а от прежней красоты ничего не осталось.

Бреккет сел в кресло и устало сгорбился. Он стиснул руки, наклонившись вперед, и опустил глаза вниз.

Джесси стоял рядом. Выражение мольбы и приниженности наложило какой-то неприятный отпечаток на его худое, покрасневшее от волнения лицо. – Не сумел я устроить жизнь для Эллы, Том. Элла заслуживает лучшего. Единственная моя надежда, что хоть сейчас удастся что-нибудь для нее сделать. Неудачник я.

– Перестань выдумывать, – уже более милостиво сказал Бреккет. – При чем тут неудача? Тогда я тоже неудачник. В таком положении сейчас миллионы людей. Все кризис виноват или депрессия, или новый курс, будь он проклят!… – Он выругался и замолчал.

– Нет, – печально проговорил Джесси, – для других, может, это и служит оправданием, а для меня нет. Я мог устроить свою жизнь. Кроме себя мне винить некого.

– Ерунда! – сказал Бреккет. – Ты тут не при чем.

На лице у Джесси появились пятна. Оно казалось опухшим.

– Все равно, – с отчаянием крикнул он. – Теперь уж все равно! Ты мне не откажешь! Надо же человеку поднять голову! Хватит с меня этого ада! Что же ты хочешь? Чтобы я смотрел на ножки нашего малыша и думал: будь у меня работа, он бы не заболел? Он каждым своим шагом точно говорит мне: «Это у меня после рахита, это твоя вина, ты меня плохо кормил». Господи-боже! Том! Неужели ты думаешь, я буду сидеть, сложа руки, еще шесть лет и смотреть на больного сына!

Бреккет вскочил с кресла. – Ну и что же! – крикнул он. – Ты говоришь, что это все для Эллы? А что она скажет, когда ты взлетишь на воздух?

– Может быть, не взлечу, – умолял его Джесси. – Ведь не одни же неудачи, должно мне когда-нибудь повезти в жизни!

– Так все рассуждают, – презрительно сказал Бреккет. – А поступил на эту работу, и около своей удачи ставь вопросительный знак. Наверняка только одно можно сказать: рано или поздно, а погибнешь.

– Ну и пусть! – крикнул Джесси. – Пусть! А до тех пор я кое-что получу. Я куплю себе башмаки. Посмотри на меня. У меня будет новый костюм, а не мешок, на котором будто написано, что его выдали в бюро. Я буду курить папиросы. Я куплю ребятам конфет. И сам буду есть. Да, да, мне хочется конфет. Мне хочется пить каждый день по кружке пива. Мне хочется, чтобы Элла приоделась, чтобы сна ела мясо три, а то и четыре раза в неделю. Мне хочется пойти всей семьей в кино.

Бреккет опустился в кресло.

– Перестань, – устало сказал он.

– Нет, – тихо и горячо продолжал Джесси, – ты от меня не отделаешься. Слушай, Том, я уже все рассчитал. Ты только подумай! Сколько я могу откладывать каждый месяц от шестисот долларов! Проработаю три месяца, и то это уже тысяча – даже больше! А может, продержусь года два. Я обеспечу Эллу на всю жизнь!

– Вот, вот! – перебил его Бреккет. – Думаешь, легко ей будет жить, зная, что ты на такой работе?

– Я все обдумал, – взволнованно ответил Джесси. – Она ничего не узнает – понимаешь? Я скажу, что мне платят сорок долларов. А остальные ты будешь класть в банк на ее имя.

– А, перестань! – сказал Бреккет. – Ты надеешься, что тебя осчастливят? Каждую минуту – и во сне и наяву ты будешь думать: умру я завтра или нет? А хуже всего в свободные дни. Наши шоферы день работают, а день отдыхают, чтобы привести нервы в порядок. Так и будешь валяться у себя в комнате, не зная, куда деться от тоски. Вот оно, твое счастье.

Джесси засмеялся. – Нет, это счастье, счастье! Не беспокойся, я буду песни петь от такого счастья. Ты только подумай, Том, первый раз за семь лет можно будет гордиться собой!

– Перестань, замолчи! – сказал Бреккет.

В маленькой конторе наступила тишина. Потом Джесси прошептал: – Ты не откажешь, Том. Не откажешь. Не откажешь.

Снова стало тихо. Бреккет поднял руки и стиснул виски ладонями.

– Том, Том… – говорил Джесси.

Бреккет вздохнул. – А, к чорту! – сказал он наконец. – Ладно. Я тебя возьму, будь, что будет, – говорил он хриплым, бесконечно усталым голосом. – Хочешь сегодня выехать – выезжай сегодня.

Джесси молчал. Он не мог выговорить ни слова. Бреккет взглянул на него. По лицу у Джесси бежали слезы. Он судорожно глотал и пытался сказать что-то, но вместо слов слышались какие-то странные всхлипывания.

– Я пошлю телеграмму Элле, – все тем же хриплым, усталым голосом сказал Бреккет. – Сообщу, что ты поступил на работу. А дня через два пошлешь ей деньги на дорогу. Тебе заплатят к тому времени… если, конечно, дотянешь до конца недели, глупая ты голова.

Джесси только кивнул. Сердце у него так билось, что он прижал обе руки к груди, точно стараясь удержать его.

– Приходи к шести часам, – сказал Бреккет. – Вот тебе деньги. Поешь как следует.

– Спасибо, – прошептал Джесси.

– Стой, – сказал Бреккет. – Возьми мой адрес. – Он написал его на клочке бумаги. – Садись на любой трамвай, который идет в ту сторону. Спросишь у кондуктора, где сходить. Прими ванну и выспись.

– Спасибо, – повторил Джесси. – Спасибо, Том.

– Ну, проваливай отсюда, – сказал Бреккет.

– Том.

– Что?

– Я… – Джесси запнулся. Бреккет взглянул на него. На глазах у Джесси все еще блестели слезы, но его худое лицо словно излучало яркий свет.

Бреккет отвернулся. – Мне надо работать, – сказал он.

Джесси вышел из конторы. Слезы слепили глаза, но ему казалось, что весь мир отливает золотом. Он шел, прихрамывая, а в висках у него стучала кровь, сердце горело нестерпимой радостью. – Счастливее меня нет, – шептал он самому себе. – Я самый счастливый человек на свете.

Бреккет смотрел ему вслед до тех пор, пока Джесси не исчез за углом. Потом он согнул плечи и стиснул голову руками. Сердце у него мучительно билось, точно это был старый, засорившийся механизм. Он прислушивался к этим глухим ударам. Он сидел, словно оцепенев, и сжимал голову руками.