"История оборотня" - читать интересную книгу автора (Алейников Кирилл)

ГЛАВА VI

Николай укрылся за песчаной насыпью, с которой отлично просматривалась тропинка, пересекающая Оптинский пустырь поперёк. Последний луч солнца угас, светило неудержимо погрузилось в пучину многоэтажек, таинственным хребтом высившихся на фоне лилово-красного неба. На западе, над Иртыгинской рощей уже загорелись первые звезды, бледно-голубая Венера немигающим оком смотрела с северо-востока, а кроваво-красный Марс на юге пылал в предвкушении ночи, сжимая в кулачищах свой тяжёлый меч.

Николай тоже сжимал меч. Когда-то юноша купил его в сувенирной лавке, заплатив полторы штуки «деревянных». В аннотации к сувениру говорилось, что это ритуальный скандинавский меч, которым пользовались приверженцы бога Одина, совершая свои кровавые ритуалы. Николай нисколько не сомневался, что ритуалы древних скандинавов были именно кровавыми, но жертвы приносились не какому-то там полудикому Одину. Поэтому сейчас восьмидесятисантиметровый клинок был превосходно заточен.

Обоюдоострая реплика древнего оружия тщательно подготовлена для ритуала. Кровавого ритуала жертвоприношения, свершится который совсем скоро...

Как только по тропинке пройдёт монах.

Юноша приметил Оптинский пустырь уже давно. Он вычислил, что каждый вечер по тропинке из города в сторону Святоголицкого монастыря проходит хотя бы один монах. По каким делам послушники монастыря ходили в город, не имело значения. Главное — они обязательно появятся здесь: один, двое, или, если повезёт, даже трое.

И тогда Николай совершит жертвоприношение своему Господину...

Терпение юноши вознаградилось, и вскоре на тропинке показались монахи. Трое. Повезло. Вмиг вспотевшая ладонь крепче сжала обрезиненную рукоять меча, на голомени которого чёрным маркером были аккуратно выведены три жирные шестёрки и рядом с ними слово «Satana». В другую ладонь из внутреннего кармана джинсовки перекочевал превосходно наточенный кинжал, украшенный той же символикой.

Монахи в своих смешных длинных рясах поравнялись с тем местом, где Николай устроил засаду. Далее тропинка делала поворот, очень удачно изгибаясь, так что можно было подойти к ненавистным лицемерам сзади и ударить в спину, как учил Затемнённый.

Николай бесшумно спустился по насыпи и нервным, порывистым шагом поспешил за монахами. Оружие он на всякий случай спрятал за спиной. В Иртыгинской роще тревожно вскрикнула ворона, и один из монахов повернул голову на её хриплый крик. Очевидно, периферийным зрением он заметил приближающегося юношу.

Но это уже не имело значения.

Николай выбросил сжимающую меч руку вперёд, и клинок с сатанинскими надписями насквозь пронзил живот монаха. Молодой, в общем-то, мужчина с аккуратно постриженной бородкой тихо ойкнул и осел на колени. Его попутчики воскликнули гораздо громче, в глазах лживых лицемеров вспыхнул ужас. Вероятнее всего, монахи закричали что-то вроде «Господи!», но Николай не слышал их. Он был настолько сильно упоен процессом, что ничего не слышал и не отдавал отчёта в том, что происходит.

Но точно знал: происходят правильные вещи.

Кинжал метнулся ястребом и по рукоятку вошёл в бок другого монаха, который заверещал точно деревенская баба при встрече с лешим. Подобно заправскому самураю, Николай, выдернув меч из первого поверженного врага, быстро прокрутился на триста шестьдесят градусов и буквально разрубил надвое третьего, ещё целехонького монаха.

Он не слышал их стона, не слышал мольбы о пощаде и призывов к Господу. Он просто отрубил им всем головы, достал из заднего кармана джинсов дешёвый цифровой фотоаппарат и несколько раз запечатлел картинку ужасного человеческого смертоубийства.

С губ сорвалась дрожащая фраза:

— Во имя Князя Тьмы!..

Бросив оружие рядом с обезглавленными телами, юноша бегом вернулся в укрытие за песчаным валом, где в кустах покоилась припрятанная бутылка воды и запасная одежда.

Необходимо очищать себя от крови неверных...

Наконец-то прозвенел звонок. Ученики, вмиг наплевав на объяснение очередной теоремы, быстро побросали тетрадки, учебники и ручки в пакеты и сумки. «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза...» и далее по тексту одной известной песенки одной известной группы.

— Можете быть свободны, — произнесла уставшим голосом классная ритуальную фразу.

Звонок — вот сигнал к свободе. Сигнал свободы! А всяческие архаистические ужимки учителей вроде «Можете быть свободны» давно уже неактуальны.

Будто мы не можем идти, пока ты не разрешишь, презрительно подумал Степан, вальяжно развалившийся на последней парте. К левой мочке был прикреплен наушник, из которого лился бодрящий дэс-рок[5] питерских пацанов, объединившихся в группу с говорящим названием «Дикей Корпс»[6].

— Ливанов, останься, — попросила классуха, будто прочитав, какие мысли копошатся под черепными костями Степана.

Ну конечно, Зоя Егоровна, я останусь, фыркнул про себя он. Я и не спешу уходить, дорогая моя старушка. Пока не спешу.

Он подошёл вплотную к учительскому столу и для приличия сделал плэйер немного потише.

— Ливанов, я ничего не понимаю! — грозно воскликнула учительница, глядя на подопечного из-под массивных очков с толстыми линзами телескопов. — У других детей переходный возраст пару лет как кончился, а у тебя он что, только начинается? Я прекрасно знаю, что все одиннадцатиклассники считают себя непомерно взрослыми и под конец учебного года не хотят учиться. Но ты, Ливанов, просто ненормальное исключение в исключении! Это ж надо: за месяц пропустить сорок три часа, постоянно хамить учителям, совершенно не готовиться к занятиям, дерзить, грубить, опаздывать! Ладно, ты никого вокруг не уважаешь, но о себе-то подумай хоть разочек! Чем ты собираешься заниматься после школы, а? Ну, в армию пойдешь, а после армии? Воровать? И ведь сколько не тверди, до тебя всё равно не доходит, что-надо-учиться-завтра-опять-родителей-в-школу-педсовет-решать-выпускной-другую-...

Степану было глубоко наплевать, что там каркает эта старушенция, которой пора было уходить на пенсию ещё до того, как он пошёл в первый класс. Возбуждение и предвкушение разлилось по всему телу, сладкая дрожь поселилась в напрягшихся мышцах. Всё как и предсказывал Затемнённый.

Классная всё тараторила, а Степан вытащил из заднего кармана тонкий стилет и не целясь воткнул его прямо в глаз учительнице... Трёхгранное шило раскололо правую линзу и свободно вошло в глазницу, а дальше — в мозг. С самого начала хотелось попасть именно в глаз, потому что, судя по фильмам, крови в этом случае будет немного. Главное, она не попадёт на одежду, в которой ещё ехать через весь город. Да и вид крови с детства пугал Степана...

— Во имя Князя Тьмы!

Голова Зои Егоровны с глухим стуком упала на стол. Сразу же из раны засочилась густая как вишневое варенье кровь. Пока учительница конвульсивно вздрагивала и хрипела, Степан сфотографировал её на дешёвый цифровик, а затем спокойно вышел из класса, хлопнув дверью...

Иван прокладывал дорогу сквозь кустарник уверенно, точно уже не раз ходил этим путём. Руку оттягивала сумка с бутылкой водки, апельсиновым соком «на запивон» и парой консервов. В другой руке дымилась только что раскуренная сигарета. Сзади то и дело утробно ржал Юрыч, потешающийся над собственными шутками, и ему вторил тонкий блядский смех Таньки — подруги Ивана.

Чёрт, как же он ненавидел обоих! Как хотел их убить прямо сейчас, на месте! Смачно, со злостью сплюнув, Иван поиграл желваками. Какая всё-таки сука и блядь эта Татьяна! Как она могла в течение последних двух месяцев регулярно изменять ему с его же лучшим другом! Да кем она вообще себя возомнила, шалава эдакая! От горшка два вершка, ещё даже несовершеннолетняя, а уже туда же, в стан предательниц, шалав и проституток...

— Ванесс, да хватит уже тащиться! — окрикнул Юрыч. — Мы прилично отошли от дороги.

Выпустив пар, Иван постарался принять самый дружелюбный вид, обернулся и бросил пакет в траву.

— Действительно, хватит. Пожалуй, здесь и разместимся.

— Всё-таки странные вы мальчишки, — искренне улыбалась Таня. — Неужели водку нельзя попить где-нибудь в городе?

— На природе романтичней, — объяснил Иван. В другой ситуации он подошёл бы и крепко засосал свою сексапильную подружку, но сейчас старался ненароком до неё не дотронуться.

Юрыч деловито зашуршал пакетом, вытащил на свет содержимое. Не переставая бросаться глупыми шутками, которые, впрочем, Иван старался не замечать, он вскоре налил «огненную воду» в три пластиковых стаканчика, а ещё в три — апельсиновый сок.

— Юрочка, открой, пожалуйста, консервы, — пролепетала Таня.

«Юрочка», брезгливо повторил про себя Иван. Грязная малолетняя проститутка! И водку ведь пьёт как плотник какой-нибудь!

— Ванечка, а ты дай мне, пожалуйста, сигарету, — нежно улыбнулась девушка.

Дай, дай. Всё-то тебе дай, ненасытная... И ведь давал, придурок! Всё давал, всё, что не пожелает, стерва! А взамен получил удар в спину...

— За что пьём? — вопросила Таня, когда все трое подняли стаканы.

— За праздник, — весьма неоригинально ответил Юрыч.

— А какой сегодня праздник? — удивилась Таня.

— Сегодня Вальпургиева ночь, не правда ли, Ванесс?

— Угу, — кивнул Иван.

— Что же это за ночь? Первый раз слышу, — пробормотала девушка.

— Потом объясним, — загадочно усмехнулся Юрыч. — Дрогнули!

Водка опустилась в желудок, вызвав в нём волну приятного потепления. Нервное напряжение, сковавшее Ивана за последние дни, немного ослабло. Ничем не выказывая своих чёрных мыслей, он закурил, попутно проверив, не потерял ли где-нибудь моток тонкой веревки и скотч. Слава Хозяину, вещи пребывали на месте.

Литр водки вскоре подошел к неизбежному финалу. Все трое захмелели, и особенно — Татьяна, язык которой заплетался и часто обгонял ход мыслей. Девушка постоянно смеялась, лезла целоваться то к Ивану, то (вот сучка-то!) к Юрычу. Тот, скотина этакая, не упускал возможности облапать юные прелести, полагая, что делает это незаметно.

Иван провёл ладонью по лицу, прогоняя оцепенение. Странное дело, хмель тоже отошел куда-то в сторону.

— Ладно, Юра, помнишь, зачем мы сюда пришли?

— Хм, понял! — был ответ «друга».

В глазах Татьяны вспыхнул интерес. Даже когда Юрыч закрыл ей рот и стал оттаскивать к ближайшему дереву, девушка ещё ничего не понимала. Но стоило Ивану вытащить из-за пазухи скотч, как интерес во взгляде девушки сменился испугом. Она попыталась освободиться от цепких, крепких объятий парня, но тщетно.

Иван кинул приятелю веревку, и пока тот завязывал девушке руки и привязывал их к молодой сосне, залепил своей подруге рот.

Вот теперь-то в её глазах испуг сменился настоящим страхом!.. Татьяна начала брыкаться, плакать и пищать. Она даже умудрилась заехать коленкой Юрычу в ухо, но он, погруженный в океан кипящего возбуждения, едва ли заметил это.

Иван легко похлопал девушку по щеке, успевшей стать влажной от слёз.

— Таня, послушай меня.

Она не обратила никакого внимания на его просьбу, продолжая жалкие попытки освободиться.

— Послушай меня! — более настойчиво повторил юноша, отвесив девушке пощечину.

Но и в этот раз он добился лишь того, что она стала пищать ещё громче и противней.

— Да слушай же меня, сука!

...Из разбитого носа девушки брызнула кровь. Она подтянула к груди коленки, закрыла глаза и горько зарыдала. Сам Дьявол сжалился бы в этот момент над бедной девушкой, но Иван был непреклонен. В свои девятнадцать лет он пришёл лишь к одной истине, казавшейся единственно верной: презирай и ненавидь весь белый свет; homo homini lupus est[7], что и доказал не так давно лучший друг Юрий.

— Когда я первый раз увидел тебя, Танечка, то сразу же влюбился. До сих пор я еще не встречал никого привлекательней тебя. Но главное — я верил тебе. Доверял. Считал честной и благородной. Понимаешь, о чём я?

Девушка открыла раскрасневшиеся глаза и посмотрела прямо на Ивана. О да, она понимала, о чём он толкует! Она догадалась, что речь идёт об измене, иначе не бросила бы такой быстрый панический взгляд в сторону Юрыча.

К слову сказать, Юра совершенно не догонял слов своего приятеля. Он на корточках сидел рядом, хищно улыбался и пожирал пьяными глазами топорщившуюся под футболкой Татьянину грудь.

Девушка призывно замычала, уставившись на Ивана. И когда он поднёс руку к её рту и отлепил скотч, раболепно залепетала:

— Ванечка, миленький, прости меня, дорогой, прости меня, любимый, прости, родненький, прости...

Затем её рот вновь оказался заклеенным. Иван услышал то, что хотел услышать. Странно, но в глубине давно отданной Дьяволу души зашевелилось непонятное чувство. Вскоре, спустя секунду, юноша понял, что жалеет девушку. Жалеет так, как человек может жалеть попавшего в беду, как мужчина может жалеть несчастную женщину, как юноша может жалеть свою возлюбленную... Перед ним лежала семнадцатилетняя выпускница с разбитым носом и заплаканными глазами, испуганная юная девушка, по глупости совершившая проступок. Разве между ними не было сильных чувств, пламенной страсти? Разве Иван не любил подругу, а она, в свою очередь, разве не отвечала взаимностью? Любовь была, и юноша ясно чувствовал, что она по-прежнему осталась. Осталась в сердцах обоих. И если он сейчас развяжет веревку и освободит девушку, то она будет любить его пуще прежнего и уж точно никогда больше не изменит.

Но... Но, как учил Затемнённый, у слуг Князя Тьмы нет обратной дороги к Свету.

— Я прощаю тебя, любимая, — тихо сказал Иван, вытаскивая перочинный нож.

При виде блеснувшего лезвия глаза Татьяны сделались ещё более круглыми. Она мелко задрожала и побледнела. Иван задрал девушке футболку, затем, подумав, разрезал ткань надвое и отшвырнул в сторону. Таня попыталась визжать, но липкая лента надежно закупорила рот, так что вместо крика лишь кровавые пузыри надулись на её ноздрях. Иван мгновение любовался красивой грудью подруги, затем сделал в паре сантиметров выше левого соска надрез. Тотчас из раны засочилась кровь. Девушка дернулась, мучительно закатила глаза, а Иван припал губами к ране и стал сосать кровь, пока рот полностью не наполнился тёплой приторной жидкостью. С трудом сглотнув её, Иван сделал точно такой же надрез над правым соском.

— Валяй, — кивнул он Юрычу, который постанывал от возбуждения и даже пытался онанировать.

Жадно припав к ране, приятель умудрился затолкать в рот всю правую грудь, а левую при этом страстно сжимал рукой, размазывая по белой коже алую кровь.

Иван тем временем брезгливо, с полным отвращения выражением лица сплюнул розовую слюну и стал стягивать с девушки фиолетовые трико. Затем перочинным ножом разрезал трусики и бросил их к остаткам футболки.

— Можешь взять её в последний раз, — тихо сказал он.

Юрыч до такой степени возбудился, что не понял намека в словах Ивана. И уж тем более не заметил угрозы. Хрипло дыша, он навалился на девушку, со второй попытки раздвинул ей ноги, расстегнул ширинку на брюках и стал совершать фрикции. Он блаженно постанывал, Таня беззвучно рыдала...

...А Иван, минуту наблюдавший, как лучший друг трахает его подругу, вложил всю силу в руку, сжимающую нож, и вонзил лезвие в шею приятеля. Длины клинка оказалось достаточно, чтобы кончик нержавеющей стали показался из адамова яблока Юрыча. Откинув ногой агонизирующее тело, Иван вновь присел у Татьяны, в последний раз взглянул в опухшие глаза и перерезал горло.

— Во имя Князя Тьмы! — прошептали губы юноши. Сделав несколько снимков цифровым фотоаппаратом, он спокойно поднялся и зашагал в сторону дороги...

Марина Дягтерёва сидела на кухне и ожидала своего сына из школы. Он должен был вернуться ещё сорок минут назад. В душе мамы нарастало волнение, не случилось ли чего по дороге. Время сейчас ненормальное, страшное, всё может произойти с восьмилетним мальчиком, топающим маленькими ножками по шумной улице в самом центре города. Очередной раз выглянув в окно, беспокоящаяся мама стала нервно стучать костяшками пальцев по дверце холодильника, нашептывая ради успокоения какую-то детскую песенку.

Наконец, в коридоре мелодично пропел звонок. Марина вздрогнула, чуть побледнела и пошла открывать дверь.

— Ты почему так долго? — строго спросила она сына, когда тот разувался.

— У нас классный час был, мама! — пропищал мальчик. Стянув ранец, он улыбнулся и гордо заявил: — Я сегодня получил две пятерки!

— Молодец, — чмокнула Марина сынишку в щеку. — Кушать хочешь, Кирюша?

— Хочу! — воскликнул радостно второклассник. Он был очень доволен, что получил две пятёрки и тем самым обрадовал любимую мамочку.

— Тогда бегом переодевайся и мой руки. — Марина нежно погладила его по светлой голове. — Давай.

Кирюша побежал в свою комнату снимать школьную форму, а мама направилась на кухню. Открыв дверцу посудного шкафчика, она помедлила. Затем закрыла её. Сын наверняка слышал скрип давно нуждающихся в смазке петель и точно знает, что мама достала тарелку и наливает ему суп. Но на плите не стояло никакого супа, вообще никакой еды. И вместо тарелки мама взяла в руку остро заточенный нож для нарезки хлеба. Пилообразное лезвие ножа прекрасно режет хлеб.

И не только...

Марина ждала, пока из ванной послышится шум воды. На самом деле она ждала этого момента уже два года. Два года Дягтерёва, жена майора Дягтерёва, погибшего чуть более двух лет назад при исполнении служебного долга, ждала именно этого момента. Готовилась, планировала, обдумывала. И Затенённый помогал ей.

Зашумела вода.

Марина на негнущихся ногах подошла к двери ванной. Сын умывался и что-то тихо бормотал детским голоском, разговаривал сам с собой. Или напевал песенку, как часто напевает мама. Впрочем, дети иногда действительно разговаривают сами с собой.

Открыв дверь ванной, Марина быстро скрутила сынишку и неумело перерезала ему горло. Кирюша даже пикнуть не успел. Затем она, нагнув обмякшее тельце над ванной, отпилила маленькую светлую голову, с глухим стуком упавшую вниз. Голова немного откатилась к сливному отверстию, в которое вместо воды сейчас стекала кровь; немигающий взгляд детских глаз уставился в потолок.

— Во имя Князя Тьмы! — благоговейно простонала Дягтерёва, после чего сделала несколько снимков трупа припасённым загодя цифровым фотоаппаратом...

Заброшенный, приготовленный к сносу старый дом на окраине города оказался прекрасным местом для проведения Вальпургиевой ночи, ночи жертвоприношений великому Хозяину и Князю Тьмы Сатане. В подвале, где раньше находилась котельная, стены были занавешены чёрными полотнами, в центре помещения возвышался алтарь, сооруженный из деревянных ящиков и также накрытый чёрным покрывалом. По периметру комнаты и алтаря горели толстые свечи, а в одном из углов котельной мерцал экран компьютерного монитора.

Светлана, распятая на дыбе, покончила с тщётными попытками высвободиться: слишком крепкой была хватка древнего капкана. Мрачный тип сатанинской наружности ещё в первую секунду боя всадил в девушку пятикубовый шприц с какой-то бесцветной гадостью, по запаху напоминающей инсулин, и, скорее всего, именно поэтому Светлане не удавалось перекинуться. Впрочем, девушка сильно сомневалась, что, даже трансформировавшись, сумела бы освободиться: организм потерял слишком много энергии, а инъекция буквально парализовала мышцы.

Подумать только: какие-то вшивые сатанисты умудрились взять в плен профессионального охотника Ордена Света! Неужели, подруга, ты начинаешь стареть? Вроде бы рановато даже до зрелости...

В помещение зашли несколько человек в чёрных (ну каких же ещё!) хламидах с низко натянутыми на лица капюшонами. Они молча расположились полукругом у изножья алтаря. тяжеленная дыба с закованной пленницей разместилась у изголовья. Последним зашел тот самый хмырь, вколовший Светлане непонятно что, а рядом с ним встала обнаженная девушка с до отвращения надменным лицом.

Охотница не тешила себя надеждами, что её пригласили всего лишь посмотреть на сатанинский ритуал. Нет, её пленили и приволокли сюда для того, чтобы отдать в жертву Сатане.

Мрачный жрец с жирной пентаграммой на хламиде грозно окинул взглядом присутствующих и спросил:

— Принесли ли вы доказательства своей верности Хозяину?

Сатанисты поочередно отдали жрецу маленькие серые коробочки, в которых Светлана быстро распознала дешевые цифровые фотоаппараты. Тип с пентаграммой, которого, слышала девушка, «местные» называют Затемнённым, прошёл к компьютеру и через data-кабель скачал с каждого компьютера информацию.

Пока он занимался этим делом, охотница стала уныло обдумывать своё положение. Вне всяких сомнений, она оказалась в одной их сатанинских сект города, о существовании которой — конкретно этой секты — местному филиалу Ордена ничего не известно. Считающие себя адептами Тьмы, сатанисты на самом деле являются полными психопатами, людьми с серьезными психическими отклонениями. Их секты подразделяются на две категории: первую основывают собственно сумасшедшие маньяки — садисты, умеющие, тем не менее, извлекать солидную материальную выгоду из своей паствы, а во вторую категорию входят люди, доподлинно знающие о существовании потустороннего мира, Яугона и Актарсиса. Но все сатанисты одинаково опасны. Они оскверняют святыни, совершают человеческие жертвоприношения, сквернословят в адрес Господа и свято верят в то, что Сатана вознаградит их за это. Вознаградит материально или даст какую-то силу. Но проклятые сволочи не знают, что хозяин Яугона не выступает в качестве спонсора, мецената для смертных; жаждущих получить приз за грехопадение одинаково презирают как светлые, так и тёмные. Десять тысяч лет назад в Шумерском царстве появились первые сатанисты, и десять тысяч лет они являются антиподами служителей церкви. Одни наставляют людей на путь истинный, другие же стараются всячески с этого пути столкнуть.

Психи. Подонки. Навечно проклятые отступники.

Орден Света иногда проводит зачистки подобных сект, нещадно расстреливая всех, кто уже совершил кровавый грех и продал душу Дьяволу. Остальным, чьи руки не запачканы кровью, устраивают промывку мозгов, заставляя навсегда забыть о членстве в тёмном братстве. Но всё равно зло это плодится и размножается, как бубонная чума...

Светлана сдула с лица длинную плеть чёрных волос и сфокусировала взгляд на мониторе. Похоже, на принесенных послушниками фотоаппаратах запечатлены совсем не сцены семейных торжеств и поездок за город, а человеческие трупы... Ребенок с отрубленной головой, зарезанные подростки, расчлененные монахи... Каждый из двенадцати сатанистов, пришедших на мессу, совершил жестокое убийство!

Удовлетворенный просмотром снимков, Затенённый воскликнул:

— Вы славно потрудились, браться и сестры! Каждый из вас доказал преданность Князю Тьмы и достоин быть его другом. Сегодня вы причаститесь к Хозяину, станете почти равными своему Господину! Специально для этого я подготовил особенную жертву. — Жрец вплотную подошел к Светлане и ухватил её за подбородок. — Перед вами отважный и непобедимый воин Света, охотник ненавистного нам Ордена, дважды проклятое жалкое существо, обреченное на смерть во имя Сатаны! — Затененный понизил голос, проникновенно обращаясь к Светлане: — Быть может, ты желаешь отречься от господа своего? Тогда, обещаю, тебе сохранят жизнь.

Собрав волю в кулак, с трудом шевеля распухшими губами и пересохшим языком, Светлана ответила:

— И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производящий чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертания зверя и поклоняющихся его изображению: оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою. А прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами[8].

— Глупая тварь! — с отвращением скорчился жрец.

Кивнув обнаженной девушке, он опять отошел к компьютеру и включил громкую музыку. Под экскрементально-параноидальный хард-метал Мэрилин Мэнсона, олицетворяющая собою невесту Князя Тьмы девушка разлеглась на импровизированном алтаре в позе звезды, раскинув руки и широко раздвинув ноги. Затенённый ловко срезал рукав на водолазке Светланы, полоснул лезвием по её венам, и густая, тёмная как сама Преисподняя кровь заструилась в заботливо подставленную чашу.

Они собираются выпить мою кровь, отстраненно подумала Светлана, слабеющим взглядом наблюдая, как послушники из числа юношей поочередно совокупляются с «невестой», а послушниц-девушек «невеста» ублажает своим ртом.

Отвратительные кровавые оргии. За десять тысячелетий не изменилось ровным счетом ничего...

Силы стремительно покидали охотницу. Беззвучно шевеля воспаленными губами, она читала молитву: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого...».

Светлана не сразу сообразила, что ситуация в заброшенной котельной резко изменилась. Буквально снеся входную дверь с петель, в помещение ворвались двое боевиков Ордена, вооруженных грозными девятимиллиметровыми пистолетами-пулеметами «Спектр». Град пуль обрушился на сатанистов, которые, не успевая даже взглянуть в лицо своей смерти, в конвульсиях разлетались в разные стороны, отброшенные мощной отдачей пуль итальянского оружия.

Жрец выронил чашу, почти до краев наполнившуюся кровью. Схватив одного из послушников и воспользовавшись им как живым щитом, Затемнённый спасся от длинной очереди. В ту же секунду он метнулся к стене, сделал нечеловеческий прыжок и, меняя траекторию полета на девяносто градусов, с силой оттолкнулся от чёрного полотна в сторону одного из ворвавшихся боевиков. Жрецу понадобилось не больше того времени, какое человек затрагивает на то чтобы моргнуть, на изменение своего тела. Не ожидавший такого поворота автоматчик повалился, примятый огромной яростно лающей тушей волка. Челюсти, усыпанные бритвенно острыми зубами с клыками в мизинец размером сомкнулись на голове светлого. Второй автоматчик, не имя возможности перезарядить оружие, с рычанием бросился на помощь напарнику, повторяя трансформационный процесс. Одежда взорвалась и разлетелась клочьями. Два зверя вступили в драку, из которой мог выйти живым лишь один. Рык, визг, лай пришли на смену звукам выстрелов, ошметки плоти гейзером били из мечущегося по котельной свирепого комка. Волки сцеплялись, боролись друг с другом, стараясь ухватить противника за горло, затем отскакивали прочь, чтобы спустя секунду вновь сцепиться.

Бой мог бы длиться долго, но появились ещё люди Ордена. Именно люди. Несколькими очередями они навсегда выпустили дух из жреца-оборотня, а затем бросились на помощь Светлане.

Снаружи слышались выстрелы. Сатанистов, успевших выскочить из подвала, добивали охотники...

Рассовав по карманам джинсов необходимые вещи: ключи, зажигалку, портмоне, упаковку жвачки, я быстро обулся.

— Ладно, Настя, я на работу.

Девочка отвлеклась от просмотра мультиков и посмотрела на меня.

— Во сколько придёшь?

— Поздно, — неопределенно ответил я. — В десять чтобы легла спать!

— А вот и не лягу! — закапризничала она.

— Приеду, проверю! — погрозил я пальцем, улыбнувшись, однако. — Телевизор долго не смотри. Лучше книжку почитай.

— Не люблю я читать! — стукнула ножной по дивану девочка.

С минуту мы продолжали обмениваться фразами, я отдал все необходимые наставления (каждый раз, как я уходил на работу, начиналось одно и то же) и вышел. Во дворе меня ждал красивый серебристый внедорожник, отличная машина, в которой приятно ездить, приятно управлять ею, приятно возить кого-нибудь. Не то что родные «уазики».

Отработав четыре месяца на стаю Ирикон, я не без направления Ивана Алексеевича перевелся в экипаж иного, совершенно иного рода. Одни оборотни «подчищают» следы присутствия нечисти, другие заправляют торговлей оружием и наркотиками, третьи сопровождают караваны нелегально ввозимых и вывозимых товаров, четвертые прикрывают всех остальных, разбираясь с ненужными свидетелями либо участниками тех или иных тёмных акций. Я успел потрудиться во всех перечисленных сферах деятельности оборотней, вживаясь в образ человека-зверя и человека-преступника. И вот, после четырех месяцев работы был переведен в группу, занимающуюся похищениями людей. Сами оборотни, к слову, в чьих-то похищениях не нуждаются, но делают это по заказу вампиров. Известно, упыри не могут обходиться без убийства и свежей человеческой крови, но в силу своих жизненных привычек, аристократичности и лени последние десятилетия не ведут широкую самостоятельную охоту, а поручают её оборотням из числа местных стай. Вампиры предпочитают кровь молодых девушек и детей, считая её наиболее вкусной, полезной и легко усваиваемой, поэтому прежде всего заказывают «товар» именно данной категории.

Оборотни же с этого имеют неплохие деньги, поэтому с удовольствием похищают хоть женщин, хоть детей, хоть стариков. В каждой более или менее крупной стае, обжившей каменные джунгли мегаполиса, есть особый отдел, задачей которого является вычисление из всех миллионов горожан тех, поисками которых не будут особенно интересоваться ни родственники, ни милиция, ни кто-либо другой. Детдомовскую сироту похитить проще, надежней и безопасней, чем, к примеру, дочь президента или мэра. Используя свои источники, отдел собирает разностороннюю информацию о горожанах и помечает «красным крестом» тех, кому суждено в ближайшее время стать жертвой киднеппинга. Группа исполнителей выезжает в указанное место в указанное время, имея на руках ориентировку или даже фотографию жертвы...

И вот, в один из тёплых июльских вечеров я в компании троих волкодлаков курил, слушал музыку автомагнитолы и ждал. Номинально я был главой группы похищения, но предпочитал не вникать в детали операции, передавая инициативу своим боевикам. Наверное, дело было в презрении к такой работе, в нежелании участвовать в столь мерзком бизнесе. Особенно меня воротило от процесса передачи «товара» заказчику, но солидное вознаграждение скрашивало картину.

— Кажется, это они, — лениво сообщил боевик по кличке Сиорн, в миру человеческом зовущийся Степаном. Он сидел на месте водителя и барабанил пальцами по рулю в такт музыке.

«Охоту» мы вели в сквере имени сибирского художника Василия Сурикова — густо засаженном и буйно цветущем клочке городской природы, прилегающем к площади Революции. От площади Революции до моего дома скорого ходу было минут пятнадцать — четыре автобусные остановки, и это не могло нравиться, потому что преступление надо совершать как можно дальше от своего дома. Один раз с целью похищения мы выезжали даже в соседний город, а ныне «пасем» чуть ли не под окнами моей квартиры.

Подумав об Ахимовых, я повернул голову в указанном направлении.

По мощеной каменной плиткой дорожке бодро шёл Вячеслав Ахимов, держа в руке ладонь своей дочери. Наташа несла сумочку, с которой, как я знал, ходила в школу изобразительного искусства — вечернего факультета для детей, родители которых считают своих чад одаренными в планах живописи. Впрочем, Наташа для своих десяти лет умела рисовать довольно прилично; одна из её картин, где изображено нечто, смутно напоминающее пегаса в разбеге, скрещённого со спящим носорогом, висела на стене в гостиной моей квартиры.

Но вспоминать картину и рассуждать о способностях десятилетней девочки у меня не было времени. Сжав спинку водительского сиденья (предпочитаю ездить на задних местах, если сам не управляю автомобилем), я попросил Сиорна ещё раз свериться с ориентировкой.

— Да они это, — уверенно кивнул боевик, — зуб даю.

Вячеслав с дочкой приближался. Вряд ли он мог видеть чёрный «Шевроле», надежно спрятавшийся в тенях и ветвях сквера. И, как назло, вокруг не было ни души.

— Слушайте, парни, мы не можем похищать этих людей, — взволнованно сказал я.

— С какой же стати? — усмехнулся сидящий рядом с Сиорном Лаозорд. Внешность чемпиона мира по Греко-римской борьбе вкупе с режущим слух именем невольно заставляли уважать этого оборотня.

— Они мои соседи, пацаны. Мы не...

— Э-э, Винтэр, погоди! — возразил Лаозорд, не дав мне возможности договорить. — Ты ведь знаешь правила, брателла. Если выбор пал на них, мы обязаны их похитить, и никакие причины не могут отменить запланированную операцию. По крайнее мере, я не вижу таких причин, верно, парни?

— Но это мои соседи! — повысил я голос. — Ты разве не понимаешь?

— Лаозорд прав, — поддержал его Сиорн. — Приходись они родственниками или друзьями кого-нибудь из нас, то в разработку бы не попали. Но ты, очевидно, не сообщил нашим, что имеешь соседей, которых не хотел бы увидеть в качестве жертв похищения. Ведь не сообщил?

Я покорил себя за то, что действительно не предупреждал никого о своих соседях. Мне не хотелось рассказывать оборотням о каких-то дружеских связях, как не рассказывал я и о Насте. Близкий человек подчас может стать твоим самым слабым местом. Особенно если ты балансируешь на грани между человеческим и животным существованием.

Но вслух я всё-таки сказал:

— Сообщил. Не знаю, почему они попали в разработку.

Лаозорд издал неопределенный звук. То ли это была отрыжка, то ли рычание.

— В любом случае, это уже не имеет значения, — ответил он. — За девку нам обещают дюжину «зеленых».

— И за мужика ещё четыре, — добавил водитель. — Шестнадцать штук баксов за один вечер — это тебе не джек-пот на игровом автомате сорвать.

Я почувствовал, что начинаю злиться. Заметив, как Лаозорд потянулся к ручке, намереваясь выйти из машины, рявкнул:

— Сидеть! Здесь я главный, понятно?! Будете делать то, что скажу вам я!

Оборотни с недобрыми улыбками на устах переглянулись. Лаозорд беззлобно буркнул: «Да пошёл ты», и открыл дверь. Следом вылез Сиорн. Молчавший всё это время Марлим — четвертый боевик нашей группы — поспешил за ними. До Вячеслава и Наташи оставалось не больше пары десятков метров...

— Слушай, мужик, как удобней выехать на Ленинское шоссе? — спросил Сиорн, когда Слава поравнялся с ним.

Не подозревая ничего плохого, Вячеслав остановился и принялся объяснять, помогая себе жестикуляцией. В это время Лаозорд стал обходить его с целью зайти за спину, а Марлим привычно контролировал окрестности, готовый вовремя оповестить о появлении свидетелей.

В чувственном смятении, поглощенный злостью на себя и своих напарников, с неуверенностью в запланированном поступке, но с возрастающим, как всегда случается в подобных ситуациях, азартом, я достал из нагрудной кобуры простенький «Smith amp;Wesson» 2201 модели как раз в тот момент, когда Лаозорд занёс над головой Вячеслава короткую дубинку.

— Стоять, Леонид! Шевельнешься — убью!

В следующую секунду произошло сразу многое. Лаозорд замер с занесенной для удара рукой и блеском необузданной ярости, граничащей с бешенством в глазах. Заткнутый за поясницей револьвер Сиорна перекочевал в его руку и хищно нацелился на меня. Марлим тоже обнажил оружие — два австрийских «Глока», — но пребывал в замешательстве. Вячеслав же, моментально узнав во мне своего соседа-"милиционера", вытянулся лицом и посерел от испуга. Наташа вздрогнула, вцепилась в папину руку и переводила большие глаза то на меня, то на вооруженных боевиков.

— Винтэр, ты свихнулся? — прошипел Лаозорд. — Опусти пушку!

Леонид с берсерк-именем Лаозорд участвовал в похищениях людей задолго до моей инициации. Он отличался жестокостью, недюжинной даже для оборотня силой и всегда хотел стать во главе отряда, но Ирикон, отчетливо видя факт недостающего интеллекта и чрезмерную экспансивность характера «борца», такого, понятно, допускать не желал. Не знаю наверняка, почему меня он наделил правом командовать группой, но именно это — моя роль командира — вызывало в Лаозорде частые взрывы возмущения. Я уверен: оборотень с дубинкой в руках ненавидит меня с первого взгляда, а сейчас чувство его ненависти буквально пылает, отражается горящими угольками в глазах.

— Убери ствол, — тихо, но отчетливо приказал Сиорн.

Неписанные законы волчьего братства достаточно суровы. Волк, позволивший себе выступить против других и тем самым обнаживший свою ненадежность, ставился вне каких-либо правил, категорий и законов. Я знал это и отчетливо представлял, что будет, если опущу пистолет. А будет следующее: Сиорн выпустит в меня пулю, ранив не смертельно, но надежно, так что я больше не буду представлять опасности. Скорее всего, он предпочтёт пальнуть в правое плечо, а затем для верности прострелит и левое. Он прекрасный стрелок и обязательно попадёт, а девятимиллиметровая испанская «Астра» не даст мне возможности передумать и вновь схватиться за оружие. Затем Лаозорд оглушит Славу, запихает его вместе с дочерью в машину, куда бросят и меня. Состоится сделка, восемь тысяч долларов перейдут в общак стаи, а оставшиеся восемь тысяч боевики поделят между собой. Не будь я настолько глуп и импульсивен, то смог бы заработать, как и другие, целых две штуки, а так... Восемь на три, конечно, не делится, но они найдут выход. По пять с лишним сотен положить в карман мои напарники не откажутся.

А со мной поступят так же, как когда-то поступили с Соктэсом, нарушившим законы волчьего братства. Я не присутствовал на казни, но Иван Алексеевич ака Ирикон умышленно показывал мне её запись. И вот, окружённый молчаливой толпой хмурых людей, кутающихся в зимние куртки и пуховики, на ленте Соктэс, скованный по рукам, ногам и шее узкими стальными кольцами, умоляет Ирикона отменить приговор. Звенят стальные цепи, когда он падает на колени и клянется больше никогда не нарушать запретов и обуздать свою ярость. Ирикон мрачно отвечает, что казни быть, ибо она послужит наглядным уроком остальным. После чего незнакомый мне человек подходит к Соктэсу, ловким движением втыкает ему в ногу шприц и выдавливает содержимое. введенный в тело оборотня препарат начинает действовать незамедлительно, и действие его аналогично воздействию полной луны. То есть Соктэс против своей воли начинает трансформироваться: выгибает спину, кричит, пальцы судорожно скребут землю. Все видят, как отчетливо проступает рисунок мышц под тканью черных джинсов, как напрягаются руки. Кожа оборотня сереет, покрывается сеткой толстых кровеносных сосудов, лицо приобретает ужасное выражение, гримаса боли перечеркивает его. Затем джинсы начинают трещать по швам, лопается белая футболка, неправдоподобно быстро оборотень покрывается густой антрацитовой шерстью и превращается в чудовище. Глаза горят лютой ненавистью, призрачный зеленоватый туман, струящийся из них, смешивается с паром, рвущимся из глотки зверя подобно дыму из трубы паровоза. А крепкие кольца закаленной стали холодно поблескивают в свете пасмурного утра, но не поддаются давлению увеличивающегося в объеме тела. Соктэс начинает громко реветь, и в рёве том смешаны звериное рычание и вопль агонизирующего человека. Но чем дальше продолжается трансформация, тем рёв становится тише, пока не проходит стадии хрипения, шипения, тихого свиста, после чего вовсе затухает. Кольца на локтях и выше колен врезаются в плоть оборотня, сминают мышцы и перекрывают крови доступ к конечностям; большое кольцо на шее душит, отрезая путь и крови, и воздуху. Некоторое время Соктэс стоит на лапах и крупно вздрагивает, синеющий язык свешен набок, глаза почти вылезли из орбит. Мне было жалко смотреть на гибнущее существо, оборотень больше не вызывал страха, но скорее походил на бедную дворняжку, замученную детьми-идиотами. Бывают такие малолетние выродки, получающие наслаждение от издевательств над кошками и собаками; они отрывают животным хвосты, ломают лапы, протыкают брюхо... Соктэс ещё жив, но огонь в глазах стремительно гаснет, и ярость уступает место неописуемым мукам. кажется, во взгляде еще теплится надежда выжить, глаза медленно переходят от одного человека к другому, умоляют, кричат, просят, заклинают... Но Ирикон лишь мрачно ухмыляется и кивает кому-то. Крепкий мужик подходит к Соктэсу и наотмашь бьет его широкой палицей прямо в затылок. Удара хватает, чтобы глазные яблоки выскочили из глазниц, брызнув каплями крови, и повисли на нервных волокнах. Соктэс падает на снег, минуту конвульсивно дергается и замирает. Умирает. Ещё через минуту он в обратном порядке приобретает человеческий облик — неизвестно, почему оборотни после смерти превращаются обратно в людей. Ноги ниже колена и руки ниже локтя, а также голова приобрели мертвецки синий цвет и кажутся ненормально маленькими, будто недоразвитыми или атрофированными, а места, где их сжимали кольца, ярко красного, алого цвета...

Любая казнь ужасна, и казнь оборотня — не исключение.

Я вздрогнул, вспомнив тот эпизод. В попытке защитить соседей я подставил самого себя под сильнейший удар. Теперь нет дороги назад, если только... не расправиться с тремя боевиками, а затем скрыть улики.

Глаза Лаозорда пылали, говоря, что оборотень готов перекинуться в любую секунду. Сиорн свёл брови, не обещая ничего хорошего. Марлим, очевидно, предпочел занять сторону победителя и стал медленно поднимать один из пистолетов на меня.

А я понял, что с каждой утекающей песчинкой времени теряю шанс выжить, и решил не тянуть более. Палец спустил курок, свинцовая пуля калибра 5.6 миллиметра с грохотом вылетела из ствола, вращаясь вокруг вектора направления, пока не столкнулась с низким лбом Лаозорда, проделала в нём маленькую аккуратную дырочку и застряла в мозговом веществе. Голова оборотня запрокинулась назад, он стал падать. Не прошло и десятой доли секунды после моего выстрела, как блестящий револьвер Сиорна выплюнул в меня каплю девятимиллиметровой стали. Я конечно же, ожидал его выстрела и успел метнуться в сторону, выпуская подряд четыре пули в Сиорна. Две из них достигли цели, ранив оборотня в живот и ногу. Но и я тут же почувствовал резкую боль в правом бедре — то попал Марлим. Не целясь, он стрелял сразу из двух пистолетов, но на мое счастье затвор одного после пары выстрелов заклинило. Что говорить, даже у хороших военных полуавтоматических пистолетов такое случается; заклинивание механизма — основная проблема автоматического оружия. Той заминки, которая настала после поломки пистолета, мне хватило, чтобы продырявить Марлима три раза кряду.

Удостоверившись, что все противники повержены, я зашипел, нечаянно задев рану. Нога быстро затекла. Не слыша слов Вячеслава, даже не обращая внимания ни на него, ни на его дочь, я поднялся, подковылял к телу Сиорна и произвел контрольный выстрел в голову. Затем добил Марлима, после чего магазин пистолета опустел.

Теперь я мог перевести дух.

— Боже, боже, Виталя! — причитал Вячеслав, судорожно сжимая дочь в объятиях. Они оба были белее мела. — Господи!..

— В машину! — резко бросил я. — Потом будешь благодарить.

Сосед моих слов не понял. Он продолжал молиться и трястись от страха, так что пришлось отвесить ему пощечину.

— Садись в машину! — повторил я грубо. — Живо, твою мать!

В третий раз повторять не пришлось. Слава запихал начинающую плакать Наташу на заднее сиденье внедорожника и залез сам. А я торопливо подтащил за ноги сначала Марлима, затем Сиорна, поочередно загрузил их трупы в багажный отсек. Стараясь не замечать боль в ноге, я поволок здоровенную тушу Лаозорда и даже не успел понять, что происходит, когда он внезапно дернулся и с рёвом пикирующего бомбардировщика набросился на меня, сваливая в траву.

Очевидно, пуля каким-то образом прошла мимо мозга, хоть и продырявила лоб по центру. Всему виной оружие, малокалиберный «Smith amp;Wesson», который давным-давно следовало поменять на что-нибудь другое вроде того же «Глока»...

Я вытянул руки, вцепившись в шею Лаозорда, тем самым избежав немедленной смерти вследствие раздробленного зубами черепа. Леонид в момент падения успел перекинуться и теперь придавил меня своей массой. Смерть витала рядом и выла по-волчьи, да так громко выла, что я не сразу заметил помутнение собственного сознания. Когда же способность адекватно реагировать на внешнюю среду вернулась, я попытался вскрикнуть, потому что ощущал свое тело то ли парализованным, то ли вовсе отсутствующим. Данное ощущение представлялось весьма интересным и до крайности непривычным, но времени на анализ совершенно не хватало. Каким-то образом я умудрился сбросить лающего Лаозорда, покатился вместе с ним по траве, стараясь вцепиться в глотку...

В глотку! Вцепиться!

Сила утроилась, когда я осознал себя оборотнем, перевоплотившимся оборотнем, а не человеком. В другой обстановке я бы подивился тому, с какой легкостью и быстротой далась трансформация, но в данный момент обостренные звериные инстинкты, прежде всего, заботились о самосохранении. Лаозорд стал сдавать позиции, возможно, по причине черепной травмы. изловчившись, я умудрился вцепиться в его плоть, вырвал приличный кусок филейного мяса весом в полкило из шеи, увернулся от бритвенно острых клыков и повторно ранил противника.

На этот раз — смертельно.

Со всех сил сжимая челюсти на глотке оборотня, я упорно ждал, пока он не перестанет дёргаться, и непроизвольно рычал густым и низким рычанием. После чего шатающейся походкой отошёл в сторону, не в силах сплюнуть кровавую массу. Странно, кровь проклятого волка имела вкус сосновой смолы...

Обратный метаморфоз произошел не так мгновенно и безболезненно. Не говоря ни слова, я порылся в багажнике, вытащил запасной комплект одежды и торопливо натянул его. Смутно знакомый звук донёсся до ушей, я долго не мог сообразить, откуда он исходит и какую имеет природу, но в конце концов решил, что это стучат зубы трясущегося в страхе Славы.

На деле оказалось, то трещали мои собственные зубы.

Труп Лаозорда с разорванным горлом я бросил рядом с остальными, сверху накидал остатки лопнувшей одежды, уроненное оружие. В бардачке ютилась среди всякой нужной любому автомобилю всячины бутылка распылителя, содержащего особый состав, «нейтрализующий» кровь, которым я незамедлительно побрызгал во всех местах, где обнаружил орошенную кровью траву. На Ленинском шоссе уже выли сирены милицейских машин. Не возникало сомнений в том, что милиция направляется именно сюда, потому что звуки стрельбы в десятом часу летнего вечера среди городских массивов не могли остаться не услышанными.

Я сел за руль, запустил двигатель и быстро выехал с территории сквера. Не успев преодолеть и двух сотен метров, я наблюдал, как четыре бело-синие милицейские машины пронеслись мимо и свернули в сторону сквера. Впрочем, по этому поводу я особенно не волновался: правительственные номера на внедорожнике работают не хуже шапки-невидимки, заставляя «Шевроле» практически растворяться в воздухе для любого патруля.

В стремлении избавиться от нервного напряжения и невеселых дум я нарезал круги по городу, выбирал на всякий случай не крупные транспортные артерии с вечными пробками, а незагруженные спокойные улочки спальных районов. Мышцы и кости ныли, как обычно бывает после трансформации, зато кровь из раны на ноге перестала сочиться сама собой. Регенерация оборотней очень быстрая штука, хоть некоторые полагают иначе.

Посмотрев в зеркало заднего вида, я бросил взгляд на бледное лицо Вячеслава. Он, слава богу, не дал Наташе смотреть на битву оборотней, девочка не могла видеть ни перевоплощения, ни смерти Леонида. Но сие прекрасно видел сам Вячеслав.

— Чего молчишь? — буркнул я, не в силах более терпеть гнетущее молчание, нарушаемое лишь приглушенным бормотанием двигателя.

— Не знаю даже, что сказать, — после минутной паузы ответил Слава.

— Мог бы хоть поблагодарить, — посоветовал я, — как никак, я вам обоим жизнь спас.

— Ну спасибо, — опять с заминкой сказал Слава. — Из-за вашей стрельбы Наташенька теперь по гроб жизни кошмары видеть будет.

Отражения девочки в зеркале я не видел, но знал, что она лежит на сиденье, положив голову отцу на колени. Девочка не издавала ни звука.

Открыв бардачок, я извлек маленькую баночку с серыми капсулами, бросил назад.

— Дай ей это. Не факт, что всё забудет, но по крайней мере избежит психического расстройства. Можешь и сам проглотить парочку.

— Что это? — нейтрально спросил сосед.

— Лекарство, — веско ответил я. — Безопасно, не волнуйся. Только больше трёх за раз не глотай.

Вячеслав открыл баночку, понюхал, но запихивать в рот содержимое не торопился. Я не видел, дал ли он капсулу дочери.

— Что вообще произошло, чёрт возьми?! — наконец зада он вопрос, который я больше всего ожидал услышать, гадая, когда же всё-таки он прозвучит.

— Вы попали в разработку... особую программу похищения людей с целью их дальнейшей продажи. Как видишь, я предотвратил похищение, пойдя, между прочим, на колоссальный риск. Если произошедшее в сквере Сурикова когда-нибудь всплывет, мои кости будут дымиться в крематории. Естественно, без моего на то согласия.

Вячеслав всё же решился и проглотил капсулу, содержащую целый набор успокоительных и психотропных средств.

— Твои боссы? — поинтересовался он после.

Я кивнул.

— Знаешь, мне совсем не хочется знать, кто ты на самом деле, но раз уж произошло то, что произошло, постарайся объяснить самую суть.

Я вновь кивнул, вздохнув.

— Я работаю на очень плохих парней в очень плохой организации. Они делают плохие дела, и я тоже делаю плохие дела. Но иного пути для меня не существует, потому что им может быть только смерть, которой я, естественно, не хочу.

— Ты оборотень... — тихо и как бы случайно шепнул Слава.

— Да, и поэтому вынужден...

— ЧЁРТ ПОБЕРИ, ВИТАЛЯ, ТЫ ЖЕ ПРОКЛЯТЫЙ ОБОРОТЕНЬ!!! — вскричал он, теряя контроль над собой. — ТЫ ЗЛОБНОЕ ЧУДОВИЩЕ!!!

— Вот именно! — воскликнул я в ответ, стукнул двумя ладонями по рулю. — Я злобное чудовище, поэтому совершаю плохие поступки! Я создан для зла. — Чуть сбавив тон, я продолжил более спокойно: — Разве для тебя это должно иметь какое-то значение? Ты остался жив, Наташа осталась жива, поэтому радуйся и не забивай себе голову мелочами. Никто и никогда больше не попытается вас похитить.

— А ведь на нашем месте могли оказаться другие, — едва я замолчал, прищурился Вячеслав. — И они окажутся на нашем месте, ведь так?

— Ты не имеешь ни малейшего понятия, с какой реальностью столкнулся. Ты не знаешь ничего о моей жизни и о жизни подобных мне. Поэтому не делай скоропалительных выводов и ради бога дай ребенку капсулу! Препарат поможет забыть конкретное происшествие, лишь оставит смутное воспоминание о чём-то... нехорошем, да, возможно, первое время будут неспокойные сны. Но это пройдёт.

Вячеслав под действием моей громкой и требовательной просьбы всё-таки запихал в рот девочке сразу две капсулы, после чего проверил, проглотила ли она их.

— Похищать людей — это самое подлое, на что могут быть способны... даже нелюди! Ты говоришь, что спас нам жизнь, следовательно, нас собирались убить. Завтра ты сядешь в свою крутую тачку и поедешь похищать других, абсолютно не беспокоясь об их жизни, ведь мы-то твои соседи, а они кто? Ты делал это раньше — я уверен! — сделаешь вновь. Ты подлец, Виталя, и это ещё скромно...

У меня не нашлось подходящих для ответа слов, поэтому, стиснув зубы, я дослушал обвинение, завернул на перекрестке налево и взял курс домой. Ещё предстоит кое-что сделать, и чем быстрее сие будет сделано, тем безопаснее для меня.

— Вначале ты понравился мне, — распалялся Слава, — ты понравился моей семье. Мы думали: вот ведь хорошо, что напротив живёт такой хороший мент, порядочный, молодой, опрятный. когда ты сказал, что защищаешь Настю от бандитов, я стал уважать тебя двойне, даже втройне! Но едва ты начал швыряться деньгами, я заподозрил неладное. Вначале успокаивал себя мыслями о служебной премии, то потом решил, что ты погряз в криминале, и ни о каких премиях не может идти речи. Выходит, я был не так далек от истины, которая оказалась намного страшнее моего самого страшного предположения... Мой сосед, который был гостем в моём доме, к которому в гости ходила моя дочь, оказался оборотнем! Честно говоря, я боюсь предположить, зачем ты держишь у себя бедненькую Настю и... Лучше уж позволил бы тем парням убить меня (или что там они собирались с нами делать), ведь не смогу я больше нормально жить после всего, что случилось сегодня...

— Не говори так при дочери, — попросил я, перебив соседа. — И за Настю не волнуйся: я не позволю, чтобы хоть кто-то когда-то причинил ей зло.

— И это говорит само воплощение зла! — саркастически бросил Вячеслав.

Я мучительно застонал, нервно нажал на сигнал, прогоняя с дороги навязчивое такси. разговор, чувствовалось, идёт не тем руслом, в каком его хотелось бы видеть. Поэтому я предположил:

— Слава, ты сейчас на взводе. Давай поговорим вечером. Обо всём. Ты приходи ко мне, посидим, выпьем. Обещаю, ты поймешь: я делаю зло не потому, что хочу его делать, а потому, что иного варианта попросту нет. Не рассказывай Свете о сегодняшнем — ей незачем знать. Придумай что-нибудь. И Наташа перед сном пусть выпьет ещё одну пилюлю, а если назавтра стресс не пройдёт, то ещё одну. Договорились?

Долгое время Вячеслав ничего не отвечал. Заезжая во двор, я сделал вывод, что он всё ж согласился на беседу со мной. Подозреваю, решение такое далось соседу нелегко...

В тот же вечер я взорвал машину, прострелив бензобак, дождался, пока «Шевроле» хорошенько прогорит, а после столкнул с обрыва в реку в районе Карьеров. Отличное место, скажу вам, для уничтожения улик. В глубоких озерах Карьеров и прудах рыбохозяйственной базы каждую неделю находят вспухшие трупы, а сколько мертвецов и потопленных машин на дне — одному чёрту известно. Вот и рыбка урождается там отменная, на постоянных-то белковых харчах...

Номера я уничтожил отдельно от машины. Уже было далеко за полночь, когда я вернулся домой, нагруженный пакетами с выпивкой и закуской. До возвращения успел побывать в Замке и пообщаться с Ириконом. Чёрт, Николаев устроил мне просто-таки допрос с пристрастием! Очень трудно было сохранять беспристрастие и невозмутимость лица, но я, кажется, выдержал испытание. По легенде, на нас неожиданно напали охотники, мне прострелили ногу, а остальные боевики успели скрыться, вероятно, посчитав меня мёртвым. Затем я рассказал, как героически бился с охотниками, как искусал их и тоже смог сбежать. Какая же судьба постигла Сиорна, Лаозорда и Марлима — неизвестно...

Не спорю, легенда надуманная, но Ирикон принял её. Тем более, я действительно был не в лучшей форме, с простреленной навылет ногой и психофизическим стрессом. Николаев удовлетворил просьбу перевести меня с должности похитителя на другую, любую. Посетовал, что я потерял пистолет...

Помните Катю, о которой я рассказывал? Да, Ксио... Хорошенькая девчонка, следит за своим телом, не пропускает тренировки, умеет нравиться мужчинам. Так вот, с ней я несколько раз встречался в Замке, разговаривал, кое-что выспрашивал у вервольфов и в итоге выяснил, что Катя занимается чуть ли не самой важной работой в стае: выполняет функции карателя, когда необходимо наказать зарвавшегося зверюгу, функции агента внутренних расследований, аналитической работой и, в частности, именно она составляет планы похищения людей, то есть заносит конкретных лиц в разработку. После беседы с Ириконом я нашёл Ксио и аккуратно, ненавязчиво попросил её больше никогда не включать семью Ахимовых в разработку. Девушка всё прекрасно поняла и дала слово, что Ахимовы навсегда покинут базу данных жителей города, так что никто из оборотней не сможет выйти на них отсюда, из Замка.

Я ж говорю, хорошая девочка!.. Ожидая массу проблем и, честно говоря, находясь на порядочной измене, я предполагал самое худшее. Есть такой афоризм: чтобы лишний раз не расстраиваться, на всякий случай ожидай самого худшего. Ну, вы понимаете, о чём я... Однако, допрос хоть и проводился в жёсткой форме, окончился моей явной победой. Казнить меня никто не собирался, досконально проверять мои слова — тоже. Да и как бы Ирикон уличил меня во лжи, ведь трупы и сожженная машина покоились на глубине мутных вод Карьеров.

Но едва один камень скатился с души, его место поспешил занять другой, а именно — предстоящий разговор с Вячеславом. Ну что я должен был рассказывать ему? Что я оборотень, что я убиваю и похищаю? Что любой человек находится в потенциальной опасности, и угрожает ему нечисть? Голова шла кругом от пережитых за день событий, но я постарался успокоиться, несколько раз покурил, пока ждал автобуса в Рассветных холмах (от предложения подвезти ведь отказался вежливо!), а когда добрался до родных кварталов, зашёл в магазин, купил две бутылки водки, три килограмма пельменей, апельсиновый сок, пару банок консервов и уныло побрёл домой.

Горел свет у Ахимовых на кухне. Горел свет у меня в гостиной. Оказалось, Настенька заснула, не потушив электричество (маленькие дети боятся спать в темноте, вы же знаете). Ну а Вячеслав, как молчаливо обещал, терпеливо дожидался моего возвращения. Едва двери лифта раскрылись на лестничной площадке, сосед вышел навстречу, хмуро кивнул и последовал за мной, воспользовавшись приглашением. Перво-наперво я перенёс сонную Настю в спальню, заботливо уложил на кровать и укрыл одеялом. Потом мы со Славой заперлись на кухне, я поставил на плиту кастрюлю с водой, а на стол — две рюмки.

Думаю, нет смысла в деталях пересказывать нашу беседу. Да и не помню я уже всех деталей. Говорили, ясен перец, о произошедшем накануне, о сорвавшемся похищении, о стрельбе и трупах. Обо мне. Захмелев, Вячеслав сбросил с себя чопорность, стал более словоохотлив и начал сетовать, что жена обнаружила на его голове седые волосы, что он «никогда бы не поверил во всё это, покуда не увидел собственными глазами», что беспокоится за психическое состояние дочери. Я же как мог успокаивал соседа, мол, дети хоть и сильно восприимчивы, но вместе с тем отходчивы, так что за рассудок Наташи можно не волноваться.

Что было в капсулах? Почем мне знать. Психотропные препараты, успокоительное, релаксанты, ещё всякой дребедени помаленьку. Знаю лишь, что в больших дозах или при частом применении лекарство может оказаться фатальным. Ни тёмные, ни светлые не гнушаются использовать в своей работе любые средства, в том числе и медикаментозные. Притом никакой магии — чистая химия. И в распылителе, нейтрализующем кровь, тоже нет ничего мистического и магического. Вы можете не знать, но и пилюли «мозгового промывания», и нейтрализатор, и кучу иных вещей придумали обычные люди, весьма далекие от баталий Света и Тьмы.

За второй бутылкой словоохотливее стал уже я и поведал Славе свою историю, историю оборотня Винтэра. Рассказал, как гулял ноябрьским вечером по набережной, любовался рекою, пароходами, звёздным небом и утопающим в иллюминации противоположным берегом. Как решил зайти в кабак и пропустить парочку-другую пива, окончательно потопив тем самым противную тоску. Как разговорился с совершенно незнакомым мне человеком и по доброте душевной, а также врожденной глупости проводил его до дома. В общем, рассказ мой был длинным, кое-где искаженным (например, я ничего не говорил об убитых мною людях, число которых к моменту нашего разговора перевалило за десяток) и занял половину ночи. Я как мог объяснил дилемму, вставшую передо мной: либо смерть, либо жизнь, но жизнь в облике исчадия ада. Вячеслав был и удивлён, и удручён, узнав, что мир помимо оборотней полнится и другими демонами; возможно, на его голове появилось несколько новых седых волосков. Про Настю же я соврал, сказал, что в самом деле охраняю девочку, прячу от других оборотней, пожелавших избавиться от неё как от ненужного свидетеля. Ещё я рассказал о покровительстве Николаева, не называя, однако, его фамилии, и о преступных деяниях стаи Ирикон. Вячеслава позабавило предложение составить его берсерк-имя, когда же составленное имя было произнесено, он пришёл в ужас. Разве слово «Вукров» звучит так уж страшно?..

Вам я рассказываю историю более подробно, кроме того, она имеет продолжение, ведь жизнь моя не остановилась на той бессонной ночи. Но и Вячеслав многое узнал о потустороннем мире, клятвенно пообещал каждое воскресенье посещать церковь и свято чтить Бога, да семью приобщить к этому делу. Пока гром не грянет, мужик, как говорят, не перекрестится... Он озадачил меня вопросом, какие имеет шансы попасть в Рай (читай «Царствие Небесное»), после чего мы долго обсуждали это, придя к обоюдному согласию, что шансы все-таки неплохие.

О чём ещё говорили? Да о многом. К концу второй бутылки разговор плавно перешел на иные темы, потёк по другому руслу. Как раз по стране прокатилась серия терактов, и мы обсуждали нравы чеченских террористов, сойдясь во мнении, что их всех давно пора вытравить как опасную инфекцию, но кое-кто греет руки на погребальных кострах... Вы помните захват «Норд-Оста», вернее, Театрального центра на Дубровке, где в тот момент презентовался вышеупомянутый мюзикл? А вы, как журналистка, интересовались тем, что происходило конкретно в нашем городе после штурма? Я говорю не о тревожном ожидании спасения заложников, которое, безусловно, испытывали многие россияне. Говорю я о совершенно иных чувствах, кои, как ни печально, также испытывали многие россияне, пока заложники томились под прицелами автоматов среди офанатевших шахидок, обвязанных тротилом. И сразу после штурма, когда столько народу погибло... Я имею ввиду то, что ни кинотеатры, ни бары, ни дискотеки даже не думали закрываться, хотя был объявлен национальный траур. Жующие попкорн чмыри ржали в кинозалах над очередной комедией, деградантно-декадентная молодежь глотала в барах пиво, пока оно не начинало идти пеной из ушей, после чего забористо трясла своими худосочными жопами под музыку забористых ди-джеев. Из телеканалов лишь центральные соответствовали траурной атмосфере, а всякие «MTV» продолжали ненавистную лично мне пропаганду тупой музыки, тупой жизни и тупых идеалов. Про радио я вообще молчу... Помню, в выпуске новостей говорили, как много жизней унес теракт, как много горя он принёс взамен, и как страна скорбит, но как только выпуск кончился, всласть накурившийся «травы» ди-джей в буйственном ликовании представил на радость толпы очередной маразм фекального творчества конвейерной попсы. Интересно получилось: страна скорбит, а коротковолновый диапазон сливается в сплошную экстатическую какофонию веселеньких танцулек... Понятно, бизнесмены и бизнесвумены индустрии развлечений от прибыли отказываться не умеют (или не хотят, что по мне одно и то же), но обычные-то люди могли на один день сделать вид, что скорбят по погибшим! На один, мать их, день! Не пить пиво, не танцевать, не жрать свой дерьмовый попкорн... Щас, ага! Пусть горстка тех несчастных, которые потеряли близких, скорбит, а мы будем веселиться до упаду... Это их веселье ни что иное как чечётка на гробах, но хрен с ними: воздастся ещё каждому за грехи его. «Норд-Ост» — это лишь один пример, а ведь таких случаев десятки! Лично я честно отдал дань памяти погибшим, взял бутылку водки и в одиночестве её выпил. У меня подобное ещё с «Курска»[9] началось, когда совсем молодые пацаны сначала горели, а потом тонули: как только свершится трагедия в стране — напиваюсь. Чисто русская, видимо, традиция — любое событие, как радостное, так и скорбное, заливать алкоголем. За границей по-другому...

Хочется после очередного «веселенького траура» кусать нещадно всех и каждого...

Послушайте, я перешел на эту тему, потому что так захотел, потому что презираю террористов и потому что хочу сказать, что не только демоны несут в себе зло. Порой сами люди ничем не лучше демонов. То, по крайней мере, творят зло, ибо так задумано Великой Вселенской Программой, а люди же — в желании удовлетворить свои мелкие эгоистичные амбиции. Нет чёрта добрее самого злого человека, как нет чёрта злее самого доброго человека. Или человека — добрее самого злого чёрта... Я иногда даже удивляюсь, на кой хрен Актарсис пыжится, лелея этих людишек. Зачем Небесам столь неблагодарный труд?

Может быть, я когда-нибудь найду ответ на сей вопрос... Но что я никогда не постигну, так это то, каким образом человечество из кучки невинных обезьян превратилось в многомиллионную толпу подонков. Трудно представить обезьяну, затевающую подлость соседке по пальме, зато очень легко представить такого человека. Коварство, жадность, подлость, скупость, лизоблюдие, высокомерие, эгоизм, лицемерие — эти слова, характеризующие среднестатистического человека, я смог вспомнить всего лишь за секунду. А сколько же пороков обретут имена, если подумать подольше? Вот вы, такая аккуратненькая, красивенькая, интеллигентная, вы считаете себя хорошим человеком? Да бросьте, я не собираюсь вас обижать и уж тем более оскорблять, но хочу, чтобы вы просто задумались. Задумались, сколько же в вашей душе может быть негатива, сколько тёмной энергии клубится в вашей ауре. Вспомните, разве вы никогда не хотели кому-то зла, не становились причиной возникновения оного? А сколько раз вы, образно выражаясь, пихали локтями и коленями сослуживцев, взбираясь по карьерной лестнице, то бишь действуя исключительно в эгоистичной манере. Вспомните все ваши ссоры с друзьями, коллегами, родителями, вспомните последнюю ссору и хорошенько подумайте: так ли незыблема ваша правота и справедливость в глазах Господа. Ибо великое начинается с малого, и большое зло имеет в предтече зло почти незаметное, «почти что и не зло вовсе». Плюнешь в подъезде — подумаешь, грех! Слюна через пять минут высохнет, ни оставив и следа. Но если все шесть миллиардов человек разом плюнут, полмира затопит блевотиной. И, спешу заметить, нет большой заслуги Яугона в том, что люди загнивают ещё с детства, как не готовит Яугон и чеченских террористов. Мы поставляем им оружие, а вот уж стрелять на поражение по невинным, или не стрелять — выбирают сами чеченцы. То же с человечеством: Яугон опубликовал список грехов и вывесил на каждом столбе, на каждом углу, на каждой двери, но грешить или нет — дело прочих. И оборотни с вампирами тут ни при чём, ведь они не могут грешить по определению, ибо уже навеки прокляты.

У «Отражений» есть по этому поводу слова:

Выходит, сборище демонов со своими уловками и ужимками на самом деле никакого толка, кроме как детей пугать, не приносит, потому что в каждом отдельно взятом сапиенсе уже давно начался процесс гниения и без участия Яугона. Недаром Дьявол ставит человека ниже зверя, ведь ни один зверь не может стать порочным, зато для человека сие есть норма бытия. Проскакивают иногда белые вороны — люди чистые духом и совестью, но мне не повезло, потому что до сих пор не встречал подобных уникумов. Вот вы не выражаетесь, говорите, что я выражаю сугубо личную точку зрения, принципиально не могущую быть объективной. Но тогда объясните мне, пожалуйста, откуда в людях столько говна? Знакомый по РОВД рассказывал, как прогуливался со своей собачкой вдоль ограждения детского сада, а какой-то карапуз с лопаткой в руках веселья ради облил его целым набором нецензурной брани. Это означает, что уже с детства человек привыкает быть порочным. Попробуйте упрекнуть компанию подростков в том, что они загадили ваш подъезд, и в лучшем случае отделаетесь моральной травмой. Малолетние сопляки поднимают руки на родителей, мамы выкидывают новорожденных в мусоропроводы, кругом с одинаковой охотой берут и дают взятки, колонии строгого режима трещат по швам от засилья сволоты... Несомненно, всё это — признаки гуманного общества и светлого будущего. Шутка.

Я, будучи оборотнем, чувствую себя жалким ничтожеством рядом с крупным чиновником или бизнесменом, за спиной которого грехов чуть меньше, чем у Люцифера...

Знаете, меня ведь однажды чуть не уволили из органов. Было это, когда я получил чин младшего лейтенанта. Решил с приятелями отметить как полагается; нарядился празднично, в бежевые брючки, белую рубашечку, галстук. Короче, всё как надо. Дожидался на остановке автобуса, чтобы ехать в назначенный для проведения торжества кабак, и тут какой-то хрен на навороченной спортивной «Хонде» пролетел мимо остановки и обдал народ хорошей, тёплой такой грязью из лужи (дожди шли три дня подряд, и асфальт не успел избавиться от потопа, ведь сливные отверстия в нашей стране почему-то существуют не на всех улицах). Не знаю, зачем он остановился в паре десятков метров от остановки, но зачем-то он всё-таки остановился. Пребывая в состоянии, мягко говоря, полного недоумения, я пробежался до «Хонды» (не разбирая дороги, прямо по лужам, ведь брюки превратились чёрт знает во что) и ненавязчиво спросил в открытое окно, как надо понимать произошедшее, и не желает ли водитель извиниться передо мной и другими гражданами за свой поступок. Из машины вылез сначала парень лет девятнадцати, а потом раскрашенная матрёшкой девица того же возраста, которая и сидела за рулём (я по русской привычке подошёл к левой двери, а руль у той «Хонды» располагался справа). Первое, что я услышал, это фраза вроде: «Ты чё, мля, гнойный п...дор, предъяву имеешь?» Притом я-то обратился к ним совершенно спокойно и буквально литературным языком, ведь, как-никак, направлялся на праздник милицейского повышения. И вот, моё испорченное настроение, связанное с приведением в негодность одежды, многократно ухудшается с каждой секундой, покуда я смотрю в наглое, самоуверенное лицо парня, в угрожающем взгляде вытаращившего на меня свои поросячьи глаза и раскрывающего рот как тупая рыба. Краем глаза замечаю не менее наглое, не менее самоуверенное лицо девицы, страдающей явным недостатком не только интеллекта, но и привлекательности, но упорно не желающей признаваться в этом, посему измалеванной косметикой как индеец племени навахо, ступивший на тропу войны. Ей-богу, крокодил, порезвившийся в отделе лакокрасочных материалов. Мой мозг, не получив ответа на заданный вопрос, начинает философски рассуждать над тем, какие всё-таки говнюки встречаются в городской природе. Вот стоит передо мной хам, и подруга ему подстать, оба наверняка из богатых семей, где папа ездит на «мерине», а мама — на «крузере». Дети элиты, высший свет, сливки общества. Цветы жизни, как говаривал Остап Бендер. Числятся в институтах только потому, что папа кормит ректора. Крутят на пальцах последнюю модель мобильника, потому что мама подарила его. Нихрена в жизни не сделавшие, нихрена не знающие, нихрена не умеющие и не стоящие вросшего ногтя на мизинце моей правой ноги... парень повторил свой вопрос, но уже иными словами, я девица обошла машину и теперь стояла рядом, плотоядно улыбаясь и бросая время от времени едкие, как серная кислота, словечки. Заводить длительную беседу с «детьми индиго» у меня как-то не было желания, поэтому я, решив сеять мудрое, доброе, светлое, чисто философски заехал парню в рыло, и пока он раздумывал, хрюкнуть ему после подачи или же пукнуть, я засадил удар в печень, а затем, когда обладатель наглого рыла согнулся пополам, приложил коленом в нос. Из расквашенного носа «дитя индиго» пошла совсем не голубая кровь, как кто-то мог бы подумать, а такая же красная, как у всех, и дабы помочь бедняге поскорее приложить холод к ране, я легким, почти дружеским пинком отправил его в лужу. Где он и барахтался до приезда ментов, издавая нечленораздельные плаксивые звуки. А с девицей, которая верещала что-то по-поросячьи и тщетно пыталась выцарапать мне глаза, поступил иначе. Так как мы живём не в Турции, где принято лупить женщин почём зря, а в цивилизованной стране, я оттащил девушку за волосы от своего лица, сорвал висевший у неё на шее мобильный телефон и забросил его подальше в грязь, в самое, как надеюсь, глубокое место. Так что, захоти мерзкая сучка вернуть аппаратик, непременно потребуется пошарить в мутной жиже нежными ручками, разгоняя набухшие бычки и смачные слизистые плевки, и поскрести уличный ил изящным маникюрчиком.

Как я был рад сбить спесь с этих ублюдков! Я получил эстетическое наслаждение от вида того, как наглый засранец отфыркивается в луже; слух мой ласкали истерические крики некрасивой шалавы... А народ на остановке аплодировал. Стоя.

Конечно, влепили мне по первое число, и если бы не свидетельствования людей, что «они первые начали», служба в милиции окончилась бы для меня в тот самый день.

Вот обо всём этом мы и говорили со Славой, пока допивали вторую бутылку водки и доедали третий килограмм пельменей. Ещё мы решили, что так как я номинально спас жизнь её дочери, Настя может, как и раньше, приходить в гости. Короче, дети здесь ни причём, так зачем мешать их дружбе?

Расставались мы под утро и как друзья, но после покушения в сквере Сурикова отношения между мной и Славой носили чисто формальный характер. Потому что он не мог простить зла, уже совершенного и ещё ждущего своей очереди. И жизнь потекла почти так, как текла ранее. Я работал, нянчился с Настей, иногда заходил в гости к Ахимовым, иногда — они ко мне.

Так продолжалось до декабря прошлого года. Жизнь текла размеренно, не происходило больше событий, о которых стоило бы упомянуть. Но ближе к Новому году Николаев призвал меня в свой кабинет и сказал, что отправляет в Англию. Мне, конечно, всегда хотелось побывать на Туманном Альбионе, тем паче ни в одной стране кроме России я не бывал, но неожиданность и поспешность Николаева выбили меня из седла. Со слов Ирикона выходило следующее: некие люди в Англии, близкие кругу российских оборотней, нашли древний артефакт, реликвию сил Тьмы, и за солидное вознаграждение желают передать его Ирикону. И я в качестве курьера должен вылететь в Лондон, забрать артефакт и привезти сюда.

Почему Ирикон выбрал именно меня, оставалось только догадываться. Давая характеристику артефакту, он несколько раз повторил, что заключенная в реликвии сила полезна только лишь оборотню, то бишь артефакт узкоспециализирован. Не самая сильная в мире магическая штуковина, но даёт владельцу возможность не подчиняться воле демона Герадо — самого могущественного волка, стоящего во главе легиона оборотней. О Герадо я расскажу чуть позже, а пока ещё несколько слов об артефакте. Так вот, этот Глаз Лизарда, как официально называется реликвия, дарит владельцу иммунитет против гипнотических чар Герадо, и на сём могущество Глаза кончается. По сути, не такая уж и ценная вещь, как можно подумать вначале. Ирикон упорно твердил, что посылает в Англию меня, потому как доверяет гораздо больше, нежели другим членам стаи, которые, вероятно, не захотят отдавать артефакт боссу, а присвоят его себе и останутся на территории Великобритании, так что найти их впоследствии будет невозможно. Мне такая мотивировка показалась странной и откровенно надуманной, ведь Николаев, будучи бизнесменом и депутатом, недостатком ума не страдал и не мог не догадываться, что в истории с гибелью трёх оборотней при попытке похищения Ахимовых не всё так «гладко», как рассказал я. Посему на его месте лично я бы себе не доверял, или доверял, но в последнюю очередь. Но Николаев был себе на уме, и окончательно всё понял я лишь спустя несколько дней.

Понял, что за интриги клубились вокруг моей скромной персоны.