"Колдунья-беглянка" - читать интересную книгу автора (Бушков Александр Александрович)
Глава двенадцатая Человек с тростью
- Бог в помощь, господа затейнички! - раздался мужской голос, молодой, веселый, дерзкий.
Что-то определенно произошло, ситуация переменилась - Ольга почувствовала, как от ее горла отодвинулось холодное лезвие ножа, а давившая на затылок широкая жесткая ладонь словно бы обмякла. За руки ее держали по-прежнему, но хватка значительно ослабла.
Некогда было рассуждать и гадать, следовало использовать малейший шанс - и она рванулась, вскочила на ноги, выбросив вперед колено. Каковое и вступило в соприкосновение с той частью тела Кудеяра, что требовала ублажения на гнусный манер. К сожалению, колено угодило именно туда, а не куда-нибудь еще, где могло нанести гораздо больший урон - Ольга, уже давно не причислявшая себя к невинным цветикам, знала о мужчинах достаточно, чтобы понять, куда их в случае чего следует бить.
Однако и так определенные достижения налицо: Кудеяр отпрыгнул, ругаясь, Ольга шарахнулась в сторону, прижалась к дощатой перегородке, схватила со стола единственное, что годилось в качестве импровизированного оружия - массивный штоф синего стекла с выпуклым двуглавым орлом, занесла его над головой, пренебрегая тем, что на одежду ей пролилась вонючая дешевая сивуха.
Теперь появилась возможность осмотреться, выяснить, в чем причина перемен…
Причина эта имела конкретный облик незнакомого молодого человека, стоявшего посреди сводчатой комнаты с видом вовсе не угрожающим, наоборот, он выглядел так, словно ему ужасно скучно, в полном соответствии с последней светской модой, требовавшей показной меланхолии. У Ольги моментально сложилось твердое убеждение, что это человек из общества: одет безукоризненно, в точнейшем соответствии с последними веяниями прихотливой парижской моды, моментально перенимавшейся в империи, завит и причесан столь же идеально. Косые бачки и закрученные на гусарский манер усы придавали ему вид офицера, одетого в статское. Лицо решительное и, что греха таить, красивое, свидетельствующее о недюжинной силе воли - молодой человек, если верить физиономистике, нимало не походил на вялого светского бездельника. Одну руку он держал как-то странно, под полой сюртука, а другой небрежно опирался на толстую черную трость с круглым золотым набалдашником.
Немая сцена, в тех же декорациях и с теми же персонажами, продолжалась еще какое-то время: все присутствующие выглядели растерянными, а изящный молодой человек, посверкивая великолепными зубами, озирал их со спокойной, даже чуточку хищной улыбочкой человека, чувствующего свое превосходство. Неизвестно, в чем тут секрет, но Ольга намеревалась использовать перемены в свою пользу, елико возможно…
- Ох… - с досадой сказал Кудеяр, заправляя в шаровары свое неублаженное мужское достоинство (впрочем, касаемо «достоинств», подумала Ольга, вопрос дискуссионный). - Фельдмаршал, ну что ты суешься в чужие дела? Я тебе что, лакированные чуни оттоптал? Мы в твои дела не лезем, так что изволь и ты в наши того… стороною…
Молодой человек, которого назвали Фельдмаршалом, сделал несколько шагов в его сторону - в его походке определенно чувствовалась офицерская выправка.
- Дела, Кудеяр, бывают разные, - сказал он ровно и вежливо. - В иные и вмешаться не грех. Создалось у меня впечатление, что юношу вы в свои предосудительные забавы втягиваете определенно силком… А ты же знаешь, что я такого не люблю и не одобряю. По согласию твори что хочешь, а вот устраивать гнусь с принудиловкой - нет-с…
- Твое какое дело?
- Ну, Кудеяр… - улыбнулся молодой человек уже без тени веселости в серых глазах. - Сам должен прекрасно понимать…
- Это мои места, - сказал Кудеяр, глядя исподлобья.
- Неправильно, - ответил Фельдмаршал. - Верный ответ - «и твои тоже». Но уж никак не безраздельно твои. Это и мои места, голубчик. И поскольку я в этих местах давненько уже обосновался, имею право голоса… А?
- Это как посмотреть…
- Да? - глаза молодого человека метнули молнии. - Вот это ты мне брось, а то осерчать могу. Если тебе не нравится что-то, всегда можно выйти на улицу, поговорить ладком, обстоятельно… Есть желание?
Судя по насупленно-унылому виду Кудеяра, у него не было ни малейшего желания покидать гостеприимное помещение.
Тот из его дружков, что стерег забившегося в угол Грека, вдруг кинулся с кулаком из своего закутка, налетая на молодого человека сзади. Фельдмаршал словно бы этого и не заметил, но в последний миг проворно отступил в сторону, так что нападавший обрушил кулак на пустое место, ловко сбил подножкой незадачливого воителя, который забарахтался на полу, ругаясь и упираясь кулаками в грязные доски.
Фельдмаршал быстрым движением отбросил в сторону трость… точнее, ножны в виде трости, и в руке у него остался длинный четырехгранный клинок, сверкнувший в тусклом свете остро и грозно. Приставил острие к шее ворочавшегося, и тот моментально застыл в нелепой позе.
- Ванюха! - досадливо рявкнул Кудеяр. - Фельдмаршал, ты уж не серчай, недавно он тут…
Чуть отодвинув острие, Фельдмаршал сказал без всякой злобы:
- Ты уж лежи и дальше, чадушко, так оно покойнее… Ну так как, Кудеяр? Забавы в сторону?
- Иди ты! - сказал Кудеяр сердито. - Говорю тебе, дело чистое, этот сопляк мне только что проигрался вчистую, вон свидетелей куча… Играли честно: деньги против парижских штучек, он и проигрался…
- Брешет, как сивый мерин! - сказала Ольга, не опуская штофа.
- Кудеяр, - сказал Фельдмаршал. - Сравнивая ваши физиономии, скажу тебе сразу, что доверия у меня больше этому юноше, чем тебе… Хотя бы… Во что играли? В карты, в зернь? Что-то я нигде не вижу ни карт, ни кубиков, ничего подобного… Прикажешь верить, что вы их прибрали аккуратно, а уж потом начали парижские нравы тут разводить? Врешь неубедительно.
Теперь Ольга рассмотрела, отчего молодой человек держал свободную руку так странно, - под сюртуком у него виднелась темная рукоятка оправленного в серебро пистолета.
Окинув ее внимательным взглядом, Фельдмаршал сказал:
- Юноша, у меня сложилось впечатление, что вы не прочь покинуть это гостеприимное заведение как можно скорее?
- Именно, сударь, - сказала Ольга.
- Что же, имею честь предложить себя в попутчики… - он присмотрелся к Ольгиным ногам. - Господа кровельщики с Марсова поля, верните юноше обувь.
- Да ничего мы у него не отбирали, таким и приперся…
- Не врут?
- Нет, - сказала Ольга. - Так… получилось.
- Фома, - не повышая голоса, произнес Фельдмаршал. - А ну, как лист перед травой…
Неизвестно откуда вновь возник трактирщик, державшийся с самым подобострастным видом. Казалось, что его медведопобная фигура сейчас согнется пополам в почтительном поклоне.
- Живенько подбери молодому человеку обувь получше, - сказал Фельдмаршал, все так же не оборачиваясь к хозяину трактира. - У тебя в закладе чего только нет… Одна нога там, другая… тоже. А вы, кровельных дел мастера, отойдите-ка к той стеночке, вящего спокойствия ради…
Он хищно ухмылялся, поигрывая клинком, держа другую руку возле пистолета. Кудеяр и все прочие кучкой отступили к дальней стене, за ними заторопился Грек. Поймав сердитый взгляд Ольги, вымученно, криво улыбнулся, развел руками:
- Я ж не знал… Где мне против них!
Отбросив штоф, Ольга незамедлительно вернулась к столу и заботливо прибрала в карман кошелек, составлявший теперь все ее достояние. Появился Фома, несущий перед собой на вытянутой руке лакированные сапоги, сразу видно, принадлежавшие не мужику и не мелкому чиновничку.
Сапоги оказались чуть великоваты, но, в общем, пришлись по ноге. Завидев, что Ольга полезла за кошельком, Фельдмаршал энергично возразил:
- Не вздумайте, юноша. Сей экземпляр в накладе не останется при любой погоде. Это еще он вам должен за понесенные неприятности. Черт-те что развел в заведении…
- Фельдмаршал! - умоляющим тоном прогудел трактирщик. - Ну что ты с проповедями… Я ж не нанимался за нравственностью следить, кабацкое дело известное - знай приноси, за что платят, да дружи со всеми подряд…
- Ладно, ладно, амфитрион ты недопеченный… Ну что, юноша, идемте?
Кудеяр мрачно подал голос из угла:
- Смотри, Фельдмаршал, жизнь наша переменчива…
- Я тебя тоже люблю, хоть и чуть поменее, чем родную матушку… - блеснул зубами Фельдмаршал. - Ворчать ворчи, но смотри у меня!
Ольга первой бросилась наверх по скудно освещенной лестнице, так, что избавитель за ней едва поспевал. Полной грудью вдохнула ночной воздух. Заметила, что неподалеку стоит запряженная парой гнедых темная карета.
- Ну, и что же дальше, юноша? - спросил Фельдмаршал не без любопытства.
- Я вам так благодарен!
- Вот об этих пустяках давайте никогда более не заговаривать. Я, да будет вам известно, отнюдь не ангел и уж никак не странствующий рыцарь из романов, но некоторых вещей не люблю, вот и приходится поневоле… пресекать. Я другое имел в виду. Куда собираетесь направиться? - он кивнул в сторону кареты. - Я вас, разумеется, готов подвезти, чтобы не обрывать благотворительность на полдороге. Филантропические поступки следует доводить до логического конца… Куда изволите?
- Не знаю, - искренне сказала Ольга. - Мне… мне просто некуда идти.
- Случается, - с самым невозмутимым видом ответил Фельдмаршал. - Случается, что и в столь большом городе совершенно некуда идти… - он засмеялся. - Ну, право же, как ни стараешься избегать ситуаций, целиком заимствованных из дурацких французских романов, а они сами настигают и хватают за шиворот, словно будочник - мелкого воришку… Придется звать вас к себе в гости… Не боитесь воспользоваться моим гостеприимством?
- Нисколечко, - сказала Ольга.
- Вы так доверчивы?
- Не особенно, - сказала она. - Просто… Конечно, вы сразу производите впечатление благородного человека… но внешность обманчива, и это еще ни о чем не говорит… Тут, скорее, точный расчет. И некоторый житейский опыт. Вы дали себе труд отбить меня у этих…
- Ну, это было несложно.
- И все же… - сказала Ольга. - Корыстной выгоды, каковую вы можете иметь, тут что-то не просматривается. Конечно, уж простите великодушно, сразу чувствуется, что человек вы, как бы это изящнее выразиться…
- А вы не деликатничайте, друг мой, не деликатничайте, - сказал Фельдмаршал поощряюще. - Называйте вещи своими именами и высказывайте все предположения, какие имеете… Ну-ка?
- Сдается мне, что вы - человек, имеющий некоторое отношение…
- К жизни ночной и не особенно благонравной?
- Вы же сами просили откровенности…
- Ну разумеется. Вы, юноша, правы… отчасти. Образ жизни мой не особенно благонравный, но отсюда еще не исходит, что он ночной. Скорее уж - дневной… Но в общем и целом вы угадали верно. Полагаю, поопасаетесь теперь садиться ко мне в карету?
- Ну что вы, - сказала Ольга и первой сделала шаг к экипажу с кучером на козлах, казавшимся отрешенным от всего сущего, ничего не видевшим вокруг, кроме лошадей и вожжей. - Зачем же вас опасаться? К забавам определенного рода вы вряд ли склонны - там, в подвале, у вас читалась откровенная брезгливость на лице. Что до денег, их у меня весьма мало - а вы, судя по карете и общему впечатлению, не занимаетесь мелочами. Сдается мне, самое большее, что может угрожать в вашем обществе, - это возможность войти в коллизии с законом. Но возможность таковая меня не особенно и пугает…
Ловко запрыгнув следом за ней в карету, тотчас же тронувшуюся, Фельдмаршал спросил деловито:
- Вас разыскивают?
- Полицию имеете в виду?
- Ну не дворников же…
- Разыскивают, - сказала Ольга. - Наверняка… Теперь ваша очередь поопастись, а?
- В одном-единственном случае: если вы, милейший, хоть как-то связаны с политикой, ну, вы понимаете. Политические интриги и прочие заговоры - это то, от чего я шарахаюсь, как черт от ладана. Выигрыш порой может оказаться невероятно высок, но и шансы на проигрыш не в пример больше, нежели во всех других… ремеслах. Так что политики я стерегусь. Если имеете отношение к политике, я, конечно, вас довезу, куда вам нужно, но вот домой к себе приглашать, простите великодушно, не стану.
- Понятно. На этом пока и остановимся. А каковы же ваши дальнейшие планы? При том, что идти вам некуда, вас ищут и ваше состояние умещается в дрянном немецком кошельке?
- Честно сказать, сегодня мне было некогда над этим задумываться, - сказала Ольга. - Чересчур быстро развивались события. Я обязательно подумаю о будущем, не откладывая, но сейчас хотелось бы отдохнуть…
- Ну, простите мою навязчивость, - ответил Фельдмаршал. - Я и не намерен вас допрашивать, и слово это, да и саму процедуру, терпеть не могу. Значит, житейские неурядицы. Ну, в эту категорию слишком многое укладывается. Один мой знакомый, добрейшей души человек, именно что житейскими неурядицами называл времена, когда полиция его усиленно разыскивала за шалости с пистолетом, повлекшие смерть…
Ольга сверкнула на него глазами:
- Я никого не убивал!
- Вы знаете, мой юный друг, я тоже, - ухмыльнулся Фельдмаршал. - До сих пор как-то обходилось. А не позволено ли мне будет поинтересоваться вашим именем?
- Андрей… - сказала Ольга. - Андрей Степанович Каразин.
- Очень приятно. Гауф Григорий Петрович, из обрусевших германцев… Давайте сразу внесем некоторую ясность, Андрей Степанович. Поскольку то, что я вам скажу, право же, можно спокойно произносить и в присутствии полиции. Я - авантюрист, знаете ли. Классический, можно бы даже выразиться - патентованный образец. Как в восемнадцатом столетии, когда такое занятие почиталось едва ли не почтенным ремеслом и уж безусловно имело широкое распространение…
- Вот как? - с любопытством сказала Ольга. - Я полагала, что в девятнадцатом столетии авантюристы образца прошлого века перевелись…
- Смешно, но именно так полагают многие, большая часть человечества. А это, уточню не без цинизма, как раз и помогает работать…
- Ага, - сказала Ольга, в голове у которой еще бродил хмель. - Граф Калиостро, барон Рейнак… Вы, стало быть, вроде них?
- Меня больше привлекает барон Рейнак, - серьезно сказал Гауф. - Поскольку он был мастер измышлять сложнейшие, изящнейшие, красивые комбинации, приносившие немалый доход. Комбинации без малейшей мистической подоплеки. А Калиостро… Он чересчур уж грешил мистицизмом, выдавал себя за мага, повелителя духов и прочего… Такие методы мне отчего-то не нравятся, господин Каразин. Я себя отношу к приверженцам старых добрых традиций: придумать и провести в жизнь некий насквозь приземленный план, не требующий подпорок вроде мистического вранья… и обернуть все так, чтобы тот, кто понес урон, ни за что не обратился бы в полицию…
Ольга, отодвинув занавеску на окне, посмотрела на улицу. Оказалось, что карета едет по Моховой. Выходит, берлога камергера все же располагалась довольно близко от центра города: ну конечно, ведь это еще в старину был барский дом, следовало догадаться…
На Моховой же они и остановились. Гауф, небрежно помахивая тростью, провел Ольгу в парадное, они поднялись по широкой лестнице на второй этаж, где провожатый своим ключом отпер входную дверь, и они оказались в прихожей, слабо совещенной огоньком единственной лампы.
- Мой единственный человек дрыхнет, кончено, - сказал Гауф вполголоса. - Будьте, как дома, Андрей Степанович. Если желаете вина или холодных закусок…
- О, как хотите. Пожалуйте вот сюда. Дверь, как видите, снабжена замком, так что можете запереться на ключ.
- Ну что вы, - сказала Ольга. - Я вам доверяю…
Однако, едва хозяин вышел, она скинула сапоги, на цыпочках прокралась к двери и повернула ключ в замке, стараясь не произвести ни малейшего шума. Замок оказался хорошо смазан, и это удалось. Кое-как сбросив одежду, она рухнула в постель и провалилась в сон так быстро, что показалось, будто это кровать вместе с ней с невероятной скоростью обрушивается куда-то в недра земли.
…Она всегда просыпалась быстро и моментально - вот и теперь, едва открыв глаза, четко осознала себя в реальном мире, помнила происшедшее вчера. Гауф…
Господин Гауф как ни в чем не бывало сидел в изголовье ее постели и с видом легкой задумчивости разглядывал Ольгу - рассыпавшиеся на подушке волосы и…
Удержавшись от вскрика, она ограничилась тем, что схватила простыню, проворно прикрылась ею до горла и, стараясь не показать растерянности, сказала сердито:
- Вы же уверяли, что я здесь в полной безопасности…
- Но вы и в самом деле в полной безопасности… мадемуазель, - с легкой улыбкой ответил Гауф. - Могу вас заверить честным словом, что я вовсе не собираюсь на вас набрасываться на манер дикого черкеса. У меня есть кое-какие принципы… а впрочем, дело не в принципах. Брезгаю я силой добиваться любви, вот и все. Тем более что ситуация, вот смех, как две капли воды напоминает классический французский роман: несчастная красавица, выдающая себя за юношу, оказывается в крайне стесненных обстоятельствах и встречает благородного разбойника… Я, как уже говорил, не разбойник, да и благородство мое действует сугубо в ограниченных пределах… но вы-то и в самом деле красавица. Это не комплименты и не приставанья, а просто, говоря ученым языком, констатация очевидного факта…
- Вы… только сейчас…
- Узнал? Да что вы. Я еще вчера догадался, там, в подвале. Местные обезьяниусы не дошли своим куцым умишком, а вот я как-то сразу угадал переодетую девушку…
- То есть… - сказала Ольга. - Окажись я и в самом деле незадачливым юнцом, вы бы не вмешались?
- Хотите чистую правду? Я не знаю. Как видите, я не пытаюсь себя приукрашивать. Каков есть… Монстр, верно?
- Да что вы, - сказала Ольга устало. - Монстров-то я повидала… Зачем же вы ломали комедию до самого дома?
- Я любопытен. Адски любопытен. Очень распространенный порок. А вы чем дальше, тем больше меня интриговали. Никак не похоже, что вы врете… разумеется, если не считать вымышленного имени. Вам и в самом деле некуда идти, не удивлюсь, если вас и впрямь ищет полиция… но вы никак не похожи на закоснелую в преступлениях особу - хотя и среди них встречаются очаровательнейшие создания, но вы не похожи на опытную нарушительницу закона. А вот на самую что ни на есть благородную девицу из весьма хорошего дома вы очень похожи. Это ощущается во всем: манеры, внешность, речь, еще нечто трудно уловимое… И я сгораю от любопытства. Что могло произойти с такой девушкой, как вы, чтобы…
- А вы? - спросила Ольга, глядя на него строго. - Вы и в самом деле…
- Увы, да. Я и в самом деле авантюрист высокого полета, признаюсь без ложной скромности. Несколько лет уже занимаюсь сим увлекательным ремеслом, но пока что не пойман и не притянут к суду - хотя на счету у полиции, подозреваю, с некоторых пор и состою. Но это уж неизбежные издержки… Итак, вы, конечно же, не Андрей…
- Меня зовут Полина, - сказала Ольга.
- Вот это уже гораздо ближе к истине… по крайней мере более соответствует тому зрелищу, что я сейчас наблюдаю… Хотите, чтобы я вышел и дал вам одеться?
- Не спешите, - сказала Ольга. - Я устала так, что охотно полежу еще, если вы не против… У вас сейчас интересное лицо - на нем нет, сдается мне, никаких вожделеющих чувств, вы усиленно о чем-то думаете… О чем?
Господи, подумала она с тоской, как просто я совсем недавно решала такие коллизии, не задавала вопросов: один взгляд - и сразу ясно, о чем примерно человек думает… Ничего так и не вернулось, вот незадача…
- Кто вы, Полина?
- Ну хорошо, - сказала Ольга. - Вы меня наверняка не выдадите, не могу похвастать, что прекрасно в вас разобралась, но некоторое впечатление все же составила… Хорошо. В конце концов мне некуда податься, мне просто не обойтись без человека, которому я могу довериться… Вы совершенно правы. Я была девушкой из общества… вплоть до позавчерашнего дня. А потом оказалось, что мой опекун так и не вывел меня из крепостного состояния, и, когда он внезапно умер, оказалось, что я - никакая не мадемуазель и не барышня, а обычная девка, крепостная, и мой новый хозяин… - она передернулась так, словно осушила одним духом немалую чарку уксуса.
Фельдмаршал внимательно смотрел на нее, в задумчивости пощипывая правый ус.
- Вот это - другое дело, - сказал он медленно. - У вас стало такое лицо, что поневоле приходится верить. Что ж, история для Российской империи пусть и не каждодневная, но все же не редкая… Вы внезапно оказались крепостной… и ударились в бега…
- Не верите?
- Верю. Честное слово, верю, хотя вы не конца искренни, верно?
- А вы? - спросила Ольга тихо.
Фельдмаршал встал с кресел и долго прохаживался по комнате, заложив руки за спину. За окном стоял уже белый день, долетали обычные городские звуки: стук колес, негромкие разговоры прохожих, крик чухонской молочницы…
Вдруг он решительно обернулся, подошел к постели и сел в кресло таким движением, словно бросался в холодную воду прямо в одежде.
- Не перейти ли нам на «ты»? Без немецких выдумок вроде брудершафта? Разумеется, я не собираюсь неволить… но, думается, мы и так некоторым образом сообщники…
- Почему бы и нет? - пожала плечами Ольга. - Хорошо. Если уж нас так неожиданно свела судьба, глупо соблюдать церемонии, Григорий… Или ты никакой не Григорий?
- Угадала, - сказал Фельдмаршал с кривой улыбочкой. - Анатоль Стрешнев…
- Из тех Стрешневых? - спросила Ольга, уже достаточно освоившаяся в петербургском свете.
- Представь себе. Неужели доводилось слышать о моей скромной персоне?
- Ни разу. Но фамилия, согласись, довольно известная…
- Ну да. А позор фамилии, - он ткнул себя большим пальцем в грудь, - соответственно, малоизвестен…
- Прости…
- Да будет тебе, - сказал Фельдмаршал. - Так уж вышло, что позором фамилии я себя сделал сам… без тени усилий со стороны внешнего мира. Никакого рокового стечения обстоятельств, никаких совратителей. Я даже не «оступался». Я… Понимаешь ли, Полина, я с определенного времени понял, что не могу жить так.
- Как?
- Как другие. Я не мог больше служить в гвардейской кавалерии, не мог бывать в обществе, вести благонравную жизнь светского человека, думать о карьере, о мнении окружающих… Мне все это осточертело. Враз. Решительно и навсегда. Мне захотелось жить ярко. Пусть и не законопослушно. Я, наверное, таким создан, и место мне в том самом восемнадцатом веке… В общем, я задумал свою первую комбинацию, и, не хвастаясь, в жизнь она была проведена изящно… И жизнь началась другая. Меня она полностью устраивает. У тебя, конечно, другой случай, ну, а я… Я живу так, как мне нравится. Не убиваю, не граблю, а те деньги, которыми завладеваю право же, никак не назовешь вдовьими или сиротскими.
- Интересно, - протянула Ольга.
- Осуждаешь?
- Да господи, по какому праву? У меня просто другая жизненная ситуация, вот и все. Да и вообще, в нынешнем моем положении мне не с руки кого бы то ни было осуждать, чем бы то ни было брезговать… - она поторопилась добавить: - Нет, конечно, с большими оговорками…
- Понимаю… Значит, тебя будут искать…
- Уже ищут. И не только полиция.
- И это я прекрасно понимаю… - его тон был серьезным, хотя в глазах поневоле мелькнула игривость. - Полина… ты готова выслушать интересное предложение?
- Готова, - не раздумывая, ответила Ольга. - Речь ведь пойдет вовсе не о… шалостях?
- Безусловно, - кивнул Фельдмаршал. - Прости великодушно, ты очаровательна, ты просто прекрасна, но так уж сложилось, что думаю я в первую очередь о деле… против чего ты, полагаю, возражать не станешь?
- Никоим образом, - сказала Ольга, улыбаясь во весь рот. - Тебе и не понять, насколько порой угнетает девушку, когда всякий начинает… изъясняться. Момент как-то… не особенно способствует. Так что… Слушаю.
- Я в любом случае постараюсь помочь тебе, чем смогу, согласишься ты или нет…
- Именно потому, что я не юноша, угодивший в неприятности, а… нечто иное?
- Именно потому, - очень серьезно сказал Фельдмаршал. - Мужчина в конце концов, должен из серьезных хлопот выбираться сам. А девушке, да еще такой, помогать приходится поневоле, чтобы не чувствовать себя потом… Так вот, Полина… Мне давно уж нужен… кто-то… Не хочу употреблять вульгарное словцо «сообщник», но другое что-то не идет на ум…
- Ничего, - сказала Ольга. - Меня и «сообщник» как-то не особенно удручает.
- Прекрасно. Понимаешь ли, в моем ремесле чертовски трудно подобрать… сообщника. Животным вроде нашего общего знакомого Кудеяра гораздо легче. А я… Не сочти за похвальбу, но я свое ремесло сравнил бы с ювелирным делом. Подручные у меня есть, как же без них, но это именно подручные, на манер лакеев, оказывающие мелкие услуги во второстепенном… Ты - другое дело. Во-первых, ты до самого последнего времени была барышней из общества, что подразумевает определенное воспитание, знание языков и прочее… Ты знаешь языки? Вот и прекрасно. Значит, тебе нет нужды играть светскую даму, ты ею будешь… Понятно?
- Да, в общем…
- Второе. Тебе, извини за прямоту, нечего терять и некуда податься… У тебя есть шанс законным образом вырваться из нынешнего крепостного состояния?
- Ни малейшего, - сказала Ольга хмуро.
- А значит, тебя, если ты умная… а ты, несомненно, умная… заботят две вещи: во-первых, оказаться подальше отсюда, желательно за пределами Российской империи, во-вторых, располагать при этом достаточными средствами для жизни… Я не прав?
- Ты совершенно прав, - сказала Ольга.
- Отлично. Так вот, с некоторых пор я всерьез подумываю о том, чтобы перебраться в Европу. Здесь становится тесновато и жарковато… да и возможностей там не в пример больше. Чем цивилизованней и прогрессивней государство, тем больше оно предоставляет возможностей авантюристам… Я долго все обдумывал. Европа не склонна интересоваться прегрешениями, совершенными иностранцами у себя на родине… впрочем, и у нас в России не склонны вникать, не натворил ли иностранец что-то у себя дома, если здесь он ведет себя прилично… Если в России тебя неплохо защищают продажные судейские крючки, то в Европе, кроме адвокатов, есть еще и продажная журналистика, а это, чтобы ты знала, не менее сильная защита, если уметь ею пользоваться… И, наконец, обстоятельство, которое должно интересовать в первую очередь тебя: в Европе нет крепостного права. Даже если с тобой на улице любого европейского города нос к носу столкнется твой нынешний владелец, он ничего не сможет поделать… Как бы ни размахивал перед тамошними чиновниками и судьями купчей, ему расхохочутся в лицо. Короче говоря, жизнь в Европе для нас обоих крайне привлекательна. У меня в голове бродят пока что исключительно смутные образы, но уже сейчас можно с уверенностью сказать: такая парочка, как мы с тобой - умные, образованные, решительные, дерзкие - натворит в Европе нешуточных дел…
- Понятно, - сказала Ольга. - Бывает предложение руки и сердца, а это, стало быть, сделанное по всем правилам предложение пойти в сообщницы.
Фельдмаршал смотрел пытливо:
- Судя по твоему тону, тебя такое предложение не особенно и шокирует?
- Оно меня ничуть не шокирует, - сказала Ольга. - Я бы, пожалуй, не согласилась идти в помощники к какому-нибудь ворью, убийцам, головорезам… и в веселый дом ни за что не пошла бы. Но то, что ты предлагаешь… Меня сделали вещью, выбросили из нормальной жизни… и что же, прикажете подыхать с голоду? Считай, что ты получил согласие. Только… Можешь ты мне честно ответить на один вопрос?
- Постараюсь.
- У тебя совсем нет задних мыслей? Так-таки и нет?
Фельдмаршал на миг отвел взгляд, но тут же открыто глянул ей в глаза:
- Задние мысли есть. В конце концов, я - живой человек, а ты - невероятная красавица. Но эти мысли - далеко. Очень далеко. И я не собираюсь ни принуждать тебя, ни спешить. Если тебя это устраивает…
- Откровенность за откровенность, - сказала Ольга. - Такая постановка вопроса меня вполне устраивает. Я не Мессалина и не робкая недотрога. Посмотрим, время покажет… Если тебя это устраивает… Что ты на меня так смотришь? Будто мерку снимаешь…
- Именно, - с улыбочкой ответил Фельдмаршал. - Коли уж мы договорились и ударили по рукам, нужно действовать. Тебе понадобится одежда…
- Неужели у тебя уже есть что-то на примете?
- Ты знаешь, есть, - сказал Фельдмаршал. - Есть, милая Полина… Я всегда говорю вслух о планах, когда они проработаны хотя бы наполовину… Бриллианты князя Игуменнова… точнее, княгини, потому что принадлежат они именно ей. По самой приблизительной - российской - оценке они уже сегодня стоят триста тысяч. Золотом.
Ольга, не особенно и раздумывая, воскликнула живо:
- Но я ведь их прекрасно знаю! Бриллианты Игуменновой, конечно… Большой фермуар, где, кроме бриллиантов, еще три больших изумруда происхождением из Индийской Голконды… Колье в три ряда, с подвесками… Браслет, серьги, аграф, опять-таки с изумрудом в центре…
- Ты о них слышала?
Ольга усмехнулась:
- Я их даже видела. На княгине. Не так давно.
- Ого… - протянул Фельдмаршал. - Я не интересуюсь, Полина, тем домом, где ты жила вплоть до печальных событий. Но совершенно ясно, что это не просто хороший, а очень хороший дом. Если у тебя была возможность видеться с княгиней Игуменновой… Ладно, это твои секреты, мне от них ни пользы, ни вреда… Если продавать камни из гарнитура Игуменновой по отдельности - а именно так и следует сделать, выйдет даже больше, чем триста тысяч…
- Тебе виднее, - сказала Ольга. - Вот только… Ты сам только что говорил, что не воруешь и не грабишь, что выдумываешь комбинации. Откровенно говоря, мне трудно представить комбинацию, после которой Игуменнова не пойдет в полицию. Я с ней не слишком близко знакома, но прекрасно знаю, что дама она неглупая и решительная…
- Скажем больше - мстительная.
- Вот именно…
- Я ведь не единожды повторил, Полина, что человек я неглупый… Сейчас бриллианты не у княгини - они лежат в несгораемом банкирском ящике в доме графа Сперантьева. Давай по порядку. Княгиня два дня как отправилась в Париж. Лет десять назад ее там серьезно обокрали, с тех пор она считает всех поголовно французов жуликами и мошенниками и потому в Париж не берет ничего из фамильных драгоценностей, даже самые скромные колечки оставляет дома, пользуется украшениями, взятыми на время у парижских ювелиров… А князь Игуменнов… коли уж ты осведомлена о его супруге, не могла и о нем не слышать?
- Ну разумеется, - сказала Ольга. - Постоянно пускается во все возможные… чуть не сказала «авантюры», но тебе, наверное, обидно слышать именно такое определение?
- Конечно, - серьезно ответил Фельдмаршал. - Авантюра - это предприятие, исполненное изящества, фантазии, дерзости… и тому подобных искусств. А князь занимается тем, что французы именуют «афера». Это, фигурально говоря, на несколько ступенек ниже. Хотя многие его аферы удавались и приносили выгоду, с благородной авантюрой они имеют мало общего. Так вот… Княгиня, прекрасно зная характер муженька, позаботилась о том, чтобы не оставлять драгоценности где попало. Заказала какому-то бельгийскому умельцу несгораемый ящик с секретными замками, заперла туда свои драгоценности, взяла ключи и со спокойной душой уехала. Вот только князь оказался предприимчив, предусмотрел все загодя и уплатил бельгийцу за второй комплект ключей столько, что тот вмиг забыл о добропорядочности… Еще не успела осесть пыль, поднятая княгининой коляской, как ее дражайший супруг выгреб все из ящика и помчался к графу Сперантьеву, коему и заложил за сто тысяч драгоценности, все до одной. У князя наметилась какая-то дурно пахнущая сделка, что-то касаемо земель в Новороссии. Самое смешное, она вполне может увенчаться успехом, и тогда князь драгоценности преспокойно выкупит - но пара недель у нас есть. Никто не кинется в полицию. Княгиня пробудет в Париже не менее трех месяцев. Драгоценности - часть ее приданого и принадлежат лично ей. Согласно законам Российской империи поступок князя - самая вульгарная кража, а то, что совершил граф Сперантьев, в том же Уголовном уложении именуется «дачей денег взаймы под залог безусловно краденых вещей», что опять-таки считается преступлением… Они ни за что не пойдут в полицию - чересчур уж чревато… Возможно, что-то предпримут - но не официально, а это, согласись, совсем другой оборот… Итак, бриллианты сейчас находятся в кабинете Сперантьева. И нужно только продумать, как их оттуда взять…
- Пустячок, а? - ухмыльнулась Ольга.
- Да уж какой там пустячок… - согласился Фельдмаршал не без грусти. - Придется поломать голову. Но и выигрыш… У графа скоро большой бал, кстати. При некоторой изворотливости нам нетрудно будет проникнуть в особняк… Ты великолепно сможешь изобразить светскую даму, да и я в роли вертопраха из общества буду достаточно убедителен…
- Не пойдет, - решительно сказала Ольга. - Мне туда никак нельзя являться в облике светской барышни, меня сразу узнают!
- Узнают… - сказал Фельдмаршал, задумчиво качая головой. - Ты же так и не сказала, где ты прежде жила, вот я и не могу судить, какие дома для тебя опасны, а какие нет. Послушай! А ведь, сдается мне, ты с успехом можешь изобразить офицера! Молодого офицера! Нужно подумать…
Ольга ни о чем не собиралась думать - у нее уже и так мелькнула идея, без ложной скромности - великолепная.
- Погоди… - сказала она. - Погоди… Я только сейчас сопоставила… Ты все время называл его «графом»… Сперантьев… Но ведь он не только граф, но еще и генерал? И состоит при Главном штабе?
- Ну да, - сказал Фельдмаршал, глядя на нее недоуменно. - Граф Сперантьев, генерал от кавалерии…
Пренебрегая ложной стыдливостью, Ольга встала с постели и, запахнувшись в обширную простыню - все же довольно тщательно, - присела на свободное кресло.
- Ты можешь не верить, Анатоль, - сказала она весело, - но, право же, еще неизвестно, кому больше повезло, что мы встретились и занялись… В общем, я знаю, как взять бриллианты. И Сперантьев при этом о нас никому не обмолвится ни словечком…
- Шутишь?
- Нисколечко, - сказала Ольга. - Ты очень убедительно разложил все по полочкам, настолько, что мне всерьез захотелось в Европу…