"Пиранья. Флибустьерские волны" - читать интересную книгу автора (Бушков Александр Александрович)Глава девятая Гуд бай, Америка!В пехоту Мазур перешел уже через четверть часа, проехав на «бьюике» не более километра. Причин было несколько, и все – серьезные. Во-первых, он абсолютно не знал города, понятия не имел, что его ожидает за очередным поворотом – широкая улица или тупик, из которого придется долго выбираться. Во-вторых, добраться до того района, где жила Пакита, самостоятельно нечего было и думать. Пришлось бы то и дело расспрашивать аборигенов, а это чревато – человек в роскошной машине с местными номерами, совершенно не ориентирующийся на улицах, запоминается надолго. В-третьих, в любую минуту его могли тормознуть полицейские, проверить документы порядка ради – а какие у него документы? Усы, лапы и хвост – вот и все наши документы... Так что он очень быстро припарковался в тихом местечке, оставил ключи в замке зажигания – сопрут, и ладно – и безмятежной походочкой направился неизвестно куда, в западном направлении, присматриваясь украдкой, каким именно манером местные останавливают такси – канареечно-желтые, в черную шашечку, со щитами на крышах. Ага, кое-что проясняется – небрежный свист, взмах руки, в точности как в читанных однажды романах... О том, что категорически не принято останавливать такси, в котором уже кто-то сидит, он и так знал – тут вам не Союз, тут буржуйские порядки... Никто не обращал на него внимания. Обычная улица с самыми обычными прохожими, преобладают пуэрториканцы, смуглые и курчавые, но и белых изрядно. Магазинчики, кинотеатры, светофоры, полно красивых девушек в символических платьицах, пальмы растут, как дома – лебеда, попадаются пешие полицейские в разукрашенных яркими эмблемами рубашках, но на Мазура не обращают никакого внимания: вид приличный, в розыске не числится, общественного порядка не нарушает... Одним словом, жить можно было и здесь. Достав из кармана пятерку, он купил в киоске ледяную банку извлеченной из холодильника кока-колы, выпил ее, присев на скамеечку, выбросил банку в урну и направился дальше. Увидев, что многие листают на ходу толстые газеты с цветными заголовками и снимками, свернул к расположившемуся прямо на улице газетчику и тоже обзавелся маскировки ради. К его некоторому удивлению, на первой странице он узрел огромный снимок новоявленной соседки по причалу и по тихой улочке очаровательной мисс Кимерли Стентон, изображенной в красном купальнике, на который материла пошло не больше, чем на носовой платочек. Улыбалась она заученно, но выглядела весьма, весьма... Огромный заголовок гласил: «Кинозвезда отправилась ловить привидения!» Бегло пробежав первые строчки, Мазур узнал, что восходящая звездочка, оказывается, чуть ли не с детских лет питает склонность к охоте на призраков – и вот теперь сняла на Пасагуа старинный особняк, где, по заверениям компетентных лиц, привидения шастают что ни ночь, толпами и шеренгами, так что, никаких сомнений, очень быстро очаровательная Ким наловит призраков столько, что цена на них на рынке моментально упадет, и окажутся посрамлены самые завзятые скептики, не верящие в реальность загробной жизни. Тут же помещалась фотография того самого лысого типа – фамилия его, оказалось, Билли Бат, он имеет честь служить агентом-менеджером кинозвезды, ну да, все правильно... Призраки, говорите? Мазур моментально вспомнил, как Кимберли призналась ему, что с детства боится привидений, и личико у нее при этом было достаточное серьезное. Почему же тогда? Как она выразилась? «Есть обстоятельства...» Ах, ну во-от оно что! Кажется, он сообразил, что к чему – очередные выкрутасы растленного буржуазного мира, волчьи законы... Как там это именуется? Ага, шоу-бизнес! Скорее всего, дело тут наверняка не в экстравагантном хобби, а в хитрой рекламной кампании. У них, в Голливуде, это обожают. Все-таки она еще, посмотрим правде в глаза, не настоящая, патентованная и признанная звезда, а именно – восходящая. Еще не факт, что восходящая звезда непременно взойдет. Может и чебурахнуться на взлете, не достигнув небосклона. Значит, все это – чисто рекламная шумиха для поддержания интереса публики: ну как же, очаровательная кинозвезда гоняет шваброй привидений по мрачному старинному особняку – и лучше всего, в том самом купальнике, так оно гораздо более зрелищно... Разлагаются господа капиталисты самым наглым образом, им бы... – Эй, парень! Мазур остановился, сбившись с шага, повернул голову. – Да ты, ты, борода веником, я тебе говорю! – рявкнули уже гораздо ближе. – В белой курточке! Куда летим? Преспокойно сложив газету, Мазур неторопливо огляделся. Он стоял возле небольшой площади, завершавшейся невысокой старинной церковью – несомненно, испанским католическим соборчиком, учитывая его облик. Зеленели аккуратно подстриженные газоны, по периметру площади стояло несколько скамеек с гнутыми спинками, но людей тут не было ни души, время уже близилось к полудню, и жара прогоняла с улиц тех, у кого не было неотложных дел. Метрах в десяти от Мазура остановился армейский джип, покрашенный в классический оливковый цвет, с какими-то цифрами и буквами на дверках. За рулем сидел здоровенный детина в белоснежной морской форме и каске, на которой огромными литерами было выведено: «NP», рядом с ним располагался второй, форменный брат-близнец и по росту, и по грозному облику, и по одежде. А третий – та же горошина из одного стручка, отличавшийся разве что нашивками, свидетельствовавшими, что эта дылда носит гордо звание сержанта и является самым главным среди троицы, – остальные-то рядовые, сразу видно... – Ну, ближе, ближе! – словно бы с некоторой даже радостью понукал сержант, маня Мазура рукой. Остальные двое таращились молча, но с нехорошим азартом. Мазур медленно сделал пару шагов в направлении машины. «Ну, никакого ребуса, – подумал он. – „Нэви полис“, военно-морская полиция, обычный патруль... Но какого черта они прицепились к гражданскому? Гражданские их не должны заботить вовсе. Как в том старом анекдоте – ты мент сухопутный, ну вот и не лезь в наши морские дела...» Военная полиция сроду не вяжется к гражданским! Что за дела? Какая-то ловушка? Но откуда?.. – Вы ко мне обращаетесь? – вежливо спросил Мазур, подпуская максимум австралийского выговора. – К тебе, к тебе! – оскалясь в сорок два зуба, подтвердил сержант. – Ну, ближе, ближе, не укушу! Куда шлепаем? Все трое, как и полагается правильному патрулю, были трезвехоньки – и все трое таращились на Мазура с нехорошей цепкостью во взорах, что полностью нарушало обычную практику. И крайне Мазуру не нравилось... – Простите, офицер, – сказал он все так же вежливо, но достаточно твердо. – А какое вам, собственно, дело, куда я... шлепаю? Вы, насколько я помню свои права, только к военным можете цепляться... Тем более что я вообще ничего не нарушал. – Нет, ну блеск! – жизнерадостно рявкнул сержант, оборачиваясь к сидевшим в машине. – Точно про тебя говорили – проныра, каких мало... Каков фрукт? Бороденку успел отрастить, даже язык коверкает совершенно не по-техасски... Даже уважать начинаешь. Другие без фантазии и пронырливости, а этот – замысловатый... Ладно, Росс, волоки сюда быстренько свою задницу, пока я не рассердился. Хуже будет! – Как вы меня назвали? – хладнокровно осведомился Мазур. – А что, тебя как-то по-другому зовут? – Конечно, – сказал Мазур. – Боб Симмонс, очень приятно. Теперь жизнерадостно ржали все трое. – Очень приятно! – шутовски раскланялся сержант. – А я – Элизабет Тэйлор, рад знакомству! – его лицо мгновенно переменилось, он, недобро уставясь на Мазура, протянул: – А мне вот отчего-то кажется, голубь, что никакой ты не Боб Симмонс, а самый натуральный Росс Баркер, штат Техас, эсминец «Таллахаси», дезертир сраный, месяц в розыске... Рост твой, цвет глаз твой, цвет волос, нос прямой, рожа овальная... Здорово, Росс! Как опоссум не карабкайся, а охотнички под деревом! Ну, что таращишься? Лимузин подан, ваше преподобие! Поедешь на родную базу по-хорошему или тебя непременно надо поучить хорошим манерам? У меня запросто! Он вмиг снял с пояса черную длинную дубинку и принялся крутить ее вокруг запястья с несказанным проворством, так и порхала. Тот, что сидел рядом с шофером, выпрыгнул из джипа, сделал пару шагов и остановился, зайдя Мазуру за спину, расставив ноги, грозно подбоченившись. Ситуация накалялась. Все это ничуть не походило на шутку или дурацкий розыгрыш – вид у них был уверенный и целеустремленный, они держались крайнее серьезно, а водитель вдобавок ко всему, не таясь, расстегнул кобуру и положил на нее ладонь. – Ну, ты непременно хочешь по-плохому? – тянул сержант, сузив глаза в щелочки. – Слушай, Росс, не усугубляй! Тебе и так трибунал светит, так что не надо... В конце концов, мне никто не приказывал доставить тебя на базу непременно со всеми зубами и целыми ребрами, усек? У меня терпение вот-вот лопнет... «Нет, не шутят», – подумал Мазур. Какая, к черту, ловушка ЦРУ? Все выглядело бы совершенно иначе... Скорее всего, его приметы и в самом деле совпали с описанием одного из дезертиров – такое случается в любых широтах. Все это оказалось бы мелким недоразумением... будь при нем убедительные документы, позволившие бы этой горилле вмиг уяснить, что никакой он не Росс. Но документов нет никаких, ни единого клочка бумаги... На базе, конечно, в два счета разберутся, что привезли не того – но что потом? А потом, конечно же, любой мало-мальски исправный служака попросит назвать свою настоящую фамилию и адрес... и что им скажешь? Вот это провал! Самое обидное – глупый провал, нелепый! Угодить в лапы американских спецслужб из-за дурацкой ошибки мордатого патрульного в сержантских нашивках... Следовательно, никак нельзя ехать с ними на базу и качать права там. Мазур бросил по сторонам испытующий взгляд, не ворочая головой. Прохожих практически нет, только у скамейки торчит парочка смуглых подростков, несомненных пуэрториканцев. Вряд ли они числятся среди юных друзей полиции, у них в Штатах ничего подобного нет. И вряд ли аборигены питают любовь и уважение к янкесам... Рискованно, но что делать? Не на базу же с ними переться, где моментально начнутся сложности! – Послушайте, – сказал Мазур, делая последнюю попытку. – Вы ошиблись, ребята... Я... – Не понимает, – грустно констатировал сержант, надвигаясь с целеустремленной бездумностью асфальтового катка. Второй надвинулся из-за спины. Все это время Мазур якобы машинально сворачивал в трубку толстую, страниц в двадцать, газету – и сейчас у него в руках оказалась надежная дубинка, которой при некотором навыке – а Мазур такими навыками обладал – можно было не просто оглушить, а в секунду отправить на тот свет... Он, правда, не стал обострять – не хотел, чтобы его потом ловили со всем мыслимым размахом. Ни одна полиция в мире не стерпит, когда ее сотрудников средь бела дня, в центре города убивают до смерти. Обидятся и остервенеют, облава будет такая, что... Одним словом, ситуация вновь вынуждала к самому слюнявому гуманизму – и тугой бумажный столбик, импровизированная дубинка хоть и взметнулась, хоть и нанесла удар в неуловимую долю секунды, но обошлось без трупов. Сержант попросту задохнулся после меткого удара, побагровел, замер нелепым монументом, силясь проглотить хоть немного воздуха – и Мазур ударом ноги закрепил ус-пех, так, чтобы верзила с нашивками звонко приземлился на пятую точку, аж гул пошел по площади... Второй был уже в полете, прыгал на плечи. Чуть отстранившись, Мазур перехватил его запястье, вывернул руку и отработанным приемом отправил в недолгий полет вперед башкой, так что морской городовой моментально, с ужасным грохотом впечатался бычьим лбом в борт джипа. Могучий лобешник выдержал это испытание – но, что гораздо более удивительно, выдержал и борт, даже не осталось серьезной вмятины... Добавив и этому ногой, чтобы вырубить понадежнее, Мазур развернулся к водителю. С ним оказалось проще всего – разгром патруля был столь молниеносен и сокрушителен, что водила на недолгое время утратил связь с реальностью, не успевая осознать во всей полноте суровую правду жизни. Так и сидел, свесив челюсть, оцепенев, держа руку на кобуре. Должно быть, на его памяти никто не обращался со славными морскими полисменами столь бесцеремонно и не наносил такого урона... Отправив его в беспамятство двумя ударами, Мазур огляделся. Оба юных аборигена, прыгая на месте и махая руками, вопили что-то неразличимое, но, несомненно, одобрительно-восторженное. Никак не походило, чтобы они сокрушались по поводу столь беззастенчивого разгрома сил правопорядка, скорее наоборот... Ободренный, Мазур рысцой направился в ту сторону – главное, не бежать сломя голову, никто вокруг, кроме этих шкетов, еще не сообразил, что произошло... – Ола, омбре! – заорал один из парнишек, приглашающе махая Мазуру одной рукой и указывая другой куда-то на задворки церкви. Подбежав, Мазур обнаружил в указанном направлении выход на узкую кривую улочку – ага, старая часть города, лабиринт переулочков... Бросился туда. Пацаны почти одновременно воздели большие пальцы в знак одобрения. Молодцы, мимолетно умилился Мазур, проносясь мимо. А ведь сроду в комсомоле не состояли, не говоря уж о пионерии, в жизни не слышали о классовых противоречиях и борьбе с империализмом янки – просто-напросто живут по инстинктам, белую полицию не любят, а больше ничего и не надо... Оказавшись на той самой кривой улочке, он сбавил темп и уже не бежал, а шел размашистым шагом человека, куда-то ужасно спешащего – но не скрывающегося, упаси Господи! Время от времени демонстративно поглядывал на часы, качал головой, досадливо охал и прибавлял шагу. Судя по реакции редких прохожих, его никто ни в чем не подозревал. Свернул направо, потом налево, увидел в конце улочки перпендикулярно ее пересекавшую другую, широкую, с потоком автомобилей – и направился туда. Затоптался у кромки тротуара, опять-таки поминутно взметывая к глазам запястье с часами. Без малейших поползновений с его стороны рядом лихо притормозило свободное такси, водитель перегнулся назад и распахнул заднюю дверцу – ага, высмотрел клиента, проныра... Плюхнувшись на сиденье, Мазур облегченно вздохнул и назвал адрес – тот самый квартал Ремихио, однако номер дома из предосторожности указал другой, соседний, не двадцать третий, а двадцать первый. Водила кивнул и стартанул под визг покрышек. Самое время, пользуясь передышкой, обдумать расклад. Его, конечно же, никто пока не ищет. Даже если побитые очухаются быстрее, чем он рассчитал, даже если какая-то законопослушная душа, узрев из окна побоище посреди площади, стукнет в полицию, все равно масштабной облавы с участием представителей всех многочисленных разновидностей силовиков придется ждать долгонько... В любой стране обстояло бы одинаково. Бюрократия – великая вещь. В данной ситуации Мазуру ее незыблемые законы только помогают. Сначала морские полицаи доложат о случившемся своему начальству. Потом это начальство доложит кому-то повыше – и уж начальство номер два начнет связываться с «братскими» службами – армейской полицией, гражданской, чертом лысым... Времени эти переговоры и согласования отнимут изрядно, много воды утечет, прежде чем выступит сомкнутыми рядами вся королевская конница и вся королевская рать... Не стоит предаваться безудержному оптимизму, но пара часов – или, по крайней мере, час – у Мазура в запасе имеется. И потом, искать будут не серийного убийцу, не маньяка-душителя блондинок – всего-навсего дезертира, начистившего чавку патрульным. А это влияет на умонастроение охотников – не делает их менее профессиональными, но чуточку расхолаживает. Вряд ли всякий армейский полицейский будет пылать благородным гневом, узнав, что по роже получили морки... И наоборот. Главное, не будет никаких таких чрезвычайных мер. До сведения всех патрульных, к какой бы разновидности они ни принадлежали, доведут приметы Мазypa – но основываться-то наверняка будут на фотографии того самого Росса! Ищут-то Росса, обросшего дикой бородой... Словом, шансов немало. Попробуем выкарабкаться. Вовсе не факт, что всякого проворного колобка непременно должна сцапать в финале лиса... Порядочки, мать вашу! Разгильдяйство! Мазур долго чертыхался про себя, плетясь по солнцепеку. Он искренне полагал, что, как это принято во всем мире, двадцать третий и двадцать первый дома будут располагаться рядышком или по крайней мере на незначительном отдалении. Однако нумерация в том квартале оказалась специфическая, словно тот, кто развешивал в свое время номера, оказался мертвецки пьян. К двадцать первому с одной стороны примыкал двадцатый, а с другой – двадцать четвертый. Четные и нечетные причудливо перемешаны, так, что рехнуться недолго. Куда только власти смотрят? Проплутав с четверть часа, он обнаружил наконец двадцать третий дом – не менее чем в полумиле от двадцать первого, да вдобавок на другой стороне улицы, меж восемнадцатым и шестым. Трехэтажное здание, не шикарный особняк, но и на трущобы не особенно смахивает. Поднявшись на второй этаж, он деликатно постучал костяшками пальцев. Довольно быстро послышались шаги. Пакита, в легкомысленном халатике, распахнула дверь, отчаянно зевая. Глаза у нее стали квадратными: – Джонни?! – А что тут удивительного? – бодро сказал Мазур, осторожным маневром просачиваясь в прихожую и прикрывая за собой дверь. – Я же, по-моему, твердо тебе пообещал, что приду в гости? Вот и пришел. У тебя, надеюсь, никого нет? – Я же говорила, что дома не работаю. Тут, в доме, никто ничего не знает... Возникшие у Мазура на ее счет догадки начали укрепляться – как-никак он после достопамятной бордельной службы немного разбирался в психологии девочек второй древнейшей профессии. Она не похожа на наркоманку, явно ничем не ширяется и вроде бы неглупая, значит... – Так ты что, не рада? – ухмыльнулся он. – Между прочим, о подарках я не забыл... – Да что ты! Я просто думала... – Что я просто так болтаю? – Чаще всего так и выходит... Проходи. Очень быстро Мазур оказался в крохотной, бедно обставленной, но опрятной гостиной, на столик вспорхнули бутылка и лед. Уже справившаяся с удивлением Пакита налила себе и уселась напротив, закинув ножку на ножку и улыбаясь вполне профессионально, готовая к традиционному ходу событий. – Пойдем в спальню? – напрямик предложила она, на случай, если до Мазура долго доходит. – Успеется, – сказал он, вытягивая из кармана сигареты. Риск, конечно, был. Уж ему-то прекрасно известно, сколько среди таких девочек полицейских информаторов. Но, с другой стороны, должна же крошка понимать свою выгоду – полиция ей никогда в жизни столько не заплатит... – Не хочешь? – Давай поговорим, – сказал Мазур. – О жизни. Неторопливо и обстоятельно. Она вскинула брови, лениво улыбнулась: – Странно, Джонни, той ночью ты никак не походил на зануду, которому хочется поболтать... – А сейчас вот приходится, – сказал Мазур. – Знаешь, я к тебе исподтишка присматривался и делал выводы... Ты вроде бы не ширяешься, много не пьешь, квартиру сняла так, чтобы соседи о твоей работе не знали... Так себя обычно ведут девушки умненькие и предусмотрительные, у которых есть в голове продуманные жизненные планы... Угадал я? – Допустим. – Хочешь поднакопить деньжат и перебраться куда-нибудь подальше, скажем, в Штаты? И подыскать что-нибудь почище? Ее взгляд стал холодным и пытливым: – А если и так, тебе-то что? Джонни, я тебя решительно не понимаю. Ты вроде ничуть не походил на тех извращенцев, что вместо нормального секса лезут в душу... – Не перебивай, – сказал Мазур. – Дослушай до конца... Впрочем, пришла пора вопросов. Денег пока что не хватает, чтобы убраться отсюда к чертовой матери? Судя по тому, как ты машинально поскучнела, определенно не хватает... Хочешь, помогу? Она молчала, уставясь неприязненным и тревожным взглядом прошедшего неплохую жизненную школу звереныша. Ухмыльнувшись, Мазур выложил на стол массивный золотой портсигар, зажигалку, часы – и прикрыл все это ворохом бумажек с изображениями президентов Соединенных Штатов. – Здесь пятьсот долларов, – сказал он спокойно. – Да и золотишка, если прикинуть, с полкило. В порту, на катере, у меня есть еще тысяча, ты и ее получишь, как только мы с тобой там окажемся. Это, конечно, не Бог весть что, не состояние и не главный выигрыш в лотерею – но все же и не гроши, а? Чуточку приблизят осуществление твоей мечты... – А что взамен? – спросила она все так же настороженно. – Сущие пустяки, – сказал Мазур. – Небольшая, совершенно безобидная консультация, небольшая помощь. Видишь ли, мне нужно как можно быстрее с этого острова смыться. Мы, скажем так, разошлись во мнениях с моими друзьями... Ты их знаешь. Вот мне и приходится срочно уезжать. Помощь, повторю, нужна самая пустяковая. Для тебя это нисколечко не опасно. – Да-а?! – протянула она с улыбочкой. – Зная Санни? – Успокойся, – сказал Мазур. – Все обернулось так, что Санни со стариной Филом валяются в том доме связанные. И вряд ли они освободятся быстро... Точно тебе говорю. Я умею вязать узлы. – Почему ты их не пристукнул? – спросила она деловито, непринужденно. – А зачем мне лишние жмуры за спиной? – Тоже верно... Хочешь сказать, тебя никто не ищет? Совсем-совсем? – Ну, знаешь ли... Ищут. Морская полиция. – Матерь Божья! А этим-то ты чем насолил? – Долго объяснять, – сказал Мазур. – Да и зачем тебе знать? Так вышло... Но опять-таки, пока они раскачаются, мы успеем... Ну, думай быстренько. Конечно, ты меня можешь отсюда выставить, но, с другой стороны, я тебе предлагаю неплохие деньги за несложную работу... Потом сама себе не простишь, локти кусать будешь... А, Пакита? Она задумчиво посмотрела на деньги и маслянисто посверкивавшее золото, на Мазура. Повторила эту операцию еще пару раз. Судя по глазам, под небрежной прической шла серьезная мыслительная работа. Наконец она спросила – все еще неуверенно, но как человек, уже к чему-то конкретному склоняющийся: – А в чем, собственно, главные твои проблемы? – Проблема одна – как попасть в порт и не попасться по дороге, – сказал Мазур. – Когда они начнут искать, искать-то будут светловолосого бородача в джинсах, синей футболке и зеленой куртке. Значит... Нетрудно догадаться, а? ...По своему врожденному оптимизму Мазур ждал поганых сюрпризов на протяжении всего пути до порта. Только когда таксист уехал и они с девчонкой направились к пирсу, немного отпустило. Рядом с Пакитой шагал типичнейший абориген, первый парень на здешней деревне – волосы и борода черные, как у цыгана, высокая мужественная фигура декорирована белоснежными брюками и пронзительно-алой рубашкой, на шее болтаются толстенные цепи самоварного золота, на запястье часы Фила уже из натурального золота, на пальце – опять-таки золотой перстень с изумрудом, реквизированный у Тони. Ансамбль завершают белая шляпа, алые сандалеты и солнечные очки с дурацкими розовыми стеклами. Красавец мужчина, хоть в кабальеро записывай. Все хорошо, что хорошо кончается, подумал Мазур, уже с некоторым стыдом вспоминая, как вибрировали и позванивали у него нервы, пока она ходила по магазинам, закупая краску для волос и броские шмотки. Не продала, лапочка. Что ж, давным-давно известно, что щедрое вознаграждение воспитывает в человеке нешуточную порядочность – особенно если он знает, что, продав тебя, ни за что не получит больше... Он спрыгнул в катер – борта зияли проломами, а на тиковых досках настила, если присмотреться, можно заметить темные пятна, – прошел на нос, бросил взгляд на приборы. Горючего более чем полбака, компас на месте. Всего-то и требуется, что преодолеть километров сто морской глади. Небо чистое, штормом вроде бы не пахнет... Повернул ключ. Под ногами размеренно заурчал мотор. Все вроде бы в порядке. Не Атлантику пересекать, в самом-то деле... Выключив мотор, он вышел на корму, перепрыгнул на пирс. – И куда ты теперь? – спросила Пакита с некоторым любопытством. Мазур молча махнул рукой в море. Снял часы, сунул ей в руку, отдал перстень, вынул из кармана брюк пачку зеленых бумажек. – Они все время были с тобой? – Да как тебе сказать... – Понятно. Не доверял? – А ты бы доверяла? – спросил Мазуру вяло. – На моем-то месте? – Вряд ли... – То-то. – Джонни... – А? – А кто ты такой, собственно говоря? Знаешь, ты что-то не особенно похож на bandido. Они другие. Что-то в них есть такое, чего у тебя нет... – Ловец удачи, – сказал Мазур. – Вот это – чистая и законченная правда, как на исповеди... – Не бандит, но человек серьезный и решительный... Может, ты шпион? Здесь полно шпионов, я, правда, в жизни ни одного не видела, но все знают, что шпионов тут полно... – Ну да, как же, – сказал Мазур. – Про меня даже есть кино. Никогда не видела? Меня зовут Джеймс Бонд... – Да ну тебя! – шутливо замахнулась на него Пакита. – Нет, правда, мне отчего-то стало интересно... – Это потому, что все кончено, – усмехнулся Мазур. – Опасность миновала, страхи улеглись, и в тебе загорелось извечное женское любопытство... Ну ладно, у меня мало времени. Всего наилучшего, и чтобы у тебя все получилось. Можешь не верить, но ты – единственное, что мне понравилось на этом вашем долбанном острове... Он улыбнулся, подмигнул, прыгнул в катер, завел мотор и уверенно повел суденышко в открытое море. Оглянулся, отойдя на пару кабельтовых. На пирсе виднелась девичья фигурка, все еще махавшая ему рукой, и у Мазура мимолетно защемило сердце – впервые в жизни его провожали вот так, классически, впервые, когда он уходил в неизвестность по морям, по волнам, женщина махала ему вслед – пусть даже обыкновенная проститутка из портового городка, случайная сообщница, прельстившаяся хорошей платой. Главное, так с ним случилось впервые: женская фигурка на пирсе, становившаяся все меньше и меньше, машущая рука... Тьфу ты! Тоже мне, лирика! Он плюнул и аккуратно прибавил газу. Катер пошел шибче, остров за кормой становился все меньше и меньше, вот-вот должен был исчезнуть с глаз – как и прочие экзотические земли, где Мазуру вряд ли суждено было оказаться во второй раз. А значит, следовало и это местечко побыстрее выкинуть из памяти вместе со всеми воспоминаниями, от приятных до скверных. Так уж он привык, и это было правильно. Справа вновь объявился военный корабль под американским флагом, но он шел так, что ясно было: на одинокий катер ему совершенно наплевать. И Мазур, ухмыляясь, проворчал: – Гуд бай, Америка... |
||
|