"Творцы апокрифов" - читать интересную книгу автораГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Кто из трех братьев – дурак?Заговорили они одновременно. – Где Дугал? – почти выкрикнула мистрисс Изабель. – Меня не выпускали, я только сейчас смогла улизнуть… Что он натворил и куда смотрели вы, Гай? – Вы вообще догадываетесь, насколько увязли в неприятностях? – лениво и несколько сонно осведомился мессир Тьерри. – Отпустите даму, – Гай помрачнел, заметив, что Тьерри вежливо, но твердо удерживает девушку за отведенные назад локти. – Мера предосторожности, – невозмутимо объяснил молодой человек, не торопясь ослаблять хватку. – Видите ли, я очень дорожу своей жизнью и не хотел бы заполучить между ребрами десять дюймов хорошей английской стали. Знаете, меня весьма впечатлили рассказы перепуганных свидетелей о том, как сия невинная девица обращается со стилетом. Вы не могли бы убедить ее оставить попытки прикончить меня? – Она будет вести себя доброжелательно, – рыцарски пообещал сэр Гисборн, хотя и не был уверен, что может абсолютно поручиться за свою знакомую. – Ведь так? – Изабель высокомерно кивнула. Отпущенная на свободу, сердито фыркнула и, не спрашивая разрешения, юркнула за двери спальни. – На редкость целеустремленная личность, – высказал свое мнение Тьерри, присаживаясь за стол, хотя его никто не приглашал. Оглядевшись по сторонам, слегка удивился: – Обычно в этих помещениях намного теплее. Ветер переменился, что ли? – и, понизив голос, деловито уточнил: – Кто из вас вчера учинил драку с Гиллемом и его дружками? Мальчик-итальянец, верно? Не волнуйтесь, мстить не собираюсь. Эта свинья Гиллем давно напрашивается на хорошую трепку. В замке и в окрестностях полно сговорчивых девчонок, так нет же, у него интересы особенные… Он замолчал и ехидно хмыкнул, увидев явственное отвращение на лице Гая. Из соседней комнаты, аккуратно притворив за собой дверь, вышла Изабель и устало присела на краешек табурета, шепотом спросив: – Кто его отделал? – Франческо считает, что волкодлак, – отчетливо проговорил сэр Гисборн, исподтишка наблюдая за бесстрастной физиономией Тьерри де Транкавеля. На ней ничего не отразилось – ни опасения перед возможным разоблачением, ни тревоги. – Мессир Бернардоне также полагает, будто Дугал поймал это существо, но был вынужден отпустить, дабы не погибнуть самому. Признаться, я с ним согласен. – Кстати, где Феличите? – забеспокоилась девушка. – Вышел прогуляться, – Гай бросил взгляд на толстую полосатую свечу, отмерявшую время, и встревожено подумал, что Франческо, несмотря на все предупреждения, слишком долго шатается по замку. Мессир Тьерри с глубокомысленным видом созерцал игру переливающихся граней желтоватого топаза в собственном кольце, но заговорил мгновением раньше, чем собравшийся окликнуть его сэр Гисборн. – Глупо делать вид, будто мы все ничего не замечаем, – спокойно бросил он, продолжая рассматривать мерцающий камень. – Я честно пытался оставаться в стороне, однако все имеет свои границы, в том числе и преданность родственникам. Я хотел бы задать вам один несложный вопрос: вы согласны выслушать меня? Не торопитесь отказывать только потому, что я принадлежу к фамилии де Транкавель. Можете мне не доверять, это ваше право. Однако настали такие времена, когда подозрительный союзник лучше, чем никакого. Вскоре приезжают монахи из Алье. Отец, подзуживаемый Рамоном, требует крови, и он ее получит. Мне нужна ваша помощь, а вам – моя. Так будете слушать? Гай и мистрисс Изабель переглянулись. – Он многое знает, – девушка перешла на язык простонародья Британии, рожденный из смеси наречия саксов, англов и прежних обитателей Острова, давно растворившихся в гуще завоевателей и завоеванных, не оставив о себе ничего, кроме нескольких слов. Большинство норманнских лордов понимало этот грубоватый диалект и даже умело говорить на нем, если только обсуждаемый вопрос не относился к слишком сложным. – И нам нужно наконец разобраться, во что мы впутаны. – Да, – после недолгого размышления согласился сэр Гисборн. – Но вдруг он нас обманывает? Изабель только вздохнула и повернулась к терпеливо ожидавшему Тьерри, чье лицо больше напоминало вырубаемую на саркофагах посмертную маску: – Говорите, мы слушаем. – Только побыстрее, – раздраженно буркнул ноттингамец. – Здесь, по-моему, все только тем и занимаются, что болтают без устали, а толку… – Постараюсь быть кратким, это и в моих интересах, – Тьерри уселся на табурет верхом и облокотился о столешницу, небрежно отодвинув звякнувшие кувшины и полупустые кружки. – Итак, как не жаль, вы были обречены с самого начала, с того мгновения, как ступили во двор Ренна. Мадам Изабелла, я охотно допускаю, что у вас имелись веские причины встречаться с моим братом, но с вашей стороны этот поступок можно называть только «крайне неосмотрительным». Имея дело с Рамоном, всегда надо помнить, что перед вами бешеный пес, отлично умеющий скрывать свою подлинную натуру. Когда вы пришли к нему – заметьте, я не спрашиваю, где вас угораздило познакомиться и какую цель преследовала эта встреча – он не рискнул предпринимать что-то против вас в городе. Он всегда остается осторожным, словно змея в траве, и он побоялся, что у вас имеются влиятельные друзья или покровители, которые обеспокоятся вашим отсутствием. Он уговорил вас поехать в Ренн, обещая защиту и помощь, так? – Изабель нехотя наклонила голову. – И оставил настороженную ловушку с письмом, ожидая, попадется ли в нее кто-нибудь. Честно говоря, я не предполагал, что вы решитесь приехать, да и Рамон, кажется, не особо в это верил. – Однако мы приехали, – глухо сказал сэр Гисборн. – Да, приехали, – согласился Тьерри. – Явились, как незваные герои, заставив отца и Рамона крайне растеряться. Они сочли вас опасными противниками, и не знали, как подступиться. Занимайся этим только отец, вы не дожили бы до сегодняшнего дня. Наш папенька здраво полагает, что простые способы вроде каменного мешка и каленого железа остаются наиболее надежными. Рамону и мне удалось убедить отца в необходимости потянуть время и присмотреться к вам получше. Может, уверяли мы, получится отыскать какую-то слабину, некую трещину, какая бывает у всех созданий божьих, и решить дело миром. Однако мы сделали ошибку – позабыли, что в любой игре участвует несколько сторон. – Хайме… – одними губами произнесла Изабель. – В том числе, – подтвердил де Транкавель-средний. – А еще отец Ансельмо, который наверняка показался вам безобидным старым чудаком. Не огорчайтесь – не вы первые попадаетесь в пергаментные капканы. Кстати, не приоткроете завесу тайны: откуда вам столько известно? – Птичка на хвосте принесла, – буркнул Гай. – На редкость умные птички водятся в Редэ, – невозмутимо произнес Тьерри. – Или не в Редэ, в Тулузе? А может, в Лондоне или даже в Риме? – Вы собирались рассказывать, – жестко напомнила Изабель. – Конечно, конечно, – наигранно спохватился де Транкавель-средний. – После того, как вы познакомились с отцом библиотекарем, Рамон принял решение, вернее, окончательно утвердился в задуманном. Прошу прощения за неприятные подробности, но вам будет невредно узнать об уготованной вам судьбе. Женщина доставалась Рамону, парень-итальянец – Гиллему. Вашего друга из Каледонии предполагалось просто и незамысловато купить… Он ведь, если не ошибаюсь, кондотьерро, меч по найму? Так вот, ему собирались предложить многое. Для начала – лечение и хороший уход не только за ранами, но и за его разумом, затем – деньги, возможность получить титул, место в гарнизоне Ренна… Отец полагал, что наши предложения с лихвой окупят его согласие поведать, куда вы задевали эти проклятые документы. Он в самом деле не отказался бы увидеть подобного человека в своей гвардии. Наконец, если бы случилось непредвиденное, и ваш друг отказался говорить, у Рамона и мессира Бертрана всегда имелись вы, – Тьерри указал на Изабель, кривовато ухмыльнулся и с вызывающей откровенностью пояснил: – Большинство людей могут сохранять молчание, когда угрожают лично им, и становятся удивительно разговорчивыми, если опасность нависает над их друзьями. – Интересно, что же ожидало меня? – холодно осведомился Гай. – Ничего, – Тьерри сделал неопределенный жест рукой. – Рамон и отец единодушно отнесли вас к тем людям, которых, к сожалению, очень трудно уговорить и почти невозможно купить. Вас бы прикончили в первую очередь – в назидание остальным. – Благодарю, – сэр Гисборн преувеличенно вежливо поклонился. – Итак, вы на время ослабили внимание моего взбалмошного старшего братца, однако за вами по-прежнему присматривали. Когда вы улизнули с памятной вечеринки, дабы перемолвиться парой слов с Хайме, Рамону немедленно стало об этом известно. Он решил не рисковать понапрасну – наш младшенький, любитель копаться в чужих секретах, мог сболтнуть лишнего. Вдобавок, его уже много лет грызло подозрение, что отец благосклонен к Хайме, нежели к нему. Да, Рамон – первенец в семье, сын от первого брака, но Хайме тоже в своем роде первенец и его мать, сеньору да Хименес, отец жаловал больше, нежели мадам Беатрис… Молодой человек замолчал, и Гай понял, что каменная броня спокойствия, которую Тьерри, словно раковина-жемчужница, нарастил вокруг собственной души, готова вот-вот дать трещину. Ему приходилось открывать тайны семьи, хранимые лучше, нежели ключи от замковой сокровищницы, совершенно посторонним людям, ворвавшимся в тщательно охраняемый мрачный мирок Ренн-ле-Шато. Собравшись с духом, Тьерри продолжил, тем же ровным и бесстрастным голосом: – Рамону не составило труда уйти с quodlibet, подняться на верхнюю галерею донжона и затаиться там, слушая ваш разговор. Он знал, что Хайме пойдет наверх, а, возможно, сам окликнул его. Дальнейшие заняло сущие мгновения, после чего он спихнул труп вниз и преспокойно удалился, а спустя некоторое время, когда гости начали расходиться, отправился на поиски Хайме и нашел его там, где рассчитывал. Он отлично сознавал, что делает, но потом… Настало полнолуние, а с ним – моя очередь беспокоиться. Я вытащил его на эту дурацкую соколиную охоту – подальше от замка и вас. Вообще-то я надеялся, что вы воспользуетесь ситуацией и догадаетесь улизнуть из Ренна, но, мессир Гай, ваш буйный приятель рассудил по-своему… Удивительно, как он смог остаться в живых?.. – Вы увели Рамона, чтобы он без помех мог прикончить кого-нибудь? – мистрисс Уэстмор сумела произнести это с противоречивой смесью отвращения и сочувствия. Гая передернуло: теперь все недостающие части головоломки вставали на свои места. На скулах Тьерри появились белые пятна сдерживаемой ярости, однако голос его не дрогнул: – Совершенно верно, мадам. Я проделываю это не в первый раз. Рамон в первую очередь наследник фамилии. Порой я ненавижу его, но не могу допустить, чтобы на него пало какое-либо подозрение. Возможно, он расплачивается за грехи наших предков… возможно, Господу угодно видеть его таким чудовищем, и тогда я начинаю испытывать ненависть к Создателю, уж простите. Рамон появился на свет обычным ребенком, его все любили, а я просто преклонялся перед ним – ведь он был моим старшим братом. Но потом ему в руки попала Книга. Мы все ее читали, не потому, что нас заставляли, а просто наступал день, ты заглядывал в библиотеку – на урок или поболтать с отцом Ансельмо – проходил вдоль полок, видел Ее, брал, начинал читать и не мог остановиться, пока не переворачивал последнюю страницу. Она что-то сделала со всеми нами – с отцом, с Рамоном, со мной и даже с Бланкой, хотя она еще ребенок. У Рамона, если так можно выразиться, в голове завелись черви. Его волновала только одна вещь: наше происхождение, эта проклятая кровь Меровингов, древняя, загадочная и до сих пор живая. Он перерыл всю библиотеку, заставил отца вскрыть замурованные входы в подвалы, где сохранились языческие капища. Мне казалось, он разыскивает нечто, давно утерянное, но жизненно важное для нашего рода, и поначалу я старался ему помогать. А он уходил от меня, от всех нас, все дальше и дальше, в избранную им темноту. Четыре года назад он женился, мы надеялись – он изменится, бросит свою возню с пергаментами, однако все пошло еще хуже. Мадам Идуанна и ее брат, они вцепились в него, как клещ в лошадиную шкуру, побуждая искать, не останавливаться, твердя, что он сумеет, добьется своего и поднимется выше всех… Однажды он уехал в долину – якобы охотиться на оленей. Когда он вернулся, его руки были в крови, он смеялся и говорил мне, насколько, оказывается, легко и просто нарушать любые заповеди. Он отказался от Бога – от любого бога. С тех пор он обречен убивать – каждая смерть хоть на миг зажигает ослепительный свет в той тьме, по дорогам которой он бредет неведомо куда, выхватывает из темноты окружающие его предметы и лица, напоминает ему, что он пока еще человек и когда-нибудь ему придется ответить за все. Он все больше становится похож на бешеную собаку – в душе ее можно пожалеть, ибо за ней нет никакой вины, но на деле лучше ее убить, пока она не искусала кого-нибудь еще. Именно это я и прошу вас сделать. Вы уже решились начать охоту, а любые традиции запрещают оставлять зверя недобитым. «Я ослышался, – рассеянно подумал Гай. Посмотрел на Изабель, увидел на ее лице плохо скрываемый испуг, и обреченно понял – даже приглушенный выпивкой, слух не собирается его подводить. – Боже правый, что происходит вокруг?» – Вы… – с трудом выдохнул он. – Вы серьезно? – У меня как-то не сложилось привычки шутить подобными вещами, – Тьерри наклонился вперед, в упор смотря на Гая прищуренными глазами, настолько темными, что они казались лишенными зрачков, и быстро, яростно заговорил: – Мой старший брат, если называть вещи своими именами – тот самый «волкодлак из Редэ», которого вот уже почти три года тщетно разыскивают по всем окрестностям. На его совести поболее двух десятков жизней ни в чем не повинных людей, в основном молодых девушек и парнишек из деревень. И примерно столько же ставших жертвами необъявленной войны против тех, кто представляет Бога на этой земле. Я не хочу выяснять причины, по которым он поступает так, как поступает, хотя понимаю – это своего рода сумасшествие. Очень опасное. Рамон как-то обмолвился, что убийство беззащитного и смертный ужас жертвы могут доставлять удовольствие и… простите, монна Изабель, возбуждать мужскую страсть. Он говорил это отвлеченно, не упоминая, самого себя, однако я понял – Рамон попытался исповедоваться мне. Как брату. Я сделал вид, что не понял его излияний. Но запомнил. – Ужасно, – выдохнул Гай, – Я слышал о людях подверженных подобному безумию. Считается, будто они обуяны… дьяволом. – Путь так. – спокойно согласился Тьерри, – Нам, обитателям Редэ к незримому присутствию Rex Mundi[19] не привыкать. Однако я все равно не желаю, чтобы Рамона забрали в Алье, держали там в подвале на цепи, вымачивали в святой воде и изгоняли из него несуществующих бесов. Вы меня понимаете? Сэр Гисборн и Изабель молча кивнули, не решаясь произнести ни единого звука. – Можете называть меня расчетливой сволочью и братоубийцей, но дальше так продолжаться не может. Рано или поздно он попадется, вернее, уже попался – вашему приятелю, этому жуткому каледонцу, так умело изображавшему туповатого наемника. Теперь вас не выпустят за ворота, даже если вы будете предлагать в уплату за свою свободу все секреты королевства Английского. Вы слишком любопытны и слишком много знаете. Рамон вкупе с папенькой выбьют из вас все, что им необходимо, а потом… – он не закончил, и тут Гая словно что-то потянуло за язык: – Мессир Тьерри, простите, вам знакомо такое имя – де Гонтар? – Что? – Тьерри вскинулся и подозрительно наклонил голову. – Мессир де Гонтар, – отчетливо повторил Гай, подталкиваемый неведомой силой, и, вспомнив непонятные слова, брошенные утром Франческо, вкупе с рассказом библиотекаря, добавил: – Он сделал вашего брата… таким? Вывел его на дороги тьмы, пообещав, что в конце он отыщет давно потерянное сокровище? Да? Вместо ответа Тьерри де Транкавель дотянулся до ближайшего кувшина, встряхнул его, проверяя, осталось внутри что-нибудь или нет, торопливыми глотками осушил до дна, и еле слышно пробормотал: – Он отправил Рамона преследовать призраков своих неосуществленных желаний – призраков знаний, силы и власти. Он обманул моего брата, не дал ему ничего, кроме страданий и разделенной души. – Мы согласны, – сэр Гисборн успел выговорить это прежде, чем его опешивший разум зашелся в истошных воплях. Изабель резко вскинула голову, два или три удара сердца растерянно взирая на него, точно на давнего знакомого, чье имя вертелось на языке, не даваясь в руки. – Но, как вы понимаете, у нас есть условия. – Нынешним же вечером или ночью я обеспечиваю ваш побег, – на лету подхватил еще не высказанную мысль ноттингамца Тьерри. – К сожалению, вы не сможете забрать с собой всех лошадей, но незаметно вывести двух или трех, думаю, нам по силам. И, разумеется, вы увезете бумаги, причинившие нам всем столько неприятностей. Если отец вздумает послать за вами погоню, я постараюсь отговорить его. Но, полагаю, у него хватит забот и без вас. – Остается только решить: кто, собственно, возьмет на себя это дело? Изабель, услышав незнакомый голос, взвилась, опрокинув тяжелый табурет, Гай сам не заметил, как оказался на ногах, а не шелохнувшийся Тьерри, замысловато присвистнув, выговорил: – Мой братец пребывает в глубокой уверенности, что прикончил вас вчера ночью, и, похоже, он недалек от истины… – Я упал, – хмуро буркнул шотландец. Похоже, громкий разговор в соседней комнате заставил его проснуться, не шумя, добраться до дверей и, как заподозрил Гай, не пропустить ни единого сказанного слова («А если он подслушивал с самого начала? – от этой догадки сэра Гисборна бросило в дрожь. – С того момента, когда явился де Гонтар?»). Ноттингамец вдруг вспомнил, что символом родины его компаньона служит чертополох, и характер Мак-Лауда во многом напоминал это растение, от колючек которого так просто не избавишься. Дугал еле удерживался на ногах, намертво вцепившись в дверной косяк, взгляд у него по-прежнему оставался несколько отсутствующим, однако первый же заданный им вопрос прозвучал вполне здраво. Как, впрочем, и следующая краткая речь, больше смахивающая на раздачу последних приказов перед битвой: – Собираемся. Немедленно. Едва Рамон пронюхает, что мне повезло, нам конец. Они не станут ждать монахов, опасаясь, что мы сумеем выбраться из крепости и непременно проболтаемся, – он едва ли не рявкнул на Гая, намеревавшегося оторвать напарника от дверного косяка и хотя бы усадить, с досадой спросив: – Где Френсис, чтоб ему пусто было? И куда вы дели мое барахло? – Сожгли, – виновато признался Гай. – Оно больше никуда не годилось. Фибулу я сохранил… – в его разум вдруг пробилась коротенькая мысль, чуть не заставившая его глупо захихикать: никто, исключая единственную здесь женщину, не заметил бросающегося в глаза обстоятельства – Мак-Лауд стоял, по пояс завернувшись в содранную с кровати простыню, на желтоватой ткани которой начали проступать размытые красные пятна от потревоженных ран. Мистрисс Изабель скромно отвела взгляд, но Гай все-таки поймал мелькнувшее в слегка раскосых голубовато-зеленых глазах девушки веселое восхищение, недовольно подумав: «И эта туда же… Что они все находят в этом типе, не понимаю?» – Полагаю, я в состоянии разрешить ваши затруднения, – с легкой насмешкой заявил Тьерри. – Вы примерно одинакового роста и сложения с Рамоном… – Так и знал, что этим закончится, – Мак-Лауд качнулся вперед, преодолел два шага до ближайшего табурета, рухнул на него, едва не своротив стол, и приглушенно взвыл, задев поврежденную руку. Спустя несколько мгновений он взвыл еще раз, не найдя ни одного полного кувшина. – Вы что, все вылакали? – Да, и перестань буянить, – огрызнулся Гай, и тут в бессчетный раз за этот долгий день коричневатая дверная створка с тихим скрипом приоткрылась. В щель заглянуло бледное, тонкое лицо девочки-подростка с двумя темными провалами настороженных глаз. – Бланка? – внезапно растерялся де Транкавель-средний, торопливо поднимаясь. – Что ты здесь де… – Я пришла за вами, – девочка шустро проскользнула в комнату, замерла, прижавшись спиной к двери, и быстро заговорила: – Я видела. Это сделал Гиллем, а ему приказал Рамон. – Что приказал? – с почти нескрываемой тревогой спросила Изабель. – О чем вы говорите, леди Бланка? – Гиллем вместе со своей верной парочкой – Монтаро и Кристианом – подкараулили мессира Франсиско… и утащили… туда, вниз, в Убежище, – беззвучным шепотом произнесла Бланка. – Вряд ли они решатся причинить ему какой-либо вред, но как только придет Рамон… – Проклятье! – Тьерри, на миг позабыв о своем ледяном спокойствии, треснул кулаком по столу, так что подскочила и опрокинулась тяжелая глиняная кружка. – Это уже чересчур! – Нас опередили, – сухо заметила Изабель и повернулась к еле слышно всхлипывавшей девочке, заговорив ровным и ласковым голосом: – Леди Бланка, вы знаете, где сейчас находится ваш старший брат? Рамон? – короткий, судорожный кивок. – Можете отвести меня туда? – Зачем? – тяжело спросил Гай, уже догадываясь о возможном ответе. – Я должна кое о чем позаботиться, прежде чем покинуть это место, – мягко отозвалась девушка. – Женщина всегда вызывает меньше подозрений. Мне понадобится час, самое большее – полтора. Встретимся в нижнем дворе, у конюшен. – Но… – опешил сэр Гисборн. – Пусть идет, – непререкаемым тоном заявил Мак-Лауд. – Она знает, что делает. Так, Баохан Ши? Ты ведь не любишь проигрывать? – Как и ты, горец, как и ты, – с этим словами мистрисс Уэстмор исчезла в темном коридоре, прихватив с готовностью устремившуюся вслед за ней девочку. Трое молодых людей озадаченно переглянулись. – Что она задумала? – тоскливо вопросил Гай. – Дугал, что она собирается делать? Ответа он не дождался. Тьерри выскочил вслед за дамами, коротко бросив, что вернется через четверть часа и постарается раздобыть какую-нибудь одежду для шотландца, Мак-Лауд впал в состояние тихой ярости и огрызался на любое слово, а сэр Гисборн, впервые узнавший, что такое настоящее беспокойство, поспешно распихивал их пожитки по вьюкам и мешкам, ломая голову над тем, как им быть, если компаньон окажется не в силах спуститься по лестнице или усидеть верхом на лошади. Чем бы его не напоил Франческо, снадобье оказывало свое действие, но кто может знать, на какое время оно рассчитано? И вот еще что: почему мессир де Гонтар сказал, будто итальянец из Ассизи спас Дугалу жизнь сам того не подозревая?.. Неизвестно почему, но, сидя на набитом отрубями мешке в полутемной конюшне и слушая гулкие вздохи лошадей, Гай начал успокаиваться. Большая часть интриг обитателей замка Ренн по-прежнему оставалась для него укрытой непроницаемой тенью, однако кое-что им удалось вытащить на свет, и это «кое-что» оказалось весьма неприглядным зрелищем. Теперь ясно, отчего господа из Редэ так боятся допускать посторонних в свои тайны. «Но главного мы так и не узнали, – с сожалением подумал сэр Гисборн. – Что создало этот вихрь загадок? Какого события ждет Рамон и каким образом оно связано с Книгой?» Он обернулся, решив напомнить компаньону о данном обещании и вызнать хоть что-нибудь, но вовремя вспомнил: Тьерри настоятельно просил их сидеть тихо и лучше всего – не разговаривая. Они прятались в самой дальней, наполовину пустой конюшне, где держали не породистых, а обычных, рабочих лошадей. Вечером сюда редко кто заглядывал, однако в их положении не стоило забывать об осторожности. Сам де Транкавель-средний караулил снаружи, дожидаясь возращения женщин – сводной сестры и мистрисс Уэстмор. Бегство подготовлено, остается только разыскать угодившего в серьезный переплет мессира Франческо и вытащить его. Полулежавший на груде старых попон Мак-Лауд зашевелился, доказывая, что еще жив. Гай догадывался, какая боль, должно быть, медленно сгрызает сейчас его приятеля, но ничем не мог помочь. Еще он знал: когда потребуется, Дугал встанет и продержится на ногах до времени, пока они не окажутся в безопасном месте, ни на что не жалуясь и по-прежнему защищая их от любых опасностей. Потом, возможно, сэру Гисборну придется расстаться с половиной хранящегося в седельных сумках золота, ради того, чтобы удержать шотландца на этом свете. Впрочем, сумма потраченных на лечение денег не имеет никакого значения. Если будет нужно, он отдаст все, до последней монетки… Мак-Лауд поднял голову, пробормотав нечто неслышное, и Гай шепотом переспросил: – Что ты говоришь? – Идут, – более отчетливо выговорил компаньон. – Я ничего не слышу, – не очень уверенно возразил сэр Гисборн, однако именно в этот миг в щель между тяжелыми воротами конюшни одна за другой протиснулись три тени, две повыше, одна маленькая, помахивающая еле различимым фонарем. – Одну преграду можно считать устраненной, – хладнокровно сообщила Изабель, прислоняясь к дощатой перегородке стойла. – Что вы сделали с Рамоном? – деловито осведомился Тьерри. – Надеюсь, не зарезали? – Он уснул, – девушка пожала плечами и, подняв левую руку, многозначительно пошевелила тонкими пальцами. Тонкий серебряный ободок перстня, охватившего безымянный, тускло отразил свет лампы. – Возможно, сны покажутся ему интереснее жизни. Никто ничего не заподозрит – это зелье не оставляет следов. В иное время Гая ужаснул бы происходящий разговор, в котором возможная насильственная смерть человека обсуждалась так же равнодушно, как кончина свиньи на бойне, причем один из собеседников приходился убитому родным братом. Сегодня он просто принял к сведению и запомнил на будущее, что мистрисс Изабель, помимо кинжала в рукаве, таскает с собой средства, помогающие безболезненно расправиться с ближним своим, и мимолетно подумал, насколько своеобразна и насыщена жизнь торгового сословия. – Куда теперь? – коротко осведомилась мистрисс Уэстмор. – Вам – никуда, – Тьерри нахмурился, что-то прикидывая в уме. – Мессир Гисборн, вам придется составить мне компанию для визита в одно мрачноватое местечко, столь любезное сердцам моего брата и его шурина. Бланка, тебе лучше вернуться в свои покои. Мы сами справимся. – Я не пойду, – надулась девочка. – Почему все самое интересное выпадает тебе? И как, хотелось бы знать, вы справитесь без этого? Она пошарила в складках черного платья и медленно, даже торжественно извлекла небольшую, штук в пять, связку ключей, подвешенных на единое железное кольцо. Тьерри непроизвольно охнул: – Где ты их раздобыла? – В комнате у Рамона, пока он был занят, – безмятежно ответила девочка, покосилась на Изабель, и обе хитроумные дамы – молодая и совсем юная – согласно кивнули друг другу, скрывая очень похожие лукавые усмешки. Гай после краткого размышления предпочел ни о чем их не расспрашивать. – Ладно, оставайся, – де Транкавель-средний, похоже, не отваживался перечить младшей сестре, зная, сколько времени это займет. – Только сиди тихо, а лучше спрячься. Мессир Дугал, вы сможете присмотреть за этими не в меру предприимчивыми особами? Шотландец кивнул, медленно перебравшись из лежачего положения в сидячее и положив клеймору поближе. Бланка, махнув юбками, послушно скрылась в пустом стойле, закрыв за собой сколоченную из жердей дверцу. Мистрисс Уэстмор осталась стоять на прежнем месте, задумчиво разглядывая свое колечко, теперь лишенное смертоносной начинки. – Хорошо бы обойтись без шума, – рассеянно бросил Тьерри идущему за ним сэру Гисборну. – Не думаю, что нас встретит много народу. Три-четыре человека, возможно, пять. Будем надеяться, мне удастся уговорить их не делать глупостей и отдать вашего мальчика… Мадам Изабелла, позвольте спросить, куда вы собрались? – С вами, господа, – невозмутимо сказала почтенная госпожа Уэстмор. – И не советую меня отговаривать, – она слегка улыбнулась, показав мелкие ровные зубки и став похожей на лисицу, собравшуюся темной ночью перегрызть шеи всем невезучим обитателям курятника. – Дугалу проще сторожить одну женщину, нежели двоих. Кстати, что представляет из себя этот ваш зловещий подвал? Я уже вволю наслушалась всяких страшных сказок о нем. – И кто их вам рассказывал? – осведомился Тьерри не без сарказма. – Нужно просто знать, у кого и когда спрашивать, – прозвучал безмятежный ответ. – Люди по большей части совершенно неспособны хранить доверенные им секреты. …Вход в подвал располагался в нижнем дворе, укрывшись за штабелями досок и навесом, под которым громоздились какие-то ящики и бочонки. Тьерри почти сразу подобрал нужный ключ, но выяснилось, что дверь заперта изнутри на засов. Пришлось стучать, а высунувшемуся на стук громиле с туповатой физиономией не повезло – успевший разозлиться мессир де Транкавель-средний вместо любых объяснений коротко заехал охраннику обеими кулаками в брюхо. Тот охнул и согнулся пополам, издав гулкое утробное мычание. Однако его лишили возможности спокойно предаваться страданию, втолкнув обратно, в низкий, слабо освещенный коридор, и подвергнув быстром допросу на предмет числа возможных противников. Выяснив необходимые подробности, не слишком бдительного стража оставили в оглушенном состоянии валяться на полу караульной комнаты, не забыв подпереть дверь подвернувшейся под руку надежной дубовой скамейкой. – Орать начнет, – предупредил Гай. – Давайте в пасть тряпку сунем. – Пусть орет, – отмахнулся Тьерри. – Тут стены по пять футов толщиной, никто не услышит. Они быстро шли, почти бежали по снижающемуся проходу, через каждые пять шагов прорезанному тяжеловесными кирпичными арками и обшитыми железными полосами дверями с маленькими зарешеченными отверстиями. Вопреки ожиданиям сэра Гисборна, по дороге не попадалось никаких прикованных скелетов, занавесей многолетней паутины и шатающихся с позапрошлого столетия призраков бывших хозяев Ренна и их павших врагов. Возглавлявший маленький отряд владелец замка на ходу рассказывал: – Раньше тут был погреб на случай осады. И темницы, разумеется – они дальше по коридору и глубже, почти наравне с фундаментом крепости. Когда Рамон начал свои изыскания в рукописях, ему потребовалось отдельное помещение, желательно под землей. Ему отдали часть старого подвала, он приказал тут все переделать на свой лад и назвал это местечко «Санктуарием» – «Убежищем». Потом, с появлением Бланшфоров, Гиллем обнаружил, что здесь очень удобно содержать… Хм… Хм… В общем, сами понимаете, почему я перестал наведываться сюда… Ага, вот оно. Мадам Изабелла, вам лучше подождать снаружи. Мессир Гай, надеюсь, в Британии не только женщины умеют владеть оружием? Не дожидаясь ответа от не на шутку обиженного рыцаря, он с размаху толкнул ногой дверь и, встав на пороге, сокрушенно покачал головой: – Я могу простить все, за исключением невежливого отношения к гостям. Гиллем, на этот раз ты перестарался. Господа, вы меня весьма обяжете, смирно проследовав вон, дабы не мешать семейной беседе, и держа в ближайшем будущем языки за зубами. Сэр Гисборн заглянул через плечо Тьерри, узрев скудно обставленную комнату без окон, освещенную неярким пламенем очага и несколькими свечами. Слева от двери на низком каменном помосте возвышалось массивное деревянное кресло с необычно широкими подлокотниками и толстыми ножками. На краешке этого монумента столярному искусству восседал Гиллем де Бланшфор, утонченная физиономия которого при появлении визитеров приобрела, что называется, неопределенное выражение. Двое молодых людей, сопровождавших Гиллема, предпочли выполнить приказ Тьерри наполовину: они не двинулись с места, но потянуться за оружием тоже не рискнули. Франческо отсутствовал, хотя Гай успел мельком заметить еще пару закрытых дверных створок. – Мне повторить? – очень мягко спросил Тьерри. – Ты обещал не вмешиваться, – Гиллем вскочил на ноги. – И… мне разрешили, в конце концов! – Да, совсем забыл предупредить, – со всей всегдашней ленцой протянул де Транкавель-средний. – В Ренне произошли некоторые изменения. Возможно, к утру твоя дорогая сестричка, мой милый Бланшфор, окажется вдовой. – Что? – непонимающе переспросил Гиллем, отступая за спинку кресла. – О чем ты говоришь? – Мессир Гай, сделайте одолжение: вышвырните этих растяп за дверь, – не оборачиваясь, процедил Тьерри, а еще через миг он стремительным движением, похожим на беззвучный всплеск волны, перелетел через комнату, оказавшись рядом де Бланшфором. Тот, хоть и прикидывался растерянным, успел извлечь откуда-то широкий длинный нож, похожий на маленький римский меч-гладиус. Подробностей краткой схватки сэр Гисборн не разглядел, более занятый своим поручением. Впрочем, оно оказалось несложным – молодые люди, мгновенно уловив, что в воздухе Ренна запахло сменой власти, предпочли бочком юркнуть за двери. В коридоре они на мгновение замешкались, наткнувшись на мистрисс Изабель, но спустя миг до Гая долетел быстро удаляющийся топот. – Можно войти? – девушка осторожно сунулась внутрь. – Можно, можно, – Тьерри не слишком любезным тычком отправил обезоруженного и приунывшего родственника в непостижимые глубины кресла, наклонился, выдергивая откуда-то из-под сидения широкий кожаный ремень, щелкнул пряжками. – Извини, а вот тебе придется задержаться. Впрочем, если будешь умницей, я постараюсь сократить время твоего пребывания в этом приятном месте. Где мальчишка? Гиллем, надежно пристегнутый к креслу, предпочел гордо отмолчаться. – У нас мало времени, – Тьерри подобрал валявшийся на полу нож и кончиком лезвия аккуратно подрезал ноготь на большом пальце. – Мы, конечно, и сами его отыщем, но добровольная помощь несколько улучшила бы мое к тебе отношение. Кстати, ты по дому не соскучился? Или там не разделяют твоих увлечений молодыми парнями? Содомский грех нынче не в почете? Угроза подействовала – Гиллем заерзал, испепеляя безмятежного владельца Ренна взглядом светло-голубых, почти прозрачных глаз, и нехотя выдавил: – Следующая дверь. Ключи на столе, – и обиженно добавил: – Мы ничего ему не сделали! Так, прижали слегка… Внимательно слушавшая Изабель, не дожидаясь конца фразы, сгребла со стола пару брякнувших железных ключей, и умчалась, треща каблуками по каменному полу. Ей понадобилось около двух десятков размеренных ударов сердца, затем она вернулась обратно и остановилась на пороге: высокая молчаливая девушка с жесткими прядями темно-рыжих волос, похожая на выносливого и упрямого пони откуда-нибудь с Гебридских островов. Что-то в ее молчании настораживало, и Гиллем оказался сообразительнее всех, приглушенно взвыв: – Уберите ее! Да уберите же эту сумасшедшую! – Мистрисс Изабель? – Гай сделал попытку перехватить девушку, с упорством атакующей фаланги направлявшуюся к явно не желавшему близкого знакомства де Бланшфору. Тьерри беззвучно хихикнул, кажется, впервые за все время знакомства, не делая никаких попыток вмешаться. – Мистрисс Изабель, что случилось? – Он вам еще нужен? – незнакомым, угрожающим тоном осведомилась девушка у наслаждавшегося зрелищем де Транкавеля-среднего, указывая возникшим в ее ладони тонким лезвием на тщетно пытающегося освободиться Гиллема. – Вообще-то не слишком, – пожал плечами будущий владелец Ренна. – Хотя я не привык терять родственников с такой поспешностью. Три человека за два дня – многовато, вы не находите? И потом: я не разделяю его увлечения, именуемого Церковью «безнравственным», однако я – человек крайне терпимый. Пусть спит, с кем хочет, хоть с козлом из крестьянского хлева, мне то что… Но тут другое – я терпеть не могу насилия, а Гиллем наоборот… Простите, монна Изабель, чем он перед вами-то провинился? Покушаться на вашу честь Гиллем никак не мог, это я могу утверждать со всей определенностью, не первый год знакомы… – Тьерри! – вопль перешел в совсем уж неприличный визг, заставивший Гая неприязненно поморщиться, и оборвался, когда скользнувшая вперед девушка оказалась за спинкой кресла, причем трехгранный отточенный клинок завис в опасной близости от лихорадочно бьющейся синеватой шейной жилки. – Я тоже не люблю насилие, – процедила мистрисс Уэстмор, – но иногда оно может быть крайне полезным. В просветительских и воспитательных целях. – Веселая страна Англия, – невпопад пробормотал Тьерри. – Надо полагать, он все-таки добрался до филейных частей вашего приятеля? Oh, pardon за столь некуртуазную формулу. – Нет. Не добрался. Это сказал Франческо. Мессир Франческо Бернардоне из Ассизи, итальянец, неполных восемнадцати лет от роду, случайная фигура в разыгрываемой партии загадочной игры с неизвестными противниками, вполне живой и старающийся не подавать виду, как ему хочется прилечь, заснуть и не видеть никаких снов. – Нет, – твердо повторил Франческо. – Монна Изабелла, вы не сделаете этого. – Почему? – выкрикнула девушка. – Они бы убили тебя! Просто так, для развлечения! Ты что, не понимаешь? Есть вещи, которые нельзя прощать! Никому и никогда! – Оставь его, – молодой человек, чуть прихрамывая, подошел к Изабель, осторожно положил свою ладонь поверх ее, державшей кинжал, и заставил отвести лезвие в сторону. – Я верю, ты можешь убить его, и, возможно, это будет справедливое воздаяние за все его грехи. Только чем ты тогда будешь отличаться от этого несчастного человека и ему подобных? Месть только кажется сладкой, – он посмотрел по сторонам, только теперь заметив Тьерри и Гая. – Вы пришли за мной, да? – Вот именно, – обрел дар речи сэр Гисборн. – Мы уходим. Я имею в виду – уходим из Ренна. Франческо, ты как?.. – Несколько синяков и подвывихнутая нога, – итальянец отмахнулся, показывая, что его беды не заслуживают долгих обсуждений. – Они побаивались своего хозяина, поэтому я легко отделался… Монна Изабелла, идемте, вам не стоит находиться здесь. – Сейчас, – рассеянно отозвалась девушка. Позже Гай упрекал себя – мог бы догадаться, что мистрисс Уэстмор не уйдет, не оставив по себе долгой памяти. Она еще не отошла от кресла, и Гиллем не успел дернуться в сторону, избежав стремительно дернувшегося вверх лезвия – не стилетного, подходящего только для колющих ударов, а его собственного широкого ножа, небрежно воткнутого Тьерри в щель между каменными блоками стены. Маленький ошметок человеческой плоти, ловко подхваченный девушкой, описал в воздухе дугу, разбрызгивая мелкие алые капельки, шлепнулся на догорающие угли в очаге и зашипел, испуская тошнотворно-сладковатый душок. Гиллем закричал, но крик тут же перешел в задушенный хрип, когда он скосил глаза и увидел густые, вязкие струйки темно-багровой жидкости, быстро прокладывающие путь вниз, сначала по левому плечу, а затем и по светло-зеленоватой ткани рукава. – Неплохо, – хмыкнув одобрил Тьерри. – Это придаст ему в будущем некий выразительный штрих неповторимого обаяния. Гиллем, дорогуша, придется тебе потерпеть, пока я закончу свои дела. Не переживай, никто еще не умирал от потери уха. Обещаю, постараюсь вернуться побыстрее. Господа, нам пора. Мадам Изабелла, вы не могли бы сдержаться и не разделывать далее на кусочки моего родственника из Содома и Гоморры? Девушка надменно фыркнула и запустила так хорошо послужившим ей кинжалом в противоположную стену, целя в деревянную рожицу поддерживающего настенный подсвечник бесенка. Она промахнулась, угодив чуть ниже, отчего бесенок приобрел задумчивый вид существа, ковыряющегося после сытного обеда ножом в зубах. – Вам не выйти, – три кратких слова прозвучали ударом похоронного колокола, поэтому Тьерри поторопился разъяснить: – Не выйти через нижние ворота. Обычно тамошняя стража не слишком усердствует, но сегодня… Рамон изрядно запугал их, и они наперебой твердят, что отопрут только по личному приказу господина графа или наследника. – А ни тот, ни другой отдать подобный приказ не в состоянии, – невесело подытожил Франческо, успевший придти в себя. – Я могу, конечно, учинить скандал с мордобитием и угрозами вечного проклятия, но какой-нибудь выскочка, одержимый желанием выслужиться, непременно поскачет докладывать отцу, – де Транкавель-средний задумчиво потеребил кончик длинной смолянистой пряди собственных волос. Остальные терпеливо взирали на него. – Вы с моей помощью натворили достаточно дел, чтобы отец не стал дожидаться приезда его святейшества епископа и учинил суд по собственному усмотрению – над вами, а заодно и надо мной. Спрашивается, что же нам делать? В полупустой конюшне повисла тишина, нарушаемая потрескиванием сгорающего фитиля в лампе и дыханием шести человек. – Сколько всего выходов из замка? – сухо поинтересовался Мак-Лауд. – Обычный; для поставщиков провизии и вилланов – через нижний двор, еще два прохода выводят в ров, но там не пройдут лошади… – начал перечислять мрачнеющий на глаза Тьерри. – Подземный ход, – напомнила Бланка. Старший брат укоризненно посмотрел на нее, будто девочка ляпнула несусветную глупость. – Какой подземный ход? – оживилась Изабель. – Я бы не советовал вам туда соваться, – медленно, тщательно взвешивая каждое слово, проговорил де Транкавель. – Впрочем, не только вам, но даже своему злейшему врагу. Да, это сооружение вроде бы выводит за пределы Ренна, однако случалось, что вошедших в него людей больше никто не видел… Ни трупов, ни следов, ничего! И еще одна малость – ключи от этого подземелья есть только у отца. Придется придумать что-то другое. – Разве что научиться летать, – вполголоса пробормотала мистрисс Уэстмор, и компания снова замолчала, угрюмо смотря куда угодно, только не друг на друга. – На худой конец, можно попробовать взломать замок, – подал голос шотландец. – Вряд ли он особенно сложный. Где начинается этот ваш лаз? Он большой, лошадей сможем провести? – Он поблизости от библиотеки, снаружи выглядит, как обычная дверь в склад, – пожал плечами Тьерри. – Да, лошади там пройдут, однако в нем весьма странный замок. Даже если вы и умеете их вскрывать, думаю, этот вам не по силам. До слуха не принимавшего участия в обсуждении нынешнего коварного поворота судьбы Гая все голоса долетали издалека, точно их владельцев и его разделяла довольно толстая преграда. Упоминание о библиотеке заставило его напрячь память, вспоминая недавнюю беседу с отцом Ансельмо. Хранитель книг упомянул что-то о запертых дверях и о необходимости спросить совета… Спросить у кого? «Того, кто разговаривает с камнями и молчит, и той, что болтает, но не выдает секретов», – так, кажется, звучало туманное указание. Под определение «вечно молчащего» вполне подходит Тьерри – он ведь не вмешивался в происходящее до последнего момента. Больше всех в Ренне болтает, вне всякого сомнения, леди Бланка, однако ни разу в ее болтовне не проскользнуло ничего, могущего послужить обвинением в адрес семьи де Транкавель. Какой же совет они могут дать, если Тьерри даже не в силах выполнить свое опрометчивое обещание вывести гостей из замка? Хотя погодите… «Я спросил, не знает ли отец Ансельмо что-нибудь о ключе слуа и о двери, которую он может открывать, – Гай попытался воспроизвести всю беседу слово за словом. – Он, вне всякого сомнения, узнал ключ, однако намекнул, что за ответом нужно обращаться к мессиру Тьерри и леди Бланке. Теперь они рассказывают нам о непонятной двери, ведущей наружу, от которой у них нет ключа…» – Я знаю, как мы уйдем, – сказал сэр Гисборн. – Дугал, у тебя же есть ключ. Спорю на половину моих будущих трофеев в Палестине – он подойдет. Гаю не понадобилось объяснять, что он имеет в виду – его компаньон всегда отличался догадливостью, пусть и слегка помрачившейся после минувшей беспокойной ночи. |
||
|