"Мадам Лафарг" - читать интересную книгу автора (Дюма Александр)

13

Я увиделся с Марией, но не знал, приехала она в Париж по настоянию своих тетушек или, напротив, сама пожелала выбрать именно здесь себе супруга.

Мария не ведала, откуда берутся женихи, которых ей одного за другим представляли. А загадка разрешалась просто: их поставляло брачное агентство Фуа[96].

Мадам де Мартенс в качестве опытной дипломатки взяла на себя тонкую задачу довести брак Марии до благополучного конца. На расспросы Марии, удивленной столь неожиданно возникшей конкуренцией, мадам де Мартенс объяснила, что она по своим делам связана с очень богатым коммерсантом и встречает у него в доме много молодых холостых промышленников.

Познакомить Марию с очередным претендентом было решено на концерте, куда должны были прийти мадам Гара вместе с племянницей, а мадам де Мартенс собиралась представить г-на Лафарга как одного из своих друзей.

«Было это, – пишет Мария Каппель, – в среду, я впервые увидела г-на Лафарга. Погода стояла великолепная, ни облачка в небесной лазури, ни тени дурного предчувствия у меня на душе.

Господи! Почему же печальный ветер, что плачет порой вместе с нашей земной юдолью, не жаловался в этот день, пробуждая ответное эхо в моем сердце? Почему не послали молнию грозовые тучи и не разбудили меня ото сна? Не осветили разверзающуюся пропасть своим синеватым светом? И вы, прекрасные звезды, глядящие с небесного свода, вы мерцали надо мною, но ни одна не упала с небес на землю смертельным предзнаменованием для бедной Марии!»[97].

Мария Каппель нашла г-на Лафарга очень уродливым и, что еще хуже, нестерпимо вульгарным. Второе отвращало ее куда сильнее первого. Однако ее подвижный ум, всегда бегущий реальности, мгновенно отвлекся от неприятного впечатления, она забыла обо всем, слушая музыку, позволив мелодии унести на своих крыльях чувствительную душу.

На следующий день действительность вновь напомнила ей о себе. Марию позвали к мадам Гара, и племянница увидела тетю едва ли не погребенной под горой рекомендательных писем, свидетельств о состоянии денежных дел, отзывов от кюре и мэра о праведной жизни и добром нраве г-на Лафарга.

Г-н Готье, депутат Узерша, в своем письме расточал похвалы характеру г-на Лафарга и подтверждал его необычайно прочное финансовое положение в качестве предпринимателя и промышленника. Он писал, что, будучи связан с ним узами близкой дружбы, смотрит на него как на сына; состояние Лафарга ему хорошо известно, и оно одно из самых прочных и значительных в Лимузене, вдобавок г-н Лафарг обладает весьма редкими достоинствами, которые, безусловно, ведут к успеху – благородным сердцем и безупречной честностью. «Сударь, счастлива будет та молодая женщина, которая доверит ему свою жизнь, – заканчивал достойный депутат перечисление блестящих добродетелей г-на Лафарга, – Будь у меня дочь, я был бы горд и счастлив увидеть его своим зятем».

Ошеломленная потоком похвал великодушию, прочному состоянию, удивительным душевным качествам г-на Лафарга, Мария не решилась вспомнить о его уродливости и вульгарных манерах, которые были ей так неприятны при первой встрече.

«В пятницу тетя отправила г-ну Лафаргу ответ, если не окончательно положительный, то, по крайней мере, благосклонный. Когда я вошла в гостиную, они сидели вдвоем и доверительно что-то обсуждали, мое появление ничуть им не помешало.

– Теперь вам нужно пойти к нашему нотариусу и получить у него все необходимые сведения, – говорила тетя.

– Необходимые сведения! Да они мне совсем не необходимы! После того как я познакомился с мадемуазель Марией, денежные вопросы вообще ничего для меня не значат.

Меня тронуло его бескорыстие, я ощутила к г-ну Лафаргу благодарность. Я протянула ему руку, а он заговорил о своей матери: она готова была любить меня, как дочь. Затем стал делиться своими планами па будущее. Сказал, что Легландье стоит несколько в стороне, но он, Лафарг, часто приглашает к себе гостей и каждую весну ездит по делам в Париж, так что будет привозить меня повидаться с родными.

На следующий день г-н Лафарг принес нам счета своего завода; годовой доход колебался от тридцати до тридцати пяти тысяч франков; когда же департамент достроит дорогу на Узерш и прекратится дорогостоящая доставка руды на мулах, доход завода непременно возрастет. Расширить производство позволит внесенный мной капитал, и тогда ежегодный доход будет составлять уже пятьдесят тысяч.

В воскресенье г-н Лафарг пришел обедать в особняк Гара. Когда я вошла в гостиную, тетя и наш гость посмотрели на меня с таинственным видом, потом мне показали план большого красивого завода и цветную картинку чудесного замка. Его синяя черепица сливалась с синевой неба, фасад с белой террасой выходил в парк, разбитый в виде симметричных квадратов с бордюрами из подстриженного бука и с фонтанами в стиле рококо посередине. Позади замка виднелся фруктовый сад, на лужайке посреди сада – живописные развалины старинной готической церкви. Оказалось, что сад вырос когда-то вокруг картезианского монастыря, от которого теперь остались одни развалины. Вела к замку длинная аллея из тополей, а огораживала сад и парк извилистая, пенистая быстрая речка, благодаря напору ее воды работал завод. Я невольно вскрикнула от изумления, увидев все эти чудеса.

– Замок ваш, мадемуазель, – сказала мне тетя, соединяя наши руки – мою с рукой г-на Лафарга. – Да, замок твой, дитя мое. Мы, не спросив твоего согласия, сократили долгие приготовления и уже сегодня напечатали объявления о свадьбе.

Мне стало страшно…»[98].

Но как же не поддаться уверениям, обещаниям, лихорадке покупок, что так возбуждающе действует на юную невесту? Мария окончательно смирилась с предстоящим браком. Она доверилась замку с синей черепицей, доверилась фруктовому саду с живописными развалинами, напоминавшими ей Лонпон, доверилась речке, помогавшей работать заводу и обегавшей вместо ограды парк и сад. Ей даже удалось забыть о печати грубой вульгарности, какой природа отметила лицо г-на Лафарга, словно бы предупреждая об опасности.

И вдруг ей открыли то, что до этого от нее скрывали и что могло бы разорвать состоявшуюся помолвку. Но предоставим слово самой Марии.

«Как-то я вместе с тетей де Мартенс ходила по магазинам и выбирала оправу для ожерелья из бирюзы. Тетя заставила меня купить массивное золотое кольцо с печаткой, она хотела, чтобы я подарила его жениху, выгравировав внутри дату нашей первой встречи, мое имя и его. Вернувшись, мы показали тете Гара купленную печатку и объяснили, кому мы ее купили. Тетя Тара выглядела взволнованной.

– Дитя мое, – сказал она, – я должна сообщить тебе новость. В ней нет ничего противоестественного, но она тебя огорчит: г-н Лафарг – вдовец.

Известие поразило меня как громом. Второй брак казался мне чем-то кощунственным. Я говорила и про себя, и вслух, что никогда не решусь на брак с вдовцом. И вот через три дня я должна подписать мой брачный контракт и занять место спящей в гробу супруги. Первое мое желание было немедленно разорвать помолвку. Я поддалась второму и заплакала. Тети принялись утешать меня и ласкать»[99].

Если бы бедная Мария знала, какую жизнь прожила та, место которой она собиралась занять! Свидетельские показания отца несчастной молодой женщины на суде дают представления об этой жизни[100]. Г-н Куаншон де Бофор, отец первой жены г-на Лафарга, был приглашен на судебное заседание 7 сентября. Занимая свое место, он сказал: «Я должен предупредить суд, что сужусь с семейством Лафарг. Я проиграл процесс в Бриве и подал апелляцию в Лимож.

Председатель[101]: Не означает ли это, что вы не чувствуете себя вправе давать свидетельские показания?

Свидетель: Я предупредил об этом заранее, чтобы не возникло подозрения, что я свидетельствую в свою пользу и мои показания недостаточно беспристрастны. Я в себе не сомневаюсь, но я – человек прямой, не люблю экивоков и все говорю начистоту.

Председатель: Можете ли вы сообщить суду, из-за чего вы судитесь с семьей Лафарг, а также есть ли кроме денежных интересов и более деликатные мотивы, которые побудили вас обратиться в суд?

Свидетель: Я прожил в Легландье три дня и уехал после очень серьезных ссор с моим зятем. Спустя несколько месяцев после женитьбы на моей дочери г-н Лафарг сообщил мне, что у него сорок тысяч долга, и признался, каким образом он выбирал себе жену, а главное – тестя.

– Мне непременно нужно было найти кого-то, кто помог бы поправить мои финансовые дела, и я предпочел, чтобы это были вы, – сообщил он мне.

– Благодарю за предпочтение, – только и мог сказать я.

Я ушел из дома, чтобы немного опомниться после такой новости, и отправился побродить по окрестностям. Возвращался я со стороны завода и возле него заметил свою дочь и зятя, они о чем-то спорили. Дочь плакала. Лафарг, заметив меня, повелительным жестом приказал жене удалиться, а сам направился ко мне. Подошел с улыбкой и сообщил, что у него есть возможность разбогатеть.

– Оставьте меня в покое, – ответил я, передернув плечами. – Уверен, что возможности ваши недобросовестны, а будущее богатство сомнительно.

Из Легландье я уехал после большой ссоры, желая только одного: больше никогда не переступать порога этого дома.

Председатель: Ваша дочь была счастлива с г-ном Лафаргом?

Свидетель: Нет, г-н председатель. В Легландье все постоянно ссорились друг с другом, но от меня это скрывали, хотя я догадывался о неблагополучии. Как-то я сам стал свидетелем ссоры.

Дверь в комнате, где мы с Лафаргом разговаривали, была открыта, и я услышал, как в соседней комнате спорили г-жа Лафарг-старшая и моя дочь.

– Послушайте, – предложил я, указав зятю рукой на соседнюю комнату.

Он ответил с бесстыдным равнодушием.

– А что? Я ничего не слышу.

– Как это ничего не слышите? Ну так прислушайтесь получше!

– Ах это? Пустяки! Успокойтесь. Стоит мне появиться, и споров как не бывало!

В самом деле, он вошел в комнату дочери, и спор тут же стих. Но по этому случаю и по тысяче других я мог убедиться, что замужество стало большим горем для моей девочки».

Думается, что родственницам Марии Каппель нужно было бы отправиться за сведениями именно к этому человеку.

«10 августа, в субботу, – пишет Мария Каппель, – нотариус и мужчины нашего семейства собрались, чтобы договориться о статьях брачного контракта. Я, ничего не понимая в юридических терминах, не чувствовала себя обязанной вникать в эти тонкости и, стоя у окна, беседовала о литературе с г-ном де Шамбином, моим бывшим нотариусом. Он тоже был тут не у дел – его оригинальный ум волновали совсем другие проблемы, а вовсе не пункты контрактов и завещаний. Наступила тишина, и я поняла, что стороны наконец договорились, соглашение достигнуто. Когда меня попросили подписать контракт – плод изощренных умственных усилий двух нотариусов: один вкладывал весь свой здравый смысл в то, чтобы продать подороже, а другой соответственно, чтобы купить подешевле создание, сотворенное по образу и подобию Божию, – губы мои кривила презрительная усмешка, а щеки алели от стыда.

Внезапно мне сообщили, что заключить брак в понедельник невозможно, и так, будто мы обо всем давно договорились, предложили немедленно ехать в мэрию. Мне не дали ни секунды на размышление, нарядили в самое красивое платье, помогли сесть в карету, а потом проводили в темную комнатенку – секретарь, вышедший нам навстречу, скривился, изображая любезный прием. Он открыл толстенные регистрационные книги, и наши свидетели начертали в них свои имена, а главное, титулы. Затем нас повели мрачными коридорами в зал с пыльными драпировками, над которыми царил галльский петух, там нас ждал человек, опоясанный лентой с кодексом законов в руках. До поры до времени я обозревала диковинки, которые меня окружали, потом не слушала обращенные ко мне положенные комплименты, следя за плавным покачиванием в зеркале огромного пера у меня на шляпе, но когда мне нужно было ответить «да», я очнулась от бесчувствия, похожего на летаргию, и поняла, что отдала свою жизнь, что эта жалкая комедия законности закует цепями мои мысли, волю, сердце… Слезы, хоть я их и прятала, душили меня, я чуть было не лишилась чувств в объятиях сестры»[102].

Мария Каппель спустилась на первую ступеньку лестницы, ведущей в темницу…